"Никогда не отступай" - читать интересную книгу автора (Форстен Уильям)

Глава 6

Если Гаарку и доводилось когда-либо переживать момент полного триумфа, так это здесь и сейчас. Как жаль, что его не видят те, кто знал его раньше, кто насмехался над ним и смотрел на него сверху вниз, кичась своим высоким происхождением, а не тем, что добился чего-то в жизни сам, как добился он.

Его галера приблизилась к усеянному камнями берегу и, снижая скорость, стала маневрировать. Он должен был непременно сойти с корабля первым — это вопрос чести. Этот момент войдет в историю, о нем сложат легенды. Судно врезалось носом в грунт и резко остановилось. От толчка Гаарк потерял равновесие и, перекувыркнувшись через низкий борт, приземлился на все четыре конечности прямо в грязь.

Он слышал, как вскрикнули окружающие, кто-то пробормотал, что это плохое предзнаменование. Лихорадочно соображая, как с честью выйти из столь щекотливого положения, он наконец погрузил руки в грязь по самые плечи, а затем поднялся и вытянул их вверх.

— Смотрите, воины! Я ухватился за эту землю обеими руками!

В ответ раздался торжествующий рев толпы; люди начали прыгать вслед за ним в жидкое месиво и вброд выбираться на берег. Счистив с себя грязь, Гаарк стал подниматься по скользкому береговому откосу, с удовлетворением отметив, что некоторые воины спешат подобрать отброшенные им комья грязи как талисман, приносящий удачу.

Десятки судов причаливали к берегу, с каждого высаживалось по восемьдесят воинов, которые выбирались на сухое место и строились разомкнутыми рядами, постепенно приближаясь к гряде холмов. Подлетевший дирижабль передал сообщение, что войска Республики находятся в часе пути от моря, если не дальше. Таким образом, атака получилась почти внезапной. Больше всего Гаарк боялся, что Кина вовремя предупредят и он помешает их высадке. В этом случае все усилия пойдут прахом, у них еще не было десантных судов с достаточно мощным вооружением, способным отогнать противника.

Правее от них войска бантагов атаковали форт. Если его защитники окажутся дураками и будут стоять до последнего, они рискуют попасть на ужин его воинам. Продолжали подходить суда с пехотой. Один из вновь сконструированных плоскодонных пароходов, подойдя к берегу, откинул спереди широкие сходни, по которым скатили первую из доставленных батарей. Десятки солдат, вооружившись кирками и лопатами, энергично прорубили проход в обрывистом береге, и уже через несколько минут пушки выкатили на твердый грунт, впрягли лошадей и двинулись в сторону холмов.

Подняв к глазам бинокль, Гаарк заметил на вершине холма горстку всадников. Не Ганс ли это? Он вгляделся. Нет, это не Ганс. Его Гаарк узнал бы сразу, почувствовал бы его вызывающий взгляд, проклятую несгибаемую дерзость. А в этом всаднике он ощущал только страх. Ну что ж, очень хорошо.

Из-за холмов на бреющем полете шли два воздушных корабля. Оказавшись над морем, они развернулись против ветра и приблизились к галерам, стоявшим недалеко от берега. К одной из галер были привязаны два небольших воздушных шара красного цвета. Первый из дирижаблей, снизившись, медленно пролетел над галерой и подхватил один из шаров. Вместе с шаром в воздух поднялись связанные цепочкой канистры с топливом. Второй дирижабль проделал то же самое с другим воздушным шаром. Когда войска закрепятся на берегу, то будет сооружена прочная площадка для посадки дирижаблей. Воины благоговейно наблюдали за новым трюком летающих машин и бросали на Гаарка восхищенные взгляды. Удивить их было нетрудно.

Но он уже переключил внимание на то, чем дорожил больше всего. Один из буксиров, тянувших четыре баржи, медленно подошел почти к самому берегу. Прицепленный сзади трос отвязали, и баржи остановились. К ним с обеих сторон подошли галеры, к которым с берега тянулись канаты. Затем галеры вместе с баржами подтянули к берегу.

Часть бортовой обшивки на носу одной из барж опустилась, и первый из броневиков, пронзительно свистя и испуская клубы черного дыма, съехал с баржи, завязнув передними колесами в жидкой грязи. С галеры тут же соскочили воины с толстыми деревянными лагами и уложили их перед броневиком. Гаарк затаил дыхание. Машина двинулась вперед, и вот уже ее средние ведущие колеса оказались на лагах, которые прогнулись и затрещали под ее тяжестью. Броневик медленно поехал к прорытому в обрыве проходу и начал карабкаться по склону. Дуло его пушки задралось к небесам. Достигнув верхней точки, машина на миг застыла, беспомощно вращая в воздухе передними колесами, затем центр тяжести сместился вперед, и броневик опустился, гулко стукнувшись о твердый грунт. Подъем был завершен.

Водитель победно нажал на клаксон, раздался пронзительный свисток, от которого у Гаарка мурашки забегали по спине. Неподалеку на берег выгрузили второй броневик, за ним третий, четвертый… Весело посвистывая, они покатили вслед за пехотными полками, а в хвост к ним пристроились обыкновенные пушки. Кто-то впереди стал скандировать: «Га-арк, Га-арк!..» — и вот уже вся колонна подхватила: «Га-арк, Га-арк!»

Довольно ухмыляясь, Гаарк ждал, пока подведут его коня. Вскочив на него, он подъехал к ближайшей бронемашине и перепрыгнул на нее. Затем знаком приказал ординарцу подать ему винтовку, притороченную к седлу. Гаарк поднял винтовку, и солнце заиграло на ее стволе. Воины, привыкшие бросаться в атаку с обнаженными мечами, выкинули в ответ винтовки с примкнутыми штыками.

— Га-арк! Га-арк! Га-арк!

Он с улыбкой посмотрел в сторону всадника на холме.

— Га-арк! — плыл рефрен в вечернем воздухе. Винсент опустил бинокль. Итак, это был он.

Он задумался, вспоминая все, что рассказывал ему о кар-карте Ганс. Он говорил, что Гаарк умеет читать чужие мысли, и Эндрю тоже верил этому. Да и сам Винсент почувствовал исходящую от вождя бантагов властную силу, от которой невозможно загородиться.

Оглянувшись на форт, он с ужасом увидел, что из западных ворот вырвалась колонна людей. Но они слишком долго выжидали: выстроившиеся цепью бантаги расстреливали беглецов с двух сторон.

