"Газета День Литературы # 114 (2006 2)" - читать интересную книгу автора (День Литературы Газета)

Эдуард Лимонов САМОВОЛЬНАЯ ОТЛУЧКА


Шел крупный снег. И тотчас таял, ибо это все же была Северная Италия, а не средняя полоса России. Мотор наш весело тарахтел, но опасно разбрызгивал масло. Я смотрел в трюме катера на мотор, когда сверху, с палубы, сообщили, что мы приблизились к островам, закрывающим лагуну. Утро уже было в разгаре. И это было опасно для нас, ибо хотя мы и прибыли в Венецию с мирными целями, однако прибыли не оттуда, откуда прибывают туристы, — мы шли с Востока, со стороны войны. Мы не хотели, чтоб об этом знали. Но мы полночи шли до хорватской Пулы, чуть отклонились, обходя ее, и вот теперь входили в Венецианскую лагуну при свете дня.


Все оказалось проще простого, как на карте. Выйдя из одного из глубоких заливов Адриатики на формально хорватском берегу, с наступлением темноты мы подошли к Венеции. Однако уже это было преступлением.


Нас было семь человек. Шесть сербов и я. Из шести сербов один был офицером военной полиции Республики Книнская Краiна, а пятеро были офицерами-"тиграми" из национальной гвардии командира Аркана; тотемным животным их подразделения был тигр. Катер у нас был старый, неизвестного происхождения, крашеный-перекрашенный, вероятнее всего, немецкого производства. Мы были одеты в гражданские бушлаты и пальто. На лицах у нас были следы попойки. Вчерашней. Мы долго решали вчера, брать или не брать с собой оружие; разумнее было бы не брать, но солдатская жадность пересилила. Три чешского производства "Скорпиона" и по пистолету на каждого все же взяли, мотивируя свою жадность тем, что можем наткнуться на хорватскую береговую охрану, которая, я не уверен, что существовала в тот год — 1992-й.


Мы просто банально напились накануне. И, как в Москве, напившись, загораются вдруг идеей: "А поехали в Питер, завтра Новый год, классно поехать в Питер!" И все вдруг задвигаются, заулыбаются, сразу появится дело. Оживление, доселе сонные проснулись и кричат: "В Питер! В Питер!.." Так и мы оживились, и все закричали: "В Венецию на Рождество! В Венецию!" Потому что было 23 декабря, а с 24-го на 25-е, как известно, католическое Рождество. Ясно, что я не католик, и сербы не католики. Если серб католик, то он уже хорват. Это единственная нация, которая, меняя религию, меняет и национальную принадлежность. Недалеко от тех мест, где мы воевали, есть Петрово Поле. В годы неурожая там стояли хорватские прелаты и в обмен на посевное зерно перекрещивали сербских крестьян в католицизм и записывали их уже хорватами. Но мы-то ехали не праздновать католическое Рождество, мы ехали победокурить, как футбольные фанаты, в чужую страну, посостязаться с итальянцами. Да и война нам надоела, честное слово. Позиции к концу 1992-го стабилизировались: Республика Книнская Краiна успешно отстояла себя тогда — островком Сербии в самом центре Хорватии. Война свелась к окопному сидению и вечернему обстрелу из минометов — там, где они были, — позиций друг друга.


Я-то что, я доброволец, да еще иностранец, но им, если прознает начальство, пришьют дезертирство. А если задержат итальянцы, тюрьмы не миновать. А мне миновать, у меня французский паспорт! Я вообще могу сказать, что в Венеции с ними познакомился... Подумав, я сообразил, что в паспорте у меня стоят венгерская и сербская визы, и многочисленные, и что они меня выдадут, эти визы. Но все равно я был в лучшем положении, чем они. А ведь это я их вчера подбил, я больше всех, и первый начал. Рассказал, как посетил Венецию зимой 1982 года, с чужим паспортом в кармане...


Но разве офицерам с войны бояться мирных итальянцев?! "Мы перестреляем всех этих карабинери", — сказал Славко Рожевич и предложил выпить. Что мы и сделали. За исключением наших капитана и механика: мы не дали им пить, ибо им еще предстояло войти в лагуну и где-нибудь пришвартоваться. Собственно, капитаном и механиком эти ребята не были, но поплавать им приходилось. Оба родились в хорватском Дубровнике, на противоположном берегу Адриатики, а в этом городе все умеют плавать — и сербы, и хорваты. Дубровник, в общем, и называют славянской Венецией.


