"Клятва рыцаря" - читать интересную книгу автора (Гарнетт Джулиана)3Кора смотрела на него широко раскрытыми глазами, в которых пылали ненависть и страх. Грудь ее вздымалась от тяжелого прерывистого дыхания, как у загнанной лисицы. Припав к полу, девушка схватилась за кровать. Единственная лампа освещала все вокруг тусклым светом, и полумрак, сгустившийся в спальне, казался зловещим. Люк постарался взять себя в руки, но это далось ему нелегко – он весь так и кипел от бешенства. «Нормандский ублюдок?» Он готов был уже проявить снисхождение к ней, когда с ее губ сорвалось это оскорбление. «Нормандский ублюдок!» Да, таким он и был. И это так глубоко въелось в него, что даже девчонка-язычница разглядела это в нем без труда. Словно какое-то клеймо, точно знак на лбу, выдающий его как незаконного сына, навеки обреченного быть чьим-то вассалом, а лордом никогда. Даже родной отец много лет тому назад отрекся от него. Теперь об этом почти все уже забыли, но только не он, кому были адресованы эти слова. О, как глубоко они уязвили его! Ему всегда казалось, что эти слова смертельно ранят его. И все же он не умер от них, остался в живых, хотя и с незаживающей раной в душе. Какими же действенными могут быть иной раз слова, брошенные в шутку или всерьез. Они и излечить способны лучше, чем самое сильное лекарство, и ранить сильнее, чем самый острый меч. Люк, едва сдерживая ярость, протянул руку. – А ну-ка поднимайся. Но Кора лишь презрительно тряхнула головой, и ее белокурые волосы заколыхались вокруг лица и заструились по плечам. – Поднимайся, говорю, – повторил он, но она так и не шевельнулась. Припав к полу, точно дикая кошка с настороженным немигающим взглядом, девушка готова была, казалось, вцепиться ногтями ему в лицо. Нагнувшись, Люк рывком поднял ее с пола, не обращая внимание на ее попытки вырваться. Он схватил Кору за подбородок и повернул лицом к себе. – Нет, у меня не вырвешься. Я заставлю тебя покориться, хочешь ты этого или нет. – Никогда! Его хватка стала еще крепче. На ее нежной коже проступили багровые пятна, там, где он надавил пальцами. – Ты покоришься и сделаешь, что я хочу. Ты поклянешься мне и поклянешься Вильгельму в верности или поплатишься своей жизнью. Не надейся, что король пощадит тебя – от него этого не дождешься. – Ну, конечно. Ведь он нормандец, как и ты. – По-твоему, все нормандцы жестоки и злы? – А разве это не так? Люк едва заметно ухмыльнулся. – Так. И очень хорошо, что это так. Ведь доброта – непростительная слабость, когда имеешь дело с саксами, которые вероломны и не держат своих клятв. Ее голубые, как лед, глаза стали еще холоднее. Они буквально пронзили его, когда он откинул ей голову назад, чтобы встретиться с нею взглядом. Губы ее дрожали; они слегка раздвинулись, обнажив зубы, словно в хищном оскале, и все-таки эти пухлые, сочные губы нравились ему. Люк отпустил ее подбородок, но не отрывал от лица своего взгляда, пока побледневшая кожа девушки снова не окрасилась румянцем, а густые длинные ресницы не опустились, чтобы прикрыть горящие ненавистью глаза. Даже в синяках и царапинах она была привлекательна, и Люк вдруг ощутил, что его неудержимо влечет к ней. – Смирись, – резко бросил он, злясь на себя за это, но все больше ощущая в своем теле признаки просыпающегося возбуждения. – Смирись и уступи мне, девица. В этот момент он и сам толком не знал, что имеет в виду: уступить его власти или отдать ему свое тело. Он никогда еще не встречал такой статной и столь соблазнительной сакской женщины. Без доспехов, в одной лишь простой тунике, едва доходящей ей до колен, и совершенно не скрывающей женственных изгибов ее тела, Кора была чрезвычайно