"Уловка-22" - читать интересную книгу автора (Хеллер Джозеф)

22. Милоу — мэр

Это был тот самый вылет, во время которого Йоссариан окончательно потерял мужество. Йоссариан окончательно потерял мужество при налете на Авиньон, потому что Сноуден потерял несколько фунтов кишок и жизнь впридачу. И все потому, что самолет в тот день вел пятнадцатилетний паренек Хьюпл. Вторым пилотом был Доббс, тот самый, что хотел в тайном сговоре с Йоссарианом убить полковника Кэткарта. Как летчик Доббс и в подметки не годился Хьюплу. Йоссариан знал, что Хьюпл — хороший летчик, но ведь он был совсем ребенок. Доббс тоже не доверял парнишке. Едва они отбомбились, Доббс без всякого предупреждения вырвал у Хьюпла штурвал и, ошалев, вогнал самолет в такое убийственное пике, что Йоссариан беспомощно повис, прилипнув макушкой к потолку кабины. Ему казалось, что вот-вот у него остановится сердце и лопнут барабанные перепонки. С Йоссариана сорвало наушники.

— О господи! — беззвучно визжал он, чувствуя, что самолет камнем летит вниз. — О господи! О господи! О господи! — взывал он не в силах разомкнуть губ, а самолет все падал, а Йоссариан невесомо болтался под потолком, пока наконец Хьюплу не удалось вырвать у Доббса штурвал и выровнять самолет. Они оказались будто на дне жуткого оранжево-черного скалистого каньона: слева и справа стеной вставали зенитные разрывы, от которых они недавно увернулись. Теперь им предстояло сделать это еще раз. Почти сразу же самолет толкнуло, и в плексигласе образовалась дыра величиной с кулак. Сверкающие осколки впились Йоссариану в скулы, однако крови не было.

— Что случилось? Что случилось? — заорал он и, не услышав собственного голоса, задрожал всем телом. Испугавшись мертвой тишины в переговорном устройстве и боясь сдвинуться с места, он стоял на четвереньках, словно мышь в мышеловке. Он ждал, не смея перевести дыхание до тех пор, пока не заметил наконец блестящий цилиндрический штекер шлемофона, болтавшийся у него перед носом. Он воткнул его в гнездо дрожащими пальцами.

— О господи! — продолжал он вопить с тем же ужасом в голосе, ибо вокруг рвались зенитные снаряды и грибами вырастали взрывы. — О господи!

Когда Йоссариан воткнул штекер в гнездо внутренней связи, он услышал, как плачет Доббс.

— Помогите ему, помогите ему! — всхлипывал Доббс.

— Кому помочь? Кому помочь? — переспросил Йоссариан. — Кому помочь?

— Бомбардиру, бомбардиру! — закричал Доббс. — Он не отвечает! Помогите бомбардиру, помогите бомбардиру!

— Я бомбардир! — заорал Йоссариан в ответ. — Я бомбардир. У меня все в порядке. У меня все в порядке.

— Тогда помоги ему, помоги ему! — запричитал Доббс. — Помоги ему, помоги ему!

— Кому помочь, кому помочь?

— Стрелку-радисту! — молил Доббс. — Помоги стрелку-радисту!

— Мне холодно, — послышалось затем в наушниках вялое хныканье Сноудена. Это было невнятное и жалобное бормотанье умирающего. — Пожалуйста, помогите. Мне холодно.

Йоссариан нырнул в лаз, перелез через бомбовый люк и спустился в хвостовой отсек самолета, где на полу, коченея, весь в ярких солнечных пятнах, лежал смертельно раненный Сноуден. Рядом с ним в глубоком обмороке распростерся на полу новый хвостовой стрелок.

Доббс был самым никудышным пилотом в мире, о чем он и сам знал. От былого мужества Доббса остались жалкие крохи. Он изо всех сил пытался доказать начальству, что больше не пригоден водить самолет. Но начальство и слушать его не желало. И в тот день, когда норма вылетов была доведена до шестидесяти, он, воспользовавшись отсутствием Орра (тот отправился на поиски сальника), прокрался в палатку Йоссариана и изложил ему свой план убийства полковника Кэткарта. Доббс нуждался в помощи Йоссариана.

— Ты хочешь, чтобы мы укокошили его? — не моргнув глазом спросил Йоссариан.

— Именно, — подтвердил Доббс с жизнерадостной улыбкой, довольный тем, что Йоссариан так быстро ухватил суть дела. — Я прихлопну его из «люгера». Никто не знает, что у меня есть пистолет, я привез его из Сицилии.

— Мне кажется, я не смогу этого сделать, — поразмыслив, сказал Йоссариан.

— Но почему? — удивился Доббс.

