Сергей Галихин Альфа Большого Пса

— И в заключение, молодые люди, — сказал профессор Егоров, расхаживая

по аудитории, — хочу вас предупредить. Профессия археолога не самая благодарная

в мире. Говорят, что каждый десятый историк готов оспорить любую историческую

дату. Археологи же порой не просто оспаривают даты и события. Они подтверждают

свои слова результатами раскопок, то есть фактами, достоверными с точки

зрения времени и пространства. Иной раз в тартарары летят пухлые труды

именитых академиков. Не каждый найдет в себе силы решиться на подобное.

Клановая и родовая системы вполне благополучно дожили до нашего времени.

Я надеюсь, что хотя бы двое из вас оправдают мои надежды.

— Почему двое? — спросил рыжий парнишка с последнего ряда.

— Потому что одному прошибать лбом стену скучно, — ответил профессор.

— Вот, собственно, у меня на сегодня все. С завтрашнего дня займемся изучением

истории. У кого-нибудь есть вопросы?

— Сколько вам лет? — спросила девушка из третьего ряда.

Егоров снял очки.

— Вы хотите оспорить эту дату? — спросил профессор, протирая стекла платком.

По аудитории прошелся слабый смешок.

— Мне сорок восемь лет, — сказал профессор. — Но на зачетах и экзаменах

я сволочь, как будто мне все девяносто. До свидания, дамы и господа. И

я вам завидую. С сегодняшнего дня вы настоящие студенты.

Профессор развернулся, пошел к столу, студенты с шумом встали и заспешили

к выходу. Егоров сел за стол, открыл лежавший на нем потертый временем

портфель из коричневой кожи и начал убирать бумаги. Как только вышел последний

студент, в аудиторию вошел человек в черном костюме, белой рубашке и при

галстуке. Он был красив, на вид ему было чуть больше тридцати. На среднем

пальце правой руки красовался перстень в виде печатки с черным квадратом

и серебряной надписью.

— Здравствуй, Станислав, — сказал вошедший.

Профессор поднял глаза да так и замер. Вошедший улыбнулся сдержанной улыбкой,

но было видно, что он искренне рад этой встрече.

— Как археолог, — сказал Егоров, — хочу тебе заметить, Луиджи, что ты

прекрасно сохранился.

— Это пустяки, Станислав, по сравнению с той проблемой, которая на тебя

свалилась.

— Эта проблема ты? — спросил Стас, вставая навстречу старому знакомому

и протягивая руку.

— Можно сказать и так. В древности гонцов, приносивших плохие вести, убивали.

— Хорошее начало, — заметил Стас. — Однажды, десять лет спустя… Ну что

же, выкладывай.

— Давай выйдем на улицу и присядем в каком-нибудь кафе. Ведь ты уже освободился?

Взяв со стола портфель, Егоров закрыл аудиторию, сдал вахтеру ключи и

вместе с Луиджи вышел из института. Подходящее кафе было неподалеку. Лекции

в университете еще продолжались, поэтому посетителей в нем было немного.

Сев за дальним столиком, профессор заказал две чашки кофе и пару булочек.

— Какое интересное название для кафе, — заметил Луиджи. — «Гробница фараона».

— Это балбесы с моего курса лет пять назад его так окрестили, — сказал

Егоров. — А хозяин не растерялся и сделал вывеску. Здесь принято отмечать

мало-мальски значимые события в жизни студентов. Нередко этих студентов

отсюда выносят на руках.

Официантка поставила перед профессором и его гостем по чашке кофе и тарелочку

с булочками.

— Слушаю тебя, Луиджи, — сказал Стас, сделал глоток горячего кофе и поставил

чашку на блюдце.

— Я прошу очень серьезно отнестись ко всему, что сейчас услышишь. Тем

более что у тебя был случай убедиться — возможно даже самое невероятное.

Егоров кивнул головой, дав тем самым понять, что готов самым серьезным

образом отнестись к его рассказу, и подсознательно приготовился к чему-то

плохому.

— Помнишь, Джордано Бруно написал книгу, которая бесследно исчезла?

— «О свойствах времени»? — спросил Стас и продолжил: — Ничего не бесследно.

Лет восемь назад я ее почти нашел. Я знаю ее путь с 1648 года.

— Ты не мог ее найти, Станислав. Ни почти, ни совсем. Бруно отправил книгу

в будущее.

— Перемещение в будущее невозможно, — неуверенно улыбнувшись, сказал Стас.

— При определенных условиях или неживой материи возможно, — сказал Луиджи.

— Бруно прятал книгу не от церковнослужителей. Ее искали и ищут пришельцы

из параллельного мира. Ты можешь помочь нам ее заполучить.

— Пришельцы? — переспросил Стас, не столько удивившись, сколько искренне

не понимая причину этой просьбы. — Но зачем вам я?

— Пришельцы пытались завладеть книгой еще при жизни Бруно. Они угрожали

ему, поэтому он отправил книгу в будущее. Наш орден не мог взять ее ни

тогда, ни сейчас. Времена Бруно были для нас прошлым, а сегодняшний день

— будущее.

— Но если я все правильно понимаю, то пришельцы тоже не смогут взять книгу

в руки? — спросил Стас.

— Они смогут, — ответил Луиджи. — Они путешествуют во времени через пространство.

Это очень сложная теория. Сейчас это не важно. Важно то, что это время

твое и ты можешь спасти вселенную.

— Господи, опять… от чего на этот раз?

— Пришельцы готовят вторжение. В этой книге записаны открытия, которые

они до сих пор не могут сделать сами. А Бруно сделал. Им не хватает этих

знаний для полномасштабной оккупации галактики. А потом наверняка и всей

вселенной. Это монстры. В нашем мире они будут выглядеть как обычные милые

люди. Только мимика у них на лицах будет немного ограниченной. Они хитры

и лукавы. Тебе нужно быть очень осторожным. Я расскажу все, что знаю,

и буду всячески помогать.

— Мда… — задумчиво протянул Стас. — Я сам построил машину времени в

прошлом, но в пришельцев… вторжение… поверить непросто.

— И тем не менее это так.

— Ну… хорошо, — согласился Стас. — Я попробую. Рассказывай то, что знаешь.

Луиджи отодвинул в сторону блюдце, на котором стояла чашка кофе, выдержал

паузу, стараясь подобрать для начала рассказа более точные слова.

— В двадцатом веке эта книга впервые появилась в руках у нацистов. Они

всерьез относились не только к оккультизму, но и к вполне физическим вещам.

Несмотря на все старания, расшифровать записи Бруно у них не получилось.

После окончания Второй мировой войны ученые, занимавшиеся изучением перемещений

во времени и пространстве, бежали в Парагвай, а оттуда — в Аргентину…

— Выставка национальной библиотеки Аргентины, — догадался Стас.

— Правильно, — Луиджи качнул головой. — Эта книга уже в Москве. Через

три дня откроется выставка. А через десять дней книга должна улететь в

Китай. У тебя очень мало времени, Станислав.

— Что знают пришельцы?

— То же, что и ты. Они знают, что книга должна быть на выставке.

— Не понятно, почему они не забрали ее в Аргентине.

— Они пытались. Не получилось. Мы не можем взять книгу в руки, но можем

помешать другому взять ее.

— Честно говоря… все это похоже на дешевое американское кино. Пришельцы…

книга… спасти галактику… На выставке будет больше сотни экспонатов.

Где искать книгу? В каком каталоге?

— В основном. У нее нет надписи на обложке и вырван титульный лист. Поэтому

никто не знает, что это за книга и кто автор. Позвони своему институтскому

приятелю. Он тебе поможет.

Стас посмотрел на Луиджи удивленно. Последний раз он разговаривал с Сергеем

четыре года назад, да и то по телефону. Его племянник собирался поступать

на исторический, и Сергей интересовался, в какой институт лучше поступать.

— Откуда ты знаешь про приятеля в Историческом музее?

— Ты мне про него рассказывал в Италии.

Стас снова задумался, но не смог припомнить, когда он это говорил. Это

было странно, так как он не имел привычки рассказывать кому-либо о своих

друзьях.

— Допустим, мне повезет, и я найду книгу. Что дальше?

— Позвони вот по этому номеру, — Луиджи протянул Стасу визитку с адресом

и телефоном букинистического магазина. — Спроси меня.

Стас взял визитку.

— Я надеюсь на тебя. Мы все надеемся.

— Я буду стараться, — ответил Стас, подняв брови.

Недопив кофе, Луиджи встал, пожал на прощание руку и ушел. Стас достал

из кармана мобильный телефон и по памяти набрал номер Сергея.

— Алло, — сказала трубка.

— Привет, двоечник, — поздоровался Стас.

— Привет, отличник.

— Как дела?

— Отдыхаю.

— В отпуске, что ли?

— Простыл, — ответил Сергей. — Уже третью неделю.

— Это ты всегда умел. Воспаление легких летом — твой коронный номер. Как

чувствуешь себя?

— Уже лучше. Ты что-то хотел спросить?

— Да. У вас, говорят, в музее выставка интересная.

— Аргентинская, что ли? — спросил Сергей. — Тоже скажешь. На что там смотреть?

— Не скажи. Бывает, на таких вот невзрачных на первый взгляд мероприятиях

шедевры попадаются.

— Думаешь? — удивился Сергей. — Вообще-то вам, профессорам, видней. Так

в чем проблема?

— Хотел у тебя списки попросить. Посмотреть опись. Если что интересное

попадется, я бы и в руках подержать не отказался.

— Я, сам понимаешь, сейчас вне игры. Но если хочешь, спрошу у наших, кто занимается выставкой, и вечером тебе перезвоню.

— Спасибо, Серега.

— Пожалуйста. Только если что интересное найдешь, не забудь включить меня

в список консультантов, которые помогли тебе получить Нобелевскую.

— Договорились. Спасибо тебе еще раз. Поправляйся.

Убрав телефон в карман, Стас задумался. Он и сам не заметил, как быстро

влез в шкуру оперативника.

«Если не обращать внимание на всю фантастичность происходящего, — допивая

кофе, размышлял Егоров, — получается, что я только что ввязался в полукриминальную

историю. А что из этого следует? Будь осторожней. Первая ошибка. Не нужно

было звонить Сергею по мобильнику. У противника та же самая информация.

Сергею грозит опасность? Пока еще нет. Нужно съездить к нему домой и больше

не звонить по телефону. Ошибка. Тогда его точно могут навестить, плюс

противник узнает, что его обнаружили, и станет действовать осторожней.

Стоп, профессор! Ты что-то увлекся. Осторожность никогда не помешает,

но палку перегибать тоже не стоит. Так ты начнешь от собственной тени

шарахаться».

Расплатившись за кофе и булочки, Стас вышел из кафе на улицу. Ничего особенного

с этим миром не произошло. По тротуару шли редкие прохожие. Две студентки

в легких летних платьицах беззаботно сбежали по ступеням университета

и пошли по дорожке, ведущей в спортзал. Стас проводил их взглядом и оглянулся.

Ничего подозрительного, ничего странного, все как всегда. Размышляя о

нереальности происходящих событий, так до конца все же не поверив в услышанное

от Луиджи, Егоров пошел к метро.

На автобусной остановке, возле ворот университета, сидел плотный мужичок

среднего роста лет сорока и как будто читал газету. Стас мельком взглянул

на него, постарался запомнить, как он выглядит, перешел шоссе и не торопясь

двинулся дальше. На улице, несмотря на начало осени, было жарковато. Через

несколько шагов профессор остановился у киоска, купил бутылку минеральной

воды, отпил половину за один прием и, глубоко вздохнув, как бы беспечно

снова оглянулся по сторонам. От остановки отъехал автобус, а толстячок

все продолжал сидеть на скамеечке с газетой в руках. «Наверное, ждет кого,

— подумал профессор, — а может, автобус не его». Стас залпом допил минералку

и, выбросив бутылку в мусорный ящик, двинулся дальше.

По дороге к метро, в самой подземке, в трамвае, даже в переулке возле

дома, Егорову казалось, что за ним следят. Может, он сам себя накручивал,

а может, и на самом деле пришельцы существовали и уже взяли его в оборот.

Признаться, Стас еще час назад не подозревал, что ему придется тягаться

с обитателями иных миров. С теми, кого в глаза не видел, кого не может

даже представить. Вместе с тем у Егорова было слабое ощущение собственной

глупости. События десятилетней давности далеко выходили за рамки, которые

установила современная наука, и тем не менее это было… Правда, было

так давно… И было ли вообще…

День клонился к вечеру, по телевизору турфирмы завлекали к морю на бархатный

сезон, а «Спартак» снова сыграл вничью с «Локомотивом». Профессор весь

вечер сидел в кресле, разбирая планы своих лекций на первый семестр.

Сергей, как и обещал, позвонил в девять вечера. Стаса сразу же насторожил

его голос. Какой-то он был странный.

— Значит, так, — сказал Сергей без длинных предисловий. — Всего на выставке

заявлено сто восемнадцать книг, разделенных на четыре условных каталога.

Основной, христианский, философский и астрономический. Правда, один ящик

из основного каталога застрял на таможне. А если говорить точнее, он потерялся.

В нем девять книг…

— Подожди, как потерялся? — удивился Стас. — Украли, что ли?

— Да нет, — объяснял Сергей. — Вроде не в ту секцию попал. По документам,

на таможню груз пришел полностью. А у них пожар был на прошлой неделе…

Там сейчас такой бардак… Я узнал, кто из наших занимается выставкой,

и предупредил его, что ты мой самый лучший друг. Так что завтра утром

позвонишь в музей и спросишь Пузырева. Он тебе поможет.

— Спасибо, Серега. А как Пузырева зовут?

— Вадик.

— А отчество?

— Отчество?.. — как будто не понял вопроса Сергей. — Какое еще отчество?!

Или Пузырь, или Вадик.

Червячок сомнения не оставлял Стаса в покое. И голос странный, и книги

вдруг затерялись.

— Сергей, слушай… Помнишь, мы на третьем курсе ездили отдыхать на море.

Как называлось то место?

— Куршская коса. Только, мне кажется, сейчас уже не сезон. Холодновато

там будет.

— Да Вовка пристал: где вы на Балтике отдыхали?

— Ну а что, место хорошее, съездит — не пожалеет. Кстати, как Виктор Иванович

поживает?

— Нормально. Вторую неделю в Пскове. На раскопках.

— Завидую. Ну все, Стас, прощаюсь. Жена бурчит, сестра позвонить должна.

— Спасибо, Сережа. Привет жене.

Повесив трубку, Егоров откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

«Мир полон случайностей и совпадений. Но… Книга в основном каталоге

— и из основного же каталога затерялся ящик. Сергей заболел. Он, конечно,

каждое лето болеет, и это всегда считалось почти нормальным, но сейчас…

Допустим, что книга еще не у врага. Почему бы одному ящику на самом деле

не затеряться на таможенном терминале? Бывает. Тогда надо искать. Не ждать,

пока найдут, а самому искать. И кто же меня пустит на таможню? Вовка!

Ах какая умница. Как правильно он сделал, что не пошел учиться на археолога».

Стас набрал Вовкин номер. Трубка отозвалась короткими гудками. Через пять

минут Стас перезвонил, гудки все еще были короткими. И еще через пять

минут тоже.

Взяв с вешалки пиджак, Егоров вышел из квартиры и, захлопнув дверь, долго

стоял на лестнице своей квартиры, прислушиваясь к звукам в подъезде. Ничего

подозрительного. Внизу хлопнула дверь, послышались шаги, открылись двери

лифта. Электромотор натужно загудел, и кабина лифта поползла вверх. Прикрываясь

шумом, Стас, осторожно ступая, спустился этажом ниже. Лифт поднялся на

восьмой этаж, кто-то вышел из него, позвонил в квартиру. Через несколько

секунд дверь открылась и тут же захлопнулась. Подъезд снова погрузился

в тишину. Стас выглянул в окно. У подъезда на лавочке сидели две бабушки.

Двор был пуст.

Идти было недалеко. Вовка жил вместе с отцом в их старой квартире, всего

в четырех остановках. Стас решил пройтись пешком. Изредка он оглядывался,

но ничего подозрительного не замечал. Между тем беспокойство не покидало

его. Особенно когда на звонок в дверь никто не отозвался. Выжав еще две

длинных трели, Стас сел на холодные ступени лестницы и приготовился ждать.

Если случайности будут продолжаться в той же закономерности, то Вовка

должен был или уехать в Псков, к отцу на раскопки, или к друзьям на дачу.

Шашлычку поесть, за грибками сходить. Мог уехать всего несколько минут

назад, а телефон был занят, потому что он с кем-то прощался. Может, с

девушкой.

На улице между тем сгущались сумерки.

Вовка пришел через два часа и был сильно удивлен увиденным. У порога квартиры

сидел профессор, задумавшись, смотрел на ночное окно лестничной площадки.

— Ты чего это здесь? — не здороваясь, спросил Вовка. — Родине изменил

— пришел сдаваться?

— Пусти переночевать, — попросил профессор.

— Занятно, — сказал Вовка, поднял брови и достал из кармана ключи. — Жены

у тебя нет. Тараканы из дома выжили?

— Все гораздо сложнее, — ответил Стас и встал.

— Я где-то так и подумал, — серьезно сказал Вовка и открыл дверь. — Заходи.

За чаем и бутербродами Стас передал Вовке все, что рассказал ему Луиджи.

Вовка слушал его с непроницаемым лицом. Возможно, кто другой и доложил

бы по службе, но только не он. Стас ничем не рисковал, открыв ему все

детали происходящего.

— Кто еще знает? — спросил Вовка, когда Стас замолчал.

— Никто. То есть я рассказал лишь тебе.

— А Сергей?

— Я спросил у него только про выставку. У меня даже мысль мелькнула: может,

к вашим сходить? Если, конечно, тебя не застал бы. Кстати, ты во внешней

или во внутренней?

— Не твое дело, — спокойно ответил Вовка. Он уже что-то придумал.

— Какой ты грубый стал после второй звездочки.

— Стас, у тебя всегда не было грани между шуткой и висельницей.

— Да боюсь я до смерти! — не выдержал профессор. — Неужели непонятно?

Хожу и оглядываюсь каждую минуту!

— Вот это как раз понятно, — спокойно сказал Вовка. — Главное, чтобы ты

с испугу глупостей не наделал.

— Ты, может, думаешь, что дело к старости… я умом и тронулся? — с издевкой

спросил Стас.

— Любая информация нуждается в оперативной проверке, — все так же спокойно

ответил Вовка. — Тем более такая.

— Ну конечно. Умеют в школе ФСБ мозги промывать, — Стас снова начал повышать

голос. — Для тебя это все чертовщина. И то, что я в конце шестнадцатого

века почти три месяца кожу с пенькой продавал, тоже беллетристика.

— Как же я мог забыть! — вскинув руки, воскликнул Вовка. — Ведь это ты

у нас один истину знаешь! Кто, кого, за что и где! И ты в этом поезде

сундук искал! А потом на место его отнес!

Они замолчали. Стас уже понял, что наговорил лишнего — нервы-таки не выдержали.

И Вовка это тоже понимал. Именно поэтому он и боялся, чтобы Стас не сделал

что-нибудь, не сказал, где не следует.

— Все, — первым заговорил Вовка. — Высказались и остыли. Вернемся к делу.

У тебя еще… У нас тринадцать дней. Не беги впереди паровоза. Завтра

спокойно иди на работу. Я проверю таможню по нашей агентуре. А ты не сильно

слюни пускай, если монах еще раз заявится.

— Подожди, ты что, его уже подозреваешь в чем-то? — удивленно спросил Стас.

— Работа у меня такая, — ответил Вовка, — Родину защищать. А Луиджи Бианчини

не самый безопасный человек на планете. Тем более что он нам неоднократно

врал.

Стас вопросительно посмотрел на Вовку и тот сразу же ответил.

— Монастырь закрыт. Монахи исчезли.

— Ну и что тут странного, в чем ложь? Прячутся люди. Реликвии охраняют.

— Видишь ли, Стас. От организации, где я работаю, спрятаться невозможно.

Можно что-то скрыть, но не спрятаться.

— Ты абсолютно не допускаешь, что они просто сменили место?

— Да не было их там никогда. Вот в чем весь фокус. Я же первым делом,

как только доступ получил, проверил этот монастырь. Можно сказать, ради

любопытства. Пустой он. И очень давно. Слушай, как повезло, что отец уехал.

Вы бы с ним на пару развели тут деятельность. Ну все. А теперь спать.

Уже второй час ночи.

Вовка выделил гостю мягкую кровать, а сам лег на диване. Как Стас ни старался

заснуть, у него это не получалось. Профессора не покидало чувство тревоги.

Скоро он встретится с существом из иного мира. В это трудно поверить,

к этому невозможно привыкнуть… Победа или поражение не имели значения.

Встреча была неизбежной.

Профессор Егоров быстро шел по коридору университета, помятый и невыспавшийся.

Он сильно нервничал, хотя по нему это было практически незаметно. От Вовкиного

дома до дверей университета за профессором шли два человека. Они сменяли

друг друга приблизительно раз в десять минут, очевидно, стараясь не привлекать

к себе внимание наблюдаемого объекта. Стас заметил их совершенно случайно,

и это сразу вышибло его из колеи. Вчерашние догадки, которые он относил

скорее на счет своей мнительности, вдруг получили более чем реальное подтверждение.

Пришельцы были где-то рядом, по крайней мере, их было двое. У ворот университета

преследователи отстали. Профессор понял, что здесь за ним будет приглядывать

кто-то еще. Ряды противника росли. Ничего хорошего от сегодняшнего дня

Егоров не ждал.

Университет жил своей обычной жизнью. Коллеги по работе здоровались и

почему-то все, как один, пытались пошутить по поводу прошедшей ночи. Поднимаясь

по лестнице на второй этаж, профессор отшучивался, улыбался, пожимая плечами,

и в конце концов, шагая по коридору левого крыла, настолько разозлился,

что не открыл, а рванул дверь. В лицо ему ударил теплый воздух душной

аудитории, в уши — гомон двух десятков голосов. Студенты в ожидании преподавателя

беззаботно галдели, обсуждая какие-то свои проблемы. Вот чего Стас никак

не мог понять, это как совершенно незнакомые люди, а на курс очень часто

набираются студенты чуть ли не со всей страны, в течение одного дня находят

общий язык. Хотя… Может, он и сам был таким, просто теперь забыл об

этом.

— Станислав Валерьевич! — крикнул кто-то за спиной.

Профессор обернулся. По коридору к нему спешил завхоз, а с ним здоровенный

детина лет двадцати шести. Увидев детину, Егоров замер, как будто его

электромоторчик выключили из сети. Детина пытался приветливо улыбаться,

но левая часть лица у него оставалась неподвижной. В мозгу у Егорова всплыли

картинки двенадцатилетней давности…

— Станислав Валерьевич, — заговорил завхоз еще издали. — Познакомьтесь,

это наш новый плотник.

Профессор молча стоял и хлопал глазами.

— Его зовут Толик, — продолжил завхоз.

Профессор молчал.

— Если возникнет необходимость, — сказал завхоз, чувствуя что-то неладное

в поведении профессора, — обращайтесь сразу к нему.

Профессор смотрел на завхоза, стараясь не смотреть на плотника.

— Егор Тимурович, — наконец сказал профессор. — Это было необходимо сообщить

мне в первую минуту лекции?

— Н-н-но вы весь май говорили мне, что у вас в аудитории окна не открываются,

— пытался оправдаться завхоз. — Я думал, вы будете рады…

— Я безмерно рад, что окна в моей аудитории теперь будут легко открываться,

— сдержанно сказал профессор и посмотрел на плотника. — Что у вас с лицом?

— Орехи грыз, поранил десну, — скорее процедил сквозь губы, нежели сказал

Толик. — Врач говорит, заразу занес, вот рот и разнесло.

— Это плохо, — сказал Егоров и посмотрел на завхоза. — Егор Тимурович,

если вы не против, то я пойду на лекцию. Студенты заждались.

— Да-да, конечно, — заторопился завхоз. — Извините, что помешал. Мы позже

зайдем.

Егоров развернулся, ни говоря больше ни слова, вошел в аудиторию и закрыл

за собой дверь. Студенты притихли. Было душно. Открыть окна совсем не

помешало бы, но пока это оставалось лишь мечтой. Перекосившиеся рамы заклинило

еще полгода назад.

Стас на ходу окинул студентов доброжелательным взглядом, подошел к своему

столу и бросил на него портфель.

— Здравствуйте, дамы и господа. Прошу прощения за опоздание. С сегодняшнего

дня вы начинаете подробно изучать историю цивилизаций, когда-либо живших

на планете Земля. Троянская война и великие греческие колонизации, традиционная

дата основания Рима и нетрадиционные… Пунические войны, реформы Мария,

объединение Верхнего и Нижнего Египта, фараоны, вторжение гиксосов…

Правление Давида, Хаммурапи и Соломона. Куда ушли инки и была ли Атлантида.

Все это предстоит вам узнать.

Взгляд профессора встретился со взглядом черноволосой девушки в четвертом

ряду. Если у Стаса еще не было мании преследования, то у студентки определенно

было что-то с лицом. Егорову стоило больших усилий продолжить урок, не

сбившись со взятого темпа. Очень быстро он заметил, что девушка к нему

присматривается. Возможно, просто влечение, возможно, всего лишь расчет,

но это могло быть и то, чего он ждал со вчерашнего дня. Очень хорошая

идея. Пришелец в облике симпатичной девушки. Приятный визуальный ряд успокаивает.

Вот только лицо… Студентка вела себя достаточно осторожно. «Может, действительно

нервы?» — подумал Егоров.

После лекции девушка намеренно медлила с выходом. Профессор заметил это

и почувствовал волнение. Он не знал, чего ожидать в следующую минуту,

поэтому не мог подготовиться. Когда предпоследний студент скрылся за дверью,

черноволосая студентка подошла к столу профессора. Больше всего Егоров

боялся выдать свое волнение.

— Станислав Валерьевич, а с какого курса можно выезжать на раскопки? —

спросила студентка.

— С первого, — улыбнулся профессор. — Если вы хотите порыться в земле,

для этого не нужно было поступать в университет, а всего лишь прийти и

попроситься на раскопки. В каждой экспедиции нужны рабочие.

— Я знаю, — улыбнулась студентка. — Я была на раскопках в Крыму. Четыре

раза. Но нам доверяли снимать только верхние слои грунта, стирать и готовить

еду.

— А хочется что-нибудь откопать собственными руками? — снова улыбнулся

профессор.

— Конечно. Это ведь так интересно.

— С нового года будет формироваться годовой план экспедиций. Не забудьте

мне напомнить. Я посоветую вам что-нибудь поинтереснее.

— Спасибо, — улыбнулась студентка и пошла к выходу.

— Простите, голубушка, — сказал ей вслед профессор, стараясь сделать это

как можно нейтральнее. Студентка обернулась. — Мне показалось или у вас…

— Со щекой? — спокойно спросила студентка. — Болезнь нервов. Нервных окончаний.

Это у меня с детства.

Девушка чуть улыбнулась, развернулась и вышла в коридор. Егоров проводил

ее взглядом. «Как-то быстро она ушла, — рассуждал профессор. — Может,

просто узнала все, что хотела, а может, она боялась дальнейших расспросов.

А подошла сама из-за того, что заметила, как я на нее косился».

— Господи, только бы не сойти с ума, — прошептал профессор и растер лицо

ладонями.

День тянулся очень медленно. Егорову постоянно мерещилось, что то у одного,

то у другого студента проблемы с мимикой. В какой-то момент он обратил

внимание на ректора и ужаснулся. Ведь самый простой способ — подменить

кого-нибудь из знакомых. Того, от кого не будешь ждать подвоха. Раз эти

монстры на земле принимают нормальный человеческий облик, то что помешает

им принять нужный облик — любой по их выбору? Идеальный вариант — подменить

друга. Сразу же на ум пришел Вовка. Стас задумался. «С лицом у Вовки было

вроде все в порядке, но как кандидатура он был идеален. Нет, так нельзя,

нужно хоть кому-то верить. Нет. Это не Вовка. И нужно держать себя в руках.

