"Игры Вышнего Мира" - читать интересную книгу автора (Авраменко Олег)

Глава 13

Андреа и Гвен вернулись в школу лишь после семи утра. Марк повстречал их, когда шёл на завтрак. Выглядели они совсем не уставшими, а их дорожные костюмы были довольно чистыми и почти не помятыми, из чего он заключил, что ехать им пришлось недолго.

В ответ на его приветствие, Гвен, как обычно, буркнула что-то неразборчивое, а Андреа тепло улыбнулась и сказала: «Здравствуй. Встретимся на уроках», — и Марк понял, что она искренне рада видеть его. Он тоже был рад её возвращению, всю эту неделю ему очень не хватало общения с ней…

В тот день занятия со школьниками прошли как обычно, разве что Андреа была немного рассеяна и не то чтобы печальна, а скорее меланхолична. Тем не менее, когда Марк спросил у неё, собирается ли она сегодня заниматься по их собственной учебной программе или будет отдыхать, Андреа решительно ответила:

— Конечно, буду заниматься. Я отдыхала больше недели, хватит уже сачковать. После обеда идём в лабораторию.

По понедельникам, с полчетвёртого до полседьмого, Марк и Андреа проводили алхимические опыты. Старший преподаватель алхимии, мастер Алексис, предоставлял в их полное распоряжение свою лабораторию на четвёртом этаже и, что особо ценил Марк, не стоял над ними, контролируя все их действия, а лишь устанавливал в помещении дополнительные защитные заклятия и всё это время находился в соседнем кабинете, занимаясь своими делами, но готовый в любой момент прийти к ним на помощь.

Подобные меры предосторожности были отнюдь не лишними, поскольку Марк и Андреа как раз проходили трансмутацию элементарных веществ — очень сложный и опасный раздел алхимии. Пока они занимались только расщеплением элементов; противоположный процесс, соединение, требовал более углублённой подготовки, и к его изучению предполагалось перейти лишь через два или три месяца; а уже вслед за этим должны были последовать многоступенчатые комплексные реакции, включающие в себя оба типа превращений.

Сегодня как раз настал черёд самой знаменитой и даже легендарной алхимической реакции — получения золота из ртути. Ещё две недели назад, на своём прошлом лабораторном занятии, Марк и Андреа провели необходимую подготовку, разделив десять унций ртути на семь весовых фракций (Андреа называла их изотопами — такое же слово, кстати, Марк иногда слышал от королевы Инги). Первая из них, самая лёгкая, вообще не годилась — из неё нельзя было получить золото путём простого расщепления. Также для простоты эксперимента были отброшены вторая, третья, шестая и седьмая фракции, поскольку первые две при реакции выделяли горючий водород, а две вторые — смесь водорода с гелием. Оставшуюся ртуть — немногим больше четырёх унций от первоначальных десяти — они в равных количествах поместили в две маленькие реторты из сверхпрочного колдовского стекла и в течение следующих полутора часов занимались конструированием сложной системы чар, которые должны были запустить процесс расщепления, а затем поддерживать его в заданном русле.

Марк справился быстрее, и в его реторте на поверхности ртути стали появляться крохотные пузырьки гелия — побочного продукта при образовании золота. Газ выходил из тонкого горлышка сосуда, снабжённого фильтром для очистки от ртутных паров, и просто рассеивался в воздухе — он был совершенно нетоксичный и негорючий.

Минут через десять реакция началась и в реторте Андреа, однако пошла быстрее, чем положено, что грозило неправильным расщеплением ртути и, как следствие, возникновением смертельной эманации — на Основе это называлось радиоактивным излучением. Впрочем, Андреа тут же исправила свою ошибку, и реакция стала протекать с нормальной скоростью.

— Вот дурочка! — выругала она себя. — Завидно стало, что ты управился быстрее, и начала спешить как на пожар. Мне пора уже смириться, что ты лучше меня.

— В этом нет моей заслуги, — сказал Марк. — Всё дело в шкуре.

