"Подлинная история графини де Ла Фер" - читать интересную книгу автора (Пигулевская Ирина)

ТАЙНОЕ СТАНОВИТСЯ ЯВНЫМ

В одиннадцать д'Артаньян вернулся. Анна порядком устала от этих игр, но делать было нечего — с полдороги не возвращаются. И если уж она перенесла ночь с де Вардом, следовало надеяться, что с гасконцем получится легче. Тем более, что он пылал страстью, остановить его казалось невозможным.

…Когда пыл первой страсти несколько утих, Анна завела разговор о предстоящей дуэли. Сведения, сообщенные ей д'Артаньяном о встрече с графом, уничтожили всякую жалость к нему. Он вел себя недостойно и должен поплатиться за это! И однако гасконец шутливым тоном заявил, что сейчас слишком позднее время, чтобы думать о дуэлях на шпагах.

Такое отношение испугало Анну. «Я уступила, он получил желаемое, а теперь хочет отделаться от меня, — думала она. — Неужели я опять проиграла? Неужели это мой рок?» И она с большей настойчивостью повернула разговор к дуэли, не отвечая на нежности д'Артаньяна, которые ее вовсе не интересовали.

Молодой человек всячески старался уклониться от обсуждения этой темы, что еще больше усилило опасения миледи. Мысль об обычной неудаче ее предприятий была невыносимой, и Анна постепенно раздражалась.

Гасконец между тем начал говорить совершенные глупости: он посоветовал ей простить де Варда и отказаться от жестоких замыслов.

Анна уже не могла сдерживать себя.

— Уж не боитесь ли вы, любезный д'Артаньян? — насмешливо произнесла она.

— Как вы можете это думать, моя дорогая! — ответил д'Артаньян. — Но что, если этот бедный граф де Вард менее виновен, чем вы думаете?

— Так или иначе, он обманул меня, — сурово проговорила Анна, думая о кольце, — а раз так, он заслужил смерть.

— Пусть же он умрет, если вы осудили его! — твердым тоном проговорил д'Артаньян, и миледи, успокоенная, придвинулась к нему.

Казалось, ночь тянется бесконечно, и когда сквозь щели жалюзи забрезжил день, Анна готова была поклясться, что провела с любовником неделю.

Видя, что д'Артаньян наконец-то собирается ее покинуть, миледи напомнила ему о его обещании отомстить за нее де Варду.

— Я готов, — сказал д'Артаньян, — но прежде я хотел бы убедиться в одной вещи.

— В какой же?

— В том, что вы меня любите.

— Мне кажется, я уже доказала вам это, — ответила Анна, ужасно страдая. «Господи, я сказала ему это раз десять за одни сутки, я отдалась ему! Либо он непроходимо туп, чего вообще-то быть не должно, либо… он просто мужчина. Да уйдет ли он когда-нибудь?!»

— Да, и я ваш и телом и душой, — ответствовал мушкетер.

«Ну и чего тебе еще надо?» — с яростью думала миледи. Порывисто вздохнув и мило улыбнувшись, она сказала:

— Благодарю вас, мой храбрый возлюбленный! Но ведь и вы тоже докажете мне вашу любовь, как я доказала вам свою, не так ли?

— Конечно, — подтвердил гасконец. — Но если вы любите меня, как говорите, то неужели вы не боитесь за меня хоть немного?

«Пожалуй, я убью тебя сама прямо сейчас, а де Варда — прощу. Он хотя бы не зануда».

— Чего я могу бояться?

— Как — чего? Я могу быть опасно ранен, даже убит…

«Не верю в такое счастье!»

— Этого не может быть, вы так мужественны и так искусно владеете шпагой…

— Скажите, разве вы не предпочли бы какое-нибудь другое средство, которое точно так же отомстило бы за вас и сделало поединок ненужным?

Миледи молча взглянула на своего любовника: белесоватый свет утренней зари придавал ее светлым глазам странное, зловещее выражение. «Конечно, — думала она, — вместо трусливого мальчишки мне надо было разыграть эту комедию с Джозефом, и он для меня отравил бы де Варда. А еще лучше было бы вовсе не затевать интригу с графом. Что мне, острых ощущений в жизни не хватает?»

— Право, — сказала она медленно, — мне кажется, что вы колеблетесь.

