Ермакова Мария Александровна Странствия Варлафа

— Гляди! — заявил Макс с порога, даже не снимая куртки, — Мне ребята принесли — графика отпад!

Он помахал перед моим носом коробкой с диском. Название игры в этом мельтешении я не смогла прочесть.

Из спальни, потягиваясь и зевая, вышел Демон. Подойдя к Максиму, вознамерился подрать когти об его джинсы.

— Не смей! — предупредил тот и, наконец, отдал диск мне, присел на корточки, чтобы отцепить упрямого кота от своих штанов.

Тот балдел, полузакрыв глаза — эта процедура повторялась с некоторых пор каждый раз, когда Максим приходил домой. Напрасно мой любимый мужчина обещал выдрать коту все когти (можно было подумать, что их у него больше восемнадцати!), оторвать уши, или запереть его на балконе — Демон понимал, это лишь пустые угрозы. Думаю, тот, кто отважился бы привести их в действие, прожил бы недолго. Инвалидом.

Я разглядывала красочно оформленную коробку. На ней, в глухом лесу, в окружении орков, ведьм и колдунов в островерхих шляпах был изображен крепкий лысый мужчина с огромной серьгой в ухе. В руках он держал нечто вроде косы, чье лезвие к тому же было усыпано шипами, а из одежды на нем были лишь кожаные штаны, заправленные в высокие сапоги, и множество браслетов на руках. На обороте было написано, что сей брутальный тип есть не кто иной, как знаменитый воин Варлаф, чей путь, усеянный трупами врагов, пролегает через неведомую и полную опасностей Улльскую долину. Типичная RPG. Я такие игры обожала. Иногда, уложив Катенка спать, играла до двух, а то и трех часов ночи, а утром яростно накладывала маски под глаза — чтобы уменьшить синяки. Но последний год ночами я спала не одна, и это, должно быть, удерживало меня от компьютерных безумств.

— Я читала про нее в Сети, — сказала я. — Все просто кипятком писают — и графика, мол, и музыка. Хотя сюжет — типичный.

Я старалась говорить спокойно, но в ладонях уже ощущался некий зуд — хотелось тут же проинсталлировать игру и отправиться в долгое путешествие с этим самым Варлафом.

Максим перестал отдирать кота, и взглянул на меня снизу вверх.

— Узнаю этот блеск в глазах! — грустно констатировал он, хотя у самого глаза горели точно так же. — Наркотическая зависимость от компьютера!

Он снял ботинки и куртку, и поднялся, делая вид, что больше не обращает на кота никакого внимания.

— Когда за Катькой идти? — спросил он.

— Сегодня ее Игорь заберет. Поведет в музей Дарвина — дохлых зверушек смотреть.

— Вот и славно! Давай-ка диск поставим, а?

— Эх, ты! — я рассмеялась и потянулась к нему, чтобы поцеловать, — Наркотическая зависимость…

Мы торопливо поцеловались и рысью проследовали к компьютеру. Обиженный кот, мяукнув, отцепился, но тут же поскакал вперед нас, одним прыжком взлетел на монитор, и улегся там, свесив голову вниз. Он знал, что сейчас по экрану забегают маленькие человечки, которых так увлекательно ловить лапой. Играть в этом случае становилось невозможно, но я терпела, потому что любила от всего сердца сиамскую тварь, ошибочно прозванную котом! Потому и не покупала ЖК-монитор, что не хотела лишать его этого удовольствия.

Макс включил компьютер. Пока шла загрузка, принес мне стул с кухни, и мы сели рядом, бок о бок, ощущая тепло друг друга. Я потерлась щекой о его плечо, а он поцеловал меня в макушку — идиллия! Нам, и правда, было хорошо вместе. Впервые за последние пять или шесть лет я ощущала в душе покой, и мне не хотелось проживать дни, торопя течение времени, а хотелось наслаждаться каждой секундой, наполненной лаской и любовью этого человека, так неожиданно и драматично появившегося в моей жизни.

Катенок сегодня занимался в изостудии. Я отвела ее к двенадцати, и должна была забирать в три — их группа собиралась выйти на природу и рисовать с натуры уже желтеющие листья. Но вечером в пятницу — то есть вчера — позвонил мой бывший муж. С тех пор, как он вернулся к нормальной жизни, он старался видеться с Катькой как можно чаще. Теперь все субботы она проводила с ним — не без пользы, надо сказать, ибо Игорь был очень образованным и интересным человеком. Если у него получалось, он встречался с ней на неделе — забирал из школы и привозил домой. И, как правило, оставался на ужин. Мне было странно видеть за столом двух этих мужчин — бывшего мужа и настоящего. Но они вполне ладили друг с другом, а Катька, щедро одаренная вниманием обоих, просто расцветала на глазах.

Тем временем на экране вновь мелькнул лысый здоровяк, а затем появился лес, полный нечисти, и меню игры. Готические буквы шрифта начинали пылать зеленоватым недобрым светом, едва на них попадал курсор, изображенный в виде шипастой булавы. Твари на рисунке тоже, оказывается, шевелились, если курсор задевал их. Ну, если в меню царит такая красота, что же будет в игре!

— Супер! — сказал Макс. — Это самое красивое оформление, которое я когда-либо видел. Какой уровень ставить?

— Средний. Поменять там можно будет? А то вдруг все эти красочные монстры меня замочат с первого раза.

— Не тебя, а Варлафа! Экий, однако, красавЕц! Давай, выбирай ему амуницию. Вот первоначальный инвентарь…

— Плавки, — хихикнула я, — и большой, длинный… меч! Есть там такое?

— Там — нету! — нахмурился Максим и потянулся ко мне, — А вот здесь… Черт!

— Что?

— Времени мало. У меня через час тренировка. Меч я тебе потом покажу, а сейчас давай игру загрузим — хоть начало увижу!

— Наркотическая зависимость! — мстительно проблеяла я. — Давай, загружай!

На экране поплыли разноцветные всполохи, затем мутное изображение, становящееся все более четким. Глазам предстала темная комната с обстановкой непонятной эпохи — сплошная эклектика! В кресле — тяжелом, малиновом, покоящемся на ножках с львиными головами — сидел некто в плаще с капюшоном. Лицо его, как водится, было закрыто. Тут изображение переместилось. Я увидела мощную грудную клетку, густо поросшую черным волосом, затем рельефные руки — камера двигалась вокруг, по спирали снизу вверх, не показывая лица — крепкую шею, переходящую в лысый затылок. Шварц отдыхал рядом с этим Варлафом. Уж не знаю, существовал ли реальный персонаж, с которого делали героя, или он был полностью созданием воспаленного мозга программиста, но он был хорош! Изображение не позволяло понять — актер это или оцифрованная личность, но передавало мельчайшие детали. Я разглядела даже маленькую татуировку в виде солнца, луны и трех звезд на тыльной стороне его левой ладони. Камера, наконец, завершила свой бег, и приблизилась к его лицу. Красавцем знаменитый воин не был. У него были тяжелые, крупные черты лица. Кожа оказалась покрытой оспинами, через щеку пролегал багровый шрам, а глаза — темные, глубокие, были сощурены то ли недоверчиво, то ли насмешливо. Несомненно, этот «герой» мог восприниматься только с приставкой «анти». Впрочем, это должно было придать игре очарования!

— Класс! — сказал Максим. — Ты посмотри, какая детализация! Ну-ка, какое разрешение?

И началось! Сначала выставить то, затем это, видеорегулировка, аудио — терпеть моих сил больше не было.

— На тренировку опоздаешь, — вскользь заметила я.

Макс закончил регулировать опции и перезапустил игру. Снова появилась комната и двое, застывшие в напряженном молчании.

— Я правильно понимаю, уважаемый, — раздался хриплый голос Варлафа, — вы хотите, чтобы я пересек Улльскую долину, и доставил вот этот амулет — он поднял руку, в которой болтался на шнурке кожаный мешочек, — к МЕСТУ, ОТКУДА НИКТО НЕ ВОЗВРАЩАЛСЯ?

— Именно так, — спокойно подтвердил сидящий.

Его голос явно принадлежал немолодому человеку.

— Те, кого я отправил разведать дорогу, исчезли. Вестей от них нет. А мне важно, чтобы амулет оказался там в определенное время. У твоих предшественников была фора. У тебя ее нет — придется идти быстро, но за это я тоже плачу.

— Ты сулишь много денег, — заметил воин, покачивая амулетом. — Но Улльская долина — это Улльская долина. Я слышал, как ее называли Долиной Проклятых, Мертвой землей и Прибежищем Черных Богов. Так что же еще я могу получить от такого могущественного мага, как ты?

— А чего ты хочешь?

— Почему бы мне не попробовать тоже стать магом? — заметил Варлаф. — Ты ведь можешь научить меня заклинаниям?

Сидящий задумался.

— Пожалуй, — ответил он, наконец. — Я могу дать тебе способность к обучению. А заклинаниям ты будешь учиться в пути. А вот какие это будут заклинания, будет зависеть от твоего поведения. Давай сделаем так — я плачу тебе 1/3 золотом и дарю способность учиться магии, и — для начала — парочку легких заклинаний. Это аванс. На протяжении твоего пути я буду наблюдать за тобой — чтобы тебе не пришло в голову скрыться с амулетом, продать его кому-нибудь или просто выбросить в кусты — и если ты будешь вести себя правильно, я буду учить тебя дальше. Как только амулет окажется в названном Месте, ты получишь столько знаний, сколько тебе хватит до конца жизни, чтобы оставаться здоровым, богатым и благополучным. Этого я уже не смогу у тебя отнять. Но до того момента любой твой неправильный поступок может привести к тому, что я отберу у тебя все данные прежде умения, и тебе придется полагаться только на свой меч.

— А как я узнаю, правильно или нет я поступаю? — удивился воин.

Сидящий молча пожал плечами.

Варлаф думал, подбрасывая амулет в руке.

— Ты согласен? — проскрипел его собеседник. — Время уходит…

— Согласен! — Варлаф затянул шнурок на шее и поправил амулет — теперь тот висел на его могучей груди. — Давай, маг, учи меня…

Сидящий поднял руку, и на экране появилось меню, из которого можно было выбрать два из четырех предоставленных заклинаний: герой мог видеть врагов на расстоянии, и обходить их, не сталкиваясь с ними; или лечить незначительные раны; или распознавать попадающиеся на пути травы, ягоды, фрукты, которые могли не только насыщать, но и временно поднимать его характеристики; или обходиться долгое время без сна, безо всякого для себя ущерба.

