"Газета День Литературы # 131 (2007 7)" - читать интересную книгу автора (День Литературы Газета)

Михаил Попов ОБЛАЧНЫЙ АРХИПЕЛАГ



ВОЕННАЯ АКАДЕМИЯ ВЕСТ-ПОЙНТ



Южный берег Крыма и о двух берегах Гудзон


поразительно, до какой степени схожи.


Только здесь слегка коверкают горизонт


кубы казарм в крокодиловой коже.



Короткий рукав. Бицепс. Шеи толще голов.


Грудь у всех колесом,


как перед смертью у Данко.


В строю замечаю, с улыбкой, смешенье полов.


Всей этой белой гвардией


командует негритянка.



Невзирая на цвет кожи, пол и рост,


все кадеты выведены из икры доктора Спока.


На обед картофель сладкий, будто побил мороз,


есть противно, хотя и знаю – он маниока.




Мы здесь на шоу под девизом


"Френд – разоружись!"


Но Бог войны не стал безопасным,


став бесполым.


Янки убеждены, что продолжится жизнь,


не нашей лаптою, а их бейсболом.




КОРМЛЕНИЕ БЕЛОК В СОКОЛЬНИКАХ



Под сосной среди хвойного зноя


оказавшись, невольно молчишь.


Вон застыло семейство смешное:


мать, отец и глазастый мальчиш.



Запрокинуты ждущие лица


всех троих неподвижных гостей.


Видно, как напряженье струится


из приподнятых кверху горстей.



Наконец, суетливо и мелко,


что-то в кроне шуршит, а потом


на коре появляется белка


с недоверчиво-пышным хвостом.



Размышляя над каждым движеньем,


применяя то шаг, то прыжок,


опускается за подношеньем


небольшой, но реальный божок.



И когда из ребячьей ладошки,


что застыла под кроной густой,


белка ловко царапает крошки,


мальчик светится как святой.




***


Войско покидает Пеллу, царь впереди.


Матери и жены застыли, так же как эта арка.


Ты стрела времени, Александр, ну что ж, лети!


Греция заканчивается палубами Неарха.



Флот торжественно снимается с якорей.


Он заполнен не только фалангами


и Буцефалами.


Тут каменщики, плотники, куча лекарей,


и геометры, и землемеры,


и Зевсы уже с пьедесталами.



Будущим нагруженные суда,


веслами царапают мрамор моря.


Александру – пусть впереди лишь одна вода –


видятся миражи Дариева нагорья.



Утренним бризом колеблется царский плащ.


Мойры сплетают нить, которая все связует.


Будущее неотвратимо, плачь, Азия, плачь!


Тебя не просто разгромят, но и цивилизуют.



Ты уже проиграла, тебе это ясно самой.


Имя врага – Александр – это раскаты грома.


Он судьбоносен, он всю Элладу везет с собой.


И лишь Аристотель остался дома.




***



Пустынней весеннего дня не бывает пустыни,


ни в мыслях, ни в воздухе ни одного витамина.


Старухи сидят у подъезда, такие простые…


Тоска подступает и медлит, и медлит как мина.



Никто не придёт, замирают все звуки на марше,


и лестница тише и глубже какой-нибудь глади.


Старухи сидят и беззвучно становятся старше,


мне кажется, я обгоняю их в этом халате.



А где-то стартуют ведь "боинги" с аэродромов,


какие-то парни под юбки залазят к девицам…


Чего же хочу я? Ну, был бы хотя бы Обломов,


по праву бы ждал,


что само мне должно обломиться.



О, если б сидел я


хотя б под домашним арестом,


мятеж мой подавлен, и сам я подавлен,


но все же


меня поручат охранять


не старухам окрестным…


Какая же чушь лезет в голову, Господи Боже.




***



Так сдавило грудь, что стало ясно –


только Он умеет так обнять!


И душа конечно же согласна


тело на бессмертье обменять.



Ничего нет в мире достоверней


муки, обращённой в небеса.


Вверх стремлюсь я из телесных терний.


Вниз стекает мутная слеза.



Ангелы летят в крылатых платьях!


Боль моя – моя Благая Весть!


Я готов пропасть в Твоих объятьях.


Я готов, но кажется не весь.




***



Женщина в широком сарафане


в парке на скамье сидит, блаженствуя.


То ли Машею беременна, то ль Ваней,


и лицо – то детское, то женское.



За спиной фонтан взрастёт и тает,


карусель, повизгивая, вертится.


Женский взгляд рассеяно блуждает,


и с моим сейчас, наверно, встретится.



Встретились. Она глядит беззлобно,


вместе с тем упорно и бесстыдно.


Мне становится немного неудобно,


что во мне "такого" уж ей видно?



Вытирает шею полотенцем.


Этот взгляд не назовешь мечтательным.


Ты беременна не просто там младенцем –


будущим безжалостным читателем.




ЖАРА



Ивы беззвучны, хотя и плакучи,


птицы молчат, наглотавшись жары.


Бесшумно кишат муравейников кучи,


и одуванчиков тают шары.



Словно снотворной отверткой привинчен


облачный к небу архипелаг.


Слышно лишь только, как с земляничин


капает солнцем расплавленный лак.