"Жена русского пирата" - читать интересную книгу автора (Шкатула Лариса)

ГЛАВА 10

От возмущения Флинт сразу пришел в себя. Он схватился за висевший у пояса морской кортик — наследство отца! — и зло прошипел:

— Издеваешься?!

Тимоха испуганно отшатнулся.

— Ты че, Флинт, нормальная телега, я проверял! Колеса надежные, сама закрытая — по всей Кубани дожди. Далеко ты уедешь на линейке? [13] А эта не потечет — в дождь ехал, нутро все сухое осталось… Лошадь четырехлетка, крепкая. Глянь, бабки какие! А зубы… — он открыл лошади рот. — Думал, спасибо скажешь, а ты — с ножом!

Он обиженно шмыгнул носом.

— Я её, можно сказать, с риском для жизни добывал. Учителка наша всякое старье на своем подворье собирает, так эту повозку никак отдавать не хотела. Кинулась, ровно кошка — как глаза только не выцарапала. Давал ей денег, не берет. Кричит: это раритет!..[14] Гляди-ка, думал, слово никогда не выучу… Запомнил!

Он гордо приосанился.

— Небось, я не проходимец какой, чтобы на друге наживаться! Я тебе в дорогу и поесть купил, и у бабки Ткаченчихи две бутыли самогона. Тут и самим хватит выпить, и сменяете на что нужное…

— Сменять… — Флинт растерянно присел на подножку кареты. — Повесить бы тебя на рее! Нашел, с кем связываться — с Тимохой-балоболкой! Это же карета! Куда мы на ней доедем? До ближайшей стенки?

Тимоха, чувствуя, что гроза проносится мимо, принялся его успокаивать.

— Доедете вы до Новороссийска — тут же рукой подать! Я со станицы ехал — ни одна зараза не остановила.

— Со станицы… — повторил Флинт. — Пятнадцать верст или сто пятнадцать?

Он стукнул кулаком по колену.

— Не хочу я брать твою карету! Был бы ещё один — рискнул. А со мной невеста.

— Красивая у тебя невеста, — заискивающе улыбнулся Тимоха. Он тоже был расстроен: ухлопать столько денег и зазря? Коня купил, мясо, сало, самогон — конечно, ничего не пропадет, а как же лодка?.. Где ещё он купит лодку по такой хорошей цене?!

— Слышь, Флинт, я тебе в эту карету даже пулемет положил. Маленький, с руки стрелять можно. А удобный!

— Зачем же мне пулемет, если ты говоришь, что ни одна зараза не остановит?

— Кто же их знает? — вздохнул Тимоха. — Временя такое. Ложишься спать и не знаешь, проснешься завтра или нет?

— Оля! — крикнул Флинт в сторону фелюги. — Иди сюда!

Ольга, заждавшись, легко вспорхнула с лодки.

— Как ты думаешь, — спросил он у девушки без улыбки, — доедем мы в этой карете до Новороссийска?

— Обычная дорожная карета, на вид вполне крепкая, — определила Ольга, не задумываясь, почему он её об этом спрашивает.

— Понял?! — радостно выкрикнул Тимоха. — Невеста разбирается, что к чему!

— Разбирается! — Флинт не знал, плакать ему или смеяться. — Оля, а тебя не смущает… вид этой повозки?

— Карета как карета.

— Та-ак — протянул моряк, — либо у меня не все дома, либо ты чего-то не понимаешь… Скажи, только сначала подумай, как отнеслись бы твои друзья-анархисты к людям, едущим в карете?

— Наверное, расстреляли бы…

— Почему?

— Раньше в каретах только богатые ездили, буржуи, значит. А для анархистов буржуи — все враги!

— Но мы могли купить карету.

— Раз карету купили — значит, деньги есть.

— Правильно рассуждаешь. — кивнул Флинт. — Только почему-то не связываешь с нами. Ведь это мы собираемся ехать в карете. Мы!.. А как, думаешь, отнеслись бы к таким людям красные?

— Не знаю, — растерялась девушка, спустившись с небес логических рассуждений на землю реальности. — Наверное, тоже расстреляли бы…

— А белые?

Ольга жалобно посмотрела на него, уже готовая заплакать.

— Сначала подумали бы, что, может, свои, а потом тоже расстреляли…

— То-то и оно. По нашим расчетам выходит: опасны любые встречные!