— Выбирай, — сказал Макс, и поднялся с сожалением. — Знаю, будешь играть без меня! Но когда я приду…

— Когда ты придешь, — засмеялась я, — я играть не буду! Ты ведь обещал мне кое-что, помнишь?

Максим расплылся в улыбке и пошел одеваться. Кот спрыгнул с монитора и потрусил за ним — кроме всего прочего он всегда мешал ему завязывать шнурки, начиная их жевать. В прихожей послышалась возня, очередные обещания кровавой расправы, затем я услышала, как хлопнула дверь, и в квартире стало тихо. Довольный Демон вернулся, снова залез на монитор, свернулся калачиком и задремал.

Из предложенных умений я выбрала лечение и отсутствие сна, здраво рассудив, что раз Варлаф — воин, то от встречи с врагами он уклоняться не должен. Кроме того, за убитых врагов давалась экспа, а это повышало его характеристики — следовательно, травы, ягоды и фрукты могли подождать. И, второе, раз работодатель заявляет, что времени в обрез, герой должен идти быстро, не отвлекаясь на сон и отдых.

После ввода новых характеристик ролик продолжился.

— Что ж… — сказал тип в капюшоне, — ты можешь отправляться. Удачи тебе. И помни — ты не имеешь права отдавать амулет вплоть до прибытия на место! Только там ты можешь передать его… тому, кто будет ожидать тебя.

— Это кому же? — удивился Варлаф.

— Ты поймешь это сам. А сейчас приготовься — властью, данной мне, я перенесу тебя в Октоберский лес — это на границе с Долиной. Ты готов к долгому путешествию, Варлаф?

Сидящий резко наклонился вперед. Капюшон колыхнулся, и на мгновение из-под него глянули яркие живые глаза. Я вздрогнула — мне показалось, что он посмотрел не на Варлафа, а прямо на меня. Да уж, графика этой игры потрясала. До дрожи!

Пока загружался первый уровень — а грузился он долго! — я успела заварить себе чаю и зажечь свечку перед иконами в спальне (люблю, когда в доме горит живой огонь!).

Когда я вновь устроилась перед монитором, уровень еще догружался. Шкала загрузки представляла собой гигантского, свернувшегося кольцами змея с рубиновыми глазами, шкура которого по мере загрузки данных меняла цвет с темно-зеленого на радужный. Это было так красиво, что я застыла перед экраном с пачкой печенья в одной руке и чашкой горячего чая в другой. Любуясь переливами змеиной шкуры, я краем глаза заметила, что Демон внезапно широко открыл глаза и навострил уши.

Змеиные кольца шевельнулись. По экрану пошли помехи, и изображение исчезло. Вместо него заполыхали зеленым и красным красиво очерченные буквы: «Программа выполнила недопустимую операцию и будет закрыта. Для перезагрузки следует нажать клавишу «RESET». Я возмущенно уставилась на экран. Диск, что ли, кривой? Вот ненавижу это — перезагружать компьютер, снова включать игру, и второй раз смотреть видеоролик. Хотя — Макс прав — с такой детализацией можно и посмотреть повторно!

Положив печенье на колени, я нагнулась, и пошарила под столом, нащупывая нужную клавишу. В следующее мгновение свет померк. Страшная боль пронзила мою бедную голову, горячий чай пролился на колени, но я ничего не могла с этим поделать. Какая-то сила подняла меня со стула, и со всего размаха ударила о монитор. Последнее, что я помню, перед тем, как потеряла сознание, это ощущение стальных когтей, намертво вцепившихся в мои плечи. А затем стало темно.

Мне было больно, холодно и мокро. Но не это привело меня в сознание. В хаос мыслей, тошноты и дрожи вторгся громкий до непристойности звук — что-то большое шумно лакало воду. Рядом.

Я осторожно открыла один глаз. Затем второй. Надо мной склонились темные кроны деревьев — то ли дубы, то ли липы, не поймешь! Стараясь не шевелиться, я отчаянно скосила глаза в ту сторону, откуда слышалось чавканье. Там, среди стволов, буйно разрослись кусты, покрытые красивыми синими цветами, а за ними явственно слышалось журчание ручейка.

Я подняла руку, измазанную в грязи, и с силой постучала себя по голове. Вот тебе и «наркотическая зависимость» — галлюцинирую наяву!.. Однако ничего не изменилось. Лес шумел, однообразно пели птички, и, глядя на равномерно окрашенное сиреневым небо, я никак не могла сообразить — какое сейчас время суток?

Решительно проморгавшись (что, впрочем, тоже не рассеяло морок), я села, и обнаружила себя посередине зеленой лужайки, сочащейся влагой. Рядом валялась так и не открытая пачка печенья, а в чашке, стоящей чуть поодаль, продолжал дымиться чай. Точнее, та его половина, которая не пролилась на мои колени. Мои зубы, оказывается, все это время выбивали мелкую дрожь, потому что спортивный костюм, в котором я ходила дома, промок насквозь, в мокасинах хлюпала вода, а погода здесь стояла не летняя. Похоже, та же осень, что и в Москве. Стоп! А где я, собственно? И как сюда попала? Нервно вытерев руки об траву, я подползла на четвереньках к чашке, и залпом выпила чай. Затем жадно схватила пачку печенья, и трепетно прижала к груди — кажется, это была единственная доступная мне здесь еда. Но где это — здесь? Мое внимание привлекла неожиданная тишина. НЕКТО перестал лакать воду. Мне стало не по себе. Я заозиралась, ожидая услышать треск ветвей под тяжелыми шагами, но вместо этого наткнулась на взгляд двух красных глаз, загоревшихся под сенью кустов. Что бы это ни было, я должна была взять себя в руки! Я постаралась выровнять дыхание и вызвать перед глазами строчки заклинания защитного поля. Пока я не пойму — где я и что со мной, не стоит применять грубую силу. Даже против явных хищников! Я произнесла заклинание, сделала необходимые пассы одной рукой (в другой было печенье), и открыла глаза. Все осталось, как было — ни следа защитного поля вокруг меня. В этом мире моя магия не работала! Мне казалось, что я и так уже достаточно замерзла, но от ужаса осознанного я буквально покрылась инеем. Красные глаза моргнули и двинулись в мою сторону. Я вскочила и завизжала. Так же, как Катька, увидевшая однажды таракана под микроскопом. На поляну, потягиваясь, выпрыгнуло гибкое бежево-черное тело. Я перестала визжать, и села обратно в грязь. «Явный хищник» представлял собой животное метров двух в длину и полторы в холке. У него были длинные тонкие лапы, еще более длинный хвост, закинутый на спину и закрученный колечками, тонкие, широко посаженные уши, повернутые сейчас в мою сторону, и морда, похожая на морду пумы-переростка. Голова, уши, лапы и хвост были угольно черными — вот отчего так ярко выделялись на морде горящие красные глаза без зрачков! Из-под верхней губы торчали желтоватые кривые клыки. Существо двигалось легко, раскачиваясь на своих тонких ногах, словно на качелях, и в мгновение ока оказалось рядом со мной. Здесь оно село рядом, боднуло меня головой, и издало хриплое рычание, отдаленно напомнившее мне…

— Мама дорогая! — пробормотала я. — Демон, это ты?

Существо низко завыло и кивнуло головой.

Я прижала печенье покрепче и снова потеряла сознание.

Нечто ужасно шершавое настойчиво драило мой нос. Нос согрелся и загорелся, и это, в очередной раз, привело меня в чувство. Тварь, которая когда-то была моим котом, старательно облизывала мое лицо, издавая при этом глухое ворчание. Я оттолкнула ее лобастую голову и решительно встала. Демон ощерился всей своей пастью — радовался, должно быть, что я в порядке. Но от этого зрелища я чуть снова не ушла в небытие. Так! Со мной что-то случилось. И пока я не встречу кого-нибудь, с кем можно было бы поговорить, выводы делать рано. Задача номер один — обсохнуть, номер два — поесть. Номер три — решить, в какую сторону двигаться. Что там у нас в инвентори? Я пошарила по карманам — в одном — вот удача! — обнаружилась зажигалка, при помощи которой я зажигала свечу в спальне. Катькин грязный носовой платок лежал в другом кармане. И пачка печенья. Не густо! Но, по крайней мере, рядом со мной верный товарищ, пусть и несколько гипертрофированный. Уж наверняка лесные разбойники мне не грозят! Существо ощерилось еще больше и энергично закивало головой.

— Ты читаешь мои мысли? — вслух спросила я.

Демон снова кивнул. Я видела, как под его шкурой перекатываются тугие мышцы — жизнь играла в нем, ему явно хотелось двигаться, ощущать приобретенную новым телом мощь и ловкость, возможно, охотиться. Да, вот только на кого? Я покосилась на улыбающуюся клыкастую морду и запретила себе думать об этом.

— Ты иди, погуляй, — сказала я ему. Звук собственного голоса успокаивал меня. — Только не уходи далеко, ладно? Хрен его знает, какие еще твари здесь водятся?

Демон ткнул меня лобастой головой в живот и в мгновение ока умчался прочь. Я огляделась и пошла на восток. Зашла под кроны деревьев и оказалась в дремучем лесу. Потеряться я не могла — так как и так не знала, где нахожусь. А Демон всегда нашел бы меня, пользуясь своим обонянием. Или шестым и седьмым чувствами — что там еще у него прибавилось? Я решительно шла вперед — чем энергичнее, тем лучше. Затем побежала, так, как учил меня Макс — не задумываясь, целиком полагаясь на инстинкты, легко перепрыгивая узловатые корни огромных деревьев, ощущая направление. Постепенно стала согреваться. Да и земля здесь стала суше. Исчезли хлюпающие лужи и ямы, заполненные гнилой водой. Почва была покрыта толстым слоем хвои, стал попадаться сухостой.

Вконец запыхавшись, я остановилась у основания здоровенного ствола. Это было лиственное дерево — но ни кора, ни листья мне не были знакомы. Я натаскала веток, сгребла сухую хвою со всей округи и разожгла костер, снова поминая добрым словом моего любимого мужчину. За тот год, что мы были вместе, он научил меня многому. Иногда он был жесток, поднимая меня с постели на тренировку ранним утром в выходные. Но теперь я понимала, что он был прав. Раньше, лишись я магического дара, оказалась бы такой же беспомощной перед лицом грубой силы, как и любой обычный человек. Но не теперь! Я могла бы даже дать отпор парочке хулиганов, вознамерившихся покуситься на мою честь. К сожалению, таковых в округе не наблюдалось.