Винсент сфокусировал окуляры бинокля на одном из стрелков и проследил за тем, как он после выстрела открыл казенник, вложил патрон, снова закрыл казенник, вставил капсюль и прицелился. Это была винтовка Шарпса, точно такая же, как и у воинов Республики. Скорострельность четыре-пять выстрелов в минуту. Он опустил бинокль — и без него было видно, как падают люди. Бантаги были хорошими стрелками и не промахивались даже с двух или трех сотен ярдов. Колонна защитников форта заметно поредела; те, у кого хватало сил, прибавили скорости и вырвались вперед. Но солдаты в черной форме быстро смыкали кольцо, вынуждая беглецов свернуть в северном направлении — там шел спуск к воде, и спастись было невозможно.

Вестовой рядом с Винсентом, плача, осыпал бантагов проклятиями. Винсент не обращал на него внимания. Оглянувшись, он увидел в миле позади приближавшуюся к ним батарею двадцатифунтовых пушек. Он раздумывал, где целесообразнее выбрать позицию — на этом гребне или подальше. К ним подтянулись и другие офицеры его штаба, глядевшие широко раскрытыми глазами на огромную армию, разворачивавшую силы на берегу.

Винсент взялся за дело.

— Передай приказ вон той батарее, чтобы заняли позицию на этом холме, — сказал он одному из ординарцев. — Два пехотных полка с винтовками Шарпса пусть встанут перед ними цепью.

Ординарец, отдав честь, поскакал выполнять приказ.

— А ты отправляйся к генералу Гордону, — обратился Винсент ко второму ординарцу, — и скажи, чтобы вся остальная дивизия окопалась на дальнем гребне позади нас. Кроме того, мне надо отправить сообщение главнокомандующему. Дайте мне блокнот.

Выудив из нагрудного кармана карандаш, он набросал записку:

«Сэр, основные силы бантагов высадились возле форта Хэнкок. Два умена пехоты с современным стрелковым оружием. С моря им оказывают поддержку восемь броненосцев и несколько сотен других судов. На вооружении у них не менее двадцати самоходных орудий, о которых рассказывал Ганс. Постараюсь удержать их; буду ждать дальнейших распоряжений».

Поставив подпись, он вручил депешу вестовому:

— Скачи во весь опор!

Он опять взял бинокль и направил его в сторону форта. Бантаги добивали последних воинов гарнизона. Один из бантагов, словно почувствовав, что Винсент смотрит на него, со смехом приподнял захваченного им человека за волосы, одним ударом меча перерезал ему горло и стал жадно лакать хлынувшую кровь.

Вокруг Винсента послышались гневные проклятия.

— Вот что значит поддаться панике, — холодно прокомментировал он. — Надо было держаться до последнего. Мы, возможно, выручили бы их.

Он знал, что это неправда. Люди неминуемо погибли бы, но они могли уничтожить немало врагов. Оставшиеся в живых защитники форта были окружены на берегу. Винсент с болью в сердце смотрел на то, как несколько солдат застрелились, предпочитая умереть, нежели попасть в плен. Бантаги между тем занялись заготовкой мяса. Отрубая у мертвых и раненых руки и ноги, они прицепляли их к своим ранцам — так охотник подвешивает к поясу подстреленную дичь.

Батарея была уже совсем близко, слышались крики погонщиков, подхлестывавших лошадей. К Винсенту подскакал с докладом молодой майор, командовавший батареей. Когда он увидел подступавшие к холмам полчища, у него отвисла челюсть.

— Майор, размещайте свою батарею прямо здесь. В первую очередь цельтесь в самоходки.

— Простите, во что, сэр?

— В бронированные самоходные орудия, черт побери! Вон, видите, черные уродцы, изрыгающие дым.

Не слезая с лошади, Винсент ждал прибытия батареи. Наконец артиллеристы, чертыхаясь и тяжело переводя дух, преодолели подъем и вкатили пушку на вершину. Лошадей распрягли и привязали на заднем склоне холма; там же разместили зарядный ящик, чтобы уберечь его от прямого попадания. Один из артиллеристов открыл ящик и стал ждать дальнейших распоряжений. Остальные в это время установили пушку на позиции, а сержант, командовавший расчетом, подкрутил винт вертикальной наводки.

Майор вопросительно посмотрел на Винсента, указывая на одну из бронемашин, окутанную клубами черного дыма. Винсент кивнул:

— Бронебойными снарядами заряжай!

Сержант передал приказ заряжающему, тот вдвоем с помощником вытащил из зарядного ящика еще один, поменьше, и извлек из него мешочек с порохом. Они побежали к пушке и вслед за снарядом запихали в казенник мешочек. После этого артиллеристы закрыли казенник и установили запал.

Командир батареи, стоя возле орудия, внимательно разглядывал бронемашину в бинокль.

— Прицел две тысячи восемьсот ярдов!

Винсент невольно улыбнулся, когда сержант заслонил рукой глаза от солнца и стал всматриваться в цель, проверяя, правильно ли его молодой командир определил расстояние. Наконец, удовлетворенно кивнув, он встал позади пушки и заорал подчиненным, чтобы они немного развернули ее вправо. Два артиллериста, напрягшись, ухватились за поперечный брус на конце хобота лафета и стали сдвигать орудие, пока сержант не вытянул обе руки вверх, давая сигнал, что теперь оно развернуто так, как надо.

Сержант, не обращая внимания на артиллеристов второго расчета, устанавливавших свою пушку по соседству, сделал несколько шагов назад, держа в руках вытяжной шнур.

— Всем отойти в сторону! — скомандовал он.

Люди отошли подальше от колес и хобота лафета.

Сержант дернул за вытяжной шнур. Взревев, пушка отпрыгнула назад, из ее жерла вырвался десятифутовый язык пламени, за ним с воем вылетел снаряд. Винсент наблюдал за ближайшим броневиком, отсчитывая секунды. Столб земли взметнулся в пятидесяти ярдах от машины. Он счел, что для первого выстрела это неплохо, однако майор недовольно отчитал подчиненных, которые тем временем прочистили ствол орудия и стали его перезаряжать. Выстрелили вторая и третья пушки батареи, затем четвертая. Снаряды рвались вокруг броневика; один из них угодил в пехотинца, не оставив от него и мокрого места.

До броневика оставалось чуть больше двух тысяч ярдов, и расстояние это сокращалось. Вслед за машиной вперед двинулась пехота. Винсент в нетерпении оглянулся и увидел, что цепь республиканских стрелков торопливо взбирается на холм. Офицер, шедший впереди, отдуваясь после подъема, подошел к Винсенту.

— Полковник Петрович, Седьмой Кевский, сэр!

— Цель перед вами, полковник. Надо остановить их пехоту.

