"Свастика над Волгой. Люфтваффе против сталинской ПВО." - читать интересную книгу автора (Зефиров М., Дегтев Д., Баженов Н.)

Глава 7 Война вдет в Поволжье

В 1942 г. западные союзники во всевозрастающих количествах стали поставлять СССР разнообразную технику и вооружение, в частности танки и бронемашины. Импортная бронетехника приходила через Мурманский и Владивостокский порты в законсервированном виде и потому не годилась к немедленной отправке на фронт. Основным центром по расконсервации американских и английских танков был, как обычно, выбран Горький. Здесь же формировались танковые части, вооруженные «Матильдами», «Валлентайнами», «Черчиллями», М-3, а потом и «Шерманами». Вся эта огромная работа проходила в основном на территории Автозаводского района. Здесь «иномарки» обкатывали, проводили на них учебные стрельбы и учения. Сюда же привозили на ремонт танки, поврежденные в боях. Весной существовавших площадок стало не хватать, и в начале мая по распоряжению замнаркома обороны в Горьком была создана так называемая рембаза № 97, расположившаяся на территории танкоремонтного завода ГАЗа на ул. Кирова. Возглавил «рембазу» некий майор Петровский. В целях секретности всякое упоминание об объекте в документах и постановлениях местной власти запрещалось, а сам центр подчинялся непосредственно Наркомату обороны.

Однако, несмотря на все меры предосторожности, о рембазе № 97 все же стало известно германской разведке. Немцы очень болезненно реагировали на все новости о ленд-лизовской технике в России. В итоге командование Люфтваффе решило немедленно нанести по танкоремонтному заводу точечный авиаудар. Командир II./KG54 «Тотенкопф» гауптман Отто Кёнке получил приказ совершить налет на «танковый центр» в Горьком. 29 мая группа перебазировалась с аэродрома Орша-Южный в Сещинскую, и уже на следующую ночь «Юнкерсы» полетели в сторону Волги. Обозначение цели осветительными бомбами не предусматривалось, поэтому штурманы были вынуждены для обнаружения небольшого по площади объекта полагаться на светлую ночь и наземные ориентиры.

В 01.36 в городе была объявлена воздушная тревога, и через пятнадцать минут на большой высоте появились немецкие самолеты, идущие двумя мелкими группами с разных направлений. Выйдя на цель, пилоты Ju-88 начали атаку. В Автозаводском районе в разных местах прогремели более 20 взрывов, в т.ч. несколько бомб попали в танкоремонтный завод. Пострадали также прилегающие к нему кварталы.

Высланные на разведку команды МПВО позднее установили, что одна бомба взорвалась в районе Щиткового поселка, около трамвайной остановки «ул. Кирова», вторая – на ул. Депутатской, третья и четвертая упали между домами № 46 и № 3 и около магазина на проспекте Молотова, пятая – у дома № 41 на проспекте Кирова. Еще две взорвались около дома № 45 по проспекту Молотова. Все эти здания получили повреждения разной степени. В 02.15 бомбежке подвергся Сормовский район, на который были сброшены 13 фугасных бомб. В результате в жилом секторе возникли несколько очагов пожаров, были убитые и раненые. Сигнал «Отбой ВТ» был дан уже на рассвете, в 03.15 по местному времени. Зенитные батареи вели заградительный огонь с перерывами, израсходовав 3800 снарядов.

На следующую ночь налет повторился. В 00.40 в Горьком вновь была объявлена воздушная тревога, и вскоре в небе показались «Юнкерсы». Основной удар вновь наносился по танкоремонтному заводу и прилегающим объектам, на которые были сброшены 30 фугасных бомб. При этом пострадали сортировочная железнодорожная станция автозавода и аэродром Стригино. Несколько бомб упали на Дзержинск. Среди гражданского населения имелись убитые и раненые. Пострадали также линии электропередач, ведущие от Балахнинской ГРЭС. В 00.43 в районе подстанции 0-6 произошло отключение электроэнергии, вызванное обрывом ЛЭП и повреждением фидеров. Вскоре со станции были высланы ремонтные бригады для осмотра повреждений. При обходе участков под линиями они обнаружили воронки диаметром от четырех до восьми метров. Повреждения получили ЛЭП №№ ПО, 112,117. Наперехват бомбардировщиков были подняты два МиГ-3 из 722-го ИАП, однако обнаружить противника им не удалось.

1 июня над Горьким прошел немецкий самолет-разведчик, который сфотографировал Автозаводский район. Полученные его экипажем снимки подтвердили, что цель была поражена.

3 июня вопросы противовоздушной обороны обсуждались на заседании городского комитета обороны. На фронте в это время царило напряженное затишье, и никто не мог предполагать, начнет ли противник новое наступление и где нанесет главный удар. Возрастала и вероятность массированных бомбардировок. На следующий день комитет обсудил вопросы размещения управления корпусного района ПВО и командных пунктов, а также восстановление оборонительных рубежей в области. Последний вопрос выносился и на следующие заседания. В центре внимания обкома также постоянно была проблема противохимической защиты населения.

Тем временем самолеты-разведчики Люфтваффе стали практически каждый день появляться над Горьким. Одиночные Ju-88 и Do-215 на разных высотах пролетали над городом 1, 2,3,4 и 5 июня. Командование 142-й ИАД вновь и вновь поднимало на перехват свои истребители, однако, как и в предыдущем месяце, все вылеты заканчивались безрезультатно. В бессильной ярости Слюсарев обвинял в этих неудачах посты ВНОС, дескать, те слишком медленно передают информацию о местонахождении и курсе полета цели. И в этом была большая доля правды. Иногда между обнаружением самолета и донесениями с НП имелся интервал в 20—30 минут, а за это время «Юнкере» мог пролететь уже 200 км и вообще уйти из пределов области. Поэтому летчики бесцельно жгли горючее, вхолостую прочесывая то один квадрат, то другой. 6—9 июня пролетов разведчиков зафиксировано не было, но на следующий день над территорией корпусного района вновь появился и, произведя аэрофотосъемку, безнаказанно ушел одиночный Ju-88.

Поздно ночью 10 июня в Горьком было введено «Угрожаемое положение № 1», а в 01.54 по местному времени объявили воздушную тревогу. Батареи 742-го ЗенАП, 90-го запасного ЗенАП и Горьковского зенитного училища открыли огонь и выпустили в небо 400 снарядов. Однако никаких самолетов над городом не пролетало, и в 02.38 штаб ПВО дал сигнал «Отбой ВТ».

Неспокойная обстановка была и в других городах Поволжья. В ночь с 11 на 12 июня три германских самолета внезапно совершили налет на Ярославль, сбросив шесть фугасных бомб, которые упали в районе шинного завода. На следующую ночь налет повторился, и на этот раз немецкие летчики добились нескольких попаданий в цель. На предприятии возник пожар, несколько цехов были выведены из строя.

13 июня уже над Горьким в очередной раз появился немецкий самолет-разведчик. На его перехват были подняты истребители 722-го ИАП. В 10.50 лейтенант П. В. Грозпоцкий на своем МиГ-3 попытался атаковать Ju-88, который в этот момент находился прямо над городом. Однако ответным огнем бортстрелков его истребитель был сбит, перешел в беспорядочное пикирование и рухнул на прессовый цех автозавода, в пролет между рядами 61—62. В результате была пробита кровля и часть светового фонаря площадью 150 кв. м, разрушены одна ферма перекрытия, связи и прогоны перекрытия между фермами рядов 61—62. Ранения получили трое рабочих, а сам летчик погиб.

В ночь на 16 июня в Горьком вновь объявили воздушную тревогу. Невыспавшиеся жители многочисленных городских районов и поселков устремились к укрытиям во дворах и подвалах, десятки групп самозащиты и формирований МПВО заняли свои боевые посты на крышах зданий. Однако время шло, зенитки не стреляли, и никаких самолетов не пролетало. Зато в Ворошиловском районе кто-то пустил три осветительных ракеты в направлении промышленной зоны, одновременно еще две ракеты взвились над Горьковским автозаводом.

Вечер 23 июня показал, что угрозу для жизни горьковчан представляют не только бомбардировщики, летающие обычно по ночам, но и самолеты-разведчики. Одиночный Ju-88, пролетев на большой высоте над городом, неожиданно сбросил на авиазавод № 21 три фугасных и одну тяжелую зажигательную бомбу. Взрывы прогремели недалеко от северного угла предприятия, на территории Сормовского парка.

В связи с усилившейся угрозой налетов на города Поволжья в начале июня в Саратов прибыл замнаркома среднего машиностроения Н. Митькин. Он посетил шарикоподшипниковый завод ГПЗ-3 и установил, что состояние МПВО на этом важнейшем объекте оборонного значения находится в совершенно неудовлетворительном состоянии. В связи с этим 11 июня им был издан приказ, в котором, в частности, говорилось:

«… а) личный состав укрытиями, убежищами и средствами индивидуальной ПХЗ не обеспечен;

б) проведение мероприятий по светомаскировке не обеспечивает бесперебойной работы завода в условиях воздушного нападения;

в) отсутствует не только основной КП, нет даже помещения, приспособленного для временного КП;

г) не создано условий для боевой подготовки личного состава формирований МПВО и слабо реализуется постановление СНКСССР от 2.6.41 г. «О всеобщей и обязательной подготовке к ПВ и ПХ обороне», такому состоянию подготовки к ПВО объекта способствует бездеятельность руководящего состава объекта и штаба МПВО».

Директору завода А. Н. Бурову было приказано закончить строительство укрытий полевого типа (щелей) к 20 июня, газоубежищ, дегазационной камеры и командного пункта МПВО – к 1 июля, а также к 20 июня 1942 г. обеспечить надежную светомаскировку завода, согласно разработанному техническому проекту. Аналогичная ситуация наблюдалась и на других предприятиях. Так, на заводе № 602 Наркомата боеприпасов, занимавшемся снаряжением 37-мм и 45-мм снарядов, а также ручных гранат, готовая продукция в количестве 400 тыс. выстрелов хранилась в двух гнилых деревянных складах и на деревянных настилах, закрытых брезентом. При этом предприятие окружали цеха и жилые здания завода им. Ленина, которые в случае удачного попадания тоже могли взлететь на воздух. Как показали дальнейшие события, беспокойство начальства оказалось отнюдь не излишним.

В 01.00 25 июня Люфтваффе совершили первый налет на Саратов. В тот момент средства ПВО располагались следующим образом: 374-й ОЗАД оборонял подступы к городу с севера, третий дивизион 736-го ЗенАП – с юго-запада. Железнодорожный мост защищал 89-й ОЗАД, крекинг-завод им. Кирова и ГПЗ-3 – 501-й ОЗАД. Кроме того, в городе имелся один прожекторный батальон.