Костер весело захрустел сухими ветками. Я почти влезла в огонь, согреваясь. От одежды повалил пар. Пожалуй, стоило вскрыть НЗ. Зашелестела обертка. Я проглотила пару печений, даже не заметив — как, но вовремя остановилась. Неизвестно еще где, когда, и чем мне придется обедать! Глядя на танцующее пламя, я задумалась. Что-то произошло в тот момент, когда я пыталась перезагрузить компьютер. Всплеск энергии, выбросивший меня из нашего мира в параллельный? Или меня просто ударило током, и сейчас я лежу где-нибудь в Склифе, в реанимации, а шокированный мозг показывает мне цветные бредовые картинки? Если так, то дело плохо! А вот если это параллельный мир… Среди меридианов и параллелей Силы, окутывающих Землю, было несколько общих с другими мирами. Маги, умеющие черпать Силу из таких мест, могли перемещаться между мирами без ущерба для себя. В местах прохождения таких аномалий наблюдались исчезновения людей и транспорта, странные свечения по ночам, НЛО и т. д. и т. п. Молва о таких местах шла нехорошая. Люди избегали их, как крысы избегают кораблей, которые должны пойти ко дну. Пожалуй, мне стоит найти каких-нибудь аборигенов и поспрашивать у них о подобных легендах.

Из кустов поблизости бесшумно показалось бежево-черное длинное тело. Я вздрогнула от неожиданности. Новый облик моего кота действовал на меня нервически! Демон боднул меня крутым лбом в плечо, пролез между мной и стволом дерева, и улегся, обернувшись вокруг теплым воротником огромной меховой шубы. Я старалась не обращать внимания на его, измазанную чьей-то кровью, морду. Двадцатисантиметровые клыки поблескивали в опасной близости от моего лица. «Кот» высунул из пасти раздвоенный язык и лизнул меня в щеку. После чего кивнул на собственный бок, мол, чего ты ждешь? Я и постель и охрана — отдохни!

И, правда, отдых был мне необходим! Меня еще знобило, а с моей способностью простужаться, это был нехороший признак. Я откинула голову на жаркий меховой подголовник и закрыла глаза.

Из теплых объятий сна меня вырвало резкое движение подушки под головой. «Опять Катенок лезет ко мне в кровать!» — дремотно подумала я, и попыталась подвинуться, чтобы уступить ей место. Моя голова со стуком ударилась обо что-то жесткое. Боль мгновенно вернула меня в реальность. Или лучше сказать — в виртуальность? Я вскочила, приняв боевую стойку. Хотелось думать, что со стороны я выгляжу так же внушительно, как Максим, но, конечно, это было не так.

Демон уже стоял поодаль, глядя на восток, и хвост его раздраженно хлестал по бежевым бокам, змеясь, словно рептилия.

Я посмотрела на костер — тот давно потух, и не мог выдать мое местонахождение врагу. А то, что где-то на востоке притаился враг, становилось ясно, стоило только взглянуть на Демона.

Я прислушалась. Кот дергал ушами — должно быть, что-то слышал. Но вот и до меня ветер донес отдаленные крики и шум — лязг, стук, проклятия. Наверное, там шел бой. Вот и повод, чтобы познакомиться с аборигенами! Как бы только так подгадать, чтобы выйти к шапочному разбору?

Я забросала костер землей, ощущая приятную сухость одежды и обуви. Демон не просто согрел меня своим теплом — озноб прошел, и в горле перестало пощипывать — должно быть, кот еще и вылечил начинающуюся простуду. Но, как бы то ни было, в спортивном костюме и мокасинах я долго в этом мире не продержусь!

Шум постепенно затихал. То ли отдалялся, то ли битва заканчивалась.

— Пойдем-ка, посмотрим-ка! — голосом Масяни пробормотала я. — Держись рядом.

Демон кивнул и неспешной рысью двинулся вперед, поминутно оглядываясь. Мол, я-то рядом буду, а вот ты, человече, не потеряйся, в яму не упади, и вообще — это не ты мне приказы отдаешь, а я сам тебя веду!

Мы шли около получаса. Наконец, в проеме деревьев показалась прогалина. Я остановилась, прячась в молодой поросли, и прислушалась — тишина, однообразное пение птиц и шелест листвы. Солнце стояло уже высоко, и поляна была хорошо освещена. Я раздумывала, что делать дальше. Неожиданно Демон сделал рывок и исчез за деревьями. Я напряглась, ожидая криков испуганных людей, но было по-прежнему тихо. А затем раздался неприятный звук, больше похожий на вой машины скорой помощи. Дома, таким варварским образом, мой кот звал меня обедать. Я должна была срочно бросать свои дела, и накладывать в его тарелку корма — только свежего и из холодильника! Что же получается, там, на поляне — корм? Или моя тварь ест и мертвечину? Ведь если там был бой, должны были остаться трупы?

Запрещая себе думать дальше на эту тему, я вышла из своего укрытия, и двинулась в сторону поляны. Солнца становилось все больше, и вот, наконец, оно брызнуло мне в лицо теплом и светом. Поляна с чудесными красными и синими цветами была буквально залита им. Несколько портили вид груды тряпья, из которых проглядывало что-то зеленое. Над одной такой грудой стоял мой Демон, и на морде его было написано недоумение. Я подошла ближе. Сочная трава была сильно помята, то тут, то там взгляд натыкался на темные, быстро сохнущие на солнце пятна. «Это кровь!» — испуганно подумалось мне. Я сделала еще шаг и оказалась рядом с неаппетитно выглядящей даже для Демона грудой. Труп лежал лицом вниз. На нем была надета легкая кольчуга и круглый шлем с бармицей, закрывающей затылок. На руках кожаные перчатки. Рядом валялся огромный топор. Другой топор торчал из спины трупа. А сам труп покоился на другом, тоже трупе, и даже после смерти сжимал его горло в мертвых объятиях.

Сдерживая брезгливость и тошноту, я попробовала отцепить их друг от друга. Когда трогательные объятия разжались, верхнее тело упало рядом с нижним. Я резво отпрыгнула в сторону, разглядывая их издали. И чем дольше я разглядывала, тем хуже мне становилось. Под шлемом оказалась грубо вылепленная зеленая морда, с далеко выступающей нижней челюстью, коротким носом и глазами рептилии. Рот был перекошен последним криком ненависти, и в этой вонючей пасти налезали друг на друга кривые черные зубы. Мне захотелось пойти и побиться головой о дерево! Мои худшие предположения оправдывались. Насколько я помнила из описаний игры, разработчики не стали усложнять себе жизнь выдумыванием новых персонажей. В «Странствиях» герою должны были встретиться представители пяти рас. Эльфы, гномы и люди, в основном, были положительными. Темные боги, о которых упоминал Варлаф в прологе, естественно, отрицательными. Так же, как и…

— Орки! — сказала я пригорюнившемуся Демону. — Не советую их есть — получишь расстройство желудка. Лучше помоги мне поискать что-нибудь ценное — деньги там или драгоценные камни — все, что можно продать или обменять. Доспехи я, боюсь, не подниму!

Засучив рукава, я принялась обшаривать карманы мертвецов. Судя по их виду, они передрались друг с другом насмерть. Конечно, мародерство — занятие нелицеприятное, но что мне было делать?

Никогда раньше не задумывалась над следующим философским вопросом — что могут орки носить в карманах? И есть ли у них карманы вообще? Вот тут-то и выяснилась суровая правда жизни — карманов не было. Они носили кожаные кошели, для верности обмотанные сверху полотняными или кожаными полосами ремней. Пришлось мне разматывать эти «ароматные» тряпки в поисках кошельков. В первом, обнаруженном мной, нашелся точильный камень и десять штук сушеных кузнечиков. Или саранчи? В общем, это было что-то мерзкое, желтое, с вылупленными глазами, восемью ногами и жестким хитиновым панцирем. За поясом обыскиваемого субъекта торчал кривой кинжал, который я и позаимствовала. Теперь я разрезАла, а не разворачивала пояса — дело пошло быстрее. Содержимое других кошельков ничем не отличалось от первого. Всюду сушеная саранча… или кузнечики? Может быть, они заменяли оркам жвачку? Тогда становилось понятно, отчего у них такие неэстетичные улыбки!

Я взмокла от усилия — оказалось, что заниматься мародерством совсем не просто. Денег не было! Кривые мечи — ятаганы, кажется? — у каждого второго, неподъемные и неудобные луки, несколько алебард, похожих на лопаты для уборки снега — я не прошла бы с этой амуницией и километра, а истинная продолжительность моего пути была мне до сих пор неизвестна. О том, чтобы снять с трупов какую-нибудь одежду и облачиться в нее, я даже думать не хотела.

Я оглядела поляну. Из кустов, почти у самой кромки леса, торчали ноги еще одного мертвеца. Тяжко вздыхая, я двинулась туда. В утыканные колючками заросли лезть мне не хотелось. Я взяла труп за ноги и дернула. Проще было сдвинуть пассажирскую Газель! Поспешивший мне на помощь Демон, брезгливо наморщив нос, ухватил тело за ногу, и легко вытянул. С одного взгляда мне стало ясно, что этот орк отличается от других. У него имелись не такая развитая нижняя челюсть и более гладкая кожа. Одежда была явно дороже, а вместо кольчуги на груди поблескивала металлическая пластина, обильно залитая кровью из перерезанного горла. Его меч валялся тут же — в кустах. Я достала его, обдирая руки о колючие ветки, и вытащила на свет. Весил меч немало. Но в рукоятке весело поблескивали два камушка — красный и синий. Я попыталась отколупать их ногтем, затем кинжалом — ничего не вышло. Демон посмотрел, как я грущу, и ушел в лес — он был очень деликатный кот.

— Эй, — крикнула я ему вслед, — может быть, ты попробуешь? Может, выгрызешь?

Ответом мне было удаляющееся фырканье. И что мне было делать? Тащить меч с собой?

Я воткнула его в землю, и принялась обыскивать «командира» — так я решила его назвать. И тут меня ждал приятный сюрприз — в его кошельке, кстати, сделанном из тисненой с позолотой кожи, я нашла двадцать несомненно золотых монет, на которых с одной стороны было изображено солнце, а на другой все тот же пресловутый кузнечик. Или саранча? Кроме того, там лежали какая-то трубка (дудочка, что ли?) и свиток пергамента, обернутый красной нитью и запечатанный сургучом. Я уже собралась было вскрыть его, как из-за деревьев послышался новый зов. Кот нашел что-то еще!

