"ЭДЕМ-2160" - читать интересную книгу автора (ПАНАСЕНКО Григорий)

Глава 12

Бесконечная закрученная спираль виток за витком проходила перед глазами. Это действовало усыпляюще на кого угодно, только не на Саймона. Бросив беглый взгляд на столбцы цифр, парившие в голографическом проекторе над столом, он отодвинул монитор и быстро набрал ряд символов на клавиатуре. Из принтера выползла пластиковая лента с большим желтым оттиском, и Саймон отправил ее в папку "на подтверждение". Его рука потянулась за следующей дискетой.

Остановившимся взглядом Саймон смотрел на ярлык, на котором черным по белому стилизованным шрифтом значилось: "Айзек Эйнджил Блексмит". Медленно и осторожно он втолкнул дискету в прорезь панели. На экране появилась заставка загрузки: двойная спираль на фоне схематических фигур женщины и мужчины, держащих за руки ребенка. Когда компьютер выдал знакомый рисунок ДНК, Саймон на секунду прикрыл глаза.

Вытерев пот со лба, он положил руки на клавиатуру: работа началась. Двадцать пять минут кропотливых поисков вымотали Саймона сильнее, чем весь день до этого. Получив результат, он пересчитал его еще раз: сомнений быть не могло – природа не оставила ни одной лазейки.

Воспаленными глазами он всматривался в гнетущие строки: сумма генетических отклонений 19,899%, риск онкологических заболеваний – 98,734%, высокая вероятность появления новообразований арахноидальной оболочки головного мозга, врожденная недоразвитость клеточной структуры печени. Саймон обхватил голову руками. Прошла минута, три... пять...

Негнущимися пальцами вытащив из пачки сигарету, он закурил – впервые на рабочем месте. Дым обволакивал полупустой стол, но даже через тягучие, синие полосы предательская спираль ярко отсвечивала зеленовато-бирюзовым. Рубиновый глазок телекамеры, не мигая, смотрел в спину Саймону. Столбик пепла вырос и упал на стол.

Медленно размяв окурок в чашке Петри, он поднял взгляд на экран, где вальсировала нить ДНК. Также медленно он нажал на клавиатуру принтера. Весело жужжа, тот выдал пластиковую карту с ярко-красным оттиском, на котором жирно высвечивалось – С-1.

Саймон отложил лист в папку "на подтверждение".

Когда за окнами стемнело и зажглись плафоны-автоматы, он погасил терминал и вышел из лаборатории. Секретарша терпеливо сидела за своим столом, хотя рабочий день уже давно закончился. По просьбе Саймона она приготовила ему черный кофе и принесла его в маленькой чашке в кабинет. Саймон поблагодарил и отпустил секретаршу домой, пообещав закрыть кабинет.

После того, как за Магди закрылась дверь, Саймон приоткрыл металлическую фрамугу в приемной и закурил, сидя на подоконнике. Он опять пытался найти выход для Айзека Блексмита и не находил. Окурок обжег пальцы и красной кометой полетел в темноту уличного провала. Саймон раскурил новую сигарету. Разумеется он мог бы добавить эти несчастные доли процента, и даже больше. Пусть бы ребенку присвоили статус В-3. Все равно ему, Саймону, ничего бы не было – это допустимая погрешность. Но он с таким же успехом мог бы присвоить Айзеку и А-1 или А-0. Повторная экспертиза обнаружила бы отклонение и забраковала бы эмбрион раньше, чем Саймон успел бы сказать что-либо в свое оправдание.

Да и не велика помощь, если бы он был изобличен в подлоге. Всегда найдется дюжина ослов, дабы пнуть умирающего льва. Участь Пьера Верта незавидна, а скандал был бы куда крупнее.

Наконец, стоит ли давать шанс заведомо больному ребенку обрести жизнь в страданиях. Ведь ходатайство о предоставлении жизни на условиях стерилизации удовлетворялись редко. Уж это-то Саймон знал не понаслышке.

Он тяжело вздохнул и выкинул второй окурок в окно, затем плотно закрыл раму и пошел собираться домой. Рабочий день закончился.

На улице было тихо: редкая для этих широт снежная зима наконец-то вступила в свои права, укрыв землю тонким белоснежным платком. Снег не таял, было заметно холодно, но ветра не было и торопливые прохожие, замедляя шаг, вдыхали морозную свежесть прозрачного воздуха.

