"Чаша с ядом" - читать интересную книгу автора (Найт Бернард)
Глава пятая, в которой коронер Джон проводит следствие в Торбее
На следующее утро по дороге в замок Джон заглянул в дом Риффордов, отчасти чтобы узнать, как Кристина, а отчасти — чтобы убедиться, что его супруга все еще там. Мэри никогда не сознается, что он не ночевал дома прошлой ночью, и даже если Люсиль выдаст его, то ему приходилось выдерживать и не такие скандалы.
После бурной ночи с Нестой он заснул, как бревно, а потом принялся восполнять энергию за плотным завтраком, состоящим из яиц, ветчины, деревенского хлеба и эля. Он размашистым шагом шел назад через город, миновал торговцев вразнос и их клиентов, бесстрашно прошел прямо сквозь стадо коз, которых вели на бойню, и через целую процессию ручных тележек, на которых везли свежие овощи из близлежащих деревень (пять городских ворот были наконец открыты). Джон мельком подумал о том, принесла ли какие-нибудь плоды дополнительная стража- большая часть караульщиков не заметила бы подозреваемого, даже если бы тот во всю глотку орал: «Насильник!» Переходя через Саутгейт-стрит, он наткнулся на обоз из воловьих упряжек, которые месили огромными колесами жидкую грязь. В ушах у него звучали крики торговцев, предлагающих все — от свежей речной рыбы до живых уток и горячего хлеба, — но он не обращал на них внимания.
По дороге к Риффордам Джон сделал небольшой крюк, чтобы при дневном свете осмотреть место недавнего преступления. Он вошел на территорию собора через Медвежьи ворота и обошел огромный западный фасад, чтобы попасть на северную сторону. Здесь он обнаружил большие новые каменные блоки, некоторые из них были обтесаны, другие еще нет, и все они ждали своей очереди, чтобы по лесам попасть наверх здания. Само же сооружение, начатое еще в 1114 году епископом Варелвэйстом, только сейчас приближалось к завершению — некоторые блоки из мягкого песчаника, уложенные восемьдесят лет назад, уже требовали замены.
Джон отыскал маленькую дверь в основании Северной башни и прошел оттуда коротким путем к главной дороге, которая шла параллельно ряду домов каноников. Он походил вокруг новой каменной кладки, которая кое-где была намного выше его роста. Нашел несколько пустых проемов как между штабелями камней, так и между ними и стеной собора — масса укромных уголков, куда можно затащить девушку и надругаться над ней.
Наклонившись, он внимательно принялся изучать землю, но не обнаружил ничего, кроме затоптанной грязи. Собственно говоря, Джон и не ожидал найти ничего существенного, да и отсутствие крови было неудивительным, если учесть, сколь малое количество ее пролилось и состояние земли под ногами.
Вскоре он оставил свои поиски и быстро зашагал прочь, пройдя мимо двери собственного дома и не удостоив ее даже взгляда. Он остановился было у дверей Годфри Фитцосберна, но решил отложить визит к нему. Вскоре Джон уже входил к Генри Риффорду, где в главном зале его встретила Матильда.
— Девушка спит, хвала Господу, — сообщила она ему. — Я провела с ней всю ночь. Сейчас там ее кузина Мэри, а старая тетка отправилась в собственную постель, так что я могу передохнуть немного.
— Она больше ничего не говорила о том, что случилось?
Матильда прищелкнула языком и скорчила ему недовольную гримаску.
— По-прежнему изображаешь из себя коронера, Джон? Почему бы тебе не сделать перерыв ненадолго? Нет, она ничего не сказала, а я не заговаривала об этом. Сейчас ей нужны мир и забвение, а не инквизиция.
Когда он помогал ей надеть тяжелую саржевую накидку, она заметила:
— Где, ради всего святого, может быть этот Эдгар? Казалось бы, ее возлюбленный мог бы примчаться сюда галопом — он живет всего лишь на Фор-стрит с этим кровопийцей Николасом.
Джон позабыл о женихе, но теперь до него дошло, что тот мог уехать вместе со своим отцом Джозефом в Торр, чтобы опознать обломки корабля и мертвые тела.
Когда он рассказала об этом Матильде, та взорвалась:
— Ты послал им словечко еще вчера! Тогда они, должно быть, выехали еще до рассвета и сейчас еще в пути. Мальчик может и не знать, что его невесту изнасиловали. — Несмотря на всю трагичность происшедшего, она не могла не наслаждаться драмой, которая разворачивалась на ее глазах. — Ты должен отправиться туда и сказать ему обо всем прежде чем он вернется домой. Ты обязан подготовить его, — напыщенно изрекла она. — Может статься, что, услышав всю историю, он не будет так настаивать на свадьбе.
Джон задумчиво потер темную щетину на подбородке. Как ему наилучшим образом совместить оба дела? Он чувствовал себя жонглером на ярмарке Святого Мартина, когда все шесть шаров находились в воздухе.