Я сунула свиток обратно в кошель, обвязала его завязки вокруг своей талии, покосилась на тяжеленный меч, кляня себя за жадность, и, так и не взяв его, побежала прочь с поляны. Время от времени кот издавал направляющий вой, что не давало мне заблудиться в лесу. Так, «по пеленгу», я шла около пятнадцати минут, и, наконец, увидела Демона. Он сидел, задрав усатую морду вверх, и задумчиво разглядывал ветви. Я присела на корточки, рядом с еще одним телом, лежащим лицом вниз. Странно — этот орк ушел так далеко, и умер вдали от поля боя. Ран не видно. По крайней мере, сзади. Я перевернула труп — здесь тоже не было ни порезов, ни крови. Но от чего-то же он скончался? Я сняла с него шлем — ничего. Хотела посмотреть на руки. К одному из рукавов грубой шерстяной рубахи, которую орки одевали прямо на голое тело, под доспехи, что-то прицепилось. Колючка? Я осторожно вытащила ее из рукава. На коже, вокруг места укола, расползлось черное пятно. Это был маленький дротик с ядом. Теперь мне стало ясно, что за трубочка была в кошельке у командира! Должно быть, он успел выстрелить в этого, бежавшего с поля боя, до того, как ему самому перерезали глотку. Но из-за чего они передрались? Тут только я обратила внимание на сжатую ладонь трупа. Он держал что-то в правой руке, и не собирался выпускать даже после смерти. Я с трудом разжала застывшие пальцы, и на траву упало маленькое зеркальце. Упало и весело отразило голубое небо в проеме между деревьями. Странно! Он любовался собою, что ли? В момент собственной смерти? Я подняла зеркало, отряхнула с него травинки, и принялась разглядывать — чеканная оправа, явно старинная работа, а вот здесь должны быть ножки в виде змей, свернувшихся кольцами… Стоп! Откуда я знаю про это? Ведь это зеркало мне знакомо! Я не раз смотрела в него, пытаясь решить собственные проблемы, и до сих пор оно помогло мне лишь раз, зато как! У меня задрожали руки — зеркальце было точной копией волшебного зеркала, принадлежащего моей подруге Томе. Оно досталось ей в наследство от прапрабабушки персиянки, так же как и ведовские способности. Уменьшенная копия ее зеркала лежала в моих ладонях, и отражала кусок чужого, и даже не существующего в реальности, неба! Мне надо было это обдумать. Не сейчас и не здесь. Если орки передрались именно из-за него, мне следовало уматывать как можно быстрее — вдруг еще кто-то ищет то же самое?

— Уходим! — сказала я Демону — никак не могла привыкнуть к тому, что приказы можно отдавать и безмолвно.

Кот кивнул и вопросительно мякнул. Забавный звук, вылетевший из ужасающей пасти, заставил меня улыбнуться. Я пожала плечами и погладила голову Демона, находящуюся на уровне моей груди.

— Не знаю, куда идти. Нам бы выйти к какому-нибудь жилью! Как думаешь?…

Демон оценил мою деликатность — я спрашивала у него совета. Он потерся об мою руку ушами, и неспешно потрусил на восток, время от времени ловя носом ветер.

К вечеру мой провожатый вывел меня на окраину какого-то хутора. Несколько построек жались друг к другу в быстро темнеющем пространстве. В окнах горел свет. Из трубы центрального дома шел дым. Залаяла собака — истерично, испуганно. Демон тихо заурчал в ответ. Собака взвизгнула и смолкла — должно быть, забилась в будку. Звякнул замок. Дверь открылась, выплеснув оранжевый свет на половицы крыльца. Мельком я увидела стол и сидящих за ним людей. На столе стояли горшки, плошки и подсвечники. Свечи затрепыхались от сквозняка. Стоящий на крыльце мужчина держал в руках арбалет. И уж, наверное, он был заряжен. Мы с Демоном отступили глубже за деревья. Мое сердце неожиданно защемило от волнения — где-то далеко моя маленькая девочка должна была уже спросить у своего отца — а где ее мама? Почему ее нет дома в назначенный час? Я представила себе, как мечется по квартире вернувшийся с тренировки Максим, и мне стало еще поганее. Я сжала пальцы в кулаки, сцепила зубы до скрипа, и поклялась, что тот, кто сыграл со мной такую шутку, ответит — не будь я Волчицей!

Человек с арбалетом закрыл дверь, и тьма накрыла и крыльцо, и дома, и будку с собачонкой — сразу и такая кромешная, что я почти не видела пальцев собственной вытянутой руки. Светлое пятно рядом зашевелилось — Демон пошел на разведку. Мне не хотелось оставаться под деревом одной — позади загадочно шелестел ночной лес, а под его кронами было вообще ничего не разглядеть. Я пошла за Демоном. Естественно, наткнулась на низкую ограду и чуть не упала. Пальцы вцепились во что-то мягкое. Я потащила ткань на себя, и разглядела потасканную полотняную хламиду неопределенного цвета. Воровато оглядываясь (хотя в такой темноте меня все равно не разглядел бы никто, кроме Демона) я натянула хламиду на себя. У нее оказался еще и капюшон — вот удача! Стало чуть теплее. Поколебавшись, я положила на ограду одну монету. Рядом материализовался Демон, держащий в пасти трепыхающуюся курицу, и ткнул ее мне в руки. От неожиданности я ее уронила. Несчастная птица упала на землю, забив крыльями — ее шея была сломана, но она еще была жива. Демон явственно вздохнул, и наступил на нее лапой. Затем взял пастью и, поминутно оглядываясь, последовал прочь от хутора.

В кромешной темноте мы шли очень и очень долго. Когда я упала в сороковой раз, Демон пошел рядом, подставив шею мне под руку. Мне ужасно хотелось есть — запах вареных овощей и мяса, учуянный на хуторе через открытую дверь дома, преследовал меня до сих пор. Но я позволила себе лишь съесть одно печенье. Разжигать костер в ночи, вблизи обворованной фермы, было бы неразумно. Кроме того, мне предстояло что-то делать с курицей — Демон явно притащил ее для меня. Я же, дитя цивилизации, совершенно не представляла, как сделать ее пригодной к употреблению!

Только в предрассветных сумерках мы остановились. Шатаясь от усталости, я разожгла костер, и упала рядом с пламенем, закутавшись в свой импровизированный плащ. Демон притулился рядом. Языки пламени играли в его зрачках свою дьявольскую музыку. Под нее я и уснула. Мне снилась моя квартира, Катенок, таскающий со стола печенье…

Утренняя разделка курицы оказалась делом ужасным. Сначала надо было ободрать перья, затем насадить тушку на палку, а палку поставить на распорки над костром. На двухсотом пере я плюнула и насадила курицу прямо целиком. О том, чтобы выпотрошить ее даже не было речи — пользоваться орочьим кинжалом мне отчего-то показалось негигиеничным. Когда запахло не палеными перьям, а жареным мясом, я стащила курицу с палки и, обжигаясь и отплевываясь, принялась поедать обгоревшую тушку. Я грустно размышляла о подкрадывающемся приступе гастрита и обсасывала кости, пока от курицы не осталось ни одной целой части. Весь этот ужас был заеден печеньем. А после захотелось пить. Такой жажды я не испытывала еще ни разу в жизни.

— Вода! — простонала я, хватаясь за горло. — Отведи меня к воде!

Кот, все это время с интересом наблюдающий за тем, как я насыщаюсь, неспешно поднялся и повел меня вглубь леса. Там, среди корней какого-то древесного гиганта в три обхвата толщиной, заманчиво поблескивала лужица мутной водички. Прогоняя прочь видения гастрита, энтерита, колита и глистов, я напилась из лужи и осторожно пощупала макушку — не режутся ли рожки? И хотя лужа не походила на след козьего копытца, сомнения грызли меня еще полдня. В самом деле — я еще не видела здешних коз! Быть может, они размером со слона и лазают по деревьям?

Мы вернулись на место давешней стоянки, затоптали костер, и Демон повел меня дальше на восток. Он несколько раз оставлял меня одну, а когда возвращался, морда его выражала довольство, а глазищи все более сыто поблескивал. Что уж он там ел — ума не приложу! Каждый раз выяснялось, что я сбилась с курса и он, возмущенно фыркая, толкал меня головой, направляя то вправо, то влево и вынуждая вернуться на путь, казавшийся ему правильным.

Минуло полдня пути. Леса стали редеть. Попадались вспаханные поляны. Людей по-прежнему не было видно. Однако я заметила, что Демон перешел на крадущийся шаг — он стелился по земле так, чтобы его не было видно в высокой траве. Кучные рощи остались за спиной. Впереди раскинулся благодатный фермерский край — желто-зеленые квадраты полей с одинокими деревьями посередине. Кое-где виднелись постройки — то ли схроны, то ли амбары. Но кот не давал мне передышки — он вел меня дальше. Мимо пастбищ, на которых паслись коровы густого шоколадного цвета, мимо зарослей бурно цветущих кустарников, от которых поднимался одуряющий аромат, мимо скирд соломы — до тех пор, пока не показались стены домов большой деревни. Здесь он остановился, выжидающе глядя на меня. Я прекрасно его поняла — не стоило мне показываться на люди в компании монстра. Но монстр был мне так дорог! С ним я не боялась никого и ничего.

— Ты ведь услышишь, если я позову? — жалобно пробормотала я, почесывая черные уши, переставшие быть похожими на кошачьи.

Демон кивнул. Раздвоенный язык лизнул меня в нос, и гибкое тело ускользнуло в поле золотой травы, похожей на пшеницу, так, что не дрогнул ни один колосок.

Мое сердце билось, как сумасшедшее — мне было страшно! Наверное, впервые с тех пор, как я узнала, что я — Избранная, существо владеющее высшим мастерством жизни — магией, впервые я боялась как обычный человек. В этом мире я и была им — бренной плотью, пожираемой собственными амбициями и страхами. Даже Демон, мое секретное оружие, мой хранитель и талисман, покинул меня.

Еще в лесу я подобрала толстую палку — с ее помощью было легко перебираться через поваленные стволы дерева или раздвигать колючие ветви кустов. Сейчас я ощутимо стукнула ею по земле, и пошла вперед. Каждый шаг по направлению к деревне давался мне огромным усилием. Я буквально заставляла себя, и от того со стороны выглядела, наверное, как помешанная — сгорбленная, пошатывающаяся от усталости, едва передвигающая ноги, скованные страхом неведомого. Я так сосредоточилась на собственном испуге, что не заметила первого аборигена.

— Устала, бабушка? — участливо спросил меня молодой парень в красной рубахе и широких полотняных штанах. — Выпьешь воды?

