Глава IX

В воскресенье утром Том и папа мирно завтракали вафлями, облитыми сиропом. Мама еще но спускалась, потому и не было еженедельного спора насчет поездок Тома к прадедушке. Вдруг тишину нарушили какие-то постукивания и позвякивания, они становились все громче.

— Это еще что такое? — Папа поднялся с места, и как раз в эту минуту в кухню, шурша халатом, вошла мама. Она шагнула к окну и отдернула прозрачную занавеску.

— Марк, взгляни. Какая очаровательная развалюшка! Боже, да она сейчас точно развалится — прямо перед нашим домом. Ты ничего не можешь сделать, дорогой? Помочь сдвинуть ее с места, подтолкнуть, что там еще… Да что угодно! Ну и машинка!

— О господи! — воскликнул отец, глядя через ее плечо. — Кэрол, это же старик пожаловал!

— Да что ты, Марк!

— Он самый, собственной персоной. Что это он вдруг?

— Марк, я не одета. После вчерашних гостей в доме беспорядок, Гертруда придет только завтра. Боже, какая тоска! Он обязательно останется обедать, я уж знаю. Предупредил бы, по край пей мере. Я обед не готовила, думала, ты весь день на гольфе, Том уезжает. Неужели нельзя было позвонить?

— У него нет телефона, разве ты не знаешь? И вообще, Кэрол, хватит ворчать. Что-нибудь придумаешь. А вот мне как быть? Мне в десять с судьей Бейтсом шары в лупки загонять. Куда денешься — как-никак будущий коллега.

— Придется позвонить и отменить твой гольф, ничего другого не придумаешь. — Мама рукой погладила волосы. — Только почему эта штуковина все тарахтит?

— Позвонить сейчас? И что я ему скажу? Судья, прошу извинить, по ко мне из резервации нагрянул мой престарелый дедушка. Великолепно! Прекрасно! Другие идеи есть?

— Марк, не цепляйся ко мне.

Том залпом допил молоко и выскочил из дома в разгар родительской перепалки.

— Привет, прадедушка!

— Доброе утро, Том.

Положив руки на дверцу машины, Том заулыбался. Старец ответил ему своей тягучей улыбкой. Он спокойно сидел за рулем, а машина вокруг него тряслась, как в лихорадке, нагнетая облачко сизого дыма.

— Прадедушка, тебе глушитель пора менять.

— Ничего, пока и с этим поездим.

— Нет, правда. Л то будешь сидеть в морозный день с закрытыми окнами, а весь выхлоп пойдет в машину — задохнешься! Купи новый глушитель, я помогу тебе его поставить. В школе па уроке автодела я его уже ставил, знаю что и как.

— Может, и куплю, сынок.

На садовой тропинке, охая и ахая, появились родители.

На маминых бледных щеках от досады горели два красных пятна, будто она перестаралась с румянами. Том увидел, как в домах па другой стороне улицы колышутся занавески, и понял: от мамы это тоже не укрылось. Смешно, честное слово! Но и жалко маму.

— Прадедушка, а в дом разве не зайдешь? — пригласил Том.

— Нет, сыпок, спасибо. У меня дело. Я приехал, чтобы забрать тебя, если ты готов. А потом мы поедем ко мне домой и проведем день, как обычно.

— Порядок. — И Том нырнул в старый драндулет.

— Том, поправь прическу! И куртку! Погоди минутку! — воззвала к нему мама. Потом обратилась к старцу: — Вы ведь вернетесь сюда… пообедать… а, дедушка? — Гостеприимство давалось маме с трудом, выходило из нее рывками, будто одна за другой перебрасывались но нитке бусинки.

Прадедушка мягко покачал головой.

— Мне нужно кое с кем встретиться, а потом мы с Томом сразу поедем ко мне. Вечером забери его в обычное время, ладно, Марк?

— Да, разумеется. А то приезжайте сюда.

Старый вождь улыбнулся своей мягкой, плавной улыбкой.

— Езжай на свой гольф, внук. Надеюсь, в конце концов он принесет тебе пользу.

Он включил первую передачу. Машина взбрыкнулась и тут же встала, как вкопанная, раздался скрежет, будто что-то отвалилось. Из дома торопливо вышла мама, она несла тужурку Тома из оленьей кожи — наверняка первое, что попалось под руку. Выбрать ее специально мама просто не могла.

— Том, надо же думать! Сегодня прекрасное утро, но ведь на дворе ноябрь. К вечеру обязательно подморозит.

Машина снова тронулась с места, и па сей раз прадедушке удалось удержать ее в движении. Пофыркивая, она небыстро ехала посреди улицы. К счастью, в воскресное утро машин почти не было. Они пересекли главную улицу и повернули налево, на Вторую авеню.

