"Грани Нижнего Мира" - читать интересную книгу автора (Авраменко Олег)

Глава 9 Инна. Сны и явь

Совершив короткий переход всего лишь через десяток «лоскутов», мы покинули Трактовую Равнину и оказались на перевале у входа в широкую долину, окружённую с трёх сторон горными цепями. В её центре находилось небольшое озеро, куда впадали две сбегавшие с гор речушки, а невдалеке на возвышенности стоял замок. Верхушка одной из трёх его башен была словно срезана ножом, две другие были целы, но покрыты каким-то чёрным налётом, вроде копоти, а в крепостной стене местами зияли проломы. Обширное пространство в радиусе добрых двухсот метров вокруг замка было почти полностью лишено растительности, лишь кое-где виднелись маленькие островки зелени — и это в марте месяце, который здесь соответствовал середине лета. Даже за двадцать шесть лет, прошедших со времени Прорыва, природа не смогла залечить все раны, причинённые ей чуждыми, враждебными земной жизни силами. Правда, остальная часть долины, которая пострадала меньше, уже вернулась в своё естественное состояние, но на её роскошных лугах не паслось ни единого стада овец — верховинцы по-прежнему считали это место прóклятым и обходили его десятой дорогой.

Владислав сложил ладонь козырьком, прикрывая глаза от лучей утреннего солнца, и пристально всмотрелся в громаду замка.

— Гм… — немного озадаченно протянул он. — А я думал, что здесь остались только развалины.

— Да, умели в старину строить, — отозвался ехавший рядом с нами молодой князь Светозар. — Отец давно собирался снести этот замок, но никак не мог решиться. У меня тоже рука не поднимается — всё-таки здесь жило семнадцать поколений наших предков.

— А зачем его сносить? — спросила я. — По-моему, замок пострадал не очень сильно, его ещё можно отстроить и привести в жилой вид. Ну а следы Прорыва со временем исчезнут с лица земли.

Светозар внимательно вслушивался в мою речь, состоявшую из мешанины польских, украинских и русских слов, произносимых на здешний манер. В отличие от Владислава, я не стала изучать истрийский под гипнозом, полностью положившись на его близость к другим известным мне славянским языкам. С пониманием собеседников никаких проблем у меня не возникало — за восемь месяцев жизни в Вечном Городе, где в ходу было несколько десятков разных языков и наречий, я научилась не обращать внимания на произношение и узнавать знакомые слова в любой «упаковке», а смысл незнакомых угадывать, что называется, на лету, по контексту. А вот истрийцы, жившие обособленно, в моноязычной среде, подобной практики не имели, и нередко в разговоре с ними мне приходилось по несколько раз повторять свою мысль, формулируя её так и этак. Благо родные Владислава быстро привыкли к моей манере изъясняться и уже без труда понимали меня с первого раза.

— С земли-то следы сотрутся, дорогая братовка, — спустя пару секунд ответил Светозар. — Но не из памяти людской. Эта долина ещё не один десяток лет будет считаться проклятой и никакой богобоязненный человек не согласится здесь жить.

— И правильно, — заявил Леопольд, который в данный момент исполнял обязанности коня Владислава. — Это плохое место. Я бы не хотел здесь долго оставаться.

— Я тоже, — вставил словечко его сын, молодой пегий жеребец по имени Баз, на котором ехал Шако. — Замок нехороший. В нём нельзя жить.

Светозар усмехнулся:

— Устами котов глаголет истина. Жаль, конечно, сносить родовую твердыню, но ничего другого не остаётся. Ведь её вполне могут облюбовать разбойники или, ещё хуже, сатанисты. Слухи об этом уже ходят: поговаривают, что как-то ночью в конце ноября в долине видели огни. Не знаю, правда это, или крестьянам только померещилось — у страха, как известно, глаза велики, — но в любом случае приятного здесь мало. Уж лучше уничтожить замок, чем допустить, чтобы он превратился в чей-то притон.

— Да, действительно, — согласилась я.

А Владислав, судя по всему, собирался предложить брату помощь в сносе замка — для нас не составило бы большого труда за каких-нибудь четверть часа стереть эту каменную громаду в порошок. Но в последний момент он передумал, сообразив, что тем самым невольно окажет на Светозара нажим, вынудив его к принятию того или иного решения. Деликатность ситуации заключалась в том, что мой муж, как старший сын Огнеслава и Марьяны, имел больше прав на княжеский престол, чем его младшие братья, и хотя все понимали, что Владислав нуждается в отцовском наследстве, как рыба в зонтике, тем не менее в его присутствии Светозар чувствовал себя немного неуверенно. Но вовсе не из страха потерять власть — просто он до сих пор обалдевал при одной мысли о том, что у него есть старший брат, принц Священной Империи, который вскоре станет верховным королём Граней.

Наш отряд начал спуск в долину, к заброшенному замку, где двадцать шесть лет назад родился Владислав и откуда два месяца спустя он был похищен Ривалом де Каэрденом. Мы ехали в середине колонны, а в голове и хвосте следовало по три десятка инквизиторов, закалённых в схватках с нечистью бойцов. Они сопровождали нас от самого Вечного Города и за это время успели изрядно надоесть нам своим постоянным присутствием, своей чрезмерной опекой. Ференц Карой приходил в ужас от одной только мысли о том, что мы можем попасть в какую-нибудь переделку, поэтому приставил к нам в качестве телохранителей сотню отборнейших воинов, которым было поручено беречь нас как зеницу ока. Лично я считала это напрасной тратой сил: если на родине мужа нам суждено влипнуть в очередную историю, как это случилось на Агрисе, то мы непременно влипнем в неё, хоть бы нас охраняли и десять тысяч инквизиторов.

На Истру мы прибыли девять дней назад, потратив на дорогу без малого два месяца. Владислав, который рассчитывал уложиться в шесть, максимум в семь недель, был этим очень недоволен и винил в медлительности женскую часть нашего отряда. Хорошо хоть, что свои претензии он держал при себе и публично их не высказывал, а ограничился лишь тем, что нашёл виноватых и втихомолку вешал на нас всех собак.