— Видишь ли, я был бы счастлив узнать, что этот сукин сын сломал себе шею или погиб в катастрофе, или если бы выяснилось, что кто-то пристрелил его. Но мне кажется, сам я не смогу его убить.

— Зато он бы уж тебя не пожалел, — возразил Доббс. — Ведь ты сам говорил, что, заставляя нас летать до бесконечности, он обрекает нас на верную гибель.

— И все-таки я, пожалуй, не смог бы ответить ему тем же. Ведь он, согласись, тоже имеет право на жизнь.

— Но не на такую долгую, чтобы лишить нас с тобой этого права. Что с тобой случилось? — Доббс был огорошен. — Не ты ли сам твердил Клевинджеру то же самое, что твержу тебе я? Он тебя не послушал, и вот, пожалуйста, — сгинул прямо в облаке…

— Перестань орать, — шикнул на него Йоссариан.

— Я не ору! — заорал Доббс еще громче, и лицо его налилось кровью. Веки и ноздри вздрагивали, а на дрожащей розовой нижней губе вскипала слюна. — Когда он увеличил норму до шестидесяти, наверное, около сотни человек в полку отлетало свои пятьдесят пять заданий. И по крайней мере, еще сотне летчиков, вроде тебя, осталось сделать пару вылетов. Он угробит нас всех, если мы будем сидеть сложа руки. Мы должны убить его прежде, чем он убьет нас.

Йоссариан в знак согласия вяло кивнул головой. Рисковать он, однако, не хотел.

— Ты думаешь, нам удастся выйти сухими из воды?

— Я все хорошенько продумал! Я…

— Перестань кричать, ради бога!

— Я не кричу. Я все…

— Да перестанешь ты кричать?

— Я все тщательно обмозговал, — прошептал Доббс, ухватившись побелевшими пальцами за койку Орра: наверное, чтобы не махать руками. — В четверг утром, когда он обычно возвращается с этой проклятой фермы в горах, я проберусь через лес, к повороту на шоссе, и спрячусь в кустах. Здесь ему придется сбавить скорость. С этого места дорога просматривается в оба конца, и мне легко будет убедиться, что поблизости никого нет. Когда я увижу, что он приближается, я выкачу на дорогу большое бревно и заставлю его затормозить. Потом я выйду из кустов с «люгером» в руках и выстрелю ему в голову. Я закопаю «люгер», вернусь лесом в эскадрилью и как ни в чем небывало займусь своими делами. Как видишь, просчет исключен.

Йоссариан мысленно проследил ход предстоящей операции.

— Ну, а в каком месте вхожу в игру я? — спросил он, недоумевая.

— Без тебя я не возьмусь, — объяснил Доббс. — Мне нужно, чтобы ты сказал: «Давай, Доббс, действуй!»

Йоссариан не верил своим ушам.

— Это все, что тебе от меня нужно? Только сказать:

— «Давай, Доббс, действуй»?

— Это все, что мне от тебя нужно, — подтвердил Доббс. — Скажи мне: «Давай, действуй!» и послезавтра я вышибу ему мозги. — Голос его снова зазвенел. — Уж коль на то дело пошло, я бы выстрелил в голову заодно и подполковнику Корну, хотя, если ты ничего не имеешь против, я бы пощадил майора Дэнби. Затем я бы укокошил Эпплби и Хэвермейера, а после того как мы покончили бы с Эпплби и Хэвермейером, я бы пристукнул Макуотта.

— Макуотта? — вскрикнул Йоссариан, чуть не подпрыгнув от ужаса. — Макуотт — мой приятель. Чем тебе не угодил Макуотт?

— Не знаю, — смущенно пробормотал Доббс. — Я просто подумал: раз уж мы решили пристукнуть Эпплби и Хэвермейера, может, мы заодно пристукнем и Макуотта? А ты разве не хочешь пристукнуть Макуотта?

Йоссариан занял твердую позицию.

— Послушай, возможно, я и примкну к тебе, но только если ты перестанешь орать на весь остров и ограничишься убийством одного полковника Кэткарта. Но если ты собираешься устроить кровавую баню, обо мне забудь.

— Ну ладно, ладно. — Доббс готов был идти на попятную. — Только полковника Кэткарта. Скажи мне:

«Давай, Доббс, действуй!»

Йоссариан покачал головой:

— Кажется, я не смогу сказать тебе: «Действуй!»

Доббс вышел из себя. — Ладно, я предлагаю компромисс. Можешь не говорить мне: «Действуй!» Скажи только, что это хорошая идея. Ведь это хорошая идея?

Йоссариан снова покачал головой:

— Это была бы просто великолепная идея, если бы ты осуществил ее, не говоря мне ни слова. А теперь уж поздно. Наверное, я тебе так ничего и не скажу. Повремени, может, я и передумаю.

