"Собрание сочинений, том 16" - читать интересную книгу автора (Маркс Карл, Энгельс Фридрих, К Маркс и Ф...)

I

Каково было состояние прусской армии при прежней системе, об этом после опыта мобилизации 1850 и 1859 гг.[56] не может быть двух мнений. Абсолютная монархия с 1815 г. была связана официальным обещанием не взимать никаких новых налогов и не выпускать никаких займов без предварительного согласия будущего представительного учреждения. Нарушить это обещание было невозможно; без такого согласия ни один заем не сулил ни малейшего успеха. Налоговая же система была в общем такова, что доходы от налогов возрастали отнюдь не в той же пропорции, в какой возрастало богатство страны. Абсолютизм был беден, очень беден, и чрезвычайных расходов, вызванных бурями 1830 г.[57], было достаточно, чтобы принудить его к крайней бережливости. Отсюда введение двухгодичного срока службы, отсюда система экономии во всех отраслях военного управления, которая свела к самому низкому количественному и качественному уровню запас вооружения, подготовленный на случай мобилизации. Несмотря на это, положение Пруссии, как великой державы, надо было сохранять; для этого к началу войны ей нужна была возможно более сильная первоочередная полевая армия, вот почему к ней был присоединен ландвер первого призыва[58]. Следовательно, позаботились о том, чтобы при первой же угрозе войны стала необходимой мобилизация и чтобы вместе с мобилизацией рухнуло и все здание. Такой случай произошел в 1850 г. и закончился полнейшим фиаско Пруссии.

В 1850 г. обнаружились только материальные недостатки системы; вся эта история закончилась раньше, чем могли обнаружиться моральные изъяны. Вотированные палатами фонды были употреблены на то, чтобы по возможности устранить материальные недостатки. По возможности, так как ни при каких условиях нельзя держать материальную часть подготовленной таким образом, чтобы за две недели снарядить и привести в боевую готовность призванные резервы, а еще через две недели — весь первый призыв ландвера. Не следует забывать, что в кадровых войсках числилось самое большее три призывных возраста, между тем как резерв и ландвер первого призыва вместе насчитывали девять призывных возрастов; следовательно, на каждых трех солдат кадровых войск, находящихся в боевой готовности, надо было в течение четырех недель снарядить не менее семи призванных. Но вот началась Итальянская война 1859 г., а с ней и новая всеобщая мобилизация. И на этот раз материальные недостатки еще в значительной мере давали себя чувствовать, но они были гораздо менее значительны по сравнению с моральными изъянами системы, которые вскрылись только теперь, когда армия была мобилизована на более продолжительный срок. На ландвер не обращалось никакого внимания, это бесспорно; кадры его батальонов большей частью не существовали, и их еще только нужно было создавать; из наличных офицеров многие были непригодны к полевой службе. Но даже если бы все это обстояло иначе, все же оставалось фактом, что офицеры не могли не быть совершенно чуждыми для своих солдат, чуждыми именно в силу своих военных качеств, и что у большинства из них эти военные качества были слишком низки, чтобы батальоны с такими офицерами можно было с полной уверенностью посылать против испытанных войск. Если офицеры ландвера прекрасно сражались во время Датской войны[59], то не следует забывать, что существует большое различие между батальоном, имеющим ⁴/₅ кадровых офицеров и ¹/₅ офицеров ландвера, и батальоном, в котором соотношение обратное. К этому присоединился еще один решающий момент. Сразу обнаружилось то, что могли бы предвидеть заранее: хотя с ландвером можно идти в бой, именно в бой для защиты своей собственной страны, однако с ним ни при каких обстоятельствах нельзя вести наступательной войны. Ландвер до такой степени является организацией оборонительной, что идти с ним в наступление можно только лишь в результате отраженного неприятельского нашествия, как это было в 1814 и 1815 годах. Ландвер, состоящий в большинстве своем из женатых людей в возрасте от 26 до 32 лет, не позволит месяцами держать себя на границах без дела, когда из дому ежедневно прибывают письма о том, что жена и дети терпят нужду, так как пособия семьям призванных оказались в высшей степени недостаточными. К этому присоединилось еще и то, что солдаты не знали, против кого они должны сражаться: против французов или против австрийцев — ведь ни те, ни другие в ту пору не причинили Пруссии никакого вреда. Можно ли было с такими войсками, деморализованными месяцами бездействия, идти в наступление против хорошо организованных и обладающих военным опытом армий?

