ВЕНИЦЕЙСКИЕ СТРОФЫ

Александр ПУШКИН

(из черновиков)

В голубом небесном поле

Светит Веспер золотой,

Старый дож плывёт в гондоле

С догарессой молодой.

Воздух полн дыханьем лавра.

..........................морская мгла,

Дремлют флаги Бучентавра.

Ночь безмолвна и тепла…

Пушкин в Венеции никогда не бывал, но в его черновиках остались чудные строки о ней. Русский поэт прекрасно чувствовал и сам город с его каналами, и будто въяве видел гондолу, украшенную изумительной резьбой, изображающей быка с человеческой головой — Бучентавра… Остатки старинного Бучентавра с гондолы дожа, на которой тот выезжал в море, бросая в воду кольцо, знак обручения Венеции с океаном, можно и сегодня встретить в музее Венеции.

Александр БЛОК

Венеция

Слабеет жизни гул упорный.

Уходит вспять прилив забот.

И некий ветр сквозь бархат чёрный

О жизни будущей поёт.

Очнусь ли я в другой отчизне,

Не в этой сумрачной стране?

И памятью об этой жизни

Вздохну ль когда-нибудь во сне?

Кто даст мне жизнь? Потомок дожа,

Купец, рыбак иль иерей

В грядущем мраке делит ложе

С грядущей матерью моей?

Быть может, веницейской девы

Канцоной нежной слух пленя,

Отец грядущий сквозь напевы

Уже предчувствует меня?

И неужель в грядущем веке

Младенцу мне — велит судьба

Впервые дрогнувшие веки

Открыть у львиного столба?

Мать, что поют глухие струны?

Уж ты мечтаешь, может быть,

Меня от ветра, от лагуны

Священной шалью оградить?

Нет! Всё, что есть, что было, — живо!

Мечты, виденья, думы — прочь!

Волна возвратного прилива

Бросает в бархатную ночь!

1909

Борис ПАСТЕРНАК

Венеция

Я был разбужен спозаранку

Щелчком оконного стекла.

Размокшей каменной баранкой

В воде Венеция плыла.

Всё было тихо, и, однако,

Во сне я слышал крик, и он

Подобьем смолкнувшего знака

Ещё тревожил небосклон.

Он вис трезубцем скорпиона

Над гладью стихших мандолин

И женщиною оскорбленной,

Быть может, издан был вдали.

Теперь он стих и чёрной вилкой

Торчал по черенок во мгле.

Большой канал с косой ухмылкой

Оглядывался, как беглец.

Вдали за лодочной стоянкой

В остатках сна рождалась явь.

Венеция венецианкой

Бросалась с набережных вплавь.

1913, 1928

Николай ГУМИЛЁВ

Венеция

Поздно. Гиганты на башне

Гулко ударили три.

Сердце ночами бесстрашней.

Путник, молчи и смотри.

Город. Как голос наяды

В призрачно-светлом былом.

Кружев узорней аркады,

Воды застыли стеклом.

Верно скрывают колдуний

Завесы черных гондол

Там, где огни на лагуне —

Тысячи огненных пчёл.

Лев на колонне, и ярко

Львиные очи горят.

Держит Евангелье Марка,

Как серафимы, крылат.

А на высотах собора,

Где от мозаики блеск,

Чу, голубиного хора

Вздох, воркованье и плеск.

Может быть, это лишь шутка.

Скал и воды колдовство,

Марево? Путнику жутко.

Вдруг… никого, ничего?

Крикнул. Его не слыхали,

Он, оборвавшись, упал

В зябкие, бледные дали

Венецианских зеркал.

1912

Анна АХМАТОВА

Венеция

Золотая голубятня у воды,

Ласковой и млеюще-зелёной;

Заметает ветерок солёный

Черных лодок узкие следы.

Столько нежных, странных лиц в толпе.

В каждой лавке яркие игрушки:

С книгой лев на вышитой подушке,

С книгой лев на мраморном столбе.

Как на древнем, выцветшем холсте,

Стынет небо тускло-голубое…

Но не тесно в этой тесноте

И не душно в сырости и зное.

Август 1912

Осип МАНДЕЛЬШТАМ

"Веницейской жизни мрачной…"

Веницейской жизни, мрачной и бесплодной,

Для меня значение светло.

Вот она глядит с улыбкою холодной

В голубое дряхлое стекло.

Тонкий воздух кожи. Синие прожилки.

Белый снег. Зелёная парча.

Всех кладут на кипарисные носилки.

Сонных, тёплых вынимают из плаща.

И горят, горят в корзинах свечи,

Словно голубь залетел в ковчег.

На театре и на праздном вече

Умирает человек.

Ибо нет спасенья от любви и страха:

Тяжелее платины Сатурново кольцо!

Черным бархатом завешанная плаха

И прекрасное лицо.

Тяжелы твои, Венеция, уборы,

В кипарисных рамах зеркала.

Воздух твой гранёный. В спальне тают горы

Голубого дряхлого стекла.

Только в пальцах роза или склянка —

Адриатика зелёная, прости!

Что же ты молчишь, скажи, венецианка,

Как от этой смерти праздничной уйти?

Черный Веспер в зеркале мерцает.

Всё проходит. Истина темна.

Человек родится. Жемчуг умирает.

И Сусанна старцев ждать должна.

1920

Владислав ХОДАСЕВИЧ

"Нет ничего прекрасней и привольней…"

Нет ничего прекрасней и привольней,

Чем навсегда с возлюбленной расстаться

И выйти из вокзала одному.

По-новому тогда перед тобою

Дворцы веницианские предстанут.

Помедли на ступенях, а потом

Сядь в гондолу. К Риальто подплывая,

Вдохни свободно запах рыбы, масла

Прогорклого и овощей лежалых

И вспомни без раскаянья, что проезд

Уж Мэстре, вероятно, миновал.

Потом зайди в лавчонку banco lotto,

Поставь на семь, четырнадцать и сорок,

Пройдись по Мерчери и пообедай

С бутылкою "Вальполичелла". А в девять

Переоденься, и явись на Пьяцце.

И под финал волшебной увертюры

"Тангейзера" — подумай: "Уж теперь

Она проехала Понтеббу". Как привольно!

На сердце и свежо и горьковато.

1925-26