— Флинт! — вмешался не выдерживающий напряжения Тимоха. — Я — не трус, но у меня внутри прямо все похолодело: торчим здесь битый час, видны со всех сторон, как вошь на лысине. Наверняка принесет кого-нибудь! В Екатеринодаре навроде большевики к власти опять пришли, а только и белые с Кубани никуда не ушли — по хуторам да станицам расползлись. Попомни мое слово: опять на город полезут. А значит, достанется всем — паны дерутся, а у холопов чубы трещат!.. Если и правда тебе в Новороссийск надо, поторопись!

— Ладно, авось бог не выдаст, свинья не съест! Забирайся на лодку будешь мне узлы бросать. Сейчас только карету поближе подгоню, начнем грузиться.

Сразу повеселевший Тимоха помчался на фелюгу. Вдвоем они быстро перегрузили с лодки вещи, и вскоре взметнувшийся по ветру парус повлек судно в море.

— Счастливого пути! — прокричал им Тимоха.

— Семь футов под килем! — откликнулся Флинт. Ольга помогала товарищу уложить в карете последний тюк, когда, случайно оглянувшись, замерла от ужаса: от горизонта в их сторону двигался отряд всадников, а с моря, увеличиваясь в размерах, подходил какой-то пароход.

— Не-е-ет! — закричала она.

Флинт от неожиданности уронил наземь пулемет, который подтянул к себе, чтобы получше рассмотреть.

— Ты чего… — начал он, но проследив за её остановившимся взглядом, скомандовал: — Быстро в карету! Уходим!

Он вскочил на облучок и хлестнул лошадь, даже не обернувшись, чтобы посмотреть, успела ли сесть Ольга. Но она успела. Лошадка, поначалу медленно вытаскивавшая карету из песка, ступила наконец на твердую, из ракушечника, дорогу, и повозка понеслась. Они не услышали, как командир подъехавшего отряда выкрикнул фамилии нескольких человек и приказал им:

— Догнать!

А Ольгой овладел страх. Прямо-таки животный ужас! Никогда она прежде так не боялась. Ни попав в плен к анархистам, ни в лагере у Черного Паши, ни в море, когда страх пытался овладеть ею в первую ночь, — тогда девушка просто отмахнулась от него, словно происходило это не с самой княжной, а с кем-то другим, отдаленно её напоминающим. Но теперь… В этой закрытой качающейся коробке она была беспомощна, как младенец. Пулемет она не успела изучить, а её маленький браунинг был в этих условиях не страшнее детского пугача. Она выглянула из окошка кареты — всадников было семеро, и они приближались с пугающей быстротой.

— Все! — закрыла лицо руками Ольга, — услужливое воображение тотчас нарисовало ей картину: мертвый растерзанный Флинт и она, убитая пулей в голову, лежит на дороге восковой куклой. — Даже до двадцати не дотянула…

"Ай-яй-яй! — сказал у неё в голове насмешливый женский голос. Какая трогательная картина! Умирать приготовилась. Нет, внученька, так просто у тебя это не получится!.."

Неожиданно сбоку из камышей, мимо которых пронеслась карета, раздалась пулеметная очередь. Что-то тяжело плюхнулось на землю, и истошный голос закричал:

— Поворачивай назад, засада!

Вслед за тем послышался удаляющийся цокот копыт. Карета остановилась, Ольга выскочила из неё и побежала к Флинту.

— Саша, ты не ранен?! Почему мы остановились?

— Как это — почему? Вовсе я не ранен, но нужно хотя бы поблагодарить наших спасителей!

— Постой, разве ты не сам говорил, что нам опасны любые встречные?

— Говорил… Но, наверное, не те, что спасают тебе жизнь! Со мной пойдешь или в карете подождешь?

— С тобой!

Они некоторое время шли назад и чуть было не проскочили мимо, но чей-то веселый голос окликнул их из камышей:

— Случайно не нас ищете?

— Вас, — отозвался Флинт. — Вот… поблагодарить пришли.

— Вишь, какие вежливые! Это можно, — согласился голос. — Жизнь-то у каждого одна…

Камыши раздвинулись, и Ольга с Флинтом увидели двух мужчин, курящих на корме вытащенной на берег лодки рядом со станковым пулеметом. Один из них совсем молодой, тощий, долговязый, судя по свешивающимся с лодки ногам. Второй — постарше, кряжистый, усатый. Оба были одеты в кожаные куртки поверх тельняшек.

— Гляди-ка, Митрич, свой брат моряк! — воскликнул юноша, кивнув на тельняшку Флинта, с которой тот никогда не расставался.