Ясно, что должна была наступить перемена. Пруссия должна была при данных условиях иметь более крепкую организацию первоочередной полевой армии. Как же она создавалась?

Тридцать шесть призванных пехотных полков ландвера были задержаны на время и превращены постепенно в новые линейные полки. Мало-помалу численность кавалерии и артиллерии была также увеличена настолько, чтобы она соответствовала этому усиленному составу пехотных войск, и, наконец, крепостная артиллерия была отделена от полевой, что во всяком случае было улучшением, в особенности для Пруссии. Словом, пехота была удвоена, а кавалерия и артиллерия увеличены приблизительно в полтора раза. Для того, чтобы сохранить этот усиленный состав армии, было предложено увеличить срок службы в кадровых войсках с пяти до семи лет, — три года на действительной службе (в пехоте), четыре в резерве, — напротив, воинскую повинность в ландвере второго призыва сократить на четыре года и, наконец, увеличить контингент ежегодного рекрутского набора с прежних 40000 до 63000. Ландвер же тем временем был оставлен без всякого внимания.

Увеличение батальонов, эскадронов и батарей в установленных таким образом размерах почти в точности соответствовало увеличению населения Пруссии с 10 миллионов в 1815 до 18 миллионов в 1861 году; а так как богатство Пруссии за это время росло быстрее, чем ее население, и так как другие европейские великие державы усилили свои армии с 1815 г. в гораздо большей степени, то такое увеличение кадрового состава армии нисколько не было чрезмерным. При этом из всех тягот воинской повинности по проекту увеличивалось только пребывание в резерве для наиболее молодых возрастов, зато для старших возрастов пребывание в ландвере было вдвое облегчено, а ландвер второго призыва фактически почти совсем уничтожался, тогда как первый призыв занял теперь примерно место, отводившееся ранее второму.

Однако против проекта можно было возразить следующее:

Всеобщая воинская повинность, — кстати сказать, единственный демократический институт, существующий в Пруссии, хотя бы только на бумаге, — представляет собой такой огромный прогресс в сравнении со всеми прежними военными системами, что там, где она уже существовала, хотя бы и в несовершенном виде, она не может быть снова упразднена на длительный срок. Имеется только два ясно выраженных принципа организации наших нынешних войск: либо вербовка, — но она устарела и возможна только в исключительных случаях, как, например, в Англии, — либо всеобщая воинская повинность. Всякие конскрипции и жеребьевки[60] — только очень несовершенные формы последней. Основная идея прусского закона 1814 г. — каждый гражданин государства, физически к тому годный, обязан в течение тех лет, когда он способен носить оружие, лично защищать страну — эта основная идея значительно выше принципа найма заместителя, практикуемого во всех странах с конскрипционной системой, и после своего пятидесятилетнего существования эта идея, конечно, не будет принесена в жертву страстному желанию буржуазии ввести, как говорят французы, «торговлю человеческим мясом».

Но раз уж прусская военная система основана на всеобщей воинской повинности без заместительства, то она может развиваться в свойственном ей духе и с успехом только при условии, если все больше будет осуществляться ее основной принцип. Посмотрим, как обстоит дело в этом отношении.

В 1815 г. на 10 миллионов жителей — 40000 призванных, что составляет 4 на тысячу. В 1861 г. на 18 миллионов — 63000 призванных, то есть 3и¹/₂ на тысячу. Следовательно, шаг назад, хотя и это — прогресс в сравнении с положением вещей до 1859 г., когда призывалось только 2²/₉ на тысячу. Чтобы снова достигнуть хотя бы процентной нормы 1815 г., надо было бы призывать 72000 человек. (Мы увидим, что на самом деле в армию ежегодно вступает приблизительно такое или даже большее количество.) Но разве военная мощь прусского народа исчерпывается ежегодным набором четырех человек на тысячу населения?