Посты ВНОС сначала не заметили самолеты, идущие на город, а, обнаружив, приняли их за свои. Командующего диврайоном ПВО Овчинникова и военкома Никитина на месте не оказалось, а дежурные командиры их штаба при подходе вражеских самолетов проявили растерянность. В результате практически повторилась ситуация, уже имевшая место в Горьком 4 февраля. Распоряжение о подаче сигнала «ВТ» и открытии заградительного огня было отдано через три-четыре минуты после того, как раздались взрывы бомб. Истребительная авиация вообще не была приведена в действие.

Шесть бомбардировщиков Не-111 из I./KG4 «Генерал Вефер» [91]сбросили на Сталинский район Саратова фугасные бомбы: семь упали на ГПЗ-3, две – на поселок Парковка и три – на территорию стройтреста № 13. В результате на шарикоподшипниковом заводе была сброшена с рельсов цистерна с мазутом и возник пожар, частично разрушена столовая и выбиты стекла в цехах. Получили ранения 22 человека. Руководство МПВО ГПЗ-3 не смогло эффективно организовать работу своих формирований, разведка в очаги поражения была выслана несвоевременно. В растерянности оказался и штаб МПВО Сталинского района.

В это время в 550 км северо-восточнее Саратова, в городах Горьком, Дзержинске и Балахне также была объявлена воздушная тревога. В 02.10 по местному времени высоко в небе послышался гул моторов одиночного самолета. Вскоре на складе лесоматериалов авиазавода № 21[92], находящемся в Кагановичском (Московском) районе Горького, прогремел мощный взрыв. В результате лесосклад был полностью разрушен, сгорело большое количество сырья. Человеческих жертв не было. Впоследствии оказалось, что были сброшены две 500-кг фугасные бомбы, одна из которых не взорвалась. В 03.25, когда уже светало, был дан отбой тревоги. Несмотря на то что в налете участвовал всего один самолет, зенитная артиллерия Горьковского корпусного района ПВО в эту ночь расстреляла 5500 снарядов всех калибров! В «Хейнкель» ни один из них не попал, зато в Автозаводском районе «стаканом» от снаряда была убита находившаяся на улице женщина и еще одна получила тяжелое ранение.

Наступило утро, и разрушенный объект еще дымился, когда посты ВНОС доложили о пролете в сторону Горького еще одного самолета, вследствие чего в 07.50 по местному времени вторично был дан сигнал «Воздушная тревога». Жители, спешившие на работу в первую смену, могли видеть высоко в небе маленький силуэт самолета-разведчика, пролетевшего над городом. В 08.35 был опять дан отбой. Воздушная тревога в эту неспокойную для Поволжья ночь объявлялась и в Ярославле, однако там немецкие самолеты не появились.

В связи с этими событиями 25 июня в Саратове прошло заседание городского комитета обороны, на котором рассматривался вопрос о состоянии боевой готовности частей Саратовско-Балашовского дивизионного района ПВО. Вновь назначенному командующему диврайоном было предложено принять меры по укреплению боевой готовности частей района. Было принято решение немедленно начать формирование 1078-го зенитно-артиллерийского полка. На его комплектование направлялись рабочие и служащие предприятий, студенты вузов и добровольцы.

По итогам заседания было принято постановление №127сс, в котором, в частности, говорилось: «Налет вражеских самолетов на Саратов в ночь с 24на 25 июня вскрыл крупнейшие недостатки в работе Саратовско-Балашовского дивизионного района ПВО и штаба МПВО г. Саратова… Все это дало возможность вражеским самолетам беспрепятственно проникнуть к городу, летать над важными заводами на бреющем полете и сбросить бомбы на объекты подшипникового завода».

Вскоре после полуночи 25 июня посты ВНОС в районе Тамбова вновь услышали в небе гул авиационных моторов. Затем эти данные подтвердили наблюдатели, находившиеся около пос. Ртищево, уже в Саратовской области. Это были девять Не-111 из I./KG4, летевшие вдоль железной дороги Тамбов – Саратов. В 01.15 в городе была объявлена воздушная тревога, и вскоре началась бомбежка. Ее целью вновь стал ГПЗ-3, на который были сброшены 18 фугасных бомб SC500. В итоге несколькими прямыми попаданиями были сильно разрушены четыре цеха: компрессорный, точных подшипников, шлифовальный и автоматно-токарный. Среди немецких летчиков, добившихся успеха, был обер-лейтенант Вальфред Шмиц[93].

Зенитчики открыли огонь поздно, без каких-либо координат по предполагаемому курсу цели, но затем 2-я батарея 501-го ОЗАД заявила об одном сбитом «Хейнкеле». Возможно, это был Не-111H-6 WNr.7139 «5J+FH» из 1-й эскадрильи KG4, который в ту ночь не вернулся из боевого вылета. Летчики 753-го ИАП ПВО при отражении налета показали слабую летную подготовку. В воздух поднялся лишь один истребитель, но встреч с противником он не имел.

Во время налета были зафиксированы многочисленные пуски сигнальных ракет с земли. В периоде 01.05 до 03.45 четыре красных ракеты взлетели с острова, расположенного напротив нефтебазы Улеши; с домов, расположенных в окрестностях авиазавода № 292, в направлении предприятия была выпущена серия красных и зеленых ракет, еще одна серия ракет поднялась с левого берега Волги, от г. Энгельс. Начштаба МПВО Сталинского района Антипин затем в своей оперативной сводке указал: «Начиная со второго налета ВВС противника на Сталинский район обнаружено массовое выбрасывание сигнальных ракет (красных и синих-зеленых), указывающих точку бомбежки (красные) и направление бомбежки (траектория полета синей или зеленой ракеты)». Оперативные мероприятия, проведенные милицией, не дали никаких результатов.

В это же время посты ВНОС Горьковского корпусного района также зафиксировали три – пять самолетов противника, летевших вдоль р. Оки. В сторону Горького летела еще одна группа Не-111 из I./KG4. В 01.36 в городе был дан сигнал «ВТ». Вскоре возле поселка Стригино, в восьми километрах юго-западнее автозавода, прогремели три мощных взрыва. Высланные на разведку группы МПВО потом обнаружили на окраине поселка три больших воронки диаметром семь-восемь метров и глубиной пять метров. При этом в соседнем лесу взрывной волной повалило деревья. Еще несколько бомб были сброшены на Сормовский район. Однако, по данным службы МПВО, «жертв и разрушений не было». В 07.30 был снова подан сигнал «ВТ», а затем в 08.20 дан «Отбой». Гудки воздушной тревоги звучали в Горьком и в следующую ночь, однако на этот раз никакой бомбежки не было.

Таким образом, нижегородцы отделались легким испугом, а вот Саратовскому шарикоподшипниковому заводу достал ось по полной программе. Возник большой пожар, озаривший июньское небо. В ликвидации последствий налета на ГПЗ-3 участвовала объектовая команда МПВО (в составе команды управления из 12 чел., команды охраны порядка – 74чел., аварийно-восстановительной команды – 15 чел. и медико-санитарной команды – 12 чел.) и 500 мобилизованных рабочих цехов. Штаб МПВО Саратова направил в очаги поражения команды медико-санитарной службы города, бригады по восстановлению водопровода, электросети и связи. На подмогу прибыли и 368 солдат из воинских частей. Пожары были в основном ликвидированы за четыре часа, а через восемь часов завод частично возобновил работу в цехах, не пострадавших от налета. Всего в ходе бомбежки на заводе погибли 30 и были ранены 202 человека.

Эти слабые точечные удары германских бомбардировщиков, хотя и не нанесли сильного ущерба военной промышленности Поволжья, в очередной раз выявили многочисленные недостатки в организации ПВО и МПВО тыловых городов. 27 июня на ГПЗ-3 в Саратове прошло закрытое партсобрание. На нем были приняты решения о создании дополнительных пожарных звеньев, усилении аварийно-восстановительных команд и оборудовании укрытий. Восстановительные работы предполагалось в основном завершить к 7 июля.

В этот же день начальник управления НКВД Горьковской области майор госбезопасности Рясной издал приказ № 057, в котором говорилось:

«Налеты авиации противника на города области показали, что:

а) дежурство на КП штабов городов, районов, объектов несут не ответственные работники штабов, а второстепенные лица, совершенно незнакомые или малознакомые с работой штаба по оповещению населения и рабочих объектов путем подачи сигнала «Воздушная тревога», со способами приведения в боевую готовность всех сил и средств местной ПВО, что ведет к опозданиям с подачей сигнала и развертывания сил[94], как это было 30.5. в Горьком,

б) приведение в боевую готовность сил и средств городов и объектов происходит медленно и неполностью – не везде полная явка личного состава в участковые и объектовые команды, в группы самозащиты, пожарные посты. Группы самозащиты не усиливают наблюдения за светомаскировкой, не принимают мер к укрытию населения в бомбоубежищах,

в) штабы не ведут разведки очагов поражения путем высылки на место специальной разведки, а питаются случайными данными, на практике это ведет к потере времени, к неправильным решениям по ликвидации очагов поражения и дезинформации вышестоящих штабов и начальников,

г) штабы не занимаются контролем за развертыванием сил и средств по сигналу «ВТ», за работой формирований в очагах поражения, подведением итогов работы и изучением опыта. На практике это ведет к тому, что недочеты не устраняются, качество работы и дисциплина не повышаются…»

Между тем в ночь на 28 июня немцы впервые совершили налет на Астрахань. В течение двух часов самолеты сбрасывали бомбы на переправу через Волгу, строящийся железнодорожный мост и жилые кварталы. В городе возникли десятки пожаров, появились первые жертвы среди мирного населения. Всего в ходе бомбежки были разрушены 19 кирпичных и четыре деревянных дома, во многих местах вышли из строя осветительные линии и водопровод. Так жители самого южного волжского города впервые воочию увидели, что такое война: разрезанное лучами прожекторов небо, надрывная пальба зениток, гулкие разрывы «фугасок», пожары и крики раненых.