Нужно держать себя в руках».

Дождавшись после лекций плотника и показав ему окна, рамы которых не открывались,

профессор поехал домой. Выйдя на улицу, он сразу же огляделся в поисках

провожатых. Вроде бы никого не было. От ворот университета за профессором

увязался какой-то малый. Профессор вдруг успокоился.

«Зачем зря беситься? — подумал Егоров. — Они всего лишь ходят следом.

Если захотят что-то сделать — помешать я им не смогу. А они не захотят.

Я им нужен живой. До выставки два дня. Идеальный вариант — завладеть книгой

после выставки. Какое-нибудь происшествие в пути — и книга утрачена. Для

начала они должны ее найти. Я тоже. Стоп. Я тоже! Я должен завладеть книгой.

Украсть, что ли? Как это я сразу не сообразил… А какой еще может быть

способ? Только украсть. Ма-ма род-на-я! Во что же я ввязался…»

В этих невеселых размышлениях Егоров добрался до Арбата. Вчера они с Вовкой

договорились, что после работы он придет сюда, потолкается среди туристов

и зайдет в один из домов. Вовка будет ждать его на площадке второго этажа

условленного дома. Профессор не спеша прошел по Арбату, пару раз остановился

возле портретистов, выпил стакан лимонада и через пятнадцать минут вошел

в нужный подъезд. В подъезде было темновато и прохладно. Вовка встретил

профессора беспечной улыбкой.

— Как прошел день? — чуть громче, чем шепотом, спросил Вовка.

— Чуть с ума не сошел, — ответил Стас. — До обеда как на иголках был.

А потом махнул на все рукой. Мне кажется, они не должны меня убить. Я

им живой нужен.

— Возможно. В одном ты прав. Что в руки себя взял, молодец.

— За мной следят. За каждым шагом! Ты думаешь, на это просто не обращать

внимание?

— Я видел. Профессионалы работают.

— Какие же профессионалы, если я их засек?

— Ты засек тех, кого тебе засветили, и тогда, когда было нужно.

— Подожди, Вовка. Получается, что тут целая организация работает?

— Почему ты решил, что он будет один? Монах сказал? Пришелец, может, и

один. А вот помощников у него легион. Теперь о книгах…

— Нашел?

— Да. На самом деле случайность. Перепутали бирки. Вечером книги привезут

в музей. Утром можешь позвонить Пузыреву и договориться о визите. Не дрейфь,

профессор, — улыбнулся Вовка. — Ты все правильно понял. Ты им нужен живым.

И монаху, и пришельцу. А теперь двигай домой. Я следом за тобой. И помни,

— Вовка положил руку на плечо Стаса, — я всегда рядом.

Егоров поднял брови и, саркастически улыбнувшись, покачал головой.

Выдержав, после того как профессор вышел из подъезда, небольшую паузу, Вовка пошел следом. За Стасом снова следили. И по пути в метро, и в самой

подземке. Когда Егоров вышел из метро на улицу и пошел в сторону своего

дома, Вовка заметил машину, медленно ехавшую за ним метрах в пятнадцати.

И записал ее номер. Теперь оставалось узнать, что это за машина. Чья она?

Обычный запрос через компьютер не прояснил ситуацию, скорее наоборот,

только усложнил ее. Номер не значился в милицейской базе данных. Пришлось

воспользоваться служебным паролем. Сделав пару запросов, Вовка узнал,

что этот номер все-таки был выдан. Ответ напрашивался только один. Получалось,

что за профессором следило родное ФСБ. Дело становилось все интереснее.

Зачем службе безопасности понадобился профессор-историк? Самому ответить

на него было непросто. Вовка решил рискнуть и обратиться за советом и

помощью к очень хорошему человеку, майору Линеву, у которого он проходил

практику после академии.

Майор Линев сидел в своем кабинете в большой задумчивости, очевидно, готовил

врагам очередную пакость.

— Товарищ майор, разрешите обратиться.

— Обращайся, — ответил майор, не отрываясь от своих размышлений.

— Тут такое дело… — Вовка как будто замялся. — Друг моего отца, профессор

истории, пришел ко мне вчера домой и сказал, что за ним кто-то следит.

Я подумал, что профессор фантазирует, но на всякий случай проверил. Он

не ошибся. До работы его вел профессиональный хвост. Позже я засек машину,

которая за ним шла, и проверил номер. Получается, что… это наша машина.

Линев оторвался от своих размышлений и внимательно посмотрел в Вовкины

глаза. От этого взгляда Вовку чуть не передернуло.

— Поздравляю, — равнодушно сказал майор. — Ты вляпался в неприятности.

— Я-то здесь при чем?! — удивился Вовка.

— Ты наружку раскрыл. Полковник наверняка потреплет за щечку за профессионально

выполненную работу, но топтуны тебе это еще припомнят. Можешь не сомневаться.

— Пусть работают лучше, — пробурчал Вовка.

Линев улыбнулся, помолчал несколько секунд, потом спросил:

— Чем занимается профессор?

— Историей. Он археолог.

— Это я понял. Чем конкретно?

— Преподает в МГУ.

— Что же такого откопал твой профессор… Кому-нибудь еще говорил об этом?

— Никому.

— Вот и не говори пока. Надо же… чуть больше года работаешь, а у тебя

уже такие неприятности. Ты сейчас чем занимался?

— Ничем. У меня две недели от отпуска осталось.

— Мда, — снова о чем-то задумавшись, сказал майор. — Новое поколение.

Я вот помню, мы в отпуск на море ездили отдыхать, с палатками, или на

Волгу. А кто любил — те в горы.

— Ну что я, виноват, что ли?

— Я надеюсь, мы скоро это узнаем. Сиди здесь.

Линев поднялся и вышел из кабинета, закрыв за собой дверь. Вовка сначала

расхаживал по кабинету майора, анализируя свои слова и последние поступки,

после чего нагло сел в кресло Линева. Кресло ему понравилось, сидеть в

нем было удобно. «Наверняка все дело в Луиджи, — рассуждал Вовка. — Где-то

отметился, и профессора для профилактики проверяют. Как одного из знакомых».

Прошло минут десять. Потом еще десять. Майор не возвращался. Вовка спокойно

ждал, чем кончится его на первый взгляд невинная забава, в которой он

отвел себе роль простачка.

«Если я на самом деле влез во что-то серьезное, — рассуждал Вовка, чуть

покручиваясь в кресле то вправо, то влево, — то это к лучшему, что я

сам пришел с вопросами. И совесть чиста, и для полковника спокойнее. Молодой

простачок, но с огоньком в глазах и с верой в руководство. Ведь пришел

же и спросил. Это хороший материал, из которого лепятся незаменимые кадры.

А может, все совсем не так? Может, за Стасом не первый месяц следят. У

него ума палата. Он сначала делает что-нибудь, а потом думает. А сейчас,

когда жизнь круто повернулась, посмотрел за плечо и увидел тех, кого должен

был увидеть еще под Новый год. С другой стороны, такое совпадение маловероятно.

Слишком серьезно обстоит дело, если верить Луиджи. Но ведь приходили же

к Стасу люди, предлагали деньги на раскопки в Сибири…»

Дверь открылась, и в кабинет вошли трое. Первым шел Линев, за ним — начальник

службы наружного наблюдения Евсеев, последним — полковник Ермолов, прямой

и непосредственный начальник. Вовка быстро встал, но было поздно.

— Смотри, Андреич, он уже твое кресло примеряет, — сказал Евсеев. — Ничего

парнишка, хваткий.

— Виноват, товарищ майор.

Полковник махнул рукой, приглашая Вовку за общий стол. Линев и Евсеев

с шумом отодвинули стулья и сели.

— Ну рассказывай, Корнеев, что там у тебя приключилось, — сказал полковник.

Вовка подошел к столу, в нерешительности сел рядом с майором Линевым и

задумался, с чего лучше начать рассказ. Чтобы меньше переспрашивали, он

решил начать издалека.

— У моего отца есть любимый… ученик, что ли, — сказал Вовка. — Станислав

Егоров. Для меня он всегда был как родной дядя. А когда мать погибла…

Вчера он пришел ко мне домой и сказал, что за ним следят. Два или три

года назад к Стасу приходили черные археологи и предлагали большие деньги,

если он проведет в Сибири раскопки. У них есть карты стоянок монгольских ханов, мест захоронений. Все найденное, естественно, переходит в руки

организаторов, а профессору за работу квартиру купят, в центре. Стас отказался.

Они даже пытались угрожать ему, но недолго. Потом пропали так же неожиданно,

как и появились. Вчера, заметив, что за ним следят, Стас подумал, что

это опять те же бандиты, ну и попросил меня проверить. Я, конечно, сомневался,

но на всякий случай проверил. За ним действительно следили. Сегодня я

заметил машину, из которой велось наблюдение за профессором, и проверил

ее номер по базе данных. Получилось так, что это наша машина. Я обратился

к майору Линеву, чтобы он, так сказать, посоветовал мне, как правильно

поступить в этой ситуации.

— Ну? — полковник посмотрел на Евсеева. — Что скажешь, Александр Михайлович?

Заметили твой хвост. И кто заметил! Профессор истории.

— Он заметил то, что ему показали, — сказал Евсеев.

— Вот так вот, — улыбнулся Корнееву Ермолов.

Вовка растерялся. Он смотрел то на одного, то на другого офицера. У него

было полное ощущение театральности происходящего.

— Молодец, Владимир Викторович, — сказал Ермолов. — Отработал ты профессионально.

И раз уж ты влез в это дело, к тебе вопрос. Ты знаешь итальянца Луиджи

Бианчини?

— Знаю, — сказал Вовка, и внутри у него все оборвалось.

— А откуда ты его знаешь?

— Лет двенадцать назад мы со Стасом отдыхали в Италии. Там и познакомились

с этим монахом.

— Монахом? — удивился Ермолов.

— Да. Он в монастыре живет, где-то в горах.

— А где именно?

— Честно говоря, не помню, — сказал Вовка. — Мне тогда пятнадцать лет

было. Первый раз за границей…

— А когда ты последний раз видел Луиджи?

— Я — тогда же, двенадцать лет назад, а профессор вчера, — сказал Вовка.

Отрицать очевидное было глупо.

— Вчера?

— Да. Он приехал в Москву по каким-то своим делам и зашел повидаться с

профессором.

— Ну что же, — сказал Ермолов. — Как я понимаю, ты знаешь, что такое служебная

тайна. Так вот. Луиджи Бианчини совсем не монах. Он подозревается в незаконной

торговле предметами антиквариата, последнее время — книгами. В нашей картотеке

он уже четырнадцать лет, и про контакты Станислава Валерьевича с Луиджи

в Италии мы знали давно. Правда, считали их случайными. И вот после двенадцатилетнего

перерыва Луиджи снова встречается с профессором. Согласись, это достойно,

по крайней мере, проверки. Последние два месяца Бианчини сильно активизировал

свою деятельность, в том числе в нашей стране. Относительно итальянца

у нас проводятся оперативные мероприятия. Если ты обратил внимание, то

слежка за профессором велась несколько небрежно.

— Да, — согласился Вовка. — Я даже предположил, что топтуны намеренно

себя обнаружили.

— Совершенно верно, — сказал Ермолов. — Мы старались дать понять профессору,

что за ним наблюдают, и надеялись, что он откажется от любых контактов

с Луиджи. Нам интересна реакция вашего монаха и его последующие действия.

Станислава Валерьевича мы еще непременно вызовем на беседу, но чуть позже.

Пока же можешь успокоить его и порекомендовать быть более осмотрительным

в контактах. Не исключено, что его собираются использовать как пешку.

Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Да, — сказал Вовка. — Стандартная схема «слепец».

— Вот-вот, — кивнул головой Ермолов. — Владимир Викторович, ты офицер

ФСБ. Ты дал присягу. В создавшейся ситуации ты поступил правильно, и,

поскольку имеешь некоторое, пусть в прошлом, касательство к данному делу,

я считаю, что можешь быть нам полезным. Если тебе по какой-либо причине

не удается быть беспристрастным или ты не уверен в себе, лучше об этом

сказать сразу.

— Я полностью отдаю себе отчет в происходящем, — с готовностью ответил

Вовка, — и готов выполнить…

Полковник поднял вверх правую руку, останавливая поток служебного рвения

молодого офицера.

— Мы так и поняли, — сказал Ермолов и, улыбаясь одними глазами, посмотрел

на Линева и Евсеева. — Лучше вот что нам скажи. Профессор не говорил,

что к нему снова приходили те же самые люди, что и в тот раз, когда угрожали

расправой за отказ участвовать в раскопках? Или, может, звонил кто-нибудь?

Может, Луиджи говорил о ком-то, кто может прийти от его имени? Или передать

что-нибудь? Может, Луиджи просил профессора как историка проконсультировать

его?

— Нет, товарищ полковник, никого больше не было.

— Не было? — удивился Ермолов. — И никто не должен прийти?

— Никто.

— Не торопись, — сказал полковник. — Никто не приходил, не звонил и не

должен был прийти или ты просто этого не знаешь?

— Я думаю… я уверен, что Егоров был откровенен со мной. Если бы кто-то,

кроме Луиджи, приходил к нему или кто-то звонил с угрозами, Стас сказал

бы мне. Обязательно.

— Ну хорошо, — сказал Ермолов. — У тебя еще отпуск?

— Да. Но если…

— В этом нет необходимости. Продолжай отдыхать. Сегодня вечером зайди

к профессору, скажи, что все в порядке, бояться нечего. Объясни, что всей

информации ты открыть не можешь, так как это служебная тайна. Скажи лишь,

что следили за ним мы и произошло это из-за визита Бианчини. В ближайшее

время мы встретимся с профессором и поговорим более подробно. В случае

если что-то изменится или произойдет что-то непредвиденное, пусть звонит

тебе или дежурному по ФСБ.

— Ясно.

— Тогда свободен, — улыбнувшись, сказал Ермолов. — А мы тут еще покалякаем.

Оказавшись в коридоре, Вовка вздохнул с облегчением.

Пронесло. Они поверили. Корнеев не торопясь спустился на второй этаж,

зашел повидать приятеля по академии. От него позвонил Стасу и назначил

встречу в баре недалеко от его дома. Ему не хотелось обсуждать что-нибудь

в квартире. Ни в своей, ни в профессорской.

Когда Вовка пришел в бар, Стас уже сидел за столиком почти у самой сцены

и допивал первый стакан пива, шелуша фисташки. На сцене два волосатых

парня на двух акустических гитарах играли что-то среднее между рок-н-роллом

и кантри, по очереди напевая простенькие песенки. Вовка заказал у бармена

пива и показал на столик, за которым сидел Егоров. Бармен кивнул головой,

и Вовка прошел в зал.

— Ну что? — спросил Стас, как только Вовка сел.

— Дело дрянь, — ответил Вовка, не пытаясь перекричать музыку, а подавшись

чуть вперед.

— А поконкретней?

— Поконкретней… Следило за тобой ФСБ. Причина — встреча с Луиджи. Он

у них под подозрением. Незаконная торговля антиквариатом.

— Чушь какая-то… Ты что, поверил?

— Я же тебе говорил, что монах врет. И чем тебе не нравится объяснение?

— Тем, что это глупо.

— Возможно. В общем, когда я понял, кто за тобой следит, я спросил совета

у Линева. Очень неглупый майор, я у него практику проходил. Мой расчет

оказался верным. Ермолов и Евсеев пришли поговорить со мной по душам.

Они тебя еще вызовут. Я им рассказал, что тебе несколько лет назад угрожали

за отказ участвовать в раскопках, вот ты сейчас и перепугался. Кажется,

поверили.

— Ловко ты выкрутился. Не зря страна потратилась на твою учебу.

Корнееву принесли пиво, он сделал несколько глотков.

— Ты рано веселишься, — сказал Вовка, облизав губы. — В какой-то момент

мне показалось, что они знают про пришельца.

Профессор действительно перестал улыбаться. Это заявление его просто ошарашило.

— В какой момент тебе это показалось?

— Полковник спросил, не приходил ли к тебе кто от Луиджи или не должен

ли кто прийти.

Егоров задумался. Еще одно совпадение? Не слишком ли много совпадений

за два дня?

— Пойми, профессор, — проникновенно сказал Вовка. — Он не просто так спросил.

Он спросил как бы между прочим. Ты представляешь, что будет, если они

знают о книге? Обратимость времени, путешествие в пространстве… Об этом

мечтает любая разведка.

— Если книга попадет в их руки… — многозначительно сказал профессор.

— Очнись, очкарик! — не выдержал Вовка. — Если они знают о книге… свидетелей

не будет. Даже потенциальных.

Стас представил, как бы он сам поступил, будь он на месте разведки и попади

к нему в руки подобная технология. То, что нарисовало воображение, Стасу

очень не понравилось. Музыканты закончили песню, по бару прошли жиденькие

аплодисменты.

— Неужели ты думаешь, что они так запросто нас убьют? — спросил Егоров.

— Нас убьют? От нас не останется даже шнурков от ботинок.

На сцене дуэт взял новые аккорды и завыл на два голоса очередную балладу.

Профессор сидел как пришибленный. За два дня вокруг него произошло столько

событий… Даже когда они искали череп Никольского, он так не боялся.

Подумаешь, демоны. Тут люди… С одной стороны — люди с твоей планеты,

с другой — существа иных миров. И каждый хочет использовать тебя в своем

деле, и каждому ты мешаешь. И Луиджи… Несомненно, он должен внушать

хотя бы чувство легкого опасения, потому что может проходить сквозь время.

Ведь он был тогда на пристани, под Можайском… это был Луиджи, вне всяких

сомнений.

— Который час? — спросил профессор.

Вовка взглянул на часы.

— Пять минут девятого.

— Мне нужно позвонить.

Стас поднялся из-за стола и, хлопнув Вовку по плечу, направился к барной

стойке. Вовка развернулся вполоборота, стараясь не выпускать профессора

из вида.

«Хорошо, что отец на раскопках, — в очередной раз подумал Вовка. — Его

здесь только не хватало. С его энергией. Конечно, он постарел и здоровье

не то, что десять лет назад. Но он не Стас. Он долго все взвешивать не

стал бы. За пару часов состряпал бы стратегический план — и вперед. Его

бы еще обязательно задело, что не к нему, а к Стасу пришел Луиджи. Правда, не позже чем через час он уже сидел бы в музее. Его там все любят… А

что толку? Книга-то до музея не доехала. Затерялась где-то на таможне».

Возвращаясь к столику, профессор еще раз хлопнул Вовку по плечу и сел

на свой стул.

— Ну что, таможня не дает добро? — спросил Вовка, догадываясь, куда звонил

профессор.

— Вадик сказал, завтра утром книги должны подвезти в музей. Просил перезвонить

часиков в двенадцать. Странный какой-то этот Пузырев.

— Чем странный?

— Как-то уж очень ласково он разговаривает. «Не извольте беспокоиться,

все будет в лучшем виде. Вы обязательно позвоните. Я все непременно устрою».

— Стареешь, профессор. Всего бояться стал. Тебе еще пятидесяти нет, а

двигаешься медленно. И глазки стали бегать. Нервничаешь. А помнишь, как

тогда в пельменной?

Стас молча посмотрел на Вовку. Тот понял, что сделал правильный ход. Профессора

нужно было подзадорить, подбодрить.

— Что-то ты скис, профессор, — продолжил Вовка. — Демонов тогда в метро

как ловко отделал. И в шестнадцатом веке три месяца прожил. Даже видел,

как Бруно на костре сожгли. А сейчас чего-то испугался. Держи хвост пистолетом

— и все будет как надо. Тем более что я с тобой.

— Ну спасибо. Успокоил.

— Запомни одно, — серьезно продолжил Вовка. — Книга должна быть у тебя

в руках. При любых обстоятельствах. А что дальше делать — посмотрим. Тебя

проводить?

— Не надо. Сам дойду.

На улице было свежо. В темнеющем небе появлялись первые звезды. Сумерки

не спешили сгущаться, и город как будто не знал, остаться ему на свету

или перейти в тень. Профессор медленно шел знакомой дорогой, время от

времени оглядываясь по сторонам. На улице никого не было. Редкие машины

проезжали по шоссе, нарушая тишину, но через несколько секунд все снова

затихало. В голове крутились невеселые мысли, и отмахнуться от них профессор

не только не мог, но и не хотел.

«Неужели все действительно из-за того, что Луиджи подозревают в контрабанде

книгами? — думал Егоров. — А почему ему книгами не торговать? Собирание

рукописей, реликвий, артефактов… Все это требует определенных знакомств,

определенного поведения, если ты хочешь, чтобы тебя брали в расчет как

серьезного клиента. Ведь не все же можно банально отобрать у сектантов.

Да и средств это требует немалых. Что-то приходится покупать, а значит,

и продавать что-то маловажное, но имеющее определенную ценность для обывателя,

коллекционера. — Стас в очередной раз оглянулся. Ничего подозрительного.

— Пожалуйста. Чем не аргумент? Ведь перестали следить. Как Вовка сказал,

так и получилось. И Луиджи он давно подозревал… — Стас снова обернулся.

— Или только кажется, что никто не следит?»

Профессор свернул направо и вошел во двор. Между деревьями сосед прогуливал

белого пуделя. Небольшая компания старшеклассников о чем-то беседовала

возле стола для пинг-понга. На лавочке, что стояла через дорогу, напротив

подъезда, в котором жил профессор, сидел плотный мужичок невысокого роста.

Все бы было ничего, но в руках у него была газета.

«Нет, он не читает ее, а просто держит, сложенную в четверо, — рассуждал

Стас, — и тем не менее… Темнеть начало уже давно, и даже если человек

просто задумался во время чтения, да так и остался сидеть…»

Мужичок повернул голову и посмотрел на Егорова. Между ними было не более

десяти метров.

«Может, Луиджи и нарушил законы, но я ему верю, — думал профессор. — Книга

существует, и это вне всяких сомнений. И за ней очень запросто могут прийти.

Например, вот этот чтец. По-моему, он же вчера сидел на автобусной остановке

возле университета. — Стас свернул к своему подъезду, чувствуя затылком

тяжелый взгляд. Неожиданно по телу пробежали мурашки, появилось чувство

совершенной ошибки, роковой ошибки. — Ну вот и все. Еще несколько секунд,

и все кончится».

Оказавшись у двери лифта, профессор открыл ее и обернулся. Мужичок так

и сидел на лавочке, не двинувшись с места, и смотрел куда-то в сторону.

Стас закрыл глаза и, облегченно вздохнув, чуть улыбнулся. Нервы. Нервы

стали ни к черту.

Утром Егоров проснулся от настойчивого телефонного звонка. Открыв глаза

он на секунду задумался, определяя для себя, что это — сон или явь, потом

откинул в сторону одеяло и, дотянувшись до телефонной трубки, в полном

смысле слова сорвал ее.

— Алло, — сонным голосом прохрипел Стас.

Трубка молчала.

— Говорите, я вас слушаю.

Трубка молчала. Был слышен лишь не очень понятный фоновый шум, кажется,

улица, но никто не проронил ни слова.

— Перезвоните, вас не слышно, — сказал Стас и положил трубку.

Сев на кровати, он посмотрел на будильник. Без двадцати минут шесть. На

Егорова накатило чувство большой досады за недосмотренный интересный сон,

содержание которого он забыл через две секунды, после того как проснулся.

Так было всегда. Хорошие сны за сорок восемь лет еще ни разу не удавалось досмотреть до конца, но всякий раз, когда он просыпался, оставалось яркое

ощущение, как будто на самом деле пришлось пережить что-то прекрасное.

Егоров поднялся с кровати, не торопясь прошел на кухню, выпил полстакана

воды и, вернувшись в комнату, посмотрел на телефон. Телефон молчал. Стас,

честно говоря, надеялся, что тот, кто звонил ему и не решился заговорить,

обязательно перезвонит. Телефон молчал. Стас лег в постель, повернулся

лицом к стене, закрыл глаза и постарался заснуть в надежде увидеть продолжение

прерванного сна.

Второй раз телефон разбудил профессора через двадцать пять минут. Сняв

трубку, Стас услышал все те же звуки улицы, только теперь они были более

отчетливыми. На этот раз Егоров не сказал ни слова. Он почти минуту терпеливо

слушал, пока в трубке не раздались короткие гудки. «Интересно, что это

могло бы значить?» — подумал он, положив трубку.

Пытаться заснуть было бессмысленно, второй звонок начисто вышиб сон. Стас

встал с кровати, потягиваясь прошелся по комнате и, отодвинув штору, распахнул

окно. В комнату ворвалась утренняя прохлада. Бесцельно осмотрев пустой

двор, Егоров пошел в ванную. Стоя под душем и позже, когда смотрел по

телевизору последние новости и пил горячий кофе с бутербродами, не мог

не думать о странных звонках. Самым непонятным было то, что телефон молчал,

звонки больше не повторялись.

Лекции прошли как обычно. Рассказать студентам хочется так много, а времени

для этого отпущено так мало. Начало учебного года не самое спокойное время

в жизни преподавателя. Неожиданно выясняется, что вопросы, которые руководство

обещало решить сразу же после Нового года, так и остались не решенными

до сентября. Количество лекций, которые в первом семестре должен был прочитать

профессор, как-то само собой увеличилось, консультации музеям и архивам

никто не отменил, а как все успеть — оставалось на усмотрение Егорова.

Да еще отчеты о прошлогодних раскопках Виктора Ивановича как в воду канули.

В половине двенадцатого Корнеев-старший позвонил в каморку Стаса, поинтересовался,

как дела, и тут же по-приятельски попросил разобраться с этим бардаком.

Не успел профессор положить трубку, как позвонил редактор исторического

журнала. Статьи, подготовленные к публикации, утонули из-за разрыва трубы

с холодной водой. Поэтому было бы неплохо принести в редакцию новые экземпляры,

а если их нет, то написать все заново. И непременно успеть это сделать

до пятницы.

Швырнув телефонную трубку, Стас подошел к умывальнику и, набрав пригоршни

холодной воды, бросил ее в лицо. На самую малость жить стало легче. Выйдя

в коридор, Егоров почти нос к носу столкнулся с профессором математики.

Он взял его за воротник и в полном смысле слова потащил в столовую пить

кофе. Правда, Павел Семенович не возражал, Варвара Петровна прекрасно

варила кофе. Слушая за чашкой кофе рассказ Павла Семеновича о том, как

он еще неделю назад ловил щуку у сестры на Каме, Стас немного отвлекся

от утренней карусели. Все-таки это хорошая мысль — раз в год бросить все

на пару недель и уехать куда-нибудь подальше от дома и работы. Нужно отвлекаться,

хотя бы на время менять ритм жизни, обстановку.

Вернувшись из столовой в свой кабинет, Егоров позвонил в Исторический

музей. Трубку долго не брали. Стас начал немного нервничать. Он уже хотел

перезвонить позже, когда на другом конце сказали «алле».

— Здравствуйте, Пузырева, будьте любезны.

— Это вы, Станислав Валерьевич?

— Да-да…

— Как хорошо, что вы позвонили, — быстро заговорил Пузырев. — Я буквально

через минуту уезжаю. Я с этой выставкой скоро с ума сойду. Представляете,

разослали приглашения историкам и филологам с мировыми именами, а у самих

парадная лестница разворочена. Ремонт третий месяц делаем. Главный вход

был закрыт, ходили через служебный, вот и упустили из виду. Сейчас еду

за мрамором. Если к утру не успеем отремонтировать… опозоримся. Ей-богу

опозоримся. На весь мир…

— Что с книгами, — очень мягко спросил Стас, поняв, что Пузырев сам не

остановится.

— С книгами все в порядке, — все так же торопливо ответил Пузырев. — Сегодня

утром привезли, я все проверил, все на месте. Только вот какая незадача,

я сейчас уезжаю за мрамором для лестницы, а оттуда в Министерство культуры.

Когда вернусь, не знаю. Замминистра, говорят, еле держится на своем посту

и что-то задумал менять…

— Так, может, вы кого-нибудь предупредите, что я подъеду, и мне без вас

все покажут? — снова мягко спросил Стас.