Порта мы опасались. Потому план был такой. Просто выплыть в город и где-нибудь пришвартоваться на Гранд-канале, у какого-нибудь музея. Никто из нас не говорил по-итальянски, но в Венеции столько туристов! Вот и мы туристы, правда, со "Скорпионами", но уж как получается. По правде говоря, сербы к итальянцам ничего не имели. Итальянцы хотя и оккупировали во время войны Хорватию вместе с живущими там сербами, однако за сербов даже заступались, когда хорваты их резали. Однако у нас у всех, включая меня, русского, было некое презрение небольшое к итальянцам, потому что они потомки великой нации, но сегодня никчемные бойцы, плохие вояки. Якобы!


Там был маяк, а справа от маяка был пролив, через который мы и вышли в лагуну. Снег к этому времени стих, появилось зимнее солнце. Она, город Венеры (я предпочитал, чтобы она переводилась как "город Венеры"), низко лежала перед нами на воде: Венеция.


Проблуждав некоторое время в хмурых водах зимней Венеции, мы предпочли пристроиться на канале Делла-Джудекка. У набережной, застроенной складами и, как потом оказалось, госпиталями, мы убедились, что все же наш катер крупноват и слишком по-плебейски, по-рабочему выглядит возле дворцов и роскошных отелей на Гранд-канале. А у складов мы были уместны. Здесь и там у набережной стояли баржи, и мы тихо прилепились между ними. У остановки плавучего трамвая вапоретто мы узнали, что набережная называется Дзаттере. Так же называлась и остановка вапоретто. Мы по очереди привели себя в порядок в трюме, в каюте у зеркала. Умылись. Поулыбались друг другу, пытаясь делать это, как делают мирные люди. В великом городе-музее. Проверили карманы. Я взял свой французский паспорт. У парня из военной полиции имелся паспорт Словении — той, где столица Любляна. Остальные предпочли не брать с собой свои югославские паспорта. Над оружием долго раздумывали и наконец взяли с собой два пистолета. На случай безвыходной ситуации. Перепрыгнув с носа катера на набережную над черной водой, мы пошли, как пошла бы сошедшая на берег команда небольшого судна, молодые люди, смеясь и подталкивая друг друга, забегая вперед, и свободно трещали на незнакомом языке. Мало ли иностранцев бродит по Венеции.


Оказалось, что не так уж много. По крайней мере, в этой части города мы встречали людей, удивленно оглядывающихся на нашу речь, поэтому мы перешли на broken English, чтобы не привлекать к себе внимания. Мы вышли к мелкому каналу: канал был обложен по краю бордюрным камнем, как тротуар, и повсюду к длинным двойным шестам, торчащим из воды, были пришвартованы лодки — большая часть лодок окрашена в синий цвет. Канал этот безошибочно привел нас туда, куда мы первоначально намеревались пристать; мы вышли вдоль этой узкой полоски воды к каналу Гранде и пересекли его, дружно топоча по деревянному мосту академии. Дело в том, что я и словенский гражданин уже бывали в Венеции: я — за десять лет до этого, словен из военной полиции — неизвестно когда. Пошел снег, разноцветные дворцы на канале Гранде, выполненные в византийском, ренессансном и барочном стилях между XIII и XVIII веками, нас мало интересовали, но мы признали, что это красиво. Мы, впрочем, тоже явились не из хижин дровосеков: "тигры" занимали несколько богатых вилл на самом берегу Адриатики, да и военная полиция квартировала в захваченной вилле какого-то бывшего хорватского министра в три этажа. Там был паркет, камины, огромные окна. Как солдат, равно как матросов небольшого судна, нас интересовали траттория и девки. У нас были марки — своим солдатам командир Аркан неплохо платил в немецких марках. У меня было несколько тысяч французских франков. Мы намеревались поесть, выпить вина, поймать, если возможно, девок, либо одну девку, и сделать с ними, ну вы знаете что... Отбыть мы собирались после того, как наступит католическое Рождество, ночью. Глубокой ночью.


