"Тайные судьбы" - читать интересную книгу автора (Стоун Джин)Глава 9Грех было жаловаться на общество Тесс, когда впереди Марину ждали куда более тяжелые испытания. Отец позвонил ей и сообщил, что в пятницу Алексис приезжает в Соединенные Штаты и что Марине следует «вести себя с ней прилично». – Твоя сестра очень волнуется перед свадьбой, – сказал король Андрей. – Помоги ей выбрать самое красивое подвенечное платье. Марина пожалела, что мать не сопровождает Алексис, насколько меньше у нее было бы тогда хлопот. Но королева никогда не переставала надеяться, что Марина и Алексис в конце концов преодолеют свою вражду; королева любила повторять, что две сестры, и особенно близнецы, не должны разлучаться. Но что знала об отношениях между близнецами королева? Она была единственным ребенком в семье, каким могла быть и Марина, если бы ей повезло. До пятницы Марина так и не выдумала предлога, чтобы избежать встречи с Алексис. А в пятницу Алексис появилась в общежитии. Марина и Тесс возвращались в Моррис-хаус, когда у самого дома увидели блондинку в длинном меховом манто в сопровождении трех лиц: телохранителя Сергея, Веры, личной горничной Алексис, и еще одной молодой незнакомой особы, видимо, тоже прислуги. Марина подняла руку, останавливая Тесс. – Неужели это и есть она? – заметила Тесс, разглядывая прибывших. – Она самая, – подтвердила Марина. – Мисс Новокия. – Она совсем на тебя не похожа. – Господи, дай мне силы, чтобы выдержать испытание, – сказала Марина. – Да ведь ты едешь в Нью-Йорк! Ты прекрасно проведешь там время. Марина с упреком посмотрела на Тесс. – Нет, Тесс. Вот если бы ты со своей сестрой ехала в Нью-Йорк, ты бы действительно здорово провела там время. Поверь мне, у нас с Алексис другие отношения. – У меня нет сестры, – сказала Тесс. – А теперь пойдем. Мне не терпится с ней познакомиться. Николас шел рядом с ними. – Я буду с вами, принцесса, – сказал он, подмигнув. – Я вас защищу. Марина улыбнулась. Николас был удивительно симпатичным человеком. Как телохранитель и друг, он не шел ни в какое сравнение с Виктором. Знал ли он о том, что произошло между ней и Виктором? Если знал, то ни разу не заикнулся об этом. – Ладно, Фурман, – одобрила Марина. – Поручаю вам возглавлять шествие. – Ты что, в самом деле здесь живешь? – изумилась Алексис, стоя на пороге передней. – Не совсем здесь, – пояснила Марина. – Я занимаю только половину комнаты. В другой половине живет моя соседка. Марина направилась в свою половину. – Боже мой, – бормотала Алексис, следуя за ней. – Как ты можешь? Какое... убожество. Марина усмехнулась: – Во всяком случае, здесь спокойнее, чем во дворце. Если Алексис и поняла намек, то никак этого не показала. – Интересно, на чем здесь сидят? Марина оглянулась вокруг. На кровати были навалены книги, на спинке единственного стула висела одежда. – Наверное, тебе придется воспользоваться собственной задницей. – Вижу, мне следовало лететь прямо в Нью-Йорк, а не в Бостон, – вздохнула Алексис. – А ты бы меня там встретила. Я подожду тебя внизу. С этими словами и с выражением отвращения на лице Алексис направилась к двери. Но не успела она взяться за ручку, как дверь с силой распахнулась, сбив Алексис с ног. Она упала на спину, мини-юбка задралась, обнажив бедра, а громкий треск лопнувших колготок завершил катастрофу. Чарли в ужасе метнулась назад в коридор. Марина с трудом сдерживала смех. – Алексис, – сказала Марина, – позволь представить тебе мою соседку. Знакомься, Чарли, это моя сестра. – Привет, – отозвалась Чарли, растерянно глядя на девушку на полу; она наклонилась, чтобы помочь Алексис. – Извините, я не знала... Алексис отмахнулась от нее и сама поднялась с пола. Она поправила волосы и возмущенно вздернула подбородок. – Я заплатила за это платье две тысячи долларов, – объявила она высокомерно. – Вы могли его разорвать. Чарли растерялась еще больше и не знала, как оправдываться. – С каких это пор ты жалеешь доллары? – спросила Марина. Алексис резко повернулась к ней: – Буду ждать тебя внизу. С меня довольно, я уже насмотрелась