— Вот тогда-то действительно будет поздно.

Но Йоссариан по-прежнему отрицательно качал головой. Доббс был разочарован. Некоторое время он сидел с видом затравленной собаки, а затем вдруг вскочил и выбежал из палатки с намерением броситься в стремительную атаку на доктора Деннику, чтобы заставить доктора списать его на землю. По дороге он стукнулся бедром об умывальник Йоссариана и споткнулся об трубку для горючего, тянувшуюся к печке, которую еще монтировал Орр. Доббс отчаянно жестикулировал, но доктор Дейника ответил на эту нахальную атаку серией нетерпеливых кивков и отослал Доббса в санчасть, предложив обратиться к Гэсу и Уэсу. А те, едва он раскрыл рот, вымазали ему десны и большие пальцы ног раствором марганцовки. А когда он снова раскрыл рот, чтобы пожаловаться, — насильно впихнули в глотку таблетку слабительного и выставили за дверь.

С психикой у Доббса дело обстояло еще хуже, чем у Заморыша Джо: последний по крайней мере был способен летать, когда его не одолевали кошмары. Доббс был почти таким же сумасшедшим, как Орр, хотя Орр с виду казался беззаботной пташкой, самозабвенно распевающей на ветке, — он постоянно хихикал. Однако что-то судорожное и неестественное было в смешке Орра. Очередной отпуск Орру было приказано провести в обществе Милоу и Йоссариана, отправившихся в Каир за яйцами. Правда, вместо яиц Милоу закупил хлопок, и на рассвете их самолет, набитый до самой турельной установки экзотическими пауками и незрелыми красными бананами, взял курс на Стамбул.

Орр был одним из самых безобидных чудаков, которых Йоссариану доводилось встречать, и наверняка — самым приятным. У него было одутловатое красное лицо, карие глазенки поблескивали, как два одинаковых кусочка коричневого мрамора, а напомаженные густые, волнистые, пегие волосы торчали на макушке домиком. Ни один вылет Орра добром не кончался: стоило ему отправиться на задание — и он шлепался со своим самолетом в море или зенитка разносила ему один из двигателей. Из Стамбула Милоу, Йоссариан и Орр вылетели в Неаполь, но приземлились в Сицилии. Когда они подъехали к отелю, где была заказана комната для Милоу, Орр как безумный начал дергать Йоссариана за рукав: на тротуаре у входа в отель их поджидал, попыхивая сигарой, жуликоватый юнец, который предложил немедленно познакомить американских синьоров с его двумя двенадцатилетними сестренками-девственницами. Йоссариан решительно вырвался из рук Орра, уставившись с некоторым смущением и замешательством на вулкан Этна, который высился на том месте, где, по расчетам Йоссариана, должен был выситься вулкан Везувий. Он недоумевал, почему их занесло в Сицилию, когда они должны быть в Неаполе. Но Орр умолял Йоссариана последовать за жуликоватым юнцом к его сестрам, которые оказались не совсем девственницами и не совсем сестрами, а годочков им оказалось всего лишь по двадцати восьми каждой.

— Иди с ним, — лаконично приказал Милоу Йоссариану. — Помни о своей миссии.

— Хорошо, — согласился Йоссариан со вздохом, вспомнив о своей миссии. — Только разреши мне для начала найти свободную комнату в отеле. Должен же я ночью как следует выспаться.

— Ночью ты как следует выспишься с этими девочками, — ответил Милоу все с тем же загадочным видом. — Помни о своей миссии.

Но спать им не пришлось вовсе: Йоссариан и Орр втиснулись в двуспальную кровать, сжатые с боков двумя тучными «девственницами», которые не давали им заснуть до утра. Вскоре Йоссариан уже плохо соображал, что к чему, и не обратил внимания, что на голове его толстой партнерши почему-то всю ночь красовался бежевый тюрбан. И только на следующее утро тайна тюрбана раскрылась: прибежал жуликоватый юнец с сигарой в зубах и на глазах у всех из дьявольского озорства сдернул тюрбан с головы толстухи. В ослепительных лучах сицилийского солнца сверкнул лысый, пугающе уродливый женский череп. Девицу выбрили наголо соседи в отместку за то, что она спала с немцами. Она завизжала и, переваливаясь с боку на бок, как гусыня, кинулась за малым. Ее чудовищная, поруганная нагая голова смешно болталась из стороны в сторону. По контрасту с темным, как древесная кора, лицом бритый череп сиял непристойной белизной. Йоссариану отроду не доводилось видеть ничего более голого. Размахивая тюрбаном, как трофеем, юный сводник улепетывал, держась на расстоянии нескольких сантиметров от разгневанной девицы. Прохожие хохотали, а Йоссариан чувствовал себя препаршиво.

