"И пала тьма" - читать интересную книгу автора (Клеменс Джеймс)

Глава 4 Кровавая луна

На последнем, седьмом этаже башни Конклава Дарт сидела на стуле с прилежно сложенными на коленях руками и старалась не смотреть на девочек, что восседали рядком на расставленных вдоль стены стульях. И особенно она старалась ежеминутно не пересчитывать, сколько одноклассниц осталось между нею и закрытыми дверьми в конце коридора. На наддверной притолоке был вырезан знак врачевателей — дубовая ветвь.

Девочек проверяли перед вечерней церемонией — лекари должны решить, достаточно ли они чисты, чтобы преклонить колени перед оракулами богов. Дарт и так наперед знала, что ее ждет.

На глаза то и дело набегали горькие слезы.

Двери в очередной раз отворились, пропустив еще одну девочку с четвертого этажа; она пролетела мимо подружек, как вспугнутый воробей. Но, судя по улыбке, ее нес на своих крыльях отнюдь не страх. На лбу девочки виднелся смазанный синий крест, выведенный масляной мазью, — знак лекаря Палтри, который объявил ее чистой. Девочке дозволялось присутствовать на вечерней церемонии, что открывала ей путь к возможному избранию в доверенные слуги богов.

В открытых дверях возникла матрона Граннис. Все девочки тут же встали, и Дарт вместе с ними. Ее не отпускала ноющая боль в чреслах, напоминающая о недавних страданиях.

Матрона взмахом руки подозвала ближайшую к двери девочку.

— Пошли, Лаурелла. Нам предстоит долгий день.

Лаурелла присела в поклоне. Ей предстояло пройти проверку первой из обитательниц третьего этажа. По обычаю, сначала проверяли девочек с шестого этажа, за ними учениц с пятого и четвертого, а третий этаж оставляли напоследок. В этом году класс Дарт впервые предстанет перед оракулами, слепыми слугами богов; они всегда приезжали в первую луну лета, чтобы выбрать новых слуг своим господам.

Лаурелла подошла к дверям. В белом шелковом платье, в белых бархатных туфельках, она казалась воплощением самой чистоты. Хотя учениц с третьего этажа выбирали редко, но кто из оракулов не углядит Лауреллиных совершенств!

Девочка задержалась на пороге и оглянулась на одноклассниц. Пудра не могла скрыть горячий румянец переживаний. Лаурелла попыталась выдавить из себя храбрую улыбку, но получилась только болезненная гримаска.

Глаза всех сидящих в коридоре не отрывались от нее, пока дверь за ней не закрылась.

Теперь только одна девочка оставалась между Дарт и комнатой осмотра: Маргарита. Как и подруга, она была одета во все белое, вплоть до цветков-кисточек на туфлях.

Дарт огладила свою белую рубаху с поясом, пытаясь придать своему наряду какое-то подобие красоты. Хотя и баснословное количество шелка и кружев никогда не вернет ей невинности.

— Хватит вертеться! — прошипела сквозь зубы Маргарита. Тревога сделала ее резкой.

Дарт послушно сложила руки на коленях.

Последние семь дней она тщательно скрывала все признаки случившегося, что далось нелегко. Первые три дня, пока разрывы еще кровоточили, она пачкала белье и простыни.

На вторую ночь матроне Граннис доложили о крови на вещах Дарт. Девочка торопливо отговорилась тем, что у нее началась первая менструация. Полная женщина нахмурилась и отвела ее в свой кабинет.

Дарт в ужасе ожидала, что ее позор тотчас раскроется, но матрона усадила ее на стул и заговорила спокойно, даже ласково.

— Тебе нечего стыдиться, — объясняла она. — Это первый шаг к тому, чтобы стать женщиной.

Она научила Дарт, как ей справляться с подтеканием крови и содержать себя в чистоте, а после разговора обняла ее и долго не отпускала, что было совсем уж неожиданным.

Дарт даже расплакалась. Слезы лились не только от облегчения, но и потому, что, согретая в полногрудом объятии матроны Граннис, она лишний раз вспомнила: ей предстоит потерять не только крышу над головой и чувство сытости в желудке. Она лишится знакомых лиц, что окружали ее с младенчества, ежедневных ритуалов, что отмечали единственную жизнь, которую она знала. Здесь был ее дом, ее семья.

Она долго плакала, пока матрона с осторожностью не вытерла ей слезы и не отправила в спальню.

И вот теперь она сидела перед дверьми лекаря в ожидании конца. Ее разденут и разложат на скамье; опытные пальцы обнаружат ее позор, поймут, что она осквернена и не пригодна к служению, слишком испорчена, чтобы ходить по коридорам Конклава. Ее выпорют и, презираемую всеми, выкинут на улицу.

На полу птичника мастер Виллет отнял не только ее невинность. Его похоть разрушила каменные стены, что хранили ее, превратила ее дом в руины. Знал ли это он сам? Добавляло ли это знание ему удовольствия?

Исчезновение мастера Виллета не прошло незамеченным. Очень скоро по Конклаву заходили пересуды: говорили, что на подходе к школе он столкнулся с лихими людьми и его тело бросили в реку; что он женился на местной шлюхе и сбежал из Первой земли; что он связался с темными Милостями и его навсегда унесло в наэфир. Менее склонные к фантазиям полагали, что он просто нашел более выгодную работу и покинул Конклав прежде, чем истек срок договора. И только трое знали, что случилось на самом деле: Дарт, Щен и тот, кто подговорил учителя напасть на девочку.