Ему нужно провести опознание с людьми из Топшема, причем и дознание следует проводить в их присутствии. При данных обстоятельствах было бы невежливо просить их завтра снова приехать в Торбей, особенно после того, как они узнают о происшествии с Кристиной. На поездку уйдет большая часть и без того короткого декабрьского дня.
— Вы правы, мадам. Я должен съездить туда сам и встретить их, а потом сопроводить в Торр. Мне придется проводить дознание или сегодня вечером, или сразу же с утра завтра, пока они все еще там, а потом поспешить домой и посмотреть, что тут выяснилось по делу об изнасиловании.
Джон перебросился несколькими словами с испытывающим невероятные страдания гильдейским старшиной, а затем сопроводил свою супругу обратно на Мартин-лейн, поскольку она твердо заявила, что Эксетер отныне превратился в опасное место, если приличная женщина не может больше чувствовать себя в безопасности на его улицах. При ярком дневном свете, однако, она вряд ли подвергалась бы какому-то риску, и Джон не без горечи подумал о том, что мужчина должен быть настоящим храбрецом, чтобы решиться на какую-либо проделку с Матильдой.
Благополучно доставив свою супругу до дверей их собственного дома, он немедленно направился в Рогмонт. Гвин и секретарь Джона были там, завтракая, как им и полагалось в это время. Гвин жил за пределами городских стен, в хижине в районе Святого Сидуэлла, за Восточными воротами, так что он ничего не слышал о происшедшем, пока не вернулся сегодня утром в город.
Томас, хотя и обитал в непосредственной близости от собора, тоже оставался в полном неведении относительно нападения. Однако благодаря прекрасно налаженной системе обмена информацией среди солдат замка вскоре стали известны все подробности, и теперь Гвин и Томас ожидали распоряжений своего хозяина.
— Во-первых, Томас, возьми один из своих свитков и запиши все факты по этому делу так, как они известны нам сейчас. Я продиктую все, что тебе нужно знать. — Джон уселся на табуретку за столом и налил себе кувшин сидра — завтрак у Несты был таким обильным, что ему не хотелось ни хлеба, ни сыра. — А затем нам предстоит снова вернуться в Торбей.
Маленький секретарь застонал, вообразив себе, в каком состоянии окажется нижняя часть его спины после новой длительной поездки верхом на пони.
— Мы ведь приехали только вчера вечером, коронер. Зачем возвращаться так быстро?
Гвин, опершись на подоконник, поднял здоровенную ножищу и спихнул секретаря с его табурета.
— Когда сэр Джон говорит: «Едем», — мы едем, ты, жалкий слизняк! — Он перевел взгляд на коронера. — Есть ли связь между этими двумя делами?
— Будущий муж Кристины Риффорд еще не подозревает о случившемся с ней несчастье, поскольку он отбыл со своим отцом и Эриком Пико в Торр, чтобы опознать тех мертвых моряков. Я хочу застать их до того, как они вернутся, чтобы рассказать им, что случилось, и одновременно провести дознание. Джозеф из Топшема будет свидетелем и вместе с этим выступит от имени английского населения.
Гвин задумчиво почесал лохматую башку. У него было большое лицо с крупной челюстью, массивность которой отчасти уравновешивалась носом-картошкой, на котором еще оставались следы угрей. Остальную часть его лица скрывали роскошные усы.
— А как насчет этих деревенских убийц? — требовательно спросил он.
Джон отпил большой глоток сидра.
— Они будут арестованы и доставлены в тюрьму. Ступай к Ральфу Морину и попроси у него вооруженных стражников, которые будут сопровождать нас, — четверых более чем достаточно, чтобы доставить этих собак сюда. Посмотри, не может ли Габриэль поехать с нами.
Гвин с грохотом спустился вниз по ступенькам караульного домика, а коронер приготовился записывать подробности изнасилования дочери старосты. Томас порылся в своей бесформенной дорожной сумке, где хранились его письменные принадлежности, и выудил оттуда пергамент, перо и каменную бутылочку с чернилами. Пергамент представлял собой палимпсест- кусок овечьей кожи, на котором уже неоднократно писали раньше, после чего текст удаляли, а поверхность обрабатывали мелом. Новый пер гамент, и особенно тонкая писчая бумага, изготавливаемая из молодых или новорожденных ягнят, были дороги. Томас гордился как своей способностью писать; так и собственными письменными принадлежностями, и торжественно приготовился записывать события прошлой ночи в изложении коронера.
К тому времени, как они закончили, вернулся Гвин с известиями, что констебль замка выделил им двух солдат, одним из которых был их старый знакомец сержант.
— Шериф что-нибудь сказал по этому поводу? — поинтересовался Джон.
Корнуоллец ухмыльнулся:
— Его там не было, слава Христу, — он в доме Риффорда.
Джон схватил свой меч и прицепил его к поясу.
— Тогда вперед, в конюшню, прежде чем он вернется и вмешается!