Л ведь эти места — до боли знакомые.

— Прадедушка! — воскликнул Том неожиданно надтреснутым голосом. — Куда мы едем?

— В музей, — спокойно ответил прадедушка и крутанул руль — машина свернула в ворота с надписью «Въезда нет». Подрулив к боковой двери здания архива, прадедушка выключил двигатель.

— Вход же не здесь. С кем ты хочешь встретиться? По воскресеньям тут вообще до часу дня все закрыто.

— Стало быть, хорошо, что встречу назначили именно на утро.

— Какую встречу? С кем? И почему? Прадедушка, ну что здесь смешного? Почему ты так улыбаешься?

— Успокойся, сынок. Можно подумать, что у тебя нечиста совесть. Успокойся. У меня встреча с мистером Эриксоном, он архивариус. Знаешь, кто это?

Том покачал головой.

— Наверное, тот, кто занимается старыми бумагами, архивами, — туманно ответил он.

— Тогда тебе должно быть все ясно. В четверг он приезжал ко мне в резервацию.

Том внимательно посмотрел на прадедушку. Тот сидел, чуть откинувшись, руки спокойно лежали на руле.

— И что? — волнуясь, спросил Том.

— Что «и что»? Ты хочешь знать, о чем мы говорили? Чтобы рассказать тебе это, потребуется целый день — как раз столько и длился наш с ним разговор. Я рассказывал ему о наших обрядах, а он… он человек молодой, но знает много, ему есть чем поделиться. Хорошая была встреча. — Он снова погрузился в молчание.

Том посмотрел по сторонам. Большая автостоянка была пуста. Никаких людей вокруг, все закрыто.

— Прадедушка, ты уверен, что вы договорились на сегодня?

— Очень даже уверен.

— На сколько?

— На девять часов.

— Девять? Но сейчас только начало девятого. Ждать еще целую вечность!

— В такой день можно и подождать. Смотри, как солнце разогревает камни, и ветра совсем нет.

— Да, правда. Но зачем тебе понадобилось приезжать в такую рань? — Том вдруг понял, что повторяет интонации отца, закусил губу и замолчал.

— Боялся, что машина по дорого сломается, а опаздывать мне никак не хотелось. Случай-то особый.

— Какой случай?

Но прадедушка притворился, будто не услышал, и Тому ничего не оставалось, как откинуться на сиденье и. ждать, стараясь не ерзать, а минуты лениво, неспешно сменяли друг друга.

Наконец к стоянке подкатила машина, водитель аккуратно припарковал ее рядом с машиной старого вождя и ступил на асфальт. «Молодым человеком» оказался ученого вида мужчина лет пятидесяти. Он обменялся рукопожатием с прадедушкой, протянул руку и Тому.

— Значит, ты — Лайтфут-младший, правнук?

— Да, сэр. Я — Том Лайтфут.

— Что ж, идемте. Вождь, у меня все готово. Вчера я, как и обещал, покончил со всеми формальностями.

Он отпер незаметную дверь в торце здания архива, провел их внутрь, а дальше по выкрашенному кремовой краской коридору — в маленький кабинет, заваленный какими-то папками, коробками и скоросшивателями.

— Садитесь, пожалуйста. — Он засуетился, принялся освобождать два стула, сваливать бумаги на стол, и без того донельзя загроможденный. Сам пристроился на краешке стола и, покачивая ногой, заговорил: — Извините за беспорядок. Никогда не успеваю все разобрать, то одно мешает, то другое. А тут еще эта ночная история столько шуму наделала. Весь следующий день мы скакали, как кузнечики.

Том вздрогнул, но, следя за голосом, спросил:

— Вы имеете в виду ограбление? Как себя чувствуют два охранника, не знаете?

— Охранники? Знаю. Одного выписали из больницы на следующий день. У другого — сильное сотрясение мозга, но, по-моему, и у него дела идут на поправку.

— Это хорошо, — пробормотал Том, уставясь в пол.

— Прежде чем передать вам, — мистер Эриксон живо соскочил со своего насеста, — хочу, чтобы вы взглянули на экспонатный шкафчик. Думаю, вам понравится, вождь Лайтфут. Надеюсь. Сюда, пожалуйста, за мной.

Увлекая их за собой, он энергично зашагал по коридору, прошел через вращающуюся дверь. Том снова оказался на знакомой территории. Вот вход в кафетерий, а дальше — вестибюль.

— Все было наверху. — В пустом здании голос архивариуса отдавался гулким эхом. Он взмахнул рукой. — Весь спектакль в ту ночь разыгрался наверху. Праздник Всех святых! Наделали шуму. По-моему, сколько музей существует, такой бури еще не было, разве что в день его открытия, когда пожаловал член королевской семьи.