Отчасти он, конечно, был прав — но только отчасти. Я не снимаю с себя и своих спутниц ответственности за несколько потерянных дней на последнем отрезке пути, когда близ Основы мы покинули Главную Магистраль и поехали по дикой Равнине. Однако Владислав, помимо тех нескольких дней, вменял нам в вину ещё и добрую неделю задержек на Магистрали, а это была полная чепуха. По Магистрали мы путешествовали паровым поездом — самым быстрым видом транспорта на Гранях, и хотя по современным земным меркам его скорость можно смело назвать черепашьей, здесь это был настоящий экспресс. К тому же нам была предоставлена «зелёная улица», все остальные поезда уступали нашему дорогу и порой по несколько часов простаивали на станциях, ожидая, когда мы промчимся мимо, — так что утверждения Владислава, что мы могли бы ехать быстрее, лишены всяких оснований… Имеется в виду, всяких разумных оснований, так как предложение мужа делать остановки только для пополнения запасов продуктов и топлива разумным назвать нельзя. Ладно ещё, если бы речь шла о нескольких днях или, в крайнем случае, о неделе, но провести больше месяца в тесном замкнутом пространстве, ограниченном тремя вагонами нашего поезда, — это уже чересчур. Так недолго и с ума сойти.

Впрочем, я прекрасно понимала Владислава. Ему так не терпелось поскорее попасть на Истру, что даже те получасовые остановки утром и вечером, чтобы мы могли прогуляться и немного размять ноги, казались ему целой вечностью. А ещё его раздражала толпа моих приближённых — толпой он называл троих девушек, Сару, Грету и Сесиль, которых я взяла с собой в путешествие. Можно подумать, что сам он ехал один-одинёшенек! Личная свита моего муженька состояла аж из четырёх человек — Штепана Симича, его брата Йожефа, Шако Ориарса и кадета инквизиции Джозефа Арно, с которым он ближе всего сошёлся за время нашего пребывания в Вечном Городе.

Однако у Владислава была своя арифметика — он считал по количеству производимых децибел и не без оснований, должна признать, утверждал, что каждая из моих фрейлин треплет языком больше, чем все его приближённые вместе взятые. А если к девчонкам добавить Леопольда, который никогда не отличался особой молчаливостью, и его сынишку, не менее болтливого, чем папаша, то можно представить, какие концерты они порой закатывали от скуки.

Но наконец эта нервотрёпка осталась позади, и последнюю неделю Владислав пребывал в благодушном настроении, общаясь с недавно обретённой роднёй. Особенно он радовался сёстрам, о которых мечтал все двадцать шесть лет своей жизни. Теперь у него появилось сразу три сестры — Мирослава, Любава и Цветанка. А может, и все четыре — в свои сорок лет княгиня Марьяна выглядела на тридцать, вела себя с непосредственностью двадцатилетней девушки, и просто не верилось, что у неё есть взрослые дети. На мой взгляд, это и к лучшему: лишняя сестра никогда не помешает, а вот две матери — уже перебор. Как и два отца, кстати. Возможно, именно этим объяснялась моя холодность к герцогу Бокерскому: где-то в глубине души я боялась, что, признав в нём отца, тем самым предам человека, которого с детства привыкла называть папой…

Шагах в пятидесяти от границы выжженной земли, недалеко от озера, начальник нашей свиты командор Дай Чжень приказал отряду остановиться, затем развернул лошадь и подъехал к нам.

— Ваши высочества, прошу вас оставаться здесь, — заговорил он почтительно и вместе с тем твёрдо, как человек, который ожидает возражений, но полон решимости настоять на своём. — Сначала я должен осмотреть замок и убедиться, что там вам ничего не угрожает.

Владислав недовольно нахмурился.

— А что нам может угрожать? Со времени Прорыва прошло двадцать шесть лет. Теперь там не более опасно, чем в любом другом месте. А кроме того, в конце января замок уже осматривали ваши коллеги. Как я понимаю, они перевернули его вверх дном, но ничего подозрительного не нашли.

Однако старый служака был непоколебим.

— С тех пор прошло больше месяца, мой принц. Мало ли что могло случиться за это время.

Между ними завязался очередной спор, из которого, как обычно, вышел победителем Дай Чжень. В конце концов Владислав уступил и предоставил командору действовать по своему усмотрению.

„Знаешь, Инна,“ — мысленно обратился он ко мне. — „Если бы Дай Чжень и его люди были с нами на Агрисе, они бы не допустили нас в башню, когда начинался Прорыв. А тогда кто знает — может быть, вся Грань оказалась бы во власти Нижнего Мира. Ведь для того, чтобы остановить глобальный Прорыв, требуется не менее трёх сотен инквизиторов.“

Я с этим не согласилась и заметила, что командор Дай Чжень со своим отрядом наверняка разделались бы с Женесом и не позволили ему открыть путь для исчадий ада.

„Как сказать, как сказать,“ — возразил муж. — „Если бы здесь появился кто-нибудь вроде Женеса, Дай Чжень сразу увёл бы нас отсюда, оставив на Истре, самое большее, дюжину своих людей. Ведь его задача — охранять нас, а всё остальное ему до лампочки.“

На это я не нашлась, что ответить.

Между тем командор Дай Чжень, взяв с собой два десятка инквизиторов, направился к замку. Вместе с ними поехал и Светозар, как хозяин этих мест. А Штепан проводил их угрюмым взглядом, в котором явственно читалось осознание своей бесполезности и беспомощности. Формально он был капитаном нашей гвардии, но на самом деле командовал лишь неким подобием потешного войска — в обычные дни его подчинённые стояли на посту у входа в наши покои, исполняя обязанности скорее швейцаров, чем стражников, во время всяких торжественных мероприятий выстраивались в почётный караул, а когда мы выезжали в город, сопровождали нас парадным строем. Реальным же обеспечением нашей безопасности занималось специальное подразделение дворцовой стражи, состоявшее из инквизиторов, и рядом с ними Штепан чувствовал себя пятым колесом в телеге. Но ему грех было жаловаться на своё положение — ведь должность капитана королевской гвардии была одной из самых высоких в придворной иерархии и соответствовала генеральскому званию. Штепану, конечно, хотелось приносить больше пользы, однако он был реалистом и довольствовался тем, что имел.