Личность третьего оставалась для Дарт загадкой. Никто не отвел ее в сторонку с расспросами, никто не обвинил в содеянном. Но кто-то знал.

Взгляд Дарт опустился к каменному полу. Там лежал свернувшийся калачиком Щен; от его тела поднимался легкий пар, медная шкура ярко разгоралась с каждым вдохом и чуть тускнела на выдохе, когда изо рта вылетал язык пламени. В редкие свободные минуты, когда Дарт оставалась одна, она пробовала на нем различные гуморы, чтобы увидеть, позволит ли ей что-то помимо крови снова прикоснуться к нему. Но ни слюна, ни желчь, ни даже слезы не подействовали. Только кровь.

В темноте девочка придумывала страшную месть тому, кто послал мастера Виллета в птичник. Но теперь ясно: ее выгонят прежде, чем удастся осуществить эту месть.

Дверь отворилась снова. Из нее появилась Лаурелла с высоко поднятой головой и сверкающими глазами. Даже не глядя на ее лоб с синим крестом, можно было понять, что девочка успешно прошла осмотр.

— Маргарита! — позвала матрона Граннис из дверей. Все девочки непроизвольно вздрогнули. — Не тяни время, дитя! Иди!

Маргарита торопливо шмыгнула в дверь, а Дарт сделала два шага и заняла ее опустевший стул. Он хранил тепло всех девочек, что сидели здесь до нее.

Дверь закрылась.

Лаурелла остановилась посреди коридора, наслаждаясь завистью одноклассниц.

— Ничего страшного, — утешала она их. — Не страшнее, чем ежегодные осмотры. Только более тщательная проверка, вот и все.

Она произнесла все это с авторитетностью мастера, который поучает неопытных новичков, и прижала ладонь ко лбу.

— Я никогда еще не чувствовала себя настолько уверенной в своей непорочности и готовности занять место доверенной служанки.

По ряду сидящих девочек пронесся шепоток одобрения и заверений, что Лауреллу непременно выберут.

Слова Лауреллы пробудили в сердце Дарт новую волну страха. Она не отрывала глаз от закрытой двери, взглядом обводя переплетение узора из дубовых листьев и желудей. Знак символизировал искусство целительства: смягчающие мази, успокаивающие чаи — все мягкие Милости для облегчения страданий тела. Но в данную минуту узор приобрел в глазах девочки новый смысл: за этой дверью лежал конец ее жизни.

Прикосновение к плечу оказалось настолько неожиданным, что Дарт подскочила. Она повернулась и увидела стоящую рядом Лауреллу. Одноклассницы с интересом ожидали, какую шалость учинит она над сиротой на сей раз.

По шкуре Щена тут же пошли волны жара, и он вскочил на ноги, пройдя подол обидчицы насквозь.

— Я знаю твою тайну, — прошептала Лаурелла так тихо, что никто из остальных не услышал ни слова. — Я знаю про кровь.

У Дарт потемнело в глазах.

— Я нечаянно услышала ваш разговор с матроной Граннис, — продолжала Лаурелла. — Когда приходит первая менструация, всегда страшновато, но пережить ее за несколько дней до церемонии полной луны… — Ее пальцы нашли руку Дарт, ласково сжали и отпустили. — Все будет хорошо.

Неожиданное проявление доброты застало Дарт врасплох. Лаурелла выпрямилась со словами:

— Все равно тебя ни за что не выберут.

В коридоре раздались смешки. Но девочка оставалась глуха к веселью подружек; в ее глазах мелькнуло затравленное выражение, и она отвернулась, но Дарт снова успела заметить проблеск зависти.

Не сводя глаз с Лауреллы, Дарт наблюдала, как та пытается придать лицу уверенное выражение. Дарт всегда считала себя чуть ли не невидимкой и всюду держалась в тени; иногда ей казалось, что они со Щеном оба призраки. Впервые она задумалась о том, как нелегко все время быть на виду.

Лаурелла направилась по коридору вдоль ряда девочек, на ходу подбадривая и нахваливая подружек. Но Дарт видела, что ее плечи чуть заметно подрагивают, как будто под тяжестью возложенных на нее ожиданий. Ожиданий, которые возложила на нее не только школа, но и семья.

Пронзительный скрип петель снова приковал все взгляды к двери. На пороге появилась Маргарита с высоко поднятой головой, чтобы лучше был виден ярко-синий крест на лбу.

— Маргарита! — Лаурелла бросилась к подруге.

Девочки со смехом затанцевали в объятии.

Матрона Граннис шикнула на них и прогнала от дверей.

— Дарт, ты следующая. Не заставляй лекаря ждать.

Дарт поднялась со стула, но чуть не упала на первом же шаге. Колени обмякли, а ноги налились свинцом. От падения она удержалась только тем, что вовремя оперлась о стену.

— Тебя не на виселицу тащат, — проворчала матрона, подхватила девочку под локоть и почти волоком повела ее к дверям.

— Не понимаю, зачем матрона так старается, — заявила Маргарита. — Кто выберет сорняк, когда вокруг столько цветов?

Граннис захлопнула дверь, и Дарт перестала слышать одноклассниц. В голове у нее мелькнула мысль, увидит ли она их снова.