Я возмущенно вскинула на него глаза — ослеп что ли, мОлодец? Какая я тебе бабушка? И тут только поняла, что мое лицо скрыто капюшоном, а походка совершенно инвалидная. Что ж! Может, оно и к лучшему?

— Давай, сынок! — проскрипела я самым противным голосом, на какой была способна. — Денег тебе и счастья в личной жизни!

Парень протянул мне ковш. От стылой воды заныли зубы. Теперь, с ухмылкой садистки, ко мне подкрадывалась ангина.

— Иде я нахожуся? — напившись, спросила я. — Совсем я, сынок, из ума выжила — забыла куда шла!

— Это Октабер-Фес.

Октабер, Октабер — где я это уже слышала?

— А лесочек позади меня не Октаберский ли?

— Он самый. А ты, бабушка, откуда?

— Оттудова! — я махнула рукой куда-то в поля. — А Улльская долина стал быть…

— Прямо за нашей деревней, — любезно довершил парень. — Ты туда идешь что ли?

— Туда, туда. У меня внучка там. В этом, как его…

— В Суммоне?

— Э-э!

— В Ордустисе?

— Вот-вот. Давно уехала. А места тут у вас неспокойные, сам знаешь! Вот, решила ее проведать. Как идти еще помню — хаживала раньше, а вот названия старость отняла! А что, сынок, орки показываются?

Я заметила, как парень мельком окинул взглядом пространство вокруг.

— Охотники из тех, кто далеко ходит, говорят, видели несколько стойбищ. Но у нас герой столуется. Уже пару лет как тут живет. Едва орки близко подходят, как он им пару голов отрежет, и они снова в чащу отступают. Хотя в лес, конечно, лучше одному не ходить!

— Ерой?! — восхитилась я. — Прямо настоящий? А где поглядеть на него?

— Пойдем, провожу тебя до таверны. Хозяин — мой дядя. Накормит тебя и денег не возьмет, не бойся!

— Это за что ж такая щедрость? — я удивленно посмотрела на него.

Парень пожал плечами.

— Мы тут все друг за друга держимся. Нас-то, людей, все меньше остается. Это до Суммона еще более-менее безопасно. А за Улльсом, даже близь Ордустиса, уже страшно. Говорят, Темные боги просыпаются в своих пещерах! А раз проснулись, значит, и выйдут, дай срок! Да что я тебе говорю — сама знаешь!

— Ты говори! — я похлопала его по плечу. — В одиночку ходить тяжело и скучно. Я по голосу человеческому соскучилась!

— А чего ж ты одна? — удивился парень, а я прикусила свой болтливый язык. — Пристала бы к обозу. Они сейчас без охраны не ходят.

— Денег они много требуют за охрану-то, — наобум сказала я. — А у меня почти ничего и нет. Да мне уже и не страшно ничего! Даже орки меня есть не станут — кому интересны старые кости? А за ужин я заплачу. Не нищая, чай!

— А говоришь, не страшно ничего? — покачал головой парень. — Стукнут по темечку-то, и деньги отберут.

— Да и хрен с ними, с деньгами! — неожиданно разозлилась я. — Мне главное до места дойти. Как ероя-то зовут?

— Озилла Крокцинум! — важно произнес парень.

Я поперхнулась. В моем мире существовало лекарство от гриппа с похожим названием.

— А тебя как зовут, сынок?

— Сенупред.

Я больно укусила себя за нижнюю губу — ну и имена у них тут! Неужели кого-то могут звать, например, Иммодиум? Или Фарлакс? Или, этот, Лопедиум?

Сдавленное хрюканье, донесшееся до Сенупреда из-под капюшона, он расценил как признак усталости.

— Потерпи, — участливо сказал он. — Еще пару домов пройдем… Вон видишь крыша красная? Это и есть «Приют Онольгейна». Онольгейн — это дядя мой. А тебя как прозывают, бабушка?

— Виагра! — дрожащим от истерики голосом произнесла я.

Сенупред подвел меня к крепкому каменному дому. Я заметила, как он поглядывает на меня — мол, видишь, какие мы! Не лыком шиты!

В просторном зале под темными балками низкого потолка народу было немного.

— Рано еще, — заметил мой провожатый, — сейчас с полей начнут возвращаться, и заскочат — пару кружек эля пропустить! Иди, садись. Я сейчас дядю позову.

Я выбрала стол у стены — лицом к дверям. Отсюда были видны не только створки входной двери, но и скрытый сейчас цветастой занавеской проход за стойкой. Занавеска зашевелилась, и на пороге показалась прелестная девушка. На ней была коричневая пышная юбка чуть ниже колен, малиновый корсет затягивал тонкую талию, низкий вырез белой рубахи с широкими рукавами открывал обольстительное декольте. Светлые волосы девушки были собраны в высокий хвост, а голубые, чуть навыкате, глаза смотрели безмятежно и доверчиво. Блондинка, в общем! Перебирая стройными ногами в полосатых чулках, она подошла ко мне и поставила на стол поднос с кувшином и краюхой хлеба. Хлеб был еще теплый, а в кувшине оказался кисломолочный напиток, похожий на айран.

— Кушай, странница, — ласково сказала она. — Только прошу тебя, пересядь с этого места на любое другое.

— А в чем дело? — удивилась я.

— Этот стол облюбовал почтенный Озилла, — она покосилась на входную дверь, и вздохнула, — а он не любит, когда занимают его место!

— Конечно, драгоценная, — закивала я, и, подобрав полы своей хламиды, живо переместилась в самый темный и дальний угол заведения.

Девушка перенесла поднос на мой столик. Подошедший Сенупред ласково тронул ее за плечо.

— Как поживаешь, Фесталия?

Девушка кротко улыбнулась ему, и снова взглянула на входную дверь. Похоже, этот предмет интерьера здорово нервировал ее!

— Фесталия? — пробормотала я, вспомнив про гастрит. — Какое красивое имя! Ты приготовь мне с собой корзиночку еды, дочка. Я заплачу, не беспокойся! Сколько монеток нужно — совсем у меня, старой, с цифрами плохо!

— Всего одну. Если, конечно, ты не желаешь вина или эля!

— А бутылочку вина положи! — оживилась я, представив, как славно будет вечером согреться им у костра.

— Тогда еще монетку.

— Дорогое у вас вино! — заметила я, и вцепилась зубами в краюху.

Она была восхитительно мягкой, вкусной и пахла дымом.

— Так ближайшие виноградники на той стороне Улльса, — пояснил Сенупред. — Вино оттуда приходит редко и нерегулярно. Последнюю партию, вот, дядюшка получил аж шесть месяцев назад! Поэтому приходится заказывать по ту сторону леса — в Дарии или в Караге. Перевозка, охрана — дорого!

— Дорого! — с набитым ртом согласилась я. — Как мне вкусно, ребятки!

Фесталия радостно улыбнулась. Улыбка осветила ее лицо, сделав еще более привлекательным. Глядя на нее, заулыбался и Синупред, а глаза его приобрели мечтательное выражение. С этими двумя все ясно!

Девушка ушла, забрав поднос. Он долго смотрел ей вслед.

— Она — твоя сестра? — понимающе спросила я.

Вот, попал парень!

Но Синупред неожиданно покачал головой.

— Нет. Она его воспитанница. Орки всю ее семью вырезали, а она в очаге спряталась. Дядя в ту пору местным дозором командовал. Они по следу орочьего отряда шли, вот и наткнулись на разрушенную ферму. Он Фесталию к себе и забрал. Жена его давно уж умерла, а он так боле и не женился. Детей не было. Так он девчонку, как родную, воспитывал.

— Ну и, слава Богу! — пробормотала я, и невзначай поинтересовалась. — А ты почему на ней не женишься?

Синупред удивленно посмотрел на меня, а затем вдруг опустился на скамью рядом и крепко потер макушку.

— За невесту надо отцу выкуп давать. А за такую, как Фесталия свиньями да козами не обойдешься. Тут конь нужен — породистый и сильный. Чтоб и плуг возил и воина в доспехах, ежели понадобиться.

— А без коня никак?

Поникший парень молча покачал головой.

С улицы стали заходить крепкие загорелые крестьяне. Не только мужчины, но и женщины. Некоторые несли младенцев в цветастых платках, повязанных через плечо. Видимо, после трудового дня у Онольгейна собиралось все население Октабер-Феса.

— Пойду я дяде помогу! — встрепенулся Синупред, и убежал за стойку.

Я с грустью посмотрела ему вслед. Выходит, сама того не зная, я пожелала ему именно то, чего ему не хватало — денег и счастья в личной жизни.

Почти все столы были заняты. Кто-то, выпив пару кружек эля и закусив жареной в очаге колбаской, торопился домой — ждали дела. Кто-то оставался подольше — поболтать о том, о сем, обсудить цены на зерно и мясо, попугать друг друга орками. Стол героя еще пустовал. Фесталия не успевала присесть — таскала тяжелые подносы с кружками, отшучивалась от легко захмелевших с работы мужиков, успевала и помыть посуду, и выставить на стойку чистые стаканы. Да, нелегка была ее жизнь, а ведь девушка казалась такой хрупкой. Из-за занавески, тяжело ступая, вышел хозяин — здоровенный, похожий на медведя мужик, седой, бородатый, суровый. Я никогда не видела старых вояк, но вот этот был как раз таким. Синупред помогал и ему и Фесталии. В конце концов, Онольгейн оставил стойку полностью под присмотром племянника, а сам подсел за один из столов к мужикам, судачащим о чем-то. Я наблюдала за своим молодым знакомым — парню явно нравилось то, что он делал. Он ловко разливал пенящийся эль, не марая клоками пены стойку, быстро протирал стаканы, отсчитывал сдачу, переворачивал колбаски, жарящиеся на решетке в очаге, резал хлеб. Из него вышел был отличный зять, которому не страшно было бы оставить ни воспитанницу, ни собственное дело!

С грохотом ударила створка двери. Народ притих и вжал голову в плечи. Некоторые засобирались домой, другие заерзали, словно устраивались поудобнее. В таверну ввалился толстый краснолицый господин в начищенных до блеска латах и шлеме с пурпурным — о, господи! — плюмажем. Выражение его лица мне совсем не понравилось — господину было скучно, и он жаждал развлечений.

Онольгейн подозвал к себе Фесталию.

— Помоги Синупреду — у него колбаски подгорают! — приказал он, а сам поспешил на встречу господину, низко кланяясь.

— Что сегодня на ужин, почтенный хозяин? — громогласно вопросил тот. — Я никого не убивал уже две недели! От этого всегда хочется жрать!

— Жареный на вертеле поросенок, гусиная печень, яблоки в меду…, - принялся перечислять радушный хозяин, провожая господина, который, несомненно, и был героем Озиллой, к его столу.