Лишь Саймон по прежнему шел, погруженный в свои раздумья, и не замечал окружающего великолепия. Пару раз его толкнули и извинились, но он не ответил и даже не заметил, что кто-то обращается к нему. В мыслях он снова и снова возвращался к сегодняшней работе, к Айзеку, к Эйнджилу и Марте. Глупые люди, они ради своего счастья готовы обречь на муки существования свое собственное дитя. Разве задумывались они, каково это для ребенка быть не таким как все? Участь изгоя и для взрослого тяжела, а для ребенка – непомерная тяжесть.

Но что им страдания сына, когда они обретут свое личное счастье. Они ведь будут его любить! Лицемеры. Жалость и любовь – разные чувства. И если первое в людях достойно презрения, то ко второму многие просто не способны.

Саймон почувствовал как холодная ярость переполняет его. Да как можно покупать свой маленький Рай за счет целых поколений. Ведь стерильный Айзек никогда не сможет стать отцом. Это ли не кощунство?!

Ледяной ветер переулка ударил в лицо, сгоняя пелену бешенства. На пороге дома Саймон уже слегка раскаивался, что так погорячился в адрес друга и Марты. А когда услышал знакомый голос Эйнджила, то вообще позабыл о своих мыслях, и только маленький червячок сомнения иногда просыпался в нем, но Саймон старался не замечать его.

— Да, хорошо ты отдохнул в России, – Эйнджил одобрительно замычал, распробовав настоящий грузинский чай. – Расскажи поподробней.

— Знаешь, особо и нечего рассказывать, – начал отнекиваться Саймон. – Отдохнули, съездили в Старую Рязань, на даче у Вартанова побывали. Кстати, тебе от него большой привет.

— Спасибо, – ответил Эйнджил. – И все же – брось прибедняться. Мне Джулия рассказала и про тройку, и про колоритные русские песни (Эйнджил пришел сегодня раньше Саймона и успел поболтать с его женой). Небось, все горло разодрал на романсы?

— Ты же знаешь, что у меня нет голоса, так что... Подожди-ка! – тут Саймон хлопнул себя ладонью по лбу и опрометью выскочил из гостиной.

— Что это с ним? – испуганно спросил Джулию Эйнджил, но та только хитро улыбнулась.

Через минуту Саймон вернулся, неся в руках большую, красиво упакованную корзину с бутафорскими, изящными колокольчиками и еловой веткой.

— Ты с ума сошел! – воскликнул Эйнджил, когда разглядел содержимое: три бутылки дорогой русской водки и шампанское.

— Ерунда! Мне это почти ничего не стоило. И потом скоро Рождество. Шампанское – это подарок Марте, – Саймон пододвинул корзину другу.

Ему вдруг стало неловко, как будто он давал взятку или откупался от Эйнджила, но Саймон быстро подавил это чувство.

— Спасибо, – Эйнджил сложил обратно бутылки.

На кухне сразу запахло свежей хвоей и Рождеством. Свет люстры позолотил колокольчики и оберточную фольгу на горлышках бутылок.

— А как там Марта? – спросила Джулия, и Саймон вздрогнул, пряча глаза.

— Да вот – что-то затягивают с результатами, – Эйнджил оторвал взгляд от подарка и посмотрел на друга.

От молчаливой паузы их спас закипевший кофе, возвестив об этом короткой трелью зуммера. Джулия встала, чтобы снять чайник.

— Саймон, ты не мог бы узнать, в чем дело? – попросила она.

— Обязательно постараюсь, – сорвал он ей, отвернувшись к столу с кофеваркой, и быстро добавил бодрым голосом. – А теперь мы все полакомимся. Саймон потер руки и достал из бара непочатую бутылку водки.

— "Камчатская"! – глаза Эйнджила заблестели.

— Дорогая, у нас есть лимон? – Саймон уже свинтил пробку и искал в серванте рюмки.

— Да, сейчас принесу, – и Джулия вышла из кухни.

Наконец лимон был найден, нарезан и посыпан солью, а стеклянный столик на колесах осторожно откатили в гостиную комнату.

Когда водка была разлита по маленьким граненым стаканчикам, имевшимся специально для таких случаев, Эйнджил блаженно откинулся в кресле, затянувшись сигаретой.

— Ну, а как твои дела? – в свою очередь поинтересовался Саймон.

— Великолепно, – ответил тот, выпуская в потолок струйку сигаретного дыма.

— Как всегда – никакой конкретики! – съязвил Саймон.

— А что ты хочешь услышать? Вся информация строго засекречена.