Предварительный осмотр замка грозил затянуться надолго, поэтому мы решили не ждать его окончания верхом, а спешились и превратили лошадей в котов. Владислав отпустил Леопольда погулять, велев ему не заходить далеко, затем подозвал к себе Джозефа Арно, они вместе уселись на траву и продолжили свой бесконечный разговор о защищённых режимах, параллельных потоках данных, обработчиках ошибок и прочих подобных вещах.

Двадцатипятилетний Арно был родом с Основы и в своё время учился в Иллинойском университете, где специализировался по кибернетическим системам и информационным технологиям. Три года назад он попал в поле зрения Инквизиции — один из патрульных при случайной встрече обнаружил у него полноценный колдовской дар. С тех пор жизнь Джозефа круто изменилась, и из математика-программиста он переквалифицировался в колдуна, но по-прежнему был помешан на компьютерах. В его лице Владислав нашёл единомышленника, столь же страстно, как и он, мечтавшего о создании «волшебного компьютера», который работал бы на Гранях. Когда они заводили об этом разговор и начинали сыпать специальными терминами, мне становилось скучно — к компьютерам я всегда была равнодушна и, в отличие от мужа, нисколько не страдала от их отсутствия. Меня привлекали те области физики и математики, где большинство расчётов производится не в численном, а в аналитическом виде, и где для работы нужны только две вещи — ручка и лист бумаги. Ну, и голова, конечно.

А вот девятилетняя Цветанка, самая младшая из сестёр Владислава, устроилась рядом с ним и жадно ловила каждое его слово, даром что он разговаривал с Арно по-английски. Для Цветанки не имело значения, что она ничего не понимает, ей просто нравилось слушать своего старшего брата. За это короткое время Владиславу удалось наладить тёплые отношения со всеми тремя своими сёстрами, но Цветанку он буквально приворожил. Девочка ходила за ним по пятам, смотрела на него влюблёнными глазами и попросту таяла от счастья, когда он обнимал её и гладил по головке. Не будь она его родной сестрой, я бы, наверное, приревновала. Можно не сомневаться, что Владислав захочет взять её с собой в Вечный Город, а мать и брат вряд ли посмеют перечить ему. Что же касается самой Цветанки, то она будет в полном восторге…

Оставив мужа и Джозефа Арно грезить о светлом будущем, которое наступит на Гранях после появления компьютеров, а Цветанку — слушать их беседу, я подошла к своим фрейлинам, которые непринуждённо болтали со Штепаном, Йожефом, Шако и Гуннаром… Ах да! Увлечённая собой, я совсем забыла рассказать о ещё одном члене нашей маленькой (если не считать целой толпы увязавшихся за нами инквизиторов) компании.

Его величество Гуннар VII, король Лиона, решил, что его царственная особа слишком устала от тяжких трудов во благо отчизны, и не захотел возвращаться на Агрис вместе с другими родственниками. Он отправил всю свою свиту домой, заявив, что в ней не нуждается, а сам вызвался сопровождать нас на Истру. Обращаясь ко мне с этой просьбой, Гуннар без всякого лукавства объяснил, что ему до чёртиков надоели королевские обязанности, которые он исполнял уже семнадцать лет — с тех самых пор, как четырнадцатилетним подростком унаследовал корону от своего деда. Причём унаследовал одну только корону, практически без властных полномочий. Незадолго до своей смерти дед Гуннара, начитавшись либеральных книг о Земле, учредил в Лионе конституционную монархию, передал всю законодательную власть выборному парламенту, Народной Ассамблее, исполнительную — назначаемому парламентом Совету Министров, а судебную — Сенату, оставив за монархом лишь командование войском да ещё роль символа нации. Гуннар, человек сугубо мирный, не получал большого удовольствия от занятий армейскими делами, а будучи довольно скромным и даже застенчивым, тяготился теми помпезными церемониями, которыми сопровождалось его явление подданным в качестве символа нации.

Заветной мечтой Гуннара было совершить длительное путешествие, побывать в дальних странах, повидать мир, но королевский долг удерживал его на Агрисе, и только считанные разы он покидал родную Грань, чтобы посетить с официальным визитом соседей. Так что моё приглашение приехать на Рождество в Вечный Город стало для него настоящим подарком судьбы. Совет Министров не посмел возражать против этой поездки, которая могла принести заметные выгоды государству, отпустил короля в «дипломатическое турне», как было сформулировано в специальном постановлении по такому случаю, и на период его отсутствия учредил временное регентство.

По окончании праздников Гуннар, вкусив воздуха свободы, решил продлить свой монарший отпуск и попросил нас о содействии. Нам с Владиславом нравилось его общество, поэтому мы охотно ему помогли. Также мы были не против взять с собой королеву Матильду, но оказалось, что она беременна, и хотя ребёнок должен был родиться только в августе, ей всё же не стоило подвергать себя лишним нагрузкам. Гуннар хотел было отменить все свои планы, однако жена, зная, как он жаждет этого путешествия, убедила его ехать с нами — ведь мы собирались прибыть на Агрис не позже начала мая, ещё задолго до родов.

(Между делом замечу, что мне пока не удавалось забеременеть. Впрочем, специально я к этому не стремилась, но после той истории с Сандрой прекратила принимать противозачаточные средства, решив положиться на случай — когда получится, тогда и получится. И если раньше я панически боялась нечаянно «залететь», так как считала себя не готовой к материнству, то теперь, с наступлением очередных месячных, невольно испытывала разочарование, а с недавних пор меня начал преследовать страх перед бесплодием. В одной из медицинских книг я нашла рецепт чар, которые, будучи применёнными в надлежащее время, давали почти стопроцентную гарантию зачатия. Однако воспользоваться ими не решалась — и не потому, что они могли мне повредить, а из страха потерпеть неудачу…)

Присоединившись к компании трёх девушек и четырёх молодых людей, я не стала вмешиваться в их разговор, а лишь молча слушала, как Грета кокетничает с Шако, Сара — со Штепаном, а Сесиль — со всеми подряд, явно стремясь привлечь к себе внимание моего мужа. Но все её усилия были напрасны: когда Владислав начинал говорить о компьютерах, весь окружающий мир переставал для него существовать.