Они встретили Джозефа и его отряд сразу же после полудня, на прибрежной тропе, там, где она пересекает устье Тайна. К счастью, когда они достигли северного побережья устья реки, наступил отлив, так что их лошади смогли перейти протоку между двумя песчаными берегами вброд, избавив и себя, и седоков от необходимости плыть. Слева раскинулось море, по-прежнему серое и неспокойное, а справа простирались пески и болота, тянувшиеся на несколько миль, пока река снова не сужалась возле королевского Тайнтона.
Когда пять всадников въехали в холодные воды эстуария, Габриэль вскрикнул и показал рукой вперед.
— Четверо всадников на том берегу. Это те, кто нам нужен?
Джон, замахав руками, закричал им и вновь прибывшие остановились, позволяя отряду коронера нагнать себя;
Это и впрямь были Джозеф из Топшема с товарищами. Они весьма удивились незапланированному возвращению сэра Джона.
— Неприятное дело, Джон, вот так терять своих людей, — сумрачно приветствовал его судовладелец. — Но ведь в твоем послании говорилось, что мы должны будем вернуться через день или два для участия в твоем дознании. К чему теперь такая спешка?
Коронер испытывал неловкость, оттого что рассказывать о столь деликатном деле ему приходится, сидя на лошади на берегу реки, на холодном ветру.
— Нам с тобой необходимо обсудить кое-что весьма важное, Джозеф, а здесь не самое подходящее место для этого. Я предлагаю проехать в поместье моей матери, это менее двух миль отсюда, и поговорить обо всем, сидя у доброго очага, за едой и питьем.
Озадаченные, Джозеф и его спутники несколько минут совещались между собой. Одним из них был Эдгар, его сын, высокий молодой человек со светлыми волосами, подстриженными в скобу. Эрик Пико, торговец вином, был темноволосым привлекательным мужчиной примерно тридцати шести лет, плотно сбитый и хорошо одетый. Он был французом бретонского происхождения, но много лет прожил в Девоне, хотя ему по-прежнему принадлежали многочисленные виноградники вдоль Луары. Последним был Леонард, иссохший и морщинистый старик, который пока не произнес ни слова. Он был старшим клерком в нескольких торговых предприятиях Джозефа.
— Это действительно важно, коронер? — спросил Пико. — Нас всех ждут дела.
Де Вулф мрачно кивнул.
— Вы поймете, что дело исключительной важности. Возвращение обратно в Торр сэкономит вам еще одну поездку из Эксетера. Мы можем вернуться домой сразу же утром.
Почувствовав настроение коронера, Джозеф философски пожал плечами и повернул лошадь.
— Тогда показывай дорогу, Джон.
Оказавшись в знакомых местах, где он вырос мальчишкой и охотился юношей, Джон повел их в глубь материка вдоль южного берега эстуария. Менее чем через милю вверх по течению им встретилась узкая поперечная долина, выходящая на самый берег Тайна, и они свернули на небольшую тропинку, которая вилась среди густой растительности, заполонившей долину. Вскоре путники въехали в приятную лесистую лощину, где небольшие приусадебные участки и возделанные поля были хорошо защищены от ветра. Чуть повыше деревни располагалась каменная церковь, которая могла похвастаться новым деревянным церковным приютом, где находили пищу и кров путешественники.
— Добро пожаловать в Стоук-на-Тайнхеде, — воскликнул Джон, привязывая своего рослого жеребца у церковного дома. — Эрик, Гвин, Томас, Леонард и солдаты могут отдохнуть здесь часок и поесть у очага, а остальных прошу пожаловать в наше семейное поместье. — Когда он и его спутники поскакали в указанную сторону, Джон не мог удержаться и, обведя взмахом руки окрестности, сказал:- Мой отец, упокой, Матерь Божья, его душу, заплатил за то, чтобы эту церковь Святого Андрея из Бетсаида восстановили в камне, и пожертвовал на приют в знак благодарности за счастливое возвращение из первой кампании в Ирландии.
Почти в самом сердце деревушки стояло укрепленное поместье — двухэтажное здание из камня с крутой двускатной крышей. Вокруг него был вырыт глубокий ров, шла широкая полоса чистой земли и стоял частокол. Кругом лежали плодородные поля, привольно раскинулись несколько небольших плетеных домишек из соломы и тростника, каждый со своим ухоженным огородом, свинарником или коровником. Внутри частокола высились амбар, несколько сараев, стойла и кухни, а также несколько деревянных хибар для слуг. Вокруг витал дух сельского покоя и достатка, не оставшийся незамеченным Джозефом из Топшема, который мог по виду различить доходное предприятие. Но голову его занимало, главным образом, неожиданное появление де Вулфа, и у него появились дурное предчувствие.
Джон спрыгнул с коня и огляделся по сторонам — во взгляде его читались любовь и гордость.
— Вот здесь я и родился — в то время дом был деревянным. — Хотя поместьем управлял его брат Уильям, Джону по завещанию отца достался небольшой пай в поместье, как и его сестре Эвелин, которая приглядывала за домашними делами вместе с их по-прежнему активной матерью, получавшей от поместья пожизненный доход. К несчастью, сегодня был неподходящий день, чтобы предаваться воспоминаниями и размышлениям о своем наследстве. Предстояло печальное дело. К ним подбежал управляющий поместьем, жизнерадостный толстый сакс по имени Алси, и проводил их в дом, а лошадей приехавших увели, чтобы напоить и накормить.
