Вячеслав Шульженко СЛАВЯНСКАЯ ПРАРОДИНА

Тема "Русский Кавказ" возникла в региональном научном сообществе лет десять назад.

Тогда это словосочетание для многих звучало в диковинку, хотя в истории культуры были известны весьма похожие по структуре понятия, наподобие "русского" Парижа, Харбина, Америки и т.д. До сих пор, однако, не удалось договориться, что же, собственно, понимать под Русским Кавказом. Возможно, это не так уж и плохо, ибо неопределенность содержания и многосмысленность, а точнее, возможность вкладывать в одно и то же понятие несколько разных смыслов, есть всегда благо для междисциплинарной и просто человеческой коммуникации. Надо просто пользоваться возможностями, которые предоставляют нам язык и мышление, позволяя играть на неопределенности содержания и различии смыслов.

Многое за эти десять лет изменилось. О Русском Кавказе стали не только говорить весьма уважаемые представители научного сообщества (среди которых и недавно ушедший от нас академик О.Н. Трубачев), но и писать в своих художественных произведениях авторы, связанные кровными узами едва ли не со всеми живущими на Кавказе народами.

Русский Кавказ действительно можно было бы считать одной из евразийских вариаций, рассматриваемой нами эмпирически – как территорию, которая характеризуется определёнными чертами, исходя не из общих абстрактных соображений, которые были у Трубецкого и Мирского, а из фактов. Славянская проблематика, таким образом, в гораздо большей степени является продолжением индоевропейской, а для проблем определения славянской прародины также весьма существен древнеевропейский ареал вкупе с дунайским регионом.

В этом смысле, вряд ли кто ныне возьмётся серьёзно оспаривать факт возникновения первого древнерусского государства именно на территории Северного Причерноморья и Северного Кавказа. Об этом свидетельствует не только "Книга Велеса", где имя древнего русского государства звучит как "Русколань", но и античные и раннесредневековые историки, которые под латинским названием "Роксалания" также подразумевали объединение сарматских племён – прародителей Русов. В тех же областях определял расселение славян итальянский философ и поэт XV века Ф.Б. Каллимах, подчеркивавший приход русов с Северного Кавказа. Там и в Подонье с древности и вплоть до нового времени жили и живут донские казаки-черкасы, как нередко именовали в Европе и южнорусские, и малорусские народы. Или как не верить историкам – швейцарскому К.Геснеру, польским М.Меховскому и М.Стрыйковскому, австрийскому С.Герберштейну, английскому А.Дженкинсону, наконец, отечественному Д.И. Иловайскому, представившим то ли на составленных ими картах, то ли в трактатах свидетельства существования Пятигорского княжества славян-христиан, отделённых от Московской Руси Диким полем, где кочевали сначала половцы и печенеги, а до середины XVI века крымчаки и ногайцы.

Следовательно, появление в 1769 году на Северном Кавказе казачьих поселений никак нельзя считать пресловутой колонизацией, а всего лишь возвращением своих древних, исконных земель.

Ещё до Екатерины II Северный Кавказ был не просто регионом геополитических, стратегических и экономических интересов России, но и неотъемлемой частью её бытия – со времён Древней Руси, Тмутараканского княжества и до наших дней. Здесь Русь находила выход к морю, пути, связывавшие её с миром. Через этот регион на Русь шёл свет православия. Более того, со временем открываются поразительные факты значимости этого края в судьбе страны. Лингвисты, как известно, нередко весьма аргументированно поправляют историков, и вряд ли кто сможет на достойном научном уровне опровергнуть академика О.Н. Трубачева, убедительно доказавшего, что именно с юга неуклонно ширилась и входила в обиход форма, откуда в конце концов и утвердилась Русь.

Он убедительно продемонстрировал также, что страна древних русов располагалась в кубанских плавнях, где когда-то были земли античных синдомеотских племён, а боспорский город Россия находился в районе нынешней станицы Голубицкой. С ним вполне солидарен В.В. Кожинов, полагающий, что еще задолго до монгольского нашествия существует и постоянно возрастает "кавказский компонент" русской истории. Так, по меньшей мере трое из девяти сыновей Ярославова внука (и вместе с тем внука византийского импе- ратора Константина VIII) Владимира Мономаха породнились в начале XII века с половецкими и ясской (осетинской) династиями, "после чего это стало на Руси прочной традицией".