привлекательной. А зашнурованные на римский манер сандалии с тонкими кожаными ремешками, обвивающими голени, особенно соблазнительно подчеркивали форму ног. Девушка возбуждала каким-то первозданным, диким своим очарованием, и Люк уже заметил, что многие из его рыцарей с явным вожделением поглядывали на нее. Это и побудило его посадить ее за обедом рядом с собой, держа руку на ее плече, словно утверждая этим свое право на пленницу. И вот теперь она выказывала свое презрение ему – и этим брезгливым изгибом губ, и высоко вздернутым подбородком, и ледяной неприязнью во взоре. Словно наследница знала, что он не тот, кем хочет казаться здесь, не лорд и новый хозяин этих владений, а незаконный отпрыск, отвергнутый своим собственным отцом, «ублюдок», как она только что сказала. Импульсивно пальцы Люка сжали край ее туники, и он грубо притянул девушку к себе, побуждаемый желанием подавить ее сопротивление, погасить эту презрительную искорку в ее дерзких глазах. Внезапный страх и тревога промелькнули в них, и Люк усмехнулся с удовлетворением. – Боишься? Правильно, ты и должна бояться меня. Я не настолько терпелив, чтобы долго возиться с упрямыми саксонками, слишком глупыми, чтобы понять, что у них все равно нет другого выбора. Кора изо всех сил уперлась кулаками ему в грудь, тщетно борясь с его железной хваткой. – А ты ждал, что они кинутся в твои объятия, твои и короля Вильгельма, такого же ублюдка, как и ты?.. Присяга вассала – это одно, но разве нормандские обычаи требуют, чтобы я отдала еще и свою невинность? За этими сказанными вызывающим тоном словами Люк, однако же, почувствовал и страх. Она не сомневалась, что сейчас подвергнется насилию. Можно было бы, конечно, воспользоваться правом победителя, но он этого не любил. Люк предпочитал женщин, льнущих к нему и ласковых, а не кусающихся и царапающихся, словно кошки, так что пропадало всякое желание ложиться с ними в постель. Но зачем говорить ей об этом? Пусть боится. Ему будет лишь на руку, если при виде его она будет дрожать от страха. – Девица?.. – сказал он по-французски и, негромко рассмеявшись, вернулся к английскому. – Даже если ты и вправду девственница, ты слишком высоко себя ценишь. Неужели ты думаешь, что твоя невинность – равноценная плата за тот ущерб, что ты причинила королю? – Кора зашипела на него, пытаясь вырваться, но он держал ее крепко. – Нет, и не думай сбежать от меня. Когда я захочу, я возьму тебя. А пока что твоей клятвы для меня будет достаточно. Ее глаза вонзились в него как кинжалы. – Я никогда не принесу клятву верности ни тебе, ни Вильгельму!.. И тебе придется сначала убить меня, если ты захочешь мною овладеть. – Неужели? Попробуй-ка вырваться от меня… Ну как, смогу я сделать то, что пожелаю? – Отпусти меня! Побуждаемый настолько же своим грубым желанием, насколько и ее упрямым вызовом, Люк запустил руку ей в волосы и оттянул голову назад, чтобы поднять лицо. В глазах ее промелькнула паника. – Ты сказал, что тебе нужна лишь моя присяга… – Да, но еще я сказал, что возьму тебя, когда сам того захочу, принцесса. – Не называй меня так! Будь ты проклят!.. – Слова вырывались у нее из горла с хриплым, придушенным всхлипом. – Никогда не называй меня так… Она отвела колено, и Люк едва сумел избежать удара в пах. Обеими руками он обхватил пленницу покрепче за поясницу, чтобы ближе прижать к себе. Не в силах удержаться, Люк наклонился и приник к ее губам в грубом, властном поцелуе, которому, казалось, не будет конца. Это был поединок характеров, в котором он должен был победить, но – черт возьми! – похоже, он недооценил то действие, которое юная саксонка производила на него. Он имел многих женщин, но никогда еще не