— Леди отправились вместе с лордом Уильямом на рынок в королевский Тайнтон, сэр Джон, но они скоро должны вернуться.
Коронер обрадовался тому, что у него есть время до возвращения семейства, чтобы сообщить дурные вести.
Они поднялись в светелку на верхнем этаже, куда вела наружная деревянная лестница, которую в случае нападения можно было сбросить вниз, чтобы оборонять комнаты наверху. К счастью, в этом никогда не возникало необходимости с тех самых пор, как Саймон де Вулф, солдат и отец Джона, построил новый дом.
Они расселись у камина, в котором тлели поленья, и Алси разлил вино троим мужчинам. После этого он поспешил удалиться, чтобы организовать еду внизу, в зале.
Джозеф оказался весьма проницательным и мудрым, как о том и свидетельствовали era длинная седая борода и вся ветхозаветная внешность. Не тратя времени, он обратился к коронеру, с которым за последние годы неоднократно сталкивался по различным делам:
— Ну, Джон, выкладывай! Не за тем ты привел нас сюда, в эту глушь, чтобы угостить вином и показать свой дом.
Коронер перевел взгляд с отца на сына и вновь на отца. С момента их встречи на реке Эдгар не проронил ни слова и выглядел утомленным. Его оторвали от его любимых трав и припарок, заставили скакать полдня, чтобы осмотреть утонувшие тела, — все это нисколько не радовало его, особенно теперь, когда выяснилось, что им придется возвращаться в Торр. Но следующие несколько минут должны были стать худшими в его двадцатидвухлетней жизни.
Де Вулф глубоко вздохнул.
— Это не имеет отношения ни к потере тобой корабля, ни к гибели твоих людей, Джозеф, — начал он. Медленно и бесстрастно он перечислил события прошлой ночи в Эксетере, ища и не находя способа смягчить дурные вести.
Оба отреагировали сначала потрясенным молчанием, потом недоверием, которое сменилось ужасом, и, наконец, необузданной яростью. Даже Джон поразился, увидев, в какое бешенство пришел вялый и апатичный ученик аптекаря. Хотя у него не было меча, из ножен на поясе Эдгар выхватил кинжал и, со свистом рассекая им воздух, бесцельно метался по комнате.
— Я убью его, будь он проклят! Кто бы он ни был, я убью его! Я не успокоюсь, пока он не издохнет! — Постепенно ярость сменилась слезами. Джон не был уверен, были ли они вызваны жалостью к Кристине или к самому себе.
Его отец, чье лицо раскраснелось от гнева, пребывал в не столь глубоком отчаянии, зато горел такой же жаждой мщения. После нескольких минут бесплодной ярости Джозеф притянул сына к себе и обнял за плечи, желая утешить. Он посмотрел поверх головы Эдгара на коронера.
— Что нам делать, Джон? — спросил он, прижимая к груди бьющееся в конвульсиях тело сына. — Как мы можем сейчас вернуться в Торр? Мы нужны в Эксетере.
Джон объяснил, что сестра Мадж, Матильда и другие женщины были единодушны в том, что на какое-то время Кристину следует оставить в покое, оградив от мужского общества.
— Как бы то ни было, нам следует решить проблему с судном и экипажем. Если мы сейчас отправимся в Торр, то для вас это будет означать окончание по крайней мере одного дела. В противном случае оно будет висеть над вами, подобно мечу, когда вы более всего будете нужны в Эксетере.
Джозеф кивнул, его гнев утих.
— Мы с Эдгаром потихоньку выйдем во двор, нам есть о чем поговорить. Скажи нам, когда будешь готов ехать.
Отказавшись от угощения, они спустились во внутренний дворик поместья, и сверху из амбразуры, Джон видел, как они медленно и грустно шли вместе, разговаривая приглушенными голосами.
Джозеф с сыном все еще находились внизу, когда некоторое время спустя с рынка возвратилось семейство де Вулфов. В воловьей повозке с полотняным верхом, снабженной сиденьями, ехали сестра и мать Джона, а рядом с ними на лошадях скакали его брат Уильям и несколько слуг. Хотя виделись они довольно часто, в Стоук-на-Тайнхеде Джона всегда ждал теплый прием. Его матери Энид исполнилось шестьдесят три года, и ее рыжие волосы уже подернулись сединой. Это была невысокая, очень живая дама, типичная кельтка, хотя ее собственная мать происходила родом из Корнуолла; а отец был некрупным землевладельцем из Гвинллвига в Уэльсе, откуда родом была и Неста. Ее дочь Эвелин была на десять лет младше Джона, старая дева, которая хотела стать монахиней. Мать отговорила ее от этого шага, поскольку ей дома нужна была компаньонка, ведь муж и второй сын все время пропадали на войне. Главной поддержкой Энид был Уильям, ее первенец, на пару лет старше Джона. Такой же высокий и темноволосый, как и его брат — они оба пошли в отца, — Уильям отличался намного более мягким характером, предпочитая военным кампаниям фермерство и управление поместьем.
