"Червь на осеннем ветру" - читать интересную книгу автора (Николов Любомир)

5

…груз…

Грэм превратился в ничто, в ничтожную искру во мраке.

«Нет!» — закричала искорка.

…ки. На миг потеряв скорость, карусель снова стала набирать обороты.

Окружающий мир зашатался. Раскачивались устои мироздания, не в силах противиться доведенной до отчаянья человеческой мысли. С синего летнего неба повалил снег, из голой каменистой почвы моментально вырастали и снова исчезали деревья, далеко на равнине началось извержение вулкана. Мир вышел из повиновения.

Где-то во мраке, где-то за краем равнин и каменистых плато, за пределами неба, вне времени и пространства Грэм нащупал бившуюся сейчас в агонии силу, что управляла миром последние несколько дней. Что это была за сила, он не знал и не мог понять, ибо для нее оказалось пагубным само его приближение. Неясное ощущение механического всеобъемлющего разума, лишенного чувств и эмоций, но способного жонглировать бесконечным числом вероятностей, — вот все, что он сумел удержать в сознании. Всеобъемлющего настолько, что ему под силу было контролировать все в этом мире — падение каждого отдельного листочка, стрекот насекомых, бесформенные тени облаков, шелест струй, дождя, смену дня и ночи…

Лишившись поддержки неведомого разума, мир зашатался, готовясь скатиться к первичному хаосу. Сила этого разума таяла, будто кубик льда на припеке, и вместо нее во вселенском ничто оставалась полость, пустое гнездо, дыра.

Не раздумывая, Грэм устремил в эту дыру свою силу, влился в нее сознанием.

И увидел свой мир.

Увидел спекшуюся от солнца вершину, на которой стоял он сам в окружении роботов, увидел пантеру, что чуть подрагивала у него в ногах. На миг его охватила острая жалость, сочувствие, но времени на эмоции не было. Он охватил взором все скалистое плато, каждую травинку бескрайней степи, огромное черное туловище поверженного звездолета, все в ранах от беспощадных клешней роботов. Он увидел все до самого горизонта. Он будто обзавелся новым телом, все вобравшим в себя на огромной территории радиусом в тридцать километров.

«Всего тридцать?» — возмутился ненасытный мозг.

Можно и больше… Почему нет? Он мог все. Он был всем! Но прежде, чем начать экспансию, следовало закончить одно важное дело.

Он был молнией… множеством молний, чьи ослепительные кинжальные удары сыпались с безоблачного голубого неба на зеленых роботов, неподвижной толпой окруживших вершину. Потом разделался с другими, оставшимися у разрушенного звездолета. Огоньки встревоженно роились в воздухе. А с этими как поступить? Грэм не знал, а потому просто превратил их в облачка прозрачного пара и рассеял по ветру.

Итак, противник уничтожен… Что теперь?

Снова обрести прежнюю плоть, добраться до дому и покинуть эту планету? Нет, для этого еще не подошло время. Частью своего нового, вселенского сознания он заставил тело удобно сесть на плоский камень. А потом снова окинул взором все пространство до самого горизонта.

Заглянул и за линию горизонта.

До чего же это оказалось легко. Все равно что расправить плечи после утомительно долгого сидения в кресле пилота. Он был степью и рекой, плато и вершинами гор, заключенными в окружность, выхваченную из планеты; к тому же, эта окружность расширялась, захватывая в свои пределы все новые и новые пространства. Тридцать пять километров… сорок… вот уже весь горный массив внутри окружности… ущелье, по которому течет река, выходит на новую равнину, и река здесь спокойна и полноводна. В другом направлении чередуются нескончаемые выжженные солнцем пики, а в противоположном от него — те самые поросшие лесом горы, которые он перевалил вчера, чтобы на плоту отправиться в путешествие по реке… Сорок пять километров… Пятьдесят…

Действительно ли он ощутил слабость или это только показалось? Еле уловимый посторонний голос подал признак жизни: нельзя… это катастрофа… вернись… Но сознание Грэма прекрасно чувствовало себя в новом вместилище, этот призыв оно восприняло как досадную помеху.

