"Дюна" - читать интересную книгу автора (Герберт Фрэнк)***Пол видел, что отец вошел в зал для занятий, охрана привычно занимала посты. Кто-то из свиты закрыл дверь. Как всегда, Пол ощутил некую телесность присутствия отца, — он появлялся всегда как-то весомо и материально. Герцог был смуглокож и высок ростом. Резкое худое лицо чуть согревали глубокие серые глаза. На нем был черный рабочий мундир с гербом — красным ястребом на груди. Посеребренный широкий пояс щита, потершийся от долгого употребления, охватывал узкую грудь. Герцог спросил: — Очень занят, сын? Подойдя к угловому столу, он заглянул в бумаги, оглядел комнату, а потом перевел взгляд на Пола. Он устал, предельно устал, в том числе от того, что усталость эта должна оставаться для всех незаметной. «Надо будет по возможности отдохнуть во время перелета на Арракис, — подумал он, — на Арракисе отдыха не будет». — Не очень, — отвечал Пол, — все так… — он передернул плечами. — Да. Завтра нам уезжать. Как хорошо будет, когда все это, вся суета останется позади. Пол кивнул, вдруг ему припомнились слова Преподобной Матери: «… для отца — ничего». — Отец, — спросил Пол. — Неужели действительно на Арракисе будет настолько опасно, как говорят все? Устало и привычно поведя рукой, герцог присел на край стола и улыбнулся. Обычные в таком случае фразы промелькнули в его голове… ему не привыкать ободрять людей перед битвой. Промелькнули, да так и не воплотились в слова. — Да, будет опасно, — согласился он. — Хават сказал, что у нас уже есть план действий относительно Вольного народа, — сказал Пол и удивился: «Почему я не могу рассказать ему то, что говорила эта старуха? Как сумела она запечатать мой язык?» Герцог заметил, что сын расстроен, и сказал: — Хават, как всегда, видит главное. Но есть и еще кое-что. Не забывай и про Картель новейшие и качественнейшие товары, компанию КАНИКТ. Отдавая мне Арракис, его величество вынужден отдать и директорство в КАНИКТ… тонкое приобретение. — КАНИКТ контролирует специю, — сказал Пол. — Арракис и специя мостят нам дорогу в КАНИКТ, — сказал Герцог. — Эта компания контролирует не только меланж. — Преподобная Мать предупреждала тебя? — с усилием выдохнул Пол. Он сжимал мокрые от пота кулаки. Сколько же сил потребовал этот вопрос! — Хават уже сказал мне, что она напугала тебя своими пророчествами о наших будущих несчастьях на Арракисе, — ответил герцог. — Не допускай, чтобы женские страхи влияли на твой ум. Женщины всегда берегут своих любимых от опасности. За этими предсказаниями рука твоей матери. В них — знак ее любви к нам обоим. — А она знает о фрименах? — Да, и не только о них. — И что же? И герцог подумал: «Правда может оказаться ужаснее его опасений, но знание о грядущих бедах бесценно, тогда к ним можно подготовиться. Мы не скрываем от него опасность, только ношу опасений следует облегчить: он еще молод». — Немногое избегает руки КАНИКТ, — начал герцог. — Бревна, ослы, лошади, коровы, древесина, навоз, удобрения, акулы, китовый мех… все: и самое прозаическое, и самое романтическое… даже наш скромный рис-панди с Каладана. Все это перевозит Гильдия, произведения искусства с Икац, машины с Ричес и Икс. Но рядом с меланжем бледнеет все. За горстку специи на Тупайле можно купить дом. Ее нельзя изготовить, она добывается на Арракисе. Специя уникальна и действительно обладает гериатрическим воздействием. — А теперь мы ее контролируем? — В какой-то степени. Важно учитывать все Дома, которые участвуют в прибылях КАНИКТ. Подумай, какая колоссальная доля этих доходов зависит от одного продукта — от специи. Представь, что может случиться, если производство специи почему-либо уменьшится. — Выиграет всякий, кто запасся меланжем, — сказал Пол. — Остальные остались в дураках. Глядя на сына, герцог с мрачным удовлетворением подумал: «Мысль недурна, сказываются результаты воспитания». Он кивнул: — Харконнены запасаются уже лет двадцать. — Они хотят, чтобы добыча специи упала, а винили в этом тебя. — Они хотят, чтобы имя Атридесов потеряло популярность, — сказал герцог. — Подумай о тех Великих Домах Ландсраада, которые видят во мне некоторым образом предводителя, неофициального представителя. Подумай, как