Обнявшись с матерью и сестрой и пожав руку Уильяму, Джон просветил их о событиях, произошедших в Торре и Эксетере. Двое из Топшема все еще бродили снаружи, и Джон посоветовал на время оставить их наедине с их горем и гневом. Алси отдал распоряжение, и вокруг засуетились другие слуги с едой и питьем, улыбающиеся и делающие Джону реверансы — многие из них знали его еще ребенком.
Пока они ели, Энид де Вулф все не могла уняться и кудахтала, выражая свое негодование по поводу изнасилования и симпатию всем действующим лицам. Брови ее слегка приподнялись, когда Джон поведал ей, что Матильда вела себя прошлой ночью, как добрая самаритянка. Она никогда не разделяла энтузиазма своего покойного мужа по поводу того, что Джон породнился с семейством де Ревеллей, и ее отношения с Матильдой были столь же отстраненными, как и те двадцать миль, что лежали между ними.
По обыкновению, Уильям дал волю своей практичности.
— И что же теперь, братец? Что будет с кораблем и бедной молодой леди?
Джон, согревшийся, накормленный и чувствующий себя легко и свободно в окружении родни, протянул к огню длинные ноги.
— Дело о мертвых моряках — самое легкое дело. В церковной гостинице меня ждут парочка вооруженных стражников шерифа, чтобы помочь арестовать эту банду убийц и воров. Если мне удастся уговорить де Ревелля не вешать их сразу, то они предстанут перед Королевским судом, когда его выездная сессия посетит нас.
— А изнасилование? — спросила Эвелин, довольно привлекательная девушка, чье лицо портил лишь длинный нос.
Коронер пожал плечами.
— А с чего начинать? В одном Эксетере живут сотни мужчин. По всеобщему признанию, Кристина считалась одной из самых желанных молодых женщин в Девоне, поэтому на бедную девочку ежедневно было устремлено множество похотливых глаз. Если только нам неожиданно не повезет, я не знаю, как мы найдем виновника.
Его мать повернула голову в сторону оконного проема.
— А как воспринял все жених девушки? — спросила она.
— Он грозится перерезать насильнику горло. По природе он не боец, но готов вынести смертный приговор любому подозреваемому на всем просторе отсюда до Винчестера, бедняга. — Джон поднялся на ноги. — Нам пора отправляться в Торр. На утро назначено дознание, а день быстро проходит. — Он наклонился, чтобы поцеловать мать в лоб. — Если я проведу в седле еще некоторое время, то, клянусь, моя задница прирастет к нему!
На следующее утро с первыми лучами рассвета Джон и остальные собрались на открытом месте у моря неподалеку от деревушки Торр. Они провели ночь в одном из поместий Уильяма де Брюера, влиятельного в этих местах лорда. Хотя сам он находился в Лондоне, его сенешаль с готовностью предоставил пищу и ночлег королевскому коронеру и его отряду.
Выкопанные из песка шесть тел должны были подвергнуться осмотру во время дознания, и наиболее подходящим местом для этой цели казались простые дома из неотесанного камня, возведенные Белыми канониками на плоском участке южной оконечности полуострова Тор, неподалеку от того места, где разбилось судно и где были обнаружены товары с него.
По разумению Гвина, святые отцы были монахами, но на самом деле они были священниками, пришедшими сюда из главного аббатства норбетинцев в Уэльбеке. Они предложили положить тела в задней части своей маленькой деревянной церквушки, рядом с избушкой из плетеного тростника и соломы, где они жили втроем. Уильям де Брюер вел переговоры с их аббатом в Уэльбеке о строительстве пристойного каменного аббатства в Торре, и, хотя аббат Адам и шесть каноников должны были прибыть только через пятнадцать месяцев, эти трое составили передовой отряд.
Приехав на закате прошлым вечером, коронер распорядился, чтобы все мужчины и юноши старше четырнадцати лет в деревне и округе собрались на месте спустя час после рассвета. Вообще-то было трудно соблюсти букву закона и добиться присутствия всех членов мужского пола для образования жюри, не парализовав при этом работу нескольких деревень. Однако дело было настолько серьезным, что Гвин, сержант Габриэль и его солдаты обошли все дома в деревне и в окрестных поселениях, приказав всем жителям быть на дознании.
Жесткая трава перед обителью каноников вскоре была вытоптана несколькими десятками неохотно пришедших фрименов (Свободных крестьян) и вилланов (Крепостных), поодаль толпились любопытные: жены и девицы, у которых не было роли в предстоящем действе. В толпе бродили дети, собаки и даже одна коза, а некий предприимчивый торговец вразнос торговал яблоками.
