"Шкатулка с драгоценностями" - читать интересную книгу автора (Дэвис Анна)

Глава 7


Утром Грейс позвонила в офис и, чтобы заняться интервью, отпросилась с работы, сославшись на плохое самочувствие. Несмотря на обычную после шампанского головную боль, привычный шум в доме, отсутствие каких-либо записей, работа шла удивительно легко. В обычном смысле слова их встречу с О'Коннеллом нельзя было назвать интервью, но тем не менее строчки словно писались сами собой.

Два последующих дня с лица Грейс не сходила тупая улыбка, она была рассеянной: теряла вещи, приготовила детям на ужин омлет, хотя оба ненавидели яйца, не слушала, о чем говорили за столом Нэнси с матерью. На работе она не могла сосредоточиться и по ошибке послала на одобрение устаревший и уже отвергнутый проект газетной рекламы для Бейкера и в результате опять получила нагоняй от Обри Пирсона. Но ей было наплевать. Из головы у нее не выходил О'Коннелл. И поцелуй, и танец… и всякие мелочи. Его большая рука, держащая тоненькую ножку бокала с шампанским; эта манящая смесь силы и изящества. Замечание о том, что в Европе он больше других месяцев любит февраль. Февраль с его сумасшедшим хаотическим сочетанием, с одной стороны, морозных ветров и снега, а с другой — ранних весенних цветов: жемчужных подснежников, пурпурных и золотистых крокусов, пробивающихся сквозь снег, и удивительно ослепительных солнечных дней, наступающих тогда, когда их меньше всего ожидаешь.

— Никогда не знаешь, что с тобой будет в феврале, — говорил он. — И мне это нравится. Я люблю, когда жизнь непредсказуема.

Чем дольше она проигрывала в уме события того вечера, тем больше вспоминала деталей. Пока она не вспомнила все до мельчайших подробностей, ее память напрягалась, как струны настраиваемого альта, когда они чуть не лопаются под пальцами настройщика. Грейс трясла головой, чтобы этим физическим действием заставить себя сейчас же остановиться и переключить внимание на совершенно реальные вещи: грязную пеленку Феликса, присутствие Дайамонд на открытии нового французского ресторана на Грейт-Портленд-стрит, попытки Като-Фергюсона выдать успешную кампанию освежающего дыхание эликсира, проводимую Стюардами, исключительно за свою идею (в день «недомогания» Грейс ему было легче сделать это).

К концу третьего дня она пережила три взлета фантазии. Сейчас она думала не столько о том, что уже произошло между Декстером О'Коннеллом и ею, сколько о том, что еще произойдет. Она представляла, как снова танцует с ним, вероятно в «Саламандре» или «Кит-Кат клаб», где оркестр Бена Берни играет что-нибудь новенькое. Не отставить ли в следующий раз угрызения совести и не поехать ли с ним в «Савой»? Она, конечно, знала, что ей не следует этого делать: девушка не должна отдаваться так легко. Но как долго он готов ждать и как долго ей удастся продержаться? Он не заурядный человек, и она не совсем обычная девушка. Конечно, народная мудрость гласит, что мужчина теряет интерес, когда «добивается своего», но Грейс хотелось верить, что это ее не касается. Она не обыкновенная девушка! Неисчерпаемую новую территорию мужчине хочется исследовать все дальше и дальше.

То, что он до сих пор не связался с ней, лишь вопрос времени! Но он свяжется. Она знала, что свяжется.

На четвертый день, в субботу (от О'Коннелла по-прежнему не было ни слова), она начала представлять себе сцены одновременно неловкие и чудесные. Вот она объясняет О'Коннеллу, что не может выйти за него замуж и уехать в Америку, потому что на ней лежит ответственность за Нэнси, Тилли и Феликса. Пытается добиться у него обещания, что они будут жить все вместе в Хэмпстеде, а он вместо этого заявляет, что вывезет всю семью и поселит в просторных нью-йоркских апартаментах, вероятно, поблизости от Центрального парка, чтобы дети не слишком скучали по Пустоши. Она получит работу в «Нью-Йоркер». Он посвятит ей свой новый роман. Вскоре у них родятся двое детей, вероятно близнецы. Фантазии довели Грейс почти до истерики, и все чаще приходилось встряхиваться. Мама пригласила на ленч старых друзей семьи, и Грейс несколько раз пришлось извиняться и уходить в свою комнату только для того, чтобы поговорить с самой собой.

Проснувшись в воскресенье, Грейс обнаружила, что к ее истеричному восторгу примешивается сомнение; черные облака затмевают яркое голубое небо. С момента интервью прошло уже пять дней. Она пыталась найти для него какой-нибудь предлог. У него нет ее телефона или адреса… но ведь с ней можно связаться через «Геральд», а он явно этого не сделал. Или сделал? Может быть, Дики в порыве ревности не передал ей записки и телефонные сообщения? Надо зайти к Дики и задать ему прямой вопрос. Но он будет все отрицать, и что ей потом делать? Вместо того чтобы обращаться к Дики, лучше позвонить его секретарше и попросить ее выяснить все подробнее… но нет, конечно, Дики ее уже проинструктировал! Что же делать? Разумеется, все будет в порядке! О'Коннелл поймет, что на Дики полагаться нельзя.

Она сказала ему, что работает в рекламном агентстве, значит, он и будет звонить в одно агентство за другим, пока не найдет нужное. В понедельник утром, придя на работу, она увидит его, он будет ее ждать!

Наступил понедельник. Когда Грейс прошла через вращающуюся дверь в здание фирмы Пирсона, внутри у нее все сжалось. Она долго не могла решиться войти в свой кабинет, а когда наконец зашла, там было пусто. Конечно, там было пусто. Сама мысль о том, что он с самого раннего утра станет ждать ее здесь, была абсурдна! Почту принесли в девять, и от О'Коннелла ничего не было!

Всю неделю она сама с собой играла в нелепые игры. Фантазии набирали силу и дальше неслись сами по себе. Коляска, упущенная кем-то, катилась вниз по лестнице, как в фильме «Броненосец «Потемкин»!

Осознание печальных фактов тяжелым грузом давило ей на плечи. Он не появится. Не позвонит. Он не прислал ни строчки. Интервью сделано и забыто. Она для него больше не мистическая Дайамонд Шарп. Она сказала ему, кто она такая. И рассказала, что знакома с Джоном Крамером. Все кончилось, не успев начаться!