на вашу жизнь. Алексис протиснулась в дверь мимо Чарли. – Спасибо тебе, Чарли, – сказала Марина. – Ты просто чудо. – Я очень сожалею, Марина... – Нет, я не шучу, – прервала ее Марина. – Алексис иногда полезно приземляться на свою задницу. Она настоящее бедствие. Чарли замялась, но потом присоединилась к общему смеху. – Похоже, твоя сестра действительно не ангел, – решилась высказаться она. – Я сейчас быстро соберу чемодан и поеду, – сказала Марина. – Пожелайте мне удачи. Могу вас заверить, это будет настоящий кошмар. Они поселились в гостинице «Плаза» в разных номерах. Алексис настояла, чтобы они обедали внизу в ресторане, хотя Марина предпочла бы обедать в номере. Но она не хотела ссориться с сестрой и нарушать данное отцу слово. Они сидели за столиком на двоих; Николас и Сергей занимали столик рядом. Марина извлекла из своего бокала с пенистым золотистым напитком пропитанную ликером вишенку. – Надеюсь, ты не сердишься, что я первая выхожу замуж, – сказала Алексис, поднеся к лампе на столе левую руку с огромным бриллиантом на пальце так, чтобы камень заиграл. – Ты все-таки старше меня. Марина тянула напиток через соломинку. – Я как-то об этом не задумывалась. – Если задумаешься, то прими мои извинения. – Чего же тут извиняться? Мне нужно образование. Тебе нет. Алексис опустила руку и уткнулась в меню. – Ты так это говоришь, будто у меня нет мозгов, – обиделась она. – Они тебе не нужны. А мне пригодятся. – Джонатан считает меня достаточно умной. Марина чуть было не сказала, что по сравнению со своим женихом Алексис просто гений. Внезапно Алексис подняла голову. – Почему ты меня ненавидишь, Марина? – Я тебя ненавижу? Это неправда. Я думала, что это ты меня ненавидишь. – Может, оттого, что ты красивая, – призналась Алексис. – Нет, наверное, оттого, что я старше тебя. Пусть даже всего на несколько минут. Кстати, ты тоже красивая и знаешь это. – Да, я знаю, что я красивая, – вздохнула Алексис. – Пожалуй, закажу себе жареные гребешки, – сказала она так, будто до этого они беседовали о погоде. С самого детства Алексис вела себя именно так: сначала разжигала ссору, а потом уходила в сторону, словно не сказала и не сделала ничего обидного. Марина вспомнила тот случай, когда впервые поняла, что Алексис делает это намеренно. Им тогда исполнилось семь лет, и королева устроила для них настоящий прием на лужайке в саду. В большом шапито артисты-циркачи развлекали детей из соседней деревни. Вместо того чтобы самим получать подарки, сестры должны были раздавать их другим детям: куклы для девочек и игрушечные пожарные машины для мальчиков. Марина и Алексис сидели каждая на своем маленьком троне в белых воздушных платьях и тиарах – у Марины на блестящих черных, у Алексис на золотистых, как пшеничные колосья, волосах. Дети выстроились в очередь за подарками, и каждый мальчик, подходя к принцессам, кланялся, а девочки приседали. Одна маленькая девочка с длинными темными волосами подошла к ним на костылях. Марина уже протянула ей подарок, но Алексис ее остановила. – Сначала присядь, – приказала она девочке. – Но я не могу, – смущенно улыбнулась девочка. – Я хромая. Марина подала девочке куклу, но Алексис вырвала игрушку у нее из рук. – Ты должна присесть. А если не можешь, то не получишь подарка. Девочка расплакалась. – Отдай ей куклу, – потребовала Марина. – Нет. Если ты хочешь, чтобы она ее получила, присядь передо мной за нее. – Я? Перед тобой? – Да. Ты, – зло усмехнулась Алексис. Марина посмотрела на маленькую девочку. Крупные слезы текли по ее розовым щекам. Больше не раздумывая, Марина спустилась с трона и встала перед Алексис. Она отставила в сторону ногу, подхватила с двух сторон оборки платья и присела, как ее учили. – Ниже, – приказала Алексис. Марина оглянулась. Все дети не спускали с них глаз. Маленькая девочка перестала плакать и тоже смотрела, приоткрыв рот. Марина снова присела. На этот раз неудачно: она споткнулась и упала. – Как тебе не стыдно, панталоны видно! – радостно закричала Алексис, засмеялась и швырнула куклу девочке. Остальные дети