Староста Аэльфрик тоже был здесь, напуганный и старавшийся выглядеть незаметным, как и несколько других, кого Джон знал по прошлому посещению. Присутствовал даже деревенский священник, изможденный и желтолицый.
Спасенные товары из церковного амбара тоже были сложены в сторонке, на двух запряженных волами тележках, готовые к транспортировке в Эксетер. Они были оставлены под охраной сенешаля Уильяма де Брюера, когда Джон вернулся в Эксетер после своего первого визита два дня назад. Он не был уверен, замешан ли сенешаль в воровстве ценных обломков кораблекрушения, зато подозревал, что тот, как следующий по старшинству, был полностью в курсе происходящего и действовал рука об руку со своим помощником, Аэльфриком.
Коронер огляделся по сторонам, дабы убедиться в том, что его секретарь уже вооружился пером, чернильницей и пергаментом, чтобы записывать ход дознания, после чего кивнул Гвину. Корнуоллец ударил плашмя мечом в колесо телеги и проревел громоподобным голосом:
— Все люди, у кого есть дело к коронеру графства Девон Его Величества короля Ричарда, подойдите ближе и слушайте!
Послышался шорох множества ног по грязи, пока мужчины Торра пытались уразуметь значение этого нового ритуала, придуманного для них далекими властителями в находящихся Бог знает где Лондоне и Винчестере. Очень немногие представляли себе, что такое дознание; но большинство покорно соглашалось, что это всего лишь еще один способ выжимания денег из и без того обнищавшего населения.
В стороне от деревенских жителей стояли мужчины из Топшема и Эксетера, Джозеф и Эдгар выглядели посеревшими и подавленными, они переживали утрату корабля и смерть моряков, но еще более того — надругательство над их бедной Кристиной. Они не находили себе места, им не терпелось вернуться в Эксетер, чтобы утешить девушку и ее отца. Однако в гневе Эдгара Джон ощущал тревогу: похоже, он не знал, как ему удастся справиться с кризисом и со своими чувствами к невесте, уже теперь не девственнице.
На много миль вокруг не найти было ни одного кресла, посему Джон отправлял правосудие, сидя на трехногой табуретке для доения, позаимствованной в деревне. Вся его серо-черная фигура с длинными, черными, как вороново крыло волосами, развевающимися на ветру, походила на какого-то сатанинского ангела рока, спустившегося к ним с небес. Уперев руки в колени, он начал говорить угрожающим тоном достаточно громким, чтобы все его слышали:
— Настоящее дознание проводится с целью установить обстоятельства гибели шести мужчин найденных на пляже Торра, а также крушения судна, экипаж которого они составляли.
Первым свидетелем был Джозеф из Топшема, напоминающий персонаж из Ветхого Завета, с его длинной седой бородой и развевающейся накидкой. Он вышел вперед и поклялся, что обломки принадлежали его собственному кораблю, «Морской Мэри». Судно было нагружено шерстью и на обратном пути из Барфлура должно было доставить груз сушеных фруктов и вина.
Гвин передал ему разбитую доску, обнаруженную на пляже, и тот подтвердил, что она была частью корпуса судна, поскольку на ней были вырезаны некоторые буквы из его названия.
— Видели ли вы тела шестерых мужчин, лежащих в церковной часовне вон там? — требовательно спросил коронер. — Являются ли все они членами экипажа этого судна?
Джозеф грустно кивнул головой.
— Так и есть, и еще одного не хватает, молодого парня по имени Хеч. Я знал их всех, бедняг.
— Были ли все они англичанами? — спросил де Вулф.
— Двое были бретонцами, а один — ирландцем.
— Но никто из них не был норманном?
Пожилой мужчина отрицательно покачал головой.
— Нет, все они были или саксами, или иностранцами.
При этих словах по толпе пронесся вздох облегчения: отсутствие норманнов означало, что по крайней мере удалось избежать штрафа в сорок марок.
После этого Эдгар и торговец вином, Эрик Пико, который обычно встречал свой груз, когда он прибывал в порт на Эксе, и который знал в лицо большинство членов экипажа судна, смогли подтвердить опознание тел, произведенное Джозефом. Старый Леонард, молчаливый клерк, показал пергаментную копию предписания, которую капитан судна вез в Барфлур: в ней были перечислены товары, которые следовало закупить для обратного пути.
Джон подвел их к воловьим упряжкам, и по маркировке, выжженной на дереве раскаленным железом, они формально опознали бочонки и коробки как груз, который должны были доставить в Топшем.
— Многое пропало, но то, что осталось, составит примерно половину груза, — заявил Джозеф, кладя руку на колесо ближайшей повозки.
— Для нас это означает существенные потери, — добавил Эрик Пико, убирая со лба прядь темных волос.
Коронер обвел взглядом притихшую толпу.