В это время появился мрачный и озабоченный Милоу. При виде столь гнусного и фривольного спектакля он укоризненно поджал губы и потребовал, чтобы они немедленно отправлялись на Мальту.

— А мы спать хотим, — прохныкал Орр.

— Простите, но это уже не моя вина, — тоном праведника осудил их Милоу. — Если бы вы соизволили провести ночь у себя в номере, а не с безнравственными девицами, вы бы чувствовали себя сейчас столь же прекрасно, как и я.

— Но ведь вы сами велели нам идти к ним, — упрекнул его Йоссариан. — И потом у нас не было номера в гостинице. Вы — единственный, кто мог бы устроить нас на ночлег.

— Простите, но это тоже не моя вина, — надменно возразил Милоу. — Откуда я мог знать, что в связи с хорошим урожаем турецкого горошка в город съедется столько покупателей?

— Все вы знали заранее, — накинулся на него Йоссариан. — Неспроста мы, вместо того чтобы лететь в Неаполь, оказались в Сицилии. Вы уже небось битком набили самолет этим самым турецким горошком.

— Тссс, — сердито прошипел Милоу, бросая многозначительный взгляд в сторону Орра. — Помните о своей миссии.

И точно: как только они прибыли на аэродром, чтобы лететь на Мальту, выяснилось, что бомбовый люк, задний и хвостовой отсеки самолета, а также большая часть выгородки для верхней турельной установки забиты мешками с турецким горошком.

Миссия Йоссариана в этой поездке заключалась в том, чтобы отвлекать Орра: Орр не должен был знать, где Милоу покупает яйца, хотя Орр тоже состоял членом синдиката Милоу и, как каждый член синдиката, имел в в нем свой пай. Йоссариан считал свою миссию лишенной всякого смысла, ибо все знали, что Милоу покупает яйца на Мальте по семь центов за штуку, а продает их офицерским столовым, то есть своему синдикату, по пять центов за штуку.

— Не доверяю я ему, — задумчиво проговорил Милоу в самолете, кивнув затылком в сторону Орра, который ужом извивался на мешках с горошком, мучительно пытаясь заснуть. — Я могу заниматься покупкой яиц, только когда его нет поблизости, иначе он раскроет секрет моего бизнеса. Ну что еще вам непонятно?

Йоссариан сидел рядом с Милоу на месте второго пилота.

— Непонятно, почему вы покупаете яйца на Мальте семь центов за штуку, а продаете их по пять?

— Чтобы иметь прибыль.

— Но как вы ухитряетесь получить прибыль? Вы ведь теряете по два цента на каждом яйце.

— И все-таки я получаю прибыль — по три с четвертью цента с яйца, потому что продаю их по четыре с четвертью цента жителям Мальты. Потом я у них скупаю эти яйца по семь центов. Разумеется, прибыль получаю не я. Ее получает синдикат, и у каждого в нем свой пай.

Йоссариану показалось, что он начинает что-то понимать

— А жители, которым вы продаете яйца по четыре с четвертью цента за штуку, получают прибыль в размере по два и три четверти цента за яйцо, когда продают их вам обратно по семь центов за штуку. Правильно? Так почему бы вам не продавать яйца непосредственно самому себе и вовсе не иметь дела с этим народом?

— А потому, что я и есть тот самый народ, у которого я покупаю яйца, — объяснил Милоу. — Когда народ покупает у меня яйца, я получаю прибыль по три с четвертью цента за штуку. Таким образом, в итоге доход составляет шесть центов за яйцо. Продавая яйца офицерским столовым по пять центов, я теряю только по два цента на яйце. Вот так я и получаю прибыль — покупаю по семь центов за штуку и продаю по пять. Я плачу только по одному центу за яйцо в Сицилии.

— На Мальте, — поправил Йоссариан. — Ведь вы в покупаете яйца на Мальте, а не в Сицилии.

Милоу гордо усмехнулся.

— Я не покупаю яйца на Мальте, — признался он с нескрываемым удовольствием. Впервые при Йоссариане Милоу изменил своей обычной сверхсерьезности. — Купив яйца в Сицилии по центу за штуку, я затем тайно их переправляю на Мальту, но уже по четыре с половиной цента. С тем чтобы, когда спрос на Мальте возрастет, повысить цену до семи центов за штуку.

— А зачем вообще люди ездят на Мальту за яйцами, если они там так дороги?

— Потому что у людей так принято.

— А почему они не покупают в Сицилии?

— Потому что у людей так не принято.

— Ну теперь-то я действительно ничего не понимаю. Почему бы вам не продавать офицерским столовым яйца по семь центов за штуку, а не по пять?