— Это ровным счетом невозможно! Вы просто не представляете, что тут у

нас творится. Сплошные проверки, а теперь еще и выставка. Люди все издерганы,

а сегодня аргентинская сторона поставила условие, что…

— Извините, что прерываю вас, но не хочется зря тратить ваше время. Вы

когда вернетесь из министерства?

— В том-то все и дело, что это непредсказуемо, поэтому…

— Хорошо. Когда вы надеетесь вернуться?

— Все зависит от замминистра и от мэра. Они собирались показать проект

какого-то монументального комплекса и вывезти всю комиссию на место. Присутствие

кого-нибудь от Исторического музея обязательно. Ни что это за проект,

ни что за место, ровным счетом никто не знает…

— Но вы все-таки вернетесь в музей? — успел вставить Стас.

— А как же! Непременно вернусь!

— Я буду вам постоянно звонить. Уж не обессудьте, если позвоню поздно.

Мне бы хотелось взглянуть на книги до выставки.

— Да-да, конечно, звоните. Рад буду помочь.

Попрощавшись, Егоров положил трубку, сел и через секунду расхохотался.

Вот уж действительно Вадик. А может, и Пузырь. Это еще посмотреть нужно.

Одно хорошо. Книги в музее. Все книги.

В дверь постучали.

— Войдите, — сказал профессор.

Дверь открылась, и в комнату вошел невысокого роста человек. На вид ему

было около сорока. Он был бодр и подтянут. Каштановые волосы лежали на

голове в легком беспорядке. Одет он был в летние серые брюки, коричневый

пиджак и туфли.

— Мне нужен Егоров Станислав Валерьевич, — сказал вошедший.

— Надеюсь, не насовсем? — как будто с опаской спросил профессор.

— Это вы? — чуть улыбнувшись, спросил незнакомец.

— Да, — теперь уже серьезно ответил профессор, вставая из-за стола. —

С кем имею честь?

— Полковник Лютиков. Федеральная служба безопасности, — представился вошедший

и предъявил удостоверение.

— Очень приятно, — сказал профессор. — Чем могу быть полезен?

Черты лица у Лютикова были правильные и довольно приятные. Говорил он

вполне добродушно и без фамильярности, как обычно бывает, когда человек

переигрывает, изображая рубаху-парня.

«Слава богу, вроде не идиот», — подумал профессор, поняв, что его решили

не вызывать на беседу, а пришли сами.

— Станислав Валерьевич, у меня к вам очень серьезный разговор. Вы не заняты?

— М-м-м, — промычал Егоров. — Вообще-то хотелось еще кое-что сделать,

но, я так понимаю, разговор важный.

— Очень важный.

— Я весь внимание, — всем своим видом подтверждая это, сказал профессор

и показал полковнику на стул. — Присаживайтесь.

— Станислав Валерьевич, может, нам лучше выйти на свежий воздух? В скверике

посидеть или постоять на смотровой площадке? Там воздуха больше, да и

пространства.

— У вас клаустрофобия? — чуть улыбнувшись, поинтересовался Егоров, вставая

со стула.

— Нет, — принял шутку Лютиков. — Просто мне кажется, что окружающая среда

сможет благоприятно повлиять на нашу беседу. Да и не потревожит никто.

— Вы правы, — согласился Егоров, открыл дверь и жестом руки предложил

гостю выйти первым.

На улице было хорошо. Солнце почти весь день было спрятано за большими

белыми облаками, висевшими в голубом небе словно огромные валуны. Слабый

ветерок шелестел чуть тронутой осенней желтизной листвой деревьев. Полковник

и профессор неторопливо прогуливались по асфальтированной дорожке.

— Станислав Валерьевич, — начал Лютиков. — Я начальник подразделения,

которое в официальных бумагах значится как ОВЦи — Отдел внеземных цивилизаций.

Мы занимаемся всем, что связано с внеземными цивилизациями и иными формами

жизни.

Лютиков выдержал паузу, ожидая реакцию Егорова на услышанное, но ее не

последовало. Профессор лишь чуть улыбнулся, скорее ради приличия, и молча

ждал продолжения.

— Наша работа не сводится к банальному сбору информации о летающих тарелках

и непонятной чертовщине. Тем более что так называемые посещения все чаще

носят агрессивный характер. Мы работаем в полный контакт.

— Сбиваете тарелки? — снова улыбнулся Егоров.

Полковник понял, что это напускное, его собеседник оставался хладнокровным.

Это обстоятельство обнадеживало.

— Если нет другого выхода, то сбиваем. Не без этого. Но пришельцы бывают

не только из космоса. Мир, как и Бог, един, но многолик. И способы перемещения

в пространстве существуют разные. Человечество об этих технологиях имеет

еще чрезвычайно скудное представление. Пока все, что нам остается, — это

систематизировать получаемую информацию и пытаться противостоять агрессии

извне.

— А договориться не пробовали?

— Я рад, что вы не стали ерничать на эту тему. Я в вас не ошибся. Станислав

Валерьевич, я хочу предложить вам сотрудничество. — Полковник повернул

голову и посмотрел на профессора. Егоров остановился. Он был сильно удивлен

тем, что Лютиков не занимается делами о контрабанде, но предложение работать

в отделе внеземных цивилизаций…

— И в качестве кого вас заинтересовал профессор истории?

— В качестве оперативного работника, в качестве думающего человека, в

качестве очевидца и участника некоторых событий… — Лютиков выдержал

небольшую паузу. — Я знаю историю о черепе Никольского. Как он попал в

могилу и что произошло на вашей даче одиннадцать лет назад.

«Отрицать? Может, это провокация? А смысл? Чего они хотят добиться? Может,

Вовка проговорился или Виктор? Или кто? Юрка? Бред. Что он может знать

о моей даче? Есть ли вообще такой отдел? Может, его удостоверение фальшивка?

Что я в них понимаю… Может, это и есть пришелец?»

— Вас, очевидно, терзают сомнения… — сказал Лютиков. — Если хотите, можем продолжить беседу в управлении. Мне не важно, где, мне важно, что

вы мне ответите.

Егоров опустил глаза, посмотрел себе под ноги и медленно пошел вперед.

Лютиков шел рядом. Он ждал.

— Так что же такого вы знаете о моей даче?

— Осенью на аукционе «Виктория» вы купили чертежи Бергольца. Тридцать

два, если не ошибаюсь. Среди прочего там оказались восемь чертежей Джордано

Бруно. Восемь из девяти. Девятый еще в шестидесятых годах был опубликован

в мировой печати. По этим чертежам вы построили машину времени и смогли

переместиться в тысяча пятьсот восемьдесят третий год. Представляю, что

вы почувствовали, когда смогли присутствовать на коронации царя Федора.

— Я ничего не почувствовал, я на ней не был. Простите, как вас по имени-отчеству?

— Денис Андреевич.

— Денис Андреевич. Я не думаю, что кто-то вам, так сказать, настучал.

Откуда у вас подобная информация?

— Этого я вам пока что сказать не могу, ведь вы еще не мой сотрудник.

Мы долго за вами наблюдали. Не следили, конечно, но старались не упускать

из виду. Поверьте мне, есть способы реагировать на значительные события.

Вот только куда исчезли чертежи, мы не знаем.

— И что, все сотрудники вашего отдела в чем-то участвовали? — в лоб спросил

Егоров.

— Не совсем понял. Вы имеете в виду перемещение во времени или пространстве?

— Да.

— Нет. Если я все-таки вас правильно понял. В нашем поле зрения есть еще

люди, которые имели непосредственные контакты с инопланетными цивилизациями

или существами иных миров, но, как с вами, с ними мы пока что не разговаривали.

Для нас они просто объекты наблюдения.

— То есть я первый? Почему такая честь?

— Мне кажется, вы более опытны, более хладнокровны, больше подходите для

нашей работы складом ума. Вы единственный, кто не случайно попал в историю,

как большинство объектов, а можно сказать, намеренно ввязался в нее. То

есть вы активный участник. К тому же вы вернулись из прошлого. Как я помню,

там не было готовой машины времени и вам пришлось потрудиться.

— А разве я сказал, что был в прошлом? — спросил Егоров, чуть подняв удивленно

бровь.

— Это сказал я. А мое слово кое-что стоит.

— Содержание рекламы, как говорится, на совести производителя, — ответил

профессор. — В данном случае на вашей совести. Так все же какую именно

работу вы мне предлагаете?

— Вас интересует, чем конкретно вы будете заниматься?

— Да.

— Замечать. Изучать. Противостоять.

— Чему противостоять?

— Всему, что извне.

— Господи, почему вы все хотите чему-нибудь противостоять? — несколько

измученным голосом спросил Егоров.

— Потому что нас заставляют это делать.

— Кто? — Стас чуть повысил голос.

— Станислав Валерьевич. Заявления, что вселенная наш общий дом и что все

мыслящие субстанции, населяющие ее, братья, — это дешевый популизм либо

очень глупых, либо очень хитрых людей. Я не говорю, что нам все угрожают.

Есть свидетельства, скажем так, миролюбивого посещения нашей планеты существами

из далекого космоса. Опять-таки это наши субъективные оценки. Какие у

них были цели, мы не можем знать.

Лютиков замолчал, как будто потерял мысль. Егоров ждал.

— Ну хорошо, — продолжил Лютиков. — Отбросим в сторону космических агрессоров,

демонов, враждебно настроенные энергетические формы параллельных миров.

Я думаю, вы согласитесь со мной, что во вселенной наверняка есть еще формы

жизни, кроме нашей.

— Я на это надеюсь.

— Так вот. Отношение одной формы жизни к существованию другой может быть

каким угодно. Если оперировать привычными нам понятиями, скажем, одна

планета может быть населена амебами, другая — муравьями, третья — людьми.

Очевидно, что люди имеют возможность, скажем так, уничтожить первые две

формы жизни. Потенциально. И вот мы прилетаем к амебам, видим, что планета

ничья, и начинаем делать там то, что сочтем нужным. Какая-то часть амеб,

а может, и все, — ведь они могут быть опасны для людей, — гибнет от нашей

руки. А муравьев, видя, что они могут организовать свою жизнь, то есть

прослеживается логика в их поведении (доказано, что земные муравьи умеют

считать до шестидесяти и передавать эту информацию), мы начинаем изучать.

При изучении какая-то часть муравьев тоже гибнет. Какая-то… допустим,

забрали мы сотню муравьев для опытов или наблюдений. А у них есть семьи,

дети. Нам кажется, что и амебы, и муравьи ничего не чувствуют. Но, может,

это только в нашем представлении? Ведь есть же вещи, о существовании которых

человек узнал сравнительно недавно? Например, то, что дельфины разговаривают

между собой. Но мы приняли решение на чужой планете и вмешались в чужую

жизнь.

— Да что там чужая планета, — сказал Стас, — мы и на своей везде свой

нос суем.

— То, что мы до сих пор не видели ни одного муравья с кинокамерой, не значит, что у них ничего подобного кинематографу не существует. Возможно,

у них существует что-то свое, что дает им похожие ощущения или совершенно

другие. И не обязательно кино. Допустим, фигурное выделение запахов.

Егоров улыбнулся, Лютиков тоже. Они переглянулись, и полковник продолжил.

— На первый взгляд это кажется безумно смешным. Но попробуйте представить

себя на месте муравья. Прилетает на нашу планету какая-нибудь… — полковник

на секунду запнулся, — форма жизни, чуть не сказал зараза, со своими устоявшимися

представлениями о разумной форме существования и начинает нас изучать.

Наши дома и заводы для них — ажурные кучки экскрементов, а вся наша жизнь,

по их понятиям, всего лишь несколько мгновений. Они начинают нас препарировать,

сокрушаясь, что период нашей жизни чрезвычайно мал. Им и невдомек, что

у белковых организмов, населяющих третью планету от звезды в одном из

созвездий галактики Млечный Путь, могут возникнуть чувства, из-за которых

одни лишают себя жизни, а другие совершают необъяснимые даже для них самих,

поступки. Они просто не подозревают, что потеря своего дитя для нас —

огромное горе и удар для психики. Да у нас и психики, по их понятиям,

нет. Может, у них вообще нет такого понятия, как психика. Для них мы просто

живые организмы, которых они раньше не встречали. Им интересно. Я их прекрасно

понимаю. Только я против получения кем-то знаний за счет жизни ребенка

моего друга детства или просто соседа по городу. Мы должны как-то спасать

свою жизнь, пытаться выжить, защищать ее, если она нам, конечно, дорога.

Посмотрите на ядовитых пауков. Человек если их не боится, то по, крайней

мере, относится к ним с уважением. Или с опаской. Неважно. Важно, что

благодаря такому к ним отношению, они живут своей жизнью, какой жили задолго

до появления человека. Любой живой организм в природе имеет право защищать

себя.

— Если мы будем представлять для пришельцев опасность, — сказал профессор,

— они нас просто уничтожат.

— Это в том случае, если они агрессивны и глупы. Тогда они все равно нас

уничтожат. Раньше или позже. Если же они способны к мышлению, то заметят,

что мы сопротивляемся их действиям, и остановятся. Есть же люди, которые

считают, что растениям и деревьям больно, если срезать или сломать ветку.

Я не собираюсь давать им оценку, но если бы дерево могло заявить, что

оно против наших действий, я уверен, вырубка лесов быстро бы прекратилась.

— Здесь я с вами согласен, — сказал Стас. — На этой планете скоро животные

будут иметь больше прав, чем люди.

— Вот видите, — полковник был доволен, что смысл его абстрактного рассказа

понят. — Если есть люди, которые защищают права животных, то почему бы

не появиться людям, защищающим права человека на жизнь во вселенной? Я

привел вам слишком отвлеченные примеры. В действительности все гораздо

проще. Те, кто посещают нашу планету или наш мир, прекрасно понимают нашу

форму жизни и наше поведение. Они все делают не по недомыслию, а по расчету.

— Убедили, — сказал профессор. — Я готов взять в руки электромагнитную

винтовку и заступить на охрану планеты.

— Вы напрасно иронизируете. Я знаю, что вы однажды уже сталкивались с

агрессивной для человека формой жизни, и, возможно, столкнетесь с ней

в будущем. Я уверен, вы меня совершенно правильно поняли. Я не прошу

от вас сиюсекундного согласия или подтверждения ваших приключений и в

Италии, и в шестнадцатом веке. Я прошу задуматься над моим предложением.

Полковник замолчал. Профессор задумался над услышанным. Он не имел права

на ошибку.

— Скажите, Денис Андреевич, а что ваше руководство, правительство… как

они относятся к вашим идеям?

— У нашего отдела есть кое-какие успехи, поэтому все, что я говорю, руководство,

как и президент, принимают всерьез. Круг посвященных очень мал. Если сравнить

тех, кто со мной работает, и тех, кто всего лишь знает о нашем существовании…

последних гораздо меньше. В несколько раз.

— И сколько под вашим началом? — невинно поинтересовался профессор.

— Достаточно, чтобы контролировать ситуацию, насколько это возможно, —

спокойно ответил полковник. — Поверьте, вы будете совсем не лишним. Мы

на пороге грандиозных событий. Наша задача — сделать все, чтобы не случилось

катастрофы, чтобы человек выжил как вид.

У сквера стояла черная «Волга». Профессор и полковник остановились. Стас

думал. Он ждал от разговора чего-то, что должно было натолкнуть его на

правильный ответ. Кто этот человек на самом деле? Откуда он? Зачем он

пришел? В чем истинная причина? Он действительно много знает. Откуда?

— Вас подвезти? — спросил Лютиков.

— Спасибо, не надо. Я еще прогуляюсь.

Лютиков открыл дверь машины и обернулся.

— Станислав Валерьевич, подумайте. Я почему-то на вас надеюсь.

— Я подумаю, — пообещал профессор.

Попрощавшись, Лютиков сел в машину и закрыл дверь. В ту же секунду шофер

надавил на педаль акселератора, машина рыкнула и плавно тронулась с места.

Егоров проводил черную «Волгу» взглядом и осмотрелся. Вокруг не было ни

души. Стас глубоко вздохнул и, не заходя в университет за портфелем, побрел

в сторону метро. В голове путались мысли.

«Если предположить, что Лютиков действительно из Службы безопасности,

то что же получается… Они открыли карты? А почему бы и нет? Если не

можешь предотвратить — возглавь. Глупо думать, что современное мощное

государство не занимается проблемами переходов во времени и пространстве.

Говорят, еще Сахаров ставил опыты по «обратимости времени». А так называемые

летающие тарелки? Американская компьютерная индустрия, по некоторой информации,

берет начало именно с катастрофы летательного аппарата внеземного происхождения.

А их программа «Стелс»? И аэродинамические характеристики самолета, и

его физические свойства (говорят, он невидим для радаров) стоят несколько

в стороне от кривой развития земной науки. Правда, этого «невидимку» мы

еще в Косово сбили. Значит, у нас тоже была подобная технология. Даже

круче, если мы смогли придумать, как противостоять «невидимке».

Но и Вовка может оказаться прав. Чтобы заполучить книгу Бруно, ни одна

разведка ни перед чем не остановится. Они мыслят другими категориями.

Страна, нация, теперь вот планета. Что для них по сравнению с этим жизнь

одного человека? А вся эта показная откровенность — ловушка для простачка.

Соглашусь я — мне выпишут удостоверение «суперагента галактической безопасности».

Меня будут пускать почти в любые двери. Отдел покажут, сотрудников. Даже

мой стол с компьютером и тремя телефонами. До секретных материалов допустят,

до статистики. А как только я отдам книгу, тюкнут меня по темечку, а декорацию

в чулан. Стоп! Что-то я увлекся. А между тем где-то здесь ходит чужой.

Как же это я про него… Он пока что никак не проявляет себя, и я про

него время от времени забываю. А вот Лютиков, похоже, помнит. Значит,

знает! Неспроста он сказал, что мы на пороге грандиозных событий. То есть

он знает все. И про Луиджи. А может, он и сам того, пришелец со звезд?

Книжку хочет изъять и припрятать, чтобы не было на земле знаний о перемещении

в пространстве. И мои чертежи, по которым я строил машину времени, как-то

уж совсем нелепо сгорели. Вместе с чуланчиком».

В своих размышлениях Егоров залез в такие дебри, что не заметил Вовку.

И если бы тот его не окликнул, так и прошел бы мимо.

— Профессор, — крикнул Вовка.

Егоров обернулся.

— О-о… А я тебя не заметил.

— Что-то случилось? — настороженно спросил Вовка.

— Случилось. Давай-ка присядем где-нибудь, есть пара вопросов.

Они обошли здание метрополитена и присели на бетонный бортик.

— Итак, профессор, — беззаботно улыбнулся Вовка, стараясь подбодрить Егорова.

Не нравилось ему, что Стас начал шарахаться от собственной тени.

— Слышал про такую команду, ОВЦи?

— Овцы? Да, слышал, что есть такие. В академии говорили, что эти овцы

однажды волка съели.

— Не в курсе, чем занимаются?

— Стас, ты не обижайся, но за такие вопросы офицеру ФСБ можно надолго

свободы лишиться.

— Так арестуй меня, — повысил голос Стас. — Есть такая фамилия Лютиков.

Не слышал?

— Ну… Это, конечно, тоже тайна, но не очень большая. Лютиков — человек-легенда.

Он может зайти во время совещания в охраняемую комнату, снять со стены

оперативные карты и оставить вазу с апельсинами. А если его вдруг поймают,

он скажет, что апельсины приносил. Это не анекдот, профессор. Это жизнь.

Слушай, может, ты объяснишь мне, что случилось?

— Лютиков сегодня приходил ко мне в университет, — сказал Стас. — Я только

что с ним разговаривал.

Вовка ответил не сразу. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы проанализировать

слова Егорова.

— Нелепица… — задумчиво сказал Вовка. — Чтобы Лютиков начал заниматься

делом о контрабанде книг… да он лучше в отставку уйдет.

— Дело не в контрабанде. Лютиков руководит ОВЦи — это Отдел внеземных

цивилизаций. Он предлагал мне у него работать.

Сообщив эту новость, Стас посмотрел на Вовку, но тот ничего не ответил.

Он продолжал анализировать. Егоров терпеливо ждал.

— Значит, внеземных цивилизаций… — наконец сказал Вовка. — Теперь многое

становится понятным. Луиджи не монах. И он никого не ждет. Он сам пришелец.

Ему нужна книга. И нашим она нужна. Все дело в секретах, как ни банально

это звучит. В военных секретах, если угодно.

— В этом я с тобой согласен. Им всем нужна книга. В книге описана какая-то

технология. Возможно даже, что перемещения во времени и пространстве здесь

ни при чем. Там что-то пострашнее.

— Возможно, — все еще размышляя, согласился Вовка. — Книга-блесенка. Ярлык.

Этот ярлык нами давно принят, и незачем его менять. Мы будем землю носом

рыть в полной уверенности, что эту книгу действительно написал Бруно.

А как же. Уникальная историческая реликвия. Но как-то уж слишком гладко

все опять получается… Как будто нас просто подтолкнули к этой мысли.

— У меня тоже были предположения, что Луиджи пришелец, — сказал Стас,

— но я от них пока что отказался. В разговоре Лютиков сказал, что мы на

пороге грандиозных событий. Луиджи говорит, что за книгой пришел пришелец

не со звезд, а из параллельного мира. Твои командиры пытались убедить

тебя, что Бианчини обычный контрабандист. Лютиков говорит, что инопланетяне

у нас частые гости, и предлагает мне сообща с ними бороться. Я одного

не пойму: почему им сразу не сказать о существовании Отдела внеземных

цивилизаций? Все издалека, наплели сказки о контрабанде…

— А может, Ермолов и не знает ничего о книге и пришельцах? — предположил

Вовка. — Дело серьезное. Про ОВЦи наверняка знают всего лишь единицы,

а ресурсы для поиска книги подключить надо. Вот и выдумали контрабанду.

А Лютиков… Ты фигура уже вовлеченная, он тебе и открылся, что есть такой

отдел. Главное для них — получить книгу.

— Но он знает о том, что было в Италии и у меня на даче.

Вовка снова замолчал, как будто упустил из виду это обстоятельство, но

почти сразу нашелся.

— Возможно, что и знает. По крайней мере, сразу становится понятным, куда

делись чертежи Бруно. Не просто сгорел твой чуланчик, профессор, подпалили

его. А чертежики тиснули. А ты все на проводку грешил. Теперь понятно,

наша работа. Почерк конторы — это как отпечатки пальцев.

Егоров ничего не ответил, лишь пожал плечами, мол, все может быть.

— Знаешь, Стас, конечно, страшновато воевать с пришельцами или монахами,

умеющими проходить сквозь время. Черт его знает, что они еще умеют и что

у них на уме. Да и мои коллеги с Лубянки им тоже не сильно уступят, если

задумают чего, но… книга. В ней все дело. Она должна быть у нас. Отдадим

мы ее или нет — это второй вопрос. И если отдадим, то кому именно. Для

начала ее нужно взять в руки. Нам взять.

— Книга уже в музее. Пузырев уехал к замминистра культуры. В музее будет

только поздно вечером.

— Я поеду с тобой. Ты как один остаешься, к тебе сразу кто-то приходит.

То монахи, то пришельцы. А сегодня, смотри, человек-легенда зашел.

— Почему Луиджи сам не забрал книгу?.. Может, действительно, он всего

лишь монах? — предположил Стас и посмотрел на Вовку.

Они запутались. Им нужно было время, чтобы во всем разобраться. А времени

не было. Как будто нарочно все так и было задумано. Все бегом, на размышление

нет ни минуты. И информацию все действующие лица выдавали не сразу, скопом,

а дозированно. Но такими дозами, что было не поднять.

Пузырев на работу так и не вернулся. Вовка, недопив чай, тихо посапывал

в кресле перед телевизором, а Стас в очередной раз набирал рабочий номер

Вадика. Никто не отвечал. Положив трубку, Егоров посмотрел на часы. Двадцать

минут второго. Все, что ему оставалось, это лечь спать, а завтра сходить

на выставку и убедиться, что книга на месте. Потом позвонить Сергею, в

крайнем случае, заставить его лично приехать в музей и сделать все, чтобы

книгу можно было взять в руки. А дальше… Дальше будет видно.

Выключив телевизор, Стас толкнул Вовку в плечо и пошел стелить ему постель.

Полуразбуженный Вовка разделся, путаясь в штанинах и рукавах, добрался

до маленькой комнаты и буквально рухнул на кровать. Стас улыбнулся, вспомнив,

как умаялся Вовка тогда в степи, в тот далекий день, когда началась та

история, постелил себе на диване и выключил в комнате свет. Засыпая, Егоров

вдруг явственно почувствовал, что книгу он завтра не увидит. Он не мог

объяснить почему. Он просто знал это.

Проснувшись утром, профессор первым делом посмотрел на часы. Без десяти

восемь. В университет сегодня нужно прийти после двенадцати, так что в

распоряжении Егорова было немного свободного времени. По пути в душ он

зашел в маленькую комнату и растолкал Вовку. Тот быстро поднялся, как

будто и не спал вовсе, а всего лишь дремал, и первым юркнул в ванную.

Пока Стас плескался под душем, Вовка поставил чайник и сварил два яйца

всмятку. Собираясь резать хлеб, он включил телевизор, чтобы послушать

новости. Стас зашел на кухню в тот момент, когда диктор объявил, что ночью

Исторический музей был ограблен. Похищены несколько книг, две иконы и

фамильная шпага Нарышкина. Профессор, не дослушав сообщение до конца,

медленно подошел к телефону и набрал номер Пузырева.

— Станислав Валерьевич, это просто мистика какая-то, — по обыкновению

заспешил Пузырев. — Книги, которые вы хотели посмотреть, снова пропали.

— С чего вы взяли, что я хотел посмотреть именно эти книги? — спросил Егоров.

— Простите, — поправился Пузырев. — Тут какое дело… я все понимаю…

я имел в виду книги из аргентинской выставки. Украли всего двенадцать

экземпляров, большая часть выставки на месте. Но, сами понимаете, здесь

сейчас столько милиции, открытие выставки переносится, я думаю, в ближайшие

два-три дня вам посмотреть книги не удастся. Мне так неудобно перед вами

и перед Сергеем. Столько раз, и из-за меня в том числе, вы не могли взглянуть

на книги, и вот теперь часть из них украли.

— У меня к вам огромная просьба, Вадик, — сказал профессор, сделав акцент

на имени.

— Да-да, да.

— Как только станет возможным, я все еще хотел бы взглянуть на книги.

— Вне всяких сомнений! И Сергей уже звонил. Просил, чтобы я, как только

появится такая возможность, сразу же сообщил вам и всячески помог.

— Огромное спасибо. До свидания.

— До свидания. Еще раз простите. До свидания.

Егоров положил трубку и, сидя в кресле, молча смотрел перед собой. Каким

бы нелепым это не казалось, но он предвидел нечто подобное. Теперь главным

было узнать, украдена книга Бруно или нет, и если украдена, то у кого

она сейчас в руках.

— Профессор, кофе остынет, — крикнул с кухни Вовка.

— Какой, к черту, кофе!

— Ты не прав, профессор, — сказал Вовка и вышел из кухни. В ру-ках у него

было полотенце. — Война войной, а обед по расписанию.

Стас поднялся из кресла. Вовка был прав. Пилить опилки было бессмысленно.

Во-первых, книга могла остаться в музее. Во-вторых, если ее все же украли…

то нужно что-то делать, а не сидеть, пуская пузыри. По крайней мере, Луиджи

должен объявиться и дать информацию. Он просто обязан появиться, кем бы

он ни был на самом деле. А вот от того, что он скажет, будет зависеть

многое.

— А скажи мне, милый ребенок, — спросил профессор, очищая яйцо от скорлупы,

— ты не смог бы по своим каналам разузнать, что там и как?

— Попробовать можно, — ответил Вовка и отхлебнул горячего кофе, — только

это не самый быстрый способ. Напрямую такие вопросы не задашь, тем более

после моей и твоей встречи. А узнавать через обходные каналы — это время.

Как минимум часов тридцать — тридцать пять.

— Время… Что такое время, не знает никто. Егоров качнул головой и, поддев

кусочек яйца ложечкой, отправил его в рот.