Щен трусцой прошел сквозь дверь следом за хозяйкой и встал рядом. Комнату ярко освещали свечи и наполнял дым тлеющих трав. От запаха ведьмова дерева и шиповника у Дарт закружилась голова.

— Пошли, дитя. — Матрона провела ее через тесную переднюю в глубь осветилища.

Осветилищем называли круглый зал с выстроенными вдоль стен койками, и больше всего оно напоминало солнечные часы. Обычно несколько коек занимали больные ученики, но сегодня, по случаю торжественного дня, все постели стояли пустыми. Для того чтобы хорошо осмотреть будущих слуг богов, требуется уединение.

Посреди комнаты находилась скамья в форме лежащего человека с раскинутыми в стороны руками и ногами. Дарт не доводилось ее видеть, но она слышала о ней. А также о четырех осветильниках, что ее окружают.

Над скамьей сияли большие, размером с кулак, шары канделябра. В стеклянных шарах хранились крохотные капли гумора одного из огненных богов. Под скамьей стояла хрустальная чаша, до краев наполненная водой; ее поверхность осенила слеза бога воды, и теперь она вертелась в постоянном водовороте. По каждую сторону скамьи были помещены еще два осветильника: маленькие стеклянные ящички, в одном из которых рос миниатюрный дуб с желудями не крупнее булавочной головки, а в другом невидимый ветер гонял по кругу небольшое грозовое облако. Чтобы судить о чистоте тех, кто готовится посвятить себя богам, требовалось присутствие всех четырех стихий.

Дарт обреченно замерла на пороге. Даже если ей удастся скрыть свой позор от людских глаз, осветильники обязательно разоблачат ее.

— Раздевайся, — со скучливым нетерпением приказала матрона Граннис. — Положи одежду на ту кровать и укладывайся на скамью.

Дрожащими пальцами девочка расстегивала пуговицы.

— Госпожа… — начала она. Она решила, что лучше будет признаться во всем, не откладывая.

— Тихо, сейчас не время для разговоров. Лекарь уже здесь.

Глава врачевателей при Конклаве возник в проеме боковой двери. Для церемонии он оделся в мантию из синего шелка с узором из дубовых листьев на воротнике. Лекарь был невысок для мужчины — почти одного роста с Дарт. Его глаза отливали глубокой синевой, а волосы до плеч соперничали чернотой с вороновым пером. Он прожил немногим больше тридцати лет, но его искусство славилось по всей Мириллии. Поговаривали, что его приглашают в кастильон к самому Чризму. А в школе находилось немало девочек, которые были готовы притвориться, что у них жар или желудочные колики, только чтобы побыть наедине со знаменитым лекарем.

Даже матрона Граннис при виде его заправила за ухо непослушную прядь.

Хотя Палтри выглядел очень занятым, он одарил Дарт усталой улыбкой.

— Рад тебя видеть, дитя. Тебе нечего бояться.

Несмотря на сжимающий сердце ужас, девочка послушно кивнула и стянула с себя верхнюю одежду. После краткого промедления она разделась догола и даже скинула с ног потрепанные комнатные туфли. У нее не имелось причин стесняться лекаря Палтри. Дважды в год он осматривал девочек, проверял их девственность, причем его теплые руки неизменно оставались ласковыми, а слова — легкими и дразнящими.

— А теперь ложись на скамью, дитя, — подтолкнула ее матрона.

Дарт замерла на месте, не в силах сделать и шагу.

— Госпожа…

Палтри приподнял ей подбородок.

— Мы закончим очень быстро.

Его прикосновение немного успокоило девочку, и она кое-как доковыляла до скамьи. Следуя ласковым указаниям, она легла на спину и раскинула руки и ноги, повторяя очертания ложа. Ее ладони почти касались осветильников земли и воздуха. Над головой ярко горели огненные шары, а снизу Дарт чувствовала невидимое вращение водоворота.

Вот и конец.

Палтри наклонился над ней, держа в руках четыре крохотные, длиной и шириной с большой палец, баночки.

— Эти мази замешаны на крови четырех богов. Будет немного щипаться, и, если бог тебя принимает, его осветильник загорится ярче. Тебе нужно пройти одобрение всех четырех. Поняла?

— Д-да. — Дарт крепко зажмурила веки. В ушах стояли вороньи крики.

Девочка почувствовала прикосновение пальца ко лбу четырежды: вверху, снизу, справа и слева. Оконечности креста. Если она пройдет испытание, точки соединятся синими линиями — знак чистоты и невинности.

Дарт затрясло: она-то знала, что ни за что не пройдет испытание.

Когда четвертая точка осенила ее лоб, Палтри наклонился к самому ее уху и произнес:

— А теперь, чтобы рассудить о чистоте твоего духа и…

Со звоном и треском стекло взорвалось. Дарт вскрикнула и сжалась в комок. Сверху посыпались осколки осветильников, а скамья под ней заходила ходуном от колыханий в чаше. Осколки резали спину, руки и ноги, как разозленные пчелы.

Матрона Граннис с криком отпрянула в сторону. Щен с горящими глазами носился кругами и подпрыгивал, он перепугался не меньше людей.

Палтри стоял как вкопанный, даже не пытаясь утереть кровь из порезов на лице, и не отрывал от Дарт округлившихся глаз.