тоже смеялись. Марина поднялась с земли и отряхнула платье. Ей хотелось плакать. Но даже в этом возрасте она уже понимала, что нельзя плакать на людях. Принцессы не плачут при посторонних. Марина тихо вернулась на свое место и продолжала раздавать подарки. Отдавшись воспоминаниям, Марина без аппетита ела курицу в кисло-сладком соусе. Она вспомнила, как Чарли однажды сказала об Алексис: «Наверное, ей нелегко всегда быть на втором месте». Если это соответствовало правде, то сестра странным образом заявляла о своих чувствах. Марина проглотила кусок курицы и снова отпила из бокала. – Надеюсь, ты выходишь замуж за Джонатана не для того, чтобы показать свое превосходство надо мной. – Что ты хочешь сказать? – Алексис приподняла идеально выщипанную бровь. – Послушай, Алексис, – сказала Марина как можно мягче. – Хочешь верь, хочешь нет, но ты мне дорога. Я бы не хотела, чтобы ты сделала ошибку из-за какого-то глупого соперничества, хотя я понимаю, для тебя главное – оказаться на первом месте. На такой шаткой основе не построить прочного брака. Нечто похожее на сомнение мелькнуло на лице Алексис, чтобы тут же исчезнуть за улыбкой. – Ах, Марина, – произнесла она снисходительно, – какая же ты еще глупенькая. Перед тем как лечь спать, Алексис объявила, что утром подольше понежится в постели. – Я позвоню в магазин и скажу, когда приеду, – сказала она, хотя у Бергдорфа ее ждали к одиннадцати. Впервые за последние месяцы Марина не могла уснуть. Она и не догадывалась, что так сильно привыкла к своей не слишком удобной кровати в общежитии Моррис-хаус и что ей будет так не хватать общества Чарли и даже Тесс, которые не требовали от нее ничего, только чтобы она оставалась самой собой. Марина ворочалась с боку на бок в огромной постели и думала о том, выйдет ли она когда-нибудь замуж. Марина знала, что она не Алексис и согласится на брак только по любви. Но как ей узнать, любит ли ее мужчина или ему нравится быть мужем принцессы, которая в один прекрасный день станет королевой? Если Виктор Коу что-то и дал ей, так это самый серьезный урок: он научил ее не доверять ни одному мужчине. Но она в равной мере не доверяла и самой себе. Марина вновь повернулась на другой бок, и ее взгляд упал на обитый бархатом стул, на котором висела одежда студентки, но не принцессы. Как ей хотелось, чтобы Чарли и Тесс были сейчас рядом с ней, чтобы они с шумом ворвались в комнату, уселись на кровать и угостили ее пиццей. Марина поняла, что колледж стал для нее настоящим домом. Марина поднялась в семь, почти всю ночь проведя без сна, и подошла к окну, чтобы взглянуть с высоты на Пятую авеню. Несмотря на ранний час, на улице уже кипела жизнь и желтые такси оглушали окрестности громкими гудками, мешавшимися с грохотом контейнеров, опустошаемых мусорными машинами. К счастью, не шел снег. Марина приняла душ, надела свитер и джинсы. Она собрала волосы в пучок и спрятала их под вязаную шапочку, затем надела темные очки. В полупальто и толстых перчатках, купленных в магазине армейских товаров, она была неузнаваема. Если кому-то и было известно о пребывании в городе двух принцесс, то их будут искать по другим нарядам – мехам и бриллиантам. Алексис же еще спала. Марина выскользнула из гостиницы, радуясь тому, что с ней нет ее тени, Николаса, тому, что она одна и свободна. Она вернется в гостиницу прежде, чем ее хватятся. Марина поглубже засунула руки в карманы и медленным шагом двинулась по Пятой авеню. Она неторопливо шла мимо роскошно одетых манекенов в витринах Бергдорфа, мимо сияющих драгоценными камнями витрин Ван Клифа. Она нащупала кольцо с сапфиром и бриллиантами у себя на пальце и попыталась представить себе жизнь рядового человека, которому недоступна вся эта роскошь и который может только мечтать о вещах и предметах, спрятанных за стеклами витрин. Она думала о Чарли, чья семья сейчас мучительно выискивала способ заплатить очередной взнос за дом. Она прошла мимо ресторана, где несколько лет назад присутствовала на обеде по случаю посещения Соединенных Штатов королем Андреем. Ресторан