— Кто ты такой? — в упор задал вопрос Грэм.

Над безлюдными горами и долами его голос прокатился, как раскат грома. Чужак не отозвался. То ли сил не хватило, то ли просто боялся. И Грэм в упоении собственным могуществом продолжал расширяться во всех направлениях. Верить предупреждениям? Вот еще! Чужак уже столько раз проявлял свое коварство.

Силы иссякли внезапно, когда сознание его вместило пространство радиусом в шестьдесят километров. На этой огромной территории он каким-то неведомым образом видел все до мельчайших подробностей. И именно подробности ложились на него невыносимым грузом — каждая травинка, комочек земли, отблеск солнца на покрытой рябью реке, каждое насекомое и животное в траве, птицы, облака, прихотливая игра ветра в степи… Шатаясь под невообразимой тяжестью, он заглянул за грань охваченного сознанием пространства.

Там не было ничего!

И тут Грэма осенило — истина еще страшней, чем он предполагал. Вначале разум-чужак, а теперь он сам творили этот мир, на них и державшийся. Вне переменчивой окружности — полная пустота, ничто. А сам он…

Что такое он сам?

Ответа у него не было. Но ничто, с которым граничил его мир, гипнотизировало Грэма, лишало сил — и он не удержал тяжести, оступился и рухнул, а вместе с ним во мрак рухнула вселенная, стала распадаться, лишившись опоры и организующего начала.

Сознание Грэма совершило непонятный кувырок, снова очутилось в прежнем его теле. Подобно куску сахара, в воде таяли окружавшие его горы, небо прочерчивали какие-то странные черно-белые линии, в далекой степи бушевал гигантский пожар. Серые камни под ногами меняли цвет, отливали то желтым, то красным. Оглушительный треск и вой неслись с неба словно за дрожащими полосами прятался поврежденный динамик. Солнце едва виднелось, оно почему-то превратилось в квадрат и ореол, его окружавший, тоже был квадратным. Налетел откуда-то с дальних вершин ураган, закрутил хоровод черных грозовых туч. Ничком бросившись на скалы, Грэм чувствовал, как ветер пытается оторвать его от твердой почвы. Пришла в себя и спряталась за высоким камнем Дебора. Перед самым лицом Грэма из скалы возник плотный ковер пахучих фиалок, ветер подхватил их аромат и унес прочь. Таяли, таяли дальние вершины, в наступившем мраке между ними проскакивали огненные шары. Даже дикие завывания урагана не могли заглушить невесть откуда долетавшие звуки бессмысленно бодрого марша. Армия зеленых роботов маршировала по степи — прямиком в огонь разраставшегося пожара. Затрепетал воздух над ущельем, из ничего возникли переплетения стального моста, по которому промчался старинный локомотив с высокой трубой, изрыгающей клубы пара и снопы искр. Рельсы бежали перед ним по каменистому плато, а потом земля вдруг расступилась и поглотила обезумевшую машину.

Колоссальная ослепительная молния с грохотом разодрала небо и землю, весь мир заскользил в ничто.

В последний раз «я» Грэма заняло свое всеобъемлющее вместилище, чтобы стать свидетелем всеобщего распада. Картины, мелькавшие перед его взором, совершенно потеряли связность: в сотые доли секунды водоворот уничтожения втягивал в себя кресла пилотов, рюкзаки, деревья, циферблаты, капли воды, запах омлета, что-то мягкое и теплое, звездные атласы, гитарные переборы, дружеский взгляд, листву, скалы, инструменты… Все исчезло в какой-то бездне, сам Грэм тоже летел в ничто, навстречу смерти. Даже мрака уже не было вокруг, ибо мрак — это тоже ведь нечто, а жуткий водоворот поглощал и его. У Грэма не могло и мысли возникнуть о спасении, он ощущал себя облачком, лишенным сознания; однако спасение пришло само. Где-то там, где только что пребывал чуждый разум, он угадал пустоту, проем… Что за проем? Куда он ведет? В другое пространство? В другую вселенную? Этого Грэм не знал. Сам уже распадавшийся, он последним усилием воли по атомам собрал себя и бросил туда, в проем — в худшем случае, это могло привести к гибели, здесь же гибель его ждала наверняка.