Через несколько минут я тронула Гуннара за локоть и кивком предложила отойти в сторону. Он согласно кивнул в ответ, галантно взял меня под руку, и мы вместе покинули весёлую компанию. Не отличавшаяся сообразительностью Сесиль собиралась было последовать за нами, но я взглядом велела ей оставаться на месте.

Мы присели на раскладные табуреты, которые мигом установили для нас предупредительные княжеские слуги. Гуннар с моего разрешения закурил и вопросительно посмотрел на меня.

— Да, кузина? О чём ты хотела поговорить?

На самом деле я приходилась ему племянницей, поскольку моя мать, Алиабела Маргарет д’Ивейн, была его родной сестрой. Но разница в нашем возрасте составляла всего десять лет, мы принадлежали к одному поколению, поэтому предпочитали называть друг друга кузеном и кузиной — не совсем точно, зато просто и удобно.

— В последние дни ты чем-то озабочен, — сказала я. — И не просто озабочен, а сильно обеспокоен, хоть и пытаешься это скрыть. Извини, конечно, если я лезу не в своё дело — но, может, ты хочешь поделиться со мной своими проблемами?

Гуннар медленно, словно в нерешительности, покачал головой:

— Я бы не назвал это проблемами. Скорее это… ну, вроде как предчувствие. Предчувствие проблем.

— А именно?

Гуннар ответил не сразу, а сначала подозвал слугу, ведавшего прохладительными напитками, и взял у него чашку кваса. Отпив глоток, он спросил:

— Ты веришь в сны, Инга?

Я неопределённо пожала плечами.

— Трудно сказать. И да, и нет. Я не принадлежу к людям, которые каждое утро анализируют всё, что им приснилось, отыскивая пророчества и знамения. Вместе с тем я не оспариваю существование вещих снов, поскольку с одним из них имела дело. Хотя считаю, что большинство снов, которые называют вещими, допускают настолько большое количество разных, зачастую взаимоисключающих толкований, что их так называемыми предсказаниями можно постфактум объяснить любое событие.

— Тут я согласен с тобой, — сказал кузен. — Но я имею в виду другое. Не вещие сны, а… даже не знаю, как их назвать. Сны не о будущем, а о настоящем. О событиях, которые происходят в каком-то другом месте с другими людьми. Это возможно?

— Вполне, — ответила я. — Вопрос только в том, как убедиться, что твои сны отражают объективную реальность, а не страхи, угнездившиеся в подсознании.

— В том-то и дело, — со вздохом произнёс Гуннар. Он немного помолчал, задумчиво глядя вдаль. — Но мои сны такие убедительные, такие правдоподобные… Кстати, что ты знаешь о шкуре нашего предка, короля Ивэйна?

— О шкуре? — В моём воображении сразу возникла весьма неприглядная картина. — А что случилось с его шкурой?

Гуннар натянуто улыбнулся и объяснил:

— Речь идёт не о шкуре самого короля, а о нашей фамильной реликвии, львиной шкуре, которую Ивэйн носил вместо плаща. В конце позапрошлого года её похитил Женес — это случилось как раз накануне вашего с Владиславом прибытия на Агрис. Ты ничего не слышала об этом?

— Нет, ничего, — ответила я. — Но о короле Ивэйне я читала в «Истории Агриса», которую нашла в Имперской библиотеке. Я знаю, что он жил в восьмом веке, был первым королём Лиона и основателем нашей династии, а современники называли его Ивэйном-львом… Ага! Так это прозвище возникло не из-за его храбрости, а из-за львиной шкуры?

— В общем, да. Хотя наши семейные хроники гласят, что Ивэйн был храбр, как лев, и столь же свиреп. Но львом его прозвали потому, что он ни днём ни ночью не расставался со своей шкурой. А когда на склоне лет объединил под своей властью шесть соседних графств, как-то само собой возникло название для нового государства — Королевство Лион[4]. До недавнего времени львиная шкура Ивэйна хранилась вместе с другими королевскими регалиями в кафедральном соборе Руана, где по традиции происходит коронация всех королей Лиона. — Гуннар сделал короткую, но выразительную паузу и значительно посмотрел на меня, как бы призывая к дополнительному вниманию. — Однако ценность этой шкуры заключается не только в том, что от неё пошло название королевства. Она является мощным магическим инструментом, который позволяет слабым колдунам, вроде меня, усилить свои способности и даже реализовать те, которые имеют латентный характер и при обычных условиях недоступны.

— Звучит многообещающе, — сказала я, когда Гуннар умолк в ожидании моей реакции. — Но, как я понимаю, в этой бочке мёда не обошлось без ложки дёгтя.

— К сожалению, это так. Вся беда в том, что шкура, давая человеку могущество, одновременно обретает над ним огромную власть. Достаточно лишь единожды испробовать её в действии, чтобы до конца дней своих оказаться в полной от неё зависимости. Король Ивэйн не расставался с ней отнюдь не от хорошей жизни — он просто не мог без неё обойтись. В своём завещании он предупреждал, что хотя шкура не губит душу человека и не вредит его здоровью, использовать её следует лишь в самом крайнем случае, когда над государством нависнет смертельная угроза. Львиная шкура Ивэйна стала символом нашего рода, и за прошедшие тысячу с лишним лет только один король Лиона, Гавэйн Третий, который жил девять веков назад, рискнул надеть её на себя. Добром это не кончилось, и трагическая судьба короля Гавэйна послужила предостережением для всех его потомков.

— Ну, в таком случае, — осторожно произнесла я, — может, оно и к лучшему, что Женес похитил шкуру. Теперь ни у тебя, ни у твоих детей и внуков не возникнет соблазна воспользоваться ею.

Гуннар энергично взъерошил свои коротко остриженные соломенные волосы.