Андреа покачала головой:

— Брось, Марк, не прибедняйся. Ты же прекрасно понимаешь, что здесь разница в нашей магической силе не играет почти никакой роли. Только и того, что ты можешь запустить реакцию для большего количества вещества, чем я. К твоему сведению, только четыре процента инквизиторов способны производить расщепление веществ. Исходя из логики, основанной на одной лишь силе, следовало бы ожидать, что средние колдуны, вроде меня, не смеют и мечтать о трансмутации элементов. Ан, нет, оказывается смеют — и не только мечтать! В алхимии на первом месте стоят знания, талант и мастерство. А колдовство для неё лишь инструмент — обязательный, но далеко не достаточный. Это наука и искусство, смешанные в одном флаконе. За что я, собственно, её и люблю.

— А почему ты не пошла на кафедру алхимии? — поинтересовался Марк, не переставая следить за ретортами. — Ведь вы с Гвен начали работать в школе раньше, чем Сондерс.

— Тогда здесь был другой младший ассистент, — объяснила Андреа. — А когда он ушёл, я не стала проситься на его место. Мне понравилось на общей магии. — Она расстегнула ворот своей учительской мантии. — Кстати, становится жарковато, ты не находишь?

— Да, действительно, — согласился Марк.

Тепло выделялось не от самой реакции (которая, напротив, требовала больших затрат энергии), воздух в лаборатории нагревался от чар, поддерживавших эту реакцию. Марк осторожно воздействовал охлаждающим заклятием, и температура стала нормальной.

Между тем Андреа сняла мантию, оставшись в блузке и облегающих брюках. Она часто носила такую одежду, и Марку это нравилось. Впрочем, ему нравился любой её наряд — просто потому, что нравилась сама Андреа. И если в начале их знакомства она привлекала его своим сходством с Ингой, то постепенно эта причина утратила свою актуальность. Теперь Марк видел в ней именно Андреа, а не воображаемую сестру Инги; он воспринимал её такой, какая она есть, и уже перестал искать в ней черты другой женщины. Она и так была хороша, без всякой идеализации…

Андреа повесила мантию на спинку стула и сочувственно посмотрела на Марка:

— Наверное, тяжело всё время носить эту шкуру?

— Да нет, — ответил Марк. — Только поначалу было неудобно из-за лишнего груза на плечах, но со временем я к этому привык и уже перестал его замечать.

— Я не о том, — уточнила она. — Должно быть, тебе жарко в шкуре.

— Ничуть. Она чутко реагирует на мои ощущения и окружающую среду. Согревает, когда холодно, и охлаждает, когда становится жарко. Так что в этом отношении я не чувствую никакого дискомфорта.

— Зато дискомфорт в другом, — заметила Андреа. — В том, что посторонний, в сущности, предмет стал твоим неизменным спутником, с которым ты связан на всю жизнь.

Марк был удивлён. Прежде Андреа ни разу не затрагивала эту тему в их разговорах — собственно, как и все остальные в школе. Судя по всему, Ильмарссон отдал чёткие распоряжения на сей счёт и учителям, и ученикам. То, что Андреа завела речь о шкуре, могло быть приглашением к установлению более доверительных отношений. Для пробы Марк попробовал обратиться к ней мысленно, но она, как и при всех его предыдущих попытках, немедленно заблокировалась. А вслух сказала:

— Пожалуйста, Марк, не надо. Я же говорила тебе, что очень плохо переношу телепатию. А мы работаем вместе, учимся тоже вместе, так что лучше не рисковать.

— Ладно, — огорчённо вздохнул он.

Тем временем ртуть в ретортах приобрела слабый желтоватый оттенок — образовавшегося золота было уже достаточно, чтобы заметить его присутствие невооружённым глазом.

— Итак, — произнёс Марк полушутливо, — мы достигли того уровня, когда колдун и в прямом и в переносном смысле становится выше всех сокровищ мира. Теперь мы можем совсем не работать и жить за счёт алхимического золота.

— Ну, я бы не назвала это «совсем не работать», — возразила Андреа. — Нам понадобилось полтора часа, чтобы запустить реакцию на четырёх унциях ртути. Процесс превращения будет протекать более или менее стабильно, пока концентрация золота не достигнет шести-семи процентов. В результате мы получим около четверти унции на двоих — в целом неплохо. Но чтобы жить на широкую ногу, придётся немало времени проводить в лаборатории, занимаясь одним и тем же делом. Думаю, через несколько месяцев, не говоря уже о годах, оно не покажется нам таким увлекательным, как сейчас.