— Во имя всех богов… — выругался он себе под нос. Тем временем свет осветильников быстро затухал. — Никогда не видел ничего подобного.

— Что случилось? — В голосе матроны звучало обвинение, и она не спускала глаз с Дарт.

— Я ничего не делала… я ничего… — шептала та. — Простите.

Палтри смахнул с лица осколки и утерся, а потом проделал то же самое с девочкой.

— Она ни в чем не виновата. Обычно осветильники разгораются чуть светлее, но порой мне доводилось наблюдать и довольно яркие вспышки. Правда, никогда настолько яркие. Сила и чистота ее духа не оставляют никаких сомнений. — Лекарь закончил обтирать лицо Дарт и повернулся к Граннис. — Я не вижу необходимости проводить осмотр.

Дарт почувствовала прилив надежды. Без физического осмотра ее постыдная тайна останется скрытой. Хотя бы на полгода, до следующего осмотра.

Но всякую надежду тут же погасил ответ матроны Граннис:

— Вы обязаны ее осмотреть. Предстающий перед оракулами должен быть чист не только духом, но и телом.

Палтри задержался взглядом на испорченных осветильниках.

— Да, вы правы. Но давайте поторопимся. Я должен подробно изучить, что здесь только что произошло.

Взмахом руки он приказал Дарт лечь обратно на скамью и осмотрел ее тщательно, но быстро, без обычной деликатности.

Дарт дрожала под его руками, пока он проверял ее тело от головы до пят. Напоследок лекарь присел между ее раскинутыми ногами, а его пальцы ощупали ноющие чресла и добрались до корня ее позора.

— Она недавно кровоточила, — заметил он.

— Первая менструация, — со сложенными на груди руками объяснила Граннис.

По щекам Дарт текли слезы. Она ожидала, что вот-вот ее миру придет конец.

Палтри прочистил горло и поднялся на ноги.

— Все в порядке. — Он потрепал девочку по бедру. — Она может присутствовать на вечерней церемонии.

Дарт задохнулась и не смогла произнести ни слова.

— Поднимайся, дитя, — сказала матрона. — Одевайся.

Дарт переводила взгляд с полной коренастой женщины на лекаря, пока тот выводил на ее лбу синий крест.

— Я… я прошла испытание?

Она не могла сдержать удивление. Неужели она излечилась? Или нападение в птичнике на самом деле было лишь кошмаром? Она почти поверила в это, хотела поверить. В прошедшие дни ей иногда чудилось, что все было дурным сном. А может, ее тайно благословила некая Милость и вернула ей невинность?

— Я чиста, — вслух произнесла Дарт. В глубине души эти слова означали для нее семью и дом.

— Да, да, — недовольно отозвалась матрона. — Вот уж воистину случилось чудо. А теперь одевайся. До восхода луны тебе еще многое предстоит сделать. — Граннис повернулась к лекарю. — А что делать с остальными девочками? В коридоре еще многие ожидают осмотра.

Палтри покачал головой.

— Я больше не смогу сегодня проводить испытаний. Чтобы достать новые осветильники, потребуется несколько дней. Так что остальные не смогут присутствовать на церемонии.

Граннис накинулась на Дарт:

— Смотри, что ты наделала! Ты испортила праздник почти всем своим одноклассницам!

— Но я не хотела…

— Она правда ни в чем не виновата, — выступил в ее защиту Палтри.

Дарт ожесточенно закивала и поспешно натянула одежду. Она очень хорошо представляла себе досаду оставшихся в коридоре девочек. Другой церемонии выбора не предвиделось до середины зимы.

С хмурым выражением на лице матрона Граннис направилась к дверям. Дарт прыгала за ней на одной ноге, по дороге пытаясь засунуть ногу в туфлю. Щен решил, что с ним играют, прыгал вокруг и кусал за пятку, но девочка тут же отогнала его.

Граннис потянула на себя дверь. Дарт наконец справилась с туфлей и догнала ее, поэтому успела услышать объявление матроны и потрясенную реакцию на него. Девочка сморщилась и спряталась за широкой спиной Граннис.

Лекарь успокаивающим жестом положил ей руку на плечо, наклонился к уху и проговорил тихо, но твердо:

— Уж не знаю, что ты сотворила с мастером Виллетом, но можешь быть уверена: я обязательно это выясню.

Дарт задохнулась. Она сразу все поняла: по дороге к птичнику она проходила мимо больничных покоев на седьмом этаже. Стены коридора вокруг нее наклонились, и в глазах у девочки потемнело. Виллета направил к ней Палтри, а минуту назад лекарь солгал о ее невинности. Она вспомнила, как его пальцы трогали ее… внутри… возможно, с интересом ощупывая работу сообщника.

Девочку затрясло. Ее как будто осквернили заново, а на мгновение воспрянувшая надежда рассыпалась в прах; Дарт охватил ужас, она почувствовала себя в западне.

— Я буду следить за тобой. — Голос лекаря звучал, по обыкновению, мягко, но пальцы с угрозой, до боли впились в плечо. — Но пока что у нас обоих есть секреты, которые лучше никому не открывать.

Матрона Граннис повысила голос, чтобы перекрыть потрясенный говор в коридоре:

— Пойдем, Дарт. Ночь тебя ждать не будет.