— Наверное, ты права. Ведь я, в сущности, поддался соблазну — меня спасло только то, что шкура не попала ко мне. Гвардейский отряд, который по моему приказу перевозил шкуру из Руана в Альбину, подвергся нападению банды Женеса. Все гвардейцы, за исключением одного человека, были убиты, а тот, что чудом уцелел, повредился в уме, наблюдая из своего укрытия, как разбойники расчленяли тела его товарищей…

— Погоди! — перебила я. — Ты, случайно, говоришь не о том нападении, что произошло недалеко от Шато-Бокер в вечер перед нашим появлением на Агрисе?

— Да, о нём, — подтвердил Гуннар. — Кстати, именно поэтому Женес не напал на вас ещё утром. Пленённые во время штурма замка разбойники на допросе показали, что он вернулся только вечером и сразу организовал атаку на Шато-Бокер. А до того Женеса не было на Агрисе, он отвозил львиную шкуру в своё логово, которое расположено в нескольких часах пути от Агриса, на одной из необитаемых Граней. Среди пленных нашлось трое человек, которые пару раз сопровождали его туда, но они не были колдунами и не могли указать нам дорогу.

— Это логово так и не нашли?

— Увы, нет. Вот если бы я хоть раз надевал шкуру, даже не пользуясь её силой, тогда другое дело — я смог бы почуять её и при помощи более сильного колдуна найти к ней путь.

— Так ты жалеешь об этом? — пристально посмотрев на него, спросила я.

Гуннар в смущении опустил глаза.

— Даже не знаю, Инга. Ведь как-никак это сила. Могущество. Доступ на Трактовую Равнину… Тебе трудно понять меня — всё то, о чём я только мечтаю, ты имеешь с самого рождения.

Что я могла сказать? Разве что посочувствовать ему. Гуннар принадлежал к числу тех слабых колдунов с промежуточным даром, которых инквизиторы относили к так называемой «группе риска». Свыше девяноста процентов всех чёрных магов были выходцами из этой среды — в отличие от обычных ведунов, они обладали достаточно развитыми способностями, чтобы в полной мере овладеть инфернальными силами. И в награду за верную службу Нижний Мир давал им то, на что поскупилась природа — в частности, возможность путешествовать по Трактовой равнине. А если к этому прибавить долгую жизнь, практически полное отсутствие болезней, быструю заживляемость ран, то становится понятным, почему так много людей соглашаются служить стихии, которая ставит своей целью уничтожение мира земного.

— А как эта история соотносится с твоими снами? — спустя минуту спросила я.

Гуннар закурил вторую сигарету подряд и ответил:

— Самым непосредственным образом. Мне снится эта шкура. Не какая-нибудь похожая на неё, а именно Ивэйнова шкура. Я узнал её по особым золотым застёжкам на передних лапах. Впервые она мне приснилась ещё в Вечном Городе, за несколько дней до нашего отъезда. Я видел юношу… нет, даже не юношу, а мальчика лет тринадцати или четырнадцати, стоявшего посреди какой-то комнаты — то ли кабинета, то ли алхимической лаборатории. На нем была львиная шкура Ивэйна, в руках он держал тяжёлый серебряный меч и смотрел на дверь, в которую с другой стороны кто-то ломился. Наконец он вышиб дверь…

— Тот, кто ломился? — на всякий случай уточнила я.

— Нет, мальчик. Он вышиб её не ногами и не руками, а магией… Впрочем, я не совсем уверен, что это он вышиб дверь, но факт, что она сорвалась с петель и отлетела в противоположную от него сторону, припечатав к стене двух… — Гуннар замялся. — Язык не поворачивается назвать их людьми. Полагаю, это были демоны в телах мертвецов. То есть, зомби… Короче, двух из них сшибло дверью, а оставшиеся двое, что стояли под стеной, сразу ворвались в комнату. Мальчик без труда расправился с ними: одного поразил огнём, другого — мечом. Потом погасил пожар, вышел из комнаты и по каменной лестнице спустился во двор замка, где…

— Так он был в замке?

— Да. В единственной уцелевшей башне старого замка.

— Понятно. И что было дальше?

— При выходе из башни мальчик столкнулся с ещё одним зомби, который передвигался так неуклюже, словно все кости у него были сломаны. Он убил и его. Потом обошёл башню и прикончил шестого — как оказалось, последнего противника. Тут нервы мальчишки не выдержали, он упал на землю и, по-моему, заплакал.

— Кстати, ты можешь показать его картинку?

— Попробую.

Хотя Гуннар был слабеньким колдуном, мысленное изображение получилось у него на удивление чётким и детальным — он, безусловно, обладал незаурядными художественными способностями, которые с лихвой компенсировали недостаток колдовских. С картинки на меня сосредоточенно смотрел поразительно красивый, как девочка, мальчик лет четырнадцати, тёмноволосый, сероглазый, выше среднего роста, довольно крепкого, но не атлетического, телосложения. В правой руке он сжимал рукоять меча с длинным, не меньше метра, серебряным лезвием. Одет был в светло-коричневый дорожный костюм, поверх которого была наброшена пятнистая львиная шкура. Передние лапы крест-накрест охватывали его грудь и крепились к поясу при помощи золотых цепочек с застёжками. За плечами мальчика виднелась пышная рыжая грива. Он стоял на фоне обвалившейся крепостной стены, за которой протекала небольшая речка, а дальше виднелся лес.

Записав на всякий случай изображение на магический камень в моей серёжке, я попросила Гуннара продолжать.

— Так вот, — вновь заговорил он. — Полежав пару минут на траве, мальчуган поднялся и направился к вратам. На полдороге остановился, постоял немного, оглядываясь по сторонам, потом пошёл дальше. А на подъёмном мосту вдруг выпустил из рук меч, стремглав бросился к опушке леса и бежал до тех пор, пока мир вокруг него не изменился — из весеннего леса он попал в заснеженную степь.

— Перешёл на другую Грань?