Я так тщательно перечислял все эти пункты, словно у нас был план. На самом деле мы шли, притворяясь матросами, останавливались выпить из фляжек сливовицы, то галдели шумно, то, вспомнив, кто мы, затихали. Пытались глядеть сквозь стекла ресторанов, которые явно были нам не по карману. Но на самом деле мы наслаждались жизнью. Так мы дошли до самой церкви Santo Stefano, пока до нас не дошло, что мы находимся в центре самого центрального района Венеции San Магсо и что, если обед мы еще сможем здесь оплатить совместно на марки Аркана и французские франки моих французских издателей, то уж на девок нам точно денег не хватит. Потому мы повернули обратно: там, в окрестностях академии и Музея Пегги Гуггенхайм, мы видели несколько заведений, которые показались нам скромнее.


Как обычно бывает на похмельный день, у нас внезапно началась коллективная депрессия, мы помрачнели, хотелось выпить много алкоголя, чтобы взбодриться, хотелось есть, фляжки опустели, стало очень холодно. Потому мы решительно вошли — словен и я впереди, а "тигры", мрачные, за нами (на самом деле серб со словенским паспортом) в заведение под названием Trattoria d`Oro. Мы выбрали эту "Золотую тратторию" потому, что оттуда вышли, покачиваясь, два типа, очень похожие на нас: в бушлатах, шарфах — впрочем, у нас было все завязано и застегнуто, а у них развязано и расстегнуто.


Внутри нас окатило горячим воздухом, пахнущим моллюсками и вином. Толстый человек с усами и замашками хозяина, в слишком узком для него черном пиджаке и черном галстуке поверх рубашки улыбнулся нам радушно и спросил, парлере ли мы итальяно? Я улыбнулся и сообщил ему, что мы французы и можем говорить еще по-английски, а вот парлере итальяно не можем.


Он повел нас к столу, круглому, за которым не было стульев. Стол стоял в углу, а рядом горел вполне скромный, но все же камин. Стулья нам немедленно принесли и тотчас стали приносить приборы, официанты, такие же как хозяин, все, кроме одного, с усами. Мы уселись и только тогда оглянулись вокруг... Зал был полон женщин, пьющих чай и кофе... Их было так много, что неудивительно, что стол нам отдали тот, который предназначался для служебных нужд официантов. Не выставлять же клиентов за дверь. Ей-богу, там были одни женщины. Молодые и старые, но все довольно чопорного вида, и нас осенило: это же вечер перед Рождеством. Они собрались здесь, должно быть, это их традиция, конгрегация одной из близлежащих церквей, — перед Рождеством зайти и откушать здесь сладостей, и чай, и кофе.


— Да! — сказали мы все почти одновременно. Точнее, мы промычали. Мы попали не к девкам, но к набожным каким-то ханжам.


— Может, у них и вина нет? — сказал старший из сербов Славко Зорич.


— Но у них пахнет спагетти с моллюсками, это точно, — отметил я и втянул носом воздух.


— Однако они все пьют чай, — сказал Мома Милютинович, "тигр", который читал все мои статьи в газете "Борба".


— Среди них есть симпатичные девочки, — сказал другой Мома, Момчило Краiшник, самый молодой из нас "тигр".


Когда мы попросили у толстого литр граппы, он не изменился в лице. Два трехлитровых кувшина "вино россо" оживили цвет его щек. Мы начали ему нравиться. Они, да, сделают нам столько спагетти с моллюсками, сколько мы сможем съесть, и, да, они принесу для двух месье осьминогов с сельдереем.


Когда нам принесли бутылки, итальянские дамы заулыбались. Когда они заулыбались, мы поняли что это либо не совсем итальянские женщины, либо совсем нет, не итальянские. Когда мы выпили граппу и стали пить вино, жадно поедая спагетти и осьминогов и потребовав после "Моллюсков Савонарола" и телятины, женщины перестали разговаривать и смотрели уже только на нас.


Потом Момчило Краiшник, самый молодой из нас, встал и пошел к ним. Сербы — это американцы Балкан, они рослые и могучие ребята. Встав, Краiшник выглядел как молодой, чуть опьяневший богатырь в темном свитере. Волосы у него были русые. Он нашел с ними общий язык — английский. И через некоторое время вернулся с одной из них.


— Это Сандра, — сказал он, — она янки. В Венеции проходит международный конгресс анестезиологов. Собрались на рождественскую трапезу.


— А где же анестезиологи-мужчины? — спросил кто-то из нас.


— У нас есть трое мужчин, — сказала Сандра. — Они вдалеке сидят, а двое уже ушли.