Ничто огласилось отчаянным рыданием беспомощного младенца Деборы, лишенной соски и ласковой руки. Сам не зная как — тела своего он вообще не чувствовал — Грэм увлек ее за собой, и они перевалились за грань рухнувшей вселенной. В последнее мгновенье Грэм увидел превращение водоворота в яркую точку, стремительно сжавшуюся и со щелчком погасшую. Таков был конец его мира, так захлопнулась ведущая в него дверь. Ее, возможно, и вообще не было, но если она существовала, то вела теперь в ничто. Все равно, ведь он…

Он?..

Кем был он? Облаком разрозненных атомов, что неясной туманностью растянулось в пространстве, нет, в каком-то пронизывающем пространство туннеле. Облаком микроскопических светящихся искорок, все еще связанных между собой, хотя и слабо, и заключающих в себе его личность, его заторможенную, неповоротливую мысль. Ни зрением, ни осязанием, ни слухом — ни одним из пяти человеческих чувств он не обладал. Он просто сознавал себя.

Я…

Грэм…

Троол…

Но было и еще одно смутное ощущение, которое в известной мере замещало исчезнувшие чувства. Именно благодаря ему Грэму удавалось осознавать себя горстью ничтожных пылинок, с бешеной, невообразимой скоростью летящей по бесконечному, как вселенная, туннелю, обладавшему, тем не менее, определенными измерениями, очертаниями, которые его ограничивали. Откуда-то он знал, что рядом (а может, и на огромном от него расстоянии) летит Дебора, от страха вернувшаяся в детство, к блаженному состоянию младенца-звереныша, всегда могущего рассчитывать на ласку и крепкую руку большого, сильного, надежного Грэма — одновременно отца и брата. Она не терзалась вопросом, почему вместо тела у нее бесплотное облако. Она верила в силу человека.

А человек?

Грэм ничего не мог понять. Некая властная, непреодолимая сила влекла их все дальше и дальше, растягивала их призрачные тела на сотни, тысячи километров. Вероятно, это бесконечное головокружительное падение объяснялось обретенным ими новым естеством. Навстречу им летели — будто невероятно густые метеоритные потоки — другие облака частиц, свободно пронизывали их и в стотысячные доли секунды пропадали вдали… но, похоже, отдельные столкновения искорок происходили. Эти микрокатастрофы порождали видения.

У них на пути возникали розовые поющие горы, а затем исчезали, залив их теплым звоном серебряных колокольцев; они опускались в пучину сине-зеленого моря, населенного стоокими дельфинами, русалками и вывязывающими ажурную паутину подводными пауками. У погруженного в сумрак дна сонмы облаченных в красное шутов несли яркие факелы. С тысячекилометровой высоты низвергались гигантские пенистые водопады, чье бурление вдруг отзывалось беззаботным детским смехом; человек и пантера пронизывали их тоже, выносились на простор насыщенно-синего неба, затканного золотыми звездами. С треском раздирали они темное небесное полотнище, за которым их взору представали горы несметных сокровищ. Они скатывались по полыхавшим огнем склонам, и боль ожогов мгновенно проходила от ласкового прикосновения припахивавшего мятой голубого ветерка…

«Галлюцинации…» — в облаке частиц, которым был сейчас Грэм, эта мысль сложилась мучительно медленно.