«Что-то уж и правда мистика какая-то получается, — рассуждал Стас за завтраком.

— Прямо как с черепом Никольского. Может, Луиджи правду сказал?»

— Ты можешь даже не сомневаться, я обязательно спрошу у кого надо, — с

набитым ртом продолжал Вовка, — но… я думаю, мы раньше все узнаем от

журналистов.

— Юрка! — крикнул Стас.

Вовка вздрогнул, и кофе из его чашки чуть выплеснулся на стол. Вовка недобро

посмотрел на светящиеся глаза Стаса и поставил чашку.

— Знаешь что, профессор, отдыхать тебе надо. Я с тобой всего третий день,

а уже почти заика.

— Ты гений, Вовка! Нам нужен Юрка Топорков.

Вовка замер.

— Точно, профессор… Я гений… Отец с ним встречался в марте. Топорков

теперь заместитель главного редактора.

— Только как у него спросить, чтобы вопросов поменьше было, — в задумчивости

сказал Егоров.

— Ты что, профессор, — улыбнулся Вовка. — Юра в таком деле за вознаграждение

работать не будет. Его придется в долю брать.

— Ты думаешь? — по глазам Стаса можно было прочитать, что он не хочет

кого-либо еще посвящать в происходящее.

Вовка был с ним согласен. Но только Юра… Не тот случай. Он однажды с

ними в таком переплете был… и верить ему можно было как себе самому.

И после Италии с ним много еще чего произошло. Несмотря на то что он газетчик,

Вовка мог руку дать на отсечение, что никто ни о чем не узнает.

— Я пошел звонить, — сказал Вовка и встал из-за стола.

Как и предполагалось, Топорков был просто счастлив от встречи, а секретарша

сразу же получила четкое указание никого ни под каким предлогом не пускать

и по телефону не соединять.

Старые друзья еще раз обнялись.

— Стас, — улыбался Юра, — как же давно я тебя не видел… лет шесть, наверное…

Да и Вовка за последние три года возмужа-ал. Скоро в большие шпиёны выйдет.

Присаживайтесь, у меня тут есть…

Топорков подошел к шкафчику и открыл дверцу.

— Юрка, мы к тебе по делу, — сказал Стас, опускаясь на стул.

— Ну а что же… — Топорков как будто обиделся, — это только налоговый

инспектор просто так заходит. В гости. А старые друзья — раз в пять лет

и исключительно по делу.

— Тут такая катавасия приключилась… — продолжил Егоров, — помощь твоя нужна.

— Хм-хм-хм… — Юра хлопнул в ладоши, потер их, сел в свое кресло и, окинув

друзей всевидящим оком, сказал: — Ну, рассказывайте. Во что вы наступили?

— Помнишь, когда мы были в Италии, там нам встретился монах? — спросил

профессор. — Луиджи Бианчини.

— А как же, — ответил Топорков, пытаясь угадать, о чем пойдет разговор.

— Конечно, помню. Я, кстати, после Италии еще года три по ночам орал,

пугал подружек.

— Так вот, он пришел ко мне на днях и сказал, что знает, где книга Бруно.

Та, что исчезла.

— «О свойствах времени».

— Правильно. Он сказал, что…

Стас вдруг подумал, что слово «пришелец» не самое удачное.

— Смелее профессор, — подбадривал Юра. — Демонов я уже видел. И чертей,

можно сказать, гонял.

— Эту книгу ищет пришелец из параллельного мира. В ней записаны какие-то

формулы о перемещении во времени и в пространстве. Эта книга не была утеряна,

как считали историки. Бруно отправил ее в будущее, хотел спрятать от пришельцев.

— Путешествие в будущее невозможно, профессор, — неуверенно сказал Топорков.

— Будущего еще не существует.

Казалось, что заявление о визите пришельца его удивило меньше, чем возможность

перемещения в будущее.

— Возможно, если идти не через время, а через пространство, — ответил

Егоров. — Но это сейчас не главное. Главное, что книга в Москве. В нашем

веке она впервые появилась…

— У нацистов, — опередил Стаса Топорков. Он знал почти все, что касалось

книги Бруно, ведь после Италии он ее искал целых четыре года. — Они больше

пяти лет вели исследования о возможности перемещения во времени.

— Откуда ты знаешь? — удивился профессор.

— Я все знаю, — Юра ответил любимой присказкой Стаса, чуть улыбнулся и продолжил уже с серьезным видом. — Но после войны книга снова пропала.

Я думаю, что американцы…

— Нет. После войны вместе с бежавшими нацистами она попала в Аргентину.

Самое главное, что каким-то образом получилось так, что сейчас никто не

знает, ни что это за книга, ни кто ее написал. А два дня назад ее привезли

в Москву на выставку в Историческом музее…

— Подожди. — Топорков чуть подался вперед. — Это ее сегодня ночью украли?

— Не исключено. Мы поэтому к тебе и пришли. Ты можешь помочь нам. Ведь

у тебя связи, знакомства.

Топорков откинулся на спинку кресла и молча посмотрел сначала на Стаса,

потом на Вовку.

— Набить бы вам… лицо, — с чувством произнес Юра.

— Мне нельзя, я при исполнении, — среагировал Вовка.

— Парень всю жизнь был прав, — Топорков кивнул на Вовку. — Ты злой, очкарик.

— Да. Не ангел, — согласился Егоров и, сняв очки, протер их носовым платком.

— Но это еще не все. Можно сказать, это только начало. Позавчера Вовка

заметил за мной хвост и проверил номер машины.

— Оказалось, свои, эфэсбэшники, — вставил Вовка. — Мне объяснили, что

Луиджи незаконно торгует антиквариатом и досье на него ведется уже четырнадцать

лет. Просили держать язык за зубами, обещали, что за профессором следить

больше не будут. Проверяли, мол, для профилактики, но, похоже, он и правда

ни при чем, а его самого скоро вызовут на беседу. И как бы между прочим

поинтересовались, не должен ли кто на днях прийти к профессору от Луиджи.

— Хочешь сказать, что они знают про пришельца? — спросил Топорков. — То

есть пришелец не просто существует, а его появления ждут?

— Вчера ко мне подошел человек, — продолжил профессор, — и сказал, что

он полковник ФСБ. Его отдел занимается внеземными цивилизациями.

— Некто Лютиков, — сказал Юра, он был явно доволен тем, что кое-что знает

и без друзей.

— Занятно, — сказал Вовка. — За два дня я слышу эту фамилию от второго

штатского. — А у нас, между прочим, не каждый офицер ее знает.

— Лютиков предложил мне работать у него в отделе, — продолжил Егоров.

— На мой вопрос, чем конкретно они занимаются, Лютиков ответил, что они

пытаются противостоять агрессии извне. Там длинный был разговор и, на

мой взгляд, достаточно абстрактный. Главное, он знает, что было с нами

в Италии, и знает, что случилось у меня на даче десять лет назад.

— Вот это уже кое-что, — задумался Топорков. — Значит, и Лютиков, и его

отдел действительно существуют.

— В принципе, — сказал Егоров, — я готов был ему поверить. Если бы не

одно. Он не на прямую, а вскользь упомянул о пришельце.

Рассказав все подробности разговора с Луиджи, Егоров замолчал, ожидая

услышать, что думает об этом Топорков. Юра сидел, положив ногу на ногу

и заложив руки за голову. Он получил грандиозную по содержанию информацию

и пытался ее переварить. Кроме того, в нем, как всегда, боролись две,

абсолютно равные половинки: друга и журналиста. Друг говорил, что нужно

быть предельно осторожным и по возможности не ввязываться в дела ФСБ.

Тем более что они все знают и сами сделают как лучше. Да и возможностей

у них наверняка больше, так что тягаться с ними бессмысленно. Вторая половина

говорила, что все только начинается и в таком важном деле, как спасение

вселенной, на государство, в любых его проявлениях, полагаться нельзя.

Если хочешь что-то сделать хорошо — сделай это сам.

— Хм, ре-бя-та-а, — улыбнулся Топорков. — А у вас весело! Как я соскучился.

Кстати, Вовка, где отец?

— Далеко. Его энтузиазма здесь только и не хватает.

— Ну да ладно, — Топорков подвел черту под лирической частью беседы и,

подавшись вперед, облокотился о стол локтями. — Перейдем к делу. Что мы

имеем? Мы имеем книгу Бруно, в которой описана некая технология. Имеем

пришельца из параллельного мира, который пришел, чтобы забрать книгу.

Также имеем Луиджи Бианчини, который просит помощи у старых знакомых,

которым однажды помог. Пришел он, по его словам, из прошлого. По этой

причине сам он книгу взять в руки не может. Пришелец где-то рядом, он

как раз может взять книгу, но монахи, судя по всему, каким-то образом

мешают ему это сделать. Отдел по внеземным цивилизациям действительно

существует, и Лютиков знает о пришельце. Сколько под его началом людей

и какие у него технические возможности, неизвестно.

Топорков замолчал на несколько секунд, соображая, не упустил ли чего,

и продолжил:

— Итак. Кроме нас есть три заинтересованных стороны. Монах, пришелец и

ФСБ. И мы между ними — как букашки. Любая из этих сторон, на мой взгляд,

если возникнет необходимость, практически не напрягаясь сможет нас раздавить.

Поэтому нам нужна книга. При любых обстоятельствах книга должна быть у

нас.

Профессор и Вовка молча слушали монолог Топоркова.

— Вовка, у себя на работе не лезь на рожон, — продолжил Юра.

— Я в отпуске.

— Тем лучше. Но, как я понял, твои начальники собираются тебя использовать

в этом деле. Стас, пока не дергайся. Я думаю, день-два у нас есть. Лютиков

непременно появится еще раз. Поюли немного. Скажи, что можешь предположить

о существовании подобного отдела, но вот поверить… Пусть покажет что-нибудь

из ряда вон выходящее. Ворами займусь я. Как мне видится, книга попала к ним случайно. Они не подозревают о том, что именно у них в руках. Самое

ценное среди похищенного — шпага Нарышкина. Если ее брали на заказ, то

книги взяли до кучи. Значит, работали непрофессионалы. А таких даже свои

сдают без зазрения совести. У нас очень неплохие шансы, господа, — заключил

Топорков. — А сейчас, профессор, можете идти на работу, а вы, юноша, продолжайте

отдыхать. Появятся новости, я позвоню.

— А кто его назначил командиром? — спросил у Стаса Вовка.

— Ну и права на роман принадлежат мне, — добавил Топорков и улыбнулся.

Вовка не ошибся. Получив свою долю возможных неприятностей, Топорков начнет

землю рыть носом и непременно найдет тех, кто ночью был в музее. Попрощавшись

с Юрой, Стас и Вовка вышли на улицу. Заместитель главного редактора проводил

их до порога, после чего вернулся в кабинет и по памяти набрал номер.

— Орлова, пожалуйста.

— Он занят, — ответила секретарша. — Что ему передать?

— Передайте, что Топорков звонит, и трубочку не кладите.

— Минуточку.

Секретарша ушла спросить у майора, будет ли он разговаривать с каким-то

Топорковым, а Юра тем временем достал из холодильника бутылку минеральной

воды и налил полстакана.

— Да, — отозвалась басом трубка.

— Здравствуй, Семеныч.

— Здравствуй, Юра. Что случилось?

— У тебя есть минут двадцать для меня?

— Ну… найду.

— Через пять минут в скверике под твоими окнами.

— Хорошо.

Взяв с вешалки пиджак, Топорков вышел из редакции.

Майор Орлов работал через дорогу, и Юра давно наладил с ним контакт. В

те далекие времена Орлов был еще лейтенантом, а Топорков всего лишь журналистом.

За приемлемое вознаграждение Дмитрий Семенович снабжал Топоркова информацией

о последних происшествиях, поэтому Юра всегда первым оказывался на месте

преступления, когда сам был журналистом, а когда вырос до заместителя

главного редактора, то его газета всегда располагала эксклюзивной информацией

о «деталях и мотивах». Журналист же при необходимости пускал «утку» об

успехах следствия, чтобы заставить преступника нервничать. А когда дела

у следователя Орлова совсем не ладились и городская пресса норовила добить

его, журналист Топорков как бы невзначай в паре-тройке статей говорил:

чего набросились на человека? Работает, жизнью рискует, а то, что следствие

в тупике, так по почерку видно, что противник матерый попался. Но и ему

тюрьмы не избежать, поскольку дело ведет именно Орлов.

При встрече журналист и милиционер пожали руки и, присев на лавочку, без

длинных предисловий заговорили о главном.

— Знаешь что-нибудь о краже в Историческом музее? — спросил Топорков.

— Так, немного, — ответил майор. — А чего это ты заинтересовался кражей?

Дело-то пустяковое. Не твой калибр, сенсации не будет.

— Угадал, — вздохнул Юра. — Не для меня. Попросил один хороший человек

разузнать подробности. Ну так что расскажешь?

— Что тут рассказывать? Воров было двое. Одному двадцать лет, другому

двадцать четыре. В музее ремонт второй год никак не кончится. Ребята два

месяца назад устроились подсобными рабочими, а вчера вечером остались

в подвале. Когда музей закрылся, они прошли в зал и взяли шпагу Нарышкина.

По пути к выходу захватили две иконы девятнадцатого века и дюжину книг

с аргентинской выставки.

— И что сигнализация?

— Я же говорю, ремонт. Четыре зала отключены. Книжная выставка была на

охране… собственно, когда они книги брали, на пульт и поступил сигнал

тревоги. Услышав сирену, они спустились в подвал, а оттуда в подсобку.

Подсобка не охранялась. Они вышли с другой стороны музея, сели в машину

и уехали.

— И что, их отпустили? — удивился Юра.

— Ты знаешь, сколько раз в музее, даже если за последний месяц брать,

срабатывала сигнализация? Восемь. Патруль приехал. Двери закрыты. Сторож

вышел, сказал, что все в порядке. По правилам положено залы осмотреть.

Пока патруль ходил по залам, ребята спокойненько уехали. Подожди, — опомнился

майор и удивился. — А зачем твоему человеку это надо?

— Да нет. То, что ты рассказал, это как раз для меня. А для человека вот

что скажи. Ты точно знаешь, кто музей обокрал?

— Абсолютно. В музее у каждой двери видеокамеры стоят. Сторож почти слепой,

но ребят быстро опознали по картотеке.

— Они что, уже сидели?

— Нет пока, но скоро сядут. У одного год условный был за хулиганство,

а другой свидетелем по этому делу проходил.

— Хорошо работаете, — льстил Топорков. — Но раз новички воровали, думаешь,

навел кто? На заказ брали?

— Есть тут информация, что шпагу Нарышкина им заказал Антиквар. Клиент

у Антиквара на нее есть. Полгода, бедный, мается, как шпагу хочется.

— А книги?

— Что книги? Книги и иконы они для себя взяли. Мимоходом. На них и сгорят,

если раньше не возьмем.

— Согласен с тобой, — беззаботно сказал Топорков. — Это они глупо поступили.

На товар покупателя нужно заранее искать. Слушай, Семеныч. Я так понимаю,

пока они шпагу Антиквару не продадут, их сложно поймать будет, — Юра посмотрел

в глаза майору.

— Да, — согласился Орлов. — Практически невозможно.

— Мне бы с ними встретиться, пока ты их не посадил.

Орлов лукаво улыбнулся.

— Покупателя на книги нашел?

— Семеныч, ты меня знаешь. Сочтемся.

Майор помолчал несколько секунд и сказал:

— Сову знаешь? Спроси у него, где искать Шурупа и Колобка.

— Допустим, Сова и согласится со мной поговорить, но вот скажет ли чего.

Ты бы позвонил ему, предупредил, что я в его автомобильную комиссионку

зайду или, если ему так спокойнее, в ночной клуб.

— Хорошо, — сказал майор. — Позвоню.

В газету Юра вернулся в прекрасном настроении. Еще сегодня утром он ничего

не знал о продолжении истории с книгой Бруно, а о пришельце слыхом не

слыхивал, и вот за какие-то полчаса он наполовину распутал клубок. Теперь

останется встретиться с ребятами и за бесценок купить у них книгу. Топорков

был горд, что не зря ест свой хлеб.

После разговора с Юрой Вовка поехал на квартиру профессора, чтобы осмотреть

ее. У него вдруг возникли подозрения, что, пока Стас был в университете,

его двухкомнатную квартирку запросто могли нашпиговать микрофонами и видеоглазками.

Эту мысль было необходимо проверить. Есть микрофоны или нет — это два

разных ответа, которые по-разному свидетельствовали о происходящем.

Егоров же поехал в университет в прекрасном настроении. Сегодня утром

ему казалось, что книгу уже не найти, но Юра был так уверен в своих возможностях,

а Вовка и его отец столько рассказывали о его журналистских расследованиях,

что профессор поверил в способности Топоркова. Чего греха таить. И милиция,

и журналисты всегда используют информаторов. Кого-то за страх, а кого-то

за деньги. Какая разница, откуда Юра узнает о книге. Главное, чтобы он

смог узнать, где она.

Возле университета, заложив руки за спину, взад и вперед прохаживался

невысокого роста толстячок. Он был одет в изрядно потертые синие джинсы,

поношенные кроссовки из белой кожи, серенькую маечку и черную кожаную

жилетку. Волос на его голове практически не было. Профессор сразу признал

его — это был тот самый толстячок, что читал газету в тот день на автобусной

остановке, когда пришел Луиджи. Егоров вдруг почувствовал, как по телу

прошла легкая дрожь, но уйти в сторону он не мог. Толстячок уже заметил

его и сделал пару шагов навстречу.

— Здравствуйте, Станислав Валерьевич, — вполне приветливо сказал толстячок.

— Здравствуйте, — в тон незнакомцу ответил профессор, собираясь пройти

мимо. Он сразу же заметил, что правый уголок губ незнакомца при разговоре

не двигается и как будто чуть отвисает книзу.

— Я хотел бы поговорить с вами, — сказал толстячок, когда профессор поравнялся

с ним.

Профессор сделал пару шагов, остановился и обернулся.

— А вы кто?

— Я тот, кто должен прийти за книгой, — спокойно сказал толстячок. Он

по-прежнему стоял, заложив руки за спину.

Егоров не знал что ответить и всего лишь смерил собеседника взглядом.

Честно сказать, он даже не искал ответа. Стас просто растерялся. Он стоял

и ждал, что будет дальше. Страха уже не было. Снова было ощущение неизбежности

происходящего.

— Я не прошу мне верить, — сказал толстячок, чуть склонив голову набок,

— хотя и надеюсь на это. Я прошу всего лишь меня выслушать. Если вы не

против, сегодня вечером я приду к вам домой. Можете пригласить кого-нибудь

из друзей. Ведь вы боитесь меня.

— Почему я должен вас бояться? — спросил профессор.

— Потому что вам сказали, что я опасен, — ответил толстячок. — Так что

вы ответите? Я могу придти к вам?

Сказать «нет» было глупо.

— Хорошо, — сказал профессор. — Приходите. Вечером, в девять часов, я

жду вас у себя дома.

— Спасибо.

Толстячок развернулся и, не сказав больше ни слова, пошел прочь. Егоров

не стал смотреть ему в спину, он даже не стал осматриваться по сторонам.

Стас развернулся и вошел в открытую дверь университета. У гардероба стояли

студенты, двое из них сидели на барьере. Когда профессор проходил мимо,

они поздоровались с ним. Егоров в ответ кивнул головой и поднялся по лестнице

на второй этаж.

Ситуация круто изменилась. Пришелец сам пришел, показал себя, сказал,

кто он и зачем здесь, но ничего не сделал. Может, он хочет собрать вместе

всех потенциальных противников и за один раз уничтожить их? Для этого

он предложил пригласить друзей? Черт возьми, а вот такого поворота событий

Стас не предвидел. И похоже, напрасно. Господи, опять сюрпризы.

Зайдя в свою каморку, Стас сразу же позвонил Вовке. Трубку никто не брал.

Телефон в его квартире тоже не отвечал. Стас тут же позвонил Топоркову.

— Это Стас. Вечером, как освободишься, приходи ко мне в университет. И Вовку найди, я не могу до него дозвониться.

— Что-то случилось? — Юра почувствовал, что у Стаса дрожит голос.

— Случилось, — сухо ответил Стас. — По телефону нельзя. Я жду вас.

— Хорошо, — сказал Топорков и повесил трубку.

Слава Богу, что лекций сегодня было всего три, да и те профессор прочел

ужасно. Ему всякий раз, перед тем как начать лекцию, приходилось извиняться

перед студентами, говорить, что он себя плохо чувствует и чтобы они не

стеснялись переспрашивать, если что-то будет непонятным. На последней

лекции был вчерашний первый курс. Профессор, как обычно, не вглядываясь

в лица, смотрел поверх голов студентов, но к концу лекции с удивлением

обнаружил… точнее, не обнаружил среди студентов девушку, с которой вчера

говорил о раскопках. Снова случайность или на этот раз нет?

У Егорова не было никакой идеи, просто, повинуясь внутреннему чувству,

после лекций он зашел к завхозу и сказал, что хотел бы повидаться с плотником.

Егор Тимурович ответил, что Толик отпросился, поехал в Институт стоматологии

резать десну. От завхоза Стас вышел еще больше озадаченный. Такое бывает,

когда все вроде бы идет правильно, но решение задачки никак не получается,

и невдомек, что ошибся ты где-то в самом начале.

Вторая половина дня тянулась ужасно медленно. Профессор сходил в столовую,

пообедал, затем поднялся в деканат, оттуда зашел к ректору. Он хотел чем-нибудь

заполнить время, чтобы только не думать о предстоящей встрече, но не думать

не получалось. Даже когда он разговаривал с людьми, в голове крутился

один и тот же вопрос: что задумал пришелец? Если это, конечно, он.

Топорков приехал около шести часов, и практически следом за ним вошел Вовка.

— Квартиру осмотрел? — без интереса спросил Егоров.

— Осмотрел. Ты знаешь, абсолютно ничего. Даже намеков нет, что кто-то

чужой заходил.

— Может, ты плохо смотрел? — спросил Топорков.

— Как положено, — пожав плечами, ответил Вовка.

— А у тебя как? — спросил Стас Юру. — Есть успехи?

— Так… чуть-чуть, — скромно ответил Топорков. — Я знаю, кто украл и

почему. Похоже, случайные воры. Сегодня вечером мне должны рассказать,

где они прячутся. Попробую с ними договориться. Что у тебя случилось?

Вовка перевел взгляд на профессора.

— Он приходил ко мне.

— Луиджи? — спросил Топорков.

— Пришелец. Он просил о встрече. Я согласился.

Егоров посмотрел в глаза друзей и безошибочно прочел в них: ну и балбес

же ты, очкарик!

— А ведь я говорил, — заметил Вовка, — что как только тебя оставишь одного,

к тебе кто-нибудь приходит.

— Ну? Кто хочет поприсутствовать? — спросил Стас.

— А не спугнем? — спросил Топорков.

— Он сам предложил, чтобы я привел друзей, если боюсь его, — ответил Егоров.

— Хороший ход, — оценил Вовка. — Положить кусочек сахара, дождаться, пока

тараканы его облепят, а потом дустом их. Главное, хлопот никаких, по щелям

ловить не нужно.

— Ну-ка вспомни-ка дословно, что он и как сказал, — попросил Юра.

— Я шел на работу, — вспоминал Стас, — он стоял у входа. Поздоровался

со мной и сказал, что хотел бы поговорить. Я спросил: вы кто? Он ответил:

тот, кто должен прийти за книгой; я не прошу мне верить, я прошу всего

лишь выслушать. Если, говорит, вы меня боитесь, возьмите с собой друзей.

Я что, спрашиваю, должен вас бояться? Вам, наверное, сказали, что я опасен,

сказал он. Вот и весь разговор.

— Да, — потер лоб Топорков. — Задачка.

— Прикольно, — сказал Вовка. — Как говорящая лягушка.

Все замолчали. Было слышно, как в коридоре уборщица ворчит на завхоза

— опять полы мыть нечем, как студентки весело смеются, как хлопнула дверь

в кабинет ректора.

— Так что делать будем? — спросил Егоров.

— Для начала думать, — ответил Топорков, неторопливо прошел до большого

стеллажа у противоположной стены и вернулся. — Допустим, это ловушка.

На что рассчитывает противник? На то, что мы придем все вместе. Кстати,

мы не знаем, кто с тобой говорил сегодня утром. Игроков немало. Мне представляется

правильным не идти всем вместе, если мы, конечно, вообще пойдем. Одного

профессора, скорее всего, не тронут. Одного его можно было где угодно

подловить. Допустим, хотели убить всех за один раз, а пришел один… Да

и вообще, нарушение планов… Они должны растеряться. Сделаем так, я буду

во дворе, а Вовка…

— Ты увлекся, писатель, — весомо сказал Вовка. — Несомненно, предложение

всем собраться настораживает, особенно в свете последних событий, но зачем

все так усложнять. Кто бы не назначил встречу профессору, идти нужно.

Идти и послушать, что он скажет. И те, и другие, и третьи рассчитывают

получить книгу. Кто сам, кто — руками профессора. Но случайные воры ломают

все планы. Что им остается? Идти к Стасу. Или туману напустить еще больше,

сказать, это он, пришелец, украл или для него украли. Что касается нас…

Всем сразу показываться не следует, я

с тобой согласен. Поэтому мы придем первыми. Через первый подъезд на чердак

и в подъезд Стаса. Ключи от квартиры у меня есть. Через полчаса придет

он сам.

— Луиджи говорил, что пришелец внешне ничем не отличается от человека,

— сказал Стас. — Только мимика несколько неполноценная. Я этого толстячка

еще в первый день приметил. Правда, далековато до него было, лицо толком

не разглядел. А сегодня, когда разговаривал, заметил, что у него правый

угол губ не двигается. Знаете, мужики, мне кажется, что это он.

— Кто он? — спросил Топорков.

— Пришелец. И еще. Я заметил, в глазах у него была какая-то безысходность,

что ли… и в то же время надежда.

— Он что, тебя на жалость давил? — спросил Топорков. — Для них облик человека

принять пара пустяков, а слезу-то он уж как-нибудь пустит.

Егоров молчал, не зная, что еще сказать.

Вовка был согласен с Юрой, встреча могла быть ловушкой. Но Стас сказал,

что чувствовал в глазах пришельца надежду. В академии говорили, что бывают

такие случаи, когда прямой и открытый контакт с потенциальным противником

является не только оправданным, но и единственно верным. Значит, нужно

встретиться и посмотреть, что к чему.

Как и было условлено, первыми в квартиру Егорова пришли Вовка и Юра. Они

сразу же осмотрелись, нет ли в квартире нежданного гостя, под кроватью

или в шкафу, зашли на кухню, выпили по чашке растворимого кофе, после

чего скрылись в маленькой комнате, оставив ее дверь приоткрытой. Без пяти

минут девять пришел профессор. Он не торопясь разделся, умылся и вошел

в большую комнату. Было душно. Профессор распахнул окно и задернул шторы.

Слабое дыхание сквозняка сразу же надуло их, словно паруса фрегата. В

ожидании гостя Стас осмотрел комнату требовательным взглядом и улыбнулся.

В памяти всплыло воспоминание первого прихода его девушки к нему домой.

В эту самую квартиру. Как он в тот день волновался и тщательно готовился…

В квартиру позвонили. Егоров подошел к двери и, не взглянув в глазок,

открыл ее. На пороге стоял невысокий лысоватый толстячок в джинсах, майке

и жилетке.

— Проходите, — посторонившись, сказал Егоров.

Гость шагнул за порог и остановился за спиной хозяина. Профессор закрыл

дверь, обернулся, жестом руки предложил пройти в большую комнату.

— Присаживайтесь, — сказал Стас, показав на кресло.

— Благодарю, — ответил гость.

Егоров сел в кресло напротив. Между хозяином квартиры и гостем стоял журнальный

столик.

— Почему ваши друзья прячутся? — спросил гость, чуть улыбнувшись.

Профессору показалось, что улыбка — это перманентное состояние его лица.

Хотя улыбка и была немного уродливой.

— Я вас не боюсь, поэтому пришел без друзей, — ответил Стас.