Дармштадтская «Allgemeine Militar-Zeitung»[61] многократно доказывала на основании статистики средних немецких государств, что в Германии ровно половина являющихся к набору молодых людей годна к военной службе. Число же молодых людей, явившихся к набору в 1861 г., равнялось, согласно «Zeitschrift des preussischen statistischen Bureaus»[62] (март 1864 г.) — 227005. Это давало бы ежегодно 113500 годных к службе рекрутов. Если мы исключим отсюда 6500 человек как незаменимых или морально непригодных, то все же остается еще 107000. Почему же из них служат только 63000 или самое большее 72000—75000 человек?

Во время сессии 1863 г. военный министр фон Роон сообщил военной комиссии палаты депутатов следующие данные о наборе 1861 года:

Общая численность населения (перепись 1858 г.) 17 758 823

Двадцатилетние военнообязанные призыва 1861 г 217 438

Перенесенные из списков прежних лет военнообязанные, о которых еще нет окончательного решения 348 364 /565 802

Из них:

1) Оставшихся неразысканными 55 770

2) Переехавших в другие округа и там подлежавших призыву 82 216

3) Не явившихся без уважительных причин 10 960

4) Поступивших вольноопределяющимися сроком на три года 5 025

5) Имеющих права вольноопределяющихся с одногодичным сроком службы 14 811

6) Получивших отсрочку или освобожденных как лиц духовного звания 1 638

7) Обязанных к морской службе 299

8) Исключенных из списков как морально непригодных 596

9) Освобожденных окружными комиссиями как явно непригодных 2 489

10) Освобожденных окружными комиссиями как длительно непригодных 15 238

11) Перечисленных в эрзац-резерв[63]:

а) ростом ниже 5 футов после троекратного освидетельствования 8 998

б) ростом ниже 5 футов 1 дюйма 3 линий после троекратного освидетельствования 9 553

в) временно непригодных после троекратного освидетельствования 46 761

г) по домашним обстоятельствам после троекратного освидетельствования 4 213

д) оставшихся до распоряжения после пятикратного освидетельствования 291 69 816

12) Предназначенных для службы в обозе, кроме призванных в обоз 6 774

13) Получивших отсрочку на год:

а) временно непригодных 219 136

б) по домашним обстоятельствам 10 013

в) лишенных прав гражданского состояния и состоящих под следствием 1 087 /230 236 /495 868

Остается к призыву 69 934

Фактически призвано 59 459

Остаются впредь до распоряжения 10 475

Как бы несовершенна ни была эта статистика, как бы ни затемняла она все дело тем, что в каждой статье, с 1 до 13, смешиваются лица призыва 1861 г. с лицами двух предыдущих возрастных контингентов, оставшихся впредь до распоряжения, все же она содержит несколько очень ценных признаний.

В качестве рекрутов было призвано 59459 человек. В качестве вольноопределяющихся с трехгодичным сроком поступило 5025 человек. На одногодичный срок службы имели право 14811 человек; как известно, годность к службе вольноопределяющихся с одногодичным сроком не подвергается слишком строгому испытанию ввиду того, что их содержание ничего не стоит; поэтому мы можем допустить, что, по крайней мере, половина из них, следовательно 7400, действительно поступили на службу. Это по очень скромному подсчету; ведь категория лиц, проходящих аттестацию для одногодичной службы, состоит большей частью из годных к службе людей; те, которые заведомо негодны, вообще не считают нужным подвергаться аттестации. Все же возьмем цифру 7400. В соответствии с этим, в 1861 г. в армию вступило всего 71884 человека.

Посмотрим дальше. В качестве духовных лиц получило отсрочку, либо освобождено 1638 человек. Почему господа духовные не должны служить, — понять невозможно. Напротив, год военной службы, жизнь на открытом воздухе, соприкосновение с внешним миром могут быть им только полезны. Итак, смело внесем их в списки; 1/3 из общего количества, которая приходится на текущий год, считая, что 3/4 из них будет негодных, все же составит 139 человек, которых следует взять.