держал в объятиях такую, как эта. Никогда ни в чем прежние любовницы не пытались противодействовать ему. Большинство женщин, с которыми он имел дело прежде, были слабыми жеманными созданиями, которые своими вздохами и заверениями в вечной любви очень быстро надоедали ему. Эта была не такая. Она была как огонь и лед, вся вызов и непокорность, а это могло возбудить любого мужчину. И все же Люк не ожидал, что Кора так подействует на него, вызовет такое страстное желание, которое вмиг затуманило все воспоминания о других женщинах. Господи Иисусе, ее рот был мягким, медово-сладким и горячим, как тот огонь, который тотчас же загорелся и в его жилах. Люк дрожал от вожделения. Он страстно желал ее. Ему хотелось сейчас же повалить ее на кровать и, распластав под собой, войти в нее, чтобы получить облегчение, которое могла бы сейчас дать ему только эта женщина. И все же он знал, что этого не будет. Знал твердо, даже когда почувствовал, что ее тело становится податливым, вяло обвисает в его руках, что служило верным сигналом того, что женщина готова уступить. Лишь после этого Люк поднял голову и позволил ей высвободиться, сделав нетвердый короткий шаг назад. Жаркий румянец окрашивал ее щеки, хотя губы были странно бескровными, а глаза, словно два больших голубых самоцвета, изумленно глядели из-под ровных, высоко поднятых бровей. Кора вся дрожала, обхватив себя руками, словно стояла на холодном ветру. Но едва переведя дух, девушка тут же дрожащим голосом выпалила: – Я вижу, что нормандцев не зря считают скотами. У них нет ни чести, ни совести. – По отношению к врагам – да. И ты увидишь, каким жестоким я могу быть, если не присягнешь мне как своему сюзерену, голубушка. Проговорив это, Люк медленно начал расстегивать широкий кожаный пояс на талии. – Ты… ты этого не сделаешь! – Лучше кожа, чем сталь. Видимо, придется при помощи этого ремня внушить тебе почтение к нормандским законам. – Законам или беззаконию? Когда, ничего не ответив, Люк лишь молча соединил концы пояса в руках, румянец на щеках Коры сделался пунцовым, и, закусив зубами нижнюю губу, она отвела от него взгляд. Воцарилось напряженное молчание, прежде чем Кора наконец снова взглянула на него. Взглянула с вызывающим видом, но голос выдал ее – он был приглушенный, подавленный. – Ну что ж, ты прав. Я не могу остановить твою руку. Нельзя отрицать, что ты одержал победу в честном бою, и Вулфридж теперь в твоем распоряжении. Ее капитуляция была слишком неожиданной, чтобы в нее так легко можно было поверить. Люк ничего на это не сказал, ожидая с поднятыми бровями и легонько хлопая сложенным ремнем по открытой ладони. Кора передернула плечами. – Это, может быть, кажется тебе неискренним, милорд. Но я обессилела и понимаю, что все уже кончено. Я ничего не выиграю, заслужив твою ненависть, так уж лучше мне быть с тобой в дружбе, чем во вражде. – Мудрое решение. Но чему я обязан этой неожиданной переменой настроения? – Страху. Ее откровенное признание было таким же неожиданным, и Люк усмехнулся. – Страху того, что я могу сделать, или того, что можешь сделать ты? Губы ее дрогнули, и она бросила на него разгневанный взгляд из-под длинных ресниц. – Похоже, что ты неправильно меня понял. Но не льсти себе тем, что я брошусь в твои объятия. Я просто уступила тебе в благодарность за твое милосердие, проявленное сегодня днем. – Милосердие… Какое милосердие? – Да, милорд. Когда ты выводил меня из зала, я увидела Рудда, того мальчика, который прятался в погребе во время штурма. Я рада, что твои солдаты не тронули его. – Я не причиняю зла детям. Как и женщинам, если только они не бросаются на меня с мечом или кинжалом. Опять краска гнева проступила