в тот день был закрыт для всех посетителей, кроме пятидесяти избранных, включая мэра Нью-Йорка и некоторых других видных политических и общественных деятелей. Среди них не было мечтателей, это были реалисты. На Рокфеллер-плаза Марина свернула на эспланаду и прогулялась, разглядывая витрины туристических агентств, заполненные плакатами, рекламирующими достопримечательности Парижа, Лондона и Гонконга, далеких городов и далеких стран. Но там не было плакатов, посвященных Новокии. Марина улыбнулась. Новокии недоставало экзотики и значимости, чтобы ее удостоили плаката в этих витринах. Новокия была всего-навсего маленькой страной, борющейся за выживание и зажатой в прямом и переносном смысле между демократией и коммунизмом. Мало кто посещал Новокию, для этого просто не было причин. Марина полюбовалась огромной рождественской елкой, массивной золоченой фигурой Атласа и разноцветными флагами, окаймляющими площадь. Она посмотрела вниз на каток, где катающиеся выписывали изящные восьмерки, наслаждаясь бодрящим утренним воздухом. Некоторые катались в одиночку, другие парами, и все без исключения улыбались. Марина оперлась на перила ограждения и тоже с улыбкой следила за катающимися, радуясь их веселью и свободе. Она знала, что эти годы, проведенные в колледже, будут самыми свободными и беззаботными в ее жизни. Даже прошлое лето в Новокии было заполнено бесконечными официальными обедами, ужинами и другими мероприятиями, и всякий раз ей, как принцессе, следовало быть образцом любезности и гостеприимства. Она была лишена возможности свободно вздохнуть, поразмыслить, в конце концов, просто быть самой собой. – Вы помните, как я учил вас кататься на коньках, когда вам было шесть лет? – услышала Марина за спиной мужской голос. Голос Николаса. – Я помню, как упала лицом вниз, – ответила Марина, не оборачиваясь. – И не один раз, – подтвердил Николас, опираясь рядом с ней на перила. – Вы были очень настойчивой. Марина кивнула. – Вы по-прежнему очень настойчивы, – продолжал Николас. – Но теперь вы используете свою настойчивость, чтобы ускользнуть от меня. Марина пожала плечами. – Мне хотелось побыть одной. Я бы вернулась еще до того, как проснется Алексис. – Нью-Йорк не Нортгемптон, ваше высочество. Он может быть опасным для принцессы. Марина промолчала: она знала, что Николас прав. Она продолжала смотреть на каток. – Вы думаете, они понимают, как им повезло в жизни? – спросила Марина. – Что они свободны и могут распоряжаться собой, как хотят? – Если бы у них был выбор, они, наверное, предпочли бы судьбу принцессы. Марина наблюдала за плавными движениями фигуристов, их изящными па. Прав ли Николас? И откуда ему это знать? Николас свободный человек. Он никогда не был женат, у него никогда не было детей, и он никогда не служил никому другому, кроме короля. Но Николас служил королю по доброй воле и сам принимал решения. И хотя он охранял Марину и жил ее жизнью, свой путь он избрал сознательно. Они постояли еще немного, и Николас слегка кашлянул. – Пора, ваше высочество. Нам надо возвращаться в гостиницу. – Меня тошнит от Алексис. – Ваша сестра выходит замуж. Вы должны за нее радоваться. – Нет, Николас. Я бы радовалась за нее, если бы она выходила замуж за любимого человека. Но Алексис не способна любить никого, кроме себя. – Значит, нам повезло, что когда-нибудь вы, а не она, станете нашей королевой. Марина в последний раз взглянула на каток, затем повернулась и направилась к Пятой авеню. Николас следовал за ней по пятам. Неделю спустя Марина сидела на кровати у себя в комнате и готовилась к экзаменам, когда раздался телефонный звонок. Она раздумывала, брать трубку или нет: это мог быть какой-нибудь тип из Масуниверситета или Амхерста, мечущийся в поисках свободной девушки. Уже давно ее никто не приглашал, потому что все знали, что принцесса больше не ходит на свидания. «Вряд ли это какой-то парень», – подумала она и сняла трубку. – Это ты, мама, – узнала Марина добрый тихий голос королевы. – Здравствуй, милая. Жаль, что мое здоровье не позволило мне поехать с