18551 человек были отпущены потому, что они не вышли ростом. Заметим себе, что они «уволены в резерв», а не вообще освобождены от службы. Следовательно, в случае войны они все-таки должны будут служить. Они освобождаются только от парадной службы мирного времени, так как для этого они недостаточно представительны на вид. Тем самым признается, что эти низкорослые люди вполне годны для службы, и в случае необходимости их даже намереваются использовать. Что эти низкорослые люди могут быть отличными солдатами, доказывает французская армия, в которой служат люди до 4 футов 8 дюймов ростом. Поэтому мы безусловно причисляем их к военным ресурсам страны. Вышеупомянутая цифра включает только тех, которые после троекратного освидетельствования окончательно отставлены вследствие их небольшого роста; это, следовательно, то количество, которое повторяется ежегодно. Мы вычеркиваем отсюда половину, негодную по другим причинам, и у нас, таким образом, остается 9275 парней небольшого роста, из которых опытный офицер наверняка быстро сделал бы великолепных солдат.

Дальше мы находим 6774 человека, предназначенных в обоз, кроме призванных в обоз людей. Но обоз тоже относится к армии, и совершенно непонятно, почему эти люди не должны отбыть короткую шестимесячную службу в обозе, что было бы лучше как для них, так и для обоза.

Следовательно, мы имеем:

Действительно поступивших на

службу людей 71 884

Духовных лиц 139

Людей годных, но ростом ниже установленной нормы 9 275

Лиц, предназначенных в обоз 6 774

Всего 88 072 человека,

которые, по собственному признанию рооновской статистики, ежегодно могли бы вступать в армию, если бы всеобщую воинскую повинность проводили всерьез.

Возьмем теперь непригодных:

Получили отсрочку на год как временно непригодные 219 136 человек

После троекратного освидетельствования, как ditto [сказано. Ред.], перечислены в резерв 46 761»

Исключены из списков как длительно непригодные только 17 727»

Всего 283 624 человека

Таким образом, лица, длительно непригодные вследствие действительных физических недостатков, составляют менее 7 % всех освобожденных от службы вследствие непригодности и менее 4 % всех являющихся ежегодно в призывные комиссии. Почти 17 % временно непригодных, после троекратного освидетельствования, ежегодно перечисляются в резерв. Это, следовательно, 23-летние люди, то есть люди, находящиеся в таком возрасте, когда человеческий организм начинает уже окончательно складываться. Мы, несомненно, не преувеличим, если предположим, что треть из них по достижении 25-летнего возраста окажется вполне годной к службе, а это составит 15587 человек. Самое меньшее, чего можно требовать от этих людей, это чтобы в течение, двух лет они ежегодно отбывали службу в пехоте по три месяца для того, чтобы пройти хотя бы школу рекрутов. А это было бы равносильно увеличению армии мирного времени на 3897 человек.

Однако всей системе медицинского освидетельствования рекрутов в Пруссии придан своеобразный характер. Рекрутов было всегда больше, чем их можно набрать, и все же хотели сохранить при этом видимость всеобщей воинской повинности. Что могло быть проще, как отбирать в желательном количестве самых лучших людей, а остальных под тем или иным предлогом объявлять непригодными? При таких условиях, которые, кстати сказать, существовали в Пруссии с 1815 г. и существуют по сей день, понятие непригодности к военной службе получило совершенно ненормально растяжимое толкование, как это лучше всего доказывает сравнение со средними немецкими государствами. В тех из них, где существует конскрипция и жеребьевка, не было никаких оснований объявлять непригодными большее количество лиц, чем их было в действительности. Условия в них таковы же, как и в Пруссии; в отдельных государствах, как, например, в Саксонии, даже хуже, так как там процент населения, занятого в промышленности, выше. Однако, как уже говорилось выше, в «Allgemeine Militar-Zeitung» неоднократно было доказано, что в средних государствах Германии ровно половина людей, являющихся на призыв, годна; точно так же должно обстоять дело и в Пруссии. Как только начнется серьезная война, в представлении о пригодности к военной службе в Пруссии произойдет внезапная революция, и тогда поймут, на беду для себя слишком поздно, как много пригодных сил было упущено.