— Вы говорите неправду. Два человека сейчас находятся в соседней комнате.

Наверное, это Владимир и Юра. Может, им лучше присоединиться к нам, раз

уж они пришли?

— Вы правы. Юра, Володя, выходите.

Топорков вышел первым, Вовка следом. Они поздоровались, гость чуть привстал

и чуть качнул головой.

— Вы читаете мысли? — спросил Егоров.

— Нет. Просто я чувствую присутствие живых организмов.

Топорков прошел к окну напротив журнального столика, Вовка сел на диван,

стоявший у стены рядом с креслом, перпендикулярно ему. Юра остался стоять,

прислонившись к подоконнику, скрестив руки на груди.

— Поскольку я знаю, как вас зовут, — начал гость, — я представлюсь сам.

Меня зовут Гиппарх.

— Гиппарх? — удивился профессор и не смог скрыть этого удивления.

— Да. Гиппарх. Но с вашим Гиппархом я не имею ничего общего.

— Кто такой Гиппарх? — спросил Юра у Стаса.

— Историческая личность, — ответил он. — Во втором столетии до нашей эры

жил ученый с таким именем. Астроном, кроме всего прочего. Он первым сказал,

что мир звезд изменяется, когда заметил новую звезду в созвездии Скорпиона.

— Интересное совпадение, — подметил Топорков.

— Так уж получилось, — развел руками Гиппарх.

— Вы хотели о чем-то поговорить? — спросил Стас.

Гиппарх окинул всех присутствующих взглядом.

— Да. Хотел. — Он замолчал на пару секунд, затем продолжил: — Кем вам

представился Луиджи?

— В каком смысле? — поинтересовался Стас.

— Кто он, откуда?

— Он… монах, — ответил Стас. — Его орден занимается охраной, скажем

так, магических вещей, предметов магических культов, всего, что способно

разрушить мироздание.

— Понятно, — сказал Гиппарх. — Хотя странно. Вы все люди с высшим образованием,

но так легко поверили в существование магии, колдунов и адептов культа.

Я не отрицаю существование подобных сил и энергетических субстанций в

принципе, но объясняется все это совсем не колдовством, а математикой

и физикой. Законами, на которых построена вселенная. Луиджи Бианчини не

монах и уж тем более не итальянец. Его настоящее имя Зелловес. Он, как

и я, пришел к вам с Сириуса.

— Откуда? — спросил Топорков и не смог удержаться от улыбки.

— С Сириуса. Скажите, Станислав, вы видели у Луиджи на руке перстень?

— Конечно, видели, — сказал Вовка. — В Италии. Я еще просил его, чтобы

он дал мне его посмотреть. Черный перстень, с надписью серебром.

— Вы не помните, что там было написано?

— Помилуйте, Гиппарх. Это было двенадцать лет назад, — ответил профессор.

— Даже если бы я и прочел тогда надпись на перстне, то вспомнить сейчас…

— Альфа канис маиор, — провозгласил Вовка. — Чего вы смотрите? Для пятнадцатилетнего

пацана это было что-то вроде магического заклинания. Я его наизусть выучил.

— Канис маиор, — медленно повторил профессор. — По-латыни — Большой Пес.

Альфа в созвездии Большого Пса… Хм… Господи, как же я не сообразил.

Топорков недоверчиво посмотрел сначала на Вовку, потом на Стаса.

— Ты что, наизусть знаешь всю карту звездного неба? — спросил Юра. Он

сомневался в беспристрастности профессора. Ему казалось, что Стас ослеплен

грандиозностью услышанного и готов поверить во что угодно.

— Сириус не просто звезда, — сказал профессор. — В Древнем Египте жрецы

заметили, что перед разливом Нила, перед восходом солнца, в небе начинает

появляться яркая звезда. Они называли ее Сотис. Я надеюсь, мое знание

истории ты не собираешься оспаривать?

— Такие перстни носят все аникулы, которые находятся на земле, — сказал

Гиппарх. — Несомненно, это доказательство очень слабое…

— Кстати, о доказательстве, — перебил Гиппарха Юра. — Луиджи говорил,

что на Земле вы будете выглядеть как обычный человек, хотя на самом деле

вы не человек. Выдавать вас будут некоторые проблемы с мимикой. Раз уж

вы сказали, как вас зовут, может, покажете свой истинный облик?

— Вынужден вас разочаровать, — сказал Гиппарх. — Так я выгляжу и у себя

дома, и в созвездии Центавра. А малоподвижный участок кожи у рта — это…

по-вашему, ярко выраженный национальный признак. Но раз вы настаиваете,

я готов вам кое-что продемонстрировать.

В следующую секунду Гиппарх исчез из кресла, в котором сидел, и появился

на противоположном от Вовки конце дивана. Это произошло так быстро, что

ни Вовка, ни Стас, ни Юра не успели ничего заметить, хотя и не спускали

глаз с Гиппарха.

— Это… как это? — спросил ошарашенный Топорков.

— Обычная телепортация, — ответил Гиппарх.

— Вот это по-нашему, по-бразильски, — криво улыбаясь, пробормотал Вовка.

— Невероятно, — прошептал профессор.

— Минуточку, — Топорков был все еще явно растерян. — В зале не все успели

проследить за фокусом. Можно повторить?

— Извините, но мой организм вторую телепортацию за столь короткий промежуток

времени не выдержит, — грустно улыбнувшись, сказал Гиппарх.

— Телепортация настолько опасна для организма? — спросил профессор.

— Нет. Дело не в самой телепортации, а в том, что я это сделал усилием

воли. При использовании промышленных телепортов перемещение практически

безвредно для организма. Нежелательным оно становится после второго десятка

за сутки. За наши сутки, разумеется. Нежелательным, но еще не смертельным.

Опасный порог для нашего организма — около сотни перемещений подряд. Тогда

уже ничто не поможет.

Гиппарх замолчал. Земляне смотрели на него и ждали продолжения объяснения.

Но этого не случилось. Первым заговорил профессор.

— Ну что же. Скажем так, вы доказали, что ваши слова достойны внимания,

хотя, конечно, это глупо, любые слова достойны внимания. Вопрос лишь какого.

Вы хотели мне… нам что-то рассказать?

Юра ушел на кухню и вернулся со стулом. Он поставил его возле окна и сел,

облокотившись о спинку руками.

— Я хотел вам рассказать правду, — сказал Гиппарх. — О Зелловесе и о книге.

В то, что он не землянин, вы, я надеюсь, уже верите. Я не ваш враг. Я

его враг. Я знаю, что он вам наговорил про меня: лириды пытаются захватить

галактику. Не лириды, а аникулы пытаются захватить галактику. Однажды

они решили, что являются вершиной в эволюции живых организмов, и присвоили

себе право контролировать, кому и как перемещаться во вселенной, во времени

и в пространстве. Галактика давно исследована. Не скажу, что все секреты

мироздания нами постигнуты, но у каких звезд и на каких планетах есть

живые или мыслящие субстанции, мы знаем. Аникулы решили, что бесконтрольное

перемещение может принести вред.

— Какой вред? — спросил Вовка.

— Войны, болезни. Один маленький микроб в состоянии уничтожить все живое

на планете. Такие примеры не единичны. Но сейчас с этим можно бороться,

если организовать межгалактическую карантинную службу. Договоренность

между обитателями планет и миров существует. Осталось ее выполнить. Но

дело вовсе не в биологической безопасности. Аникулы, и только они, будут

решать, какая цивилизация готова к перемещениям во времени и в пространстве,

а какая — нет. Болезнь это всего лишь красивый предлог, чтобы насадить

диктатуру. Не во всех мирах есть знания, позволяющие перемещаться в пространстве,

не говоря уже о времени. Контроль над этими знаниями дает власть. Мы выступили

против подобного контроля, подняли восстание. Мы считаем, что каждый имеет

право на свободное перемещение в пространстве. Ни у одной из живых форм

нет права собственности на вселенную. Она принадлежит всем. И тогда началась

война. Те цивилизации, что поддерживают нас, подлежат уничтожению. В галактике

уже есть планеты, на которых никогда не будет жизни. Нас, повстанцев,

немного. Большинство миров, не имеющих технологий, необходимых для сопротивления агрессии из космоса, решило признать над собой власть аникулов. Но это

еще не конец. В галактике есть цивилизации, способные защитить себя и

другие миры, но у них нет технологии перемещения. Аникулы поняли это и

оставили их в покое. Пока оставили. Они не могут уничтожить эти планеты,

но и аникулам от них нет никакого вреда. А когда галактика будет полностью

подчинена аникулам, придет время непокоренных. Нам не хватает знаний,

чтобы защищаться. В книге Бруно они есть. Он помог нам решить несколько

задач. Мы и наши союзники готовы освободить галактику и можем это сделать,

но нам нужны знания о перемещении. К тому же в этой книге есть то, чего

аникулы не знают. Поэтому Бруно и спрятал книгу в будущем. Они давно охотятся

за ней.

— Леденящая кровь драма, — сказал Топорков и тут же добавил, чтобы не

обидеть собеседника. — Не поймите превратно, но, согласитесь, поверить

в это сложно.

— Почему? — спросил Гиппарх.

— Оружие и, так сказать, средства его доставки, — пояснил Топорков, —

обычно совершенствуются параллельно. Если цивилизация придумала средства

уничтожения, она должна располагать технологией его доставки до места

применения. Они, как правило, двойного назначения и одно вытекает из другого.

— Предположим, — сказал Гиппарх. — Первые идеи ядерного взрыва появились

у вашей цивилизации, если я не ошибаюсь, еще в конце девятнадцатого века.

Правда, тогда все видели всего лишь колоссальную энергию атома и об оружии

никто не помышлял. Ядерный взрыв способен уничтожить не только планету,

но и звездную систему. Вы располагаете этим оружием, однако вы до сих

пор не вышли не то что за пределы солнечной системы, вы не были ни на

одной другой планете.

— Это дело ближайшего времени. В космос человек уже летает запросто. Был

на Луне, — сказал Егоров.

— На Луне не было человека, — улыбнулся Гиппарх. — Это мистификация.

— Возможно, — согласился профессор. — Ходят такие разговоры. Но в космос

мы уже вышли. Готовятся первые межпланетные экспедиции.

— Подняться в космос и путешествовать в нем — это не одно и то же. И вы

еще очень не скоро научитесь это делать. Но я говорю не о космических

кораблях, а совсем о других перемещениях.

— По-моему, мы ушли в сторону от главного, — сказал Топорков. — От книги.

Почему вы не возьмете ее сами?

Вопрос был прямой. И плести кружева, отвечая на него, по мнению Топоркова,

у Гиппарха не получится.

— Зелловес и его штурмовики рядом, — ответил Гиппарх. — Он помешает мне

это сделать.

— Почему аникулы не возьмут книгу? — спросил Вовка.

— Потому что мы всегда рядом. Мы следим за ними. Если они попытаются взять

книгу… Мы не допустим этого.

— Странно, — сказал профессор. — Луиджи столько сделал для нас. Он несколько

раз спас мне жизнь. Теперь приходите вы и объявляете его галактическим

тираном. Как я могу не поверить другу и поверить случайному знакомому?

— На этом и был построен весь расчет, — сказал Гиппарх. — Вся комбинация.

— Расчет? — усмехнулся Вовка. — С Луиджи мы познакомились в Италии двенадцать

лет назад. Причина — череп Никольского, исчезнувший вместе с поездом.

Это что, тоже расчет?

— Вне всяких сомнений, — сказал Гиппарх.

Земляне не выдержали и сдержанно рассмеялись.

— Поезд исчез в тысяча девятьсот одиннадцатом году, — сказал Топорков.

— Не слишком ли долго Луиджи пришлось ждать нашего появления?

— Это для вас прошло почти сто лет, — сказал Гиппарх. — Луиджи проходит

сквозь время, Станислав. Вы что, действительно думаете, что кто-то случайно

продал на аукционе чертежи машины времени, пусть даже они считались просто

эскизами, за копейки, когда им цена сотни тысяч и их ищут историки всего

мира?

— Согласен с вами, — сказал профессор. — Это странно. Но почему вы не

допускаете случайностей? Ведь в мире существуют еще более странные случайности?

— Нет случайностей, — сказал Гиппарх. — Все они закономерны. Основа вселенной

— математика. В ней не может быть случайностей. Они исключены. Неужели

вы верите в то, что табурет столько лет стоял и не привлекал вашего внимания

тем, что подгнил, и как только вы на него взобрались, ножка вдруг подломилась?

— А почему нет? — спросил Топорков.

— Станислав случайно попал в то время, — продолжил Гиппарх, — когда у

него был шанс добраться до машины времени, которую мог построить Бруно.

Если бы Станислав оказался в другом времени, у него не было бы даже надежды

вернуться. А помощь со стороны постороннего, пусть даже Зелловеса, насторожила

бы его. По крайней мере, сейчас, когда я вам все расскажу. Допустим, что

дата «выбралась» случайно, но кошель с деньгами вы нашли не просто так.

— А что могло мне помешать найти кошель? — спросил профессор.

— Это не просто кошель, а кошель купца Малышева, дом которого стоял на

перекрестке вблизи ярмарки, и если бродить по городу начиная от ярмарки

или от реки, где был кулачный бой, то непременно выйдешь к нему. Это не

слепой случай, это точный математический расчет расположения улиц. А дальше?

Купец вас берет на службу, совсем незнакомого человека, это когда у него

есть кандидаты, которых он знает годами. Десятилетиями. И место вы заняли

человека, которого неизвестно кто пырнул ножом и при этом не ограбил.

А при нем была солидная сумма денег.

— Пожалуйста. Вот вам и аргумент, — сказал Вовка. — Если бы Луиджи это

подстроил, то и деньги бы пропали, чтоб все выглядело совсем достоверно.

— Оставьте Зелловесу право хотя бы на одну ошибку, — сказал Гиппарх. —

А то он уж совсем идеален в ваших глазах. Вам не показался знакомым сотник,

который не дал зарубить вас у пристани? Или вы не слышали, что он спас

жену Малышева от болезни и купец считал себя ему обязанным? Вспомните,

как странно вел себя купец во время вашего знакомства и как странно он

вам предложил работу.

— Допустим, это так, — сказал профессор. — Но я не пойму, зачем Луиджи

было нужно отправлять меня в прошлое.

— Чтобы там помочь вам. Чтобы вы знали, что путешествия во времени возможны.

Чтобы вы считали, что он вас в очередной раз спас.

— Он и так знал о машине времени, — сказал Вовка. — Я же отнес череп Никольского

в могилу.

— Знал, но не испытал те ощущения, которые можно испытать только очевидцу.

Вся история земной цивилизации повторяется, но на новом витке спирали.

Зелловес познакомился с вами в настоящем, отправил в прошлое и пришел

к вам в будущем. Он замкнул время в кольцо, и у него получилось. Вы ему

поверили.

— Извините, Гиппарх, — сказал Топорков. — Раз уж мы согласились прийти

и выслушать вас, наверное, правильным будет выслушать все, что вы сможете

нам рассказать. Поэтому не стесняйтесь подробностей. Для нас вся эта история

началась с поезда. Если можно, пожалуйста, поподробнее, как и что произошло

с ним.

— Охотно, — сказал Гиппарх. — Я не зря предложил профессору прийти с друзьями.

Я надеялся услышать ваше мнение. Профессор Егоров склонен увлекаться в

доверии… Но раз по порядку, то по порядку. Как исчез поезд, вы знаете:

облако белого липкого тумана. Одна из форм телепортации дает подобный

эффект. Большинство земных исследователей сходятся на мысли, что поезд

был телепортирован. Пассажиры отправлены в прошлое, где мексиканский психиатр,

естественно, ничего не подозревая, отработал отведенную ему роль. Все

выглядит более чем достоверно. Поезд исчез, люди попали в прошлое. Число

пассажиров с числом сумасшедших совпадает. А поезд время от времени показывают

то там, то тут, для пущей убедительности стараясь привязать место появления

поезда к железной дороге. В прошлом или в будущем.

— А как же череп? — спросил Вовка. — Как же два мужика огромного роста?

Кто они?

— Миры бывают параллельными, — ответил Гиппарх, — и не всегда они населены

человекоподобными существами. Одних из этих существ вы видели. Вы спросите,

почему именно так? Я не знаю почему, но человек на земле очень склонен

к мистике. Зелловес рассчитал и угадал. Вы заинтересовались и ввязались

в игру, приняв все за чистую монету.

— А как же Бондарь, библиотекарша? — неуверенно спросил Топорков. — Рассказы

о Лукавском?

— Статисты, — улыбнулся Гиппарх. — Библиотекарша, она же старуха из подземного

перехода, — одна из аникулов. А Бондарь… Зелловесу был нужен антипод,

чтобы показать, что он сам на стороне добра. Психология Бондаря подходила

для Зелловеса. Он подкинул ему кое-какую информацию, вовремя подкинул

мыслишки, и тот поверил, что может стать властелином мрака. Лукавский

и Бондарь верили, что играют с темными силами, что могут получить от них

власть. Я не отрицаю, потому что эти силы существуют. Но не в этой истории.

— Почему вы не пришли раньше? — спросил Топорков. — Почему не вмешались,

когда ваш противник только начинал игру?

— Вмешиваться раньше не имело смысла. — сказал Гиппарх. — Во-первых, мы

узнали о планах Зелловеса только тогда, когда к нам в руки попал его отчет.

То есть когда он только начал строить комбинацию. Если бы я пришел к вам

в Италии или до нее, вы бы мне точно не поверили да еще приняли бы за

демона. Сейчас же Зелловес выстроил законченную комбинацию, все карты

открыты, и я могу показать места в его пасьянсе, его же и обличающие.

Гиппарх замолчал. Егоров смотрел перед собой, Топорков наблюдал за профессором.

Вовка поднялся с кресла и ушел на кухню. Там он налил себе стакан воды

и за несколько глотков выпил его.

— Что вы хотите от нас? — спросил Вовка, стоя у двери кухни с пустым стаканом

в руке.

Егоров и Топорков посмотрели сначала на Вовку, а затем на Гиппарха. Вопрос

был точный и задан вовремя.

— Мне нужна книга, — сказал Гиппарх. — Она содержит колоссальные знания,

при помощи которых можно спасти или погубить галактику. Я почти подобрался

к ней, но музей ограблен. Мне ее теперь не найти. Вы местные. У вас больше

шансов. Я прошу вас о помощи.

— Но если мы ошибемся в вас, то погубим галактику, — сказал Егоров.

— Я не требую помощи, — ответил Гиппарх. — Я ее прошу. Вам решать, враг

я или друг.

В комнате снова повисла тишина. Через минуту Гиппарх поднялся с дивана.

— Спасибо за то, что выслушали меня. Мне пора. Я надеюсь на вашу помощь.

— Если книга будет у нас, — спросил Топорков, — и мы решим передать ее

вам, как нам найти вас?

— Я сам к вам приду. Главное, чтобы книга была у вас.

Вовка и Юра остались в комнате, Стас проводил гостя и, закрыв за ним дверь, вернулся.

— Я думаю, он врет, — тут же сказал Топорков. — Он просто потерял книгу

из виду и без нас ему будет трудно ее найти. Во всяком случае, у нас —

в этом я с ним согласен — как у местных, больше шансов. К тому же Луиджи

сразу сказал: я не могу ее взять, но могу помешать.

— Это с одной стороны, — сказал Вовка, — но с другой, если поверить Гиппарху…

история с поездом укладывается в стандартную многоходовую комбинацию,

когда первые события происходят за несколько лет до основных и люди, вовлеченные

в дело, ничего не могут заподозрить именно поэтому. Такие комбинации —

гордость всех разведок. Иногда вовлеченный человек годами ждет своей минуты,

чтобы сыграть отведенную ему малюсенькую роль и не догадаться, что все

было подстроено еще лет десять назад.

— Сотник действительно был похож на Луиджи, — сказал Егоров и опустился

в кресло. — Знаете, ребятки, похоже, он прав. Все было подстроено. В конце

концов, объясните мне, как тогда, в Италии, монахи смогли точно узнать

место появления поезда? И в средневековой Москве… я всегда чувствовал

чье-то присутствие. Как будто за мной кто-то следил. И Малышев… когда

я принес ему кошелек, предложил накормить меня и почти сразу спросил,

умею ли я считать. Дворовые его все ко мне с подозрением относились, а

он нет. Таким доверием обличил, что я даже растерялся поначалу.

— Но ты же не взял чужие деньги… Почему ему тебе не поверить? — спросил

Топорков. — Стас, Гиппарх просто по-своему трактует события. Это я тебе

как газетчик говорю. У каждого происшествия есть несколько трактовок.

Все зависит лишь от акцентов. Это как в школьном примере: «Казнить нельзя

помиловать». Где поставишь запятую, оттуда и смысл потечет.

В квартиру позвонили. Разговор оборвался на полуслове, все переглянулись.

Профессор поднялся с кресла и пошел открывать дверь. Когда он вернулся

в комнату, на его лице была отображена сложная смесь удивления, смеха,

разочарования и страха. Из-за спины профессора вышел Луиджи и, увидев

всю компанию в сборе, растянул лицо в широкой улыбке.

— Здравствуйте, друзья. Как я рад вас видеть! А Вовку просто не узнать.

Подрос.

— Я им все рассказал, — сказал Стас, показывая Луиджи на диван. На то

самое место, где двадцать минут назад сидел Гиппарх. — Присаживайся.

— И правильно сделал, что рассказал, — ответил Луиджи, сразу став серьезным.

— Ну что же, друзья. Вы знаете, что происходит, и знаете, чем все может

кончиться. Я слышал, что книга украдена, и даже не знаю, как теперь нам

быть.

— Ты уверен, что украли именно эту книгу? — спросил Вовка.

— Да. Мы проверили, — вздохнул Луиджи. — Я думаю, пришелец теперь попытается

захватить одного из вас в заложники, чтобы вы нашли ему книгу. Будьте

осторожны, друзья. Он умеет читать мысли и усилием воли может телепортировать

себя.

— Как он выглядит на самом деле? — спросил Топорков.

— Я хотел сказать, что он никак не выглядит, но это будет неправда. Представьте

себе сгусток энергии, висящий в пространстве. Нечто похожее было описано

в бумагах о культе «Двенадцати голов». Серая масса, которая, перед тем

как проникнуть в живое существо и завладеть им, формируется в кокон.

— От него существует защита? — спросил Топорков. — Как-то с ним можно

бороться?

— Когда это сгусток энергии, мы ничего не можем ему сделать. Но как только

он проникает в живой организм… все, что может убить организм, может

на какое-то время остановить и пришельца.

— Хорошенькое дело, — сказал Вовка. — Он может телепортироваться, читать

наши мысли… При желании может любого из нас в клочья… а мы можем противопоставить

только изматывание противника бегом.

Вовка замолчал, как всем показалось, не сказав всего, что хотел. Он смотрел

на правую руку Луиджи.

— Слушай, это то самое кольцо, что ты давал мне посмотреть в Италии?

— Что? — не понял Луиджи. — А… кольцо… Да, это оно.

Стас и Юра осторожно наблюдали за реакцией Луиджи.

— Не может быть… покажи… — улыбнулся Вовка и протянул руку. — Это

все равно что карусель из детства.

— Извини, оно не снимается, — сказал Луиджи и протянул Вовке правую руку.

Вовка взял руку и, посмотрев на кольцо, медленно прочел надпись.

— Альфа канис маиор. Что это значит?

— Альфа в созвездии Большого Пса, — ответил Луиджи. — Звезда Сириус. Когда

я первый раз увидел это кольцо, то оно меня настолько поразило… Считается,

что оно принадлежало Гиппарху. Древнеегипетский ученый, открывший изменение

звездного неба. Станислав знает о нем больше, чем я.

— И не только Станислав, — улыбнулся Юра. — Он был здесь.

— Кто, Гиппарх? — усмехнулся Луиджи.

Топоркову эта усмешка показалось наигранной, и он не пожалел, что сказал

об этом.

— Гиппарх, — подтвердил Вовка. — Минут двадцать назад он сидел на том

самом месте, где ты сейчас сидишь.

— Луиджи, ты знаешь, о ком мы говорим? — не давая гостю опомниться, спросил

Егоров.

— Мне сложно сказать однозначно, — ответил Луиджи. — Если вы говорите

о древнем ученом, чье кольцо я ношу, то знаю, но как он мог попасть на этот диван?

— Он был здесь, — повторил Егоров. — Пришелец с Сириуса.

— Пришелец был здесь? — Луиджи перестал улыбаться. — С чего вы взяли,

что он с Сириуса? А-а-а… это, наверное, он вам сказал… теперь я понимаю.

Он назвался вам Гиппархом. Он, наверное, даже объяснил вам, почему у него

не шевелится щека?

— Он еще много чего нам рассказал, — сказал Топорков. — Про тебя, про

поезд, про книгу.

— Разве вы не понимаете, что он лжет? — с чувством удивился Луиджи. —

Книга украдена. Ее местонахождение неизвестно. Вот он и пришел, чтобы

запутать вас, а если удастся, то вашими руками забрать книгу. Я же вам

говорил, что он умеет читать мысли. Он просто использовал ваши мозги,

чтобы выставить себя в удобном ему свете. Он рассказал вам то, во что

вы были готовы поверить, ведь он знал, о чем вы думаете.

— То, что он умеет телепортироваться, он нам сам показал, — продолжил

Топорков. — А еще он нам сказал, что ты тоже не человек. Ведь ты аникул

Зелловес?

— Чушь какая… — как будто ошарашенный, ответил монах. — Станислав, мы

с тобой знакомы уже много лет. Я понимаю, ребята мне не верят, потому

что он их запутал, но ты… ты же почти жизнь прожил. Ты вспомни, где

ты был и что все время делал я.

— Не обижайся, Луиджи, — сказал Топорков. — Мы тебя ни в чем не обвиняем.

Мы просто пытаемся разобраться. Ты сам назвал цену этой книге — галактика.

Мы не имеем права ошибиться. Нам только что сказали, что ты очень многое

подстроил, чтобы заполучить эту самую книгу. На первый взгляд все выглядит

вполне достоверно.

Юра замолчал. Луиджи молча смотрел прямо перед собой.

— Все правильно, — сказал Луиджи. — Но я не буду оправдываться. Это глупо.

Я постараюсь вам доказать, что я не солгал ни слова.

Луиджи поднялся с дивана и пошел на кухню. Все следили за ним. Выйдя из

кухни, Луиджи подошел к журнальному столику.

— Вы правильно сделали, что не поверили ни ему, ни мне. Главное, найдите

книгу и никому не отдавайте ее, пока не будете уверены.

Луиджи вывел из-за спины руку, и все увидели в ней столовый нож. Полоснув

ножом по левой ладони, он бросил его на столик.

— У меня пока что нет других доказательств того, что я человек, — сказал

Луиджи, показывая разрезанную ладонь. Кровь закапала на паркет.

Монах достал из кармана носовой платок и, прижимая его правой рукой к

разрезанной левой ладони, вышел из комнаты. Стас вышел следом за ним.

— Луиджи, подожди.

Входная дверь хлопнула. Вовка осторожно, чтобы не оставить своих отпечатков,

двумя пальцами взял нож за кончик лезвия и осмотрел кровь, оставшуюся

на нем. Егоров вернулся в комнату. По его лицу несложно было понять, что

он растерян.

— Юр, у тебя наверняка есть связи не только среди воров, но и среди врачей,

— сказал Вовка. — Не мешало бы проанализировать, что это за вещество.

— Кровь может быть идентичной, раз мы похожи внешне, — сказал Стас.

— Ерунда, профессор. Среда постоянного обитания откладывает отпечаток

на организм. Разница в химическом составе обязательно должна быть.

— А если это просто фокус? — спросил Топорков. — Как в кино.

— Вам не кажется странным этот визит? — сказал Стас, всем своим видом

показывая, что самое главное и Юра, и Вовка упустили из виду.

— Случайно зашел на огонек? — предположил Вовка.

— Врет, — качнул головой Топорков. — Он знал, что Гиппарх был здесь. Может,

просто испугался, что мы поверим не ему, а Гиппарху?

— Стас, Юрка прав, — сказал Вовка. — Книга должна остаться у нас.