Задавленно вскрикнув, Дарт вырвалась. Сорок пар глаз уставились на нее с упреком. Никто не поздравил ее с синим крестом на лбу. Девочку одолевало желание скрыться в ближайшей уборной и соскоблить с себя знак чистоты, но сейчас только он и отделял ее от немедленного изгнания.

Дарт без оглядки зашагала по коридору. Ей удалось выиграть короткую отсрочку — но стоит ли она того?

В конце коридора ее встретили Лаурелла и Маргарита. Они смотрели на нее, как будто ее только что вытащили с грязного дна Тигре.

— Что там случилось? — спросила Лаурелла.

Дарт в ответ лишь покачала головой. Ей предстояло найти ответ на более важный вопрос: что теперь делать?

Ночь наступила слишком быстро.

Дарт спряталась за спинами подготовленных к церемонии избранников в зале под Высокой часовней. Посредине помещения медная винтовая лестница вела в святую комнату с куполом наверху, но пока на небе не взойдет полное лицо матери-луны и не зазвенят колокольчики оракулов, проход оставался закрытым.

Ученики постились весь день, и сразу после захода солнца их отослали в этот зал для подготовки к церемонии. У стен стояло множество маленьких алтарей, на них ожидающие чести зажгли по палочке благовоний, чтобы их молитвы долетели до эфира, а потом кинули в глубокие сквозные колодцы, наполненные водой, кусочки свинца, чтобы грехи сгинули в наэфире внизу.

После ритуала последнего очищения оставалось только ждать.

Дарт осторожно огляделась вокруг. На почетном месте рядом с лестницей собрались юноши и девушки с пятого и шестого этажей. Они упрямо пытались выглядеть скучающими или равнодушными, но девочка видела, что их тоже снедает страх. Их время подходило к концу. Для некоторых сегодняшняя церемония будет последней попыткой.

На противоположной стороне зала обитатели четвертого этажа оживленно болтали. Они еще не успели привыкнуть к церемониям, и их глаза радостно сияли в предвкушении грядущего пышного зрелища.

Саму Дарт окружало море мальчиков с третьего этажа, одетых в традиционные черные панталоны, свободные серые рубашки и серые ботинки. Шанс, что выберут кого-то из претендентов столь нежного возраста, был ничтожно мал, и поэтому их внимание привлекала не священная лестница, а трое стоящих рядом девочек: Лаурелла, Маргарита и Дарт.

Новости о разрушениях в осветилище мгновенно разнеслись по Конклаву. Некоторые награждали Дарт убийственными взглядами, другие казались заинтригованными, но основная масса находила происшедшее лишь поводом для веселья.

— И они взорвались? — спросил Кессел. Он развел в стороны руки и присвистнул. — Хотел бы я поглядеть на бедного Палтри в тот момент. — И мальчик скорчил смешную гримасу, долженствующую изображать возмущенное потрясение.

Его товарищи чуть не лопнули от сдерживаемого смеха; они хлопали друг друга по спине, хватались за бока, но помнили, что не следует слишком бурно выражать свой восторг.

— Ничего смешного! — надулась Лаурелла. Она обвела мальчишек негодующим взглядом. — Это… происшествие отняло у остальных девочек возможность присутствовать на церемонии. Теперь им придется ждать целых полгода.

— Значит, у нас сегодня будет больше шансов! — передернул плечами Кессел. — Так что нам следует поблагодарить ее.

Все головы повернулись к Дарт, и ей захотелось провалиться сквозь пол.

— Не беспокойтесь, — запальчиво произнесла Маргарита. — Девочки достаточно поблагодарят ее после церемонии.

— Если только ее не изберут сегодня, — откликнулся мальчик из задних рядов.

Дарт не знала, как его зовут, но и раньше замечала его среди учеников. Он появился в школе недавно, только в прошлом году, но был выше одноклассников, а его кожа отливала темной бронзой, выдавая южное происхождение. Но он никому не говорил, откуда приехал, даже товарищам по классу.

— Ее никогда не выберут, — выпалила Маргарита. — Приглядись получше, она одета в обноски из чулана, и от нее несет плесенью и составом от моли.

Дарт запахнулась потуже в расползающийся по краям бахромой короткий плащ, чтобы прикрыть старое черное платье. Даже ботинки ее вытерлись добела и совсем не походили на дорогую серую кожу, что обтягивала ступни Маргариты и Лауреллы.

— Нас будут судить не по одежде. — И загорелый мальчик равнодушно отвернулся.

Дарт была благодарна за его поддержку, но облегчения она ей не принесла. Несмотря на синий крест на лбу, девочка не считала себя достойной, чтобы склониться перед оракулами мириллийских богов. Слепцы, которые отправляются на поиск слуг для богов, непременно унюхают не только плесень и моль. Конечно же, они почуют ее испорченность. В Высокой часовне ожидают не бездушные осветильники с застарелым гумором: недаром оракулов называют глазами и ушами богов.

Оставалось надеяться, что ее не разоблачат. Но что тогда? Наказание, которое ожидает ее от одноклассниц и в сравнение не идет с ужасом пустых коридоров, где ее будет подстерегать лекарь Палтри.

Из толпы мальчиков появился Щен; некоторых он обходил, а через других трусил насквозь. Общее волнение передалось и ему. Щен подскочил к ногам хозяйки; его шкура ярко сияла, от бронзовой морды поднимался пар, а из утыканного острыми зубами рта свисал язык пламени. Он остановился и встряхнул гривой из медных шипов, как самая настоящая собака.