Но вот что удивительнее всего. Среди 565802 военнообязанных, о которых еще нет решения, имеется:

Оставшихся неразысканными 55 770 человек

Переехавших в другие округа или там подлежащих призыву 82 216»

Не явившихся без уважительных причин 10 960»

Всего 148 946 человек

Таким образом, несмотря на прославленный прусский контроль, — а тот, кому когда-либо довелось быть военнообязанным в Пруссии, знает, что это значит, — каждый год исчезает целых 27 % военнообязанных. Как же это может быть? И куда девается 82216 человек, которых исключают из списков как «переехавших в другие округа или там подлежащих призыву»? Неужели для того, чтобы освободиться от воинской повинности, в настоящее время достаточно просто переехать из Берлина в Потсдам? Мы склонны думать, что в данном случае — ведь и на старуху бывает проруха — господа чиновники попросту дали маху в своей статистике, а именно, что эти 82216 человек фигурируют дважды в общей сумме 565802: один раз в своем родном округе и вторично в округе, куда они переехали. Было бы очень желательно установить это точно, — и лучше всего может это сделать военная комиссия палаты, — ибо уменьшение действительного числа военнообязанных до 483586 значительно изменило бы все процентные отношения. Но допустим пока, что это правильно, — тогда все еще остается 66730 человек, ежегодно исчезающих и улетучивающихся, которых ни прусский контроль, ни полиция не могут призвать под ружье. Это составляет почти 14 % военнообязанных. Отсюда следует, что все помехи в свободе передвижения, существующие в Пруссии под предлогом контроля военнообязанных, совершенно излишни. Действительная эмиграция из Пруссии, как известно, очень незначительна и не может идти ни в какое сравнение с числом испарившихся рекрутов. Из этого количества — около 67000 человек — эмигрируют из Пруссии далеко не все. Большая часть либо все время остается внутри страны, либо отправляется за границу лишь на короткий срок. Вообще все предупредительные мероприятия против уклонения от воинской повинности бесполезны и, в крайнем случае, они толкают к эмиграции. Тем не менее основная масса молодых людей не имеет возможности эмигрировать. Стоит только тех лиц, которые уклоняются от призыва, заставить исправно и без послабления отбывать службу — и не нужна будет вся эта бестолковая канитель и бумагомаранье, а рекрутов будет больше, чем раньше.

Впрочем, для полной уверенности, будем считать доказанным только то, что вытекает из собственной статистики г-на фон Роона, а именно, что, не считая вольноопределяющихся с одногодичным сроком, ежегодно может быть призвано 85000 молодых людей. Численность же теперешней армии мирного времени составляет приблизительно 210000 человек. При двухлетнем сроке службы 85000 человек ежегодно составят вместе 170000; к этому нужно добавить офицеров, унтер-офицеров и сверхсрочнослужащих — от 25000 до 35000 человек; всего получается, таким образом, от 195000 до 205000 человек; с одногодичными же вольноопределяющимися — от 202 до 212 тысяч человек. Следовательно, при двухгодичном сроке службы в пехоте и пешей артиллерии (о кавалерии будет сказано позже) все кадры реорганизованной армии могут быть доведены, даже согласно собственной статистике правительства, до полной численности мирного времени. При действительном проведении всеобщей воинской повинности, при двухгодичном сроке службы, в армии, по всей вероятности, было бы на 30000 человек больше; следовательно, чтобы не превышать все же количество в 200000—210000 человек, можно было бы часть людей увольнять уже после 1–1¹/₂ лет службы. Это досрочное увольнение в качестве награды за усердие по службе было бы полезней для всей армии, чем удлинение срока службы на шесть месяцев.

Численный состав армии военного времени получился бы следующий: Четыре возрастных контингента, согласно плану реорганизации, по 63000 человек каждый — дают в сумме 252000 резервистов. Три же возрастных контингента — по 85000 каждый — дают 255000 резервистов. Следовательно, результат несомненно столь же благоприятный, как и по плану реорганизации. (Так как здесь речь идет только о численных соотношениях, то ничего не изменится, если мы в данном случае совершенно не станем принимать в расчет уменьшения числа возрастных групп резерва.)