Многие астраханцы явились свидетелями пуска с земли осветительных ракет. Особенно много их взлетело в промышленном секторе города и в районе нефтебаз. Стало ясно, что и здесь орудуют вражеские шпионы. Впрочем, астраханским контрразведчикам повезло, прямо во время бомбежки на улице были задержаны два «сигнальщика». Последующий допрос в окружном отделе НКВД выявил, что оба агента в прошлом являлись военнослужащими Красной Армии, которые, попав в 1941 г. в плен, согласились сотрудничать с немцами. Впоследствии, после кратковременной учебы в абверовской школе в Полтаве, они вместе с еще тремя диверсантами в марте 1942 г. были высажены с самолета в Южном Поволжье. И что самое важное, шпионы имели задание давать сигналы ракетами во время налета бомбардировщиков, о примерной дате которого им было сообщено! Этот факт наконец раскрыл тайну ракетчиков. По всей видимости, зная о готовящихся налетах на тыловые города, Абвер заранее забрасывал в них группы шпионов, экипируя их среди прочего и сигнальными ракетницами. Будучи информированными о дате налета или просто услышав гудки воздушной тревоги, диверсанты занимали места в малолюдных районах городов и пускали ракеты. При этом различные группы действовали автономно и независимо друг от друга, что затрудняло их поимку и разоблачение.

В ночь на 29 июня несколько «Хейнкелей» из I./KG4 совершили налет на Тамбов. На этом серия беспокоящих налетов на тыловые города, предваряющая операцию «Блау», целью которой был захват Кавказа и выход к Волге, закончилась. Начальник штаба авиационного командования «Ост» Герман Плохер вспоминал: «Эти налеты, хотя и носили стратегический характер, вызвали лишь небольшие, временные перебои в работе советской военной промышленности и в действительности были булавочными уколами, не оказавшими никакого стратегического влияния на ход войны».

На самом деле беспокоящие налеты небольшими силами хотя и не приводили к большим разрушениям и дезорганизации работы промышленности, тем не менее играли важную роль, поскольку заставляли советское командование постоянно усиливать ПВО тыловых объектов. На это уходили офицерские кадры, люди, различная техника, которые тем самым невозможно было использовать на фронте. Кроме того, даже «булавочные уколы» сильно воздействовали на моральный дух склонного к панике мирного населения, отвлекали значительные материальные и людские ресурсы на обеспечение маскировки, строительство укрытий и выполнение других мероприятий по местной противовоздушной обороне.

Тем временем внимание всего мира было приковано к южному сектору советско-германского фронта. 3 июля 1942 г. немецкие танки захватили плацдарм на восточном берегу Дона и вскоре вышли к Воронежу. Таким образом, за неделю стремительного наступления Вермахт преодолел 150 км. Узнав об этих событиях, пусть и в искаженной форме, из сводок Совинформбюро, жители Саратова испытали страх. Даже любой школьник мог без труда посчитать, что расстояние от волжского города до линии фронта сократилось ровно на четверть. Да тут еще пришло известие о падении Севастополя, означавшее, что весь Крым отныне в руках немцев. Саратовцы еще не оправились от недавних налетов авиации, и в силу всего этого в городе в эти жаркие июльские дни царила очень возбужденная обстановка. Тем более люди, приезжавшие на поездах, рассказывали, что немцы бомбят железные дороги где-то в районе Борисоглебска и Уварово.

Напряжение чувствовалось и в Сталинграде. 4 июля городской комитет обороны принял постановление «О мерах усиления противопожарной обороны г. Сталинграда», в котором, в частности, говорилось:

«Начальнику МПВО Д.М. Пигалеву (председателю горсовета депутатов трудящихся) в декадный срок:

а) привести в полную боевую готовность все имеющиеся противопожарные звенья групп самозащиты жилых домов, учреждений и предприятий и Комсомольске-молодежные взводы и участковые команды МПВО, полностью их укомплектовать и оснастить положенным по табелю имуществом…,

в) установить непрерывное несение пожарной постовой службы в жилых, общественных и производственных зданиях…»

Принимались и другие меры по усилению средств местной противовоздушной обороны: совершенствовались линии телефонной и радиосвязи для зенитной артиллерии и прожекторных станций, повысилась требовательность к соблюдению светомаскировки. Все формирования МПВО отныне находились на казарменном положении. Жители города вновь принялись рыть пожарные водоемы, восстанавливать старые и строить новые убежища и щели. Многие делали это с неохотой, поскольку не верили в возможность массированной бомбежки города, находящегося далеко от линии фронта.

В те дни, пожалуй, только руководство «Волготанкера» пребывало в хорошем настроении. К этому времени из Астрахани были вывезены практически все запасы нефтепродуктов. Только за июнь по волжской артерии прошли более 1,3 млн т! Нефтебазы в Камышине, Саратове, Сызрани, Казани, Горьком и др. городах были заполнены до отказа. Что будет дальше, никто не знал, поэтому едва с Каспийского моря прибывал очередной танкер, нефть сразу же перекачивали на речные суда и как можно быстрее отправляли вверх по течению.

Обстановка в небе Южного Поволжья становилась все более напряженной. В начале июля немецкие самолеты нанесли серию ударов по периферийным городам и железнодорожным станциям, Так, 8 и 9 июля бомбардировке дважды подвергся важный железнодорожный узел Ртищево, расположенный на железной дороге Тамбов – Саратов. 8 июля на аэродром Кутейниково, в 50 км юго-восточнее Донецка, прибыла I./KG55 «Грайф», и уже на следующую ночь ее «Хейнкели» совершили налет на Сталинград, сбросив фугасные бомбы на промышленные объекты Кировского района города и железнодорожную станцию Бекетовка.

К этому моменту город на Волге, на который было нацелено острие германского наступления, являлся одним из важнейших промышленных центров Советского Союза, уступая в значении разве что Горькому. Достаточно сказать, что Сталинградский тракторный завод им. Дзержинского производил половину всех средних танков Т-34, а металлургический завод «Красный Октябрь» был основным производителем высококачественных сталей для танковой, авиационной и подшипниковой промышленности. Поэтому противовоздушная и сухопутная оборона Сталинграда имела огромное значение для поддержания боеспособности Красной Армии.

8 июля в 400 км юго-западнее Сталинграда произошло важное, но почти никем не замеченное событие в истории воздушной войны на Восточном фронте. В этот день в ходе массированной бомбардировки Ростова-на-Дону одновременно с фугасными и мелкими зажигательными бомбами германская авиация впервые применила зажигательные бомбы крупного калибра. Падая на крыши зданий, они разбрызгивали вязкую горючую жидкость, напоминавшую расплавленную резину, которая растекалась по стенам и перекрытиям, поджигая все на своем пути. Потушить ее водой или песком было нельзя, а если огонь и сбивался, то вскоре вспыхивал вновь. В результате в городе одновременно возникли десятки крупных очагов пожара, и целые кварталы были объяты пламенем. Кроме новых бомб, самолеты сбрасывали куски рельсов и пустые бочки, которые, падая, создавали оглушительный вой, усиливая панику.

Производство и поставки в Люфтваффе этих бомб начались незадолго до начала операции «Блау». Опыт бомбардировок городов в 1939—1941 гг. показал, что зажигательные бомбы наносят гораздо больший ущерб кварталам и промышленным объектам, чем самые крупные фугасные боеприпасы. Возникновение одновременно десятков и сотен очагов пожаров затрудняло тушение, чаще всего приводило к неконтролируемому распространению огня и как результат к уничтожению целых кварталов и заводских корпусов. Мелкие одно– и двухкилограммовые зажигалки типа Bl, B2EZ и B2.2EZ доказали свою надежность и эффективность, однако для достижения большего разрушительного эффекта требовались новые типы бомб.

В 1942 г. на вооружение были приняты семь типов тяжелых зажигательных бомб: Brand C50A массой 40 кг, Brand C50B и Spreng Brand 50Амассой по 35 кг; FLAM KC250 массой 110 кг; Brand C250A массой 250 кг, FLAM C250 массой 250 кг и FLAM500 весом 500 кг. В бомбах типа Brand в качестве начинки использовалась смесь нефти, бензина, чистого каучука (или полистирена) и фосфора, за исключением Brand 50B, которая снаряжалась только белым фосфором. В бомбах типа FLAM, помимо смеси нефти с бензином, использовался небольшой заряд тротила. Взрываясь, он воспламенял и разбрызгивал горючую жидкость вокруг места падения на 15—20 м, существенно увеличивая площадь одновременного возгорания. Наиболее сложная по конструкции бомба Spreng Brand 50A оснащалась 76 термитными зарядами, которые при подрыве небольшого заряда тротила разлетались в радиусе 30 м и затем воспламенялись.

Примечательно, что, хотя тяжелые зажигательные бомбы Люфтваффе имели разную массу, 8 июля в Ростове и в последующие годы войны советская служба МПВО фиксировала применение лишь «ЗАВ весом 50 и 250 кг». Бомбы, имевшие подрывной заряд тринитротолуола, обычно обзывали «фугасно-зажигательными» или «комбинированными», что совершенно не соответствовало действительности. И это при том, что несработавшие зажигалки нередко доставались русским.

Линия фронта в эти жаркие дни проходила еще далеко, и лишь немногие предполагали, что здесь, на берегах Волги, вскоре развернется самое кровопролитное сражение Второй мировой войны. Однако усилившаяся активность немецкой авиации вызывала беспокойство. Различные объекты на территории Сталинградской области все чаще подвергались ударам.

12 июля война во всей своей ужасной красе пришла в Морозовскую – небольшой городок, расположенный в степи, в 140 км юго-западнее областного центра. Ее дыхание и так уже наваливалось на эти места. Через станцию днем и ночью грохотали эшелоны, по улицам то и дело проходили отступающие части, грузовики и подводы с беженцами. И вот в разгар жаркого июльского дня со стороны солнца внезапно появились шесть «Юнкерсов» и, спикировав, сбросили бомбы на железнодорожный узел. В результате вспыхнули сразу два санитарных состава, битком набитые ранеными. Разогретые летним жаром деревянные вагоны горели как солома, бойцы, которые могли передвигаться, выпрыгивали из окон, лежачие пытались ползти, кому-то помогали санитарки. Однако помощи на всех не хватило, и сотни раненых сгорели заживо.

Все чаще самолеты со свастиками появлялись и над самим Сталинградом. Сталин, у которого вошло в моду посылать сюда разных высоких начальников, отправил проверить на месте состояние ПВО города генерала Михаила Громадина. За несколько дней тот успел посетить почти все зенитно-артиллерийские части, а также аэродромы 102-й ИАД. При этом командующий ПВО страны получил возможность лично убедиться в том, насколько плохо обстоит дело с ранним обнаружением и идентификацией немецких самолетов.

Зенитчица 784-го ЗенАП М. И. Матвеева вспоминала о том, как при посещении ее батареи Громадин стал свидетелем беспокоящего налета на Сталинград одиночного бомбардировщика. «Стою на вышке, утроив, как говорится, бдительность. Слышу ноющий, до тошноты уже знакомый звук моторов „Хейнкеля“. Громко кричу: „Воздух!“

Командир и командующий поднялись на вышку. Докладываю:

– Курс 90, один Хе-111, высота 6!