на ее лице. Но Кора прерывисто вздохнула и постаралась взять себя в руки. – Да, это так. Но пойми меня правильно: я говорю не о любви или преданности, а только о благодарности. Теперь настала очередь Люка рассердиться. – Мне не нужна твоя благодарность, – бросил он. – Нет?.. – Она взглянула на него с невинным и непонимающим видом. – А чего же тогда ты хочешь от меня, милорд? Это был коварный вопрос. Если бы не одежда, которая была на нем, стало бы сразу ясно, чего он хочет от нее; вернее, чего хочет его тело. А почему бы и нет? Она была так привлекательна в этом коротком своем одеянии, не закрывавшем и до половины ее стройных ног, которые снова и снова притягивали его взгляд, пока он с усилием не отвел его. Признаться женщине в своем желании – значит сразу оказаться у нее в руках. – Достаточно с твоей стороны клятвы в верности сюзерену, дорогая. Вот и все, чего я хочу от тебя. Последовала долгая пауза, точно Кора старалась осмыслить его слова. – Этому действительно можно верить? – А почему бы и нет? Ты льстишь себе, если воображаешь, будто так привлекательна, что я не смогу удержать себя в руках. Я не зеленый юнец, теряющий голову из-за каждой юбки, и к тому же предпочитаю женщин, которые умеют быть женственными, а не воинственных амазонок, размахивающих мечом. Так что можешь считать себя в полной безопасности. Это была ложь, и Люк знал это даже в тот момент, когда произносил ее. Он не должен, по возможности, даже приближаться к ней. Его тело было напряжено как тетива лука и дрожало от вожделения. Но что скажет Вильгельм, если Люк даст себе волю и уляжется с ней в постель? Война есть война, и у короля были твердые правила, которых он неукоснительно придерживался. Эта девица была их противником, и, если он овладеет ею сейчас, неизвестно еще, как посмотрит на это король. Кора побледнела, а в углах ее рта обозначились жесткие складки, когда она взглянула на него. – Так, значит, ты всегда целуешь своих врагов, как меня? – Только тех дур, которые неуклюже разыгрывают из себя обольстительниц. – Нормандская свинья! Ты и в самом деле решил, что я пыталась тебя соблазнить? Люк так быстро протянул руку, что Кора не успела уклониться и только вскрикнула, когда его пальцы железной хваткой впились в ее запястья. – Прикуси свой язык, – негромко, но угрожающе произнес он. – Я уже устал от твоих оскорблений, и моему терпению наступает конец. Люк отпустил ее, слегка оттолкнув от себя, и, гордо выпрямившись, Кора отошла в самый дальний угол комнаты. Прислонившись спиной к стене, она настороженно глядела на Люка, словно ждала, что он может в любой момент пустить в ход свой меч или ремень, чтобы наказать ее за дерзкие речи. И дождалась бы, если бы не замолчала – его уже не на шутку разозлил ее острый язык, который разил как кинжал. Дверь открылась, и вошел оруженосец Люка. Его сопровождал мальчик, светловолосый и веснушчатый, одетый в короткую рубаху, подпоясанную ремешком. Ален кивком указал на мальчика. – Я решил заняться этим пареньком, сэр. Он, кажется, пригоден для обучения. Немного тощ, конечно, но сообразителен и послушен. – Вот это кстати. Послушных тут явно не хватает. Сказав это, Люк бросил ремень на столик в углу. При этом он уловил быстрый взгляд, брошенный мальчиком на свою покрытую синяками и ссадинами госпожу. От слуг ничего не укроется, и можно было не сомневаться, что завтра же по Вулфриджу пойдет гулять сплетня о том, как новый лорд избил сакскую девушку, которая осмелилась поднять оружие на него. Ничего, это не принесет ему вреда, а, может быть, даже пойдет и на пользу. – Помоги-ка мне снять кольчугу, Ален, – приказал он слуге. – И принеси цепь подлиннее, – добавил