"Ненавижу" - читать интересную книгу автора (Монастырская Анастасия Анатольевна)

СВЕТЛАНА БОРИСОВНА

За прошедшие годы Маша Потутина почти не изменилась. Только грудь стала больше, талия шире, губы — полнее, глаза — уже. Пластический хирург поработал на славу, но возраст все равно не скроешь. Достаточно пролистнуть антологию российской эстрады, чтобы убедиться, что Маша Потутина была всегда, начиная с 1985 года. И судя по кардинальному омоложению, планировала пробыть примой еще лет двадцать. Правда, теперь уже в образе Марии Потутиной.

— Ну, чё, топчешься? — протянула Потутина, отставив в сторону стакан с недопитым виски. — Заходи, коли пришла!

Светлана Борисовна неловко прикрыла за собой дверь и сделала шаг вперед. Звезда качнулась, но равновесие удержала.

— Выпить хочешь?

— Нет, спасибо. Я вам деньги принесла за шоу, "Без стыда и совести", — Светлана Борисовна протянула белый запечатанный конверт.

Однако брать его певица не спешила.

— Выпить, значит, не хочет. Брезгует… Как низко ты пала, Маша, — пожаловалась она своему отражению в зеркале. Раньше ведь как было? Директора на поклон ходили: "позвольте пыцыловать вашу ручку", олигархи всякие, президенты… Теперь к тебе старух подсылают с конвертиками, дескать, возьми денежку и вали отсюда. Вот люди, без стыда и совести. Твое здоровье, дорогая! — стакан с янтарной жидкостью стукнулся о зеркало, виски выплеснулось на руку. Потутина скривилась:

— Черт!

— Извините, но вы не могли бы забрать ваши деньги? — тихо попросила Светлана Борисовна. — Меня ждут.

— Да кому ты нужна! Когда отпущу, тогда и пойдешь. Поняла? Ладно, давай уже, доходяга…

Нетерпеливо вскрыла конверт, вынула тощую пачку денег. Тонкие модные брови чуть-чуть приподнялись от удивления:

— Это что такое?

Светлана Борисовна растерялась:

— Деньги. Как вы договаривались…

— Как мы договаривались?! Эти сраные бумажки — деньги?! Пять тысяч рублей?!

Стакан пролетел мимо Светланы Борисовны, едва не задев голову, и ударился о дверь.

— Суки! Все вы суки, телевизионные! Ненавижу! — бесновалась Потутина, наступая на испуганную старуху. — Я вам какую сумму, сукам, называла? А? Пять тысяч долларов! Баксов! Зеленых! Не деревянных! Чего молчишь, крыса телевизионная? Ты за кого меня принимаешь? За давалку дешевую? Учительшу? Дворника?

Цепкая рука схватила Светлану Борисовну за волосы и потащила к туалетному столику. Рывок, и ее ткнули лицом в заплеванный стол. Запах грязи, табака и алкоголя стал почти что нестерпимым. Еще рывок — и снова вниз. Наотмашь. Больно.

— На Потутину решили наехать, сучары? Типа утрется и забудет?! Не на ту напали!

Рывок. Удар.

— Было дело, утиралась!

Рывок. Удар.

— Потом, правда, блевала от брезгливости. Но терпела. А куда деваться-то? Только через него и можно было в эфир попасть! Но как вспомню его руки на себе, тело сжимается!

Руки певицы вдруг разжались, и Светлана Борисовна осела на пол. Из рассеченного лба и разбитого носа текла кровь. В глазах помутнело. Левой рукой она пыталась нашарить очки. Мгновение, и Потутина наступила на них каблуком.

— Всю жизнь мне изгадил! Таскал за собой как щенка пархатого: "Это моя сладкая девочка! Прошу любить и жаловать!". И ведь любили, и жаловали во все дырки, только он ничего не замечал. Импотент хренов… Пока всего вылижешь, язык отвалится. Только потом узнала, что он мной же за свой эфир расплачивался. Не за мой, а за свой! Козел!

Светлана Борисовна подслеповато уставилась на певицу. О ком это она?

— Ну да, о вашей телевизионной легенде! Как там его, Пал Палыч? Так, кажется, звали? Лучшего праздника, когда он умер, в моей жизни не было! Дала жару на поминках, чтоб ему в аду гореть. И тебе, сука, тоже. За компанию. Че, дрожишь-то?! Утрись! Кровищей весь пол замазала…

Светлана Борисовна неуклюже поднялась и с ненавистью уставилась на Потутину. Та уже пришла в себя и как ни в чем ни бывало охорашивалась перед зеркалом.

— И бумажки свои подбери, пусть нормального человека ко мне пришлют, с деньгами. Пшла вон!.. Черт, где бы еще стакан взять… Ай, из горла сойдет. Пшла вон, говорю!

Гомон коридора, режущий свет по зрачкам, вкус крови на языке. И странное чувство, раздирающее изнутри. Ненависть? Злоба? Отчаяние?

Нет в тебе, Светка, стержня. Ты даже, когда слово «нет» произносишь, оно у тебя звучит "чего изволите?!". Об тебя ноги вытирают, а ты молчишь, по щеке бьют, ты задницу подставляешь. Да еще с такой готовностью. И все вокруг думают — либо она сволочь, либо полная идиотка. Одно время я думал, что ты сволочь, а теперь понимаю — идиотка. Да еще с идеей фикс — самопожертвование, самопожертвование, самопожертвование. Но у любой идеи должен быть конец пути. Пункт Х. А у тебя что? У тебя даже карты нет, куда идти, и ради кого и чего тащить на себе этот крест. И копится в тебе вся эта грязь, копится, а однажды возьмет да и прорвется. И что ты тогда будешь делать? Или станешь сволочью. Или…"

Или!

Паша, Пашенька… Себя не жалко, но его-то за что так?! Ведь любил же, с ума сходил… Как же так? Всхлипнув от обиды, она покачнулась и…

— Светлана Борисовна! Что с вами?! Почему вы в крови?

— Эдик! — она судорожно вцепилась в его рукав. — Вы должны мне помочь! Пожалуйста…

— Всегда готов, — галантно сказал он. — Но, может быть, сначала, к врачу?

— Врач подождет, — отмахнулась она. — Эдик, мне нужно попасть к вам на передачу!

— В качестве зрителя?

— В качестве героини!

— Хм… А это, пожалуй, будет очень интересно.