они отреагируют, если на меня ляжет вина за уменьшение их доходов. В конце концов, личная выгода прежде всего. Проклятая Великая Конвенция: ты имеешь право запретить разорять себя всякому! — Суровая усмешка искривила рот герцога. — И они будут поступать именно так, невзирая на все, что случится со мной. — Даже если Харконнены применят атомное оружие? — До такой наглости не дойдет. Никакого открытого нарушения Конвенции не будет. Но любые прочие гадости… даже запыление атмосферы и местное отравление почвы. — Тогда зачем нам все это нужно? — Пол! — герцог нахмурился, глядя на сына. — Если знаешь, где ловушка… — это первый шаг, чтобы в нее не попасть. Все это как в поединке, только много крупнее: финт в финте и вновь финт в финте… и так без конца. И нужно только все правильно понять. Зная, что Харконнены запасаются меланжем, зададим себе вопрос: а кто еще это делает? И получим список врагов. — Так кто же они? — И некоторые враждебные нам Дома, и некоторые из тех, на чью дружбу мы рассчитывали. Но сейчас нет необходимости их опасаться. Обнаружилась куда более важная фигура: наш обожаемый падишах-император. Пол попытался глотнуть, горло вдруг пересохло: — А если созвать Ландсраад и разоблачить… — И враг поймет, что мы знаем, в какой руке нож? Ах, Пол, сейчас мы хотя бы видим нож. А кто знает, в чьи руки, куда его могут тогда перебросить? Если поднять этот вопрос на Ландсрааде, мы вызовем лишь великое смятение. Император будет все отрицать. Кто посмеет противоречить ему? И тогда мы выиграем лишь крохотную передышку, рискуя низвергнуть все в хаос… и откуда потом придется ждать следующей атаки? — Запасаться специей могут начать все Дома. — У недругов хороший отрыв… слишком давно они начали. — Император, — проговорил Пол. — Это значит сардаукары. — Безусловно, переодетые в харконненовские мундиры, — сказал герцог, — но и в них они останутся такими же фанатично преданными императору солдатами. — Чем могут помочь нам фримены против сардаукаров? — Хават говорил с тобой о Салузе-Секундус? — Об императорской планете-тюрьме? Нет. — Что, если она не только тюрьма, Пол? Есть один вопрос, ты еще не задавал его себе? Он касается императорского корпуса сардаукаров: откуда они берутся? — Думаешь, с этой планеты-тюрьмы? — Но ведь откуда-то они берутся… — А новобранцы для вспомогательного войска, которых император требует от… — В это нас хотят заставить поверить, дескать, сардаукары — просто наемники императора, которых готовят еще с юных лет. Иногда появляется какой-то слушок об инструкторах армии императора, но баланс сил в нашей цивилизации остается неизменным. С одной стороны, вооруженные силы Великих Домов Ландсраада, с другой — сардаукары и вспомогательные войска. Но сардаукары — это всегда сардаукары. — Но все сообщения с Салузы-Секундус говорят, что СС — это сущий ад. — Вне сомнения. Однако, если ты собираешься воспитать крепких, сильных, свирепых воинов, в какие условия их надо поместить? — Но как потом добиться преданности от этих людей? — Есть проверенные способы: играть или на их чувстве собственного превосходства, или на мистике тайного завета, или на духе общности пережитого страдания. Этого можно добиться. Подобные вещи делались издревле и не однажды на многих мирах. Пол кивнул, не отрывая глаз от отцовского лица. Он чувствовал, что приближается некое откровение. — Возьми Арракис, — произнес герцог, — за пределами городов и гарнизонов это ужасный мир, как и Салуза-Секундус. Глаза Пола округлились: «Вольный народ». — У нас будет возможность создать войско столь же грозное, как и сардаукары. Для этого потребуется терпение — занятие требует секретности — и деньги, чтобы всех полностью обмундировать и вооружить. Но Вольный народ живет на Дюне, и специя добывается там же. Поэтому и направляемся мы на Арракис, зная, что там ловушка. — А Харконнены не знают о Вольном народе? — Харконнены презирали фрименов, охотились на них, как на зверей, даже не потрудились пересчитать их. Как же, обычное отношение Харконненов к населению собственных планет — тратить на людей лишь минимум, необходимый для поддержания жизни! Герцог изменил позу, и металлические нитки, которыми был вышит ястреб