он, когда кольчуга была снята. – Нужно заковать на ночь эту волчицу. Оруженосец с любопытством взглянул на Кору. Выражение лица ее изменилось, когда прозвучали эти слова. Хотя мужчины говорили по-французски, лицо девушки побледнело, словно она их поняла. – Может, заключить ее в темницу, милорд? – спросил Ален, поворачиваясь к своему господину. Люк отрицательно покачал головой: – Нет. На сегодняшнюю ночь с нее будет достаточно. Что же касается… Эй, мальчик, не трогай, положи на место кольчугу! При этом резком окрике по-английски мальчик, пришедший с Аленом, испуганно выпустил тяжелую кольчугу, которая упала с громким звоном. Дрожа от испуга, он уставился в пол, но Люк не стал бранить его, а просто уже более мягким тоном велел ему прибрать в комнате. Снова повернувшись к Алену, он сказал: – Завтра с утра отряди самых грамотных из наших людей, чтобы они произвели опись имущества в замке. Я обязан дать отчет Вильгельму о стоимости всего, что досталось нам здесь. А там видно будет. Может быть, лучше снести этот замок и построить на его месте новый, чем использовать Вулфридж в его теперешнем состоянии. Услышав это, девушка издала какой-то странный, приглушенный звук. Люк быстро повернулся к ней. – Тебя что-то встревожило? – спросил он по-французски, но она лишь глядела на него испуганными глазами, продолжая молчать. Люк внимательно посмотрел на нее. Неужели пленница понимает больше, чем кажется? Неужели она притворяется? Это было маловероятно, но все-таки возможно. Почему бы ей, хотя бы немного, не знать их язык? – Милорд?.. – прервал Ален размышления Люка, и тот повернулся к оруженосцу, досадливо поморщившись при мысли о том, что эта девица могла так легко отвлечь его от важных дел. Ален повторил свой вопрос: – Нужно ли еще что-нибудь? – Да, Ален. Пришли мне вина, воды для умывания и теплые одеяла вместе с цепями. А мальчика уведи. Он слишком напуган, и ему нечего здесь делать. – Слушаюсь, милорд. – Ален схватил мальчика за плечо, отчего тот испуганно вздрогнул, и повел его к двери. – Я сам принесу все, что вам нужно, – сказал он, закрывая за собой дверь. Избавленный оруженосцем от доспехов, Люк попытался снять льняную рубаху через голову и поморщился от боли. Небольшие порезы от меча, полученные в сегодняшней схватке, саднило в тех местах, где кровь запеклась и рубашка накрепко присохла к коже. Стиснув зубы, он потянул сильней и, сняв рубашку, бросил ее на кровать. Твердым немигающим взглядом Кора смотрела на него из дальнего угла комнаты. Она не отвела глаз, когда он потянулся к завязкам на штанах. Дочь сэра Бэльфура явно не испытывала никакого смущения, наблюдая, как он раздевается. – Ты смотришь ради своего развлечения или моего, милочка? Она проигнорировала его насмешку и пожала плечами, скрестив свои исцарапанные руки на груди. – Ты не первый мужчина, которого я видела раздевающимся. – Да? Но при этом утверждаешь, что ты девственница. – То, что у меня есть глаза, еще не означает, что у меня нет мозгов в голове, – насмешливо парировала она. – Я что, кажусь такой простушкой, которая может поддаться соблазну при одном только виде голого мужчины? Не вижу ничего привлекательного в мужском теле, хотя все вы в глубине души считаете себя совершенством. Люк не стал опровергать эти слова, а, сняв как ни в чем не бывало штаны, подошел к большой медной жаровне в углу. Угли в ней уже выгорели, превратившись в серую золу, но все же от нее исходило слабое тепло. Помедлив, он развязал тесемки и на подштанниках. Несмотря на всю свою браваду, Кора невольно отвела глаза, уставившись в пол. Люк усмехнулся, потирая руки над жаровней, чтобы согреться. Врет, конечно, что она видела прежде голых