"Приключения-85" - читать интересную книгу автора

«Не отдадим Подкарпатье ни внутренним, ни чужеземным фашистам!»

Клемент Готвальд встретился с группой депутатов-коммунистов чехословацкого парламента. Среди них был и Олекса.

— Приближается, — сказал Готвальд, — особый день. Помните?

— Конечно! — ответили ему. — 7 ноября!

— По недомыслию или чтобы бросить вызов, буржуазное правительство решило, что Национальное собрание будет заседать как обычно. Понимаете?

— Редкая возможность.

Его поняли сразу.

— Вот именно! Кому поручим выступать в палате депутатов?

— Товарищу Олексе!

— Пусть говорит от имени всех нас.

Олекса с трудом, но добился слова на заседании палаты депутатов Национального собрания Чехословакии. В этот день председательствовал Бенеш. Он делал вид, что выступление депутата-коммуниста его не интересует. Олекса говорил вот о чем:

— Свои первые слова с этой трибуны посвящу вопросам внешней политики, которые касаются восточной части республики. Но перед тем, как перейти к этим вопросам, позволю себе от имени трудящихся Подкарпатья передать братский привет трудящимся Советского Союза, особенно трудящимся Советской Украины, которые сегодня отмечают 18-ю годовщину своего победоносного Октября.

Сегодня на улицах Киева, Харькова участвуют в демонстрациях сотни, тысячи, миллионы трудящихся, с радостью подводят они итоги успехам, которых достигли на пути социалистического строительства. А эти успехи немалые...

Среди реакционных депутатов, — а их большинство — поднялся шквал возмущения, свист, выкрики: «Долой!», «Агент Москвы!»

В ложе прессы улыбался Фучик. Он приподнялся, крикнул:

— Молодец, Олекса!

— ...Трудящиеся массы Подкарпатья радостно приветствовали тот факт, что чехословацкое правительство изменило свою предыдущую политику по отношению к Советскому Союзу, установило с ним отношения и заключило пакт о взаимопомощи...

Доктор Бенеш опустил голову и отвел глаза — напоминание было ему неприятно.

— ...Трудовой народ Подкарпатья не хочет войны, не хочет фашизма, он хочет свободы! Поэтому обращаюсь в адрес правительства: в интересах укрепления позиций мира в таком важном районе, как Подкарпатье, требую, чтобы правительство установило равноправие народа Подкарпатья...

Шум и крики в зале усилились.

— ...Все трудящиеся Подкарпатья, все организации, которые действительно хотят бороться против фашизма, за улучшение жизни трудового народа Подкарпатья, должны еще теснее объединяться в один могучий народный фронт. Потому что только могучим фронтом могут они отразить опасность фашизма, опасность войны.

Завершение речи товарища Олексы горстка депутатов-коммунистов встретила аплодисментами, реакционеры — злобными выкриками.

В перерыве между заседаниями Юлиус отыскал Олексу, хлопнул его по плечу.

— Ты прекрасно выступал, Олекса!

— Спасибо, Юлек!

— Слушай, ты ведь приехал в Прагу с Сиреной? Так?

— Да, упросила-таки взять с собой.

— Вечером мы с Густой ждем вас.

...Юлиус, Сирена, Олекса сидели за празднично накрытым столом. Густа разливала чай.

— Честное слово, Олекса, ты здорово сказал! — вернулся к событиям дня Юлиус. — Попомни мои слова — эта банда политических двурушников в решающие дни предаст и продаст народ, родину...

— Ты прав, Юлек. Положение с каждым часом становится все напряженнее. Республика и жизнь народа в опасности — это должен понять каждый честный человек... И помощь к нам может прийти только с Востока!

— Знают ли там, в СССР, о грозящей опасности? — спросила Сирена.

— Знают, — уверенно ответил Юлиус. — Мне не раз приходилось там слышать песню... — Он тихо напел мотив:

— Если завтра война... — с грустью спросила Густа, — что нам предстоит?

— Борьба, — твердо ответил Юлиус, — до победы!

— Тяжкой эта борьба будет, — сказал Олекса. — Знаешь ли ты, Юлек, что фашисты поспешно наводняют Закарпатье своей агентурой? Торопятся, действуют почти открыто, нагло, сколачивают националистические банды, запасают оружие... Пойми меня правильно. Я не страшусь ни борьбы, ни даже смерти. Если мне скажут: «Пойди и умри за наше дело», я пойду и умру. Но принесет ли моя гибель пользу, устоит ли наше дело, если мы — ты, я, Сирена, Густа, все другие наши товарищи — погибнем?

Юлиус долго молчал. Наконец сказал, как глубоко продуманное:

— Смерть — удел человека, но не великого дела, в которое верят миллионы. Наше дело нельзя ни задушить, ни расстрелять!