Офицер ошеломленно поглядел на надвигавшуюся стену черных мундиров, затем угрюмо кивнул и стал расставлять своих людей на склоне холма. Над головой у Винсента просвистела пуля, что несказанно его удивило: бантаги открыли огонь с расстояния в тысячу ярдов. С их стороны это либо просто легкомыслие, либо они знали, что делали. Винсент подумал, не вооружены ли они снайперскими винтовками Уитворта.

Он принялся рассматривать тот броневик, на который взбирался Гаарк, в надежде, что кар-карт имел глупость до сих пор не слезть с него. Действительно, так оно и было!

В каждом из полков имелся свой снайпер, и Винсент решил попытать счастья. Разглядев в солдатской массе зеленую снайперскую форму, он подозвал стрелка к себе. Снова обернувшись к броневику, он увидел, что кар-карта там больше нет. «Черт возьми, неужели он понял, что я собираюсь сделать?» — удивился Винсент. Вдоль бантагской колонны, уже вне пределов досягаемости, скакал всадник на белом коне.

— Мы попали в него!

Винсент перевел взгляд на броневик, по которому стреляла батарея. В этот момент второй снаряд достиг цели, от брони во все стороны полетели искры и осколки. Однако машина продолжала как ни в чем не бывало двигаться вперед. Артиллеристы разочарованно застонали. Все, что смог сделать двадцатифунтовый снаряд, — это оставить небольшую вмятину в переднем щите брони.

Командир батареи вопросительно посмотрел на Винсента.

— Продолжайте обстреливать его. Подпустите поближе и пальните по нему изо всех стволов.

— Сэр, не следует ли нам отойти назад? — спросил один из штабных офицеров, с беспокойством указывая на левый фланг. Бантаги, расправившиеся с гарнизоном форта, поднимались по склону, огибая батарею дугой с севера. В узкий морской залив зашел один из броненосцев. Его носовое орудие выстрелило, и спустя несколько секунд послышался рев снаряда, разорвавшегося в полумиле позади.

— Подождем еще немного. Надо проверить, не можем ли мы все-таки пробить броню этой чертовой машины.

Стрелки 7-го Кевского полка приподняли прицелы, направив винтовки под острым углом. Между тем бантаги пристрелялись, вокруг Винсента засвистели пули. Один из ординарцев подскакал к нему и закрыл своим телом, хотя сам явно был напуган до смерти.

Винсент хотел было прогнать молодого человека, но у того на лице вдруг появилось изумленное выражение, и он рухнул вперед. Пулей ему снесло затылок.

Винсент подхватил ординарца; кровь вперемешку с мозгами забрызгала его мундир, и офицеры поспешили освободить его от этого бремени. Винсент, сжав зубы, старался сохранить невозмутимый вид. Юноша принял на себя пулю, предназначавшуюся Винсенту, а он даже не знал его имени.

Еще несколько снарядов ударились о броню самоходки и рикошетом отлетели в сторону. Броневик произвел ответный выстрел, снаряд разорвался в двадцати ярдах от одной из пушек, разметав осколки над головой артиллеристов.

Между тем вражеская батарея, двигавшаяся позади броневика, достигла намеченных позиций и начала устанавливать орудия. Винсент внимательно следил за тем, как они это делают. Бантаги действовали быстро и уверенно — чувствовалось, что они, в отличие от мерков, хорошо овладели этим видом оружия. Не прошло и минуты, как первая пушка уже открыла огонь, а за ней и другие. Из четырех посланных снарядов два не долетели до цели ярдов пятьдесят, третий просвистел у республиканцев над головой, зато четвертый врезался в землю прямо перед одной из пушек и, разорвавшись, искромсал ее левое колесо и уложил половину бойцов расчета.

Напротив их батареи остановилась повозка, с которой соскочили четыре бантага и стали разгружать какие-то трубы небольшого диаметра. Винсент с любопытством смотрел, как они устанавливают эти трубы, направив один из концов вверх и подперев его двуногим штативом. Он подумал, не ракетные ли это установки. Но тут всю группу обволокло дымом с соседней батареи. К тому же стрелки 7-го Кевского палили в возрастающем темпе, и лошадь под Винсентом испуганно шарахалась, мешая ему сфокусировать бинокль на одной точке.

— Сэр!

Он посмотрел в том направлении, куда указывал офицер. На левом фланге бантаги уже почти достигли вершины гряды, справа несколько рот бегом устремились к холму. Он оглянулся. Еще один республиканский полк с винтовками Шарпса был уже в полумиле от них, а на дальней гряде занимали позицию другие полки вместе со второй батареей.

— Ну ладно, давайте сигнал отходить, — сказал Винсент. — И впрямь пора убираться отсюда ко всем чертям.

Командир батареи, возившийся с поврежденной пушкой, приказал подчиненным принести запасное колесо.

— Плюньте на эту пушку, майор! — крикнул Винсент. — Подбирайте раненых и уматывайте отсюда, пока не поздно!

Наступающие бантаги, будто почувствовав, что люди собираются оставить позиции, с удвоенной энергией устремились на штурм, возможно надеясь посеять в рядах противника панику. Однако люди в 7-м Кевском не были неопытными новичками. Каждый второй в шеренге вскочил и отбежал на сотню ярдов назад, чтобы прикрыть огнем своих товарищей, которые остались на месте, дожидаясь артиллеристов. Те быстро погрузили пушки на повозки, впрягли лошадей и пустили их вскачь.

Дав последний залп, оставшиеся на позиции стрелки также бросились назад. В это время в двадцати ярдах от Винсента прогремел взрыв, затем еще три. Не прошло и десяти секунд, как еще четыре снаряда разорвались на хребте, убив часть отступающих пехотинцев.

Он опять посмотрел на бантагов с трубами. «Мортиры, вот что это такое, — подумал он. — Новый вид мортир». Один из бантагов поднес к верхнему концу трубы снаряд и, опустив его в ствол, отдернул руку.

Спустя секунду из трубы вырвалось пламя. Еще через несколько секунд операция повторилась. И все-таки было совершенно непонятно, как работает эта штука.

— Черт побери, сэр! Надо уходить!

Один из офицеров штаба, наклонившись в седле, схватил поводья Винсентовой лошади, чтобы развернуть ее. Винсент чуть было не выговорил ему, но вовремя осознал, что офицер совершенно прав. Он уже погубил одного из своих помощников, самым непростительным образом подставив себя под пули.

Винсент бросил последний взгляд на бронемашину. Она продолжала двигаться вперед. Единственными следами от попадания полдюжины снарядов были царапины на переднем щите. Этот паразит передвигался медленно, но был неуязвим. По обеим сторонам броневика неспешным шагом маршировали пехотинцы.