мужчин: пунцовый румянец на щеках и явное смущение выдавали ее. – Ну и глупа же ты, – сказал он. – Неужели ты думаешь, что меня так легко обмануть? Да и к чему? Мне ведь все равно, девственница ты или нет. Но это может иметь значение для Вильгельма. Возможно, король сочтет выгодным для себя выдать тебя замуж за кого-нибудь из рыцарей по своему выбору. Кора резко вскинула голову. – Он этого не сделает! – Почему же нет? И не забывай, что другим выбором для тебя может стать острый меч. Так что бы ты предпочла? На губах у нее появилась угрюмая складка, и краски исчезли с лица. «Интересно, – подумал Люк, – будет ли она с Вильгельмом вести себя так же несносно, как со мной? Если она так же глупо поведет себя с королем, это очень плохо кончится для нее. Но бесполезно говорить ей об этом. Она лишь начнет подозревать, что мной движут какие-то скрытые мотивы, и все равно ничего не поймет». Вернулся Ален. На этот раз один, он принес вино, теплую воду и длинную цепь. – Мыла я нигде не мог найти, милорд. Эти сакские собаки, наверное, никогда не моются, а наш обоз еще не прибыл. – Неважно, Ален. Теплая вода смоет грязь. – Люк налил себе в кубок вина и начал мыться, пока вода еще не остыла. Он все время ощущал присутствие Коры, сидящей в дальнем углу. Девушка сидела, откинувшись головой к стене, – длинные светлые волосы рассыпались по плечам, нежная шея поражает своим изяществом. Она пристально глядела в потолок, точно заинтересовавшись его закопченными балками, опутанными густой паутиной. Подтянув длинные голые ноги к груди, Кора обхватила их руками. Казалось бы, пленница должна выглядеть смешно, со спутанными, разметавшимися волосами, в своем дырявом одеянии, но не выглядела так. Ее выставленные на обозрение длинные ноги и скрытые полумраком женские прелести скорее уж придавали ей соблазнительный вид, который и тревожил Люка, и возбуждал. И не только его одного: в глазах своего оруженосца он заметил такой же интерес. Пока Ален осматривал доспехи, ища на них вмятины и повреждения, глаза его то и дело косились в сторону пленницы. – Что вы собираетесь делать с ней, мой господин? – То, что обещал королю. Раз не лорд Бэльфур, а она возглавила мятеж, привезу эту мятежницу к Вильгельму, как он мне приказал. Глаза Люка слегка прищурились от того, что Ален выказал такой живой интерес к участи девушки, но оруженосец был слишком поглощен осмотром кольчуги, чтобы это заметить. – А до тех пор, мой господин? Она очень красива и, в конце концов, всего лишь пленница, хотя и была хозяйкой в этом замке. – Заинтересованный взгляд Алена задержался на голых ногах Коры дольше, чем следовало бы. – Ведь король может выдать ее замуж, как вы думаете? – Вполне возможно. Уж не думаешь ли ты, что он выдаст эту волчицу за тебя? Ален рассмеялся, но в его голосе прозвучала какая-то странная нотка. – Чем черт не шутит, хотя я к этому вовсе не стремлюсь. По мне хоть бы век не жениться. А она не кажется уже такой дерзкой, как была вначале. – Ну да. У этой девицы язык острый как лезвие меча. Берегись ее язычка. – А когда оруженосец с напускным равнодушием пожал плечами, Люк тихо добавил: – Эта девица не для тебя. Ален бросил на него изумленный взгляд и покраснел. – Но, мой господин… – Я доставлю ее к Вильгельму, и сам король будет решать ее судьбу, а не ты и не я. Тем более в такой поздний час. Решительный тон Люка сказал больше, чем слова, и Ален не посмел ничего возразить. – Конечно, вы правы, милорд. Уже поздно, и у меня язык заплетается от усталости. Прошу прошения за мою дерзость, милорд. Раздосадованный своей неожиданно резкой реакцией на интерес оруженосца к этой девушке, Люк только коротко кивнул. – Мы оба