Я заметила, что Синупред набрал полный поднос еды и принялся разносить ее по залу. Фесталия хлопотала за стойкой, не поднимая глаз.

Синупред, тоже низко кланяясь, расставил на столе героя горшочки и тарелочки. Хозяин собственноручно принес огромный кубок, украшенный каменьями и вылил туда целую бутылку вина.

— Люблю так! — бесхитростно заявил Озилла. — А где же прекрасная Фесталия? Эй, девочка, ты, что же, не поздороваешься со мной?

Девушка низко поклонилась, и отвернулась к очагу. На скулах Онольгейна заходили желваки.

— Пусть господин простит ее — она очень занята! — сказал он. — У этого неумехи Синупреда всегда подгорают колбаски!

И он дал затрещину своему племяннику. Затрещина была настоящей — и Озилла это оценил!

— По-моему он просто дурачок, этот твой племянник! — захохотал он. — Как я не приду, у него всегда что-нибудь не так — то колбаски подгорят, то тарелка разобьется! И зачем ты посадил его на свою шею?

— Я обещал его отцу, моему брату, что буду заботиться о нем! — смиренно ответил Онольгейн, и шикнул на парня. — Прочь с моих глаз, неумеха!

Синупред быстро отступил в единственный плохо освещенный угол таверны — как раз туда, где стоял мой столик. Я увидела у него слезы на глазах — слезы боли и обиды. Уж, наверное, рука бывшего воина была тяжела!

— Эй, сынок! — позвала я. — Иди сюда! Не слишком ли дорого тебе обходится этот отвод глаз?

— Фесталии будет еще хуже, если он доберется до нее! — вздохнул парень. — Он уже и так, и этак. И у дома ее караулит, и сюда постоянно заявляется, руки распускает. Она плачет потом целый вечер — у нее все ноги в синяках от его ухаживаний. Вот мы с дядей и придумали этого «неумеху Синупреда». Озилле все равно, над кем издеваться!

— Беда! — вздохнула я. — Иди, тебя дядя зовет.

Я заглянула в кувшин — там оставалась еще половина «айрана». Вполне достаточно, чтобы посидеть еще немного в шуме и гаме человеческого жилища, прежде чем вновь выйти на неисследованные и жуткие просторы Улльской долины. Да, несправедливость, видимо, постоянная спутница жизни. И, как жаль, я ничем не могу помочь! Будь со мной моя Сила, я бы наслала на этого омерзительного ероя чесотку или еще что похлеще! Нехорошо, конечно, но оно того стоит!

Вновь подошедший Синупред принес корзину, в которой лежали аккуратно завернутые в чистые льняные салфетки и аппетитно пахнущие вкусности. Оттуда же торчало горлышко бутылки красного стекла.

Я порылась в складках своей хламиды, нащупывая кошелек. Выложила на стол две монетки. Парень протянул было за ними руку, но вдруг отдернул и побледнел.

— Я… — прошептал он, меняясь на глазах, — сейчас дядю позову!

Я принялась допивать напиток, хищно поводя носом — запахи из корзины призывали меня съесть припасы здесь и сейчас!

Подошел Онольгейн. Кивнул мне, как старой знакомой, сгреб монеты и принялся их разглядывать.

— Откуда они у тебя? — спросил он. — Эти деньги? Покажи мне лицо!

Я ощутила, как мои ладони вмиг стали мокрыми. Звать Демона, или еще рано?

— Если ты человек, — тихо сказал Онольгейн, наклоняясь ко мне, — и скажешь мне, где ты взяла это золото, я не причиню тебе зла!

Подумав, я согласилась. Едва заметно кивнула, и на мгновенье приподняла капюшон. Брови хозяина таверны поползли вверх — он-то ожидал увидеть старуху, про которую ему говорил племянник.

— Эге! — крякнул он. — Ты не здешняя. Острижена — бежала с каторги, что ли?

— Кто это тут у нас бежал с каторги? — раздался трубный глас прямо над моим ухом.

Я подскочила, но тяжелый стальной кулак ударом швырнул меня обратно.

— Ты у нас кто? — поинтересовался подкравшийся к нам герой, дыша луком мне в лицо. — Здесь у нас что?

— Все в порядке! — успокоительно сказал Онольгейн. — Она заплатила сколько нужно. Оставь странницу в покое, пойдем, уважаемый, я открою для тебя замечательное вино…

Но герой уже заинтересовался. Он схватил мои руки и поднес к самым глазам.

— Ты не старуха! — компетентно заявил он, и сдернул мой капюшон. — Ага! Стриженная! Откуда откинулась?

— Как??? — возмутилась я, пытаясь выдернуть руки.

Люди в таверне молча наблюдали за нами. Я увидела, что Синупред и Фесталия испуганно переглядываются.

— Бежала, спрашиваю, откуда? С Проклятых островов или из Змеиных каменоломен? Видишь, я все про тебя знаю. Давай, колись!

«Это сон! — облегченно подумала я. — И диск, и гипертрофированный Демон, и эта таверна! Сейчас я проснусь, и отведу Катенка в изостудию рисовать восхитительно лимонные осенние листья! Ну, просыпайся же! Просыпайся же, мать твою (прости, мама!)!».

Герой держал мои руки одной своей дланью в стальной перчатке, доставляя мне невыносимую боль. А другую руку он вдруг запустил мне под хламиду и принялся… Мои щеки вспыхнули сами собой. Я злобно боднула его головой в плечо и ушла под стол. Не ожидающий этого Озилла расцепил руки, а я вылезла с другой стороны.

Онольгейн сделал шаг вперед и оказался рядом со мной.

— Оставь ее в покое! — попросил он. — Она уже уходит. Нам нет до нее дела! Никому из нас!

И он оглянулся на своих людей. Те согласно закивали головами. Я поняла, что хотя они и побаиваются своего прирученного героя, но Онольгейн является их признанным лидером.

— Это ж непорядок! — взревел Озилла.

Должно быть, он, и правда, был героем. Во всяком случае, двигался он примерно в центнере своего металлолома, неожиданно легко и ловко. Он молниеносно переместился ко мне и обхватил меня за шею, ощутимо придушив.

— Я ее арестовываю, и забираю к себе для допроса! — заявил он. — А ты, почтенный хозяин, грей мне ужин — после таких допросов всегда хочется жрать!

Ах, как я пожалела об отсутствии своей Силы! Нет, досточтимый Озилла Кокцинум, или как тебя там, одной чесоткой ты бы не отделался! Я уже зажмурилась, собираясь призвать Демона, как вдруг услышала хриплый голос, перекрывший весь шум.

— Это моя женщина! — сказал кто-то. — Отпусти ее, Озилла!

И голос этот был мне знаком!

Герой так рьяно сжимал мое горло, что в глазах у меня стало темнеть. Пытаясь удержать уплывающее сознание, я никак не могла разглядеть стоящего в дверях мужчину. Однако я явственно услышала, как Озилла пробормотал с досадой:

— Только его здесь не хватало!

— Отпусти ее, — повторил голос.

В нем не было ни просьбы, ни угрозы, но от будничного тона, с которым говорил незнакомец, по коже побежали мурашки.

— Если она твоя женщина, почему пришла одна? — ехидно поинтересовался Озилла. — Прятала свое лицо под капюшоном? Отчего она стриженная?

— От вшей, — коротко отвечал мужчина.

Я снова поймала разум, пытающийся в очередной раз упасть в обморок, и возмущенно затрясла головой.

— Тебя давно не было в наших краях, — по-прежнему ехидно продолжал герой, — и куда же ты теперь направляешься?

— Не много ли вопросов ты задаешь? — скучно поинтересовался незнакомец и невзначай положил руку на рукоять меча, торчащего сбоку из-под плаща. — В третий раз повторяю, отпусти ее!

Наверное, это что-то значило, потому что Озилла неожиданно отцепился от меня и грубо толкнул в сторону незнакомца. Меня ноги не держали — я пролетела через весь зал, и рухнула прямо в его объятия, упершись носом в увесистый медальон на его груди. Мне было совсем дурно, но не от этого я не могла взглянуть в его лицо — мне, и правда, стало страшно увидеть… кого?

К нам, кланяясь, поспешил Онольгейн.

— Рады видеть тебя, господин. Почтенный Озилла прав — тебя давно не было! Переночуешь у меня, как в старые времена?

— Проводи в комнату и принеси ужин.

Незнакомец говорил по-прежнему лаконично, но в его голосе я различила нотки симпатии.

Поддерживая меня за талию, под любопытными взглядами крестьян, незнакомец повел меня вглубь зала, за стойку, не забыв, проходя, задеть Озиллу плечом. Тот, в своих доспехах, едва не потерял равновесие и опасно зашатался.

По лестнице, оказавшейся в комнатке за стойкой, неизвестный тащил меня силком. Затем толкнул первую попавшуюся дверь и швырнул меня внутрь маленькой комнаты, в которой стояли две кровати и стол между ними. Я упала лицом как раз на него и несколько секунд восстанавливала дыхание, размышляя, звать ли Демона? Или опять рано? А затем, набрав в грудь побольше воздуха, возмущенно повернулась к незнакомцу. Тот как раз закрыл за собой дверь и разворачивался в мою сторону. Набранный мной воздух ушел вглубь легких, вызвав дикий приступ кашля. Я узнала это грубо вылепленное лицо, рябую кожу, шрам, идущий через левую щеку, и навсегда приподнявший уголок рта в недоброй усмешке.

— Ва… Вар… лаф! — кашляя, простонала я.

Мужчина поднял брови, разглядывая меня.

— Ты меня знаешь? — то ли спросил, то ли констатировал он. — Откуда?

— Видела твой портрет в Эрмитаже! — сердито пробормотала я. — Откуда же еще?

— Ты родом оттуда? — поинтересовался он. — Из Эрмитажа?

— Я — из Кунсткамеры, — еще больше рассердилась я. — А направляюсь прямиком в Белые столбы — слышал о таком месте?

— Слышал, — неожиданно кивнул здоровяк, — это на той стороне Улльса. А вот где находится этот… Эрмитаж?

— Слушай, — миролюбиво предложила я, — давай прекратим этот беспредметный разговор? Я же не спрашиваю у тебя, откуда ты родом и как звали твою повитуху? Меня зовут… э-э… Виагра! А как тебя зовут — я знаю. Спасибо, что спас мне жизнь!

Темные глубокие глаза прищурились. Заблудившаяся мурашка пробежала вдоль моего позвоночника.

