"Газета День Литературы # 105 (2005 5)" - читать интересную книгу автора (День Литературы Газета, Бондаренко...)

Владимир Юдин ПРАВОСЛАВНЫЙ ГУМАНИЗМ «ТИХОГО ДОНА» К 100-летию со дня рождения М.А.Шолохова

Трагическая, народно-героическая эпопея М.Шолохова "Тихий Дон", казалось бы, обстоятельно изучена. Но каждый раз, перечитывая ее, открываешь для себя всё новые и новые глубины жизни, изумительные, неведомые доселе красоты духа русского человека, народного быта и бытия. Благородный облик Шолохова-гуманиста, правдоискателя предстает всё более полным и… загадочным.

Шолохов и Православие. Наверное, сама постановка этого вопроса кому-то покажется надуманной и даже парадоксальной, ибо, казалось бы, недопустимо ставить рядом две взаимоисключающие парадигмы: религиозно-христианскую, идеалистическую, и коммунистическую, материалистическую. Бытие телесное и духовное, однако, может непостижимым образом сопрягаться, взаимодействовать. Да, Михаил Шолохов был убежденным атеистом и материалистом, но — не воинственным безбожником. Атеизм и материализм не помешали ему проникнуть в тончайшие заповедные миры человеческой души, правдиво, психологически убедительно отобразить христианскую сущность русского человека, испокон веков крепко связанного с Богом, с православными заповедями, ибо, как заметил еще великий философ И.А.Ильин: "Ищите русскость русского в тех душевных состояниях, которые обращают человека к Богу в небесах и ко всему божественному на земле, то есть в духовности человека" (Ильин И.А. Родина и гений. "Молодая гвардия", 1994, № 3, с.185).

…Как свидетельствуют официальные биографические сведения, учиться Миша Шолохов начал довольно рано: ему не было и шести лет, когда обеспеченные родители наняли ему лучшего в станице домашнего учителя Тимофея Тимофеевича Мрыхина. Потом он занимался в начальном училище хутора Каргинского, а три года спустя — в частной московской гимназии, где круг предметов был очень широк и многообразен. "Обязательным был Закон Божий. "Тихий Дон" не мог написать человек, не ведающий о вечных библейских заповедях", — отмечает современный критик Иван Жуков ("Он всаживал свой характер в Григория и Аксинью…", "КП", 2000.01.05, с.9).

Шолохов — гениальный художник слова с ярко выраженным чувством Родины, а русскость, с ее общепризнанным величием и щедростью души, соборностью самосознания; и Православие, с его ангельской совестливостью, жертвенностью во спасение и безоглядным служением Господу нашему, Иисусу Христу, — неотделимы друг от друга. Великий Достоевский отлил эту мысль в четкую, ясную, лаконичную формулу: "Русский — слуга Православия". У Достоевского же находим и более категоричный тезис: "Кто не православный, тот не русский".

И вот, соотечественники наши отступаются от Бога, нарушают Его святые заповеди, вступают на греховный путь неистовой ненависти и взаимного истребления, забывают о покаянии — массово, и в этом одна из ключевых причин обрушившихся на них бед и несчастий. Бог покарал Адама и Еву за грех запретной любви и нарушение Его священной заповеди. Бог покарал и людей за искус крови, мести, насилия, властолюбия и духовной порчи…

Любовь героев "Тихого Дона" лишена света надежды на счастье, окрашена в суровые драматические тона и нередко завершается трагедийно, так и не реализовав себя во взаимном слиянии сердец, как она печально оборвалась у Григория Мелехова и Аксиньи Астаховой. Вряд ли это случайно в романе "Тихий Дон". Изначально жизнь наша обречена на муки и страдания, а в годы всенародных катаклизмов — страдательна вдвойне и втройне. Наиболее тяжелы для человека страдания духа, а не плоти, "они раздирают душу всякий раз, когда по благодати Божией и в свете Христовом духовный человек видит совершенную тщетность, уродство и мелочность греха. Именно эти страдания были наиболее горестными и тяжкими для Самого Иисуса Христа" (Прот. Фома Хопко. Основы Православия. Вильнюс, 1991, с.331).

Григорий и Аксинья вкусили запретный плод греховной любви, повторив проступок Адама и Евы. Григорий женат, у него семья, дети, у Аксиньи — муж, с которым она повенчана. Трагическая развязка в отношениях молодых любовников неизбежна: она — наказание Господне. Иного финала романа просто не предвидится. Представьте на миг — иной, желаемый, приятный для читателя, но звучащий фальшиво, немотивированно сюжетный поворот в личных судьбах героев: Аксинья и Григорий после длительных треволнений и страданий поженились, зажили, наконец, единой семьей, обзавелись домашним очагом, детьми, обрели покой, благополучно встретили старость…

Возможно ли такое? Абстрактно теоретически — да. Но только не с такими героями, как Григорий и Аксинья, — вечными мучениками, страстотерпцами, кающимися грешниками, обрекшими себя на греховную любовь. Драма греховной любви героев ужесточается еще и тем, что это отнюдь не легкодумная вспыльчивая страсть, достойная всеобщего порицания, а воистину высокая, пламенная, трагедийно-страдательная Любовь. Но — замешенная на грехе измены, ибо нарушает одну из ключевых заповедей господних: "Не желай жены ближнего твоего и не желай дома ближнего твоего, ни поля его, ни всякого скота его, ни Всего, что есть у ближнего твоего". Не случайна в романе и, казалось бы, малая деталь: дворы Мелеховых и Астаховых расположены по соседству, то есть они ближние…

Великомученица Аксинья погибает. Ее жизнь оборвал случайный выстрел чужого человека, даже не ведавшего, какую огромную Любовь он убил, словно палач, холодной, равнодушной, не дрогнувшей рукой. Но это ведь автор "убил" свою любимую героиню!.. Зачем убил? За что наказал, принеся тем самым боль и себе, и читателю? Не логичнее ли было сделать финал счастливым?..