Снаряды, посланные мортирами, рвались со всех сторон, и Винсент невольно вздрагивал, когда над ухом пролетали осколки. Вдруг он почувствовал на себе чей-то взгляд и, обернувшись, опять увидел всадника на белом коне. Приподнявшись в стременах, Гаарк высоко поднял винтовку в насмешливом приветствии. Винсент хотел было ответить ему непристойным жестом, но одумался. Это недостойно кадрового военного. Он тоже привстал в стременах и послал ответное приветствие. Кипя от негодования, он пришпорил лошадь и стал спускаться с холма под издевательское улюлюканье бантагов.

Эндрю в ярости накинулся на офицеров своего штаба:

— Мать вашу так и разэтак! Может мне кто-нибудь объяснить, что происходит?

Майор, командовавший ротой штабных связистов, побледнев, стоял перед ним навытяжку.

— Сэр, телеграфная линия перерезана. Я уже докладывал, сэр, что мы постоянно высылаем ремонтные бригады, но не успевают они восстановить связь, как тут же один из этих треклятых дирижаблей приземляется и опять перерезает провода.

Эндрю готов был растерзать майора. Рушилось буквально все. Среди офицеров штаба назревала паника. Из окна он видел, что железнодорожная станция тоже превратилась в сущий бедлам. Люди бестолково носились взад и вперед, офицеры надрывали глотку, пытаясь навести порядок, и ожесточенно спорили друг с другом. Артиллерийский капитан хотел загрузить в поданный состав свои пушки, тогда как командир пехотного подразделения с пеной у рта доказывал, что это место предназначено ему.

Майор-связист обреченно ждал своей участи. Вдруг Эндрю заметил Эмила, прислонившегося к дверному косяку. У доктора, ярого и непримиримого борца с курением, изо рта торчала сигара! Это зрелище настолько потрясло Эндрю, что он даже на миг забыл о майоре. Эмил незаметно кивнул Эндрю, приглашая его выйти.

— Короче, позаботьтесь о том, чтобы связь работала! — рявкнул Эндрю напоследок майору и промаршировал вслед за доктором на крыльцо.

— Ты теряешь над собой контроль, — спокойно произнес Эмил.

— Попрошу не читать мне нотации! — вспыхнул Эндрю. — Нашел момент! У меня под началом три армии, разбросанные по всем сторонам света, и я не могу связаться ни с одной из них!

— Три армии и три отличных командующих, — невозмутимо возразил Эмил и, положив руку другу на плечо, отвел его подальше от крыльца, чтобы их не слышали другое. Вынув сигару изо рта, он отдал ее Эндрю и зажег для него спичку. Эндрю раскурил сигару.

— И очки у тебя опять испачкались, — добавил доктор, покачав головой и снимая с Эндрю очки. Это была одна из множества досадных мелочей, с которыми однорукому человеку трудно справиться самостоятельно. Дома за состоянием его очков обычно следила Кэтлин.

Вытащив платок, Эмил протер очки и заботливо водрузил их на место.

— Ну вот, так-то лучше.

Эндрю энергично втянул в себя сигарный дым, глубоко затянулся и с шумом выдохнул.

— Еще до того, как линия вышла из строя, и Пэт, и Ганс успели получить предупреждение о том, что на их фронте что-то затевается, — сказал Эмил.

— Да, но я не знаю, что они делают, и это меня бесит! — воскликнул Эндрю и опять затянулся так глубоко, что у него слегка закружилась голова и заколотилось сердце.

— Они делают то, что надо.

— Никогда еще мне не приходилось командовать, находясь в таком идиотском положении! — пожаловался Эндрю. — Я практически всегда был на месте сражения и видел, что там происходит. Я чувствовал настроение своих людей и понимал, как развиваются события, что предпринимает противник и, главное, что он собирается предпринять. Только раз ситуация вышла из-под контроля — когда мы потеряли на Потомаке Третий корпус вместе с Гансом. Сейчас, похоже, тот случай, если не хуже.

— Это было четыре года назад, Эндрю. С тех пор все изменилось, характер войны изменился, и ты должен принять это как факт. События развиваются так, как они должны развиваться, совершенно независимо от того, присутствуешь ты при этом или нет. Так что тебе остается только набраться терпения и ждать.

Эндрю пробормотал сквозь зубы ругательство.

— Правда, тебе это всегда плохо удавалось, — прибавил Эмил с улыбкой.

Эндрю на миг отвлекся, наблюдая за тем, что делается в гавани. Незадолго до полудня пришел продырявленный и скособоченный «Фредериксберг». Ему пришлось выдержать схватку с одним из бантагских броненосцев. Он потопил вражеское судно, но был вынужден ретироваться, когда увидел, что на сближение с ним идут еще три броненосца. В данный момент команды «Питерсберга» и «Фредериксберга» занимались выгрузкой корабельных орудий. Двадцать лошадей волокли одну из пятидесятифунтовок вверх по склону холма, чтобы установить ее в земляной крепости, охранявшей вход в гавань. Тоненькая струйка дыма на горизонте выдавала местонахождение одного из бантагских кораблей.

«Удивительно, как быстро соотношение сил переменилось на прямо противоположное, — подумал Эндрю. — Наш порт блокирован, и мы можем только гадать, что происходит за горизонтом». До сих пор он не осознавал до конца роль морского флота. А ведь Буллфинч постоянно говорил о том, что именно от флота будет зависеть исход этой войны. На деле же они почувствовали это только сейчас. Гаарк получил возможность нанести удар везде, где пожелает, вдобавок в его распоряжении был воздушный флот. Эндрю подумал о новом мониторе, строившемся на верфях. Он мог бы стать грозным оружием в их руках, но теперь превратился всего лишь в груду железа, которую скорее всего придется взорвать.

— Ну что, полегчало?

— Черт побери, Эмил, почему ты разговариваешь со мной как с ребенком?

— Я твой лечащий врач, Эндрю, и это позволяет мне вести себя таким образом.

Эндрю вздохнул:

— Я чувствую себя беспомощным, Эмил. Я глух и слеп. Я просто-напросто не знаю, что творится вокруг и что мне делать дальше.

— Для начала наведи порядок вон там. — Эмил кивнул в сторону железнодорожной станции. — Отправь отсюда все, что можно, и дожидайся Десятый корпус из Рима — Марк непременно приведет его на подмогу. А завтра произойдет одно из двух: либо мы удержим Форт-Хэнкок, либо потеряем его вместе с Джанкшн-Сити, а затем бантаги перекроют железнодорожную линию. И что тогда?