Через десять минут Топорков поехал на важную встречу. Майор выполнил обещание,

Сова ждал журналиста. Вполне возможно, что через пару часов его сведут

с людьми, обокравшими Исторический музей, и, если книга еще у них, возможно,

ему удастся договориться о ее продаже. Вовка снова остался ночевать у

профессора. Время было позднее, идти домой было бессмысленно. Да и спокойнее

так. Для Вовки. Ведь стоит профессору остаться одному…

Еще на подходе к ночному клубу Юра услышал вселенское веселье, доносившееся

из открытых дверей «Спрута». Савелий Валерьянович Зямушкин, а для знакомых

просто Сова, открыл этот клуб четыре месяца назад. Откуда он брал деньги,

никто толком не знал, но то, что дела у него шли хорошо, видели все. Кроме

всего прочего, Сова оказывал небольшие услуги пострадавшим от краж. За

небольшое вознаграждение он выходил на похитителей и передавал им пожелание

бывших владельцев вернуть свои вещи за некоторое вознаграждение. Если

удавалось договориться, Сова получал еще небольшую дольку от другой стороны.

Топорков сильно рассчитывал на Зямушкина. Если и была возможность выкупить

книгу у воров, то лучше это было сделать в ближайшие день-два. Кем бы

ни были на самом деле Гиппарх и Луиджи, им ничего не мешало постараться

получить книгу в обход профессора. К тому же, узнай ФСБ, что книга Бруно

была среди похищенных из музея экспонатов, вряд ли упустило бы случай

заполучить ее. Да и шансов у них больше, чем у кого бы то ни было. А сами

воры… не продав книги с наскока, они могли просто выкинуть их и уехать

из города.

У дверей «Спрута» Топоркова встретили два здоровенных богатыря. Ростом

они были за два метра и наверняка вдвоем могли запросто запихнуть легковой

автомобиль в телефонную будку.

— Куда? — спросил Топоркова один из охранников.

— К Сове. Мне назначено.

— Пошли, — сказал другой охранник и вошел в клуб первым, Топорков шел следом.

В зале в легкой дымке и в ярком свете сотни мигающих огней в такт музыкальным

ритмам дергались около пятидесяти человек. Приблизительно столько же сидели

за столиками, поставленными вдоль стен, и пили напитки. Изнутри клуб был

похож на танцплощадку под крышей. За барной стойкой в белой безрукавке

и красной бабочке бармен, готовя коктейли, жонглировал шейкером. Топоркова

провели через зал, затем — по длинному прямому коридору, в конце которого,

распахнув перед ним дверь, легким толчком в спину помогли войти в рабочий

кабинет Зямушкина. Дверь тут же закрылась, и Юра услышал, как щелкнул

предохранитель пистолета. Через секунду холодный ствол уперся в его теплый

висок. Не двигая головой, Юра окинул слабо освещенную комнату взглядом.

Очевидно, она была достаточно большой, если включить свет. Сейчас же горела

только одна настольная лампа. За невероятным по размерам столом, откинувшись

на спинку кресла, сидел маленький человек, может быть, даже карлик, и

курил огромную сигару. Одет он был в белую шелковую рубашку с черной бабочкой

и черные брюки. Сова лишь на мгновение взглянул на гостя и вяло продолжил

пускать к потолку дымные кольца.

— Ты кто? — спросил Сова и пустил к потолку струю дыма.

— Журналист.

— Да? Так я интервью не даю.

Голос у Совы был немного высоковат и говорил он с каким-то акающим акцентом.

Признаться, самого Зямушкина Юра никогда не видел и даже не знал, как

он выглядит. Могло так статься, что за столом сидел не он.

— А кто тебе сказал, что я его возьму?

Сова затянулся и выпустил к потолку три геометрически правильных кольца.

— Так и быть. Сделаю вид, что не слышал. Тебе чего здесь надо?

— Орлов разве не звонил? — удивился Юра, всем своим видом пытаясь показать,

что ему, собственно, ничего не надо и он может запросто уйти. Если отпустят.

— Звонил.

— Он все сказал?

Сова выдержал паузу, затянулся сигарой, пустил к потолку пару колец, убрал

ноги со стола и сказал:

— Кто взял музей, я знаю.

Сова выдержал многозначительную паузу.

— Их двое. Того, что повыше, зовут Шуруп, тот, что толстый, — Колобок.

За информацию ты мне ничего не должен. Передай только этим лягушатам,

что если еще раз они перебегут мне дорогу, я им лапки отстригу садовыми

ножницами, — Сова посмотрел на диван. — Отвезете, откроете дверь, представите

и обратно. Пусть сам разговаривает.

Топорков повернул голову направо и только теперь разглядел, что там стоит

диван, а на диване кто-то сидит.

К Юре подошел молодой парнишка лет двадцати пяти, одетый по американской

моде шестидесятых годов. Воротник малиновой шелковой рубашки лежал поверх

воротника клетчатого коричневого пиджака, манжеты с золотыми запонками

выползали из рукавов, на ногах — лаковые белые туфли с узкими носками.

По всему было видно, что этот человек себя очень любит и уверен, что его

любят все женщины планеты. За спиной плейбоя стоял здоровенный негр лет

тридцати в серых брюках, белой майке, обтягивающей панцирь мышц. Юра сразу

вспомнил Геркулеса из «Пятнадцатилетнего капитана». Плейбой махнул кистью

правой руки, показывая, что нужно идти за ним. Топорков попрощался с Совой

и вышел в коридор. Следом за Юрой вышел негр.

Возле «Спрута» стоял старый, разрисованный под дракона БМВ. Увидев машину,

Топорков засомневался, что та сможет тронуться с места. За руль сел плейбой.

Негр, к удивлению Топоркова, открыл перед ним переднюю дверцу, а сам залез

на заднее сиденье. Машина заурчала, резко взяла с места, заставив пассажиров

вжаться в спинки кресел.

Плейбой ловко вел авто, небрежно высунув локоть левой руки в открытое

окно, правую положив поверх руля. Негр всю дорогу молчал.

— Это Федя, — сказал плейбой, качнув головой в сторону приятеля. — Он

немой. Говорить не может, а слышит хорошо.

— Говорить не главное, главное понимать, — осторожно заметил Юра.

— С этим все в порядке. И удар с правой у него сто шестьдесят три килограмма.

Ты с лягушатами долго не разговаривай. Их за людей никто не считает. Всю

жизнь на побегушках были. А тут гангстерами себя почувствовали, музей

ограбили. Только назад мы тебя подвезти не можем. Сам как-нибудь добирайся.

— Доберусь, — сказал Топорков. — Далеко еще?

— Приехали.

Автомобиль свернул в переулок, въехал в арку ближайшего двора и остановился.

Во дворе было темно, лишь два больших желтых круга от фар на стене напротив

рассеянным светом освещали странные, незнакомые очертания. Дом был сталинский,

двенадцатиэтажный. Он был похож на башню, если смотреть на него со стороны,

и на колодец, если, стоя во дворе, поднять голову вверх. В этот колодец

можно было попасть лишь через две арки, зиявшие в противоположных стенах.

Справа и слева два подъезда. Юра давно не видел такого запустения. Складывалось

впечатление, что дом предназначен под снос и всех жильцов давно выселили. Плейбой поднял голову наверх.

— Видишь свет на четвертом этаже?

— Вижу, — сказал Топорков.

— Их нора. Дом выселили. Кроме них никого нет. Ты только смотри не замочи

их. Они должны много. Тогда на тебя все повесят.

Подниматься по лестнице было еще страшнее, чем ехать на машине. Перил

практически не было, в среднем одна из трех каменных ступеней лестничного

марша была разбита и, проседая под ногами, держалась на одной арматуре.

На площадке четвертого этажа плейбой остановился, взяв пиджак за лацканы,

встряхнул его, поправил, передернул плечами и, повернувшись к негру, сказал:

— Федя, открой нам дверь, пожалуйста.

Федя подошел к двери, с шумом втянул ноздрями воздух и ногой высадил дверь,

выломав замок с кусками дверного косяка, плейбой нырнул в темный коридор

первым, Федя — вторым. Топорков немного замешкался, растерявшись от быстроты

и натиска, с которыми разворачивались события, но тут же пришел в себя

и вошел в квартиру.

В коридоре было темно. Один из дверных проемов слабо мерцал серо-голубым

светом. Юра вошел в комнату. Плейбой и Федя стояли по краям дивана, на

котором сидели два напуганных до смерти «лягушонка». На низком столике,

стоявшем перед диваном, валялись пустые пакеты из-под чипсов, пять пустых

и три полных пивных бутылки. В углу напротив стоял телевизор. До прихода

гостей «лягушата» смотрели прямую трансляцию гонок «Формула-1». Один из

них был тощ и высок, другой — толст и мал ростом.

— Там… было незаперто? — спросил Шуруп, проглотив недожеванные чипсы.

— У-гу, — сказал плейбой, кивнув головой.

— Раз вошли, присаживайтесь… — пролепетал Колобок, показывая бутылкой

в правой руке на старые кресла, стоявшие по краям столика, и стулья возле

стены.

— М-может, пива? — неуверенно спросил Шуруп.

— Так вот, шестерки, — как будто не услышав предложения, сказал плейбой.

— К вам зашел поговорить очень серьезный человек. Я бы на вашем месте

ко всему, что он скажет, отнесся с большим вниманием. А Сова просил вам

передать, что в следующий раз, когда соберетесь ему дорогу перебежать,

он вам лапки садовыми ножницами отстрижет. Не скучайте.

Плейбой развернулся и, махнув рукой Феде, вышел в коридор. Негр недобро

посмотрел на диван и вышел следом за плейбоем.

Входная дверь хлопнула и, отскочив от косяка, со скрипом приоткрылась.

— Я тебе сказал: на цепочку закрывать дверь надо, — жалобно, сквозь зубы,

процедил Колобок.

— Сам и закрыл бы, — растерянно ответил Шуруп.

Колобок поднялся и, что-то бурча себе под нос, вышел из комнаты. Шуруп

настороженно смотрел на ночного гостя, которого к ним прислал Сова. Юра

вдруг испугался, что в этих пустых головках может возникнуть преглупейшая

мысль. Не имея желания получить чем-нибудь тяжелым по затылку, Топорков

взял стул, поставил его так, чтобы видеть одновременно и диван, и дверь

комнаты, и сел на него.

Через несколько секунд в комнату вернулся Колобок. Он щелкнул у двери

выключателем, под потолком загорелась тусклая лампочка, озарив комнату

грязно-желтым светом. Колобок с опаской посмотрел на незнакомца и, пройдя

между ним и столиком, сел на диван рядом с приятелем. И Шуруп, и Колобок

с нехорошими предчувствиями ждали, что скажет гость. Гость для начала

огляделся.

Комнатка была небольшой, четыре на три метра. Темно-синие с золотыми вензелями

засаленные обои кое-где были ободраны. Если не считать пустых пивных бутылок

на полу, в комнате было прибрано. Единственное окно было завешено куском

красной шторы с золотистой бахромой по одному краю. В дальнем углу стоял

телевизор, рядом с ним — сервант без дверцы, у противоположной стены —

диван, перед ним — низкий столик. В правом углу комнаты были в кучу свалены

стулья, семь или восемь. По всему было видно, что ребята здесь не живут,

а всего лишь от кого-то прячутся.

— А ничего квартирка, — добродушно сказал Топорков. — Если получше прибраться,

будет очень даже миленько.

— У вас к нам дело? — с едва уловимым волнением в голосе спросил Колобок.

— Для начала успокойтесь, — сказал Топорков. — Я всего лишь журналист.

Юра достал из кармана визитную карточку и бросил ее на столик. Шуруп недоверчиво

взял в руки кусочек картона, прочитал, что на нем написано, и передал

приятелю. Колобок быстро забегал глазами по визитке, пытаясь сообразить,

в чем тайный намек. Шуруп заметно успокоился, отхлебнул пива из бутылки,

которая все это время была у него в правой руке, и посмотрел на Юру уже

немного нагловато.

— А я тебя помню, — развязно сказал Шуруп, откинувшись на спинку дивана.

— Тебя на прошлой неделе по телевизору показывали. Ты у президента интервью

брал. Вас там много было, десятка полтора.

— Брал, — качнув головой, согласился Топорков.

Колобок все еще с опаской посмотрел на газетчика, потом на друга и, не

заметив у него какой-то откровенно негативной реакции, тоже начал немного

успокаиваться.

— Так что у вас за дело? — снова спросил Колобок.

— Я слышал, это вы музей сработали, — сказал Топорков.

— Мы не даем интервью, — ответил Шуруп.

— Книги еще у вас? — спросил Топорков.

Колобок и Шуруп переглянулись.

— А зачем вам это… — начал было говорить Колобок, но Шуруп коротко ударил

его локтем в левый бок, и Колобок замолчал.

— Кое-что осталось, — сказал Шуруп. — Хочешь купить?

— В зависимости от того, что у вас осталось.

— Я наизусть не помню, — небрежно сказал Шуруп. — Две библии, тысяча шестьсот

сорокового и пятьдесят четвертого года, Вольтер, Петроний, какие-то книжки

инков и еще всякий мусор без названия. Все в подлиннике. В магазине такое

не купишь.

— Я бедный, — улыбнулся Топорков. — Такие книги мне не по карману.

— Тогда чего вы хотите? — спросил Колобок

— Я хочу спасти вашу шкуру, — ответил Топорков.

— А кто нам угрожает? — удивился Шуруп. — У нас есть еще неделя, чтобы

раздать долги. Да нам столько и не надо. Теперь мы при деньгах. Сова получит

маленькую компенсацию и успокоится.

— Заплатят вам за шпагу Нарышкина или нет, я не знаю, — сказал Топорков.

— Но вот книги… У вас они или нет… я искренне надеюсь, что нужная

книга еще у вас, это сильно беспокоит заинтересованных лиц.

Шуруп и Колобок переглянулись. Шуруп явно не поверил сказанному, а Колобок

еще больше перепугался.

— И что, много будет этих, заинтересованных? — спросил Шуруп.

— Сколько было книг без названия? — спросил Топорков, как будто не слышал

вопроса.

— Одна, — быстро ответил Колобок.

Топорков выдержал паузу, окинув собеседников продолжительным и многозначительным

взглядом.

— Ну, вот что я могу для вас сделать, — сказал Топорков. — Если вы отдадите

мне книгу, я не могу гарантировать вам безопасность. Но у вас появится

шанс. Книга у меня, вы тихо уезжаете из города. Все шишки сыплются на

меня.

— Допустим, ты не треплешься и у нас действительно могут быть проблемы,

— сказал Шуруп. — С чего это вдруг ты решил засунуть свою башку в нашу

петлю?

— Какая тебе разница? — с чувством превосходства в голосе спросил Топорков.

— И почему вы уверены, что наши проблемы перейдут на вас? — спросил Колобок.

— Вас я нашел через Сову, — ответил Топорков. — Сам знаешь как в таких

случаях выбирают крайнего. Вы пропали, я был последним, кто к вам заходил.

Конечно, при условии, что со всеми долгами вы сами рассчитаетесь.

— Ты, мужик, наверное, решил, что дураков нашел… — улыбнулся Шуруп.

— Думаешь, мы так запросто тебе отдадим книгу, которая наверняка стоит

чемодан денег? Сам говоришь: вокруг нее такая буча, всем она нужна…

Копи деньги или ищи спонсора. И приходи за книгой. Может, она еще будет

тебя ждать.

— Так попробуй сам ее продать, — подняв брови, сказал Юра и встал со стула.

— Мои координаты на визитке.

Топорков блефовал. Это была очень рискованная игра, но она могла дать

ожидаемый результат. Шпагу ребята наверняка уже продали, потому что брали

ее под клиента. Иконы по дешевке тоже сбыть нетрудно, значит, деньги у

них есть. Остались книги. Книги можно было бы просто выбросить и жить

спокойно, но они сдуру начали искать на них покупателя. Теперь многие

знают, что книги у них, и им просто так не отвертеться. Что за книги они

украли и почему им теперь нужно жалеть об этом, «лягушата» не знали, но

в грядущие неприятности поверили с готовностью. Большие проблемы у этих

ребят не редкость, и, судя по глазам, по голосу, они уже поверили, что

вляпались в очередную историю. Если они решат бежать, то последний якорь,

который их будет тянуть на дно, это книги. И они должны решиться обрубить

этот якорь. А иначе их обязательно найдут. Просто выбросить книги теперь

уже нельзя. Поэтому Юра и предложил себя в качестве крайнего.

Проводив гостя, Колобок закрыл дверь на цепочку и, вернувшись в комнату,

ногой смел несколько пустых бутылок, стоявших на полу возле дивана. Комната

наполнилась звоном.

— Не шуми, соседей разбудишь, — сказал Шуруп и захихикал.

— Иди ты к черту! — крикнул Колобок. — Ну что, вляпались? Чистое дело,

чистое дело. Возьмем шпагу, сменяем на деньги и ляжем на дно. За каким

чертом ты вообще взял книги?

— Да успокойся ты, — улыбался Шуруп. — На, выпей пивка.

— Сначала старик прицепился в магазине, теперь этот мужик… уже все знают,

что книги у нас. Они как будто только и ждали, чтобы мы их украли. А что

за книга им нужна, никто не говорит. Сплошные намеки. Этому вот без названия

подавай.

— Успокойся! — рявкнул Шуруп. — Завтра раздадим долги — и в тину. Домик

в Калуге уже ждет. Отсидимся пару месяцев и в Польшу уедем. Там у меня

дядя. У него свое дело, автомастерская. Я ему говорил про нас. Он сказал,

на хлеб даст заработать. Пока осмотримся, оботремся. А через два-три года

достанем заначку и купим свое дело.

— Вас не выпустят за границу.

Шуруп хотел отпить из бутылки, но от неожиданности вздрогнул и облился

пивом, Колобок перевел взгляд и остолбенел. В дверях комнаты стоял крепкий

мужик в черном комбинезоне. В руках у него были монтажные кусачки с длинными ручками.

— Ты дверь закрыл… — начал было Шуруп, но, увидев кусачки, осекся на

полуслове.

— Не пугайтесь, ребятки, я по делу, — сказал Лютиков.

Колобок проглотил комок в горле.

— По какому еще делу?

Лютиков бросил кусачки на пол, снял перчатки и достал удостоверение.

— Полковник Федеральной службы безопасности Лютиков, — прочитал Колобок

и простонал. — Туши свет, сливай воду.

— Еще рано тушить свет, — сказал Лютиков. — Сами подумайте: если я пришел

один, а не прислал группу захвата, значит нам есть о чем поговорить, так

сказать, тет-а-тет.

Жестом руки Лютиков пригласил Колобка присесть на диван. Тот кивнул головой

и сел рядом с Шурупом. Лютиков сел на стул, на котором всего пятнадцать

минут назад сидел Топорков.

— Так вот, молодые люди, — душевно заговорил Лютиков. — Я знаю, что это

вы обокрали Исторический музей…

— Это еще доказать надо… — быстро сказал Колобок.

— Докажут, не беспокойся, — улыбнулся Лютиков. — История, в которую вы

попали, очень скверная, но у вас есть шанс выпутаться.

— И что это за шанс? — спросил Шуруп.

— Книги еще у вас?

Шуруп хотел сострить, но не стал. Он понял, что книги, которые они украли

из музея, действительно могут сыграть в их жизни очень важную роль. По

крайней мере, одна из них, на которую все намекали. Колобок ничего и не

собирался говорить. Он просто испугался. Сильно испугался. Окончательно.

— Так что за дело? — спросил Шуруп.

— Я не могу вам открыть все детали, — все так же проникновенно говорил

Лютиков, — но дело касается безопасности нашей страны. И вы, как граждане,

обязаны помочь. Если вы отдадите мне книги, мы сможем сорвать гигантскую

шпионскую акцию против нашего государства и тем самым спасем несколько

жизней наших агентов, нелегально находящихся на территории западных государств.

— Допустим, — сказал Шуруп, — мы понимаем, о чем вы говорите. Каким образом

вы нам поможете?

— Вот паспорта.

Лютиков достал из нагрудного кармана два загранпаспорта и бросил их на столик.

— Фотографии вклеены, визы проставлены, фамилии чужие. Я не буду спрашивать,

где иконы и шпага. По сравнению с нашей операцией ваше уголовное дело

пустяк. Воровать, конечно, нехорошо, но я готов закрыть на это глаза,

если вы нам поможете.

Колобок протянул руку и взял паспорта. Он открыл тот, что лежал сверху,

и увидел свою физиономию.

— На первый взгляд настоящие, — сказал Колобок, полистав страницы. — А

откуда у вас наши фотографии?

— Заткнись, — процедил сквозь зубы Шуруп и спросил полковника: — А где

гарантия, что с этими паспортами нас не возьмут на границе?

— Даю слово. Слово офицера.

— Хм, слово… — усмехнулся Шуруп. — Маловато.

— Слову Совы вы верите больше? — спросил Лютиков.

— Намного, — ответил Колобок. — Мы его не первый год знаем.

— Нет, ребятки. Он с вами долго разговаривать не станет. А я не стану

просить Сову подтвердить мои гарантии. Если мне будет необходимо в интересах

дела убрать Сову, не пройдет и получаса…

— Да нет у нас книг, чего привязались, — сказал Шуруп.

Шуруп имел в виду всех, кто интересовался книгами за этот день, но полковник

не понял этого.

— Я понимаю, вам нужно обдумать мое предложение, — сказал полковник. —

Поэтому я ухожу. Вот мои телефоны, паспорта я оставляю вам, так сказать,

в качестве аванса. Надеюсь, у вас хватит ума не обманывать меня.

Лютиков встал со стула, поднял с пола кусачки и вышел из комнаты. Шуруп

и Колобок остались сидеть на диване.

Входная дверь снова чуть хлопнула и приоткрылась, на лестнице послышался

звук удаляющихся шагов.

— Дверь, — выдавил из себя Шуруп. — Сейчас еще кто-нибудь придет.

Бежать было бессмысленно. Наверняка полковник оставил кого-нибудь для

наблюдения. Шуруп и Колобок подскочили с дивана, перетащили из соседней

комнаты тяжелый платяной шкаф и подперли им дверь. На усиление баррикады

к шкафу был придвинут тяжелый комод, а сверху поставлена здоровенная кадка

с фикусом. Наверное, это не остановило бы желающих войти в квартиру, но

войти неожиданно уже не получилось бы, это точно.

Через полчаса Шуруп, как и прежде, смотрел телевизор, попивая пиво, и

пытался сообразить, как ему выкрутиться из этой поганой истории. Колобок

принял ледяной душ и, вернувшись в комнату, расхаживал по ней, вытирая

голову полотенцем.

— Хватит, доигрались, — бурчал Колобок. — Завтра раздадим долги, отдадим

книги газетчику и все. Уеду. К чертовой матери! К брату, во Владивосток.

Устроюсь на сейнер и на полгода в море, рыбу ловить.

— Хорошая мысль, Колобок, — согласился Шуруп. — Они нас будут в аэропорту

ждать или на границе. А мы электричками до первого большого города, а

там на поезд — и тю-тю.

— Бандиты, газетчики, шпионы, сумасшедшие коллекционеры… надоело все

до чертиков!

— Сядь, успокойся, — чуть ли не крикнул Шуруп. — Ты мне думать мешаешь.

Колобок подошел к дивану, сел на него, отшвырнул в сторону полотенце и

уставился в телевизор. В его голове рисовались невеселые картины ближайшего

будущего, ожидавшего его в Москве.

— Слушай, Колобок. А ведь мы можем очень неплохо провернуть наше дело,

— вдруг сказал Шуруп. — Завтра с утра забираем с собой все деньги. Долги

делим. Ты разносишь одни, я — другие. Потом я позвоню полковнику и скажу,

что мы ему не поверили и все книги отправили по почте этому газетчику.

— Здорово. Он нас за это и прихлопнет!

— Прихлопнет, если сразу поймает. Газетчику я отправлю не книги, а письмо.

Я сам его отнесу в газету. В нем скажем, где книги. Полковник первым делом

кинется к газетчику.

— Точно! — понял замысел Колобок. — Мы для него никто, ему книги важнее.

— Пока они будут друг другу глотки грызть, мы сядем на электричку и тю-тю…

Шансы на спасение были призрачными, но других не было вовсе. И что в этой

книге такого… И какая именно из двенадцати? Теперь это уже неважно.

Важно, что можно остаться в живых. За окном сверкнула молния. Погода испортилась.

Когда Топорков пришел утром на работу, секретарша отдала ему почту и передала

еще один конверт, без марки и без адреса, подписанный от руки. На конверте

печатными буквами было написано два слова: «Топоркову лично». Юра не сходя

с места разорвал конверт, достал из него четвертушку тетрадного листа

в клеточку. Сердце забилось быстрее, когда он прочел записку: «Отодвинь

сервант, оторви паркет».

На улице было пасмурно. Моросил мелкий холодный дождь, небо было ровного

темно-серого оттенка. Редкие порывы ветра норовили если не вырвать из

руки зонт, то по крайней мере вывернуть его наизнанку. Егоров шел в университет,

кутаясь в недавно купленный серый плащ. Поднятый воротник комфорта не

добавлял.

У остановки автобуса стоял старичок лет девяноста. Лицо его было сухим

и вытянутым, бесконечные морщины, словно порезы, исполосовали его щеки,

лоб, подбородок, шею. Между тем старичок держался великолепно. Он был

невысокого роста, но не горбился, в движениях его уже не было былой легкости,

но передвигался он, судя по всему, еще не шаркая подошвами башмаков. Темно-синий

плащ сидел на нем великолепно, как будто был сшит на заказ, а черная шляпа

придавала некоторый шик.

Профессор как-то сразу догадался, что этот старичок дожидается именно

его, хотя он мог ждать и автобус, который уже показался на перекрестке.

Последнее время любая новая встреча настораживала Егорова, но, увидев

глаза старичка, он почувствовал, что из них не исходит лукавства или угрозы,

которые последние три дня были повсюду. Это обстоятельство даже удивило

профессора. В какой-то момент он с надеждой подумал, что, может быть,

старичок все же ждет автобус…

— Здравствуйте, Станислав Валерьевич, — улыбнулся старичок и чуть приподнял

шляпу. — А я вас дожидаюсь.

— Здравствуйте, — добродушно поздоровался профессор. — Мы знакомы?

— Да, — сказал старичок, — доктор Сведенборг знакомил нас шесть лет назад

на Дрезденской выставке. Правда, на этом наше знакомство и закончилось,

поэтому, я думаю, вы меня не запомнили.

— Отчего же, — улыбнулся профессор, припоминая и Дрезден, и выставку.

— Я вас помню. Он знакомил нас на ланче. Евгений…

— Борисович, — напомнил старичок.

— Да-да, Евгений Борисович. Вы коллекционер.

— Совершенно верно. Признаться, я рад тому, что вы меня помните.

— Ну как же вас можно забыть… — удивился профессор. — Как ваша идея?

Удалось воплотить в жизнь?

— Да, — довольно сказал Евгений Борисович. — Можно сказать, что удалось.

Процентов на восемьдесят.

— Я рад за вас. Обычно музеи и галереи сами обмениваются, без посредников,

но вы выдвинули просто гениальную идею создать базу данных по экспонатам,

которые одни хотели бы обменять, и примерный список того, что хотели бы

получить другие.

— Честно говоря, альтруизма в этой затее мало. Прежде всего я преследовал

свои интересы. Посредством двойного, а иной раз и тройного обмена я заполучил

в свои коллекции великолепные экспонаты. Кстати, теперь могу без ложной

скромности заявить, что моя коллекция монет самая полная в мире. До абсолютно

полной в ней не хватает трех десятков образцов, но, если учесть, что половина

из них утеряна для науки навсегда, то… мои дела обстоят не так уж плохо.

— Я рад за вас, — улыбнулся Стас.

Возникла небольшая пауза. Егорову показалось, что коллекционер не решается

ему что-то сказать, и осознавать это было довольно странно. Евгений Борисович

слыл человеком с железной волей, тонким вкусом и полным отсутствием ложных

предрассудков. Если ему было необходимо сказать нелицеприятные вещи, то

он говорил их не стесняясь. Как хирург, который очень часто делает пациенту

больно, чтобы потом ему было легко.

