"Газета День Литературы # 105 (2005 5)" - читать интересную книгу автора (День Литературы Газета, Бондаренко...)

СТИХИ, ПРИШЕДШИЕ С ВОЙНЫ


Василий ЛЕБЕДЕВ-КУМАЧ (1898–1949)
СВЯЩЕННАЯ ВОЙНА
Вставай, страна огромная, Вставай на смертный бой С фашистской силой темною, С проклятою ордой! Пусть ярость благородная Вскипает, как волна, — Идет война народная, Священная война! Дадим отпор душителям Всех пламенных идей, Насильникам, грабителям, Мучителям людей! Не смеют крылья черные Над родиной летать. Поля её просторные Не смеет враг топтать! Гнилой фашистской нечисти Загоним пулю в лоб, Отребью человечества Сколотим крепкий гроб! Пусть ярость благородная Вскипает, как волна, — Идет война народная, Священная война! 23 июня 1941 года
Анна АХМАТОВА (1889–1966)
МУЖЕСТВО
Мы знаем, что нынче лежит на весах И что совершается ныне. Час мужества пробил на наших часах, И мужество нас не покинет. Не страшно под пулями мёртвыми лечь, Но горько остаться без крова, — И мы сохраним тебя, русская речь, Великое русское слово. Свободным и чистым тебя пронесём, И внукам дадим и от плена спасём. Навеки! 23 февраля 1943 года
Константин СИМОНОВ (1915–1979)
***
Жди меня, и я вернусь. Только очень жди, Жди, когда наводят грусть Желтые дожди, Жди, когда снега метут, Жди, когда жара, Жди, когда других не ждут, Позабыв вчера. Жди, когда из дальних мест Писем не придет, Жди, когда уж надоест Всем, кто вместе ждет. Жди меня, и я вернусь, Не желай добра Всем, кто знает наизусть, Что забыть пора. Пусть поверят сын и мать В то, что нет меня, Пусть друзья устанут ждать, Сядут у огня, Выпьют горькое вино На помин души… Жди. И с ними заодно Выпить не спеши. Жди меня, и я вернусь, Всем смертям назло. Кто не ждал меня, тот пусть Скажет: — Повезло. Не понять, не ждавшим им, Как среди огня Ожиданием своим Ты спасла меня. Как я выжил, будем знать Только мы с тобой,— Просто ты умела ждать, Как никто другой. 1941
***

А.Суркову


Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины, Как шли бесконечные, злые дожди, Как кринки несли нам усталые женщины, Прижав, как детей, от дождя их к груди, Как слезы они вытирали украдкою, Как вслед нам шептали: — Господь вас спаси! — И снова себя называли солдатками, Как встарь повелось на великой Руси. Слезами измеренный чаще, чем верстами, Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз: Деревни, деревни, деревни с погостами, Как будто на них вся Россия сошлась, Как будто за каждою русской околицей, Крестом своих рук ограждая живых, Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся За в бога не верящих внуков своих. Ты знаешь, наверное, все-таки Родина — Не дом городской, где я празднично жил, А эти проселки, что дедами пройдены, С простыми крестами их русских могил. Не знаю, как ты, а меня с деревенскою Дорожной тоской от села до села, Со вдовьей слезою и с песнею женскою Впервые война на проселках свела. Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовом, По мертвому плачущий девичий крик, Седая старуха в салопчике плисовом, Весь в белом, как на смерть одетый, старик. Ну что им сказать, чем утешить могли мы их? Но, горе поняв своим бабьим чутьем, Ты помнишь, старуха сказала: — Родимые, Покуда идите, мы вас подождем. "Мы вас подождем!" — говорили нам пажити. "Мы вас подождем!" — говорили леса. Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется, Что следом за мной их идут голоса. По русским обычаям, только пожарища На русской земле раскидав позади, На наших глазах умирали товарищи, По-русски рубаху рванув на груди. Нас пули с тобою пока еще милуют. Но, трижды поверив, что жизнь уже вся, Я все-таки горд был за самую милую, За горькую землю, где я родился, За то, что на ней умереть мне завещано, Что русская мать нас на свет родила, Что, в бой провожая нас, русская женщина По-русски три раза меня обняла. 1941
Алексей СУРКОВ (1899–1983)
***