Трагическая развязка романа обусловлена его нравственно-этической, религиозно-православной концепцией: на чужом несчастье собственного счастья не построишь, разрушать семью ближнего своего — всё равно, что покушаться на него самого, антибожеское дело.

Получается, концепция любви положительно прекрасных героев строится у Шолохова в строгой соотнесенности с православным Писанием, зеркально отражающим исторически сложившуюся народную мораль. Аксинья — не случайная жертва случайного выстрела: своей гибелью она искупает вину за греховную любовную связь. Искупленный такой дорогой ценой грех Всевышним прощается, отпускается — в Царствии Божием Аксинья предстанет чистой и непорочной…

Жертвенная, искупленная смертью любовь Аксиньи и Григория переходит из "разряда" житейски-греховной в чистую и святую любовь, освященную самим Господом. Примечательно: Аксинья не предлагает Григорию совершить безнравственный поступок: бросить семью, жену, детей, прийти к ней и обо всём забыть. Совестливая, нравственная, православная, не умеющая сама лгать и учить лгать других, не могущая найти в себе силы справиться с переполнившим ее мучительным чувством страстной, неуемной любви, она готова любить Григория тайно, жертвенно. Мимолетно брошенная ею фраза: "Гриша, милый, давай уедем отседова!.." — лишь единожды сорвалась с ее жарких уст в бурном порыве необъятной нежности, как бы случайно, — и больше не повторится.

Как показывает автор, с самого начала отношения героев не были порочной связью — это более чем серьезная, ничем не остановимая тяга героев друг к другу. И вот тут-то постигаешь мотивацию поступков Григория и Аксиньи не в видимой материальной, а в какой-то неземной, мистической сфере, без влияния духовно-православных постулатов тут не обошлось. Всё вытекает из религиозного, по сути, мировидения автора и героев, которым он явно симпатизирует: кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть Любовь. "Без любви (а для любви нужна прежде всего любовь Божия) личность рассыпается в дробность психологических элементов. Любовь Божия — связь личности. Грех — момент разлада и развала духовной жизни" (Прот. Константин Ровенский. Беседы старого священника. М., 1995, с.34).

Мне могут возразить, что, отображая пламенную страсть Аксиньи и Григория, автор романа не помышлял о Боге. Может быть, и не помышлял… Однако православие учит: Бог не нуждается в том, чтобы о нем беспрестанно помышляли. Бога следует денно и нощно в себе ощущать, руководствоваться Его благими наставлениями в делах своих, помыслах и поступках. Тонкий исследователь души человеческой, Шолохов не мог не считаться с возможностью существования неких потаенных пружин в поведении человека на уровне его подсознания, неподвластного рациональному объяснению, но способного так или иначе действенно влиять на его поведение. Не потому ли уже на первых страницах "Тихого Дона" заложена символическая антиномия: поступки Григория и Аксиньи изначально как бы порочны, но помыслы и чувства у них девственно чисты?..

Иначе говоря, в поведении героев нет строгой соотнесенности с логикой "нормального" рационального сознания, далеко не всё в их деяниях подвержено житейской логической целесообразности.

Всё это дает повод заключить, что православно-христианское видение мира и человека объективно словно бы "водило" пером автора "Тихого Дона" независимо от того, каких идеологических, политических и философских устремлений он придерживался на момент написания эпопеи, ибо у художника-творца, помимо видимой, бытийной, есть еще и другая, невидимая часть жизни — внутренняя, скрытая от постороннего глаза, сакральная, а возможно, не до конца доступная и самому автору. Политика конъюнктурна, а Слово Божие — вечно. Не нами сказано.

…Говоря о благотворном воздействии православного сознания на литературу и искусство, я не отрицаю того факта, что эстетика носит самодовлеющий, а не прикладной характер, и потому речь следует вести о наиболее оптимальном варианте эстетического познания, одухотворенного влиянием учения Христа, о гармоническом сочетании искусства с Православной верой. Без определения религиозно-философских корней, куда более глубоких и крепких, нежели какая бы то ни было политическая доктрина, нам никогда не удастся понять дивное волшебство творческого самовыражения Пушкина, Гоголя, Толстого, Достоевского, всей нашей национальной культуры, искусства.

Вспоминается в этой связи обращение к участникам конференции "Духовно-историческая и православная тема в современной художественной литературе" (Москва, 5 февраля 1998 г.) Патриарха Московского и Всея Руси Алексия II: "Подлинно велик удел, предназначенный от века русскому писателю: творить во имя своего Творца. Но велика и мера его ответственности перед Богом, Отечеством и народом. Особо велика она именно сегодня, когда православный художник должен противостоять тем силам зла, которые всячески чернят отечественную историю, пытаются обесценить духовно-исторический опыт России, попирают Божий завет любви к ближнему, разливают по страницам печатных изданий и экранам мутные потоки плотобесия, разжигают в читателях и зрителях самые низменные вожделения. Господь да пребудет с вами и укрепит вас своею всемогущей десницей в духовной брани с силами тьмы! И да увенчает Он успехом предстоящую вам работу".

г. Тверь