Не лишним будет в данном контексте напоминание и о том, что рядом расположен Крым, который есть ключевой пункт миссии Константина (Кирилла) и Мефодия, место, где ими был провиден будущий совершенный алфавит. Да и крещение Руси, не забудем, состоялось все-таки в Херсонесе, или, если угодно, Корсуни.

Может показаться, что исход русских в сторону Кавказа носит скорее не духовный, а прагматичный характер, если под оным понимать стремление познать и ощутить чужой, но притягивающий мир. Мы уже говорили о том, что академик О.Н. Трубачев убедительно доказал, что именно с юга неуклонно ширилась и входила в обиход форма, откуда в конце концов и утвердилась Русь. Сказанное заставляет хотя бы бегло изложить здесь одну из существующих ныне гипотез о нескольких типах русского менталитета.

Ещё во времена крещения Руси и возникновения русской государственности сформировались два типа русского менталитета, два типа религиозного сознания – Центральной (со временем – Московской) Руси и Руси Северо-Западной – Новгородской. Начиная же с эпохи "южной колонизации", всё отчетливее и определённее заявляет о себе нарождающийся третий тип – "южнорусский" (состоящий из "русско-кавказского" и "русско-причерноморского" синтеза), обладающий ярко выраженным идеологическим и социально-политическим своеобразием. Его признаки – отсутствие крепостничества, небольшое влияние церкви, иноязычное окружение, перманентное состояние войны, ощущение своего отличия от "мужиков", своеобразие духовных ценностей, географические особенности, распространение староверия, которое прежде всего "было протестом против бюрократизма и стремлением к свободе от давления жестокой централизованной церковной и светской власти.

Возможно, благодаря именно этому обстоятельству "кавказороссов" сближало с местными автохтонными племенами "бытие-в-истине", когда важно не то, что ты можешь помыслить и сказать, а – кто ты есть. Эта абсолютно антиметафизическая, в западном понимании, установка, вошедшая на бессознательном уровне в плоть и кровь русской культуры, означала, что процесс познания является способом жизни, а не способом мышления. Другие его признаки – вольница, нередко вызывающая неприятие, отсутствие крепостничества, чисто ритуальное присутствие церкви, активные межкультурные контакты, перманентное состояние войны, ощущение своего отличия от "мужиков", своеобразие моральных ценностей, географические особенности. В этом до сих пор – совпадение с (во много оставшимся) языческим Востоком (Северным Кавказом), а не с христианским Западом, глубинная сущность этноса, некое онтологическое ядро, которое в своих эмпи- рических проявлениях постоянно обнаруживает за "западной оболочкой" "восточное содержание".

Хотим мы того или нет, но важнейшим русским фактором на Северном Кавказе продолжает оставаться казачество, которое всегда умело организовать хозяйственную жизнь и мирные межнациональные отношения, надёжно обеспечивало безопасность проживающих там народов и территориальную целостность страны. Необходимо наконец-то признать, что с уничтожением казачества мы не просто потеряли совокупность русского населения, а субэтнос с уникальным опытом межнациональных отношений. Казаки – этногра- фическая группа, обладающая наиболее выраженным южнорусским самосознанием.

(Сегодня, конечно же, иное. Незадолго до смерти талантливый поэт Юрий Кузнецов признался с горечью, что его взгляд "на родное казачество – безнадеёжен", ибо он не видит его "реального возрождения". Символично, что в последней поэме Кузнецова "Сошествие в ад" выступающий от имени кубанских казаков, начисто спившийся сын атамана ничего не может сказать перед Богом, кроме одного звука "А...")