— Нет, я не колеблюсь, — отвечал гасконец, впрочем, не особо убедительно, — но с тех пор, как вы разлюбили этого бедного графа, мне, право, жаль его, и, по-моему, мужчина должен быть так жестоко наказан потерей вашей любви, что нет надобности наказывать его как-либо иначе.

«Интересно, он в самом деле так думает?» — спросила себя Анна, а вслух произнесла совершенно другое:

— Кто вам сказал, что я любила его?

— Во всяком случае, я смею думать без чрезмерной самонадеянности, что сейчас вы любите другого…

Анна вздохнула.

— …и, повторяю вам, я сочувствую графу.

— Вы?

— Да, я.

— Но почему же именно вы? — спросила Анна, переставая понимать его.

— Потому что один я знаю…

— Что?

— …что он далеко не так виновен, или, вернее, не был так виновен перед вами, как кажется.

— Объяснитесь… — сказала Анна с тревогой в голосе, — объяснитесь, потому что я, право, не понимаю, что вы хотите этим сказать.

Она взглянула на д'Артаньяна, державшего ее в объятиях, и почувствовала нечто необъяснимое. К ней приближалась беда, как тогда, на море.

— Я порядочный человек, — сказал д'Артаньян.

Анна промолчала. Он продолжил:

— И с тех пор, как ваша любовь принадлежит мне, с тех пор, как я уверен в ней… А ведь я могу быть уверен в вашей любви, не так ли?

— Да, да, конечно… Дальше!

— Так вот, я вне себя от радости, и меня тяготит одно признание.

— Признание? — Анна чувствовала себя все хуже и хуже.

— Если бы я сомневался в вашей любви, я бы не сделал его, но ведь вы любите меня, моя прекрасная возлюбленная? Не правда ли, вы… Вы меня любите?

— Разумеется, люблю!

— В таком случае — скажите: простили бы вы мне, если бы чрезмерная любовь заставила меня оказаться в чем-либо виноватым перед вами?

Миледи перестала что-либо понимать.

— Может быть, — произнесла она.

Д'Артаньян хотел было приблизить свои губы к губам миледи, но она оттолкнула его.

— Признание… — сказала она, бледнея. — Что это за признание?

— У вас было в этот четверг свидание с де Вардом здесь, в этой самой комнате, не так ли?

— У меня? — Анна была потрясена: этот мальчишка знал недопустимо много. Правда, если граф показал ему кольцо, он мог рассказать об обстоятельствах… Что рассказать, они же ненавидят друг друга! Боже, пока она не узнает, что пытается ей поведать этот щенок, надо все отрицать. — Нет, ничего подобного не было, — сказала миледи таким твердым тоном и с таким бесстрастным выражением лица, что, не будь у д'Артаньяна полной уверенности, он мог бы усомниться.

— Не лгите, мой прелестный ангел, — с улыбкой возразил он, — это бесполезно.

— Что все это значит? Говорите же! Вы меня убиваете! — вскричала Анна.

— О, успокойтесь, по отношению ко мне вы ни в чем не виноваты, и я уже простил вас.

Это невероятное заявление окончательно убедило Анну, что происходит нечто ужасное. Она не знала, не понимала и не могла даже представить, за что этот мужчина, всю ночь надоедавший ей разговорами о любви, «простил ее». И она не имела уже сил, чтобы спрашивать об этом, она желала только узнать, что это происходит в ее доме, с ее так хорошо рассчитанным замыслом.

— Но что же дальше? — лихорадочно торопила она любовника.

— Де Вард ничем не может похвастать.

— Почему? Ведь вы же сами сказали мне, что это кольцо…

— Любовь моя, это кольцо у меня. Граф де Вард, бывший у вас в четверг, и сегодняшний д'Артаньян — это одно и то же лицо.

Из всей тирады Анна поняла только одно: ее обманули. Над ней надсмеялись самым бесстыдным образом. Ее унизили, опять унизили, все повторилось, она проиграла, как проигрывала всегда. Бледная и страшная она приподнялась и, оттолкнув д'Артаньяна сильным ударом в грудь, соскочила с постели.

Было уже совсем светло.

Гасконец попытался удержать ее и схватил за край пеньюара. Тонкий батист не выдержал и разорвался, обнажив ее плечи. Клеймо ярко выделялось на прекрасной белоснежной, коже, и д'Артаньян в ужасе отпрянул.

— Боже мой! — вскричал он, выпуская пеньюар.