— А зачем же я тогда буду нужен столовым? Купить яйца по семь центов каждый дурак сможет.

— А почему бы столовым не покупать яйца у вас прямо на Мальте по четыре с четвертью цента за штуку?

— Потому что так я им не продам.

— Но почему?

— Как же я бы тогда извлек прибыль? А так по крайней мере и мне кое-что перепадает, как посреднику.

— Стало быть, и к вашим рукам кое-что прилипает? — заявил Йоссариан.

— А как же иначе! В целом вся прибыль поступает в синдикат. А у каждого в нем пай. Понятно? В точности то же самое происходит с помидорчиками, которые я продал полковнику Кэткарту.

— Купил, — поправил его Йоссариан. — Ведь вы же не продали их полковнику Кэткарту и подполковнику Корну, а купили эти помидоры у них.

— Нет, продал, — поправил Милоу Йоссариана. — Я, выступая под вымышленной фамилией, выбросил помидоры на рынки Пьяносы, а полковник Кэткарт и подполковник Корн — тоже под вымышленными фамилиями — купили их у меня по четыре цента за штуку. Затем на следующий день они продали мне помидоры по пять центов за штуку, в результате они получили по центу с каждого помидора, я по три с половиной, и все остались довольны.

— Все, кроме синдиката. — усмехнувшись, заметил Йоссариан. — Синдикат платит по пять центов за каждый помидор, а он, оказывается, стоит всего-навсего полцента. Какая же тут выгода синдикату?

— То, что выгодно мне, то выгодно синдикату, — пояснил Милоу, — поскольку у каждого в нем свой пай. А в результате сделки с помидорами синдикат заручился поддержкой полковника Кэткарта и подполковника Корна. Разве бы они иначе разрешили мне такие полеты? Через пятнадцать минут мы сядем в Палермо, и вы увидите, какой мы сделаем бизнес.

— Не в Палермо, а на Мальте, — поправил Йоссариан. Ведь мы летим на Мальту, а не в Палермо.

— Нет, в Палермо, — ответил Милоу. — Там меня ждет экспортер цикория. Я должен повидаться с ним на минутку и договориться об отправке в Берн грибов, которые, правда, уже немножко прихвачены плесенью. — Милоу, как вам это все удается? — изумился Йоссариан. — Вы указываете в полетной карте один пункт, а сами отправляетесь в другой. Неужели диспетчеры ни разу не подняли шума?

— Они же члены синдиката! — сказал Милоу. — Они знают: что хорошо для синдиката, то хорошо для родины. На этом все держится. Поскольку диспетчеры тоже имеют свою долю, они обязаны делать для синдиката все, что в их силах.

— И у меня есть пай?

— У каждого свой пай.

— И у Орра пай?

— У каждого свой пай.

— И у Заморыша Джо? У него тоже пай?

— У каждого свой пай.

— Ну и дела, будь я проклят, — задумчиво протянул Йоссариан, на которого идея о всеобщем паевом участии в синдикате впервые произвела глубокое впечатление. Милоу обернулся, в глазах у него сверкнули озорные искорки.

— Послушайте, у меня есть хороший планчик, как надуть федеральное правительство на шесть тысяч долларов. Мы можем получить с вами по три тысячи на брата, абсолютно ничем не рискуя. Согласны?

— Нет!

Милоу взглянул на Йоссариана с глубокой признательностью.

— Именно за это я вас и люблю. Вы честный человек, Йоссариан. Вы единственный из моих знакомых, кому я верю безоговорочно. Позвольте мне почаще прибегать к вашей помощи. Вот почему, когда вчера в Катании вы бросились за этими двумя потаскухами, я был безмерно огорчен.

Йоссариан недоверчиво посмотрел на Милоу.

— Милоу, так вы ведь сами велели мне идти с ними. Вы что, забыли?

— Нет уж, увольте! Это не моя вина! — негодующе возразил Милоу. — Мне любым путем нужно было избавиться от Орра. В Палермо все будет иначе. Я хочу, чтобы, как только мы приземлимся, вы с Орром прямо с аэродрома ушли с девочками.

— С какими еще девочками?

— Я связался по радио и все устроил. Они будут вас ждать на аэродроме в лимузине. Отправляйтесь сразу, как только выйдете из самолета.

— Ничего не получится, — сказал Йоссариан, покачав головой. — Я пойду туда, где можно выспаться.

Милоу посинел от негодования. Его тонкий длинный нос судорожно затрепетал, точно бледное узкое пламя свечи, в отведенном ему господом пространстве между черными бровями и неровными рыжевато-оранжевыми усами.

— Йоссариан, не забывайте о своей миссии, — напомнил он торжественно.

— А пропади она пропадом, моя миссия, — устало отозвался Йоссариан. — И пусть туда же катится этот чертов синдикат вместе с моим паем.