— Получим теперь от Гойды на орехи! — хмуро бросил второй. — Он же предупреждал: стрелять только в крайнем случае!

— А это разве не крайний?

— Да пойми ты, дурья башка, негоже разведке себя по всякому поводу обнаруживать!

Они говорили между собой так, словно Ольги с Флинтом рядом не было, и спасение их жизни — так, ничего не значащий пустяк!

— По-моему, мы здесь лишние! — сказала Ольга, уязвленная их равнодушием. — Пошли, Саша, может, их Гойда запретил им с посторонними разговаривать.

— Достукался? Теперь они имя командира знают!

— Достукался? — передразнил Флинт. — Теперь мы ещё и знаем, что Гойда — командир!

Усатый побагровел.

— Парнишка, я тебе жизнь спас, но я ведь тебя и шлепнуть могу. Патроны, слава богу, ещё остались!

Он взялся за пулеметную ленту.

— Стойте! — Ольга протянула навстречу им руку — точь-в-точь как, по рассказам, сделала когда-то её прабабка; она не знала, чего хочет и как вести себя дальше, но губы её сами говорили, а голос стал певучим и завораживающим. — Ваш путь был долгим, трудным, вы устали, вам хочется спать. Вы спите…

Незнакомцы медленно закрыли глаза и тут же уснули. Флинт от неожиданности несколько мгновений не мог вымолвить ни слова. Узнавать подробности не было времени, и он только коротко спросил:

— Они крепко спят?

— Не знаю! — Ольга и сама была поражена воздействием на них её самых обычных слов — не магия же это!

— По-моему, ты поторопилась их убаюкать. Может, они шутили? — махнул рукой Флинт: он медленно приблизился и обыскал спящих. — Вот так находка!

Он вытащил из внутреннего кармана старшего бумагу с большой фиолетовой печатью и прочел вслух:

— Всероссийская чрезвычайная комиссия — сотрудник отдела… борьбы с контрреволюцией и саботажем… Маточка — ну и фамилия! — Александр Дмитриевич. Смотри-ка ты, тезка!

— Саша, положи на место! — Ольгу покоробило поведение жениха — залезть в чужой карман!

— Пустяки! — отмахнулся Флинт. — Нам может пригодиться, а ему товарищи новый документ выпишут!.. Теперь быстро назад, в карету и ещё быстрее — в Новороссийск! Столько времени потеряли, а и двух верст не проехали!

— Мне кажется, их нужно разбудить, — предложила Ольга и прислушалась: у неё в голове никто не смеется?

Зато насмешливо хмыкнул Флинт.

— Ты что, не поняла? Они — чекисты. Люди, которые с подозрительными церемонятся ещё меньше, чем другие… А теперь, когда я у старшего документ забрал — это вообще глупо!

— Белые могут найти их здесь, спящих, и вряд ли пощадят!

— Приятно осознавать, что твоя будущая жена — добрый человек, но хотелось бы, чтобы ещё и умный…

Ольга обиженно отвернулась: опять он обращается с нею бесцеремонно!

— И нечего фыркать! Ты, конечно, многое умеешь, я видел, но в современной жизни до сих пор не разобралась. Так что слушай старших и делай, как они говорят.

Смягчившись, он добавил уже на ходу:

— Ничего с ними не сделается, разве что комары маленько прогрызут… А насчет белых… я вообще не понял, чего они за нами кинулись? Должно быть, в запале. Они ж на пароход собрались грузиться!

— Там убитый ещё лежать остался, — заметила Ольга, поняв всю несвоевременность своих обид.

— Я подумал, что хорошо бы его обыскать, но этот усатый со своим пулеметом все мысли отшиб.

Они подошли к своей колеснице, впопыхах неразумно оставленной посреди дороги — другая лошадь могла бы и не стоять так спокойно. Ольга села в карету, а Флинт взобрался на облучок. Неожиданно послышался его смех. Девушка выглянула.

— Что там у тебя?

— Тимоха, оказывается, записку оставил — я только сейчас заметил: "Ие звать Таня". Представляешь, лошадь назвал Таней! Этого шута горохового только могила исправит. Поехали, Таня!

Карета опять тронулась в путь. К вечеру камышовый ландшафт сменился лесным и гористым. Таня заметно устала и бежала уже не так резво, потому Флинт решил искать место для ночлега. Справа от дороги теперь все время синело море, а слева тянулись горы в зелени лесов, так что Флинт, заметив еле различимую среди деревьев дорогу — видимо, изредка по ней ездили, свернул налево и углубился в лес.