Миледи поняла, что ее тайна раскрыта. Мало того, что этот человек оскорбил и унизил ее, он видел клеймо и мог уничтожить ее в мнении света — он должен был умереть. Именно в это мгновение Анна стала тем, к чему стремилась: безжалостной тигрицей.

Впервые за эти дни она сказала ему то, что думала.

— Негодяй! Мало того, что ты подло предал меня, ты еще узнал мою тайну! Ты умрешь!

Она подбежала к небольшой шкатулке с инкрустациями, стоявшей на ее туалете, открыла ее лихорадочно дрожавшей рукой, вынула маленький кинжал с золотой рукояткой, с острым и тонким лезвием, и бросилась назад к полураздетому д'Артаньяну.

Гасконец отодвинулся к стене и не пытался бежать — видимо, его устрашил вид разъяренной женщины. Однако среди разбросанной одежды он случайно нащупал шпагу и выхватил ее из ножен.

Анна была не в том состоянии, чтобы чего-либо испугаться. Не обращая внимания на холодную сталь перед собой, она попыталась взобраться на кровать, чтобы ударить д'Артаньяна кинжалом, и остановилась лишь тогда, когда почувствовала острие у своей груди.

Тогда она стала пытаться схватить эту шпагу руками, но д'Артаньян, мешая ей сделать это, все время приставляя шпагу то к ее глазам, то к груди, соскользнул на пол, ища возможности улизнуть.

Миледи между тем продолжала яростно кидаться на него, издавая при этом какое-то звериное рычание.

Это начинало походить на настоящую дуэль: женщина с кинжалом, мужчина со шпагой.

— Отлично, моя красавица! Отлично! — повторял д'Артаньян. — Но только, ради бога, успокойтесь, не то я нарисую вторую лилию на ваших прелестных щечках.

— Подлец! Подлец! — рычала Анна.

Между тем д'Артаньян продвигался к двери, ведущей в комнату Кэтти. Дверь эта распахнулась очень вовремя, и он нырнул в нее, тогда как Кэтти захлопнула и заперла на задвижку.

Этот сговор мог бы потрясти Анну, если бы она была способна чему-либо удивляться. Теперь же миледи сделала попытку проломить перегородку, отделявшую ее спальню от комнаты служанки, выказав необычайную для светской женщины силу; затем, убедившись, что это невозможно, начала колоть дверь кинжалом, причем некоторые из ее ударов пробили дерево насквозь. При этом она проклинала д'Артаньяна самыми энергичными выражениями, доставшимися ей от пиратов.

Вдруг миледи поняла, что гасконец находится у нее в доме и слуги могут задержать его. Она зазвонила в колокольчик и разбудила весь дом. Полуодетая, она высунулась из окошка и кричала привратнику: — Не выпускайте, — как раз в ту минуту, когда непонятная фигура в женском наряде выбегала из ворот.

Поняв, что все пропало, Анна упала без чувств.

Она пришла в себя от запаха паленых перьев. Обморок не переменил ее настроения, она опять разразилась проклятиями по адресу гасконца, слуг и Кэтти… и тут поняла, что мерзкой девчонки нет в комнате. В ярости она приказала привести служанку. Слуги обыскали весь дом, а потом поваренок сказал, что видел Кэтти, выбегающую через садовую калитку.

Итак, этой ночью произошла катастрофа. Однако в любой момент мог прийти Джозеф, и негоже ему было знать, что случилось. Анна велела принести себе бренди, слугам — убрать в комнатах и не тревожить ее, пока она не позовет их.

Д'Артаньян сделал то, чего и опасалась миледи: рассказал о случившемся своему другу. Но этот разговор был далек от светской сплетни.

…— Итак? — спросил Атос.

— Итак… — ответил д'Артаньян, нагибаясь к уху Атоса и понижая голос, — итак, миледи заклеймена на плече цветком лилии.

— Ах! — вскричал мушкетер, словно в сердце ему попала пуля.

— Послушайте, — сказал д'Артаньян, — вы уверены, что та женщина исчезла навсегда?

— Та женщина? — переспросил Атос таким глухим голосом, что д'Артаньян едва расслышал его.

— Да, та, о которой вы однажды рассказывали в Амьене.

Атос со стоном опустил голову на руки.

— Этой лет двадцать шесть-двадцать семь, — продолжал д'Артаньян.

— У нее белокурые волосы? — спросил Атос.

— Да.