Дарт потянулась было к нему, но тут над головой зазвонили колокольчики. Колокольчики оракулов.

Зал немедленно охватила мертвая тишина. Лаурелла и Маргарита схватились за руки и прижались друг к другу.

Венчающая лестницу двустворчатая дверь широко распахнулась. Из нее в зал полился свет полной луны и повеяло терпким запахом чернолиста. Серебряные кованые створки сияли.

Церемония началась.

Ученики с пятого и шестого этажей начали подъем по лестнице, их череда завивалась кольцами огромной змеи. Их представят на церемонии первыми, а за ними пойдут младшие этажи. Пока обитатели Конклава ожидали у ступенек своей очереди, от страха им казалось, что воздух в зале сгустился. Многие украдкой утирали слезы, боясь показаться слабыми. Один из мальчиков с третьего этажа подбежал к алтарному камню, и его с громким всплеском вытошнило в колодец. Его никто не ругал, все чувствовали то же самое.

Наступал момент, когда мечты либо сбываются, либо погибают навсегда.

Последний ученик с пятого этажа исчез в сияющем проходе Высокой часовни, и на лестницу ступили избранники с четвертого. Их недавняя болтовня мгновенно смолкла.

У подножия лестницы собирались мальчики третьего этажа. Их задранные кверху лица умывал холодный лунный свет. Только один стоял со склоненной головой — загорелый мальчик, что вступился за Дарт. Его губы двигались в беззвучной молитве.

Дарт почему-то не могла отвести от него глаз. В лунном свете его кожа казалась еще темнее, и он походил на бронзовую статую. Но тут его товарищи начали восхождение к Высокой часовне, он выпрямился и последовал за ними.

Девочка осталась стоять как вкопанная, ощущая себя статуей тоже.

Она очнулась от приглушенного шипения — ей махала рукой Лаурелла. Они с Маргаритой, все еще держась за руки, направлялись к лестнице. Дарт поспешила к ним, ей казалось, что с одноклассницами будет не так страшно. И правда, стоило ей подойти поближе, Лаурелла крепко ухватила ее за руку. В страхе перед грядущим все прошлые грехи позабылись, даже Маргарита кивнула ей с широко распахнутыми глазами.

Последний из мальчиков начал подъем, и девочки уставились друг на друга. Кто пойдет первой? Лаурелла набрала полную грудь воздуха, изо всех сил сжала напоследок их ладони и решительно шагнула на первую ступеньку. Маргарита последовала за ней, едва не наступая подруге на пятки.

Щен поставил передние лапы на нижнюю ступеньку и оглянулся на хозяйку, виляя обрубком бронзового хвоста. На краткое мгновение ей снова показалось, что в глазах друга мелькнуло какое-то темное сознание, внимательно изучающее ее. Но оно тут же пропало, будто задутое невидимым ветром, и Дарт шагнула к лестнице. Одноклассницы и без того опережали ее на две ступеньки, и она заторопилась, чтобы их догнать. Каблуки гулко заклацали по медным ступеням, а перила жгли пальцы льдом.

Дарт подняла голову и смотрела, как ряд мальчиков исчезает за ослепительно сверкающими дверями. Снизу ей было не видно, что находится за ярким светом, и казалось, что дверь заглатывает избранников одного за другим.

Наконец и девочки достигли последней ступени. Лаурелла оглянулась на одноклассниц, ее лицо побелело, а в глазах дрожали слезы.

Слова сами сорвались с губ Дарт.

— Будь сильной, — прошептала она.

Лаурелла на секунду прикрыла глаза, потом открыла их и кивнула. Она повернулась и первой вошла в закутанный терпким дымом дверной проем. Маргарита бегом пустилась за ней, Дарт последовала чуть медленнее: ее вел Щен.

Они шли по затянутому дымом проходу. Густой, едко пахнущий дым поднимался от жаровен с сушеным чернолистом, который скручивался и рассыпался в пламени. В часовне неторопливо, размеренно бил большой барабан, его удары отдавались под ребрами в такт сердцу.

Когда девочки миновали жаровни, дым рассеялся и перед ними открылась круглая часовня с потолком-куполом. Казалось, они внезапно вышли из темного туннеля. Часовня находилась на вершине самой высокой башни Конклава; говорили, что выше ее только башня в крепости Чризма.

Взгляд Дарт немедленно притянуло стеклянное око на куполе. Сквозь него лился свет маленькой луны. Большая луна уже давно зашла и оставила ночное небо во владении своей беременной сестры.

Лунный свет заливал часовню серебром. Другого источника света девочка не заметила, да в нем и не нуждались — было светло как днем.

Дарт вслед за остальными вошла в часовню.

Ряды сидений кругами поднимались почти к куполу. Самые верхние давно обветшали и не использовались. На затененных нижних скамьях и балконах сидели учителя Конклава, монахи из сопровождения оракулов и семьи избранников, у которых хватило достатка, чтобы приехать на церемонию.