За выступом скалы они нашли небольшую, но удобную поляну. С дороги её не было видно. От поляны вверх поднималась отвесная скала, с одной стороны вниз уходил крутой обрыв, с другой — все заплел дикий колючий кустарник: многолетние острые шипы его охраняли тропу надежнее любой проволоки. Чуть поодаль, со скалы, уходящей в обрыв, струился прозрачный ручей. Флинт выпряг Таню и, стреножив, пустил пастись. Ольга стала доставать котелок, продукты, Флинт взял её за руку.

— Подожди! Давай сходим, берег осмотрим — где удобнее будет входить в море. Согласись, в темноте это будет трудновато.

— В темноте? Разве в море купаются не днем?

Флинт тихо засмеялся.

— Господи, Оленька, как ты мало знаешь! Тебя учить — одно удовольствие… Да если ты хоть раз поплаваешь ночью!.. Не буду рассказывать, сама увидишь.

Они спустились к морю. Не было ни души, будто вдруг они остались одни на всем белом свете. Впрочем, это ощущение длилось недолго. Послышалось тарахтение мотора, лязг металла. Флинт подтолкнул Ольгу за скалу и сам осторожно выглянул. По дороге полз броневик, за которым ехала грузовая машина, полная вооруженных матросов.

— Вид у них грозный, — задумчиво сказал Флинт.

— Как бы нам не влипнуть со своей каретой…

— Что же делать? — заволновалась Ольга.

— Спокойнее! Для начала думать будем… — он выглянул из-за скалы. — Кажется, больше никого нет. Вот здесь чистое местечко, отсюда в воду можно входить.

Он подтащил к отметке выброшенное прибоем бревно.

— Теперь срочно в лагерь! Я так проголодался, что быка могу съесть!

Флинт схватил Ольгу за руку и быстро перешел с нею через дорогу. Некоторое время спустя они уже занимались каждый своим делом: Флинт разжег костер и взялся сооружать лежанку, Ольга готовила ужин. Она как-то и не заметила, когда от полной беспомощности в житейских делах перешла к их знанию и умению. Как говорил Вадим, глаза боятся — руки делают! Вот и Вадима вспомнила. Мелькнул он в её жизни, как падающая звезда по небу… Катя… Ведь это она научила Ольгу готовить. Каждый из её друзей хоть чем-нибудь, но учил. Теперь княжна многое умеет и, если до сих пор не пропала, то только благодаря друзьям!.. Она чистила картошку, и слезы падали в воду — Алька тайком от других объяснил, как чистить картошку, чтобы после кожуры хоть что-то оставалось. Он ещё сначала подумал, что она балуется, ведь картошку, по его мнению, умели чистить все!

— Оля… — подошел к ней с каким-то вопросом Флинт, но, заметив мокрые бороздки у неё на щеках, приподнял подбородок. — Я тебя чем-нибудь… обидел?

Она отрицательно качнула головой. Моряк обнял её.

— Конечно, ты устала. Это тяжело, моя дорогая! Тут и здоровый мужик в голос заревет… Наверное, дома картошку не чистила? И не готовила. Я тебе помогу. А поужинаем, я тебя к морю отведу: морские ванны и не таких запущенных излечивали!

Он снял губами слезинки с её глаз и шутливо прикрикнул:

— Матросу прекратить разводить сырость!

— Есть прекратить! — шепнула Ольга, устыдывшись своей слабости: чего это она в самый неподходящий момент в сантименты ударилась!

На ужин Ольга приготовила гречневую кашу с мясом. Мясо получилось жестковатым, но Флинт мужественно ел и даже похваливал:

— Далеко не каждая княжна сумеет так!

И хотя его похвала была простой лестью, Ольга улыбалась — все, сделанное её руками, пусть пока не самое удачное, приобщало княжну к племени людей труда и наполняло гордостью: значит, и она чего-то да стоит!

Флинт помог ей убрать остатки ужина, вымыл котелок. Ольгу умиляла в нем готовность делать любую работу, даже если она откровенно женская. По крайней мере, Герасим на его месте давно бы сказал: не мужское это дело!

Когда они управились, совсем стемнело, и Флинт повесил на сук любимую "летучую мышь", почти до предела убрав фитиль — вдруг заблудятся?