— Светлые, до странности светлые голубые глаза с черными бровями и черными ресницами?

— Да.

— Высокого роста, хорошо сложена? С левой стороны у нее недостает одного зуба рядом с глазным?

— Да.

— Цветок лилии небольшой, рыжеватого оттенка и как бы полустертый с помощью разных притираний?

— Да.

— Но ведь вы говорили, что она англичанка?

— Все называют ее миледи, но очень возможно, что она француженка. Ведь лорд Винтер — это всего лишь брат ее мужа.

— Д'Артаньян, я хочу ее видеть!

— Будьте осторожны, Атос: ведь вы не смогли найти ее! Если это и вправду она — вспомните, она сбежала от вас!

— Если это она — она не посмеет что-либо сделать мне, это выдало бы ее.

— Она способна на все! Приходилось вам когда-нибудь видеть ее разъяренной?

— Нет.

— Это тигрица, пантера! Ах, милый Атос, я очень боюсь, что навлек опасность ужасной мести на нас обоих…

И д'Артаньян рассказал обо всем: и о безумном гневе миледи, и о ее угрозах убить его.

Атос задумался. Он вспоминал прошлое и видел совсем другие картины. Но с тех пор прошло десять лет, и эта женщина прожила их неизвестно где и неизвестно как, скрывая где-то его сына, разбив жизнь своего мужа… Сейчас это как будто была другая, которую Атос никогда не знал.

— Вы правы, и, клянусь душой, я не стал бы легкомысленно относиться к ее угрозам, — сказал мушкетер. — К счастью, послезавтра мы покидаем Париж; по всей вероятности, нас пошлют к Ла-Рошели, а когда мы уедем…

— Она последует за нами на край света, Атос, если только решит это сделать. Если она увидит вас и узнает, кто скажет, что придет ей в голову?

— Ах, друг мой, что за важность, если она и узнает меня? — заметил Атос. — Уж не думаете ли вы, что я боюсь встретиться с ней?

…Так отзывался об Анне человек, которого она считала мертвым и продолжала любить, которого оплакивала каждый раз, глядя на его сына. Поистине, пути судьбы неисповедимы…

После той ночи Анна переменилась. Она сама удивлялась, но мысль о том, чтобы убить д'Артаньяна, вовсе не казалась ей ужасной. В то же время она никогда никому не смогла бы рассказать о том, что произошло. Чтобы не оставаться наедине с горькими и грозными мыслями, миледи решила посвятить день визитам. К тому же ей следовало быть в курсе всех новостей, а она, занятая личными делами, запустила это важное звено своих планов. Визиты оказались не напрасны: косвенным путем, осторожными вопросами, сопоставляя различные сообщения, ей удалось узнать, что королева разыскала свою похищенную служанку, эту Бонасье, и приказала перевезти ее в некий монастырь. Из Парижа ее будут увозить дорогой на Шайо. Это была очень интересная новость, и поначалу Анна хотела отправиться к Ришелье и этим известием изгладить из его памяти свой неуспех в деле с подвесками. Но по размышлении она решила предпринять лучшие действия: перехватить узницу по дороге в монастырь и держать ее в своем доме. Во-первых, она могла бы представить Ришелье не слова, но самое похищенную, что гораздо более говорило бы о ее ловкости и умении, а во-вторых, это был козырь против проклятого гасконца. Если бы он узнал, что его возлюбленная находится в особняке на Королевской площади — а он бы узнал это, — гасконец оказался бы в руках той, которую так страшно оскорбил. Мысль об этом была столь сладостна, что Анна больше не раздумывала: она наняла двух вполне подозрительных типов с тем, чтобы они перехватили карету по дороге в Шайо и привезли женщину в особняк.

Анна заранее предвкушала чудесный вечер — вечер мщения.

Однако не все наши мечты сбываются, даже самые дурные: и эти висельники упустили добычу. Миледи была так разъярена, что даже не узнала подробностей и прогнала их, пообещав, правда, найти, если они начнут болтать. Триумфа не получилось.

Однако Рошфор, который появился как нельзя более кстати, чтобы поднять ее настроение, сообщил интересную новость: гасконец был на приеме у Ришелье и отказался перейти к нему на службу. Теперь у миледи были развязаны руки.

В тот день, когда гвардейцы Дезэсара выступали из Парижа, она нашла двух своих бродяг, показала им гасконца и приказала убить. За сто луидоров они пообещали ей сделать это.