— Ты права, — согласился Марк. — Однообразие утомляет.

— Конечно, есть колдуны, — продолжала Андреа, — которые так и живут. Добывают алхимическое золото, потом его транжирят, потом снова запираются в лаборатории, чтобы снова накопить деньжат — и так по замкнутому кругу. К счастью, таких колдунов не слишком много. У людей, способных овладеть искусством трансмутации элементов, как правило более высокие запросы. И тем отраднее сознавать, что мы принадлежим к их кругу.

— К кругу избранных, — подхватил Марк. — Как раз это я имел в виду. Теперь уж мы можем смело утверждать, что деньги нас больше не волнуют. И это ни в коей мере не будет преувеличением.

В двадцать минут седьмого они остановили реакцию, а реторты просто поставили в свой шкафчик, даже не потрудившись отделить золото от ртути.

— Отдадим Ульриху, — предложил Марк. — Насколько я помню, именно в третьем триместре четвероклассники изучают амальгамы.[2] Думаю, им интереснее будет работать с раствором золота, а не серебра.

Андреа не имела ничего против, только с улыбкой заметила:

— И таким образом ты ненавязчиво похвастаешься перед Ульрихом, что уже умеешь превращать ртуть в золото.

Убрав за собой в лаборатории и сообщив мастеру Алексису об окончании своей работы, они поднялись на седьмой этаж, собираясь следующие полтора часа, оставшиеся до ужина, посвятить теории инфернальных сил. Это была, безусловно, самая мрачная дисциплина из всего университетского курса, но обязательная для любого колдуна, претендующего на учёную степень. Как говорил Ильмарссон, самолично курировавший их занятия по этому предмету, для успешной борьбы с врагом нужно досконально знать весь его арсенал.

Пропуская Марка в свою квартиру, где они обычно и занимались, Андреа сообщила ему радостное известие:

— Появления Гвен можешь не опасаться. Сегодня весь вечер её не будет в школе. Она пошла с Ульрихом в оперный театр — там какая-то громкая премьера, съехался весь бомонд Ольсборга.

— Ну и хорошо, — невольно вырвалось у Марка.

С некоторых пор Гвен всё больше времени проводила с Сондерсом — но вряд ли по причине слишком большой симпатии к нему, а скорее просто от скуки. Ведь сама она продолжать учёбу не хотела, а с Андреа и Марком, когда они вдвоём штудировали книги, решали задачи или ставили опыты, Гвен чувствовала себя третьей лишней.

Андреа захлопнула за собой дверь и остро взглянула на Марка:

— Вот интересно, что значит твоё «хорошо»? Ты рад дружбе между Гвен и Ульрихом, или доволен тем, что сегодня её не увидишь? Думаю, второе ближе к правде. Всё-таки Гвен не зря обижается на тебя. Ты её почему-то невзлюбил.

— Это она меня невзлюбила, — возразил Марк. Он сунулся было вслед за Андреа в спальню, но затем спохватился и прошёл в кабинет. — Она меня на вид не переносит.

— Глупости! — отозвалась Андреа. — С какой ещё стати?

— А то ты не знаешь! Гвен злится, что мы постоянно занимаемся вместе. Она считает, что я мешаю вашей дружбе.

Андреа вышла из спальни в переднюю. Её русые волосы, прежде стянутые на затылке в элегантный узел, теперь были распущены и свободно ниспадали на плечи. Она посмотрела на Марка через открытую дверь и покачала головой:

— А вот Гвен считает иначе. Говорит, что ты первый начал. И мне кажется, она права. Хотя вы оба хороши. Как дети, честное слово!

С этими словами Андреа скрылась в ванной. А Марк взял с полки толстый том «Введения в теорию инфернальных сил» и стал его листать в поисках места, где они остановились в прошлый раз. В глаза ему бросилось название одной из глав: «Особенности магической структуры фальшивых котов-оборотней», — и он тут же вспомнил о призраке Нильса, которого якобы повстречала Абигаль. Нет, конечно, тот кот никак не мог быть порождением Нижнего Мира. Торнин был надёжно защищён от проникновения любой нечисти, поскольку Ильмарссон, будучи высшим магом, обладал достаточным могуществом, чтобы регулярно закупоривать все инфернальные каналы на Грани. Так что существо, которое видела Абигаль, не имело отношения к Преисподней. А что она действительно видела кого-то, похожего на кота, Марк не сомневался. У Абигали было множество недостатков, что правда, то правда; однако ни лживость, ни истеричное фантазёрство не принадлежали к их числу.