Алексис, но она выбрала очаровательное платье. Алексис не только выбрала экстравагантный фасон, но и заставила модельера за три дня до ее отъезда из Нью-Йорка сделать для нее пробный образец. К счастью, Марина уже в воскресенье вечером возвратилась в Нортгемптон под удобным предлогом подготовки к приближающимся экзаменам. «Обойдусь без тебя», – коротко напутствовала ее Алексис. – Да, – подтвердила Марина. – Платье очень элегантное. Она с трудом удержалась, чтобы не добавить: «За семь-то тысяч долларов!» – Думаю, вы вместе хорошо провели время, – с надеждой произнесла королева. Марина не сомневалась, что, вернувшись домой, Алексис нашептала матери о равнодушном отношении к ней сестры, но оправдываться не имело смысла. – Очень хорошо, мама, – снова подтвердила она. – Город так красиво украшен. – Кстати, к вопросу о каникулах, – вспомнила королева. – Я звоню также, чтобы узнать о твоих планах. Июнь уже не за горами, и впереди столько дел, не говоря уж о подготовке к свадьбе... Марина представила себе, что творится сейчас во дворце, где всем заправляет Алексис. Бесконечные споры о списках гостей и меню для приемов, о том, сколько пригласить журналистов и кого. Марина закрыла глаза и стала думать, как ей избежать события, которое Алексис называет «свадьбой века». – Алексис решила воспользоваться розами из моего розария, хотя в это время года они еще не в полном цвету, – услышала Марина голос королевы. – Она уже договорилась с садовниками об усиленной подкормке. Они утверждают, что все получится. – Вот и прекрасно, мама, – откликнулась Марина. – Значит, одной проблемой меньше. – Боже мой, Марина, я все говорю о свадьбе, а ведь до нее еще полгода, и не спрашиваю, когда ты приедешь домой на Рождество. Марина окинула взглядом свою комнату, такую мирную, тихую и уединенную. – Я еще не знаю когда, мама. Я скоро тебе сообщу. Королева повесила трубку. Марина закрыла учебник философии и посмотрела на опущенные жалюзи, знак для Николаса, а прежде для Виктора Коу, что она в целости и сохранности и в полном одиночестве пребывает в своей комнате. – Это тебе мать звонила? – спросила Чарли, появившаяся в дверях с книгой под мышкой. – Как обстоят дела в Новокии? Вижу, что все в порядке и твоя сестра благополучно вернулась домой. – Где моя сестра, там не может быть порядка, – вздохнула Марина. – Почему ты не занимаешься? – Мне надо передохнуть. – Мне тоже. Я вот думаю, как мне вывернуться, чтобы не ехать домой на Рождество. Чарли вошла в комнату. – Ты не хочешь ехать домой на Рождество? Почему? – Я сыта по горло своими семейными обязанностями, хватит с меня визита Алексис. Знаю, Николас мечтает поехать на родину, но... – Господи, – удивилась Чарли. – Я не могу себе представить, чтобы на Рождество меня не было дома. Даже со всеми нашими неприятностями... Она не закончила фразу. – Ты все еще не знаешь, вернешься ли в колледж? – Отец пока не нашел работу, – покачала головой Чарли. – Может быть, все уладится. – Может быть. Чарли направилась к себе в комнату. – Да, вот еще что, – остановилась она на полпути. – У меня есть идея. Не хочешь ли поехать со мной в Питсбург? – На Рождество? – Ну конечно. У нас всегда найдется местечко для лишнего человека. Сестры будут в восторге. Они никогда не видели настоящей принцессы. И Николаса заберем с собой. – Но, Чарли, у вас сейчас и без меня забот хватает... – Соглашайся, вот увидишь, нам будет весело. Кто знает, может, мы никогда больше не увидимся. Марина посмотрела на опущенные жалюзи. Провести Рождество с настоящими свободными людьми, которые собственными силами решают свои, а не чужие проблемы. Американская семья, борющаяся за выживание. Она посмотрела на Чарли. – Попробую уговорить Николаса отпустить меня одну. – Как же, так он и согласится. – Я тебе уже много раз говорила, что ты преуменьшаешь власть принцессы. Николас согласился отпустить Марину одну, когда Чарли поклялась, что семья О’Брайанов не откроет секрет Марины до ее возвращения обратно в Нортгемптон; а также с условием, что она будет носить только джинсы, свитер