Дарт заметила, как Лаурелла оглядывает ряды с надеждой на лице, но у нее не было времени внимательно осмотреть сидящих. Старшие ученики уже выстраивались на небольшом возвышении; скамеечки для коленопреклонений из необработанного скваллового дерева широким овалом окружали центр часовни. Дарт держалась за Маргаритой, но загляделась на луну и не заметила, как споткнулась об угол возвышения. Она раскинула руки, чтобы сохранить равновесие, и врезалась в спину Маргариты, которой все же удалось устоять.

Дарт же не повезло. С испуганным вскриком она выставила перед собой руки и упала ничком, ободрав ладони. Пробежавшие по часовне смешки быстро смолкли, и Дарт поспешила вскочить на ноги, чтобы догнать одноклассниц.

Маргарита бросила ей полный укоризны взгляд, но Лаурелла просто прикрыла рукой рот. Дарт судорожно замахала им, чтобы они не ждали ее, и девочки заторопились за последним в ряду мальчиком и заняли три возвышения рядом с ним. Дарт заметила, что они стали рядом с загорелым мальчиком с третьего этажа, он мельком глянул на нее.

Дарт с облегчением опустилась на колени на свою скамеечку и оперлась локтями на низенькие перила, окружающие возвышение. Рядом с ней оставалось еще немало пустых ступеней, таких же пыльных, как и верхние ряды в часовне, — гораздо больше, чем можно было отнести на счет отсутствующих девочек с третьего этажа. Судя по всему, в прошлом школа готовила гораздо больше избранников.

Прежде чем она сумела обдумать эту странность, колокольчики залились последним звоном и замолкли. Напротив коленопреклоненных избранников отворилась дверь, и из нее неспешно выплыли закутанные в белое фигуры: оракулы.

Невысокий слуга в красной ливрее шагал рядом с каждым оракулом, направляя слепого хозяина. Когда оракулы один за другим ступали на пол часовни, они отбрасывали назад белоснежные колпаки. Их глаза закрывали красные шелковые повязки. Дарт из уроков знала, что глаза оракулам выжигали кровью того бога, которому они служат. На лбу у каждого красовался символ его бога.

Обычно никто не знал, сколько оракулов посетят церемонию для подбора преемников избранных слуг. Их намерения держались в строжайшей тайне. Даже сами оракулы не ведали, сколько и каких слуг требуется при дворе бога. Жизнь избранным прислужникам, которых повсеместно называли Дланями, выпадала завидная, но недолгая, поскольку могущественные Милости, с которыми им приходилось иметь дело, неумолимо поедали их тела. И всем ста царствам регулярно требовались замены.

Оракулов провели в центр часовни, они остановились посреди образованного скамеечками полукруга. Слепцы на время покинули своих красноливрейных слуг и сосредоточили внимание на учениках, взирающих на них с надеждой.

У Дарт глаза разбегались от обилия знаков на лбах оракулов: Язеллан Рев Бури, Драгор из Ветряного Каньона, Квинт Пять Дорог, Сор Вен с водопадов Чаджа, Изольдия из Туманного Дола и еще, и еще. На церемонию приехало не так уж много оракулов, но они представляли лучшие дворы.

Когда последний оракул вступил в часовню и открыл лицо, по рядам зрителей пронесся оживленный шепоток. Под колпаком скрывалось лицо очень старого человека, его вели под руки двое слуг, и при этом он тяжко опирался на трость.

Дарт прищурилась, чтобы разобрать символ на его лбу, и ахнула. — знак Чризма.

Перед ней стоял оракул самого древнего бога Мириллии, который уже три года не выбирал новых слуг.

Но стоило дряхлому слепцу занять место в центре полукруга, как в дверь вбежал еще один слуга. Он обвел взглядом комнату и заторопился к одному из оракулов. Они пошептались, оракул натянул на голову белый капюшон и покинул часовню вместе с посланником, вызвав новую волну возбужденных перешептываний на галерее.

Дарт успела заметить символ на лбу ушедшего оракула: Мирин с Летних островов. Как странно. Она не помнила, чтобы оракул покидал часовню до конца церемонии. Должно быть, в царстве Мирин произошло что-то из ряда вон выходящее.

Тут снова зазвучал барабан, медленно и важно. Ритм поплыл по просторной часовне, и помещение начало казаться обширнее.

Барабан подал сигнал к началу выбора.

Дарт знала, чего ожидать. Она стояла на коленях в традиционной позе избранницы: локти на перилах, руки вытянуты перед собой ладонями вверх, а голова склонена вперед. Ободранные ладони сильно болели, но, с другой стороны, Дарт решила, что заслуживает боль: она выражала испорченность ее духа и тела.

С опущенной головой девочка ничего не видела. И все же ей пришлось крепко зажмуриться, чтобы сдержать набежавшие слезы. Она слышала шуршание мантий, когда оракулы двигались между избранниками, выискивая при помощи дарованных богами чувств тех, в ком нуждались их господа.

Руки Дарт затряслись. Только перила удерживали ее от падения. Вокруг слышались радостные вскрики выбранных учеников.

После столь торжественной подготовки сам выбор происходил очень просто. Оракул клал в ладонь ученика небольшой серый сланец, размером с плитку должина, что объявляло ученика посвященным определенному богу. Ни просьбы, ни споры не помогали. В Высокой часовне, под светом первой летней луны, оракулы сами становились богами.