— Если возникнет необходимость по работе… милости прошу, — улыбнулся Евгений Борисович. — Буду рад показать вам все, что лежит в моих чуланах.

Вы, наверное, торопитесь на работу?.. А у меня к вам дело, и, чтобы вас

не задерживать, я все расскажу по дороге.

Дождь, кажется, закончился. Евгений Борисович сложил зонт и, опираясь

на него, как на трость, шел рядом с профессором, взяв его под руку.

— Так что же у вас за дело? — спросил Егоров.

— Я думаю, вы уже догадались. Последнее время к вам наверняка многие обращались

с подобным предложением. Я слышал, у вас есть книга Бруно.

Профессор и коллекционер посмотрели друг другу в глаза. Профессор понял

что все-таки он ошибся. Было лукавство в глазах. Было. Просто старичок

прожил длинную и содержательную жизнь, чтобы запросто выдавать свои мысли

собеседнику.

— Кто же это вам сказал?

— Станислав Валерьевич, вы же прекрасно понимаете, что я не назову источник

информации.

— Вас ввели в заблуждение, Евгений Борисович. Этой книги у меня нет. Хотя

не скрою, я бы многое отдал, чтобы взглянуть на нее.

— Если сейчас нет, то она будет у вас в ближайшем будущем. Я слышал, вокруг

нее уже совершено много преступлений. Станислав Валерьевич, я не буду

говорить, что она приносит несчастье, это каждый решает сам, но все-таки

задумайтесь над этим обстоятельством. Да и мне она нужна вовсе не для

библиотеки. У меня есть покупатель на этот фолиант, и он готов заплатить,

на мой взгляд, прямо-таки астрономическую сумму. Немыслимо астрономическую.

Вы знаете, сколько стоили последние раскопки в долине фараонов?

— Да. Колоссальная сумма.

— За те деньги, что мне предложили за книгу, эту долину можно перекопать

вдоль и поперек. Причем дважды. И я готов предложить вам пятнадцать процентов.

— Книга для простой домашней библиотеки не может стоить таких денег, —

заметил профессор.

— Вещь стоит ровно столько, сколько за нее готовы заплатить. Как говорится,

спрос рождает предложение.

— Возможно, вы и правы, но для меня как историка она кажется бесценной.

— Вам эта книга не нужна, — настаивал Евгений Борисович. — Голубчик, продайте

ее мне и забудьте все неприятности, которые ей сопутствовали. Что вы,

в сущности, за нее так держитесь? Все записи сделаны, скорее всего, на

староитальянском языке, повезет, если на латыни. К тому же они наверняка

зашифрованы. Я знаю, у вас большие успехи в староитальянском, но вот шифр…

Книгу будет не так просто прочесть. Опять же претенденты, наверное, донимают.

Не ровен час компетентные органы заявятся и отнимут, книга-то краденая.

Если рассудить трезво, то при тех или иных обстоятельствах вы все равно

ее потеряете. Бессмысленно надеяться на иное. А так получите кругленькую

сумму на очень симпатичный счет, который я уже открыл на ваше имя в Австрийском

банке, и живите где-нибудь в райском уголке в свое удовольствие. Ни о

чем не беспокойтесь и занимайтесь историей. Ведь, ей-богу, заслужили,

Станислав Валерьевич.

— Все-таки странно, что вы пришли ко мне с подобным предложением. Ведь

вы же знаете, что я не занимаюсь продажами антиквариата.

— Ничего странного. К вам все равно придут. Не я, так другие. И в конце

концов вы решитесь продать книгу. Но разве можно доверять незнакомым людям

в таком щепетильном деле? А меня вы хорошо знаете. Может, лично мы знакомы

не много, но зато как коллекционера… Моя репутация должна быть вам очень

хорошо известна. Может, вас пугает сумма, которую я готов заплатить? Это

пустое. Унижать хорошего ученого ничтожной суммой за вещь, которая в его

глазах бесценна, — это глупо. Больше вам никто не предложит. Это все пустые

разговоры, что кто-то заплатит больше, уж поверьте мне.

— Жаль, что у меня нет книги.

— Я понимаю, наверное, вам нужно посоветоваться с компаньонами, — не отступал

коллекционер. — В таком деле без помощников никак нельзя. Я вас не тороплю.

Посоветуйтесь. Надо как следует взвесить все «за» и «против». Сегодня

вечером я позвоню вам.

— Евгений Борисович, вы зря теряете время. У меня нет книги, и в ближайшем

времени я не надеюсь ее получить.

— Не спешите говорить «нет», Станислав Валерьевич, — медленно сказал коллекционер.

— Бывают такие предложения, которые сколько раз не обдумывай, а сказать

все равно лучше «да».

— Вы мне угрожаете? — улыбнулся профессор и поднял брови.

— Да, Станислав Валерьевич, — обреченно вздохнув, подтвердил коллекционер,

— угрожаю. А как же без этого. Если дела обстоят очень серьезно, то я

не имею права скрывать это от вас. Может, вы просто не до конца понимаете

всей важности вопроса? Так спешу вас уверить, что вопрос очень важен.

Речь идет буквально о жизни и смерти.

— Нет-нет, я все прекрасно понимаю, — так же обреченно вздохнул профессор.

— И знаете, я только что взвесил все, что получу и что потеряю.

— И что же вы мне ответите?

— А идите-ка вы в… — профессор поднял вверх руку на манер Ленина, —

к проктологу. Он дорогу знает. Извините, любезный, у меня лекция.

— Жаль, — сказал коллекционер.

Евгений Борисович поднял шляпу, чуть поклонился и, развернувшись, пошел

к машине, которая все это время ехала чуть позади.

Поднимаясь на второй этаж, профессор не мог не думать о только что состоявшемся разговоре, и он ему очень не нравился. Коллекционер был слишком уверен,

значит, точно знал, что книга может появиться именно сегодня. Это очень

плохо. Если раньше были всего лишь прозрачные намеки на будущее, то теперь…

Не так важно, что коллекционер приходил с угрозами. Может, и существовал

сумасшедший миллионер, готовый заплатить железнодорожный вагон денег за

книгу, которая не существует. Важно, что заинтересованных сторон стало

больше. Важно, что угроза была открытой. Значит, близится кульминация.

Вернувшись после лекций в свой кабинет, профессор начал готовиться к классному

часу по монголо-татарскому нашествию в соседней школе. В распоряжении

университета была сравнительно небольшая коллекция холодного оружия и

женских украшений, но для учеников восьмого класса этого будет вполне

достаточно, считал профессор. Ведь главное было не поразить воображение

школьников роскошью, а заронить зерно интереса к истории. Честно говоря,

профессор все мог собрать и завтра, перед классным часом. Он занялся этим

сегодня, чтобы выбить, отодвинуть на задний план те мысли, что роились

у него в голове, от которых он уже не первый день не мог отделаться. Он

думал об этом каждую минуту.

В дверь постучали, и она тут же распахнулась. В кабинет вошла возбужденная

Зинаида Алексеевна, библиотекарь. Профессор на секунду растерялся, но

тут же вспомнил причину, по которой к нему пришла эта статная шестидесятидвухлетняя

дама, и ему стало стыдно.

— Станислав Валерьевич, вы так и не позвонили в Министерство образования,

— сказала Зинаида Алексеевна.

— Нет-нет, Зинаида Алексеевна, звонил, — соврал профессор. — Только что

звонил.

— Станислав Валерьевич, вы не умеете лгать.

— Разве? — удивился профессор. — А мне все время казалось, что я это так

убедительно делаю…

— Станислав Валерьевич, если мы за две недели не добьемся своего, нам

в следующем году обязательно урежут фонды на закупку литературы. В Бауманском

уже урезали и в инженерно-физическом.

— Голубушка, в министерство не звонить, туда ехать нужно. Сегодня я никак

не могу, завтра наверняка тоже. Но с понедельника, даю слово, займусь

этим вплотную. Все дела отодвину и займусь.

— А успеете за неделю?

— Приложу все усилия.

— Я на вас надеюсь, Станислав Валерьевич. Мы все на вас надеемся.

— Постараюсь, так сказать, оправдать.

Зинаида Алексеевна ушла, а Егоров подумал: что за идиотская затея экономить

на книгах для студентов? Твердо решив в понедельник поехать в министерство

и зубами вырвать деньги для библиотеки, Егоров переставил стремянку к

стеллажу и встал на четвертую ступеньку. В дверь снова постучали.

— Можно? — спросил Лютиков.

Профессор обернулся. Приход полковника его нисколько не удивил.

— Заходите, — сказал Егоров и вернулся к своим экспонатам.

— Неважно выглядите, Станислав Валерьевич.

— День выдался тяжелым.

— И ночь тоже, — многозначительно сказал Лютиков.

Профессор повернулся и снова посмотрел на полковника. И взгляд, и поведение,

и интонации — все было иным. Не таким, как во время их первой встречи.

Тогда полковник был почти просителем. Сейчас же он пришел что-то дать.

— Вы о чем-то конкретном или просто так, импровизация?

— Станислав Валерьевич, не время для шуток. Я бы сказал, что шутки кончились.

— Это угроза? Вы мне угрожаете?

Егоров спустился со стремянки, отошел от стеллажа, прошел к своему столу

и положил на него картонную коробку с железными женскими украшениями,

которые носили татарки в одиннадцатом веке. Лютиков сделал несколько шагов,

подошел к столу.

— Это угроза, профессор, но угрожаю не я и не вам. Угрожают нам. Всей

земной цивилизации. Не торопитесь отвечать. Не ставьте себя в глупое положение.

Вы, как ребенок, играете в прятки, а между тем ситуация предельно опасная.

Все, что я вам рассказал о своем отделе и о возможных угрозах из космоса,

не вымысел.

— Вторжение? Вы знаете точную дату и координаты?

— Я больше не буду говорить намеками. Они уже здесь. И предложение работать

у меня в отделе не случайно. Вы несколько лет искали книгу Джордано Бруно

и наверняка нашли ее. В ней описана технология перемещения в пространстве

и во времени. Пришельцы любой ценой постараются заполучить книгу, чтобы

лишить нас возможности противостоять вторжению.

— Вы сказали «они». Их много?

Профессор старался держать серьезную интонацию голоса, чтобы полковник

не подумал, что ему не верят. Стас вдруг почувствовал, что его и Лютикова

связывает какая-то невидимая тонкая ниточка, и оборвись она, что-то случится.

— По крайней мере, больше одного, — сказал полковник. — Вчера вы в очередной

раз вступили в контакт с представителями инопланетной цивилизации…

— Вы сказали в очередной? — переспросил профессор.

— Гиппарх и Луиджи не земляне. Они пришельцы.

— Созвездие Центавра? Или они с Марса?

— Знаете, — как будто устало сказал полковник, — в другой ситуации я,

наверное, получал бы удовольствие, с умилением наблюдая, как вы кривляетесь, надеясь меня провести. Очевидно, вы даже задумывались, что в вас умер

великий актер.

Профессор хотел что-то сказать, но полковник не дал ему это сделать.

— Не перебивайте меня. Вы лучше меня знаете, что положение более чем серьезно.

Но вам кажется, что вы все знаете. Это не так. Гиппарх и Луиджи не противники.

Они игроки одной команды. Психологический трюк «плохой и хороший дядя».

Вы скажете чушь? А вам не показалось странным, что и тот, и другой стремятся

любой ценой заполучить книгу?

— Показалось, — ответил профессор. — Мне даже показалось, что я не настолько

глуп, как вам хотелось бы.

— Я никогда не считал вас глупым человеком, Станислав Валерьевич. Глупому

человеку из двадцатого века не удалось бы протянуть и двух дней в веке

шестнадцатом. Вы просто заигрались, вжились в роль. Почему я называю это

ролью? Потому что ваше теперешнее положение, или состояние, как вам больше

нравится, не является для вас естественным. Любой человек хочет возвыситься

в своих глазах, в мечтах совершает подвиг. А тут такой подарок судьбы…

планета в опасности. Вы увлеклись. Знаете, как говорят в народе? «Уходя

в себя, не забудь дорогу обратно». Но это не страшно. Главное, не запустить

болезнь.

— Ну довольно, голубчик, — вежливо сказал профессор. — Ваше амплуа мессии,

спасителя цивилизации, меня тоже несколько утомило. У вас хороший послужной

список, вы почти легенда в разведке, но тем не менее тоже не застрахованы

от психических отклонений. Скорее наоборот, даже склонны к ним. Столько

стрессов. Но меня сейчас беспокоит не это. Скажите мне, из чего следует,

что вы не один из них?

— Из кого из них? — искренне не понял полковник.

— Из пришельцев.

— Вы требуете доказательств? — спросил полковник. — Ну что же, разумно.

Давайте попробуем. Что, на ваш взгляд, было бы доказательством? Что именно

вы хотели бы увидеть или услышать?

— Нет, это вы хотели доказать, что вы не пришелец. Меня-то как раз вполне

устраивает, что вы один из них.

— Из чего вы сделали такой вывод? Ну, говорите же. Я постараюсь опровергнуть.

— Вам нужна книга. Зачем она вам?

— А вы не понимаете?

— Понимаю. Но вы собирались опровергнуть эту догадку.

— Хорошо, — сказал полковник. — Я расскажу, все, что знаю.

Профессор сел на стул, положив ногу на ногу, и жестом руки предложил сесть

гостю.

— В историю с черепом писателя Никольского, — начал рассказывал Лютиков,

присаживаясь на предложенный стул, — вы ввязались совершенно случайно.

По мере развития событий вы познакомились с Луиджи. Он вам несколько раз

помог выбраться из, казалось бы, безнадежных ситуаций. Когда вы вернулись

из Италии, ваш интерес к Джордано Бруно не пропал, а даже, наоборот, усилился.

Как хороший археолог и исследователь, вы серьезно подошли к этому вопросу,

начали поиски. Ваши усилия не пропали даром, однажды вам повезло. Вы сумели

собрать необходимые материалы, получили исходные данные, построили машину

времени. Вы настолько увлеклись открывшейся возможностью путешествия во

времени, что, не задумываясь о том, как вернуться обратно, отправились

в прошлое. Еще одна случайность или нет, но там вы встретились с Луиджи

и он снова помог вам. Помог вернуться обратно. Это вы так думаете. Я же

думаю, что у Луиджи по каким-то причинам не получилось самому добраться

до книги Бруно, и он вас просто выследил в прошлом и помог. Так сказать,

в очередной раз продемонстрировал свою дружбу, для того чтобы использовать

вас в будущем. Ему нужна книга. Каким-то образом вы можете ее заполучить

быстрее, чем Луиджи. И вот он обращается к вам. Для пущей достоверности,

что все делается во благо, а не во зло, мало ли какие у вас могут возникнуть

сомнения, ведь вы человек совсем не глупый, в пьесу вводится Гиппарх.

Его представляют тираном, агрессором, завоевателем. Естественно, что любой

нормальный человек будет рад помочь добру, воюющему со злом. Вот вы и

ввязались, как слепой котенок. Но не по глупости, а по незнанию. Вы не

владеете той информацией, которой владею я. Я готов вам ее предоставить.

Послушайте мои доводы, мои аргументы, и вы поймете, что я прав.

Полковник замолчал, давая профессору осознать ту сермяжную правду, которая

по какой-то причине от него ускользнула.

— Неубедительно, — сказал профессор, качая головой.

— Господи, да почему вы не хотите мне верить? Именно не хотите!

— Красиво, но неубедительно, — повторил профессор. — Гиппарх, например,

привел аргументы, что Луиджи вообще все устроил сам. Все мои приключения

за двенадцать лет.

— Каким образом? — как будто удивился полковник

— А почему я должен вам говорить? — спросил профессор. — Может, Гиппарх

— один нормальный человек среди вас, упырей.

— Он не человек, — твердо сказал полковник. — И вы это уже поняли.

— А мне плевать, лишь бы мордашка была симпатичной. У Луиджи был один

подход и своя легенда, у Гиппарха — другой и легенда иная, у вас — третий,

у еще одного вашего конкурента — четвертый. Должен отдать должное, вы

не повторяетесь. Вы все оригинальны. Вас только одно объединяет. Вам всем

нужна книга. У вас ее нет и по какой-то причине, я пока что не могу понять,

по какой, вы не можете ее заполучить сами. По крайней мере, считаете, что кто-то овладеет ею раньше вас.

— Значит, я так и не смог вас убедить? — спросил Лютиков.

— Не смогли, — пожав плечами, сказал профессор. — И не только вы. Те,

кого вы назвали пришельцами, и те, о ком вы, возможно, еще не знаете,

тоже очень энергично пытались убедить меня в своей правоте, но не смогли.

Я искренне хотел бы поверить одному из вас. Даже больше скажу, я хотел

бы поверить каждому, но… увы. А ситуация меж тем не та, чтобы бросать

жребий.

Полковник Лютиков понял, что разговор, на который он возлагал большую

надежду, решающий разговор, не дал ожидаемого результата. Дальше убеждать

профессора было бессмысленно. Можно было лишь вызвать нежелательную реакцию.

А этого полковник никак не хотел. Он не собирался сдаваться и надеялся

еще раз поговорить с Егоровым. Но только позже. При других обстоятельствах.

Может, тогда…

— В любом случае, — вставая со стула, сказал полковник, — не отдавайте

им книгу. Взвесьте все и примите разумное решение.

— Снова ошибка, — улыбнулся Стас. — И Гиппарх, и Луиджи советовали мне

книгу вообще никому не отдавать, пока я не буду точно уверен, кто на стороне

свободы.

— И все-таки я прав. До свидания, — сказал Лютиков и вышел из комнаты.

Когда дверь за ним закрылась, профессор еще несколько секунд сидел в раздумье,

после чего резко поднялся и быстро вышел из комнаты. За дверью он нос

к носу столкнулся с Вовкой. Заглянув ему через плечо, профессор успел

лишь увидеть, как полковник свернул за угол. Вовка понял, что Стас хотел

кого-то догнать, но не успел.

— Кто это? — спросил Вовка, кивнув головой в сторону свернувшего за угол

человека.

— Лютиков, — как показалось Вовке, грустно ответил профессор.

— Был серьезный разговор?

— Очень серьезный.

— Он просил отдать книгу?

— Они все просят отдать книгу. Им всем нужна книга.

— Их поступки мотивированны, — сказал Вовка, пытаясь объяснить Стасу,

что ничего странного в этих желаниях нет.

— Ты знаешь, мне его жаль, — сказал профессор и вернулся в свою комнату.

Вовка зашел следом.

— Почему?

— Он рассчитывал на меня, думал, что я ему поверю. Наверное, он хороший

человек. Возможно, он единственный, кому можно было бы отдать книгу, будь

она у меня. Но я ему не поверил. Не то чтобы совсем… Просто у меня есть

серьезные сомнения.

— Сомневаешься, как поступить, поступай по закону, — чуть улыбнувшись,

сказал Вовка.

— Эх, Вовка, — вздохнул Стас. — Да где же взять этот закон, по которому

мы сейчас должны были бы поступить? Жизнь — это не свод расписанных правил.

Не железнодорожная колея, с которой свернуть можно только на стрелке,

и то при условии, что стрелочник ее перевел. Жизнь — это дорога с тысячей

перекрестков. А для кого-то жизнь вообще лес. Там нет даже тропинок. Куда

ни пойдешь, везде деревья. И не знаешь, в каком овраге тебя ждет медведь.

— Да. Тяжело, — картинно наморщился Вовка. — Но у нас появился шанс. Юра

получил книгу.

Стас резко обернулся и посмотрел на Вовку. Он не поверил своим ушам. Он

хотел сказать: «Повтори», но не сказал.

— У нас мало времени, профессор. Нужно идти.

Дом был похож на гигантскую башню, если смотреть на него со стороны, и

на гигантский колодец, если, стоя во дворе, поднять глаза к небу. В этот

колодец можно было попасть лишь через две арки, зиявшие в противоположных

стенах. Было тихо и пустынно. Дождь закончился, свинцовое небо все еще

давило на землю, порывы холодного ветра хозяйничали от имени осени. Обломки

мебели, битый кирпич, мусор валялись на асфальте. Ветер не спеша прогнал

через весь двор кусок старой киноафиши.

— Он где-то здесь, — сказал Вовка, осматривая окна и надеясь увидеть в

них какой-нибудь знак Топоркова.

Стоя посреди двора, профессор осмотрелся. У одного из подъездов, того,

что был слева, не было двери. Дверь правого была приоткрыта и чуть покачивалась

от порывов ветра. На Стаса нахлынуло странное ощущение пустоты. «Наверное,

в космосе похожие ощущения, — подумал Егоров, медленно поворачиваясь и

всматриваясь в окна. — Он наполнен миллиардами звезд, но вокруг тебя вакуум».

Во двор ленивой походкой вошел толстый серый кот. Замерев, он оценил взглядом

незнакомых людей и через несколько секунд пошел дальше по своим делам.

Десять минут шестого. Топорков должен был их ждать во дворе. У профессора

появилось дурное предчувствие.

— Пришли?

Вовка и Стас обернулись. От подъезда, в котором не было входной двери,

вышел Юра. Он изрядно вымазался в цементе, саже и битом красном кирпиче.

Лицо его было усталым и довольным. Такое бывает, когда человек заканчивает

тяжелую, нудную работу, которую сотню раз хотел бросить, но все же не

бросил и теперь понимает, что больше ничего делать не нужно. Юра подошел к друзьям и посмотрел сначала на Вовку, потом в глаза Стаса.

— Ну что, очкарик, — улыбнулся Юра. — Гору мы своротили. Теперь давай

разбираться, зачем нам это было нужно.

— Чтобы спасти вселенную.

Все обернулись. От арки, левее подъезда, из которого вышел Топорков, медленно

шел Луиджи. На нем был незастегнутый черный плащ, Вовке, Юре и Стасу показалось,

что под плащом Луиджи что-то прячет. Руки Луиджи держал в карманах плаща.

— Луиджи? — удивился Стас.

Точнее сказать, Егоров не столько удивился его появлению, сколько в очередной

раз просто растерялся. Он предполагал, что, как только книга будет у него

в руках, и Луиджи, и Гиппарх, и Лютиков обязательно придут к нему. Но

сейчас книги у него еще не было. Больше того, он пока что даже не знал,

где она.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Стас.

Егоров понимал, что задал самый глупый вопрос из всех возможных, но ничего

другого он спросить не мог. А что-то спросить было нужно.

— Я говорил тебе, Стас, что не могу сам взять книгу в руки, но могу помешать

завладеть ею пришельцу, — сказал Луиджи и, сделав еще один шаг, остановился.

Повинуясь скорее инстинкту, чем разуму, Егоров обернулся и увидел Гиппарха,

медленно шедшего к ним от противоположной арки. Он был точно в таком же

черном плаще, что и Луиджи, который тоже был расстегнут. Он так же, как

и Луиджи, держал руки в карманах, и было точно такое же ощущение, что

под плащом Гиппарх что-то прячет.

Сделав еще несколько шагов, Гиппарх остановился.

— Гиппарх… — как будто удивился профессор.

— Я знал, профессор, что он постарается завладеть книгой. Я следил за

ним, и, пока я жив, книгу он не получит.

— Будь осторожен, Стас, — сказал Луиджи. — Не забывай о его способностях

читать чужие мысли и телепортироваться. Ты и ахнуть не успеешь, как он

окажется за твоей спиной.

— У тебя те же способности, что и у меня, — сказал Гиппарх. — И если профессору

нужно бояться моих способностей, то твои ему угрожают ничуть не меньше.

— Для начала, господа, — сказал Егоров, пятясь к Вовке и Юре, — оставайтесь

стоять там, где стоите, и давайте-ка вы оба вынете руки из карманов. Я

всего лишь обычный землянин, верю в мистику и коварство. Если вы хотите

со мной о чем-то говорить… На земле не принято держать руки в карманах

при беседе.

Вовка хотел выйти из-за спины Стаса, но тот остановил его, вытянув в сторону

правую руку, и оглянулся. Еще несколько шагов — и они вплотную подойдут

к подъезду.

Гиппарх медленно вынул руки из карманов и, опустив их, взял одной ладонью

другую. Луиджи сделал то же самое. Между тем ощущение, что под плащами

что-то спрятано, не исчезло. Гиппарх посмотрел на окровавленный бинт на

руке Луиджи и, похоже, несколько удивился.

— Что у тебя с рукой? — спросил Гиппарх у Луиджи.

— Порезался.

— Глубокая рана?

— Да.

— Ты проверил кровь? — шепотом спросил Егоров.

— Когда? — так же шепотом удивился Топорков.

— Юрка, ты должен был сделать анализ крови!

— Извини, профессор, мне было не до анализов!

— Вот видишь, они тебе не верят, — сказал Гиппарх, чуть качнув головой

в сторону землян. — Ты можешь их разубедить?

— В чем, Гиппарх? — спросил профессор.

— Видите ли, Станислав, аникулы, как и лириды, способны не только чувствовать

поблизости от себя живые организмы и телепортироваться усилием воли на

небольшие расстояния. Усилием воли мы можем ускорить процесс регенерации

живых тканей нашего организма. Иными словами, мы способны заживлять свои

раны.

— Вы хотите сказать, что если он такой же, как и вы, то у него не должно

остаться даже и следа от пореза? — спросил профессор.

— Никакого, — ответил Гиппарх. — Даже шрама.

Все посмотрели на Луиджи.

— Может, у пришельцев с Сириуса организм и способен на подобные фокусы,

но у нас, землян, к сожалению, нет, — сказал Луиджи.

Бианчини размотал окровавленный бинт, осторожно оторвал прилипший, пропитанный

кровью платок и показал вчерашнюю рану. Насколько можно было судить на

таком расстоянии, рана была ужасной.

— Если вы позволите, я вам кое-что продемонстрирую, — сказал Гиппарх.

Он медленно нагнулся и поднял с асфальта осколок оконного стекла. Гиппарх

прижал осколок к левой ладони и резким движением полоснул ее. Через пару

секунд кровь часто закапала на асфальт. Гиппарх стоял с вытянутой вперед

рукой и не сводил глаз с Луиджи. Профессор не отрываясь смотрел на этот

страшный опыт, а Топорков и Вовка, не сговариваясь, следили за Луиджи.

Луиджи внешне выглядел таким же спокойным, как и несколько секунд назад.

Через минуту кровь закапала реже, еще через минуту Гиппарх достал платок

и, протерев ладонь от крови, показал ее землянам.

— Мда, — задумчиво сказал профессор. — Действительно фокус.

— Судя по всему, рана на самом деле затянулась, — сказал Топорков.

Гиппарх еще раз тщательно протер ладонь платком и выбросил его.

— Дело в том, профессор, что заживление происходит независимо от нашего

желания. Усилием воли я могу только ускорить этот процесс. Если же я буду

просто ждать, то через десять-пятнадцать минут рана все равно затянется.

— Вы хотите сказать, что у Луиджи при любых обстоятельствах не должно

остаться даже следа от пореза? — спросил Топорков.

— Именно так.

— Как видите, он есть, — сказал Луиджи и вытянул вперед руку.

— Далековато, — отметил Вовка. — Не разглядеть. Если есть хороший гример,

то можно и дырку в черепе так нарисовать, что с двух метров не заметишь

подвоха.

— Один из вас может подойти ко мне и посмотреть, — спокойно сказал Луиджи.

— Не делайте этого!

— Почему, Гиппарх? — спросил Луиджи. — Ты боишься, что они увидят правду?

— Я боюсь, что ты возьмешь заложника, тогда мне будет трудно тебе противостоять.

Возникла пауза.

Другого способа, кроме как подойти и проверить, остался ли след от пореза,

не было. И подходить было тоже глупо. Если Луиджи пришелец, то он, несомненно,

возьмет заложника, и тогда…

— А может, вы заодно? — спросил Лютиков.

Все обернулись, профессор поднял голову. Из подъезда напротив вышел полковник

Лютиков. Он был одет в новенькую камуфлированную форму со всеми знаками

отличия, с орденскими планками, аксельбантами, в черных, начищенных до

блеска полусапожках на шнурках, на голове его был темно-оранжевый берет.