и прочие не подходящие для принцессы вещи. И обязательно темные очки. Словно это было для Марины огромной жертвой! Данни, брат Чарли, встретил их в аэропорту. Как и Чарли, он был высокого роста, с такой же дружелюбной улыбкой и свободной манерой держаться. Он повез их домой на своем пикапе, которому исполнилось двенадцать лет. Они тесно прижались друг к другу на переднем сиденье, потому что уже год в машине не работала печка, Данни собирался ее починить, когда найдет работу. Если только он вообще ее найдет. Марина не испугалась холода, так было даже веселее. Одинаковые дома стояли вплотную, вытянувшись в длинный ряд. Они остановились в узком переулке за домами, и Данни припарковал машину около общего гаража. Марина прошла следом за Чарли через тесный задний дворик. Она оглянулась вокруг и увидела в окнах множество желтых, синих, красных и зеленых огоньков. Рождество пришло в Питсбург. – Входите, входите, – пригласила их стоявшая на пороге высокая красивая женщина. За ее спиной Марина увидела еще несколько фигур, любопытные синие и зеленые глаза, рыжие и каштановые волосы. Все они, начиная с женщины на пороге, по очереди сжали Чарли в объятиях. – Я Конни О’Брайан, мать Чарли, – сказала женщина, повернувшись к Марине. – Прошу вас, входите. – Пожалуйста, называйте меня Мариной. Мать Чарли провела их в маленькую кухню, где было тепло и пахло корицей. – Мы делаем печенье, – сказала Конни О’Брайан. Чарли оглядела разложенное на подносах готовое печенье в форме звездочек, венков и елок. – Постой, я еще не покрыл их глазурью! – закричал кто-то из младших детей. Чарли представила их всех Марине, начиная с самого старшего и кончая самым маленьким Шоном Патриком. – Я сейчас подогрею молоко для горячего шоколада, – пообещала Конни О’Брайан. – А где же папа? – спросила Чарли, взлохматив волосы Шона Патрика. – Прямо за твоей спиной, – отозвался мужской голос. Чарли обернулась и бросилась в объятия высокого, уже полнеющего отца. Искренний смех и сердечные поцелуи создавали особую теплую атмосферу, и Марина почувствовала, как у нее навернулись слезы на глаза. Она горячо любила своих родителей и знала, что они так же горячо любят ее, но никогда она не была свидетелем столь открытого проявления чувств. Такая открытость не могла существовать в стенах дворца. – Позвольте мне самому представиться, – сказал отец Чарли, протягивая руку Марине. – Джек О’Брайан, ваш покорный слуга. Рады видеть вас в нашем доме. Его рукопожатие было сердечным, а слова искренними. – Дорогая, – повернулся он к жене, – кажется, я что-то слышал о горячем шоколаде? – Сейчас будет готов, – подтвердила Конни О’Брайан, вынимая из холодильника молоко. Марина видела жизнь сплоченной семьи, слышала смех и разговоры ее многочисленных членов. Это была настоящая семья и свободные люди. Накануне Рождества они отправились за покупками. Марина снова спрятала волосы под вязаную шапочку и надела черные очки. Она не хотела нарушать обещания, данного Николасу. – Интересно, чем сейчас занята Тесс, – сказала Чарли, когда они шли мимо витрин, заполненных куклами, детскими игрушками и елочными украшениями. – Вряд ли она занята покупками подарков для детей, – отозвалась Марина. – Мне жаль, что мои братья и сестры так быстро растут, – заметила Чарли. – Зайдем сюда. Наверняка Шейле понравится эта кукла. Марина послушно вошла за ней в небольшой магазин игрушек. Кукла стоила шестнадцать долларов, а у Чарли было всего сорок. Сорок на все про все. – Я куплю ее для Шейлы, – предложила Марина. Чарли бросила на нее гордый взгляд. – Нет, Марина, спасибо. Мы найдем что-нибудь подешевле. Марина почувствовала смущение. Когда они вышли на улицу, там, на противоположной стороне, уже играл духовой оркестр. – Это Армия спасения, – объяснила Чарли. – Они собирают деньги для бедных. Давай подойдем. Дождавшись зеленого света, они перешли на другую сторону, где, немного фальшивя, но весело шесть мужчин и женщин в черной с красным форме дули в разные медные духовые инструменты. Чарли достала из кармана две бумажки по доллару и