на его груди, блеснули перед глазами Пола. — Ты понял? — Значит, мы ведем сейчас переговоры с Вольным народом, — ответил Пол. — Я послал к ним делегацию во главе с Дунканом Айдахо, — сказал герцог. — Дункан горд и жесток, но любит правду. Я думаю, фрименам он придется по нраву. Если нам повезет, быть может, они будут судить по нему о нас. Дункан — воплощение строгой морали. — Дункан — воплощение морали, — продолжил Пол. — А Гарни — доблести. — Именно, — подтвердил герцог. Пол подумал: «Гарни — один из тех, о ком Преподобная Мать говорила, что основа миров — это доблесть храбрых». — Гарни доложил мне, что ты сегодня неплохо управлялся с оружием. — Мне он говорил совершенно другое. Герцог громко расхохотался: — Гарни сегодня был скуп на похвалу. Он сказал (его собственные слова), что ты прекрасно ощущаешь различие между лезвием и острием. — Гарни говорит, что убивать острием некрасиво, мастер делает это лезвием. — Гарни — романтик, — пробормотал герцог. Эти слова, произнесенные сыном, вдруг смутили его. — Хотелось бы, чтобы тебе никогда не пришлось убивать… но если случится нужда… все равно — лезвие ли, острие, — делай как сумеешь. — Он глянул на потолочное окно, по которому барабанил дождь. Проследив за направлением отцовского взгляда, Пол подумал о влажных облаках над головой… На Арракисе их не увидеть… а за ними — пространство. — Корабли Гильдии действительно колоссальны? — спросил он. Герцог поглядел на него: — Ты впервые покидаешь планету, — сказал он. — Да, они огромны. Путешествие дальнее, и мы едем на лайнере-экспрессе. А они воистину велики. Все наши фрегаты и транспорты поместятся в одном уголке трюма… Мы займем лишь маленький кусочек грузовой ведомости. — А покидать фрегаты мы не сможем? — Такова часть платы за обеспечиваемую Гильдией безопасность. Корабли Харконненов могут оказаться в трюме рядом с нашими, но можно не опасаться… никто не станет рисковать своими транспортными привилегиями. — Я буду смотреть на экраны, хочется увидеть кого-нибудь из Гильдии. — Не увидишь. Даже собственные агенты Гильдии не видят навигаторов. Она столь же ревностно охраняет свое уединение, как и свою монополию. Не вздумай рискнуть нашими транспортными привилегиями, Пол. — А тебе не кажется, что они прячутся потому, что мутировали и полностью потеряли человеческий облик? — Кто знает? — Герцог пожал плечами. — А поскольку решением этой загадки мы с тобой не собираемся заниматься, остаются куда более неотложные проблемы… и среди них — ты. — Я? — Твоя мать хотела, сын, чтобы именно я сказал тебе это. Видишь ли, у тебя могут оказаться способности ментата. Пол от неожиданности замолчал, а потом выдавил: — Ментат? Я? Но ведь… — И Хават согласен с ее мнением, сын. Ошибки нет. — Но я думал, что обучение ментата начинается с детства, и сам он не должен знать об этом, чтобы не помешать раннему… — он умолк. Все его воспоминания внезапно сошлись в мгновенном расчете. — Теперь понимаю, — сказал он. — Настанет день, — сказал герцог, — когда потенциальный ментат должен узнать о том, что делается. Он не может далее быть предметом обучения. Ментат сам должен сделать выбор: продолжать обучение или прекратить. Некоторые способны к дальнейшим занятиям, некоторые — нет. И только сам потенциальный ментат может решить это для себя. Пол потер подбородок. Все его специальные занятия с Хаватом и матерью: мнемоника, фокусирование восприятия, контроль над мускулами, развитие чувств, изучение языков и голосовых тонкостей — все это по-новому укладывалось в его голове. — Когда-нибудь, сын, ты станешь герцогом, — произнес отец. — Герцог-ментат — очень внушительная перспектива. Ты можешь принять решение прямо сейчас… или тебе нужно дать время на размышления? Колебаний не было. — Я буду продолжать тренировки. — Внушительная перспектива, — пробормотал герцог, и Пол подметил гордую улыбку на лице отца. Она вдруг потрясла Пола — словно из-под кожи узкого лица выглянул череп. Пол закрыл глаза, ощущение ужасного предназначения вновь пробудилось в нем. «Может, быть ментатом на самом деле ужасно», — подумал он. Он сконцентрировался на этой мысли, но разум его возразил. Нечто, пробудившееся в нем, протестовало. |
||
|