Эндрю издал тяжелый вздох. Потеря узловой станции — это катастрофа. «Гансу придется пробиваться с войском через Зеленые холмы, — подумал он, — а если бантаги перекроют все проходы, то он окажется в ловушке. Пэту подобная участь вряд ли грозит — он в любой момент может вернуться по железной дороге. Вот только куда? В лучшем случае ему придется отбивать у бантагов Джанкшн-Сити. При этом фронт приблизится на сотни миль к границам Республики. У бантагов в тылу будет порт — надежная база — и неограниченное пространство для маневра. Нам же, весьма вероятно, придется отступать до самого Рима, а они в конце концов обставят нас в производстве вооружения и разгромят».

Тут он понял, что бесполезно пытаться решить все проблемы сразу. Прежде всего надо отправить войска на поддержку Винсенту и уповать на то, что Ганс и Пэт сумеют справиться с ситуацией.

Эта мысль вызвала у него улыбку. Не Ганс ли научил его самого всем премудростям военного искусства и разве не Пэт спас их армию при отступлении с Нейпера, а потом успешно удерживал центр обороны под Испанией?

— Сдаюсь, Эмил, ты, безусловно, прав.

Эмил удовлетворенно кивнул, затем вдруг выхватил у Эндрю сигару и бросил ее на землю.

— Курить вредно, Эндрю.

Эндрю улыбнулся:

— Эмил, я отправляюсь в Джанкшн-Сити. Возможно, железнодорожное сообщение с Гансом еще не нарушено, и с Римом тоже. Ты оставайся здесь и готовь раненых к отправке. Если удастся связаться с Пэтом, передай ему, чтобы переходил Шенандоа и был готов к возвращению.

— Слушаюсь, сэр!

Не тратя больше слов, Эндрю крутанулся на каблуках и вышел. Вернувшись в штаб, он объявил своим офицерам, чтобы они готовились к отъезду.

Эмил следил за ним. Убедившись, что Эндрю его не видит, он вытащил из кармана еще одну сигару, раскурил ее и медленно поплелся к себе в госпиталь.

Ружейный залп прогремел среди деревьев, листья и сучья посыпались Пэту на голову. Он натянул поводья, увидев, что один из сержантов вместе с группой рядовых уходит с линии огня.

— Эй, сержант, куда это, черт побери, вы уводите свое отделение?

— Досточтимый сэр, я отвожу свой полк в тыл на перекур.

Пэт, не находя слов, взглянул на усталое, почерневшее от порохового дыма лицо:

— Шоп Мак-Дугал?!

— Он самый, Пэт О'Дональд.

Пэт уже созрел для того, чтобы задать сержанту хорошую взбучку, но сдержал себя, внимательно посмотрев на самого Мак-Дугала с простреленным знаменем через плечо и полтора десятка изможденных людей, сгрудившихся вокруг своего сержанта.

— Что-то я не вижу тут полка.

— Ну как же, дружище, вот же он, злосчастный Тридцать третий Римский полк.

— Ты так и не бросил пить, Мак-Дугал?

— Да, сукин ты сын, ты прав как никогда. А у тебя, что, тоже проблемы с этим?

— Где же остальные люди?

Мак-Дугал покрутил головой:

— Да, вот именно, где?

Раздался еще один залп, и Пэт невольно вздрогнул, когда пуля ударилась о ствол дерева в каком-то футе от него, обрызгав его древесным соком и обсыпав щепками.

Мак-Дугал усмехнулся.

О'Дональд вопросительно взглянул на офицеров своего штаба.

— Тридцать третий Римский должен был стоять на крайнем левом фланге, сэр.

В лесу раздался грохот бантагской пушки. Вражеские стрелки, до которых было всего пятьдесят ярдов, усилили огонь. Строй республиканцев дрогнул, часть их отступила. Бантаги тотчас устремились в образовавшуюся брешь. На выручку кинулась рота, стоявшая в резерве, и завязался ожесточенный рукопашный бой.

Мак-Дугал наблюдал за схваткой абсолютно безучастно — видно было, что он навоевался до полного отупения.

— Мак-Дугал, что там у вас произошло? — спросил Пэт, кивнув в сторону севера.

— Нас застукали со спущенными портками, вот что произошло. Они налетели со всех сторон, вопя, как дьяволы. Я сказал полковнику — это, говорю, Чанселлорсвилль, и он убедился, что я прав, да… И никто из тех, на ком была офицерская форма, не знал, что делать. Тогда я сказал себе: Шон, говорю, вот неплохой случай, чтобы сделаться командиром полка. Ну вот и сделался. — Совершенно не интересуясь тем, какую реакцию вызвали его слова, он полез в заплечный мешок, вытащил оттуда бутылку и, приложившись к ней, допил содержимое до конца, после чего грохнул бутылку о дерево. — Ну примерно час мы отбивались, потом кончились снаряды. А у этих нестриженых нехристей были такие странные трубки, вроде мортир, которые стреляли снарядами. Они понавтыкали их вокруг и раздолбали все, что было в форте. А потом они вломились вовнутрь с западной стороны — с западной, прошу учесть, сзади. Ну я собрал тех ребят, кому удалось уцелеть, и прорвался вместе с ними.

Между тем республиканцам удалось залатать дыры в обороне, но под натиском противника они стали отступать. На западе послышалась перестрелка, — видимо, атака бантагов возобновилась и там. Пришло время отходить. Им-то до железной дороги оставалось совсем немного, но 1-й и 9-й корпуса отстали, растянувшись на несколько миль, а с востока надвигались не менее двадцати бантагских уменов.

— Да-а, Пэтруша, в хорошенькое местечко мы с тобой попали, нечего сказать! — возопил Мак-Дугал. — Прямо меж двух огней!

Усмехнувшись, Пэт подумал, что сержант очень точно охарактеризовал обстановку. Ему уже сообщили, что форт на северном фланге 11-го корпуса принял на себя основной удар бантагских частей, брошенных в наступление на фланге, и намертво застопорил его, удерживая позиции в течение целого часа, что позволило остальным полкам корпуса вовремя перестроиться и избежать полного разгрома в отличие от некоторых других подразделений. Может быть, эта стойкость объяснялась тем, что им просто некуда было отступать, а может, в этом была заслуга Мак-Дугала. Пэт подозревал, что сыграло роль и то, и другое. Не мог он не подивиться и тому, как этому старому пьянчуге удалось провести своих людей три мили по лесу, который кишел жаждущими крови бантагами.

— Веди людей в тыл, Шон. Ты и так сделал сегодня немало.