Галлюцинации — да, конечно. Но как же трудно их отличить от реальности! Абсолютно неопровержимо, подлинно звучала надсадно-бодрая песнь, из конца в конец заполнявшая пространство; настоящим, ощутимым вкусом обладал зеленый туман, на миг обволакивавший их, а потом рассеивавшийся; вполне реальными казались издававшие странный вой многоцветные ленты, словно хвост кометы тянувшиеся за стремительным двойным облаком (так выглядели сейчас человек и пантера); гигантские орхидеи чувственно раскрывали перед ними свои надменные соцветия и тут же превращались в мозолистые ладони сторуких титанов, плечами подпиравших небесный свод; пурпурный дождь обрушивал на них свои звонкие капли…

Что это все, откуда? Грэм постепенно приходил к мысли, что галлюцинации возникают в результате столкновения летящих навстречу частиц с частицами его дисперсированного мозга. Но что это за встречные корпускулы, что за поток бешено несет его самого все вперед и вперед? В теперешнем своем состоянии он не в силах был проанализировать странное окружающее пространство и те (без сомнения, реальные) темные пятна, мимо которых они то и дело пролетали.

Вот-вот, темные пятна! Что они собой, все-таки, представляют? Медленно, точь-в-точь как в кошмаре, Грэм пытался сосредоточиться. Где он видел такие пятна? Память подчинялась нехотя, тащилась, как черепаха. Пятна! Они появлялись и уносились прочь. Каждое из них всасывало часть потока микроскопических частиц…

Ясность пришла разом. Конечно, он видел подобное пятно… Только что… Когда вырвался из распадавшегося мира… Каждое такое пятно — другой мир… Что это за миры? Неважно… Реальные… Настоящие… Непохожие на этот бесконечный туннель, где только и есть, что видения да безумно циркулирующие частицы материи…

Летя сквозь серебристые перья и светло-голубой сладкий снег, сквозь взрывающиеся солнца и квакающие серые скалы, Грэм высматривал окошки в другие миры. Сначала ему не удавалось даже изготовиться к прыжку: пока он реагировал на приближение пятна, оно уже оказывалось в сотнях километров позади. Постепенно Грэм понял, что делать. Себя и Дебору он растянул в бесконечно длинные нити, сосредоточился, максимально собрал волю… И наступил тот миг…

Треть его «тела» уже умчалась прочь от черной дыры, но Грэм сумел устремить в нее составлявший его поток частиц. Его сотрясала дрожь, казалось, связи между искорками вот-вот не выдержат, распадутся… Но они выдержали. Два светлых облака бок о бок летели в потоке других частиц по новому, более узкому коридору — но продолжалось это ничтожную долю секунды. Потом Грэм ощутил что-то вроде упругого сопротивления — так бывает, когда натолкнешься на сетку — но скорость их оказалась достаточно высока, препона уступила, пропустила их в реальный мир.

Скатившись по какому-то податливому склону, они вновь обрели прежние тела. Тугое, жилистое переплетение эластичных стеблей убило инерцию, остановило падение, приняло их на себя…

Грэм медленно поднялся. Вокруг стоял голубоватый предрассветный сумрак. Они были на лугу; высокая, сочно-зеленая трава явно не знавала здесь косы. Вдали неспешно текла река, а на самом горизонте темнел девственный лес, где широколистные деревья уживались с исполинскими соснами и елями.

Пейзаж поражал глубоким покоем. Тут царили насыщенные, радикальные цвета. Прозрачный воздух оставался недвижен, лес безмолвствовал под медленно бледневшими крупными звездами.

На Грэма навалилась усталость. До мозга костей проникала боль, ныл каждый мускул, каждая клеточка его тела. Никаких желаний, кроме одного — отдохнуть, как следует отдохнуть на этом мирном лугу.

Грэм сел, потом медленно опрокинулся на спину, а мягкая трава сомкнулась над ним, пуховиком легла под натруженные плечи, отгородила от окружающего мира. Нежно, не мигая, смотрели на него сверху бледные звезды.

Вот оно, подлинное блаженство! Робко возник назойливый вопрос «где я?», но тут же был лениво отогнан. Нечего спешить… Каким бы ни был этот мир, он дарил Грэму вожделенный отдых. Завтра во всем и разбе…

Грэм спал.