— Да. Насколько я понимаю, пересёк Ребро в месте Вуали. Он кутался в шкуру, всё порывался пойти вперёд, но в конце концов передумал и вернулся обратно. Там поманил к себе пасшуюся неподалёку лошадь и вместе с ней направился к замку. Вот тут-то на сцене появилось ещё одно действующее лицо — человек в серой монашеской сутане… — Гуннар ненадолго задумался. — Хотя не уверен, что он появился именно в этот момент. Возможно, он был там и раньше, просто я его не замечал.

— И что же он делал?

— Прятался среди развалин и украдкой наблюдал за мальчиком. А когда тот вошёл во двор, монах двинулся было ему навстречу, но затем изменил своё решение и остался в укрытии. Как мне кажется, он сообразил, что в таком взвинченном состоянии мальчишка сначала прикончит его для подстраховки и только потом начнёт разбираться, кто он и с чем пожаловал. Хотя не исключено, что позже монах всё-таки открылся — этого я не знаю, потому что вскоре проснулся.

— Покажи мне того монаха? — попросила я, испытывая какое-то странное предчувствие.

И оно не обмануло меня — на переданной Гуннаром картинке я увидела того самозваного монаха, который больше года назад пытался натравить на нас с Владиславом загорян. Судя по всему, для создания обоих Эмиссаров была использована одна и та же телесная матрица, а это значило, что хозяин у них один…

— Вот чёрт! — в сердцах проговорила я, и сказано это было не в переносном смысле, а в самом что ни на есть прямом. — Можешь не сомневаться, кузен: то, что тебе приснилось, не было плодом твоего воображения. Этот сон отражал объективную реальность — если не целиком, то частично.

— Так ты знаешь этого монаха?

— Имела случай с ним познакомиться, — уклончиво ответила я, решив повременить с подробностями. — Но продолжай. Что было дальше?

— Этот сон произвёл на меня сильное впечатление, однако всерьёз я к нему не отнёсся, а со временем почти позабыл о нём. Сама понимаешь, мало ли что может присниться человеку, тем более что весь прошедший год я часто думал о шкуре, ломал себе голову, как её отыскать. А незадолго до прибытия на Истру мне снова приснился тот мальчик — и опять на нём была шкура Ивэйна. То же самое было и вчера ночью. Оба раза он ехал верхом на лошади через Грани, время от времени разговаривал сам с собой на незнакомом мне языке, иногда пел песни.

— Он ехал по Трактовой Равнине?

— Нет, просто переходил с Грани на Грань сквозь Рёбра. И это, кстати, меня удивило. Насколько мне известно, Ивэйнова шкура даёт достаточно магической силы, чтобы путешествовать Равниной.

— Сила ещё не всё, — заметила я. — Нужны также и знания. Наверное, мальчику их не хватало, чтобы выйти на Равнину.

— Может, и так, — неуверенно произнёс Гуннар. — Хотя тогда я не понимаю, как он мог справиться со шкурой. На ней были охранные чары, которые не позволяли воспользоваться ею никому, кроме потомков Ивэйна. Снять их мог только сильный и умелый колдун… Гм, такой сильный и умелый, что ему совсем не понадобилась бы эта шкура.

— Возможно, чары снял Женес, — предположила я. — А ещё этот мальчик мог оказаться потомком Ивэйна, нашим дальним родственником. Посчитай, сколько поколений сменилось за двенадцать с лишним веков, и прикинь, в жилах скольких людей должна быть хоть капля крови нашего предка. Тем более что род Ивэйнов, насколько я могу судить по своим скудным знаниям из истории Агриса, всегда славился своей плодовитостью.

— Это правда, — согласился Гуннар. — Сейчас я затрудняюсь назвать хотя бы один из известных мне королевских домов Лемосского архипелага, с которым мы не были бы связаны кровным родством. Так что всё может быть. Но меня больше занимает другое: что означают мои сны, почему они мне снятся?

— Думаю, они означают именно то, что ты видел, — сказала я. — Какой-то мальчик, вероятно, наш родственник, завладел шкурой Ивэйна, перебил кучу зомби и сейчас куда-то направляется. Остаётся выяснить лишь самую малость: кто этот мальчик, где он взял шкуру, как оказался в компании восставших мертвецов и, наконец, куда держит путь. Ну, а касательно того, почему тебе снятся эти сны, вопрос посложнее. Одно из возможных объяснений кроется в наследственности. Ты — старший потомок Ивэйна по мужской линии и уже благодаря этому имеешь тесную связь с львиной шкурой. А через неё — с мальчиком, который сейчас носит эту шкуру.

Гуннар в задумчивости потёр подбородок.

— Интересная мысль. Но это, скорее, ответ на вопрос «как». А вот «почему» — в смысле «зачем», «для чего», «с какой целью», — остаётся неясным.

— Я бы тоже хотела это знать. У меня есть большое подозрение, что твои сны касаются не тебя одного, но и нас с Владиславом… Ведь ты не против рассказать о своих снах и ему?

Гуннар не возражал, и я мысленно позвала мужа, объяснив, что речь идёт об очень важном деле. Владислав немедленно извинился перед Джозефом Арно, поднялся с травы и подошёл к нам. Но не успел он спросить, что случилось, как в нашу компанию вклинился Баз, который в своём кошачьем облике здорово напоминал миниатюрного барса.

— Посмотрите! — пискляво произнёс он, указывая передней лапой в сторону озера. — Мой папа совсем рехнулся!

По озеру плыл Леопольд. Нас это не удивило — в отличие от большинства котов, воды он не боялся и плавал, как левиафан. Вместе с тем, он полностью разделял нелюбовь своих соплеменников ко всему слишком мокрому, и лишь крайние обстоятельства могли вынудить его добровольно полезть в воду.

— В чём дело? — спросила я у База.

— Не знаю. Папа сидел-сидел на берегу, смотрел-смотрел на озеро, а потом — бултых! — прыгнул и поплыл. Сдурел, короче.

Тем временем Леопольд доплыл почти до середины озера, нырнул, через некоторое время вынырнул и быстро погрёб обратно к берегу. Присмотревшись внимательнее, я увидела, что во рту он держит какой-то небольшой предмет.