Кавказ – это своеобразный теменос, который у греков обозначал священное пространство, территорию, в пределах которой можно ощутить, почувствовать, пережить присутствие Бога. Синонимом теменоса является "герметически запечатанный сосуд". Это алхимический термин, обозначающий закрытое вместилище, внутри которого совершается превращение взаимопротивоположных элементов. Это предельно остро ощутил на себе, к примеру, Олег Поль – первый муж Валерии Пришвиной – монах-пустынник на Кавказе, автор оригинальной философской системы "Остров Достоверности", наследующей "Столпу и утверждению истины" Флоренского. С Кавказа он присылал в Москву не письма, а настоящие трактаты о любви, читая которые впоследствии, Пришвин не уставал восхищаться своим предшественником: "Он, по-моему, достиг в своём духовном развитии такого состояния, которое мне казалось недостижимым: самому, своими усилиями победить чувственность, ревность, зависть и всё прочее, связанное с чувственной любовью..." Кавказ становится для ищущего веры дополнительным испытанием, ибо здесь сложнее преодолеть плоть.

Надо особо подчеркнуть, что Кавказ, прежде всего Северный, или, скорее, для нас "Русский", богат своими православными церквями и местами религиозного поклонения. На родных для нас Кавминводах есть удивительный Храм равноапостольной великой княгини Российской Ольги. Она – жена "Игоря Старого", как именует его "Слово о законе и благодати", мать Святослава Игоревича, ставшего в определённой мере фигурой легендарной, бабка "равноапостольного" Владимира Святого, окончательно утвердившего на Руси христианство и церковь, по праву занимает совершенно исключительное место в русской истории. В пантеон русских святых она вошла значительно раньше, чем был канонизирован её внук, освятив тем самым и своё языческое имя.

Ещё одно место, привлекающее паломников – Второ-Афонский Успенский монастырь, расположенный на склоне горы Бештау, необитаемость, густой лес и скалы которой с давних пор привлекали сюда пустынножителей, желавших, цитирую, "тайно соделывать своё душевное спасение". Об одном здешнем пустынножителе известно документально. Это Святогорский выходец, Афонский схимонах Савва, много лет проживший в расселине горы Бештау, близ Благодатного источника в совершенном одиночестве.

Земля Кавказских Минеральных Вод богата многими целебными источниками, к которым приезжают на лечение со всех концов России. Теперь она обогатилась ещё одним источником. В последние годы на Кавминводы всё больше людей едет именно к исцеляющим мощам преподобного Феодосия – живо-носному источнику благодати Божией. Могила преподобного Феодосия Кавказского Чудотворца стала особенно значимой для участников двух последних чеченских войн, специально к ней приезжающих. Через пятьдесят лет после успения его мощи были перенесены для постоянного пребывания в новопостроенный храм Покрова Божией Матери в Минеральных Водах.

Батюшка Феодосии стал таким образом собственным, всецело своим небесным покровителем Кавказа, к которому и по сей день изливается вся скорбная молитва кавказского края, которому есть о чём помолиться Богу. "Днесь светло радуется священный Кавказ, радуется и вся земля Русская, – с этими словами обратился Высокопреосвященный митрополит Гедеон к кавказской пастве по случаю перенесения мощей, – ...Господь нам даровал это великое утешение ныне в пятидесятую годовщину преставления Угодника Божия, среди печалей и скорбей века сего, чтобы мы не унывали, ибо в преподобном Феодосии многострадальный Кавказ за свои горькие слёзы и воздыхания обрёл молитвенника, дивного во святых: родного нашей земле и здесь живущим народам".

Следует напомнить о том, что еще в 1822 году, делая наброски плана новой поэмы о Мстиславе Удалом, победившем в единоборстве косожского князя Редедю, Пушкин специально оговаривал, что его герой "увлечен чародейством в горы Кавказские". Эта пушкинская мысль приобретает в контексте нашего анализа особое значение, ибо горы становятся чрезвычайно стойким рефреном: в текстовом пространстве русской культуры они образуют особую субстанцию другой жизни, со своей особой красотой, наподобие той, которая, согласно формуле П.Флоренского, есть сила-энергия, проникающая все слои бытия. Поразительно, что близкое этой идее Флоренского утверждал и М.Н. Покровский в своей знаменитой книге "Кавказские войны и имамат Шамиля", в которой настойчиво советовал воспринимать Кавказ не точкой на географической карте, а неким вместилищем ещё не познанных до конца космических энергий.

И нам представляется, что это место – единое и неделимое, как бы того кому-либо ни хотелось, мистическое пространство, где прошлое и настоящее нерасторжимо слиты, где на протяжении веков ничего не меняется и измениться не может, где никогда и никому не удастся найти свободу от трагедий и страданий.