Том смотрел себе под ноги, боялся — вдруг этот маленький человек догадается, что совесть у пего нечиста? Архивариус привел их в галерею черноногих.

— Здесь направо, вождь Лайтфут, сюда. А ты, Том, эту дорогу хорошо знаешь.

Том застыл на месте, будто вспугнутая лошадь.

— Что? Почему вы так сказали?

— Ты же приходил сюда с классом месяц назад.

— Да, правда. Совсем забыл, — пробормотал Том, чувствуя, как шея и уши заливаются краской.

Вслед за архивариусом они подошли к шкафчику с экспонатами, из которого Том и Пит вытащили священную укладку. Том совсем смешался, ему полезла в голову нелепица: шкафчик покрыт огромными, видимыми отпечатками пальцев и все эти отпечатки — его, а во лбу его неоновым светом вспыхивает сигнальная мигалка: виновен… виновен… виновен.

— Ну? — прервал его мысли голос мистера Эриксона. — Всё здесь как было?

Встряхнувшись, Том уставился на шкафчик.

— Опять ее нет! То есть… («Сорвалось с языка! Надо спасать положение».) То есть тут вроде была другая укладка, вот здесь, в углу. — Он показал, заметил, что рука его дрожит, и быстренько сунул ее в карман.

— Правильно. У тебя хорошая память. Больше того, смотри, мы заменили карточку с текстом. Прочитай ее вслух своему прадедушке. Самому ему будет трудно, здесь темновато.

— «Здесь хранилась священная укладка призраков, принадлежавшая племени черноногих, видимо последняя из оставшихся. Она па длительное время возвращена вождю племени Сэмюэлу Лайтфуту для проведения обрядов».

По мере чтения голос Тома становился все слабее. Он поднял голову и взглянул очкастому маленькому архивариусу прямо в глаза:

— Не понимаю.

— Я уже объяснял вождю, что музейные власти предпочли бы вернуть его народу эту укладку как дар. Но ее последний владелец с самыми благими намерениями передал се в Музей провинции, в дар жителям Альберты, и изменить его завещание не так-то просто, пришлось бы столкнуться с жуткой бюрократией и волокитой, вот мы и нашли такое удобное для обеих сторон решение. Тебе, наверное, интересно узнать, что мы и другим племенам собираемся вернуть различные обрядовые предметы и реликвии. Это, — архивариус похлопал по шкафчику, — только начало. — Он улыбнулся.

— Л вам по жалко? В смысле, я думал, работники музея горят желанием сохранить все свои экспонаты, чтобы они аккуратно лежали в шкафчиках.

— Только когда эти предметы полностью отошли в прошлое, когда их связь с настоящим прервалась. Музеи вроде нашего для этого и предназначены — хранить воспоминания, которые иначе могут пропасть без следа. Но если чем-то пользуются и по сей день, если это «что-то» живо в душах и сердцах людей, в музее этому не место. Ты удивлен, почему я так радуюсь? Но ведь я ничего не потерял. Я прибег к маленькому безобидному шантажу и уговорил вождя Лайтфута пригласить меня, когда в их племени будут танцевать танец призраков. Всю церемонию я запишу на магнитофон, добавлю свои замечания и наблюдения, а потом положу кассету и мои записи в архив. Тогда сведения об этом танце уже никогда не затеряются.

Он улыбнулся им обоим. Эдакий сухонький воробушек, по от его энтузиазма у Тома потеплело на душе.

— А теперь, — продолжал он, — вернемся в мой кабинет, я официально передам вам, вождь Лайтфут, священную укладку, а вы распишетесь в получении.

Когда они выходили из галереи, Том бросил взгляд на телеглаз, расположенный под самым потолком. А вдруг у монитора сейчас сидит тот самый охранник, которому он помог, вдруг этот охранник сейчас его узнает? Руки его отяжелели, ноги отказывались повиноваться. Он глотнул, сунул руки в карманы и, стараясь держаться независимо, последовал за взрослыми.

В кабинете мистер Эриксон торжественно передал прадедушке драгоценный сверток, и так же торжественно, степенно прадедушка расписался в получении.

— А с этим ограблением смешная штука вышла, — заметил архивариус, провожая их к выходу. — Его ведь как следует подготовили, все предусмотрели и сели в лужу из-за какого-то мальчишки-баловника. Никто пока за наградой не явился. Странно, да?

— А какие-нибудь данные у них есть? — Голос у Тома слегка дрогнул, он прокашлялся и повторил вопрос: — У полиции. Чтобы найти того, кто сообщил про взломщиков.