Саймон усмехнулся:

— Тебе показать мой допуск?

— Ладно, уговорил, – Эйнджил налил себе еще немного.

— Я пойду, ужин согрею, пока вы тут беседуете, – Джулия поднялась и ушла на кухню.

— Ну, рассказывай, – Саймон тоже закурил.

— Пока особенно хвастаться нечем, – Эйнджил взял с блюдца посыпанный солью кружок лимона. – Хотя определенные успехи есть.

— Что, вы запихнули человека в свою жестянку?

— Человека нет, а вот пара обезьян уже побывала. И даже не превратилась в фарш.

Саймон рассмеялся над шуткой. Эйнджил тоже улыбнулся и пояснил:

— Ты слышал об аварии в марсианском каньоне Копрат?

— Да, что-то уловил краем уха, – Саймон поежился.

— Так вот: десятки тонн кислорода и пенобетона доставили туда за три минуты. Мол, совершенно случайно в этом квадрате оказался транспорт. Об этом нигде не говорилось, но вест груз доставили на нашем экспериментальном модуле "Гамма". Обезьян мы подсадили туда попутно.

— Впечатляет, – сказал Саймон, – и все же это пока не альтернатива.

— А тебе все сразу подавай, – обиделся Эйнджил.

— Но ведь вы же хотите перевозить миллионы людей и не куда-нибудь, а к звездам.

— Лучше вспомни, что еще пол года назад мы даже не помышляли о самом двигателе, – Эйнджил взмахнул руками, отчего водка выплеснулась на ковер. – И за это время такой большой прогресс.

— Но ты не убедишь меня, что от евгеники надо отказаться, – упрямо заявил Саймон.

— Да и не убеждаю я тебя! Даже не буду. Время нас рассудит. Те, кому нужна евгеника, пусть останутся на Земле. А мы улетим к новым мирам.

— Их еще надо найти, – Саймон посмотрел в упор на Эйнджила.

Уже стемнело, и в палате зажгли свет. Марта лежала на кровати, держа в руках книгу, но читать ей, совсем не хотелось. Она рассеяно прислушивалась к разговору в коридоре.

Сквозь полуоткрытую дверь ей был виден ее лечащий врач, который беседовал с двумя другими докторами и попутно оглядывался через плечо на дверь палаты. Врачи говорили тихо, и ей ничего не было слышно. Сквозняк прикрыл дверь, оставив узкую щель.

На стене рядом с дверью висела репродукция "Сикстинской Мадонны", и Марта принялась изучать картину. Склоненный старец был чем-то похож на доктора, но черты его лица были суше и аскетичнее. Таким мог бы быть врач, если бы стал священником. Глядя на встревоженное лицо совсем еще юной Богородицы, она сама почувствовала легкое беспокойство.

— Закатайте, пожалуйста, рукав, – неожиданно раздался прямо над ухом голос медсестры, заставив Марту вздрогнуть.

В руках она держала наполненный шприц. Марта послушно подвернула рукав халата. Заметив, что рука пациентки дрожит, медсестра доброжелательно пояснила:

— Не волнуйтесь, через пару минут вы уснете.

— Что-то не так? – Марта затравленно посмотрела на нее.

— Все в порядке. Не волнуйтесь, – девушка взглядом позвала акушера.

— У нас возникла необходимость взять повторный анализ ДНК, – врач смотрел в лицо Марты спокойным взглядом.

— Доктор, все в порядке? – Марта почувствовала липкий страх.

— Не совсем, просто документы с анализом случайно попали под компьютерный "вирус". И не только ваши. Виновные ответят по всей строгости. Ну, а мы потом возместим вам лишние дни в клинике.

Неожиданно на душе ее стало легко, и Марта позволила уложить себя на каталку и пристегнуть ремнями. Коридорный плафон качнулся и надвинулся на нее. Ее повезли в оперблок.

Иногда в поле зрения появлялось лицо доктора с ясными голубыми глазами или затянутое маской лицо санитара, толкающего каталку. Сбоку появился старик в рясе, но Марта поняла – это Эйнджил. Она хотела окликнуть его, потому что он не смотрел в ее сторону, но Мадонна приложила палец к губам и тоскливо на нее посмотрела. В руках Богородицы не было младенца. Врач пошел вперед, обгоняя каталку. Раздался плач ребенка, которого почему-то нес теперь доктор. Младенец тянулся к Марте. Рванувшись изо всех сил, она упала на спину: ремни стянули тело.

"Аборт" – поняла или услышала Марта.