опустила их в блестящую красную кружку. – Я не знала, что у тебя есть деньги на пожертвования, – заметила Марина. – Но ведь это Армия спасения, – пожала плечами Чарли. Они пошли дальше. Марина не понимала, как Чарли, у которой денег в обрез, могла пожертвовать целых два доллара. Но многое в Питсбурге и его людях было пока непонятно Марине. Она была рада, что приехала сюда. В тот день, накануне Рождества, они ходили на вечернюю службу в большую старинную церковь, сиявшую огнями свечей, украшенную гирляндами из лампочек и до предела заполненную прихожанами в простой теплой одежде, в перчатках и шарфах явно домашней вязки. Марина вспомнила дворцовые гардеробные, набитые роскошными манто и пушистыми муфтами. И все эти дорогие меха принадлежали всего лишь трем женщинам. На это Рождество их будет только двое. Марина застегнула воротник своего дешевого пальто. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой элегантной. И такой счастливой. После службы они вернулись домой, чтобы насладиться вкусным праздничным ужином, картофельной запеканкой с мясом и домашним печеньем. Потом Конни села за пианино и неуверенно, двумя пальцами заиграла рождественские гимны, и все хором запели. Никогда прежде Марина не слышала такой прекрасной музыки. Когда же детей наконец уложили спать, Марина и Чарли занялись упаковкой подарков. На свои скромные сбережения Чарли сумела купить подарок для каждого члена семьи, а Марина наполнила маленькие мешочки конфетами, апельсинами и орехами, как это было принято в Новокии. Они положили подарки под елку, которую дети украсили гирляндами из воздушной кукурузы и разноцветными бумажными цепями, а Джек О’Брайан – яркими лампочками. Это был волшебный удивительный вечер, до предела заполненный радостью, и все же Марина не могла заснуть на раскладушке, поставленной для нее в комнате, где жили сразу трое: Чарли, Морин и Шейла. За весь вечер никто не обмолвился о том, что Джек О’Брайан безработный, никто не плакался на судьбу и не жаловался. О’Брайаны обладали богатством, которого не могли дать ни деньги, ни работа: они любили друг друга глубочайшей любовью, способной преодолеть все препятствия. И хотя Марина знала, каким ударом для Чарли будет потеря стипендии в Смитовском колледже, она чувствовала, что ее подруга преодолеет любые невзгоды и будет радоваться самой малой улыбке судьбы, как завтра утром дети будут радоваться своим дешевым подаркам от Санта-Клауса. Марина повернулась на бок и покрутила на пальце кольцо с сапфиром и бриллиантами. «У меня так много всего, – думала она, – у меня так много всего, и все равно они богаче». Марина тихо поднялась с раскладушки и прокралась вниз в гостиную. Она опустила свое кольцо с сапфиром и бриллиантами в вязаный чулок с вышитой надписью «Папа», висевший рядом с другими у камина. Кольцо, которое не только поможет заплатить взносы за дом, но и преодолеть другие трудности. Тогда любовь в этой семье будет не единственным подарком, согревающим их души. Джек О’Брайан посмотрел на кольцо, блестевшее в утреннем свете, и сказал: – Мы не можем принять такой дорогой подарок. Марина оглядела столпившихся вокруг членов семьи, в халатах, с растрепанными после сна волосами и розовыми от праздничного возбуждения лицами, и ответила: – Если вы не примете подарка, я уеду. Конни О’Брайан плакала. Чарли сидела открыв рот. Данни ходил взад и вперед по сплетенному из веревок ковру. – У вас нет работы, мистер О’Брайан, – осторожно произнесла Марина. – Я не хочу вас обидеть. Я хочу вам помочь. Вы сделали мне подарок, пригласив к себе в дом, я отдаю вам в подарок то, что у меня есть с собой. Поверьте, ваш подарок значительно дороже моего. Все в комнате молчали. – Кроме того, – добавила Марина с улыбкой, – считайте это проявлением эгоизма с моей стороны. Чарли моя подруга, и я хочу, чтобы она вернулась в колледж. Джек О’Брайан вытер глаза, подошел к Марине и, наклонившись, поцеловал ее в щеку. – С Рождеством вас, ваше высочество, – сказал он. – С Рождеством вас всех, – ответила Марина, уже не сдерживая слез. |
||
|