Потом слуга в красной ливрее поднимал выбранного и отводил на место рядом с новым господином. Только тогда ученик мог взглянуть на свой камешек и узнать, с какой из девяти Милостей ему предстоит иметь дело. Первичная четверка — кровь, семя, менструальная кровь и пот — считалась более возвышенной. Но никто не подумал бы отказываться и от вторичной пятерки: слез, слюны, мокроты, желтой и черной желчи. То, что выбор пал на тебя, уже само по себе считалось высочайшей честью.

Выбор тянулся болезненно долго. Дарт слышала, как один за другим оракулы проходят мимо нее. Ладони жгло все сильнее, но в них так и не упало прохладного камешка, который мог бы облегчить боль.

С последним решительным ударом барабан замолчал. Выбор состоялся.

Дарт подняла голову, и первое, что бросилось в глаза, — пустые ступеньки. Рядом все еще стояла на коленях Маргарита, но место рядом с ней пустовало.

Лауреллу выбрали.

Осознав, что подруги рядом нет, Маргарита начала всхлипывать. Они с Дарт судорожно оглядывали оракулов, торопясь увидеть, кто же выбрал их одноклассницу. Следовало спешить, потому что слуги уже помогали слепцам натягивать колпаки и готовились покинуть часовню.

Дарт заметила Лауреллу первой и прикрыла ладонью рот, чтобы не вскрикнуть от радости. Лаурелла стояла чуть поодаль от старого, согбенного оракула.

— Ее выбрал Чризм, — в благоговении прошептала Дарт.

Маргарита расплакалась еще горше.

Лаурелла заметила их взгляды и коснулась пальцем уголка глаза, указывая, какая Милость ей выпала.

— Слезы, — простонала Маргарита. Она весьма обильно роняла свои — от радости за подругу и от горя из-за ее потери.

Слезы считались лучшим из вторичной пятерки — большая честь для столь юной особы.

Дарт не отнимала ладони ото рта. Счастье охватило ее. Она видела, как светится лицо Лауреллы, и радовалась за нее.

— Все наши сестры тоже должны были посетить церемонию, чтобы увидеть, какое счастье выпало Лаурелле, — прошипела Маргарита, чье горе на глазах сменилось злостью.

Да, Маргарита права. Всему этажу следовало наблюдать успех подруги.

Оракулы потянулись цепочкой к выходу из часовни. Дарт увидела, что загорелый мальчик уходит следом за оракулом со знаком Джессапа Ольденбрукского, из Первой земли. Мальчик не заметил ее взгляда, но Дарт провожала его глазами, пока он не скрылся за дверью. Больше никого с третьего этажа не выбрали.

Девочка отвлеклась и не обратила внимания на самого старого оракула. Во главе своей свиты он мелкими шажками приближался к ее ступеньке. Лаурелла помахала им с Маргаритой и послала воздушный поцелуй. При этом глаза Лауреллы то и дело возвращались к рядам зрителей, но ее родственники так и не объявились.

Дарт снедали собственные заботы. Церемония закончилась, и теперь ей придется разобраться с остатками разрушенной жизни. Как долго еще она сможет скрываться в Конклаве? И как уберечься от лекаря Палтри?

Но тут согбенная фигура оракула остановилась перед ее ступенькой, старец тяжело оперся на трость и переводил дух. Слуги бережно поддерживали его с обеих сторон. Голова оракула повернулась к ней, и Дарт почувствовала на себе его взгляд, несмотря на слепые, завязанные шелком глаза.

Узловатый от старости палец указал на нее. Из ожидающей в стороне свиты выскочил слуга, подбежал к Дарт и крепко ухватил ее за плечо.

Дарт попыталась вывернуться, решив, что ее обнаружили, что слепой провидец сумел прочесть терзающие ее страхи. Но когда слуга потянул ее вперед, она уже не сопротивлялась.

Оракул тяжело ступил к ней, резко выбросив вперед руку. Девочка широко распахнутыми глазами вбирала в себя каждую мелочь: желтоватые ногти, тонкая, как пергамент, кожа, паутина вен — скорее клешня, чем рука.

В груди у Дарт поднимался крик. Все глаза уставились на нее. Сейчас ее опозорят перед всей школой.

И тут в ладонь девочки упал камешек. Она непроизвольно поймала его, крепко сжав пальцы, и слуга отпустил ее плечо.

По часовне побежал шепот удивления.

— Тебя выбрал и, — торжественно произнес слуга. — Поднимись сюда.

Но Дарт не могла заставить себя двинуться, ее трясло.

— Я не могу… это ошибка. — Девочка попыталась вернуть камешек.

Старый оракул не обратил внимания на ее смятение и отступил назад. На его место встала Лаурелла.

— Будь сильной, — прошептала она, повторяя слова Дарт, и протянула руку.

Медленно, на подгибающихся ногах Дарт встала, сошла со ступеньки и оказалась рядом с Лауреллой.

Маргарита с бледным испуганным лицом провожала ее взглядом.

— Какую Милость ты получила? — спросила Лаурелла.

Дарт потрясенно глянула на сжатый кулак, разжала пальцы и уставилась на вычерченный литтикский символ:

Ее рука дрожала так сильно, что она чуть не выронила камешек. Лаурелла поддержала ее и спросила:

— Ну что?

Дарт не могла вымолвить ни слова и безмолвно протянула камень девочке. На лице той отразилось такое же потрясение.

Дарт досталась Милость, что затмевала все другие, — кровь.