В этом-то и заключается слабое место плана реорганизации. Под видом возвращения к первоначальной всеобщей воинской повинности, которая, разумеется, не может существовать без ландвера, как мощного резерва армии, он делает скорее уклон в сторону франко-австрийской кадровой системы[64] и тем самым вносит неустойчивость в прусскую военную систему, что должно повлечь за собой самые худшие последствия. Нельзя смешивать обе системы, нельзя одновременно иметь преимущества обеих. Несомненно — и это никогда не оспаривалось, — что кадровая система с продолжительными сроками воинской повинности и пребывания на действительной службе обеспечивает армии в начале войны большие преимущества. Люди лучше знают друг друга; даже отпускники, которым большей частью отпуска даются каждый раз лишь на короткий срок, считают себя в течение всего отпускного времени солдатами и всегда готовы к тому, чтобы быть призванными на действительную службу, чего, конечно, нельзя сказать о прусских резервистах; благодаря этому батальоны, впервые участвующие в бою, несомненно обнаруживают большую стойкость. Против этого, однако, следует возразить, что если считать это самым важным, то можно с таким же успехом принять английскую систему десятилетнего срока действительной службы; что для французов безусловно гораздо полезнее оказались их алжирские походы, войны в Крыму и в Италии[65], чем долгосрочная служба; что, наконец, при этой системе можно подготовить только часть способного носить оружие человеческого материала и что, следовательно, далеко не все силы нации приводятся в действие. Кроме того, немецкий солдат, как показывает опыт, очень легко привыкает к боевой обстановке, и три значительных сражения, проведенных хотя бы с переменным успехом, уже да ют исправному в других отношениях батальону столько же, сколько целый лишний год службы. Для такого государства, как Пруссия, кадровая система невозможна. При кадровой системе Пруссия могла бы располагать армией самое большее в 300000—400000 человек, при составе ее в мирное время в 200000 человек. Однако, чтобы поддержать свое положение великой державы, такое количество необходимо ей уже для выступления в поход первоочередной полевой армии, то есть ей потребуется для всякой серьезной войны, включая крепостные гарнизоны, пополнения и т. д., 500000—600000 человек. Если 18 миллионов пруссаков должны во время войны выставить приблизительно такую же многочисленную армию, как 35 миллионов французов, 34 миллиона австрийцев и 60 миллионов русских, то это может быть достигнуто только посредством всеобщей воинской повинности, непродолжительной, но напряженной службы и сравнительно длительного пребывания в ландвере. При такой системе всегда приходится кое-чем пожертвовать в отношении боевой готовности войск и даже их боеспособности в первый момент войны; государство и политика приобретают нейтральный, оборонительный характер; но следует также помнить, что заносчивая наступательная тактика кадровой системы привела от Йены к Тильзиту, а скромная оборонительная тактика системы ландвера и всеобщей воинской повинности привела от Кацбаха к Парижу[66]. Итак, либо конскрипционная система и заместительство с семи-восьмигодичным сроком службы, из которого почти половина на действительной службе, без дальнейшего отбывания повинности в ландвере; либо же всеобщая воинская повинность с пятигодичным, самое большее шестигодичным сроком службы, из которых два года на действительной службе с последующим отбыванием повинности в ландвере прусского или швейцарского типа[67]. Но чтобы народные массы несли сперва тяготы конскрипционной системы, а затем еще системы ландвера, — этого не сможет выдержать ни одна европейская нация, даже турки, которые, сохраняя свое воинственное варварство, все еще обладают наибольшей выносливостью. Большое количество обученных людей при коротком сроке службы и продолжительном пребывании военнообязанными или же небольшое количество обученных при длительном сроке службы и коротком сроке пребывания военнообязанными — вот в чем вопрос; но нужно выбирать либо то, либо другое.