Громадин смотрит строго. Недоуменно пожимает плечами и обращается к Рутковскому:

– Корпус тревоги не объявлял. Посты ВНОС о цели не докладывали. В чем дело?

Я, посмотрев на командира полка, настаиваю на своем. Рутковский поддержал меня:

– Товарищ генерал, я своим разведчикам верю. У них хороший слух и острое зрение.

Генерал прервал его и приказал проверить, что дает КП корпуса. Через несколько секунд оттуда сообщили, что идет свой тяжелый бомбардировщик ТБ-3.

– Ну? – вопросительно смотрит на меня и командира полка Громадин.

А я уже явственно вижу характерные очертания «Хейнкеля» и еще более отчетливо слышу звук его моторов… Я еще увереннее докладываю:

– Воздух!«Хейнкель-111», курс 90!

Корпус, однако, настаивает на своем, дает отбой. Громадин, чувствуется, очень недоволен нами. Рутковский подмигнул мне и приказал открыть огонь дежурной батарее. Командующий покачал головой, но ни во что не стал вмешиваться. И вот мы все видим, как «свой ТБ-3», вокруг которого вспухли светлыми шапками разрывы зенитных снарядов, вывалил из брюха несколько бомб, выполняя противозенитный маневр, развернулся и ушел восвояси».

Однако проблемы были не только в невнимательности постов ВНОС. Несмотря на постоянные подкрепления, сил и средств у ПВО явно не хватало. Так, в 102-й ИАД полковника И. И. Красноюрченко оставались всего 18 «МиГов» и «Яков», способных реально бороться с немецкими разведчиками и бомбардировщиками. Все они базировались в Бекетовке и целыми днями гонялись за противником по всей Сталинградской области. В то же время из западных районов области и пригородов в обком партии поступали панические донесения. В частности, сообщалось, что вражеские самолеты сбрасывают на колонны беженцев «бочки с дерьмом свистульки и даже телефонные будки», а также «бомбят» линии электропередач обрубками рельсов.

В самом городе все больше ощущалось напряжение. Официальные сводки Совинформбюро скупо освещали происходящее, и толпы беженцев, наводняющих вокзалы и улицы, рассказывали страшные истории об ужасе отступления и неумолимо надвигающейся с запада опасности. Как обычно, на рынках и площадях распространялись самые невероятные слухи о том, что немецкие танки уже подходят к городу, что Сталин решил без боя отдать Сталинград Гитлеру в обмен на то, что тот откажется от захвата Москвы, что в городе кончился хлеб, вот-вот не будет воды и т.п. Постоянно появлялись «сведения» о сотнях немецких шпионов и диверсантов, орудующих в городе.

В магазинах стали быстро исчезать последние продукты, а очереди удлиняться на сотни метров. Продавцы на продуктовых рынках, всегда остро реагировавшие на «информацию» о делах на фронте, стремительно взвинчивали цены. Поскольку население города за счет беженцев с каждым днем росло, а поставить всех на карточный учет было совершенно нереально, единственным законным способом прокормиться у людей оставался обмен на продовольствие привезенного с собой барахла. Поэтому то тут, то там возникали импровизированные «обменные пункты». Те же, кому менять было нечего, вынуждены были в лучшем случая побираться, в худшем – заниматься грабежами и кражами. Рост преступности в Сталинграде в июле стал практически неконтролируемым. Председатель горкомитета обороны Чуянов вспоминал об этих днях: «Сталинград переполнен эвакуируемым населением. Скопилось огромное количество автомашин с фронтовым и заводским имуществом, домашним скарбом. Кое-где орудуют темные личности, особенно в очередях, на эвакопунктах, на пристанях, на вокзалах и бараках». Жилья для беженцев также не хватало, и тысячи людей ночевали в подъездах, на скамейках или попросту на траве.

Тем временем лавина эвакуации все сильнее захлестывала Нижнее Поволжье. 13 июля в Камышине, Горном Балыклее, Дубовке, Каменном Яре началась организация переправ для перегона скота и тракторов на восточный берег. В Сталинградском речном порту скапливались бесконечные ящики с оборудованием, станки, прессы, разобранные краны и многое другое, загромождая причалы и их окрестности. Все это невозможно было скрыть от глаз жителей и люди со все большей неохотой отправлялись по утрам на работу, все их мысли занимал вопрос, куда и когда бежать из города. Между тем никто толком не знал, что же все-таки происходит на фронте. В тот же день началось бегство из донской станицы Серафимовичи. Из-за отсутствия мостов переправа на северный берег Дона осуществлялась на нескольких паромах, скот преодолевал реку вплавь, жители – на лодках и самодельных плотах.

15 июля части 6-й армии Вермахта захватили г. Миллерово и находились уже в 300 км от Сталинграда. В этот день Сталину стало окончательно ясно, что остановить немцев западнее Дона не удастся. Вечером он лично позвонил в обком Чуянову и приказал готовить город к обороне. Тут же начиналось спешное строительство четвертого городского оборонительного рубежа, на которое ежедневно стали выгонять многие тысячи сталинградцев. Так, в Ерманском, Дзержинском и Ворошиловском районах на возведение укреплений были направлены по 10 тыс. человек. Жители Краснооктябрьского, Тракторозаводского и других районов Сталинграда также активно участвовали в строительстве «окопов». Многие учреждения, работа которых могла быть без ущерба для интересов фронта приостановлена, временно закрывались с оставлением в них лишь дежурных, а весь коллектив мобилизовывался «на окопы». В конце июля на строительстве городского обвода работали свыше 57 тыс. человек. Все необходимое для строительства добывалось на месте.

Решениями транспортного комитета при ГКО от 14 и 15 июля и последующими его указаниями на волжский речной транспорт возлагались все возраставшие перевозки грузов для заводов, выпускавших броневую сталь, танки, артиллерийские орудия и другую важнейшую военную продукцию, а также перевозки боеприпасов. В Вольске, Саратове, Камышине и Сталинграде были созданы фронтовые базы снабжения, в Казани, Сызрани и Ульяновске срочно усиливались пункты перевалки воинских грузов с железных дорог на водный транспорт и обратно. Всего по решению Госкомитета обороны было необходимо принять с железных дорог на волжскую магистраль 6000 вагонов воинских и 3550 – хозяйственных грузов. Волжские порты не были подготовлены к переработке столь огромного грузопотока, поэтому в Куйбышеве, Батраках и Саратове в спешном порядке сооружали дополнительные причалы для тяжеловесных грузов. Затем при помощи воинских частей началась реконструкция пристаней в Камышине и Вольске. Тем не менее перегрузка с вагонов в пароходы и баржи происходила с огромными трудностями. Зачастую портовые краны не выдерживали нагрузки и опрокидывались, происходили многочисленные аварии и несчастные случаи. А эшелоны все прибывали и прибывали.

Между тем германские танки стремительно приближались к Сталинграду. Кризис в Южном Поволжье нарастал. Сюда стекались толпы беженцев, составы с эвакуированным оборудованием, разбитые воинские части. Ситуация осложнялась и тем, что директивой Сталина от 20 июля была запрещена на восточный берег Волги эвакуация450тыс. сталинградцев, а так же 150тыс. беженцев, которые прибыли сюда в основном из Украины. Зато уже на третий день после получения директивы из города бешеными темпами начали переправлять в тыл заводское оборудование и имущество предприятий. На паромах и баржах через Волгу перевозились грузовики, трактора, комбайны и другая сельхозтехника, сотни тысяч голов скота. Вывозили даже заключенных из тюрем. Мирных же жителей к переправам не подпускали, им обещали, что город не сдадут. Впрочем, наиболее дальновидные граждане, чувствуя нарастающую опасность, все же покидали Сталинград по суше вместе со своими семьями, направляясь на север, в сторону Саратова, или на юго-восток, в Астрахань.

20 июля в город приходит копия постановления ГКО об отгрузке и вывозе из Сталинградской области запасов хлеба, в соответствии с которым было необходимо в течение месяца дополнительно отгрузить 540 тыс. т. В тот же день бюро обкома принимает постановление о практических мероприятиях по скорейшему сбору и вывозу всего лома цветных металлов с доставкой своим транспортом к железной дороге и пристаням. В зале заседаний Сталинградского горкома ВКП(б) в местном Кремле срочно собрался партийный актив города, в т.ч. представители предприятий, коммунальных служб, речного транспорта. Первый секретарь обкома Чуянов в нервозной обстановке сообщил присутствующим о полученных им указаниях из Москвы, суть которых состояла в следующем: покончить с эвакуационными настроениями, обеспечить бесперебойную работу промышленности, усилить ПВО. После этого по залу пронесся небольшой ропот негодования, ведь многие работники заводов уже паковали вещи в надежде на скорое решение об эвакуации из города, но вслух, естественно, никто не высказался. На партактиве также была обсуждена информация о состоянии с торговлей продуктами, обеспечением общественного порядка. Чуянов заявил, что обком располагает сведениями о заброске в районы области немецких агентов и диверсантов, задачей которых было вывести из строя важнейшие предприятия.

Над самым южным городом Поволжья тоже нависала угроза. С объявлением военного положения в Сталинградской области в Астрахани постановлением горкомитета обороны 21 июля был введен комендантский час. Всякое движение автотранспорта и хождение по городу с 23.00 и до 05.00 разрешалось лишь по специальным пропускам. Особое внимание было уделено соблюдению светомаскировки. Горкомитет обороны обязал усилить охрану нефтебаз, пристаней, флота от воздушного нападения и действий диверсионных групп. Начальнику пароходства было предложено запретить скапливание в одном месте судов, ожидающих разгрузки.

Через два дня Чуянов приказал ускорить маскировочные работы на Сталинградской городской нефтебазе, расположенной на берегу Волги, около металлургического завода «Красный Октябрь». Здесь хранились десятки тысяч тонн топлива, и в случае бомбежки мог возникнуть огромный пожар. Эвакуировать эти запасы уже не было никакой возможности. Специальная саперно-маскировочная часть в срочном порядке принялась красить баки под цвет окружающей местности, а местное население, в т.ч. школьники, обваливало их землей. На предприятиях, где работа кипела круглые сутки, решением комитета обороны было введено круглосуточное дежурство ответственных руководителей.

