"Приключения-85" - читать интересную книгу автора

ПУТЬ В ПОТЕМКАХ. ВЕРШИКОВА

Она уже не плакала. Бледная, с отеками под глазами, с сухим опустошенным взглядом, равнодушная ко всему окружающему. Модное нарядное платье измято, волосы растрепаны.

— Закурить не найдется? — Голос хриплый, чужой.

Я полез в портфель. Тусклый свет слабой лампочки рассеивался в крохотном, без окон, кабинете. Стол прибит к полу, стул и табурет по обе стороны от него тоже прихвачены металлическими уголками. Под высоким потолком лениво вращались лопасти вентилятора, натужно гудел мотор в черном отверстии вытяжной системы. Они включались автоматически, одновременно с электрическим освещением.

Не помогало. Воздух оставался душным, накрепко пропитанным до кислоты застарелым запахом дыма тысяч папирос и сигарет. Их курили взвинченные, издерганные оперативники и усталые следователи, угощали людей, сидящих напротив, — без этого устоявшегося ритуала не обходится почти ни один допрос. Глубоко затягивались подозреваемые, облегчившие душу признанием, нервно глотали дым те, кто был «в отрицаловке». Хотя это и шаблонно, но маленький, начиненный табаком бумажный цилиндрик очень часто оказывал растормаживающее действие и способствовал установлению взаимопонимания.

Я не курил, но всегда носил для подследственных дешевые крепкие папиросы.

— Сколько мне дадут?

Обычно это спрашивают на первом же допросе. И отвечать приходится каждый раз одно и то же.

— Не знаю. Суд решит.

— Суд, суд! Вы же заодно все! Как следователь напишет, так суд и заштампует!

— Это вас соседки по камере научили?

— А хотя бы! Не все же такие дуры, как я!

— Ну-ну... Только не советую у них учиться. Такая «наука» обычно боком выходит!

— А что же вы мне посоветуете? — Вершикова заметно успокоилась и подобралась. — Рассказывать чистую правду? Ладно, расскажу!

Она с силой выпустила тонкую струйку дыма.

— Полез он ко мне! Хватать за разные места начал, платье срывал... Я от него побежала, глядь — на стене кортик висит... Схватила, выставила не подходи! А он налетел с разбегу...

Такое объяснение ставило все на свои места. Но... Во-первых, оно запоздало на два дня. В деле появились показания Кобульяна, и то, что раньше не вызывало бы никаких сомнений, теперь воспринималось несколько в другом свете. А во-вторых, мне не понравилось, как Вершикова говорила: слишком расчетливо. Не понравилась резкая смена занимаемой позиции и настроения. И самое главное — не понравилось, что названный ею мотив, такой удобный, обтекаемый и подходящий к ситуации, Золотов уже пытался исподволь подсунуть следствию...

— Почему же вы сразу об этом не рассказали?

— Не знаю, — глядя в сторону, ответила она. — Да и какая разница когда?

— Действительно никакой. Вы в любой момент можете изменять показания и даже не несете ответственности за лжесвидетельство. Знаете почему?

Вершикова слушала внимательно.

— Потому что ложь — одна из форм защиты. А закон предоставляет подозреваемому право защищаться любыми способами.

— И зачем вы мне это сообщаете?

— Но лучше все-таки говорить правду, — я пропустил ее реплику мимо ушей. — Это не нравоучения, не назидания и не моралистика. Все подследственные сами приходят к такому выводу рано или поздно. Лучше раньше.

— Сейчас я рассказала все как было!

Я молча смотрел на нее, и она не отводила взгляда, в котором отчетливо читался вызов.

— Ну, хорошо. Тогда объясните, пожалуйста, как вам удалось нанести такой удар? — Я положил на стол протокол допроса судмедэксперта.

Читала Вершикова долго, и на лице ее отражалась растерянность.

— Ну, что скажете?

— Не знаю, не помню... Налетел с разбегу... А как все получилось, не могу сказать...

— Придется проверять! Что такое следственный эксперимент, знаете?

— Проверяйте, — упавшим голосом сказала она.

Вершиковой было двадцать два года. Уроженка сельской местности, после окончания школы приехала в областной центр с мечтой поступить в училище искусств. Попытка окончилась неудачей, но домой она не вернулась — сняла угол на окраине и устроилась в парикмахерскую кассиром. Пять лет спустя в ней уже нельзя было узнать прежнюю скромную деревенскую девочку.

Работала маникюрщицей, имела «своих» клиентов, обзавелась обширными связями среди «нужных» и «деловых» людей. Жила на широкую ногу, переехала в изолированную квартиру в центре. Обилие и разнообразие нарядов в ее гардеробе явно не соответствовало скромной зарплате.

— Скажите, Вершикова, за что вас привлекали к уголовной ответственности год назад?

— Никто меня не привлекал, — с оттенком оскорбленности ответила она. — Подозревали в спекуляции, потом разобрались, что ошиблись.

— Давно ли вы знаете Золотова?

— Не очень. Месяц-два.

В голосе чувствовалось напряжение.

— А у меня складывается впечатление, что вы знакомы гораздо дольше. Около двух лет.

— Почему это? Нет, вовсе нет! — Она говорила чуть быстрее, чем требовала ситуация.

— И что вы можете сказать о нем?

— Да что вы ко мне пристали! Ничего я вам больше не скажу! Слышите, ничего!

— Отчего же? Вопрос вам неприятен?

— Отстаньте наконец! Хватит! Я устала! — Закрыв лицо руками, Вершикова разрыдалась.

Продолжать допрос не имело смысла.