Уильям Нейпир, который, разумеется, считает английского солдата лучшим в мире, говорит в своей истории войны на Пиренейском полуострове, что английский пехотинец после трехлетней службы вполне подготовлен во всех отношениях[68]. А ведь нужно иметь в виду, что элементы, из которых формировалась английская армия в начале этого столетия, были наихудшими из всех элементов, из которых вообще может быть создано войско. Теперешняя английская армия сформирована из гораздо лучших элементов, но и они в моральном и интеллектуальном отношении все еще бесконечно хуже состава прусской армии. И разве того, чего достигали английские офицеры в три года, имея дело с таким сбродом, нельзя достигнуть в Пруссии в два года при наличии превосходно поддающегося обучению, частью уже хорошо обученного, с самого начала морально подготовленного сырого рекрутского материала?

Конечно, в настоящее время учиться солдат должен больше. Но это обстоятельство никогда не выдвигалось в качестве серьезного возражения против двухгодичного срока службы. Обычно ссылаются на необходимость воспитания настоящего солдатского духа, который вырабатывается-де только на третьем году службы. Если господам угодно говорить откровенно и если они не желают принять во внимание признанное выше лучшее качество батальонов, то это соображение скорее политического, чем военного характера. Настоящий солдатский дух должен проявить себя больше при внутреннем Дюппеле[69], чем при внешнем. Нам никогда не приходилось видеть, чтобы прусский солдат на третьем году службы выучился чему-нибудь большему, чем скучать, вымогать у рекрутов деньги на выпивку и отпускать плоские остроты по адресу своего начальства. Если бы большинство наших офицеров прослужило хоть один год в качестве рядовых или унтер-офицеров, они не могли бы этого не заметить. «Настоящий солдатский дух», поскольку он имеет политический характер, как это показывает опыт, очень быстро испаряется и к тому же безвозвратно. Военный же дух остается и после двух лет службы.

Двухгодичного срока, следовательно, вполне достаточно, чтобы обучить наших солдат службе в пехоте. С тех пор как полевая артиллерия отделена от крепостной, это относится и к пешей артиллерии; отдельные трудности, которые могут здесь встретиться, можно будет устранить либо еще большим разделением труда, либо и без того желательным упрощением материальной части полевой артиллерии. Равным образом никаких трудностей не встретил бы набор большего количества сверхсрочников; но именно эту категорию людей, если они не годятся в унтер-офицеры, в прусской армии считают весьма нежелательной. Какое это хорошее доказательство против продолжительного срока службы! Только в крепостной артиллерии с ее столь разнообразной материальной частью и в инженерных войсках с их многосторонними отраслями работы, которые, однако, нельзя полностью отделить друг от друга, опытные сверхсрочники становятся ценными, хотя и здесь они редки. Конная артиллерия потребует такого же срока службы, как и кавалерия.

Что касается кавалерии, то тот, кто привык с детства к верховой езде, нуждается только в кратком сроке службы, вновь обучаемые же обязательно требуют длительного срока. У нас мало людей, привыкших с детства к верховой езде, и потому нам бесспорно нужен четырехгодичный срок службы, намеченный в плане реорганизации. Единственной настоящей формой боя для конницы является атака в сомкнутом строю с саблями наголо, для проведения которой необходимо величайшее мужество и полнейшее взаимное доверие людей. Следовательно, люди должны знать, что они могут положиться как друг на друга, так и на своих командиров. А для этого нужен продолжительный срок службы. Но и без уверенности всадника в своей лошади кавалерия тоже никуда не годится; человек ведь должен уметь ездить верхом, а чтобы достигнуть уверенности в том, что он может управлять лошадью, то есть почти любой лошадью, которая ему может достаться, — для этого также необходим длительный срок службы. Для этого рода войск сверхсрочники безусловно желательны, и чем больше они будут настоящими ландскнехтами, тем лучше, — лишь бы у них была любовь к делу. Со стороны оппозиции нас будут упрекать в том, что это означает создание кавалерии из одних только наемников, готовых принять участие в любом государственном перевороте. Мы отвечаем: возможно. Но при существующих условиях кавалерия всегда будет реакционной (вспомним баденских драгун 1849 г.[70]), подобно тому как артиллерия всегда будет либеральной. Это заложено в природе вещей. Дело нисколько не изменится от того, будет ли несколькими сверхсрочниками больше или меньше. К тому же при баррикадной борьбе кавалерия все равно непригодна, а баррикадная борьба в больших городах, особенно поведение при-этом пехоты и артиллерии, решает в настоящее время судьбу всех государственных переворотов.