Сделав еще пару шагов, полковник остановился, чуть расставив ноги и заложив

руки за спину. Неожиданно треугольник превратился в ромб.

— Данной мне властью страны, на территории которой вы находитесь, объявляю

вас арестованными.

— Кто это? — тихо спросил Топорков.

— Полковник Лютиков, — так же тихо ответил профессор.

— Тогда дело швах. Насколько я понимаю, он готов умереть.

— Полковник, — как будто недовольно сказал Егоров, — вы наверняка давно

здесь, вы все слышали и видели. Но вот появились совсем не вовремя.

— Всем оставаться на своих местах! — жестко сказал полковник. — Любое

движение я расцениваю как враждебное!

— Враждебное чему? — спросил Топорков.

— Не двигайтесь! — крикнул Лютиков и вывел из-за спины правую руку. —

У меня в руках молекулярная граната. Вам, господа с Сириуса, нужно объяснить,

что это такое? Или у вас есть сведения о наших военных технологиях?

— Не нужно, — сказал Луиджи. — При взрыве молекулярной гранаты все живое

в радиусе тридцати метров в зоне прямой видимости на молекулярном уровне

будет разложено на элементарные частицы и преобразовано в тепловую энергию.

Это знают не только на Сириусе.

— У вас в руках, полковник, — заметил Гиппарх, — генератор, который при

небольших конструкционных изменениях в скором времени будет способен преобразовывать

практически любую неживую материю в тепловую энергию. Одно из величайших

открытий нашей цивилизации вы превратили в орудие уничтожения себе подобных.

— Нашей? Довольно ваших сказок. Я не профессор, мне вы мозги не зальете.

Вы не подобны нам.

— Отчего же, — сказал Луиджи. — Разве вы не видите? У нас две руки, две

ноги. Внутренние органы идентичны вашим. Так же, как и у вас, в моих венах

течет кровь. У нас вообще общий предок. Я не слукавлю, если скажу, что

мы братья.

— Неправда, — сказал полковник. — Мы не братья. Братья не стремятся поработить

друг друга. Братья не уничтожают друг друга.

— Каин убил Авеля, — как бы между прочим сказал Луиджи.

Полковник на секунду как будто растерялся, но тут же отмел доводы.

— Это было очень давно. Сейчас все изменилось.

— Тогда скажите мне, господин полковник, — не выдержал Гиппарх. — Чем

занималось ваше человечество на протяжении всей своей истории, кроме как

самоуничтожением?!

— Человечество больше не ведет войн? — спросил Луиджи.

— А что вы сейчас собираетесь сделать? — уточнил Гиппарх. — Кажется, собираетесь

нас убить?

— Если придется, я готов умереть вместе с вами, — ответил полковник. —

Но этого не случится, если вы подчинитесь закону.

— Умереть вместе с вами для нас большая честь, — сказал Луиджи. — О полковнике

Лютикове ходят легенды. Вы отважный солдат.

— А в чем моя вина? — спросил Гиппарх. — В том, что я с другой планеты?

Вы что же, собираетесь уничтожить население всех галактик?

— Это демагогия, — ответил полковник. — Мы не в другой галактике, а на

Земле и говорим о том, что вы без разрешения вторглись на чужую территорию

и не подчиняетесь законным властям.

— Чушь! — воскликнул Луиджи. — Я итальянец. И я получил визу в вашем посольстве.

— Вы вломились в чужой дом и собираетесь навести свои порядки, — настаивал

полковник.

— Перед тем как отправить автоматический разведчик на Луну, ваша страна

задумывалась над тем, что там могут быть живые организмы, которые погибнут

под колесами лунохода? — спросил Гиппарх. — Вы спрашивали разрешение на

посещение чужого дома? То, что вы считаете, что на Луне нет жизни, — не оправдание. А разведка Марса? Если ваш спутник-разведчик упадет на хижину

марсианина и убьет кого-нибудь?

— Это демагогия, — повторил полковник.

— Допустим, я согласен с вами, — сказал Луиджи. — У меня фальшивая виза.

Я вломился в чужой дом. Судите меня. У вас ведь есть законы.

— Именно это мы и сделаем, — сказал полковник. — Вы арестованы.

— Арестованы? — удивился Гиппарх. — Допустим, вы уполномочены вступать

в переговоры с инопланетной цивилизацией. У вас есть закон, по которому

представителя внеземной цивилизации можно лишить свободы? На каком основании

вы собираетесь это сделать?

— Это демагогия, — сказал полковник.

— Конечно, демагогия, — улыбнулся Луиджи. — А вы просто душевнобольной

человек. С чего вы взяли, что я или он инопланетянин?

— Вы тут бредили, — поддержал Гиппарх, — я вам подыграл. Нам было весело.

А теперь мне все это наскучило и я ухожу домой.

— Если вы сделаете хоть одно движение, — сказал полковник, — я взорву гранату.

— Опомнитесь, голубчик, — сказал Луиджи. — Мы такие же люди, как и все

здесь присутствующие. Я итальянец, вот мой паспорт.

— Не двигаться!

— Тихо-тихо-тихо… — почти прошептал Гиппарх. — Вы больны, вам нужна

медицинская помощь. Я француз, искусствовед. Луиджи Бианчини — итальянец,

коллекционер. Станислав Валерьевич вам может это подтвердить. Я надеюсь,

вы его не подозреваете в инопланетном происхождении?

Луиджи и Гиппарх посмотрели на Егорова, взглядом говоря ему, что лучше

подыграть, а иначе у всех присутствующих есть серьезная перспектива быть

разложенными на атомы. Полковник бросил короткий взгляд на профессора

и его спутников.

— Не уверен.

— Денис Андреевич, — как можно нейтральнее сказал Егоров, — вы действительно

несколько возбуждены.

— Вы на их стороне? — спросил полковник, подняв брови. — Так вот почему

вы не хотели отдать мне книгу?! Вы продали свою планету?

— Вы возбуждены, а в руках у вас, как я понимаю, страшное оружие, — настаивал

профессор.

— Вы на их стороне, — с сожалением сказал полковник. — Как же я это сразу

не понял…

— Черт возьми, мы на вашей стороне! — не выдержал Топорков и сделал шаг.

— Меня, надеюсь, вы не обвиняете в сговоре с инопланетянами? Я Юрий Топорков,

заместитель редактора…

— Не двигаться! — рявкнул Лютиков.

— Опомнитесь, Денис Андреевич, — сказал Вовка. — Вы неадекватно реагируете

на происходящее. Я Владимир Корнеев, лейтенант Федеральной службы безопасности.

Для меня вы всегда были героем, человеком-легендой. Мне много про вас

рассказывали полковник Ермолов и майор Линев. А сейчас… Я не могу поверить

в то, что вы сошли с ума. Вы просто устали и запутались. Вам нужен маленький

тайм-аут. Попробуйте сделать шаг назад и спокойно проанализировать ситуацию.

— Гиппарх, Луиджи, не делайте необдуманных поступков! — сказал профессор.

— Я не знаю, кто из вас прав, но все мы можем умереть. Я знаю, о чем вы

думаете и на что надеетесь. Не забудьте, книга у меня. Она надежно спрятана.

Где — знаю только я. Если я погибну, вы никогда ее не получите.

— Теперь вы видите, профессор, я был прав, — нервно улыбаясь, сказал полковник.

— Они заодно. Все это спектакль.

— Спектакль — все ваши идеи о том, что любая живая материя имеет право

на жизнь и самоопределение, — сказал Гиппарх. — Что вы проповедуете? Что

пришельцы придут и будут навязывать свою волю? А что вы делаете сами?

Вы собираетесь убить нас только потому, что вам показалось, что мы готовим

вторжение.

— Так я прав? — злорадно улыбнулся полковник. — Вы пришельцы? Вы больше

не отрицаете этого?

— Да, я пришелец, — сказал Гиппарх. — Не вижу ничего дурного в том, что

я живу у звезды Сириус. Я знаю, как построить космический корабль, летающий

быстрее скорости света; как перемещаться во времени и в пространстве;

знаю, каким способом можно заставить живую клетку регенерироваться бесконечное

количество раз; могу рассказать о планетах, населенных разумными существами,

и о галактиках, которые, как нам раньше казалось, находятся за пределами

вселенной. А между тем я не ученый. Я всего лишь…

Зелловес появился за спиной у Лютикова так неожиданно, как будто из кинопленки

выбросили сотню кадров, после этого склеили части и заправили пленку в

кинопроектор. Он схватил полковника за руку, в которой тот сжимал молекулярную

гранату — матовый шар размером вдвое больше куриного яйца, — и попытался

вырвать ее. Зелловес был ослаблен телепортацией и поэтому не смог справиться

с Лютиковым, который был в прекрасной физической форме. Полковник нажал

переключатель и поставил гранату на боевой взвод. Отпусти он палец, и

через восемь секунд произойдет взрыв. Зелловес заметил это и что было

сил обхватил пальцы полковника двумя руками, пытаясь не дать разжать их.

Гиппарх бросился к нему на помощь. Стас и Юра замешкались на секунду,

но, опомнившись, тоже сделали было шаг в сторону свалки. Вовка схватил

их за воротники и что было силы рванул назад. За время переговоров, пусть

очень медленно, они все же успели почти в плотную отойти к подъезду.

— На пол! — крикнул Вовка, поняв, что остановить Лютикова не удастся.

Падая, Стас больно ударился затылком о ступени лестницы, Юра повалился

набок, прикусив язык. Ослепительная ярко-белая вспышка выжгла весь кислород,

что был в колодце двора. Волна горячего воздуха ударила в разные стороны,

расходясь от эпицентра взрыва, выбив все стекла, что еще оставались в

окнах заброшенного дома, и поднимая пыль. Уши заложило, как бывает, когда

самолет набирает скорость. Через секунду волна холодного воздуха со всех

сторон вернулась к эпицентру и давление снова ударило по ушам. Звон летящих

осколков, шум стелющегося по асфальту мусора постепенно затихли, и во

дворе повисла тишина.

Главную роль в спасении Стаса, Юры и Вовки от ударной и тепловой волн

сыграл кирпичный короб мусоропровода. Упав на пол, они оказались в узкой

тени, которую тот отбрасывал. Но даже этого небольшого пространства хватило

чтобы избежать контакта с излучением, преобразующим живую, биологическую

ткань в тепловую энергию.

Первым поднялся Вовка. Пока Юра и Стас сидели на полу, откашливаясь от

пыли, Корнеев с пистолетом в руках осторожно вышел из подъезда. Во дворе

не было ни одной живой души. Медленно, постоянно оглядываясь по сторонам,

Вовка подошел к месту последней схватки полковника Лютикова за родную

планету. На асфальте остались два черных пятна, наползавших друг на друга,

напоминавших покореженную восьмерку, и еще одно, правее, в двух метрах.

Гиппарх так и не успел добежать…

— Вот ведь загадка какая, — сказал Топорков. Вовка оглянулся. К нему подошли

Стас и Юра. — И не поймешь, как теперь к Лютикову относиться.

— Да, — согласился Егоров. — Теперь не узнаешь, герой он был или сумасшедший.

— По крайней мере в ближайшем будущем, — сказал Топорков.

— Жил как легенда, а умер… — Корнеев замолчал на полуслове.

— Поверь мне, Вовка, и смерть его станет легендой, — вздохнул Егоров.

Поднявшись по полуразрушенной лестнице на шестой этаж, Топорков нырнул

в первую квартиру. Вовка и профессор старались не отставать от него. Юра

прошел до конца длинного коридора и свернул налево. Из-под обвалившейся

штукатурки, поваленной кирпичной перегородки, вырванных зачем-то оконных

рам Юра быстро откопал большую картонную коробку, в которой когда-то в

эту квартиру принесли настенные часы.

— Держи, профессор, — поднявшись с колен сказал Топорков и передал коробку

Стасу. — Ты столько лет шел к этой книге…

Стас принял коробку едва заметно дрожащими руками. Он посмотрел на Юру,

а тот смог лишь улыбнуться и пожать плечами. Стас снял с коробки крышку

и передал ее Вовке. Тот принял крышку и проглотил комок, подкативший к

горлу. Он волновался не меньше профессора. Дрожащей рукой Стас откинул

газету, лежавшую поверх книги.

— Как ты ее только нашел в этом мусоре…

— Нет, Стас. Это ты ее нашел, — сказал Юра. — Я ее всего лишь перепрятал.

Егоров сидел в своей квартире в большой комнате, откинувшись на спинку

кресла и закрыв глаза. Ему было хорошо. Многодневное напряжение спало,

мышцы были расслаблены, и, самое главное, в голове не было ни одной мысли

о пришельцах, иных мирах и спиральных галактиках. Егоров получил книгу,

которую искал двенадцать лет. Сейчас он посидит еще минут двадцать и займется

книгой. Пока же Вовка, перетащив на пол настольную лампу, бессмысленно

листал страницы зашифрованного текста и рассматривал рисунки Джордано

Бруно.

Зазвонил телефон. Ни Вовка, ни Стас сразу и не заметили этого. Казалось,

что может быть еще важного… Наконец Егоров, не открывая глаза, протянул

руку к столику и снял трубку.

— Алло.

— Мишка очень любит мед, — сказала трубка.

— Почему? Кто поймет? — лениво и машинально продолжил профессор.

— В самом деле, почему… — добавила трубка.

Стас открыл глаза и улыбнулся:

— Мед так нравится ему. Олег?! Алексеев?!

— Узнал.

— Ах ты физик-шизик… Ты где столько лет пропадал? Мы тебя никак найти

не могли…

— Значит, рад будешь, если я в гости зайду?

— Конечно!

— Ты один?

— Подожди, ты что, внизу, что ли?

Вовка посмотрел на Стаса, пытаясь понять причину неожиданного всплеска

радости.

В дверь позвонили. Егоров положил трубку на столик рядом с телефонным

аппаратом и пошел открывать дверь. На пороге стоял его старый школьный

приятель с мобильным телефоном в руке. Профессор отступил на пару шагов,

пропустил гостя в квартиру.

Они долго смотрели друг другу в глаза и наконец обнялись. Заслышав шум

в прихожей, Вовка поднялся с пола и выглянул из комнаты. Олег заметил

его и как будто насторожился.

— Ты сказал, что один.

— Ничего я тебе не говорил, — улыбался Стас. — Это Вовка. Считай, что

он мой сын.

— Здрасте, — сказал Вовка, на удивление почувствовав себя как-то неловко,

но уходить не собирался.

— Проходи, — сказал Стас, подталкивая гостя в спину.

Вовка сообразил, что книгу нужно спрятать, и метнулся к ней, но Алексеев

уже вошел в комнату.

— Так это и есть та самая книга, которую ищут уже четыреста лет?

Корнеев обернулся и посмотрел на гостя. Мгновения ему хватило, чтобы оценить

ситуацию. Внутренне он сжался, словно пружина, и был готов развернуться

в любую секунду.

— Что ищут? — спросил Стас.

— Джордано Бруно, «О свойствах времени», — сказал Олег.

Стас посмотрел на Алексеева, и тот не смог не отвести взгляд.

— А я думал, ты и правда в гости зашел, — сказал Стас, и в голосе его

чувствовалась великая досада.

— Прости, Стас, — сказал Алексеев, — но я за книгой.

— Здесь не библиотека, — жестко ответил Вовка.

Алексеев коротко посмотрел на Вовку и снова повернулся к Стасу. Корнеева

это еще больше разозлило. Он почувствовал, что его присутствие в этой

комнате оценили не более чем писк назойливого комара, укус которого неприятен,

но не имеет никакого значения.

— Ты один пришел? — с удивлением вызывающе спросил Стас.

— А разве это что-то меняет? — спросил Алексеев.

Стас еще раз посмотрел на своего школьного друга. Тот ничуть не изменился.

Разве что начал седеть.

Перед Егоровым стоял высокий широкоплечий мужчина сорока восьми лет в

хорошем костюме и не очень дорогих, но приличных ботинках. В его сытых,

но не зажиревших глазах чувствовалась уверенность человека, который достиг

в жизни почти всех поставленных перед собой целей.

— Давай присядем, — предложил Алексеев. — А если мне в этом доме еще и

растворимого кофе нальют, я буду очень признателен.

Стас посмотрел на Вовку, тот мысленно вздохнул и побрел на кухню. Алексеев

опустился в кресло, Егоров сел напротив него.

— Не могу пить молотый и все тут. Сразу сыпь появляется, — неуверенно

сказал Алексеев и осмотрел комнату. Взгляд его снова скользнул по раскрытой

книге, лежавшей на полу. — Неплохая квартирка…

Олег повернул голову и снова встретился взглядом со Стасом.

— Слушай, ну так получилось. Прости.

Было видно, что Алексееву действительно очень жать, что он пришел к старому

другу по делу, а не просто так.

— Ну хочешь, плюнь мне в лицо!

На кухне зашипел электрический чайник, Вовка загремел чашками.

— Ладно, — сказал Стас, — проехали.

— Спасибо, что не плюнул, — улыбнулся Алексеев.

В комнату вошел Вовка. Он пододвинул к дивану столик, Олег и Стас пододвинули

к столику кресла. Вовка ушел на кухню и вернулся с подносом, на котором

стояли три чашки, чайник, банка кофе, сахарница и плетенка с печеньем.

Алексеев посмотрел на Вовку. Тот насыпал в свою чашку кофе, налил кипятку

и устроился на диване.

Пауза давила.

— Я пропущу намеки и сразу перейду к делу, — отхлебнув из чашки и поставив

ее на стол, сказал Алексеев. — Когда фашисты, из тех, кто успел сбежать,

расползлись по земному шару, большая часть немецкого ученого мира очень

скоро оказалась в Америке. Там не стеснялись сотрудничать с кем угодно,

если это двигало вперед их науку. Опыты со временем американцы проводили

очень давно. У них были кое-какие успехи, но серьезных результатов до

сих пор так никто и не получил. Приблизительно тогда же появилась информация,

что книга Бруно была в Рейхе, но за несколько месяцев до конца войны исчезла.

Начались поиски. Два десятка стран потратили колоссальные суммы денег

в попытке найти ее. Результат нулевой. Я не буду говорить, что это большая

удача, что книга у тебя в руках. Это и так понятно. Дело в другом. Мало

кто знает, что именно зашифровано в книге. Практически все считают, что

там рассказано о некоем способе перемещения во времени. Возможно. Но есть

и другая информация. В наши руки попали письма Бруно, некоторые листы

из его дневника, кое-что из доносов на него инквизиции. Вместе с итальянскими

коллегами мы сделали очень качественный перевод. Видные мировые специалисты

проанализировали записи и пришли к выводу, что в этой книге описан способ

перемещения в пространстве.

— Чертеж нового ракетного двигателя? — спросил Вовка.

— Нет, — ответил Олег. — Что-то иное. Может, что-то наподобие телепортации,

как это называют фантасты. Сам он додумался или ему кто-нибудь подсказал,

не ясно. Был международный заговор спецслужб четырех стран. Они хотели

завладеть информацией и использовать ее… и в военных целях тоже. Заговор

раскрыт. Пока удается держать это в секрете от широкой общественности,

но на уровне министерств иностранных дел, ООН и прочего был грандиозный

скандал. Лютиков не участвовал в заговоре. По моей просьбе он пытался

войти с тобой в контакт. Я верил Лютикову до конца и не знаю, что случилось

во дворе старого дома. У нас все записано на видео. Будем анализировать.

— Сколько было пришельцев? — спросил Стас.

— Двое, — ответил Олег.

— Они действительно с Сириуса?

— Не знаю. Знаю только, что они не земляне.

— Вы не сказали, что они не люди… — заметил Вовка.

— Они очень похожи на людей, — ответил Олег. — По большому счету, до конца

еще неизвестно, откуда появился человек. Может, с Сириуса…

— Почему вы не отобрали книгу силой? — спросил Стас.

— Во-первых, ты мне нужен, — сказал Олег, — и я хотел бы, чтобы ты сам

ее отдал и работал со мной.

— А во-вторых?

— Месяц назад, когда открылся заговор, ведущие ученые мира пришли к соглашению

о совместной разработке межпространственных и пространственных перемещений.

Так возник проект «Сфера». Нас поддержали не только ученые, но и писатели,

художники, музыканты, врачи… Одним словом, люди, чье слово имеет вес

в их стране и в мире. Правительствам ведущих стран мира было поставлено

условие, что если проект начнут растаскивать по кускам и чуланам, если

хоть одно государство попытается использовать открытие в военных целях

или скроет новые научные данные, проект будет немедленно закрыт, а те,

кто участвовал в нем или поддерживал его, найдут способ ответить правительствам.

Вплоть до прекращения работы над основными научными проектами.

— Утопия, — сказал Стас. — Детский сад. Этого никогда не будет. Ученые

никогда не бросят науку. Государства никогда не договорятся. Даже если

и сделают вид, то очень скоро все развалится. Ни одна страна мира, будь

у нее такая возможность, не упустит шанс завладеть новейшей технологией,

которую можно использовать в военных целях.

— Да, Стас, мы это понимаем, — сказал Олег. — Но скажи: ты мне веришь?

— Тебе — да. Твоим компаньонам — нет.

— Почему?

— Паниковский не обязан всему верить.

— Но ты веришь мне.

— Да.

— Так я заявляю, что этим людям можно верить. Я им верю. Не все из них

получили Нобелевские премии, но все они честные люди. Стас, у них есть

совесть, и она очень часто болит. Ты готов был помочь пришельцам научиться

перемещаться во времени и пространстве. Так, может, и твоей цивилизации

не мешало бы это уметь? Или ты уверен, что из других миров никто не придет

к нам со своим законом?

— Вот видишь, как быстро ты сам вернулся к войне, — сказал Стас.

— Я не вернулся к войне, — сказал Олег. — Просто я не исключаю, что однажды

кто-то может прийти к нам с тем, чтобы завоевать эту крохотную планету.

Человечество засиделось в колыбели. Ему пора к звездам. Секретность тормозит

прогресс. Нужно менять обычаи. Пора объединяться. Хотя бы на таком уровне.

Егоров задумался. Идея была очень красивой, и в нее очень хотелось поверить.

Ведь не может же вечно продолжаться борьба друг с другом, борьба за выживание.

Может, поэтому другие цивилизации и не спешат вступать с нами в контакт?

Может, поэтому Гиппарх и хотел забрать книгу? Может, он и Зелловес заодно,

прав был Лютиков, но только агрессора они видят в нас? Они боятся, что,

получи мы эти знания, наши корабли повезут через звезды не исследователей,

а завоевателей. И их можно понять. На протяжении всей истории мы только

и делаем, что уничтожаем друг друга. Вакцины против смертельных болезней

держатся в секрете, чтобы вирусы использовать в качестве оружия. А люди

умирают от этих болезней. Водородный двигатель, созданный в середине двадцатого

века, держится в сейфе, для того чтобы кто-то зарабатывал на продаже нефти,

и неважно, что мы отравляем свой воздух, свою планету. Точно так же и

новые ракетные двигатели наверняка в первую очередь будут использовать

не для полета к звездам, а для доставки боеголовок. И кто мне докажет,

что, придумав новый способ перемещения в пространстве, человечество не

переместит смерть в любую часть вселенной? Может, нас поэтому и держат,

словно в колодце, всякий раз сталкивая вниз, как только мы поднимемся

на новую ступень, в ожидании, когда мы наконец уничтожим сами себя и дадим

вселенной жить спокойно. И, казалось бы, самый простой способ — это самим

уничтожить нас, чтобы не было больше проблемы, но они не делают этого.

Очевидно, у них так не принято. Да как узнать, что у них принято? Может,

Олег прав? Главное — научиться. Честно говоря, с трудом верится, что только

наша цивилизация во вселенной годится в завоеватели.

— Интересно, сколько может быть обитаемых миров во вселенной? — спросил

Вовка, нарушив общее молчание.

— Количество звезд только в нашей галактике превышает сто миллиардов,

— ответил Олег. — Если хотя бы у одной из миллиарда звезд есть разумная

жизнь, то в нашей галактике их как минимум сто. А сколько галактик во

вселенной мы пока что не знаем.

— Галактика — от греческого «галактикос», — как бы между прочим и все

еще в задумчивости добавил Стас, — что означает молочный.

— Возможно, поэтому нашей галактике дали имя Млечного Пути. Ее размеры

шестьсот двенадцать тысяч парсеков.

— Парсек это сколько? — спросил Вовка.

— В тысячу раз больше, чем до фига, — ответил Стас.

— Один парсек, — сказал Олег, — три целых двести шестьдесят три тысячных

светового года. Почти тридцать одна тысяча миллиардов километров.

— А сколько до Сириуса?

— Двести шестьдесят семь парсек, восемь целых семьдесят один сотых световых

года, восемьдесят две тысячи миллиардов километров.

— Вот уж, действительно, ужас охватывает, — сказал Вовка. — Как представлю

себе возможные размеры вселенной… чувствую себя меньше атома. Только

наша галактика в световых годах получается… почти два миллиона… а

на рубли вообще переводить страшно.

— Боюсь, Владимир, что вы даже не в состоянии предположить, каковы размеры

вселенной. Никто на Земле не может, потому что не имеет представления

о таких расстояниях.

— Забирай, — спокойно сказал Стас.

— Что? — растерянно переспросил Олег.

— Забирай книгу, — повторил Стас.

Вовка замер с чашкой в руке. Он не сводил глаз со Стаса. Олег был внутренне

рад решению друга, но все равно задал вопрос.

— Стас, ты уверен в том, что действительно хочешь отдать мне книгу Бруно?

— Абсолютно уверен, — ответил Стас и, посмотрев в Вовкины глаза, полные

не то обиды, не то разочарования, добавил: — Все равно отнимут. Не свои

земляне, так прилетит какая-нибудь гадость. Можно ее, конечно, еще сжечь.

Но я этого сделать не смогу. И другому не дам. Это как с котенком: отдам

в хорошие руки.

Они еще с полчаса пили кофе. Стас был рад встретить старого друга, которому

он с детства верил больше, чем себе. Олег был рад не меньше.

Сразу после института Алексеев попал в закрытую лабораторию, и возможности

встретиться со школьными друзьями у него практически не было. Работа,

работа, работа. Когда задуманное получается, работа превращается в наркотик.

Очень скоро ты понимаешь, что не можешь без нее существовать. Алексеев

знал намного больше, чем мог себе представить обыватель. Непонятные явления,

катастрофы, которые правительства выдавали за стихийные бедствия. Правда

порой была ужасной. Но он не мог рассказать об этом даже самым близким

людям. Он не имел права.

— Я не для декорации сказал о том, что хотел бы видеть тебя в своей организации,

— сказал Олег, когда они со Стасом прощались в прихожей.

— И в качестве кого ты меня видишь? — улыбнувшись, спросил Стас. — Я атомы

расщеплять не умею. На глазок вряд ли определю спектр звезды.

— Я вижу тебя в качестве умного человека, — ответил Олег. — Специалиста

по истории и культуре разных народов. Когда произойдут первые контакты,

такие люди будут нужны как воздух.

— Ты думаешь, они еще при нас произойдут?

— Я в этом уверен. И Владимиру есть дело. Ведь служба космической безопасности

существует. Такой боец там будет совсем не лишним. Тем более он один из

тех, кто уже вступал в единоборство не только с инопланетянами, но и с

демонами, — улыбнулся Олег.

Когда Алексеев ушел, Стас снова сел в свое кресло и, как прежде откинувшись

на спинку, снова закрыл глаза. Вовка отнес поднос с посудой на кухню,

вымыл чашки и убрал их в шкафчик.

— Ты правда так давно знаешь Олега? — спросил Вовка, садясь в кресло напротив.

— С семи лет, — ответил Стас. — О том, что с нами было, можно написать

очень толстый роман.

— Ты думаешь, что поступил правильно, отдав ему книгу?

— Изменяя себя, мы изменяем мир, — устало ответил Егоров. Он открыл глаза

и посмотрел на Вовку. — Хочется хоть кому-нибудь верить.

Август 1999 — март 2000

Июнь-июль 2000

Август 2000