— Мы думали, у вас тут антиалкогольный конгресс, — сказал Мома Милютинович. И подвинул назвавшейся Сандрой бокал. И она выпила. Тут уже заулыбались мы.


Дальнейшие события в Trattoria d`Oro можно было охарактеризовать либо как шумную вечеринку, либо как шумную попойку. Потому что хозяин включил свою музыкальную установку, и те женщины, которые устояли против нашего, точнее, местного вина, не устояли против ритмов Италии. Вино называлось "просето", и в нем были пузырьки, как в шампанском, но вот как называлась музыка, то если имена исполнителей, я не помню, по-видимому, это была народная музыка Северной Италии, так как никаких знакомых мне ритмов, я теперь вспоминаю, я не слышал. И все эти анестезиологи, молодые и старые женщины, сломив свою чопорность, лихо танцевали с нами. А католическое Рождество приближалось. Сандра целовалась с Краiшником.


Хозяева ресторана вели себя сдержаннее. Все-таки Венеция — это Северная Италия, это не Неаполитанский залив. Хозяин и официанты стояли вдоль танцующего роя анестезиологов и сербских солдат (разумеется, не зная, кто мы) и хлопали в ладоши. Может быть, искренне радуясь веселью мужчин и женщин, а может быть, радуясь прибыли. Мне в тот год было 49 лет, я был старше любого из сербов и, хотя не был их командиром, все же чувствовал себя обязанным следить за обстановкой. Когда в ритме итальянского рок-н-ролла, похожего на кавказскую лезгинку, у Мирослава Йовича грохнулся на пол пистолет, я похолодел. Однако ненадолго, потому что окружающие Йовича и его партнершу танцоры одарили этот объект недолгим вниманием. Может быть, в странах, откуда они приехали, не было проблем с ношением оружия? К тому же сам Йович довольно грациозно для пьяного большого серба подхватил свое вооружение и поспешно сунул за пояс. И пляски продолжились.


Около полуночи хозяин попросил нас оставить его с Рождеством. "Синьориты" и "месье" должны понимать, что сегодня семейный праздник, ему пора домой к "бамбини", а по пути он еще должен зайти в церковь. Это же он рекомендует сделать и нам. Все-таки Рождество, и даже безбожники должны бы поприветствовать рождение Бога. К тому же рестораны в Венеции традиционно закрываются рано. Но есть некоторые, где обслуживают до двух ночи. А церквей вокруг много — он рекомендует самую близкую, Святой Агнессы, десять минут хода, а чуть дальше на восток — Святой Марии-делла-Салюте, очень большая и очень красивая, очень...


Мы вывалились из траттории. Толпа наша сразу уменьшилась на треть, ибо самые почтенные анестезиологи отправились в эту рождественскую ночь либо в отель, либо к своим венецианским знакомым. С нами остались молодые и пьяные. Вместе (женщины — кучкой прильнув к богатырским фигурам сербов, я отстал от них и подсмотрел) мы быстро нашли церковь Святой Агнессы и вошли туда, перекрестившись каждый на свой лад. По-моему, никто не заметил, что сербы крестились троеперстием, а я постарался перекреститься непонятным образом, да простит меня Господь, если его раздражают все эти человечьи тонкости. В церкви было мало людей, поскольку Венеция мало обитаема, обслуживающий персонал этого огромного музея в море живет на материке, потому в Святой Агнессе были в основном туристы.


Нам, солдатам сепаратистской Республики Книнская Краiна, очень понравилось в католической церкви. Конечно, для сербов это была чужая религия, враждебная им (так они ее воспринимают), но это скорее был музей — это Святая Агнесса, где тепло грели свечи, где не было войны. Каждый вспомнил о суровом плоскогорье над Адриатикой, царстве камней и первых христиан, и вздохнул. И я вздохнул.


Мы быстро ушли. Мы их торопили, Славко Зорич и я, самые ответственные, поскольку старше их. У Славко в старой югославской армии был чин полковника. "Пора, пора, — говорили мы. — Мы должны пройти границу ночью. Иначе попадем в тюрьму. Все. Может быть, на несколько лет". Пятеро молодых прилипли каждый к своей подружке и о чем-то вполголоса беседовали. Часто прерываясь на хохот. Неохотно, но вся наша группа, человек этак двадцать — двадцать пять, все-таки двигалась к набережной Дзаттере, где мы оставили наш катер. Как позднее выяснилось, уже тогда Мома Краiшник сказал Сандре, что он офицер из отряда "тигров" из армии сепаратистской Сербской Республики Книнская Краiна.