В 1942 г. кавказская нефть поставлялась в центральные районы СССР только по двум транспортным артериям: нефтеналивными судами по Волге и цистернами по однопутной железной дороге Астрахань – Урбах, проходящей восточнее, по границе Казахстана. Бесперебойное функционирование этих магистралей имело огромное стратегическое значение для страны. Кроме танкеров и нефтебарж, по Волге регулярно ходили пассажирские пароходы, военные транспорты и др. суда различного назначения. В среднем через Сталинградский речной порт летом 1942 г. ежедневно проходили около 20 кораблей. Непосредственно перевозка нефтепродуктов в основном осуществлялась предприятием «Волготанкер», располагавшим в тот момент примерно 170 самоходными и несамоходными баржами. Условия судоходства были довольно тяжелыми. Узкий фарватер, сильное течение, наличие крутых поворотов и перекатов, интенсивное движение, все это требовало большого напряжения от судовых команд и их капитанов.

Еще 10 июля, когда бомбардировщики из 2-й и 3-й групп KG55 «Грайф» прибыли на аэродром в Краматорске, командир эскадры оберст-лейтенант Бенно Кош получил приказ «нарушить дневное и ночное движение кораблей по Волге от Астрахани до Саратова». Однако сразу выполнить его не представлялось возможным, надо было подвезти на аэродромы достаточный запас авиационных мин. На это ушло десять дней. В итоге командование 8-го авиакорпуса Люфтваффе решило начать постановку мин в ночь на 23 июля, одновременно произведя налет на Сталинград.

Около полуночи по местному времени в городе была объявлена воздушная тревога. Вслед за этим в 00.15 появились первые самолеты, исполнявшие роль цельфиндеров. Они сбросили зажигательные бомбы таким образом, что очаги пожаров обозначили прямоугольник, в который попала вся северная промзона города. После этого двадцать Ju-88 из I. и III./KG51 «Эдельвейс» атаковали Сталинградский тракторный завод, сбросив на него 40 фугасных бомб SC500. В результате были частично разрушены несколько цехов, убит 21 и ранены 85 человек.

Возникшие пожары команды МПВО и прибывшие автонасосы тушили до утра. В это же время старшина поста ВНОС И. Ситников, находясь на боевом дежурстве в районе поселка Ступинский Яр, услышал гул самолетов, идущих над Волгой. Он слышался несколько минут, после чего постепенно стих. Сделав записи в журнале наблюдений и указав время, Ситников напряженно вглядывался в июльское небо и вдруг заметил на фоне звезд несколько парашютов, опускающихся прямо на Волгу. Сначала он подумал, что немцы выбросили десант, но, внимательно присмотревшись, увидел, что к парашютам прицеплены предметы цилиндрической формы. Вскоре послышались тихие всплески и зловещие «подарки» быстро погрузились в воду. «Мины!» – осенило старшину, и он тут же побежал к ближайшему телефону докладывать об увиденном.

И действительно, одновременно с налетом эскадры KG51 на Сталинград несколько групп Не-111 из KG55 сбросили на парашютах донные мины в районе Горного Балыклея и на участке Солдники – Черный Яр. Смертоносные металлические цилиндры плавно опустились на дно и замерли в ожидании своих жертв. Это была очевидная попытка блокировать подходы к Сталинграду, как с верхнего, так и нижнего плесов реки.

Тем временем летняя кампания вступила в решающую фазу. Ширина прорыва фронта составляла более 300 км, и танковая лавина стремительно катилась на юго-восток. 23 июля Гитлер подписал знаменитую директиву № 45, в которой, кроме определения наступательных задач, были определены и приоритетные цели для Люфтваффе: «Задачи авиации состоят в том, чтобы сначала крупными силами обеспечить переправу войск через Дон, затем оказать поддержку группировке, наступающей вдоль железной дороги на Тихорецк. После этого ее главные силы должны быть сосредоточены для уничтожения армии Тимошенко.

Наряду с этим оказывать помощь наступлению группы армий «Б» на Сталинград и Астрахань. Особое значение имеет при этом заблаговременное разрушение города Сталинград. Кроме того, следует при случае производить налеты на Астрахань, движение судов в нижнем течении р. Волга должно быть парализовано путем сбрасывания мин…

Чтобы в ближайшее время лишить противника возможности доставлять нефть с Кавказа, необходимо разрушить используемые для этой цели железные дороги, а также парализовать перевозки по Каспийскому морю».

Германская авиация, наносившая удары по Сталинграду и волжскому судоходству, базировалась на аэродромах, близко выдвинутых к линии фронта. «Юнкерсы» 51-й эскадры «Эдельвейс»действовали с аэродрома в Сталино (Донецк), «Хейнкели» 2-й и 3-й групп 55-й эскадры «Грайф» – с аэродрома в Краматорске, a I./KG55 – с аэродрома Кутейниково. На 27 июля I./KG51 располагала 17 исправными Ju-88, а П. и III./KG55 – 41 Не-111.

В течение суток 24 июля над территорией Сталинградского корпусного района ПВО были зафиксированы 208 самолето-пролетов противника, 25 июля – 343,26 июля – 312,27 июля – 332 и 28 июля – 337. Немецкие самолеты сбрасывали в реку мины ГМА, ГМВ и ВМ1000. Они были оборудованы различными типами взрывателей, в т.ч. акустическими. Боезаряды массой от 300 до 680 кг при взрыве гарантированно уничтожали любой тип речного судна. В течение 25—27 июля немецкие самолеты забросали этими минами Волгу на протяжении 400 км, от Камышина до села Никольского в Астраханской области. Лишь в районе Сталинграда было зафиксировано падение в фарватер около 50 мин. Одновременно с этим немецкие бомбардировщики бомбили и обстреливали суда и нефтекараваны, а также наносили удары по пристаням. Вскоре появились и первые жертвы.

Поздним вечером 25 июля пароход «Смоленск» шел вверх по течению с нефтеналивной баржей «Кондома» на буксире. В трюмах судна тоже находилось топливо. Несмотря на приближение фронта к Волге и полеты немецких самолетов над рекой, члены команд многих судов продолжали работать как в мирное время, часто беря в плавание детей. Не был исключением и «Смоленск». На борту кроме капитана, его помощника и 15 матросов находились девять детей, коротавших так летние каникулы. Солнце уже давно зашло за высокий берег Волги, и на реку постепенно опускалась тьма. На небосводе появились звездочки, а впереди на воде зажглись огоньки бакенов. Младшие дети отправились спать в каюты, остальные же остались на палубе, наслаждаясь теплым июльским воздухом. Пароход миновал Горную Пролейку, расположенную на полпути между Дубовкой и Камышиным, когда произошло ужасное…

Страшной силы взрыв сотряс реку, и в одно мгновение корабль, еще секунду назад мерно скользивший по воде, подпрыгнул и скрылся в клубах дыма и пара. Затем все вокруг осветил яркий столб пламени от взорвавшихся нефтепродуктов. Жители поселка, услышав взрыв, побежали на берег, но увидели только горящую на поверхности реки нефть. Спастись не удалось никому. На рассвете место гибели «Смоленска» проходили другие суда, и их команды видели лишь мазутные пятна на воде и плавающие обломки. Баржа «Кондома» не пострадала и все утро дрейфовала по реке, словно призрак, но и она на следующий день была потоплена немцами.

26 июля немецкие самолеты несколько раз появлялись над Волгой. Они разбомбили баржи «Таловка» и «Веста», перевозившие автомобильное масло. В районе хутора Быково, в 40 км южнее Камышина, «Хейнкели» обстреляли из пулеметов, а затем сбросили тяжелые зажигательные бомбы на пассажирский пароход «Александр Невский», на борту которого находились 300 пассажиров. Капитан Николай Харламович сразу повернул корабль в сторону высокого берега, и вскоре тот уткнулся носом в песок. Люди в панике бросились на берег, и в огне погибли только 15 человек. В тот же день были потоплены три буксирных судна, четыре сухогрузные и две нефтеналивные баржи. В районе Сталинграда подорвался на мине и затонул пароход «Аджарстан», на котором погибли 20 человек. Помимо бомбардировок и обстрелов, дальние разведчики Люфтваффе применяли против кораблей речного флота и «психическое» оружие, сбрасывая дырявые и набитые гвоздями бочки из-под бензина.

В связи с этими событиями все более важную роль стала играть Волжская военная флотилия под командованием контр-адмирала Д. Дергачева. К концу июля в ее составе имелись 18 мощных буксиров, вооруженных зенитными орудиями, а также семь канонерских лодок, 14 бронекатеров, 33 катера-тральщика, две плавучие зенитные батареи и два батальона морской пехоты. До середины июля главной задачей флотилии было обеспечение ПВО Саратова, особенно железнодорожного моста через Волгу. Теперь же начиная с 26 июля корабли ВВФ конвоировали речные суда, двигавшиеся по Волге, и обеспечивали их ПВО.

Напуганное донесениями о массовой гибели судов, пароходство «Волготанкер» вечером этого дня приостановило отправку танкеров из порта Астрахани. Но десятки кораблей уже находились в пути. 26 июля нарком речного флота Шашков выступил с докладом на заседании ГКО о положении на Нижней Волге. Он попросил срочно принять меры по вооружению судов и усилению ПВО. В этот же день с аналогичной просьбой к руководству страны обратился и Астраханский горкомитет обороны.

Ситуация продолжала обостряться. В ночь на 27 июля в районе Капустина Яра немцы потопили ветерана волжского флота – колесный пароход «Айтодор» 1858 г. постройки и две баржи с боеприпасами. Прогремел страшной силы взрыв, разметавший обломки кораблей по берегам реки, яркий столб пламени осветил безлюдную степь. Погибли шесть членов команды, в т.ч. капитан судна Петр Рузанкин.

Днем 27 июля Люфтваффе добились еще одного большого успеха. В это время вверх по Волге двигался большой нефтекараван из восьми нефтеналивных судов. Сначала в районе Сталинграда в ходе бомбардировки были потоплены две баржи. Горящая нефть из их танков хлынула в Волгу, и над рекой поднялось густое облако дыма. В тушении пожара принимал участие легендарный пожарный пароход «Гаситель». Остальные суда продолжали идти вверх по течению и достигли деревни Дубовка, в 25 км севернее Сталинграда когда их вновь атаковали «Хейнкели». В результате были потоплены еще четыре нефтебаржи, в т.ч. «Обь», на борту которой находилось 10 тыс. т керосина. Караван, таким образом, был почти полностью уничтожен. Огромный столб дыма поднялся над приволжскими степями, горящая нефть текла вниз по Волге, и движение судов по реке было сильно затруднено. Все это происходило на глазах у жителей Сталинграда. Пылающая река, тонущие баржи и плавающие среди них матросы – все это вселяло ужас. Вечером того же дня десять Не-111 совершили налет на пристань Владимировка (Ахтубинск). В результате был потоплен один колесный пароход и баржа, а буксир «Орджоникидзе» получил тяжелые повреждения.