— Разговор наш отнюдь не беспредметный, почтенная Виагра! — усмехнулся он и двинулся в мою сторону. — Отнюдь!

Я вжалась в стол. Раздавшийся стук в дверь остановил его движение, хотя, казалось, для этого понадобился бы паровой молот. Вошедший Онольгейн быстро окинул нас взглядом, поставил на стол поднос и повернулся к Варлафу. Они молча пожали друг другу руки, а затем, неожиданно, обнялись. На меня никто не обращал внимания.

— А весело у тебя, старый вояка! — добродушно сказал Варлаф. — Только зачем Озиллу позвали? Он вам всех девок попортит!

Онольгейн тяжко вздохнул.

— Пару лет назад орки совсем одолели. Лезли и лезли из леса. В ту пору Озилла как раз мимо странствовал. Вот мы и договорились о взаимной, так сказать, помощи. Он работу свою делает — с десяток орочьих голов на колья вокруг деревни насадит, и снова на пару месяцев тишина! А мы ему почет и угощение… Только прав ты, как всегда, Варлаф, и насчет девок и вообще. Теперь уж мы и сами не рады — обнаглел прославленный герой вконец. Девочка моя ему приглянулась. Э-э, да что говорить! Я бы ее замуж выдал прямо щас, да она моего племянника любит без памяти. А он, видать, ее. Парень толковый, только беден. Мой братишка, отец его — Алик Зельцер, помер о прошлый год. А прежде все имущество продал и отправился в Суммон, пропился и проигрался, вернулся сюда и с горя утопился. Вот такая история! Хлебнул с ним Синупред. Да и без матери рос. С детства у меня ошивался, помогал помаленьку — да что я тебе говорю, ты и сам помнишь, наверное?

— Помню, — улыбнулся Варлаф.

Когда он улыбался, вокруг его глаз собирались мелкие морщинки, а лицо неожиданно светлело. Мое сердце как-то подозрительно екнуло.

— Парень за любую работу берется, и у меня в таверне помогает, и в батраках у некоторых наших ходит — копит деньги на свадебный подарок мне. Если бы можно было пойти против правил, я бы плюнул бы на этот подарок, Варлаф! Но правила таковы…

— Правила таковы! — посерьезнел прославленный воин. — Приготовь мне провианта с собой — завтра уйду на рассвете.

— Вернешься?

— Не знаю.

Двое мужчин посмотрели в глаза друг другу. Слов им более не требовалось.

Онольгейн повернулся ко мне.

— Не стану тебя ни о чем спрашивать, странница, кроме… — он достал из кармана давешнюю монетку с кузнечиком. — Кроме этого ублюдена…

— Чего? — не поняла я.

Варлаф подался вперед, разглядывая монету.

— Орочьи деньги! Ага! — непонятно чему обрадовался он.

— Тебе — ага, а нам головная боль! — беззлобно заметил Онольгейн. — Откуда у тебя орочьи ублюдены?

— Это вот эти монеты так называются? — осторожно уточнила я.

Варлаф уставился на меня так, что мне стало нехорошо. Онольгейн пожал плечами.

— Видно, ты, правда, нездешняя! Да, это — орочьи деньги. Вот тут и бог их нарисован — Отиглакук.

Этот Отиглакук добил меня вконец. Я махнула рукой на предосторожности, на таинственность, присущую ситуации, и, тщательно подбирая слова, рассказала, как заблудилась в лесу и наткнулась на перебивших друг друга орков. О том, что монеты были рассыпаны по всей поляне — видимо из-за них орки и перессорились. И, конечно, я не могла пройти мимо такого богатства! Деньги же никогда не лишние? Уважаемый хозяин заведения должен это понимать лучше других! Естественно, я не упомянула ни про одинокого орка, умершего в лесу от отравленного дротика, ни про то, ЧТО он не желал отдавать даже после смерти.

— Сколько было орков? — поинтересовался Онольгейн.

— Около десятка.

— Значит, разведывательный отряд.

Глаза старого вояки весело заблестели.

— Пойду, порадую Озиллу! С недельку теперь мы его не увидим!

Он коротко кивнул Варлафу и вышел, тщательно закрыв за собою дверь. В ту же секунду Варлаф бросился ко мне, схватил за плечи и затряс с такой силой, что у меня застучали зубы.

— Ну, сука, говори теперь правду! Где волшебное зеркало Ацуцы?

— Ка-кой е-ще Цу-цик-цик? — простучали мои зубы. — Это мое зеркало!

Прославленный воин так удивился, что даже перестал меня трясти.

— Как — твое?

— Мое! — нагло заявила я. — Оно было утеряно мной очень и очень давно. И каким-то образом попало к этому, твоему…

— … Ацуце — подсказал Варлаф.

— Вот-вот!

Он несколько мгновений смотрел в мое лицо, а затем снова тряхнул и принялся бесцеремонно шарить руками по моему телу.

— Врешь же, вижу! — прокомментировал он, продолжая обыскивать меня самым бесстыдным образом. — Боги мои, и что это на тебе одето?

Его пальцы запутались в застежках бюстгальтера. Этого я уже вытерпеть не могла. Я выхватила из кармана зажигалку и щелкнула колесиком. Язык пламени выпрыгнул чертиком из табакерки, заставив обуглиться густую черную поросль на руке здоровяка.

Варлаф взвыл и отскочил в сторону, потирая ожог и разглядывая пламя зажигалки, которую я предусмотрительно держала перед собой.

— Глаза выжгу! — мстительно пообещала я. — А еще раз руки распустишь — отсохнут. И не только они!

— Так ты чародейка! — восхитился Варлаф. — Ну, так бы сразу и сказала! Только отчего же это ты не знаешь Ацуцу? Самую могущественную колдунью по эту сторону Улльса?

Я удивленно взглянула на зажигалку. Этот предмет был Варлафу не знаком, и он, видимо, решил, что я вызвала огонь колдовской силой. Раньше я, и действительно, могла бы сделать это. Раньше… Эх!

Я убрала руку с зажигалкой в карман и покосилась на поднос с ужином, стоящий на столе.

— Еды хватит на двоих! — заметила я, и села на одну из кроватей. — Если ты присоединишься к моей трапезе, я расскажу тебе свою историю.

— К твоей трапезе? — усмехнулся он. — Этот ужин принесли мне!

Но я уже аппетитно обкусывала восхитительную краюху хлеба и поглядывала в сторону запеченной с овощами птицы.

Варлаф хмыкнул и присоединился. Несколько минут мы молча уничтожали ужин. «Айрана» и хлеба, которыми меня потчевала Фесталия, кажется, никогда и не было!

Воин налил бокал вина и предложил мне. Я покачала головой — не хватало еще, чтобы он меня споил!

— Ну, — отпив глоток, заговорил он, — ты съела половину моего ужина! Кроме того, я спас, по крайней мере, твою честь от знаменитого героя Крокцинума. Значит — ты моя должница! Рассказывай!

Ей-богу, я уже устала тщательно подбирать слова, но пришлось делать это снова. Я рассказала ему, что я из другого мира. Злой магией неизвестного мне колдуна была заброшена сюда и сейчас пытаюсь разобраться — кто я, и что мне делать дальше? Я рассказала и про одинокого орка, убитого своим же командиром, уточнив, что зеркало принадлежало мне еще в моем мире. Поэтому, когда я увидела его здесь, очень удивилась и обрадовалась. С его помощью я надеюсь связаться с домом, а посему пусть даже не надеется отнять его у меня! Иначе ему придется плохо. Далее, мило улыбаясь, я снова повторила угрозу про отсохшие конечности.

Варлаф задумался. Он поворачивал бокал то так, то эдак, словно плеск вина действовал на него успокаивающе.

— Все, что ты рассказала, похоже на правду! Я шел по твоим следам с опозданием в день пути. Я видел ту поляну, на которой ты появилась ниоткуда — так говорят следы. Но есть и другие — какой-то монстр шел рядом с тобой. Кто эта тварь?

Ну, конечно, прославленный герой должен уметь читать следы, как открытую книгу, разжигать костер шалашиком, и пИсать на ветру!

— Это — Демон, — вздохнула я.

Варлаф со стуком поставил бокал на стол.

— Значит, ты еще и Призывательница? Ацуце это не понравится!

— Почему?

— Ее сила зиждется на призывании демонов из других миров. Здесь нет, и не было других Призывателей.

— Значит, она будет видеть во мне конкурентку? — уточнила я. — А часто она призывает своих демонов?

— Когда надо разобраться с кем-нибудь, — пожал плечами Варлаф. — Я пару раз заваливал этих тварей — шуму от них много!

И он едва заметно коснулся пальцами шрама на щеке.

— А как ты познакомился с ней? — поинтересовалась я.

— Странствовал, как обычно! — соврал Варлаф (я-то знала, куда он направляется!). — На дороге в Суммон меня догнал ее человек и пригласил к ней. А она предложила разыскать некую вещь — эту самую, похищенную вором-карманником. Я пошел по следу вора и нашел его — зарубленным в заброшенном доме. Там же я наткнулся на подземный ход, выходящий далеко за пределы города. По следам я понял — это орки. Они быстро удалялись к границам долины. Я последовал за ними…

— И ты не мог отказаться?

— Не мог. Видишь ли, в нашем мире существуют определенные правила, которые нельзя нарушать…

— Таковы правила! — вспомнила я.

Варлаф серьезно кивнул.

— Наверняка и в твоем мире существую подобные заповеди? — поинтересовался он.

— Существуют, — согласилась я, — например: «не убий»!

— Да? — Варлаф очень удивился. — А еще?

— Не возжелай жены брата своего… — с трудом вспомнила я.

— А чужого брата можно? — оживился воин.

Я тяжело вздохнула и не ответила.

— Странный мир! — пробормотал Варлаф. — И что же будем делать, уважаемая Виагра?

Я опять подавилась, а воин снова принялся жевать.

— Возьми меня в попутчики! — выпалила я, отдышавшись. — Хотя бы до этого… Суммона! У тебя есть меч, у меня — моя Сила и Демон. Может быть, дорога перестанет быть такой опасной?

— Я подумаю! — с набитым ртом ответил он. — А ты покажи мне зеркало. Я хочу убедиться, что оно действительно у тебя!

В моей голове зашевелились сомнения — а что если он, действительно доведя меня до Суммона, попытается отнять там зеркало? Или даже убить меня? Возможно, в том самом заброшенном доме? Что ж… На месте и определимся!

Я сунула руку в кошелек, и нащупала холодную поверхность волшебного зеркала какой-то А-цуцы. Затем решительно вытащила его наружу и протянула Варлафу. Тот перестал жевать и вытер руки о скатерть.