Орру тоже хотелось спать, а не развлекаться, и поэтому он и Йоссариан поехали вместе с Милоу в город, где выяснилось, что и на сей раз в отеле для них нет места. Но, что гораздо важнее, оказалось, что Милоу — мэр города Палермо.

Неправдоподобный, поистине фантастический прием был оказан Милоу уже на аэродроме, где служащие, узнав Милоу, побросали свои дела и взирали на него с едва сдерживаемым обожанием и раболепством. Слухи о его прибытии уже проникли в город, и, когда все трое в маленьком открытом грузовике подъехали к окраинам города, их встретили веселые толпы. Йоссариан и Орр, онемев от удивления, испуганно жались к Милоу.

По мере того как грузовичок, замедляя ход, приближался к центру города, приветственные возгласы становились все громче. В этот день школьников специально отпустили с занятий, и принаряженные мальчуганы и девчушки стояли на тротуарах, размахивая флажками. Йоссариан и Орр начисто лишились дара речи. На улицах над радостно бурлящими толпами плыли огромные знамена с портретами Милоу. Милоу был изображен в потертой крестьянской блузе с высоким воротником. Его строгое лицо добропорядочного папаши выражало терпимость, мудрость и силу. Усы непокорно топорщились, а косящие глаза проницательно взирали на толпу. Свесившись из открытых окон, инвалиды посылали Милоу воздушные поцелуи. Из узких дверей своих лавок торговцы в фартуках с воодушевлением приветствовали Милоу. Гремели трубы. То там, то сям кто-то падал, и толпа затаптывала несчастного насмерть. Обезумевшие старухи, рыдая, лезли вперед, чтобы коснуться плеча Милоу или пожать ему руку. Среди этого волнующего празднества Милоу держался царственно великодушно. Не оставаясь в долгу, он элегантно делал народным массам ручкой и щедрыми пригоршнями разбрасывал сладкие, как трюфели, воздушные поцелуи. Стайка пылких юношей и девиц вырвалась из толпы и, взявшись за руки и блестя остекленевшими от обожания глазами, бежала за грузовиком, хрипло скандируя:

— Ми-лоу! Ми-лоу! Ми-лоу!

Теперь, когда его секрет выплыл наружу, Милоу стал держаться с Йоссарианом и Орром гораздо непринужденнее. Этого скромного от природы человека распирала гордость. Кровь прилила к его щекам. Милоу был избран мэром Палермо и близлежащих городов — Карина, Монреаля, Багерии, Термини-Имерезе, Кефали, Мистретты, а также Никозии, — и все потому, что он привез в Сицилию шотландское виски.

Йоссариан был потрясен.

— Неужели здесь так любят виски?

— Понятия о нем не имеют, — объяснил Милоу. — Шотландское виски — штука дорогая, а народ здесь очень бедный.

— Но если в Сицилии вообще не пьют виски, зачем ты его сюда импортируешь?

— Чтобы взвинтить цену. Я доставляю сюда виски с Мальты, чтобы с большей прибылью продать его себе или кому-нибудь другому. Я создал здесь целую новую отрасль промышленности. Сегодня Сицилия занимает третье место в мире по экспорту виски. Потому-то меня и избрали мэром.

— Раз уж ты такая большая шишка, может, ты нам достанешь номер в гостинице? — совсем не к месту устало проворчал Орр.

— Вот этим я и намерен сейчас заняться, — пообещал Милоу, и в голосе его послышалось раскаяние. — К сожалению, я забыл радировать заранее, чтобы вам забронировали номера. Пойдемте в мой кабинет, и я прямо сейчас поговорю с моим заместителем.

Кабинет Милоу находился в парикмахерской, а его заместителем оказался пухленький коротышка парикмахер. Сердечные приветствия пенились на его подобострастных губах так же обильно, как мыльная пена, которую он взбивал в чашечке, чтобы побрить Милоу.

— Ну, Витторио, — сказал Милоу, лениво развалившись в кресле. — Как вы тут без меня поживали?

— Очень плохо, синьор Милоу, очень плохо. Но теперь вы вернулись, и мы снова счастливы.

— Удивительно, какая уйма народу на улицах! Почему полны все отели?

— Да потому что много народу понаехало из других городов специально, чтобы увидеть вас, синьор Милоу. И еще потому, что приехали закупщики на аукцион артишоков.

Милоу взмахнул руками, как орел крыльями, и схватился за бритвенную кисточку Витторио.

— Что еще за артишоки? — спросил он.

— Артишоки, синьор Милоу? Артишоки — это очень вкусные овощи, их все любят. Пока вы здесь, вам обязательно надо попробовать артишоков, синьор Милоу. У нас растут лучшие в мире артишоки.