устали, дружище. Нам надо как следует выспаться и отдохнуть. Ален наскоро почистил доспехи и сложил их в чуланчике у двери. Люк же молча мылся, осторожно растирая себе руки и грудь куском грубой ткани, чтобы смыть дневной пот и кровь, но не задевая при этом ран. Когда он кончил, Ален протянул полотенце, нагретое у жаровни, и принялся вытирать своему господину спину. Эта необычная услужливость только напомнила Люку об интересе Алена к девушке, и он вырвал у него из рук полотенце более резко, чем хотел. – Ты хорошо играешь роль усердного слуги, – проворчал он. – Простите, милорд. Желаете что-нибудь еще, милорд? Люк обмотал влажное полотенце вокруг бедер. – Да. Прикуй пленницу к кровати и брось для нее на пол несколько шкур. Я хочу вздремнуть до утра, не опасаясь, что ночью мне перережут горло. В глазах Алена вспыхнуло удивление. – Как прикажете, милорд. Он быстро исполнил приказание, поставив Кору на ноги и обмотав вокруг ее талии длинную цепь, свободный конец которой прикрепил к прочной дубовой ножке кровати. А Люк выпил вина и тут же налил себе еще, с озабоченным видом раздумывая над чем-то. Закончив, Ален взглянул на него, и Люк устало указал ему на дверь. – Пойди отдохни хорошенько. И поплотнее закрой за собой дверь. – Спокойной ночи, милорд. – Ален прошел через комнату, но у порога обернулся. – И приятных снов. Он неловко перешагнул через порог; дверь со стуком захлопнулась за ним. Люк взглянул на шкуры, брошенные на пол у кровати. Кора зарылась в них так, что снаружи виднелись только ее светлые волосы, и лежала тихо, точно уснула. Люк налил себе еще вина, чтобы согреться основательней, но не настолько много, чтобы опьянеть. Подобно королю Вильгельму, он не питал слабости к крепким напиткам и не любил терять над собой контроль благодаря действию спиртного. Рядом с кувшином Ален положил для него пергамент и письменные принадлежности, но Люк чувствовал себя слишком усталым, чтобы заняться отчетом о событиях этого дня. Пожалуй, лучше позвать утром писца, дав ему все необходимые сведения, а самому начать готовиться к отъезду. Страшная усталость одолела Люком. Вино расслабляющим теплом растеклось по жилам, и собственное тело уже не слушалось его. Сняв с талии мокрое полотенце, Люк отбросил его в сторону и замер, повернувшись к постели. Кора не лежала теперь, а сидела на груде шкур, молча наблюдая за ним. Когда он повернулся, она привстала на колени, слабо звякнув цепью. Девушка была полностью обнаженной, и тусклый свет освещал ее тело, окрашивая в золотисто-розовые тона. Как завороженный, Люк остолбенело уставился на нее. Ее упругие груди горделиво выступали вперед, а золотистый треугольник между сомкнутыми девичьими бедрами казался просто сгустившейся тенью. Она была так красива и желанна, что его охватило непреодолимое желание припасть к ее высоким грудям, увенчанным розовыми сосками, и подразнить эти соблазнительные бутоны языком… Несмотря на свою наготу и холод, царящий в комнате, Люк почувствовал, что ему стало жарко. А сакская пленница, застыв, словно прекрасная статуэтка, молча наблюдала за ним. Роковая девушка с загадочными глазами и соблазнительным телом, чертовка с таким красивым лицом и с таким дьявольским характером, столь же опасная в сражении, как и в плену… Слишком запоздало Люк понял, что в некоторых ситуациях мужчина не может контролировать себя. Слишком поздно, ибо его обнаженное тело уже выдало его. Глаза Коры уставились ему в пах. Она улыбнулась, и чувственный изгиб ее губ сопровождали теперь очаровательные ямочки на щеках. – Ага, я вижу, что нормандцы сделаны из того же теста, что и все другие мужчины… – низким, чувственным голосом проговорила она. |
||
|