Критическая ситуация складывалась и в Сталинградском порту. Хотя к концу июля здесь имелись 12 механизированных причалов, 20 плавучих кранов, десятки транспортерных линий и рабочие трудились практически круглосуточно, обрабатывать в срок большинство судов не удавалось. Видя торчащие из воды остовы потопленных барж, матросы нервно курили и постоянно поглядывали на небо, опасаясь новых налетов. Корабли в порту стояли очень скученно и представляли собой отличную мишень. Команды вновь прибывавших судов рассказывали ужасные истории о подрывах на минах, плавающих в воде трупах и бомбежках.

На Нижней Волге ситуация складывалась поистине катастрофическая. По ночам в фарватер опускались все новые и новые мины, днем и ночью бомбардировщики из KG27 «Бельке» и KG55 «Грайф» бомбили суда и пристани. Всего с 25 по 31 июля посты ВНОС зафиксировали падение в Волгу 231 мины, сброшенной с немецких самолетов. Между тем Волжская военная флотилия оказалась не готова к борьбе с минной опасностью на реке. Формирование отдельной бригады траления, начатое в июле, затягивалось. Переделка судов происходила наспех, установленные тралы быстро продемонстрировали свою непригодность, а у экипажей отсутствовал какой бы то ни было опыт по борьбе с минными постановками.

Команды речных судов также проявили растерянность и панику. Корабли плохо маскировались, нередко допускалась их скученность, да и информация о заминированных участках поступала несвоевременно и не всегда точная. Некоторые «сведения» зачастую основывались на слухах и домыслах. Поэтому взрывы на волжских плесах гремели постоянно, и каждые сутки гибли по четыре-пять кораблей. Но несмотря на чрезвычайно трудные условия, судоходство на Нижней Волге оставалось весьма интенсивным. В пути находились десятки буксиров, пароходов и барже грузами и людьми.

28 июля положение на Волге обсуждал Государственный комитет обороны. Было принято решение об установке зенитного вооружения на судах, работающих в Южном Поволжье. На корабли назначались помощники капитанов по военной части, в обязанности которых входило командование боевыми расчетами. Уже в следующие дни в Сталинградском порту закипела работа. На нескольких пароходах срочно приваривали броневые листы к рулевым рубкам, грузили 37-мм зенитные пушки и пулеметы, матросы затаскивали на борт ящики с боеприпасами. Но оружия везде не хватало, и поначалу смогли наскрести только на 16 судов. В то же время бакенщики получили приказ сократить число и замаскировать навигационные ограждения на реке. Из речного транспорта в срочном порядке были изъяты 16 пассажирских и семь буксирных катеров для переоборудования в тральщики.

Невзирая на опасность, тяжелые нефтеналивные баржи медленно ползли вверх по течению. 29 июля на участке Астрахань – Камышин в пути находилось в общей сложности 220 тыс. т нефтепродуктов. В этот день пароход «Коллективизация» под командованием капитана А. С. Чеснокова следовал вверх по течению с тремя нефтебаржами на буксире. В районе поселка Соленое Займище, в 40 км южнее Ахтубинска, судно атаковали два Не-111. Несколько бомб попали в баржи, остальные взорвались по левому борту. При этом осколками был убит механик Ф. С. Востриков. Героическими усилиями матросов горящие баржи удалось отцепить и продолжить путь с одной уцелевшей.

30 июля около 21.00, когда летний день клонился к закату, пассажирские пароходы «Михаил Калинин» и «Вячеслав Молотов», шедшие рейсом из Астрахани, причалили к пристани Владимировка (Ахтубинск). Пассажиры спешно выходили на причал, на их место садились новые. Кроме того, к судам прицепили баржи с солдатами, направлявшимися на фронт. Около 22.00 пароходы отдали швартовы и продолжили путь вверх по течению. Солнце скрылось за горизонтом, и реку постепенно окутывала тьма. Все знали, что в это время над Волгой появляются немецкие самолеты, поэтому в 22.45 было принято решение встать на якорь около берега, поросшего ивами, и замаскироваться. Верхние палубы кораблей были закиданы ветками, что давало надежду оказаться незамеченными с воздуха. Пассажиров высадили на берег, вахтенные матросы и солдаты в баржах напряженно наблюдали за звездным небом. И вскоре опасения подтвердились.

После 23.00 с запада послышался нарастающий гул авиационных моторов, хотя разглядеть сами силуэты бомбардировщиков не удавалось. Все замерли в страхе, надеясь, что пронесет. И действительно гул стал постепенно стихать. Но тут произошло неожиданное. Прямо с парохода «Вячеслав Молотов» в небо взвилась сигнальная ракета, ярко осветив степные окрестности и притаившиеся у берега суда. Одновременно с этим вторая ракета взвилась с берега рядом с «Калининым»! Тут же началась паника, сидевшие на берегу пассажиры бросились врассыпную подальше от кораблей, солдаты начали спешно хватать оружие, готовясь к бою.

Через несколько минут послышался свит падающих бомб и грохот взрывов. В небо взметнулись водяные столбы и огненные султаны, пароходы осыпали комья грязи. После этого солдаты отчетливо увидели на фоне звездного неба темный силуэт еще одного бомбардировщика, заходящего в атаку с юго-запада. Часть бойцов открыла беспорядочный огонь из винтовок и автоматов, но самолет упорно шел на «Михаил Калинин», и вновь послышался леденящий кровь вой падающих бомб. На сей раз взрывы подняли тонны воды за кормой судна, окатив ей палубы и военную баржу. Одновременно второй самолет сбросил бомбы рядом с «Молотовым».

Не дожидаясь нового захода, капитан «Михаила Калинина» приказал поднять якорь, и едва тот оторвался от речного дна, дал полный вперед, отваливая от берега. В то же время командир воинской части собрал группу бойцов с противотанковыми ружьями и, перебравшись с ними на верхнюю палубу парохода, приказал занять удобную позицию для стрельбы. И вот вновь послышался нарастающий гул моторов и появился силуэт самолета. Солдаты, а их было тридцать человек, подняли стволы ружей вверх и, замерев, следили за его приближением. Главное было не сорваться и не начать палить вразнобой. И вот, в момент, когда уже были отчетливо видны широко раскинувшиеся крылья и два работающих мотора, командир прокричал: «Залп!» И тут случилось невероятное, из брюха бомбардировщика сверкнуло пламя, и через секунды он вспыхнул в ночном небе как факел, после чего резко повернул на запад и стал стремительно удаляться, оставляя за собой едва различимый шлейф дыма…

Вероятно, это был Не-111 унтер-офицера Иона из 6-й эскадрильи KG55 «Грайф». В этот день он вылетел с аэродрома Краматорск, имея задание атаковать корабли на Волге, и не вернулся. Весь экипаж бомбардировщика в составе Вальтера Иона, штурмана фельдфебеля Мартина Валльбенштайна, бортрадиста обер-ефрейтора Петера Филиппа, бортмеханика унтер-офицера Фридриха Вильгельма и бортстрелка обер-ефрейтора Хайнца Шлейнхеге с тех пор считается пропавшим без вести. Это была первая потеря немцев в ходе атак речного транспорта на Волге. А пароходы «Вячеслав Молотов» и «Михаил Калинин» не получили во время этого налета серьезных повреждений. Воинские части потеряли убитым одного пулеметчика, которого похоронили ранним утром прямо на берегу.

Но, помимо радости от успешного отражения налета, всех пассажиров, матросов и солдат волновал вопрос, кто же выстрелил злополучные осветительные ракеты. Пока суда продолжали путь вверх по Волге, провели собственное расследование. Кто-то вспомнил, что во время стоянки во Владимировке к борту «Вячеслава Молотова» подходила моторная лодка, и с нее на кормовую часть вскочил человек в форме моряка, заявивший, что едет в Сталинград в штаб. Обыскав корабль, его вскоре арестовали, чтобы затем передать в органы НКВД. Но всем было ясно, что даже если это и диверсант, то был еще второй, т.к. ракеты взлетали из двух разных точек.

Тем временем днем 31 июля пароходы подошли к Сталинграду. Тут глазам матросов и пассажиров предстало страшное зрелище. Повсюду виднелись торчащие из воды и горящие баржи с нефтью, кое-где горящее топливо текло по реке, отравляя все вокруг едким черным дымом. Самого города из-за этого чадящего ада почти не было видно. И здесь же между нефтяными пятнами и плавающими обломками сновали суда и буксиры, непрерывным потоком перевозящие грузы с одного берега на другой. Вскоре в дымке показался порт. Когда корабли достигли причала, баржи с солдатами отцепили, быстро прошла высадка и посадка пассажиров, после чего «Калинин» и «Молотов» поспешили отправиться дальше вверх по Волге. Но до безопасных вод было еще далеко.

В этот же день, 31 июля, немецкие бомбардировщики совершили налет на речную пристань Маркс, расположенную на левом берегу Волги, в 60 км северо-восточнее Саратова, а также продолжали атаковать суда и нефтекараваны на участке между Камышином и Никольским и минировать фарватер. В ночь на 1 августа экипаж He– 111 «1G+CR» из 7-й эскадрильи KG27 «Бельке» в ходе боевого вылета над Волгой обнаружил и атаковал нефтекараван, идущий вверх по течению. В результате прямых попаданий две баржи вспыхнули и затонули[95]. В эти же дни у Садковского Яра в результате бомбардировки затонул грузовой теплоход «Осетия», который вез в Сталинград кавалерийских лошадей. На Бабаевском перекате, около острова Ступинского, подорвался на мине пассажирский теплоход «10 лет „Комсомольской правды“». Судно пошло под воду так быстр о, что все пассажиры и члены команды погибли. Лишь его капитану А. В. Семикову чудом удалось спастись. В районе Камышина подорвался на мине и утонул буксирный пароход «Союзный ЦИК». При этом погибла почти вся команда, а также трое детей.

В этой обстановке у многих речников стали сдавать нервы. Опасаясь гибели, десятки матросов бежали с судов во время стоянок в городах, капитаны нередко затягивали выход в рейс под предлогом «дополнительного ремонта» и др. причин. В связи с этим Наркомату речного флота пришлось ввести на судах должность комиссара. В их обязанности входило вести политическую работу среди судовых команд и контролировать выполнение капитанами инструкций вышестоящего начальства.