Выбравшись на берег, Леопольд энергично отряхнулся от воды и рысцой затрусил к нам. Когда он приблизился, Владислав потрясённо прошептал:

— Боже мой! Неужели…

Я вполне разделяла его чувства — ведь предмет, который Леопольд сжимал в зубах, был хорошо знакомый нам перстень с небольшим зеленовато-жёлтым камнем, похожим на хризолит. Точно такой перстень я более года назад надела на палец Сандры, оградив её от воздействия Нижнего Мира. Вначале предполагалось, что она будет носить его недолго и при первом же удобном случае пройдёт процедуру экзорцизма, которая полностью освободит её от инфернальной зависимости, а заодно и от колдовского дара, который был безнадёжно загублен чарами Женеса. Но когда обнаружилось, что Сандра беременна, было решено отложить экзорцизм до родов, чтобы не повредить ребёнку. Поэтому она и дальше носила перстень, ни на секунду не снимая его, и в начале сентября исчезла из дворца вместе с ним. А теперь он нашёлся — если не тот самый перстень Бодуэна, то его брат-близнец, — и не где-нибудь, а на Истре, в озере рядом с родовым замком князей Верховинских, откуда двадцать шесть лет назад Ривал де Каэрден, действуя по прямой указке Мэтра, похитил двухмесячного младенца, который впоследствии стал моим мужем…

Снедаемый нетерпением, Владислав торопливо опустился на корточки, буквально силой вырвал изо рта Леопольда перстень и принялся осматривать его. Я подалась вперёд и прикоснулась пальцем к гладкому камешку.

— Это он. Безусловно, он. Видишь эту царапину?

— Да, вижу… Ну и ну!

— Я так и думал, что вас это заинтересует, — обиженно заметил Леопольд, который, видимо, ожидал, что на радостях мы бросимся обнимать его и качать на руках.

— Где ты… — начал было Владислав, но осёкся. Мы собственными глазами видели, что кот достал перстень из озера. — Как ты его нашёл?

— Очень просто. Подошёл попить воды и увидел на дне Сандрино колечко. Ну, и решил взять его.

— Увидел? — недоверчиво переспросила я. — Разве перстень лежал у самого берега?

— Нет, конечно. Почти посередине. А то с какой бы стати я туда плыл.

— Но как же ты мог увидеть его? Ведь это далеко. И глубоко, наверное.

— Да, глубоко, — подтвердил Леопольд. — Пять кошачьих длин с хвостами, не меньше. Но мы, коты, очень зрячие. А я особенно зрячий. — И он самодовольно напыжился.

— Ты такой крутой, папа! — произнёс Баз, то ли восхищённо, то ли иронично, я так и не поняла.

Леопольд грозно зашипел на сына, и тот, поджав хвост, убежал под защиту своего хозяина, Шако.

— Послушай, котик, — осторожно начал Владислав. — Там, на дне, ты больше ничего не видел? Я имею в виду, ничего особенного?

— Если ты спрашиваешь, видел ли я там Сандру, то не переживай, её там нет, — ответил Леопольд. — Там было только её колечко.

Владислав облегчённо вздохнул и вытер со лба крупные капли холодного пота, которые выступили у него при мысли, что на дне озере мог лежать не только перстень, но и сама Сандра — причём с его сыном. Он в растерянности посмотрел на меня и мысленно спросил:

„Ты что-нибудь понимаешь, Инна?“

„Не больше твоего,“ — ответила я. — „Однако не думаю, что с Сандрой случилось что-то плохое. Скорее всего, после родов над ней провели экзорцизм, и она перестала нуждаться в перстне. А так как с ним у неё были связаны неприятные воспоминания, то она попросту выбросила его в озеро.“

„Здесь? На Истре? Возле замка, где я родился?“

„Выходит, что здесь, на Истре. Это невероятно, но факт — а с фактами не поспоришь. Сандра была здесь, и не исключено, что здесь же родила ребёнка.“

„Но почему? Зачем?“ — Владислав выглядел вконец ошарашенным. — „И самое главное: неужели она знала, что здесь моя родина?“

„Похоже, знала. Наверняка знала. Иначе пришлось бы предположить, что она попала сюда по чистой случайности. А это не просто невероятно — это невозможно.“

Муж сел на траву, достал сигарету и жадно закурил.

— С ума сойти! — вслух произнёс он.

— Что случилось, Инга? — тихо спросил у меня Гуннар.

Этот же вопрос интересовал и заместителя командора Дай Чженя, лейтенанта Свена Ларссона, который только что подошёл к нам, привлечённый нашей бурной реакцией на находку Леопольда.

Я вкратце поведала им, что за перстень принёс нам кот, и какие выводы из этого следуют. Как мне показалось, Ларссона не слишком удивило известие, что Сандра была на Истре. Куда больше его поразило другое:

— Она сняла перстень? Прошла экзорцизм?

— По всей видимости, да.

Лейтенант глубоко задумался.

— А может, и нет, — наконец сказал он. — Может быть, Сандра просто сменила его на другой защитный амулет.

К этому времени Владислав немного собрался с мыслями и решительно заявил:

— Надо осмотреть озеро. И вообще — всё вокруг.

Вскоре по вызову Ларссона из замка вернулся командор Дай Чжень и, выслушав наш рассказ о перстне, тотчас развил кипучую деятельность. Он выбрал из числа своих подчинённых дюжину самых лучших ныряльщиков и поручил им тщательно обследовать дно озера, остальные принялись пядь за пядью прочёсывать окрестности, не пропуская ни единой былинки, ни единой норки в земле. Также командор поднял по тревоге три десятка инквизиторов, которые находились в княжеской резиденции, отсыпаясь после ночного дежурства. Через полчаса они прибыли в долину и присоединились к поискам.

Чуть позже из ближайшего пастушьего селения были доставлены двое крестьян, которые в конце ноября, разыскивая отбившихся от стада овец, видели вблизи замка огни. Впрочем, толку от них было мало — ничего конкретного они рассказать не могли, так как в долину не спускались и ничего, кроме огней, не разглядели. Единственная полезная информация, которую нам удалось вытянуть из них, заключалась в том, что произошло это в ночь с 27-го на 28-е ноября. Дату они помнили точно, поскольку именно в эту ночь, по местному народному поверью, происходил ежегодный шабаш чёрных ведьм. Можно представить, как испугались пастухи, увидев, что в долине, которую все считали проклятой, кто-то есть.

