Сергей СОКОЛКИН КОЛДУЕТ ОСЕНЬ...

В ПРИБАЛТИКЕ

Как мы были непреклонны,

отрекаясь от любви…

Но в душе вопили клоны

тех Небес и той Земли,

той Свободы заоконной,

где с богами мы равны.

Как мы были непреклонны,

как мы были влюблены!

Как мы были непреклонны,

как был тягостен рассвет.

И, взлетая, бились волны

о холодный снег.

Как мы были непреклонны.

И в пластмассовых цветах

тихо плакала Мадонна

с тёплым сыном на руках.

ЖУРАВЛИ По-над Волгою молча пройдусь я,

нет за ней ни любви, ни земли…

Как прощальная песня над Русью,

через сердце летят журавли.

Улетают всё дальше и выше.

И больней, – как любая мечта…

На холме Божью церковь я вижу

и извечный погост без креста.

Ах, бескрайние дали России,

глохнет плач исчезающих птиц.

Лишь печально кружит в небе синем

одинокий берёзовый лист…

Ах, как грустно смотреть

в эту даль над рекой.

Набегает слеза, как на отмель волна.

Да простит меня Бог,

что грущу я душой,

а душа, словно Волга, полна.

Колдует осень Колдует осень на дворе,

колдует осень.

И пожелтело всё вокруг.

И нет вопросов.

А мы прозрачного вина

нальём в бокалы.

Понятно всё. Давай до дна!

Мы это ждали.

Горит листва.

И мы с тобой в пожаре рыжем.

Твои глаза мне с каждым днём

родней и ближе.

Всё те же сны, где мы вдвоём,

ещё нам снятся,

но оба чувствуем, что нам

пора расстаться.

Колдует осень на дворе, и мы колдуем,

и, обжигаясь, на огонь уже не дуем.

И птицу счастья

во все стороны пускаем.

Любовь устала. Мы её не осуждаем.

Ох, закружила осень нас, заворожила.

И разметала, словно листья,

и забыла…

Дождит вокруг.

И, как земля, любовь остыла,

но всё равно

спасибо ей за всё, что было…

МЕДУЗА ГОРГОНА

Меч остёр у меня.

Душу греет воинственный пыл.

Лишь смущает заданье,

которое я получил.

Как прекрасна она,

но погибель несёт её взгляд.

Я убить её должен.

И боги меня наградят.

В отраженье щита

я внезапно увидел её.

И шептала она:

"Ты не верь, посмотри, всё вранье!"

Ах, Медуза Горгона,

как истинны Ваши глаза,

Отвернуться нельзя…

Ваши губы

в холодной усмешке опять –

я хочу целовать.

Ах, медуза,

при Вас мои тают мечты…

Но спаси меня бог от такой красоты!

Я отсёк ей главу

и за волосы поднял, кляня.

Но не волосы – змеи шипели,

кусая меня.

Там, где тело лежало,

навек пожелтела трава.

И с ненужной душою

к богам улетали слова.

Над божественным телом сидел я,

не плача едва, –

Жутким смехом зашлась

вдруг живая её голова.

Голова хохотала:

"Юнец, ты богами храним…

Но они отвернутся,

тогда ты и станешь моим".

О, РУСЬ МОЯ

Как надоело жить

в Москве скандальной!

Хочу на тройке,

голос чтоб окреп,

проехать по Руси многострадальной,

где люди жнут свой горький,

грешный хлеб.

Кто нас казнит,

кто тешит злую ревность?!

Прости земля,

прости, родная мать…

Хочу взглянуть

в лицо старухе древней

и чёрную ладонь поцеловать.

О, Русь моя, прекрасная и страшная,

с тобой на месте лобном помолчу,

и, распевая песню бесшабашную,

на тройке гиблой в небо улечу.

Но через миг,

под сердцем этот груз тая,

вернусь опять в свою земную плоть…

И небу прокричу:

"Ведь мы же русские!"

И, думаю, поймёт меня Господь…

А надо мной

шальные ветры кружат,

но надо удержаться всё равно.

Народ живёт –

и выдюжит, и сдюжит.

Он выдержит и сдюжит – всё равно!

А вьюга злая

путь последний чертит,

но надо до конца судьбу пройти.

И все вперёд, как раненые черти,

несутся кони, выпучив белки.

Навечно отведу от глаз ладони –

ведь мне здесь умирать,

судьбу храня.

И кони, обезумевшие кони,

опять куда-то вынесут меня.

На русском поле встану на колени,

за тех, кто пал здесь, тихо помолюсь.

И молча рядом встанут предков тени.

И над землёй взойдёт Святая Русь...