Однако и для немцев конец месяца выдался неудачным. 30 июля в ходе атаки кораблей на Волге, севернее Сталинграда, зенитным огнем был поврежден Не-111H-6 «1G+DR» лейтенанта Бёренфёнгера из 7./KG27. Самолет дотянул до линии фронта, но до своего аэродрома не сумел долететь. «Хейнкель» упал на землю в районе деревни Островерховка, в 18 км южнее Харькова, и весь его экипаж – Карл Бёренфёнгер и обер-ефрейторы Эрвин Шински, Вильгельм Хеббе и Отто Зееман – погиб. В тот же день на аэродром в Курске не вернулся и Не-111H-6 «1G+DK» лейтенанта Шульца из 2./KG27. В 20 км западнее г. Богучар он был атакован ночным истребителем. После этого летчики сообщили, что выпрыгивают на парашютах. Затем выяснилось, что два члена экипажа – Зигфрид Шульц и бортрадист унтер-офицер Альберт Гейзенбергер – погибли, а дальнейшая судьба двух других – штурмана обер-ефрейтора Зигфрида Панниера и бортмеханика обер-ефрейтора Вильгельма Шторка – осталась неизвестной. 31 июля во время боевого вылета на атаку кораблей на Волге был подбит и упал в районе Артемовска, не дотянув 50 км до аэродрома в Краматорске, Не-111 фельдфебеля Пауля Риттера из 8./KG55. При этом сам Риттер успел выпрыгнуть на парашюте, остальные же члены экипажа бомбардировщика: штурман унтер-офицер Макс Шайдеманн, бортрадист унтер-офицер Георг Брсекиш, бортмеханик унтер-офицер Карл Каст и бортстрелок обер-ефрейтор Йозеф Юлиен – погибли. Таким образом, в течение суток Люфтваффе потеряли сразу четыре бомбардировщика – охотника за кораблями.

Один из пилотов 2./KG27 «Бельке» вспоминал о боевом вылете над Волгой: «В одну светлую лунную ночь, когда мы могли хорошо различать как реку и города, так и суда на реке, я летел на высоте около 200 м над Волгой. Мне удалось „положить“ две бомбы по 250 кг вблизи от одного судна, правда, без какого-либо видимого результата. Разрывы снарядов русской легкой и средней зенитной артиллерии были далеко позади меня, без попаданий. При очередном заходе я приказал своему штурману обстрелять из бортового пулемета цель впереди по курсу, в то время как я пытался сбросить другие две бомбы. Это было роковой ошибкой, потому что я представлял для русских весьма хорошую цель. Так и случилось: мы получили попадания по полной программе. Радист закричал: „Рули управления снесло! Нет, они вроде бы опять здесь!“ Несмотря на очень опасную ситуацию, мы расхохотались. Счастливый случай оставил нашу машину управляемой. Нам удалось выкрутиться, и я поднялся на высоту 4000 м». После шести часов полета «Хейнкель» благополучно приземлился в Курске. Затем в ходе осмотра в левом руле была обнаружена дыра диаметром 60 см, а корпусе – множество мелких осколочных пробоин.

Минирование и бомбовые удары серьезно затруднили движение по волжскому речному пути, который стал одной из важнейших коммуникаций, питавших фронты под Сталинградом и обеспечивающих перевозку нефтепродуктов из Баку в центральные районы СССР. Командование Сталинградского дивизионного района ПВО сформировало Волжскую оперативную группу ПВО. На пристанях, пароходах, буксирах и баржах были установлены более 300 зенитных орудий и пулеметов. По заданию ГКО в Сталинград прибыл народный комиссар речного флота 3. А. Шашков с группой работников наркомата. Для обеспечения водных перевозок на участке Сталинград – Астрахань и функционирования переправ в районе Сталинграда была создана оперативная группа работников Управления Нижневолжского речного пароходства (НВРП). В конце июля для противовоздушной обороны судоходства от Камышина до Астрахани из состава 102-й ИАД ПВО были выделены 16 истребителей. Впрочем, этих сил было явно недостаточно. Что могли сделать полтора десятка самолетов на участке в 600 км?

В это время в Северном Поволжье текла относительно мирная жизнь. Жители Горьковской области вздохнули с облегчением, т.к. из сводок Совинформбюро стало ясно, что немецкое наступление уходит куда-то на юго-восток от Воронежа, в донские степи. Стояла жаркая погода, и свободные от работы горьковчане проводили свободное время на пляжах и песчаных отмелях, наслаждаясь июльским солнцем. В этом смысле характерно, что Горьковский комитет обороны за весь июль не принял ни одного постановления, каким-либо образом касающегося войны. 17 июля обсуждался ход ремонта трамвайных вагонов, 26 июля – строительство железнодорожных тупиков и соединительных веток для перевозок торфа и муки. Прошел год с начала войны, и люди стали гораздо меньше обсуждать связанные с ней события. В трамваях, столовых, банях горожане все чаще говорили о бытовых проблемах, обсуждали сплетни.

Командование ПВО также пребывало в расслабленном состоянии и позволяло себе даже уменьшать защиту охраняемых объектов. Так, в середине месяца с Балахнинской ГРЭС, и без того слабо защищенной зенитной артиллерией, были сняты пять зенитно-пулеметных точек и направлены в другие места. Видимо, подобным образом штаб товарища Осипова пытался бороться с низколетящими самолетами-разведчиками. 20 июля директор станции Аврутин вынужден был написать письмо председателю горьковского комитета обороны Родионову: «…считаю разоружение такого важного для промышленности области объекта, как электростанция, в связи с участившимися в последнее время налетами вражеской авиации крайне недопустимым. Прошу Вашего распоряжения о восстановлении в самое ближайшее время взятых с вооружения на ГоГРЭС зенитно-пулеметных точек, с обеспечением их и имеющихся на вооружении зенитных орудий надлежащим количеством боеприпасов, с недопущением разоружения на будущее время. Одновременно для усиления ПВО прошу дать распоряжение об установке на Горьковской электростанции аэростатов заграждения в составе одной роты».

Части противовоздушной обороны продолжали нести боевые дежурства, сохраняя относительную бдительность. Между тем после почти двухнедельного перерыва немецкие самолеты возобновили полеты над Горьковской областью, производя фотосъемку железных дорог, мостов и важных промышленных объектов, а также разведку погоды. 6 июля на аэродром Правдинск-Истомино поступил сигнал о появлении в районе Владимира на большой высоте вражеского самолета, идущего курсом на восток. На перехват вылетели несколько истребителей, в т.ч. МиГ-3 лейтенанта Кузнецова из 786-го ИАП. Причем, помимо обычного вооружения, на самолете были подвешены неуправляемые реактивные снаряды. Предположив, что противник летит в сторону Горького, пилот набрал большую высоту и начал поиск разведчика вдоль железной дороги Москва – Горький. Проведя в воздухе около 20 минут, он наконец заметил впереди самолет, идущий на высоте около 8000 м. Это уже был шанс, по крайней мере удалось установить визуальный контакт.

Увеличив скорость с одновременным набором высоты, Кузнецов смог сократить дистанцию и уже отчетливо видел силуэт двухмоторного самолета. В это время внизу показался раскинувшийся на обоих берегах Оки Горький с его многочисленными пригородами. С такой высоты все это было как на ладони. Немецкий летчик заметил преследователя, и, изменив курс, «Юнкере» [96] стал уходить на юго-восток вдоль Волги. Тем не менее Кузнецов смог удержаться на необходимой дистанции и, не теряя времени, дал залп из всех пулеметов и одновременно выпустил ракеты. Последние прошли мимо цели, но из правого мотора Ju-88 показался дымок. В результате летчик получил все шансы осуществить первый успешный перехват немецкого самолета над территорией Горьковской области.

Продолжая преследование, Кузнецов вскоре увидел привычную для опытных пилотов картину. Рули высоты «Юнкерса» резко опустились, и многотонная машина стремительно перешла в пике. Пытаясь сохранить самообладание, лейтенант тоже начал резкое снижение, стремясь во что бы то ни стало не упустить противника. Тем более была надежда, что вражеский самолет сбит и падает или идет на вынужденную посадку. Земля стремительно приближалась, уже стали различимы квадраты колхозных полей и проселочные дороги, а «Юнкере» упрямо шел носом вниз. В итоге у Кузнецова сдали нервы и он начал выводить свой «МиГ» из пикирования. И каково же было его изумление, когда разведчик над самой землей тоже выровнялся и на большой скорости продолжил полет в юго-восточном направлении. Советскому летчику все же удалось сохранить визуальный контакт, но дистанция до цели постепенно росла. В итоге погоня продолжалась до Сергача, в районе которого Ju-88 повернул на юг и окончательно ушел.

Хотя лейтенанту Кузнецову и не удалось сбить разведчик, это был первый перехват, увенчавшийся атакой противника, и немецкие пилоты впервые испытали неприятные ощущения от полета над Горьковской областью. Летчики же 142-й ИАД, вдохновленные примером своего товарища, преисполнились решимости добиться наконец, успеха.

В следующий раз разведывательный «Юнкере» появился над Горьковской областью 9 июля. И снова в воздух взмыли несколько истребителей МиГ-3. Теперь уже летчикам Мишакову и Мельникову сопутствовала удача, им удалось обнаружить противника. Однако длительная погоня не дала никаких результатов, и Ju-88 удалось безнаказанно уйти. После этого наступил длительный перерыв. С 10 по 17 июля немцы не появлялись либо пролетали незамеченными постами воздушного наблюдения. Это и неудивительно, т.к. стояла настоящая летняя жара, а военные тоже люди, и всем хотелось позагорать да покупаться, вместо того чтобы монотонно наблюдать за голубым небом. Яркое солнце, стоявшее почти в зените, тоже затрудняло наблюдение и опознание самолетов. Так или иначе, следующий сигнал о появлении противника пришел на аэродромы 142-й ИАД только днем 18 июля. На этот раз в погоню за ним отправились летчик 786-го ИАП Окорочков и его коллега из 722-го ИАП лейтенант Трубачев. Но и они не смогли догнать разведчика. Спустя неделю последовал очередной провал.

Между тем в самом Горьком и других городах области при каждом появлении «Юнкерсов» неустанно объявлялась воздушная тревога, и в то же время ни о каких бомбардировках слышно не было. В результате люди стали невольно приходить к мысли, что гудки подаются без особых причин или вообще по ошибке. Следовательно, никто уже не прятался в укрытия, а потом народ и вовсе перестал обращать на них внимание. У русских летчиков же из-за продолжающихся неудач в сознании укреплялось неверие в собственные силы. Немцы же, наоборот, потеряли бдительность и уверовали в собственную безнаказанность. Это и неудивительно, т.к. с октября 1941 г. уже в течение десяти месяцев Среднее Поволжье было для самолетов-разведчиков Люфтваффе, по сути, самой безопасной зоной полетов над Советским Союзом.