— Сейчас я поведу тебя к морю. — объявил он, — на ночное купание, а перед сном ты за это расскажешь мне очередную семейную легенду.

— Но я больше ничего не знаю!

— Знаешь. Может, маленько забыла, так в море поплаваешь и вспомнишь: кто твои родители, когда умерли или погибли? Почему не женился дядя?

— Зачем это тебе?

— Ты меня удивляешь! — Флинт стряхнул с брюк сухие листья. — Не могу же я жениться неизвестно на ком?!

Ольга рванулась в сторону, и моряк со смехом поймал и развернул её лицом к себе.

— Ну и порох! Я же шучу. Считаешь такие шутки грубыми? Но вспомни, с четырнадцати лет меня никто не воспитывал! Ты ведь научишь меня. как вести себя в обществе? А я научу тебя, как выжить. Равноценный обмен?

Он опять взял её за руку.

— Пошли к морю, моя райская птичка! Говорят, изредка птицеловам везет — в их силки вместо щеглов и синиц попадает жар-птица… И мне повезло! Вот только не улетела бы!

Пока они шли к морю, темнота сгустилась настолько, что Ольга не видела перед собой и на метр, не могла разглядеть ни тропинки, ни дороги, а Флинт, оказывается, видел в темноте, как кошка, и когда Ольга в очередной раз споткнулась, взял её на руки и донес до самой воды.

— Тебе сегодня можно плавать? — спросил он, как о самой обыденной вещи.

— Можно, — прошептала Ольга: к счастью, в этой кромешной темноте не было видно, как мучительно она покраснела. Разве мужчины о таком спрашивают?!

— Тогда вот наше бревнышко. Раздевайся и вещички на него складывай.

— Как — раздевайся? А разве ты не отойдешь?

— Я отвернусь, — успокоил он, — а как только разденусь, войду в море и отплыву подальше…

Молодой капитан лукавил. Он действительно вошел в море, даже отплыл подальше, но фигуру девушки видел совершенно отчетливо. Любовался. И в его любовании не было ничего похотливого — так можно смотреть на ангела: грустно и нежно. На всякий случай он сунул голову под воду и подержал подольше — охладить. Чтобы никакие другие мысли и не приходили…

Вода оказалась неожиданно теплой, так что Ольга нежилась в этих мягких легких струях, омывающих её тело. Она чувствовала себя серебристой рыбешкой: светились руки, плечи…

— Саша! — крикнула она.

— Я здесь, — отозвался Флинт совсем рядом.

— Меня будто серебром облили.

— Это проделки ночи. Тебе нравится?

— Еще как нравится! — она почти освоилась с тем, что плавают голыми так близко друг от друга, но временами инстинкт самосохранения, замешанный на правилах этикета и стыда обнаженного тела, напоминал о себе, зажимая мышцы и не давая расслабиться. Флинту, будто по фосфоресцирующей дорожке, передалось её напряжение. Он как на свету увидел руки Ольги, тянущиеся прикрыть наготу…

— Чего ты боишься, Оля? Неужели меня?

— Мне стыдно… страшно… непривычно.

— Вот и привыкай: к воде, к своему телу, к свободе…

— Привыкать к свободе или к тебе? — подозрительно спросила она.

Флинт не ответил. Он вовсе не был искушен в вопросах воспитания, но интуитивно чувствовал: чтобы приучить её к себе, не надо торопиться. Эта девушка, сумевшая лишить силы разозленного мужика одним движением руки, выступавшая в цирке с совсем неожиданным номером, оказалась закованной в условности и оттого до боли уязвимой. Она напоминала хрупкую игрушку, которую без терпения и знания можно было только сломать!

Какой ни теплой ощущалась вода, а Ольга вскоре замерзла. Она начала стучать зубами так, что Флинт приказал:

— Немедленно на берег!

— Нет, сначала ты.

— Трусиха… Хорошо, я пошел!

— Подожди, лучше я первая…

Она выскочила на берег и, дрожа от холода, хотела надеть свое платье.

— Подожди, — Флинт спокойно подошел и достал из своих вещей тельняшку. — Вот, возьми, в неё можно завернуть двух таких боязливых девиц, как ты. Бери, бери, платье может до утра не высохнуть, придется в мокром ходить!

— А как же ты? — она с благодарностью влезла в теплую тельняшку.

— У меня — своя.

— Значит, подумал обо мне? — растроганно спросила Ольга.

— Ну а кто ещё о тебе позаботится, кроме меня?!

Они обнялись.