— В самом деле? — спросил Милоу. — А хорошо ли в нынешнем году идут артишоки?

— Я бы сказал, очень хорошо. Урожай был скверный.

— Вот как? — удивился Милоу и исчез. Он соскользнул с кресла с такой быстротой, что полосатая простыня, Прежде чем упасть на пол, несколько секунд хранила очертания его тела. Когда Йоссариан и Орр бросились за ним к дверям, Милоу уже не было и в помине.

— Следующий! — гаркнул заместитель мэра. — Кто следующий?

Йоссариан и Орр вышли из парикмахерской, не зная, куда себя девать. Покинутые Милоу, они пробирались сквозь веселые толпы в поисках ночлега. Йоссариан валился с ног от усталости. Голова его раскалывалась от тупой, одуряющей боли. К тому же его раздражал Орр, который раздобыл где-то два диких лесных яблока и шел, засунув их за щеки. Заметив это, Йоссариан заставил его выплюнуть дички. Затем Орр нашел где-то два лошадиных каштана и сунул их в рот. Но Йоссариан, заметив, что щеки у Орра опять раздулись, велел ему выплюнуть дички. Орр, ухмыльнувшись, ответил, что это не дички, а лошадиные каштаны и что они у него не во рту, а в руках. Но из того, что говорил ему Орр, Йоссариан не смог разобрать ни слова, потому что во рту Орра были лошадиные каштаны, которые он все-таки в конце концов выплюнул по настоянию Йоссариана.

В глазах Орра блеснули лукавые огоньки. Он потер лоб костяшками пальцев и хитро заржал.

— Помнишь ту девку? — спросил он сквозь смех. — Ты помнишь ту девку в Риме, которая лупила меня туфлей по башке?

Он выжидающе глядел на Йоссариана. Когда Йоссариан наконец осторожно кивнул головой, Орр продолжал:

— Разреши мне засунуть каштаны в рот, и я расскажу тебе, за что она меня била. Идет?

Йоссариан утвердительно кивнул, и Орр поведал ему фантастическую историю, почему девка в публичном доме, где жила подружка лейтенанта Нейтли, била его туфлей по голове, но Йоссариан не понял ни единого слова: рот у Орра был набит лошадиными каштанами. Поняв, что Орр его провел, Йоссариан зло рассмеялся.

Когда наступил вечер, им пришлось довольствоваться скверным обедом в грязном ресторане, после чего они добрались до аэродрома с попутной машиной и улеглись спать на холодном металлическом полу самолета, ворочаясь, дергаясь и мучительно стеная во сне. Не прошло и двух часов, как водители грузовиков начали с грохотом загружать самолет ящиками с артишоками и вытурили Йоссариана с Орром из машины. Пошел проливной дождь, и, когда погрузка кончилась, они промокли до нитки. Потом они снова втиснулись в самолет и свернулись клубочками на ящиках с артишоками, как анчоусы в консервной банке. Потом ящики запрыгали: это ни свет ни заря Милоу погнал самолет в Неаполь, чтобы поменять артишоки на палочки корицы, ваниль, гвоздику и стручки перца. Весь этот товар он перебросил в тот же день обратно на Мальту, где, как выяснилось, он был заместителем генерал-губернатора.

В гостинице на Мальте номера для них тоже не оказалось. Зато на Мальте Милоу величали сэром майором Милоу Миндербиндером и в резиденции генерал-губернатора ему отвели гигантских размеров кабинет. Посередине кабинета стоял огромный стол красного дерева. На стене, облицованной дубовыми панелями, между скрещенными британскими знаменами висела бросавшаяся в глаза фотография сэра майора Милоу Миндербиндера в форме королевских валийских фузильеров. На фотографии у Милоу был колюче-пронзительный взгляд, побритые в ниточку усы и как будто высеченный из камня подбородок. Оказалось, что здесь Милоу произвели в рыцари и пожаловали чин майора королевских валийских фузильеров, а также назначили заместителем генерал-губернатора Мальты в знак признания его исключительных заслуг в деле торговли яйцами. Милоу великодушно позволил Йоссариану и Орру провести ночь на ковре в кабинете, но, едва он ушел, появился часовой в полном боевом снаряжении и, тыча им в спину острием штыка, выгнал Йоссариана и Орра на улицу. Падая от усталости, они добрались до аэродрома в такси, причем нахальный водитель содрал с них втридорога. Спать им пришлось снова в самолете, на сей раз загруженном потертыми джутовыми мешками, из которых сыпались какао и кофе нового урожая, источавшие одуряющий запах. Почувствовав приступ тошноты, Йоссариан и Орр сломя голову выскочили наружу и облевали шасси.