— Насколько мне известно, ничего серьезного. След босой ноги в пыли позади горшка с каким-то тропическим растением. Босой, как вам это нравится! Отпечатков ног полиция но держит, да и нет причин полагать, что у мальчишки раньше были приводы. Еще на месте происшествия нашли пару бело-голубых носков. Тоже не бог весть какая улика. Сейчас в таких ходит каждый второй. Вот и у тебя такие же. — И, подмигнув, он показал на ноги Тома. Уши у Тома вспыхнули, и он поспешил забраться в машину.

Они выехали из города и покатили по шоссе, лишь тогда Том нарушил молчание:

— Как думаешь, он знал, что это был я?

— Конечно. Ему нравится всю жизнь охранять маленькие бумажки, но это вовсе не значит, что он глуп.

— Знает и молчит?

— А зачем говорить? Драгоценности на месте, злодеи пойманы. А носки… он же сказал, одна пара похожа на другую. Хотя лично мне хотелось бы знать — из чистого любопытства, — как это мой правнук, который прошел у меня школу следопыта, взял да и оставил па месте преступления свои носки. Том засмеялся:

— Это долгая история, прадедушка. Как-нибудь расскажу, в обмен на твою, только новую. — Он коснулся укладки, лежавшей между ними на сиденье. — Значит, она вернулась домой.

— Да. На сей раз вполне законным путем.

— Правда. Это очень важно. Раньше я этого не понимал. А теперь понимаю. Я ведь сильно рассердился на тебя, прадедушка, когда ты не оценил мой подарок.

— Знаю. — Старый вождь кивнул. — Но надо усвоить простую истину: нельзя отдавать другим то, что не принадлежит тебе.

— Иногда сразу не разберешься, кому что принадлежит. Вот я и запутался.

— Это верно. Самое надежное — когда отдаешь в дар себя.

Они съехали с шоссе и дальше медленно затряслись по проселку. Следом тянулось облачко белой пыли, оно смешивалось с сизым дымком из выхлопной трубы.

— Ты нашел свой дух, Том?

— А что, заметно? — Лицо Тома расплылось в радостной улыбке.

— Ты сейчас словно охотник, который поохотился на славу. По всему видно, что ты добился своего: глаза горят, походка пружинистая, голова победно поднята. Как все вышло? Рассказать можешь?

— Вышло так странно. И словами-то не опишешь. Я ведь все переживал, найду свой дух или пет, а когда он ко мне явился, я совсем позабыл, что должен его искать. Понимаешь, я проснулся, стояла ясная холодная ночь, но хоть и ясная, все равно это было словно сон… И тут я нашел эту летучую мышь, маленькую, она спала…

— Летучую мышь? — Брови прадедушки чуть поднялись.

— Знаю, — Том засмеялся, — это не совсем взаправдашний символ духа для индейцев, да? Но может, для меня он — в самый раз? Ведь я — не совсем взаправдашний индеец. В общем, я сразу понял, что ошибки тут нет.

— И чему она тебя научила, эта летучая мышь, твой дух? — Голос прадедушки звучал серьезно, хотя глаза еще не отсмеялись.

— Что я принадлежу к двум мирам. И это вовсе не значит, что все во мне должно переплестись и перепутаться или, наоборот, расколоться пополам. Ведь если взять черное и белое и смешать, что получится? Что-то блеклое, тусклое и серое. А будешь держать эти цвета порознь, чистыми и четкими, выйдет прекрасный рисунок. Так я и поступлю с моей жизнью. Мне не стать индейским вождем. И не стать белым адвокатом. Я могу стать лишь самим собой. Пока не знаю, что это значит, зато я уже понял: слушать нужно себя, свой внутренний голос, и нечего жить по чьей-то указке. — Том положил руку прадедушке на запястье. — Не знаю, как выразить это словами, но уверен: я прав и все будет хорошо.

Машина съехала с проселка, старый индейский вождь заглушил двигатель. Бережно, обеими руками, он взял священную укладку. В молчании прадедушка и Том зашагали к дому. У двери старец остановился и высоко поднял укладку над головой. Потом повернулся к югу, западу, северу и востоку. Он стоял, распрямив спину, глаза его сияли.

На миг Том увидел его, каким он, наверное, был шестьдесят лет назад: высокий, стройный, гордый. Но видение ушло, и перед ним снова стоял очень старый сутулый индеец в потертой красной накидке. Сэмюэл Лайтфут первым вошел в дом и положил укладку на каминную полку.

— Ну, сынок, чем сегодня займемся?

— Сначала чайку, прадедушка. А потом пройдемся по лесу и сходим к утесам.