Когда мы вышли к складам, то ясно увидели, что рядом с нашим катером стоит полицейский катер. Мы мигом отрезвели все. Во всяком случае, я отрезвел. Что было делать? Тут Сандра сказала умную вещь, о которой мы, люди, прибывшие в мирный город с войны, и не догадывались. Она сказала: "Вам, ребята (boys, она сказала), придется заплатить штраф, потому что в Венецию частным моторным судам въезд запрещен, так как вибрация волн опасна для мраморных дворцов. Вы что, с Луны свалились?"


Я сказал, что почти с Луны, и спросил Сандру, знает ли она хоть чуть-чуть по-итальянски. Да, сказала она, чуть-чуть знает. Тогда я поделился своей идеей с Зоричем. Пойдем все вместе, как пьяная компания. Но разговаривать с полицией будут Сандра и я, у нее американский паспорт, у меня — французский. Главное — представиться очень пьяными, чтобы они не обыскивали катер и не проверяли документы у всей толпы. Зорич сказал, что маловероятно, что полиция займется проверкой документов у 20-25 пьяных субъектов, большинство из которых женщины. Если же они попытаются обыскать катер, тогда придется стрелять. Он сказал эти слова с таким чувством, что было ясно: ему хочется пострелять здесь, в Венеции. И конечно, "тигры", воюющие три года, без труда перестреляют с таким своим опытом ленивых карабинери.


Женщины снимают напряжение между вооруженными мужчинами. Когда наша толпа, галдя и шумя, бросилась на троих карабинери, стоящих возле их катера, причаленного у нашего катера, они сразу были деморализованы. Наши женщины на нескольких языках поздравляли, перебивая друг друга: "Синьори карабинери, с Мэрри-Кристмас", — и хватали их за руки. Сандра пробилась к старшему (у него был такой "старший" вид и больше всего пуговиц, лычек и полосок среди знаков отличия) и спросила: "В чем дело, в чем провинилась наша толпа американцев и французов, приехавших на праздник в Венецию?" Несколько ошалевший старший карабинери сказал то же, что уже сообщила нам Сандра, что нельзя, мрамор разрушится, нельзя моторами, только грузовые баржи и вапорино, а еще вапоретто, мотоскафи. Сандра сообщила, что мы не знали этого, что в Торчелло, откуда мы появились, ходят свободно даже двухпалубные мотонаве, и там мы арендовали наш кораблик — правда милый, синьор, настоящий морской трудящийся катерок?!


"То в Торчелло, — возразил старший


карабинери важно. — В Торчелло ничего такого, хрупкого искусства нет, а здесь — Венеция, сокровища искусства, ЮНЕСКО, мировое значение". Мы с Сандрой дружно сказали, что мы understand, understand, мы не знали, нас не предупреждали. "Куанта коста, синьор? — спросила Сандра. — Сколько? Штраф — мы готовы". Карабинери посмотрели друг на друга. Сандра полезла в сумочку. Я вынул франки. Мы сунули все это старшему карабинери. Его руки инстинктивно сжали деньги. И не разжались. "Мы уезжаем, уезжаем, — заверила Сандра. — Вот, смотрите!" — и она прыгнула на палубу нашего катера. За нею еще несколько девушек и все "тигры". Зорич и я стали прощаться с остающимися. Карабинери прыгнули на свой катер, помахав нам оттуда рукой, удалились по черной воде.


Девушки поднялись с катера на набережную и махали нам оттуда руками. Я даже не знаю, кем они нас считали в этот момент. Ну уж точно не сербскими офицерами, явившимися в самовольную отлучку с войны. Приятными, веселыми. Только глубокой ночью выяснилось, что Сандра не сошла на берег, а осталась с нами. Потом она работала в военном госпитале в городке Обровац, естественно, анестезиологом.


Это добрая история, но конец у нее (точнее, это произошло уже за временными рамками этой истории) все равно мрачный. Потому что в 1995 году хорватские войска уничтожили Сербскую Республику Книнская Краiна. Мне неизвестно, что сталось с моими товарищами "тиграми", Момой Краiшником, наконец, с безрассудной американкой Сандрой. Знаю, что она была из города Сан-Диего в Калифорнии. Небольшого роста, худенькая, темные волосы, лет 25 или 30.