Утро началось с того, что прикатил Милоу, свеженький, как огурчик, и взял курс на Оран, где для них снова не оказалось номера в гостинице и где, как выяснилось, Милоу был вице-шахом. Здесь в распоряжение Милоу были представлены обширные покои в розовом, как лососина, дворце, но Йоссариану и Орру даже не разрешили переступить порог дворца, поскольку они были христианами и, следовательно, неверными. У ворот их остановили циклопического роста стражники с кривыми саблями наголо и прогнали прочь.

Орр, видимо, простудился: он сопел и шмыгал носом. Широкая спина Йоссариана ссутулилась и ныла от усталости. Йоссариану хотелось бы свернуть Милоу шею, но, поскольку тот как-никак был вице-шахом Орана, его персона была священна. Как оказалось, Милоу был не только вице-шахом Орана, но и калифом Багдада, имамом Дамаска и шейхом Аравии. Милоу был богом урожая и богом дождя в глухих отсталых уголках, где невежественные суеверные люди еще поклонялись столь жестоким богам. А в дебрях африканских джунглей, сообщил им Милоу с присущей ему скромностью, можно было обнаружить даже каменных идолов с усатым ликом, возвышавшихся над примитивным каменным алтарем, красным от человеческой крови. Где бы Милоу ни появился, повсюду его встречали с почестями, и триумфальные овации следовали одна за другой. Они снова пересекли Средний Восток в обратном направлении и вернулись в Каир, где Милоу по спекулятивным ценам скупил все имевшиеся на рынке запасы хлопка, которые не хотел брать ни один человек в мире. Этой операцией Милоу сразу же поставил себя на грань финансовой катастрофы.

В Каире наконец для Йоссариана и Орра в отеле нашлись номера с мягкими постелями, взбитыми пуховыми подушками и чистыми хрустящими простынями, а также шкафом с вешалками для одежды и ванной. Йоссариан и Орр до красноты напарились в дымящейся ванне и вышли вместе с Милоу из отеля, чтобы выпить по коктейлю и съесть филе «миньон» в отличном ресторанчике, где в вестибюле стоял биржевой телетайп. Когда Милоу осведомлялся у метрдотеля, что это за аппарат, телетайп как раз выстукивал биржевой курс хлопка. Милоу и не подозревал, что на свете существуют столь прекрасные аппараты.

— В самом деле? — спросил он, когда метрдотель закончил свои пояснения. — И почем же нынче египетский хлопок?

Метрдотель назвал цифру, и Милоу закупил весь урожай.

Но Йоссариана напугали не столько закупки египетского хлопка, сколько связки незрелых красных бананов, которые во время их прогулки по городу Милоу обнаружил на местном рынке. И страх оказался не напрасным. Вскоре после полуночи, когда Йоссариан беспробудно спал, Милоу растолкал его и сунул ему очищенный банан. Рыдания подступили к горлу Йоссариана.

— Попробуйте-ка, — настаивал Милоу, тыча бананом в лицо Йоссариана, искаженное страдальческой гримасой.

— Вы мерзавец, Милоу, — застонал Йоссариан. — Дайте мне хоть немного поспать.

— Съешьте и скажите, как они на вкус, — упорствовал Милоу. — И не говорите Орру, что я вас угощал бесплатно. С него я возьму два пиастра.

Йоссариан покорно съел банан и, сказав Милоу, что бананы хороши, смежил веки, но Милоу снова растолкал его и приказал одеваться как можно скорее, чтобы немедленно лететь на Пьяносу.

— Сейчас вам с Орром придется погрузить бананы в самолет, — объяснил Милоу. — Мне сказали, что при погрузке надо остерегаться пауков.

— Слушайте, Милоу, а почему нельзя подождать до утра? Должен же я хоть немного выспаться.

— Поскольку бананы быстро портятся, мы не можем терять ни минуты. Только подумайте, как обрадуются ребята в эскадрилье, когда получат к столу бананы.

Но ребята в эскадрилье так и не увидели ни одного банана, ибо оказалось, что бананы хорошо шли в Стамбуле, а семена тмина по дешевке продавались в Бейруте, и, сбыв бананы, Милоу ринулся с тмином на борту в Бенгази. Когда шесть дней спустя, по окончании отпуска Орра, они высунув языки от усталости вернулись на Пьяносу с грузом первоклассных яиц из Сицилии, Милоу, заявив, что яйца из Египта, продал их в офицерскую столовую всего лишь по четыре цента за штуку. Почему так дешево? А для того, чтобы весь командный состав, входящий в синдикат, стал умолять Милоу как можно скорее отправиться в Каир, приобрести незрелые красные бананы, продать их в Турции, а взамен закупить тминное семя, которое пользуется спросом в Бенгази. И в результате каждый должен был получить свою долю.