Таинственный посетители были очень осторожны и постарались замести за собой все следы. Однако люди командора Дай Чженя были опытные следопыты. Обшарив дно озера и обследовав каждый дюйм земной поверхности вокруг него, они насобирали достаточно мелких улик, свидетельствовавших о том, что в начале весны здесь провела несколько дней небольшая группа от пяти до десяти человек. Не подлежало никаким сомнениям, что среди них была и Сандра — вдобавок к найденному котом перстню, инквизиторы обнаружили недалеко озера изогнутую и втоптанную в землю золотую булавку с янтарной головкой, полностью идентичную тем, что были у меня. Небольшую партию таких булавок сделали по моему заказу в королевской ювелирной мастерской, и ещё в начале лета я поделилась ими с Сандрой. Когда из княжеской резиденции была привезена моя походная шкатулка для драгоценностей, и мы убедились, что все мои булавки на месте, у нас осталось только одно разумное объяснение новой находке: эта булавка была из тех, которые Сандра захватила с собой, тайком покидая дворец.

— Дичь какая-то! — выразил своё мнение Владислав, недоуменно обозревая разложенные на брезенте «трофеи» инквизиторов: несколько лоскутов материи, пару пуговиц, обрывки нитей, клочки бумаги, деревянные стружки, угольки, куски проволоки, леску с блесной и крючком, осколки битого стекла и тому подобный мусор. — Что Сандре понадобилось на Истре? С какой стати она ехала в такую даль, рискуя родить в пути?

— Возможно, — предположил Гуннар, быстро взглянув на меня, — она хотела, чтобы ребёнок появился на свет на родине отца?

— Похоже на то, — бесстрастно сказала я. — И похоже, что еле успела.

— В том-то и дело, — подхватил муж. — Когда Сандра сбежала, до родов оставалось недель одиннадцать, максимум двенадцать. Мы потратили на дорогу сюда восемь недель — и это при том, что ехали экспрессом до самого конца Магистрали. А Сандра могла доехать только до границы Запретной Зоны, а потом ещё почти месяц добиралась по Равнине до Истры. Если же учесть, что ни один обычный поезд не идёт по такому длинному маршруту, и ей пришлось делать по меньшей мере пять или шесть пересадок, то получается, что её шансы попасть сюда в срок были мизерные.

— Не обязательно, — флегматично заметил Джозеф Арно. — Она вполне могла ехать экспрессом. Принимая во внимания обстоятельства её бегства из дворца — а именно отсутствие следов и свидетелей, скорее всего, так и было. Высокопоставленные покровители Сандры имели достаточно власти и свободы действий, чтобы устроить ей комфортное и быстрое путешествие не только до границы Запретной Зоны, но и до самого конца Магистрали.

Под высокопоставленными покровителями Джозеф явно подразумевал Ференца Кароя и его доверенных помощников. Он разделял мнение большинства, что исчезновение Сандры было спланированной акцией высшего руководства Инквизиции, а мы и не пытались разубедить его в этом.

— Дельная мысль, — сказал Владислав. — Обязательно нужно разузнать обо всех экспрессах, которые проезжали по Магистрали в направлении Основы в сентябре и октябре прошлого года.

— Мне это уже приходило в голову, — кивнул Арно. — Ещё час назад я связался с одним моим знакомым из министерства транспорта и попросил его просмотреть записи. А вот недавно получил ответ.

— Ну и?

— Разных экспрессов было более двух десятков. Но большинство из них были местными, и только три шли из конца в конец Магистрали. Во-первых, два инквизиторских курьера, которые везли на Основу очередную смену патрульных. Во-вторых, частный поезд, следовавший с Бетики на Мескену — одну незначительную Грань у самой границы Зоны. На нём ехал патриарх Несторианской Церкви Иларий для участия в церемонии беатификации недавно умершего мескенского подвижника… — Он умолк, озадаченный выражением наших лиц. — А что тут такого?

— Да нет, ничего, — сказала я, с трудом справившись с изумлением. — Ничего особенного… И когда же состоялась поездка патриарха?

— Его поезд отправился одиннадцатого сентября и прибыл на Мескену тринадцатого октября. — Джозеф, конечно, догадался, что нам что-то известно, однако сдержал своё любопытство и не стал выуживать из нас информацию. — А из Вечного Города до Бетики можно доехать меньше чем за неделю — на этом отрезке Магистрали поезда ходят быстро и часто. Так что Сандра без проблем успевала на патриарший экспресс. И по прибытии на Мескену у неё оставалось достаточно времени, чтобы добраться до Истры.

Владислав поблагодарил его за информацию, затем взял меня за руку и отвёл в сторону.

— Что ты об этом думаешь, Инна? — тихо спросил он.

— Вряд ли это простое совпадение. Нам следовало сразу догадаться, что здесь не обошлось без святейшего Илария — от кого же ещё Сандра могла узнать о твоей родине.

— В самом деле, — согласился Владислав. — Без сомнения, патриарх по уши замешан в эту историю. Возможно даже, что именно он склонил Сандру к бегству. — Муж покачал головой. — Вот так сюрприз!…

Однако сюрпризы на этом не закончились. Во второй половине дня, когда инквизиторы завершали прочёсывание долины, обнаружилось, что исчез лейтенант Свен Ларссон. Последний раз его видели около полудня, когда он направлялся к перевалу, где находилась ближайшая Вуаль. Дай Чжень категорически отрицал, что давал ему какое-либо поручение. Всё это время командор был уверен, что его заместитель вместе с десятком подчинённых обшаривает кустарники на противоположном берегу озера.

Когда к вечеру лейтенант не вернулся и никак не дал о себе знать, стало понятно, что он дезертировал. И как раз тогда выяснилось, что найденный Леопольдом перстень был подменён искусным муляжом. Тщательное изучение муляжа показало, что его изготовили с применением чёрной магии. Вне всяких сомнений, это было дело рук Ларссона…