Когда Андреа вышла из ванной и присоединилась к Марку в кабинете, он поведал ей о призраке Нильса. Она выслушала его рассказ без тени улыбки, а затем серьёзно произнесла:

— Это случается уже не впервые. Ещё несколько таких встреч, и в школе может возникнуть нездоровый ажиотаж. Надо попросить Абигаль, чтобы она помалкивала.

— Она и так молчит, — ответил Марк. — Боится, что её поднимут на смех… А ты что-то знаешь об этом призраке?

— Знаю, — кивнула Андреа. — Но это не призрак. В позапрошлом году я тоже столкнулась с ним в подвале — и примерно в такой же ситуации, как Абигаль. Но я уже взрослая девочка и не испугалась, а сразу закляла его и вызвала мастера Ильмарссона. Он признался мне, что это его рук дело. Существо было не призраком, но и не живым котом, а астральной проекцией Нильса.

— А что это такое? — удивился Марк.

Вместо ответа Андреа достала второй том «Большой Имперской Энциклопедии» (от «Ап» до «Ая») и показала ему соответствующую статью. Её содержание было коротким:

«АСТРАЛЬНАЯ ПРОЕКЦИЯ, редчайший колдовской конструкт, самостоятельно мыслящий образ ранее жившего, но уже умершего разумного существа. Все известные А.п. были созданы высшими магами. Ни одного случая создания А.п. Великими не зарегистрировано. Физические и магические свойства А.п. не изучены; известно лишь, что они обладают всеми признаками материальности, но способны к мгновенной дематериализации. Время существования А.п. — от одного до нескольких часов, после чего они рассеиваются. По утверждению высшего мага Кароя Ференца, А.п. не имеют ничего общего с призраками или зомби».

— Значит, вот оно как, — произнёс Марк, прочитав статью. — Главный мастер был очень привязан к Нильсу. Видно, сильно скучает по нему и оттого создаёт его астральные проекции.

— Думаю, тут всё гораздо сложнее, — заметила Андреа. — Ты представляешь, сколько близких потерял мастер Ильмарссон за свою долгую жизнь? Его повсюду окружают призраки прошлого, и ему очень хочется повернуть время вспять, встретиться с теми, кто был ему дорог и кто от него ушёл. Но он не может так поступить с людьми, это было бы слишком жестоко. Вот и довольствуется котом — наивным и беззаботным созданием, которое не страдает от осознания краткосрочности своей псевдожизни.

— Значит, для этого предназначена шестьсот двенадцатая аудитория? — предположил Марк. — Чтобы держать там Нильса? Если не ошибаюсь, она была замурована как раз тогда, когда он умер.

— Ошибаешься, — сказала Андреа. — Нильс умер за несколько дней до начала учебного года, тогда мы с Гвен только поступили на работу в школу и ещё застали его в живых. А шестьсот двенадцатая, насколько мне известно, была замурована месяцем раньше. И я уже говорила тебе, что не знаю, зачем она понадобилась Ильмарссону. Что же касается Нильса, то главный мастер держит его в своей квартире и старается не выпускать оттуда. Но беда в том, что через несколько часов астральная проекция теряет стабильность и начинает «мерцать» — то дематериализуется, то снова материализуется. И в своём нематериальном состоянии Нильс иногда убегает — как правило, отправляется в подвал, где при жизни любил ловить мышей. А у мастера Ильмарссона рука не поднимается уничтожить его, пока он сам собой не рассеется. В общем, ничего опасного. Только дети порой пугаются, принимая его за призрака.

Марк криво усмехнулся:

— Они бы пугались ещё больше, если бы знали, что Нильс — какая-то непонятная астральная проекция.

Андреа согласно кивнула:

— Вот именно. Так что пусть и дальше считают его призраком.