Одиночные Ju-88 также стали представлять угрозу для пассажирских самолетов, особенно летавших по трассе Москва – Арзамас – Куйбышев. Разведывательный «Юнкере» был хорошо вооружен и вполне мог при случае атаковать авиалайнер. В начале июля пилот одного из самолетов ПС-84 доложил, что в районе Арзамаса его обстрелял неизвестный самолет, похожий на немецкий. В связи с этим в июле эскортирование правительственных самолетов было поручено 126-му ИАП, незадолго до этого получившему на вооружение американские Р-40 «Киттихаук». Отныне истребители сопровождали их на всем маршруте от Москвы до запасной столицы и обратно.

В короткие июльские ночи покой жителей районов Горьковской области тоже периодически нарушался доносящимся откуда-то с неба гулом авиационных моторов, воем сирен воздушной тревоги и грохотом зениток. При этом никаких бомбежек опять же не было, и что это за самолеты и куда они летят, оставалось только догадываться. Так, в ночь на 24 июля в 02.05 по местному времени наблюдатель ВНП № 2 на Горьковском автозаводе Нарков услышал отдаленную артиллерийскую стрельбу в районе Сормова. Он сразу же сообщил об этом в заводской штаб МПВО. Через минуту аналогичное сообщение пришло с ВНП № 1 от наблюдателя Рябухова. В 02.14 пальба в Сормовском районе прекратилась, но Нарков увидел отдаленные вспышки выстрелов в районе Балахны. Через минуту в пустынном промежутке между автозаводом и Сормовым вспыхнуло какое-то пламя. Огонь горел некоторое время, но потом погас. В 02.16стрельба всюду прекратилась и снова наступила тишина. Кто в кого стрелял и что за самолет пролетал мимо Горького, осталось неизвестным. Впрочем, это мог быть, например, транспортник с диверсантами.

Утро 27 июля не предвещало никаких важных событий, когда на аэродром Правдинск-Истомино поступило уже привычное донесение от постов ВНОС: «Воздух! Курсом 130, Н-5000 – немецкий разведчик». По данным наблюдателей одиночный самолет вошел в пределы Горьковской области с юго-запада и приближался к Арзамасу. На перехват поднялись несколько истребителей 722-го ИАП в т.ч. два МиГ-3 заместителя командира эскадрильи Петра Шавурина и лейтенанта Трубачева. Истребители полетели в район в 100 км южнее Горького.

Шавурин потом вспоминал: «Вижу под собой Арзамас, заметил инверсионный след над головой. Значит, враг только что прошел здесь. В это время Трубачев доложил мне, что у него вышло из строя кислородное оборудование». Приказав ведомому снижаться, Шавурин развернулся и отправился обратно к областному центру, решив перехватить противника на отходе.

Тем временем Ju-88D прошел по большой дуге над Волгой и проследовал над Горьким. В 09.20 в городе была в очередной раз объявлена воздушная тревога. Выполнив аэрофотосъемку, самолет-разведчик взял курс на запад, однако «МиГ» Шавурина уже поджидал его в районе Дзержинска. Летчику повезло, и вскоре он увидел противника, идущего на высоте около 7000 м. Сложившаяся ситуация впервые давала надежды на успешный перехват.

Несмотря на то что истребитель заходил со стороны солнца, немецкий пилот увидел истребитель и начал снижение. Внизу были облака, в которых можно было оторваться от преследования. Однако Шавурин не потерял противника из виду. Он вышел в атаку, но огня так и не смог открыть, поскольку у него, как водится, заклинило гашетку. Шавурин сделал еще несколько заходов, но пулеметы по-прежнему молчали. В то же время экипаж Ju-88 вел огонь и добился нескольких попаданий в истребитель. Понимая, что разведчик снова уйдет, Шавурин решил идти на таран. Его МиГ-3 крылом ударил по задней части фюзеляжа «Юнкерса», практически срезав хвостовое оперение.

Жители деревни Тумботино, расположенной на левом берегу Оки, затем вспоминали: «Наш самолет задымился, видно, немец его подбил. Тогда наш летчик направил свой самолет на таран в бок немецкого бомбардировщика. Треск был такой, как звук при замыкании. И произошло чудо – немецкий самолет задымил, загорелся. Бабы в хохму спорить начали: к кому на огород мужик свалится.

Из горящего и падающего немецкого самолета показалось что-то белое, как позже выяснилось, парашют. Видимо, один из летчиков хотел выпрыгнуть на парашюте, но зацепился. Народ наблюдал следующую картину: самолет падает, горит, а летчик, как маятник, болтается. Он рухнул между Санницами и Козловкой, в болото. Самолет с одним крылом врезался в землю между огородом нашей деревни и забором…

Подбежав к немецкому самолету, мы увидели, что одна его сторона была полностью в воде и грязи, другая – с одним крылом и открытой кабиной – на поверхности. Рядом лежал немец с парашютом и окровавленной разбитой головой, а другие три находились внутри. Народ, что посмелее, начал сразу все рассматривать. Нашли фотографии, карту Горького. Девушки сразу парашют прибрали и разорвали на куски…»

Упавшим около Тумботино самолетом был Ju-88D-5WNr.430022 из 1-й эскадрильи группы дальней разведки главного командования Люфтваффе (Aifkl.Gr.Ob.d.L.).

В отличие от своих противников, Петр Шавурин смог покинуть падающий самолет и благополучно приземлился на парашюте, хотя и получил легкие ранения. «МиГ» же развалился на куски, причем одно крыло упало на г. Павлово, а большая часть фюзеляжа – в лес на левом берегу Оки. Ближе к вечеру на место падения немецкого разведчика прибыла большая делегация из офицеров корпусного района ПВО, сотрудников НКВД и самого летчика, сразу ставшего героем. Весть о первом сбитом в нижегородском небе самолете быстро облетела всю область. Как-никак уже прошло девять месяцев с первых бомбежек, а части ПВО до сих пор не смогли оказать отпор противнику.

Следуя примеру других городов Поволжья, обломки «Юнкерса» через несколько дней были извлечены из болота, доставлены на грузовиках в Горький и размещены для всеобщего обозрения на площади Минина и Пожарского[97]. Подобные «выставки» в годы войны вызывали большой интерес, и тысячи горожан специально находили время и ехали в центр города, чтобы посмотреть на немецкий самолет, которые до этого много раз видели в небе. Хотя этот эпизод и оживил мирную жизнь Горьковской области, основные события разворачивались в эти дни в восьмистах километрах к югу…0

В конце июля 1942 г. немцы стали беспощадно терроризировать коммуникации в тылу отступавших советских войск, стремясь отрезать Сталинград от страны. Днем 22 июля тринадцать бомбардировщиков в течение 40 минут несколькими волнами атаковали г. Фролове и станцию Арчеда, сбросив на них около 100 фугасных и зажигательных бомб. В результате были полностью разрушены железнодорожное депо, электростанция, водозаборы на р. Арчеда и шесть жилых домов. На путях сгорели пожарный поезд, 65 вагонов с военными грузами и пять паровозов. Железнодорожный узел и две прилегающие к нему улицы были практически стерты с лица земли. Погибли 50 жителей Фролово, 150 человек получили ранения разной степени тяжести.

27 июля массированной бомбежке подверглась станция Качалино, в 60 км к северо-западу от Сталинграда. Там были разрушены все станционные пути, депо и прилегающие жилые дома. В тот же день самолеты со свастиками появились над станцией Котельниково, также разрушив все пути и депо, сгорели все находившиеся там вагоны. На станции Иловля немцы разбомбили железнодорожные пути, склад Заготзерно и прилегающий рабочий поселок вместе со школой. Здесь погибли 20 человек, еще 40 получили ранения и контузии. В результате к концу июля движение по этой ветке было практически парализовано.

На путях Сталинградской железной дороги и в самом городе скопились около 18 тыс. разбитых и сожженных вагонов! Кроме того, перегоны, станции и тупики были буквально забиты порожняком, который уже некуда было девать. Железнодорожники были вынуждены многие вагоны просто сталкивать с путей на землю или сбрасывать в кюветы. Таким образом, в конце июля железнодорожные перевозки в направлении Сталинграда были полностью парализованы. Вагоны попадали в город лишь по паромной переправе в районе поселка Рынок.

Все это отрицательно сказывалось на работе городского хозяйства и предприятий, приводило к большим заторам на путях и сдерживало эвакуацию. Так, в мае – июне металлургический завод «Красный Октябрь» получал в среднем 300—350 вагонов с грузами в сутки, в лучшие дни июля – по 50—70 вагонов, а в конце месяца – и вовсе ни одного. Выпуск продукции неуклонно падал, несмотря на то что руководство предприятия неустанно перетряхивало неприкосновенные запасы, обшаривало склады, станции, «забытые» вагоны с эвакуированными материалами.

В этих условиях особое значение приобрела работа железнодорожных войск. С созданием в июле Сталинградского и Воронежского фронтов начальником ЖВ этого участка был назначен полковник П. А. Кабанов. В его подчинение вошли 5-я, 13-я, 19-я и 27-я отдельные железнодорожные бригады. 5-й было поручено обеспечивать участок от станции Оборечье до станции Поворино; 13-й – от Поворино до станции Иловля и от Поворино до станции Балашов; 19-й – от Поворино до станции Лиски и далее до станции Отрожка. 27-я бригада обеспечивала участки от Сталинграда до Иловли, далее к станции Петров Вал, и от нее до Балашова, а также непосредственно Сталинградский железнодорожный узел.

Сталинградский городской комитет обороны собирался на заседания все чаще и чаще, зачастую совещания проходили до поздней ночи с перерывами на воздушные тревоги. 23 и 24 июля обсуждались вопросы противопожарной защиты города и его окрестностей, производства танков, обеспечения населения водой и бесперебойного электроснабжения. Поздно ночью 24-го числа Чуянов позвонил в Ростов-на-Дону и с ужасом узнал, что город занят противником, а первый секретарь обкома Двинский в последний момент ускакал на лошади…

На следующий день Чуянов решил лично проинспектировать строительство новой железнодорожной ветки Иловля – Петров Вал, от открытия которой во многом зависела судьба города. Позднее он вспоминал: «Вместе с начальником областного управления НКВД Ворониным мы вылетели самолетом вдоль линии строительства дороги Иловля – Петров Вал. На каждом участке дороги, в каждом районе шла напряженная работа. В военизированных отрядах строителей железной дороги трудились по-фронтовому, круглосуточно… Строительство новой линии Иловля – Петров Вал – Камышин проходило при массовом участии населения Иловлинского, Даниловского, Дубовского, Балыклейского и Камышинского районов».

На обратном пути самолет Чуянова пересекся курсом с немецкими бомбардировщиками, возвращавшимися на запад после налетов на волжские суда и пристани, но те летели на большой высоте.