Софье Кревс


Бьется в тесной печурке огонь, На поленьях смола, как слеза, И поет мне в землянке гармонь Про улыбку твою и глаза. Про тебя мне шептали кусты В белоснежных полях под Москвой. Я хочу, чтобы слышала ты, Как тоскует мой голос живой. Ты сейчас далеко-далеко. Между нами снега и снега. До тебя мне дойти нелегко, А до смерти — четыре шага. Пой, гармоника, вьюге назло, Заплутавшее счастье зови. Мне в холодной землянке тепло От моей негасимой любви. Ноябрь 1941
***
Видно выписал писарь мне дальний билет, Отправляя впервой на войну. На четвёртой войне, с восемнадцати лет, Я солдатскую лямку тяну. Череда лихолетий текла надо мной, От полночных пожаров красна, Не видал я, как юность прошла стороной, Как легла на виски седина. И от пуль невредим, и жарой не палим, Прохожу я по кромке огня. Видно, мать непомерным страданьем своим Откупила у смерти меня. Испытало нас время свинцом и огнём. Стали нервы железу под стать. Победим. И вернёмся. И радость вернём. И сумеем за всё наверстать. Неспроста к нам приходят неясные сны Про счастливый и солнечный край. После долгих ненастий недружной весны Ждёт и нас ослепительный май. 1942, под Ржевом
Павел ШУБИН (1914–1951)
ПОЛМИГА
Нет, Не до седин, Не до славы Я век свой хотел бы продлить, Мне б только До той вон канавы Полмига, Полшага прожить; Прижаться к земле И в лазури Июльского ясного дня Увидеть оскал амбразуры И острые вспышки огня. Мне б только Вот эту гранату, Злорадно поставив на взвод… Всадить её, Врезать как надо, В четырежды проклятый дзот, Чтоб стало в нём пусто и тихо, Чтоб пылью осел он в траву! …Прожить бы мне эти полмига, А там я сто лет проживу!
Дмитрий КОВАЛЁВ 1915–1977
ПОТЕРИ
Они сошли в Полярном, в полдень, с бота. Как уцелел он, как дошёл сюда? Что там теперь? Туда ушла пехота. Слыхать, бомбили по пути суда. На всех шинели, ржавые от крови, Пожухли, коробом стоят. И только взгляды скорбь потерь откроют, Но, как позор свой, ужас затаят. От всей заставы пятеро осталось. И не сознанье подвига — вина. В глазах тысячелетняя усталость… А только, только началась война.
Михаил ДУДИН (1916–1994)
СНЕГ
Метель кружится, засыпая Глубокий след на берегу, В овраге девочка босая Лежит на розовом снегу. Поёт густой, протяжный ветер Над пеплом пройденных путей. Скажи, зачем нам снятся дети, — У нас с тобою нет детей! Но на привале, отдыхая, Я спать спокойно не могу: Мне снится девочка босая На окровавленном снегу. 1944
Михаил ЛЬВОВ (1917–1988)
***
Чтоб стать мужчиной, мало им родиться, Чтоб стать железом, мало быть рудой. Ты должен переплавиться. Разбиться. И, как руда, пожертвовать собой. Какие бури душу захлестнули! Но ты — солдат, и всё сумей принять: От поцелуя женского до пули, И научись в бою не отступать. 1941–1943
Даниил АНДРЕЕВ (1906–1959)
***
Не блещут кремлёвские звёзды. Не плещет толпа у трибуны. Будь зорок! В столице безлунной, Как в проруби зимней, чёрной, Лишь дальний обугленный воздух Прожекторы длинные режут, Бросая лучистые мрежи Глубоко на звёздное дно. Давно догорели пожары В пустынях германского тыла. Давно пепелище остыло И Новгорода, и Орла. Огромны ночные удары В чугунную дверь горизонта: Враг здесь. Уже сполохом фронта Трепещет окрестная мгла. Когда ж нарастающим гудом Звучнеют пустые высоты И толпы в подземные соты Спешат, бормоча о конце, — Навстречу сверкают, как чудо, Параболы звёзд небывалых: Зелёных, серебряных, алых На тусклом ночном багреце. Читай! В исполинском размахе Вращается жернов возмездья, Несутся и гаснут созвездья, Над кровлями воет сполох, — Свершается в небе и в прахе Живой апокалипсис века: Читай! Письмена эти — веха Народов, и стран, и эпох. 1941, декабрь
Михаил КУЛЬЧИЦКИЙ (1919–1943)
***
Мечтатель, фантазёр, лентяй-завистник! Что? Пули в каску безопасней капель? И всадники проносятся со свистом Вертящихся пропеллерами сабель. Я раньше думал: лейтенант Звучит "налейте нам", И, зная топографию, Он топает по гравию. Война ж совсем не фейерверк, А просто — трудная работа. Когда — черна от пота — вверх Скользит по пахоте пехота. Марш! И глина в чавкающем топоте До мозга костей промёрзших ног Наворачивается на чоботы Весом хлеба в месячный паёк. На бойцах и пуговицы вроде Чешуи тяжёлых орденов. Не до ордена. Была бы Родина. С ежедневными Бородино. 26 декабря 1942 года
Борис СЛУЦКИЙ (1919–1986)
ГОЛОС ДРУГА