— Уж это точно, черт побери, — проворчал Мак-Дугал. Повернувшись к остаткам полка, он пролаял команду, и молодые римские воины, вскинув винтовки на плечо, строем отправились в тыл. Пэт двинулся вслед за ними вместе с последней цепью отступавших стрелков.

— Этот тип вполне заслужил «Почетную медаль», — заметил он штабным офицерам. — Боюсь только, он обменяет ее на бутылку водки при первой возможности.

Пуля пролетела так близко, что Пэт почувствовал ветерок на щеке. Повернув голову, он увидел выбегавшего из леса бантага, который на ходу перезаряжал винтовку. Он выхватил пистолет и трижды выстрелил. Одна из пуль сразила громилу. Но за ним показались еще фигуры, и, пришпорив лошадь, Пэт бросился наутек, петляя среди деревьев и пригибаясь, чтобы уклониться от низко растущих веток. Наконец он добрался до места, где перестраивались отступившие части. Местность здесь была очень удобной для обороны — к северу она шла под уклон, деревья росли мощные, за каждым могли спрятаться два человека. Не успел Пэт миновать выстроившуюся цепь воинов, как все они выстрелили разом, совершенно оглушив его.

По звукам, доносившимся из леса, он понял, что бантаги пошли в атаку. Батарея десятифунтовок, которую с трудом протащили по узкой лесной тропе, заняла позицию, и ее командир заорал пехотинцам, чтобы они не болтались в зоне обстрела. Те мгновенно свернули с тропы. Остановившись позади батареи, Пэт от удовольствия крякнул, когда все четыре орудия послали в лес заряд двойной картечи, содравшей с деревьев кору и сломавшей множество веток, а заодно прервавшей атаку бантагов.

— Генерал!

К нему приближался Рик Шнайд, которому Пэт поручил организовать отход.

— Как дела? — крикнул Пэт.

— Они воодушевились, вообразив, что победа уже близка, и рвутся вперед с удвоенной силой. По пути мы потеряли в чаще пару батарей. Я приказал нашим занять оборону возле самой станции. Уже начали загружать в вагоны раненых, но боюсь, что многим ребятам придется уходить на своих двоих.

Бантаги опять пошли в атаку; лошадь Пэта взбрыкнула, когда пролетевшая пуля задела ее ухо.

— Сэр, не слишком ли здесь горячо? — спросил Шнайд. — По-моему, вам лучше отправиться туда, где вам полагается быть.

Пэт пропустил его слова мимо ушей и послал лошадь легкой рысью вдоль цепи стрелков, размахивая шляпой, — для поддержания боевого духа воинов.

— Не отставать, не отставать! — кричал Винсент. — Вы что, хотите стать обедом для этих гурманов?

Поравнявшись с группой еле тащившихся по открытой степи солдат, он достал саблю и, держа ее плашмя, принялся шлепать отстающих по спине, в ответ на что те только бросали на него возмущенные взгляды.

— Шевелитесь же, черт побери! Они окружают нас!

В сгущавшихся сумерках на юге виднелась черная масса бантагской пехоты, которая устремилась в погоню, надеясь обойти отступающих с фланга. А людям уже не хватало сил, чтобы ускорить шаг.

Мимо просвистел снаряд, разорвавшийся на склоне холма и унесший жизни нескольких человек. В миле позади медленно, но неотступно за ними следовали самоходки в сопровождении пехотинцев, которые бросались вперед и, встав на колено, стреляли, затем поднимались и снова обгоняли машины.

Он знал, что на холме перед самым Джанкшн-Сити их ожидают свежие части — 2-я дивизия 5-го корпуса, подошедшая вечером. Один из солдат рядом с Винсентом вдруг молча опустился на четвереньки, хватая ртом воздух и отплевываясь кровью. Его товарищи остановились, чтобы поднять его.

— Вы ему уже не поможете, оставьте его! — крикнул Винсент.

Сержант гневно посмотрел на него:

— Черт побери, сэр! В Седьмом полку не принято оставлять врагам убитых и раненых.

— Давайте его мне! — приказал Винсент, и они посадили умирающего на лошадь перед Винсентом. Крепко прижимая солдата к себе, он вдруг почувствовал, что тело в его руках обмякло. Достигнув вершины холма и миновав цепь стрелков, он отпустил тело, и оно упало на землю.

Солдаты 2-й дивизии уже вырыли небольшие окопы около фута глубиной, устроив из дерна и земли что-то вроде бруствера. Бойцы 1-й дивизии, выдохшиеся после десятимильного марш-броска по степи, без сил валились на землю и с жадностью пили воду из фляжек, которую им пожертвовали еще не успевшие повоевать солдаты.

Понимая, что должно произойти, Винсент велел передать по дивизии приказ продолжать отход к укреплениям, непосредственно защищавшим город. Вдали послышался паровозный свисток — с северо-востока к городу приближается состав, везущий пушки и пехоту.

Спешившись, он отдал дрожавшую от усталости лошадь ординарцу и поднялся на гребень холма. По всему переднему склону карабкались вверх отставшие солдаты 1-й дивизии. Бантаги уверенно и стремительно приближались к холму. Воины 2-й дивизии кричали своим товарищам, что те мешают им стрелять. Некоторые из бойцов, собравшись с силами, делали последний решительный рывок к спасительному рубежу, другие просто падали на землю или оборачивались в сторону врага, готовясь дорого продать свою жизнь.

— Прицел двести ярдов, залпом, готовсь! — прозвучала команда.

Винсент, стиснув зубы, промолчал.

— Целься!

Воины, оказавшиеся меж двух огней, вжались в землю.

— Огонь!

Ослепительная вспышка высветила все вокруг на полмили. Немало солдат, оставшихся на склоне, были сметены огнем. Первые ряды наступающих бантагов исчезли в дыму.

— Прицел сто ярдов, залпом, готовсь!

Те из бойцов 1-й дивизии, кому удалось выжить, продолжали взбираться на холм. Винсент понимал, что командир дивизии не хочет вести беглый огонь, чтобы дать людям шанс добраться до окопов в промежутках между залпами. По-видимому, бантаги тоже это поняли и кинулись вперед с удвоенной энергией, но, увидев, что стрелки приготовились к следующему залпу, снова залегли.

Винсент выругался. Эти подонки хорошо, слишком хорошо, подготовлены к современной войне. Мерки и тугары просто перли бы вперед беспорядочной толпой, исступленно вопя и не обращая ни на что внимания. Бантаги же, переждав залп, опять ринулись в атаку.

— Беглый огонь!

