Владимир Личутин. ПЕСНЬ ЗЕМЛЕ

Анатолий Байбородин писатель талантливый. Обладает стилем, образным языком, музыкою слова, верным глазом, душою чуткою к душевным переживаниям героев. Природа щедро наделила Байбородина всеми литературными качествами, из чего и вылепливается истинный народный художник. Читал книгу повестей и рассказов и нарадоваться не мог: вот в глубине Сибирской какой новый писатель возрос; своим восторгом поделился с Валентином Распутиным, и тот подтвердил…

Точность деталей, свежий, простонародный язык, глубокое дыхание фразы, богатая инструментовка мелодики (что редко случается ныне в литературе), метафора, писатель купается в языке, как в родной реке. Я мог бы привести массу примеров, много можно выписывать цитат, как выразительных образцов писательского красноречия, его дарования. Рассказы у Байбородина искренние, родниковой чистоты. Автор чувствует детскую душу, перепады взрослеющего сердца.

Я полагаю, истинно русский писатель, если он от народа, а не от лукавого, пишет, не думая о сиюминутной востребованности его слова, а так, как заповедано Богом, если слишком высоко сказать, а если сказать земнее, как заповедано судьбой. Я думаю, и Анатолий убеждается, что и на подобную литературу, как его книги прозы, приходят отклики из самых неведомых и нежданных читательских глубин, где может быть и восприятие исконно народно образного языка и невосприятие его.

А посему я нисколько не жалею Анатолия, как пожалели его некоторые писатели: дескать, вряд ли нужен теперь такой язык — архивный, исторический, и неведомо, проснётся ли время, когда он понадобится. Такой язык всегда надобен, потому что русский писатель должен писать красиво, как красиво и цветисто говорит настоящий русский мужик. Вот, скажем, читаешь "Слово о полку Игореве", написанное в 12 веке, и гадаешь: а зачем нужно было летописцу-монаху писать таким изящным стилом, с такой образной каруселью, такими широко развёрнутыми, протяжными образами, когда можно было и просто изложить: в таком-то году князь Игорь пошёл воевать землю Половецкую, попал в плен, бежал. Вот и весь сюжет, да и нет его, сюжета. Пророческая сила "Слова…" в отступлениях от сюжета, когда речь идёт о кровавой русской междоусобице, а красота "Слова…" в слове.

Прошло восемьсот лет, а красота слова неумираема. Сам сюжет повторялся в исторической литературе сотни раз, и попадали в плен миллионы русских, сотни миллионов умерли, сошли в нети, и уже давно напрочь позабыты половцы, с которыми воевали полки князя Игоря, а красота слова в "Слове о полку Игореве" вечна и всегда современна.

Поэтому не надо переживать, что у Анатолия Байбородина слишком кудряво написано, что это не понадобится читателю — трудно читать. В нашей русской народной стихии всегда найдётся миллион человек, кому такое слово надобно до глубины сердечной, и они без такого слова не могут жить.

Я считаю, что проза Анатолия Байбородина — прекрасная роза в букете сибирской и в целом русской литературы. Она шипова, и должна быть такой колючей, она, может, на первый погляд и не такая привлекательная внешне, как и сам Анатолий, да как и я. Не так мы ярки, морозом прибиты, не всякая девка на нас глянет, а чаще всего и плюнет, если мы близко к ней подойдём. И всё же читаешь прозу Анатолия и чуешь чудесный аромат розы, а когда взгляд напряжёшь, увидишь, как тонко написан венчик, как роса дрожит на лепестках, переливается на солнце. Вот такой русский язык в прозе Анатолия Байбородина, способный передать тончайшие переливы света, музыки. Да ведь кроме языка в прозе может больше ничего и не быть, потому что у художника главное — цвет, у писателя — слово. Нет слова — нет произведения. Язык — нация, народ, слово — душа народа.

И когда говорят о прозе Байбородина, что трудно читать, надо писать проще, без красот, что давайте искать новый язык, — всё это искус дьявола, норовящего, убив слово, убить и русскую душу.

Ну, давайте всё упростим, скукожим язык, сведём его к одной фиге, и так это будет легко воспринять, но душа-то сразу скукожится, провалится в нети. Мельчает слово, вместе с ним мельчает и сам народ, а с мелкой душой народ не совершит подвига, не спасет Отечества.

Анатолий Байбородин в Сибири и в России, может быть, один из немногих, а может, и из самых первых стилистов и знатоков русского слова. Даже это качество поднимает его прозу на добрую высоту, но не будем говорить про вершины и пики, — пусть об этом гадают наши потомки через десятки лет, и тем не менее, в нынешнем литературном плоскогорье произведения его заметно выделяются.

И в довершении скажу, что давно люблю прозу Анатолия Байбородина, и хотя в жизни мы и встречались лишь раза два-три мельком, как за писателем я за ним всё время слежу. Он обладает не только чувством пластики — это тоже сложно даётся, — но обладает и музыкой текста. Почему музыка его текстов плавна и переливчата?! Потому что такова и его душа — любовная, отчего он и пишет своих героев любовно — с большой любовью и большим тактом. Даже о людях вроде и негодных у него не поворачивается язык сказать о грубо. Это тоже свидетельство высокого литературного класса.

Для него нет мелких людей и маленьких людей; все его герои из самой житейской низины, и писатель их поднимает до уровня, когда самый заурядный человек интересен всем. Именно из такой душевной и духовной практики исходила литература шестидесятых, семидесятых годов, когда герои Шукшина, Абрамова, Астафьева, Носова, Распутина, Белова, Можаева, Акулова оказались близки не крестьянам — крестьяне не любят о себе читать, — они стали близки тем, кто выломился из народной жизни. Сорвались с орбиты, как электроны, оторвались от ядра матери-сырой земли, улетели в города, там застряли в каменных вавилонах, а душа-то страждет, болит по родной земле. Миллионы русских людей, вчера покинувших деревню, и коренных горожан, в ком проснулась родовая народная память, и стали поклонниками "деревенской" литературы, они её и возвеличили.

В том сила былой русской прозы, сила и произведений Анатолия Байбородина — сила не умирающая, — что подобная литература возвращает нас к матери-сырой земле. Пусть горожане и не побегут, сломя голову, наперегонки к земле, не будут укореняться в деревне, этого писатель и не требует, но его вдохновенная и красивая песнь родимой земле созидает душу в природной системе, а не в антиприродной, в какой живут города.