Но кроме увеличения числа сверхсрочников существуют еще другие средства для поднятия боеспособности и внутренней сплоченности армии при непродолжительном сроке службы. Сюда относятся, между прочим, учебные лагеря, которые сам военный министр фон Роон назвал средством, компенсирующим более короткий срок службы. Далее, рациональная постановка обучения, — и в этом отношении в Пруссии нужно сделать еще очень много. Предрассудок, что при непродолжительном сроке службы для компенсации его краткости необходимы якобы преувеличенная точность парадного марша, «муштровка» при экзерцициях, смехотворно высокое выбрасывание ног, чтобы «без сгиба в колене» пробивать дыру в воздухе, — весь этот предрассудок покоится на явном преувеличении. О необходимости всего этого в прусской армии болтали до тех пор, пока это не превратилось, наконец, в неподлежащую сомнению аксиому. Но какая польза в том, что солдаты при ружейных приемах с такой силой ударяют ружьем о собственное плечо, что почти опрокидываются, причем по всему строю пробегает отнюдь не воинственное содрогание, чего не увидишь ни в какой другой армии? — Наконец, в качестве эквивалента сокращенного срока службы, и самого существенного эквивалента его, следует считать лучшее физическое воспитание юношества. Необходимо только позаботиться, чтобы действительно что-нибудь делалось в этом направлении. Правда, во всех сельских школах поставлены параллельные брусья и турники, но наши бедняги школьные учителя еще плохо умеют с ними обращаться. Пусть назначат в каждый округ хотя бы по одному отставному унтер-офицеру, пригодному к работе в качестве учителя гимнастики, и поручат ему руководство обучением гимнастике; пусть позаботятся о том, чтобы школьная молодежь постепенно научилась маршировать в строю, усвоила движения взвода и роты и твердо бы знала соответствующие команды. В течение 6–8 лет это возместится сторицей, и рекрутов будет больше, и они будут крепче.

В вышеизложенной критике плана реорганизации мы исходили, как было сказано, исключительно из фактически существующих политических и военных условий. Сюда относится и предположение, что при теперешних обстоятельствах законодательное установление двухгодичного срока службы для пехоты и пешей артиллерии явилось бы максимально достижимым сокращением срока службы. Мы даже полагаем, что такое государство, как Пруссия, совершило бы величайший промах, — независимо от того, какая бы партия ни стояла у власти, — если бы оно в настоящий момент еще более сократило положенный срок службы. Пока с одной стороны находится французская армия, а с другой — русская, и пока существует возможность согласованного нападения их обеих одновременно, необходимо иметь войска, которым не пришлось бы учиться азбуке военного дела только лишь перед лицом неприятеля. Поэтому мы совершенно не принимаем во внимание фантазий о милиционной армии без всякого, так сказать, срока службы; в той форме, в какой себе это представляют, милиционная армия в настоящее время невозможна для страны с 18 миллионами жителей и с границами, совершенно открытыми для нападения; впрочем, и при других условиях она возможна не в такой форме.

После всего вышеизложенного спрашивается: были ли приемлемы основные черты плана реорганизации для палаты депутатов, стоящей на прусской точке зрения? Мы отвечаем, исходя из военных и политических соображений: увеличение кадров в том виде, как это было проведено, усиление армии мирного времени до 180000—200000 человек, превращение ландвера первого призыва в крупный армейский резерв, или во второочередную полевую армию, или же в крепостные гарнизоны было приемлемо при условии, что будет строго проводиться всеобщая воинская повинность, что законодательным порядком будет установлен двухгодичный срок пребывания на действительной службе, трехгодичный в резерве и пребывание до 36-летнего возраста в ландвере и что, наконец, будут восстановлены кадры ландвера первого призыва. Можно ли было добиться осуществления этих условий? Лишь немногие из тех, кто следил за дебатами, станут отрицать, что при «новой эре»[71], а, пожалуй, даже и позднее это было возможно.

Как же вела себя буржуазная оппозиция?