Батарея справа от Винсента, до сих пор посылавшая снаряды по высокой траектории на гряду холмов, где стояли бантагские пушки, теперь опустила стволы орудий и зарядила их двойной картечью. В это время наступающие бантаги дали залп из винтовок, который уничтожил большую часть несчастных, так и не успевших добраться до своих. Батарея открыла огонь, когда до основной массы бантагов оставалось меньше пятидесяти ярдов, а некоторые уже ворвались в окопы и перешли в штыковой бой. Пушки стреляли практически в упор, и куски развороченных снарядами тел разлетались на двадцать ярдов и дальше. Стрелки роты поддержки, расположившейся вокруг орудий, отогнали своим огнем остатки бантагов.

Вражеская атака захлебнулась. Винсент молча наблюдал за тем, как отступают последние бантаги. Они ринулись на холм импульсивно, надеясь прорваться сквозь линию обороны на хвосте у отступающих бойцов 1-й дивизии, но реальных шансов взять высоту у них не было. Несколько воинов, чудом уцелевших на склоне холма, наконец получили возможность спастись.

К Винсенту подошел командир дивизии:

— Атака не такая уж и страшная, сэр.

— Подождите, это только начало, — отозвался Винсент, указывая на противоположную гряду холмов. Там уже заняли позицию несколько артиллерийских батарей; показались темные силуэты бронемашин.

«Хорошо, что эти монстры могут делать не больше двух миль в час, — подумал Винсент, — а то нам пришлось бы худо».

Командир батареи приказал артиллеристам взять бронемашины на мушку, но Винсент крикнул ему, чтобы они стреляли по пушкам.

Воины 2-й дивизии, впервые увидевшие самоходки, тревожно переглядывались, а их товарищи из 1-й дивизии, расположившиеся цепью чуть выше, подливали масла в огонь, уверяя, что ничто не может остановить эти бронированные чудовища.

Первая волна бантагов, откатившись в узкую долину между двумя грядами холмов, спряталась за валунами у извивавшегося по дну долины ручья и начала отстреливаться. Одна из пуль попала в артиллериста рядом с Винсентом. Он согнулся пополам и рухнул на землю.

Часть республиканских стрелков вела огонь по бантагам, засевшим в долине, другие — по следующей волне атакующих, спускавшейся с противоположного склона. В ответ бантаги ввели в бой мортиры, обстреливая траншеи и заставляя людей прятаться от разрывающихся снарядов. Караван броневиков продолжал двигаться вперед, рассыпая искры при попадании ружейных пуль.

— Итак, вот оно, их новое оружие.

Винсент изумленно обернулся и, вытянувшись, отдал честь Эндрю.

— По вашему виду можно догадаться, что вам сегодня досталось, Готорн.

— Мы потеряли почти половину личного состава Первой дивизии, сэр. Это моя вина — нельзя было выдвигать их так далеко вперед.

— Вы же не знали сил противника. Я на вашем месте сделал бы то же самое, пошел бы на выручку к форту.

Эндрю, не обращая внимания на свистевшие пули, стал разглядывать в бинокль бронированные самоходки.

— Именно так Ганс их и описал. Способны ли наши двадцатифунтовки что-нибудь сделать с ними?

— Мы подпустили их на двести ярдов, но все равно снаряды отскакивают от брони, как мячики, — с досадой ответил Винсент. — Я очень сожалею, сэр, но мы потеряли целую батарею — одно из орудий при первой атаке бантагов, остальные три при попытке закрепиться на позиции.

Эндрю кивнул, ничего не ответив. Потери были одним из непременных условий игры, которую они вели.

— Значит, остановить их на первом рубеже не удалось.

— Нет, сэр, мы лишь задержали их ненадолго.

Эндрю посмотрел на северо-восток, в сторону Джанкшн-Сити. В вечерних сумерках было видно, как бригада рабочих разгружает с платформы тяжелую пятидесятифунтовую пушку и две тридцатифунтовые, привезенные им из Порт-Линкольна. Несколько лошадей уже тащили одно из орудий в восточном направлении, где его должны были установить в земляной крепости за пределами города.

Он опять перевел взгляд на броневики, оценивая их скорость. К тому времени, когда они доберутся до города, уже стемнеет. Продолжит ли Гаарк атаку? Вне всякого сомнения. Он же понимает, что через двенадцать часов к ним может прибыть многотысячное подкрепление с трех сторон.

Винсенту удалось выиграть время, достаточное для подвозки тяжелых орудий, и не стоило дополнительно терять людей, пытаясь задержать противника на промежуточном рубеже.

— Смотрите, это он! — воскликнул Винсент.

На противоположной гряде показался всадник на белом коне. Эндрю, подняв к глазам бинокль, внимательно разглядывал его. Гаарк остановился и, развернув лошадь, тоже достал бинокль.

«Любопытно, — подумал Эндрю. — Очевидно, он и вправду умеет читать мысли, вроде кар-карта мерков Тамуки». Смутное ощущение чего-то постороннего в мозгу, беспокоившее его вот уже несколько месяцев, стало теперь вполне явственным. Но в отличие от Тамуки в Гаарке чувствовалась не первобытная ярость, а трезвая холодная расчетливость, служившая своего рода зеркальным отражением собственных мыслей Эндрю.

Эндрю почувствовал себя как актер на сцене, от которого ожидают каких-то действий. Он понял, что Гаарк хочет испытать его, угадать его намерения, и решил, что не следует проявлять никаких чувств — ни испуга, ни гнева — не раскрывать себя. Ощущение было непривычное. Если с Тамукой это был просто обмен примитивной ненавистью, демонстрацией силы и решительности, то здесь ощущалась попытка прочитать чужие мысли, интеллектуальная игра вроде шахмат, где каждый из игроков планирует свои действия, старается угадать ответные ходы противника и перестраивает свой план в зависимости от этого.

«Да, ты выиграл дебют», — подумал Эндрю. Не было смысла скрывать это. Он опустил бинокль, и телепатическая связь прервалась.

— Поехали, Винсент, — произнес он спокойно. — Надо перевести ребят в крепость. Впереди у нас долгая ночь.

«Чем сложнее план, тем больше вероятность, что он провалится», — уже не в первый раз подумал Джурак, ехавший верхом по насквозь продымленному лесу. Лошадь осторожно ступала среди валявшихся тел и вдруг шарахнулась в сторону, когда умирающий человек со стоном перекатился на бок и потянулся за револьвером. Несколько выстрелов, произведенных офицерами штаба, навечно успокоили его. Проезжая мимо полевого госпиталя, Джурак старался не обращать внимание на наваленные грудой конечности, стоны раненых и вонь, доносившуюся от погребальных костров.