— Я должен признать, что здесь находятся почти все товары, спасенные с корабля. — Он подчеркнуто внимательно уставился на болезненно выглядевшего деревенского священника, словно бы для того, чтобы подчеркнуть, что часть спасенного исчезла в глотке этого мужчины. — Но теперь я перейду к смерти моряков. Похоже, трое утонули. — Он поименно назвал тех, кого первыми откопали из песка без каких-либо повреждений. — Они умерли в результате кораблекрушения, которое выбросило их в воду, деянием Господним, вызванным штормом на море. Но вот остальные трое… — Джон обратил грозный взор на Аэльфрика и еще нескольких деревенских жителей, стоявших в первых рядах толпы; с флангов их подчеркнуто охраняли сержант Габриэль и его стражники. — Эти трое, также опознанные Джозефом из Топшема, несут на себе следы насилия, а именно: раны на голове и других частях тела, очевидно нанесенные сильными ударами тупыми орудиями. Черепа у них расплющены, на шее видны глубокие ссадины. Не может быть и речи о том, что эти повреждения причинены им морем. Они стали жертвами намеренного насилия, которое привело к их смерти. После чего была совершена попытка скрыть это грязное деяние, похоронив их в песке.
После того как вызвали отшельника Вульфстана, чтобы он засвидетельствовал, что видел тела на пляже и то, как скрывали бочонки, вперед вытолкнули старосту. Он стоял перед коронером, похожий на быка, который ждет, что на него вот-вот спустят собак, и на лице его отражалась смесь свирепости и страха.
— Я ничего не знаю об этих убийствах! Эти моряки умерли еще до того, как я увидел их! — взмолился он, не ожидая, пока коронер задаст ему вопрос.
Гвин, стоящий вплотную к старосте, от души врезал ему по спине, чтобы напомнить о хороших манерах.
— Говори «сэр», когда обращаешься к коронеру! — требовательно заявил он.
— Ты лжец, Аэльфрик, — коротко бросил де Вулф. — Я видел раны своими собственными глазами. Этих мужчин забили до смерти.
— Это не я, не я, — парировал староста и получил от Гвина еще один тычок за то, что заговорил без разрешения.
Черные брови коронера грозно нахмурились.
— Ты хочешь сказать мне, что кто-то еще пробрался в твою деревню, убил этих людей и оставил тебе груз, чтобы ты мог его украсть? Ты — староста деревни, тебе известно обо всем, что происходит в Торре, так что не трудись преподносить мне эту ложь.
Очевидно, перед мысленным взором Аэльфрика возникла перспектива колесования или повешения, потому что он принялся дико озираться по сторонам, ища пути к спасению.
— Это могли быть люди из Пайнтона — они настоящие бандиты.
Это было уже слишком для Джона — он вскочил на ноги и заревел на несчастного старосту:
— Замолчи, исчадие ада! Не оскорбляй такой чепухой наш здравый смысл! Тебя поймал на горячем отшельник, ты спрятал украденные товары, и тела умерших вопиют о том, что они погибли ужасной насильственной смертью. Возвращайся на место и ожидай приговора — хотя нет сомнения в том, каким он будет.
Гвин толчком отправил Аэльфрика на его место впереди толпы, перед тем как начался допрос двух других мужчин, которых Джон и Гвин тоже видели на пляже. К их полному отрицанию вины отнеслись с тем же презрением.
Двое других вилланов скрылись от правосудия сразу после того, как были обнаружены тела: один из них был тем человеком, которого Джон видел удирающим со всех ног, когда они обнаружили в песке трех новых мертвецов. Вероятно, оба удрали в леса, где присоединились к бандам преступников, скрывающихся там от правосудия.
Еще через несколько минут дознание закончилось. Было выбрано жюри из деревенских жителей, которые вереницей прошли мимо шести тел, некоторые трупы, несмотря на холодную погоду, начали уже разлагаться. Джон указывал на раны на головах, пока они, волоча ноги, гуськом проходили мимо, и диктовал некоторые детали дознания Томасу, который яростно царапал по своему пергаменту, чтобы поспеть за быстрой речью коронера.
Невдалеке молча стояли трое Белых каноников. Их монашеские тонзуры были прикрыты круглыми шапочками. Созерцая зло, которое люди причиняют друг другу, они более чем когда-либо убеждались в том, что их Орден должен иметь свой оплот в этом уголке Англии.
Вскоре все свидетельства были собраны и записаны, и коронер объявил свой приговор.
— Три человека были убиты, причем самым жестоким образом, ради корыстных целей — получения товаров, вынесенных на берег после крушения судна «Морская Мэри». Обитатели поместья Торр совершили великое беззаконие, присвоив украденный груз судна, стоимость которого составляет по меньшей мере восемьдесят фунтов, как утверждают присутствующие здесь купцы. — Он обвел толпу рукой. — И за сокрытие сведений о крушении и обнаружении товаров, которые следовало сообщить шерифу или коронеру, на деревню налагается штраф в размере двадцати марок, каковые должны быть переданы королевским судьям во время их следующего посещения. За попытку украсть вышеназванный груз на деревню налагается штраф сорок марок.