памяти поэта Михаила Кульчицкого


Давайте после драки Помашем кулаками: Не только пиво-раки Мы ели и лакали, Нет, назначались сроки, Готовились бои, Готовились в пророки Товарищи мои. Сейчас всё это странно, Звучит всё это глупо. В пяти соседних странах Зарыты наши трупы. И мрамор лейтенантов — Фанерный монумент — Венчанье тех талантов, Развязка тех легенд. За наши судьбы (личные), За нашу славу (общую), За ту строку отличную, Что мы искали ощупью, За то, что не испортили Ни песню мы, ни стих, Давайте выпьем, мёртвые, За здравие живых.
Давид САМОЙЛОВ (1920–1990)
СОРОКОВЫЕ
Сороковые, роковые, Военные и фронтовые, Где извещенья похоронные И перестуки эшелонные. Гудят накатанные рельсы. Просторно. Холодно. Высоко. И погорельцы, погорельцы Кочуют с запада к востоку… А это я на полустанке В своей замурзанной ушанке, Где звёздочка не уставная, А вырезанная из банки. Да, это я на белом свете, Худой, весёлый и задорный. И у меня табак в кисете, И у меня мундштук наборный. И я с девчонкой балагурю, И больше нужного хромаю, И пайку надвое ломаю, И всё на свете понимаю. Как это было! Как совпало — Война, беда, мечта и юность! И это всё в меня запало И лишь потом во мне очнулось!.. Сороковые, роковые, Свинцовые, пороховые… Война гуляет по России, А мы такие молодые!
Сергей ОРЛОВ (1921–1977)
***
Его зарыли в шар земной, А был он лишь солдат, Всего, друзья, солдат простой, Без званий и наград. Ему как мавзолей земля — На миллион веков, И Млечные Пути пылят Вокруг него с боков. На рыжих скатах тучи спят, Метелицы метут, Грома тяжёлые гремят, Ветра разбег берут. Давным-давно окончен бой… Руками всех друзей Положен парень в шар земной, Как будто в мавзолей.
Семён ГУДЗЕНКО (1922–1953)
***
Мы не от старости умрём — От старых ран умрём. Так разливай по кружкам ром, Трофейный рыжий ром! В нём горечь, хмель и аромат Заморской стороны. Его принёс сюда солдат, Вернувшийся с войны. Так почему же он молчит?.. Четвёртый час молчит. То пальцем по столу стучит, То сапогом стучит. А у него желанье есть. Оно понятно вам? Он хочет знать, что было здесь, Когда мы были там…
Юрий ЛЕВИТАНСКИЙ (1922–1996)
***
Ну, что с того, что я там был. Я был давно. Я всё забыл. Не помню дней. Не помню дат. Ни тех форсированных рек. (Я неопознанный солдат. Я рядовой. Я имярек. Я меткой пули недолёт. Я лёд кровавый в январе. Я прочно впаян в этот лёд — Я в нём, как мушка в янтаре.) Но что с того, что я там был. Я всё избыл. Я всё забыл. Не помню дат. Не помню дней. Названий вспомнить не могу. (Я топот загнанных коней. Я хриплый окрик на бегу. Я миг непрожитого дня. Я бой на дальнем рубеже. Я пламя Вечного огня, И пламя гильзы в блиндаже.) Но что с того, что я там был, В том грозном быть или не быть. Я это всё почти забыл. Я это всё хочу забыть. Я не участвую в войне — Она участвует во мне. И отблеск Вечного огня Дрожит на скулах у меня. (Уже меня не исключить Из этих лет, из той войны. Уже меня не излечить От той зимы, от тех снегов. И с той землёй, и с той зимой Уже меня не разлучить. До тех снегов, где вам уже Моих следов не различить.) Но что с того, что я там был!..
Юлия ДРУНИНА (1924–1991)
***
Я только раз видала рукопашный. Раз — наяву. И тысячу — во сне. Кто говорит, что на войне не страшно, Тот ничего не знает о войне. 1943
Николай СТАРШИНОВ (1924–1998)
***
Ракет зелёные огни По бледным лицам полоснули. Пониже голову пригни И, как шальной, не лезь под пули. Приказ: "Вперёд!", Команда: "Встать!" Опять товарища бужу я. А кто-то звал родную мать, А кто-то вспоминал чужую. Когда, нарушив забытьё, Орудия заголосили, Никто не крикнул: "За Россию!.." А шли и гибли За неё. 1944
Павел БАЛУШЕВ (1925-199(?))
А ЧЬЯ ЗЕМЛЯ ЗА АМБРАЗУРОЙ?
Здесь не поля. Здесь минные поля. В двухстах шагах — немецкие окопы. А посреди — ничейная земля, Бесхозный клин растоптанной Европы. А мы глядим через прицел На вздыбленный, униженный и жалкий, Распаханный фугасами надел — Издревле наш, но ставший вдруг нейтралкой. Не знать покоя нам. Не спать ночей! Чужую силу силой пересилив, Вернуть ничью Россию из ничьей. Не может быть ничьей земли в России.
Александр ТВАРДОВСКИЙ (1910–1971)
***
Я знаю, никакой моей вины В том, что другие не пришли с войны, В то, что они — кто старше, кто моложе — Остались там, и не о том же речь, Что я их мог, но не сумел сберечь,— Речь не о том, но всё же, всё же, всё же… 1966