Они заплатили непомерно высокую цену за выигранный бой. Пятьдесят тысяч убитых и раненых, а ведь предполагалось, что сегодня будет последнее решающее сражение и раса людей перестанет существовать. Но карт, командовавший подразделениями на фланге, не мог отказать себе в удовольствии сразиться еще раз. Вместо того чтобы выйти на дорогу, отсечь отступающие части противника и занять оборону, он потратил полдня на утомительный марш и напал на резервные войска. Он, конечно, основательно их потрепал, но его уверения, что он уничтожил целый корпус, были чистейшей ложью, придуманной, чтобы оправдать допущенную ошибку.

После окончания кампании Гаарк скорее всего приказал бы казнить карта за глупую самонадеянность, но тот избавил их от хлопот, самостоятельно отправившись к праотцам при последнем решительном штурме вражеских укреплений.

Впереди слышался шум продолжающегося боя, хотя наступила ночь и большинство бантагов прекратили наступление — гнева лесных духов они боялись больше, чем оружия янки. Люди не испытывали никаких суеверных страхов и отчаянно сражались, вытаскивая свои подразделения из западни, в которой, согласно планам Гаарка, они должны были погибнуть.

Да, они были разгромлены и отступали, но до полной и окончательной победы было далеко, и это совсем не нравилось Джураку.

— Сэр, мы не можем связаться с Джанкшн-Сити — сегодня утром бантагский дирижабль опять перерезал линию. Сколько мы ни исправляем повреждения, тут же появляются новые.

Ганс Шудер с досадой пробормотал что-то и соскользнул с седла возле полевой телеграфной станции. Командовавший пунктом связи капитан сидел за столом и отмечал на карте места, где была повреждена телеграфная линия. Он был бледен и в свете керосиновой лампы походил на привидение.

— Когда и откуда было получено последнее сообщение?

— Перед наступлением темноты в десяти милях от города остановился поезд, перевозивший раненых в Джанкшн-Сити. Бригада, обслуживающая состав, сообщила, что большое количество бантагских пехотинцев движется в сторону железной дороги, а вокруг самого города ведутся бои с ними. Машинист, столкнувшись с бантагами, дал задний ход. Это произошло совсем недавно.

Ганс, вздохнув, опустился на табурет возле стола. Чертыхаясь, он потер спину и выразил удивление, что находятся дураки, которым нравится верховая езда. Посмотрев на него, капитан полез в свой вещмешок и достал оттуда фляжку. Ганс с благодарностью сделал большой глоток и вернул фляжку капитану.

— От полковника Кина ничего не было?

— Вот телеграмма. Получили ее около четырех часов, когда на несколько минут удалось восстановить связь.

Взяв у капитана телеграмму, Ганс поднес ее к свету и, прищурившись, стал разбирать грубо отпечатанные буквы кириллицы. «Вот черт, почему бы нам не научить их всех английскому или немецкому, вместо того чтобы мучиться с этой тарабарщиной?» — подумал он. Теперь решить языковую проблему стало еще труднее — больше половины всех военнослужащих Республики были римлянами, и они хотели, чтобы официальным языком в армии был признан латинский. В конце концов он попросил капитана прочитать ему телеграмму.

«Ганс, еду в Джанкшн-Сити. Сообщают о мощном десанте в Форт-Хэнкоке, не меньше дюжины бронемашин. Полагаю…» — Капитан остановился. — В этот момент связь была прервана, сэр.

«Что он полагает? — подумал Ганс. — И что теперь делать?» Он облокотился о стол, потирая глаза. С юга доносился треск ружей, перебиваемый иногда раскатами пушек. Они находились в двадцати милях впереди линии оборонительных укреплений, откуда оставалось еще почти сорок миль до конечной железнодорожной станции, от которой тянулась двухсотмильная линия до Джанкшн-Сити. Вполне вероятно, что наутро бантаги взорвут пути где-нибудь милях в тридцати или сорока от станции.

— Сколько у нас на станции составов? — спросил Ганс.

Капитан порылся в своих бумагах:

— Десять, сэр.

Всего десять составов на три армейских корпуса. Ситуация все больше напоминала старую историю с гибелью 3-го корпуса на Потомаке. С юга подступали восемь или десять бантагских уменов, а между ними и основными силами в Джанкшн-Сити вклинился Гаарк со своей армией. Даже если бы Эндрю удалось удержать город, Гаарк мог повернуть к югу и, перекрыв все проходы в Зеленых холмах, устроить Гансу веселую жизнь. В случае если Ганс потеснит его, Гаарк всегда мог отступить к побережью, погрузиться на суда и высадиться где-нибудь в другом месте. Все это совсем не радовало Ганса.

— М-да, капитан, — произнес он. — Вам не кажется, что мы, похоже, сунули голову в петлю и выставили голую задницу в ожидании пинка?

Капитан предпочел промолчать.

«Гаарк ждет, что я отступлю на север, — внезапно догадался Ганс. — Он чуть ли не просит меня сделать это. Значит, надо сделать то, чего он не ждет, и сделать немедленно».

Посмотрев на капитана, он улыбнулся:

«Да, сынок, сегодня ночью тебе придется потрудиться».

— Развивайте атаку! — прорычал Гаарк. — Развивайте атаку!

Расхаживая в раздражении перед штабом, он указал на город, лежавший в долине. При этих словах кар-карта по долине разнеслось эхо далекого паровозного свистка.

— Я знаю, бойцы устали. Они сражались хорошо, но мы должны были взять эту узловую станцию до захода солнца. Прошло уже два часа после захода, а она все еще у них.

— Мой карт, но ведь уже ночь! — прошептал кто-то в темноте.

— Да, ночь. Ну и что?

— Мы никогда не сражались ночью, мой карт.

— Чтоб вам всем пусто было! — взорвался Гаарк. Он повернулся к командиру отряда броневиков. — Ты-то, по крайней мере, поведешь свои машины в атаку?

Офицер презрительно посмотрел на остальных и снисходительно улыбнулся:

— Разумеется, мой карт. Мои воины не трусы.

Остальные поглядели на него с нескрываемой ненавистью: это было самое страшное оскорбление для бантага. Гаарк резко повернулся к ним:

— Мы учились сражаться ночью, разве не так? Вы при этом, правда, не верили, что нам придется делать это. Духи предков будут с презрением смеяться над вами, как они смеются над тугарами и мерками, проигравшими войну человеческому отребью. — Молча он обвел всех взглядом. — Мы выступаем прямо сейчас. Тот, кто откажется, будет трусом.