При известии о наложении общего штрафа по толпе пронесся всеобщий мучительный вздох-стон. Штраф был просто огромен с учетом полуголодного существования деревушки: одна марка стоила более тринадцати шиллингов, или две трети фунта. Не могли они рассчитывать и на то, что их лорд поможет им выплатить эту сумму — наоборот, он может даже наложить на них собственное наказание в своем поместном суде, когда узнает о том, что произошло. Некоторые лорды поощряли мародерство на потерпевших кораблекрушение судах и даже сами принимали в нем участие, при условии что львиная доля награбленного доставалась им, но политические амбиции де Брюера были слишком велики, чтобы он мог позволить себе замарать руки участием в таком недостойном деле. Но Джон еще не закончил.
— Обломки кораблекрушения на море и на земле принадлежат короне и не должны служить предметом незаконного дохода тех, кто их обнаружил. Все остатки груза должны быть переданы в королевскую казну, но, поскольку они очевидно принадлежат судовладельцу и получателю вина, на последующем дознании относительно этих товаров я буду рекомендовать, чтобы они были возвращены им как частичная компенсация за потерю корабля и груза. Однако и это было еще не все.
— За недонесение об обнаружении тел погибших коронеру деревня наказывается очередным штрафом в десять марок. Пусть это послужит вам уроком не оставлять на совести бедного отшельника необходимость довести происшедшее до сведения короны.
Коронер сделал паузу, чтобы перевести дыхание. — И за самое гнусное злодеяние, заключающееся в убийстве трех невинных моряков, которым в час нужды, после гибели их корабля, должны были быть явлены христианские поддержка и помощь, но которые вместо этого были убиты, чтобы скрыть ваши воровские деяния, ваш староста и двое фрименов должны быть арестованы, препровождены до суда в Эксетер и в ожидании оного содержаться там за счет деревни, которая облагается еще одним штрафом в двадцать марок за попустительство этим убийствам и попытку сокрыть и их, и существование ценного спасенного груза.
Когда жители деревушки Торр осознали, что на долгие годы их финансовое положение попало в зависимость от выплаты этих огромных штрафов, над берегом пронесся стон. Правда, следует заметить, что никакие деньги не будут выплачены до тех пор, пока королевские судьи не рассмотрят это дело на выездной сессии в Эксетере, на что может понадобиться добрых несколько лет — таким медленным был процесс отправления королевского правосудия в стране. Но эти штрафы будут висеть над ними, и покупка нового крупного рогатого скота и свиней, приобретение зерна и других необходимых в хозяйстве вещей в течение ближайших пяти-шести лет оставались отныне под вопросом, поскольку Уильям де Брюер вправе рассчитывать на то, что его поместные поля будут обрабатываться деревенскими жителями так же, как и раньше.
Последнего же распоряжения Джона о том, что Аэльфрика и двоих других подозреваемых следует отправить под стражей в Эксетер, ожидали все. Они будут содержаться в заключении в тюрьме замка, чтобы в обычном порядке предстать перед судьями — в том случае, разумеется, если они выдержат несколько месяцев пребывания в ужасных подземных камерах Рогмонта.
Солдаты, которым помогал Гвин, схватили троих мужчин и погнали их к повозкам, где привязали к откидным задкам. Теперь им предстояло медленное обратное путешествие в Эксетер. Дочь старосты с плачем кинулась вперед, чтобы обнять отца, когда его уводили стражники. Вероятно, она видела его в последний раз. Родственники двух других мужчин также обступили их, и солдаты позволили им проститься друг другом, пока погонщики не взобрались на облучки своих повозок и не хлестнули волов, отправляя их в долгое путешествие.
Толпа медленно рассеивалась, стеная, причитая и бросая злобные взгляды на служителей закона, которые нарушили их простое и такое мирное существование. Для них кораблекрушение было манной небесной, товары, оставшиеся после него, можно было тайком продать, чтобы улучшить финансовое положение деревни, уплатить церковную десятину, следующей весной прикупить несколько коров и овец, а может, даже и продукты питания, если зима окажется слишком суровой. Над каждым подворьем нависла угроза голодной смерти, после того как был съеден последний кусок солонины и последнее заплесневелое зернышко овса. Так что для них смерть шестерых моряков была незначительной ценой, призванной помочь им избежать собственной голодной смерти: моряки все равно погибли бы, если не в этот шторм, так в следующий.
Пока они расходились, обреченно гадая, кто станет их следующим старостой, Джон поблагодарил Белых каноников за предоставленные помещения, после чего собрал свой отряд, чтобы возвращаться в Эксетер. До полудня было еще далеко, поэтому они рассчитывали вернуться домой, прежде чем наступят ранние декабрьские сумерки.
Сержант и его солдаты отправились вместе с обозом, они доберутся до Экса не раньше завтрашнего дня, так что компанию Джозефу, Эдгару, старому клерку и Эрику Пико составили коронер и двое его людей. Все пребывали в мрачном расположении духа.
— Одному Богу известно, что мы обнаружим по возвращении, — произнес торговец из Топшема, когда их лошади взбирались на откос, отделявший перешеек Торра от прибрежного тракта. — Это были самые худшие два дня в моей жизни.