— Я посмотрю?

Отдавая зеркальце я ощутила чувство утраты — моя возможная связь с родным миром находилась сейчас в заляпанных жиром руках местного героического головореза!

Варлаф повертел его перед глазами, разглядывая. Затем вернул мне, делая вид, что не замечает моего облегченного вздоха.

— Да, это оно — по описанию подходит. И что ты предлагаешь мне сказать Ацуце?

— Что ты нашел орков перебитыми, а зеркало исчезло.

— Но тогда я не получу награду?

— Не получишь, — кивнула я, — зато поможешь мне. Поверь, я хороший человек! Я не вызываю демонов для того, чтобы с кем-то разобраться!

Варлаф смотрел на меня так, словно видел впервые. От этого взгляда мое сердце вновь подозрительно заекало и провалилось куда-то в живот.

— А ты уверена, что это зеркало свяжет тебя с твоим миром? — медленно спросил он.

— Нет, — честно ответила я. — Надо попробовать!

— Тогда давай так: если оно поможет тебе, я сохраню его местонахождение в тайне, но тогда — услуга за услугу! А если у тебя ничего не выйдет, я отдам зеркало Ацуце. Согласна?

Мгновение я размышляла, затем согласно тряхнула головой.

— А какую услугу ты потребуешь?

Здоровяк ухмыльнулся. Неожиданно смутившись, я заерзала на жесткой кровати.

— Я еще не придумал! — заявил он. — Но за этим дело не станет!

— Не сомневаюсь! Так берешь меня в попутчики?

— Беру. Если будешь слушаться меня. Надо объяснять — почему?

— Не надо!

Я рассердилась на его самоуверенный тон. Ну, и что, что я чужая в этом мире? Не пропала же до сих пор?

— Тогда спать! — приказал тот. — Завтра вставать до свету!

Я, естественно, не раздеваясь, повалилась на кровать, а Варлаф задул свечу. Однако я заметила, что меч он положил рядом с собой.

Уже засыпая, я вспомнила, с какой тоской Синупред смотрел на Фесталию, и мне стало так грустно, что я едва не заплакала.

— Варлаф, — зашептала я. — Эй, Варлаф…

— Чего тебе?

— А сколько здесь стоит хорошая лошадь? Чтобы и в бой и на поле?

— Монет пятнадцать…

— Золотом?

— Золотом. А тебе зачем? Мы, герои, пешком ходим. Или на попутных…

— Так, ничего. Спокойной ночи!

— Э?

На том и уснули.

Я проснулась от какой-то возни над моим ухом. Открыла глаза — в комнате было еще темно. Варлаф споро укладывал свертки в кожаный ранец. Ей-богу, такой был у меня в первом классе — жесткий, угловатый, неподъемный.

— Который час? — поинтересовалась я, ощущая неприятную ломоту во всем теле.

Мои бедные мышцы не были предназначены для подобных прогулок. За последние два дня им досталось больше, чем за все время тренировок с Максимом!

— Иди умойся! — не отвечая, приказал Варлаф. — Сейчас позавтракаем и выходим. Идти будем быстро — я и так задержался, гоняясь за этим зеркалом!

Я, постанывая, поднялась с кровати, сделала несколько наклонов и приседаний. Варлаф удивленно воззрился на меня.

— Все болит! — пояснила я.

— Расходишься, — безжалостно ответил он. — Поторопись!

— Ты особо-то не командуй! — пробормотала я и поспешила выйти из комнаты.

Онольгейн стоял за стойкой, хотя за окнами было совсем темно. Он тоже складывал свертки в ранец. Но этот выглядел богато — тисненая кожа, позолоченные пряжки на ремнях. Увидев меня, он оставил свое занятие и почтительно приветствовал меня.

— Рад видеть тебя в добром здравии, госпожа Виагра!

Я хмыкнула.

— Отчего же ты, почтенный хозяин, говоришь со мной столь вежливо? Я же не оправдала твоих ожиданий? Я обманула твоего племянника, прикинулась старухой, таковой не являясь и, наконец, я — стриженая и, вполне возможно, опасная преступница!

С минуту Онольгейн молча разглядывал меня. Брови его насупились, и я уже подумала, что нужно было прикусить свой болтливый язык до того, как он постарается обидеть хорошего человека, но Онольгейн вдруг улыбнулся, и достал из-под стойки второй, потрепанный, но все еще крепкий ранец.

— Это твои припасы, госпожа. Не в корзине же ты их понесешь! И, пойдем-ка со мной! Моя покойная жена была одного с тобой роста. Быть может, тебе пригодиться что-то из ее одежды?

Я насупилась. Благотворительность всегда меня настораживала!

— Ты не ответил на мой вопрос! — повторила я.

Онольгейн вздохнул.

— Намучается с тобой Варлаф! — заметил он. — Что ж… Ему не привыкать! Ты заплатила за все — понимаешь?

— Не понимаю!

— Ты ведь могла бы и дальше разыгрывать свое представление — путешествующую нищенку, и не платить за ужин совсем. Но ты заплатила — честно и не торгуясь. Пускай тебе это покажется странным, но мне это многое говорит о человеке. Если бы не твои деньги! Я сначала решил, что ты какой-то особенно наглый орк, пробравшийся к нам с целью узнать планы Озиллы или даже убить его. Ты уж прости меня за мою подозрительность — в такое время живем!

— Да, — согласилась я, — и в таком мире!

— Так примешь в дар одежду?

— Приму. Но могу и заплатить!

— Нет, за это денег не возьму! А за провиант ты уже расплатилась. Хотя и орочье, но золото оно всегда золото!

Я невольно подняла глаза вверх, и увидела на верхних ступеньках массивную тень — Варлаф явно слушал наш разговор. Но, как долго?

Онольгейн прошел под лестницу — там обнаружилась дверь, ведущая в жилые покои хозяина. Он повел меня в дальнюю комнату. Она оказалась просторной светлицей. Здесь находились: ткацкий станок (или что-то подобное), большой стол, украшенный вышитой скатертью, длинные скамьи. Под потолком висели давно засохшие веники трав, издавая терпкий запах пыли и навсегда пропавшего аромата. Вдоль стен стояли резные массивные сундуки. Онольгейн подошел к одному из них, открыл, достал какие-то массивные тряпки, разложил на полу. Я с ужасом глядела на них — тряпки оказались платьями из суровой ткани: тяжелые, темные, с большим количеством оборок и складок. Я чуть в обморок не упала, представив себе, как в таком облачении буду странствовать по бесконечным и опасным дорогам Улльской долины.

— Э-э-э! А нет ли чего попроще? Свитерка там, брючек с подкладкой, а?

Хозяин удивленно взглянул на меня.

— Свитерка? — не понял он.

— Забудь, — сказала я. — Благодарю за доброту, но в таких богатых одеждах я не угонюсь за Варлафом. А ему надо идти быстро! Да и жалко мне в этих платьях грязь на дорогах месить.

Я уже развернулась, но Онольгейн остановил меня.

— Постой, не беги! — сказал он. — Есть еще кое-что! — и уж совсем непочтительно добавил, — Если влезешь!

Он аккуратно сложил платья и убрал обратно. Делал почтенный хозяин все ужасно медленно. Я переминалась с ноги на ногу — мне с самого момента пробуждения хотелось в туалет!

Онольгейн тяжело поднялся с пола и пошел к другому сундуку. Отпер его и, достав, принялся раскладывать на полу — толстую стеганую красную рубаху, короткий приталенный камзол, зеленый с коричневым, длинные черные штаны, больше похожие на рейтузы. Подумав, выложил высокие блестящие сапоги и перевязь, на которой болтались пустые короткие ножны.

— Примерь, госпожа, я выйду!

И, действительно, вышел.

Одежда была не новой, но чистой. На рубашке и камзоле, в одном и том же месте — не левом боку, едва виднелись тщательно заштопанные разрезы — неужели, боевая рана?

Я быстро скинула спортивный костюм и принялась напяливать на себя рейтузы. Они особенно не стеснили моих движений, кроме того, я предполагала, что они слегка растянутся во время носки. Вот с рубашкой было хуже. Жена Онольгейна была субтильной, как подросток. Возможно, в то время, когда она носила эти вещи, она и была подростком? Во всяком случае, место для бюста в рубашке предусмотрено не было. Красная ткань опасно натянулась на моей груди, несколько верхних пуговиц вообще не застегнулись, открывая совсем уже неприлично глубокий вырез. Кое-как я натянула камзол, едва сошедшийся у меня в талии, сапоги, чудом оказавшиеся мне впору, и окончательно запуталась в перевязи. Когда я приготовилась было упасть и задушиться упрямым ремнем, с болтавшимися на нем ножнами, Онольгейн тактично постучал в дверь.

— Ты одета, госпожа?

— Ох, помоги! — простонала я в ответ.

Вошедший хозяин бросился помогать распутывать проклятую перевязь. Когда он освободил меня от нее, мы, тяжело дыша, уставились друг на друга.

— Сразу видно, что госпоже не приходилось брать в руки оружие! — тоном знатока заметил Онольгейн, и отошел на шаг назад. — Позволь мне взглянуть на тебя! А что, совсем не плохо!

Взгляд его старательно избегал соблазнительно полураспахнутой рубахи.

— Знаешь, что? — слегка покраснев, сказала я. — Давай я приму в дар брюки, сапоги ну и… камзол! И буду бесконечно благодарна! А рубашку эту ты оставь — на память!

Хозяин подозрительно посмотрел на кучу моей одежды — он впервые видел велюровый спортивный костюм. Возможно, что впервые он видел и ткань нежно сиреневого цвета, и веселые желтые полоски на брюках и рукавах.

— Как ты пожелаешь! — наконец, ответил он. — Однако перевязь возьми. Кинжалом одарить тебя не могу — ты должна сама добыть себе оружие! Таковы правила!

— Ага! — поддакнула я (рукоять орочьего кривого кинжала выглядывала из кармана спортивных штанов, хорошо, что Онольгейн этого не заметил). — Конечно! А теперь позволь, я снова переоденусь. А потом ты покажешь мне, как одеть эту перевязь, чтобы не совершить акт самоубийства.

Онольгейн дико взглянул на меня и быстро вышел за дверь.

Я сняла камзол и рубаху, одела куртку от костюма, снова напялила сверху камзол. Выпустила капюшон на спину, и засунула в голенище сапога кривой орочий кинжал. Жаль, в комнате не было зеркала! Увидь меня сейчас поклонники Толкиена, наверное, четвертовали бы без лишних разговоров!

Я позвала любезного хозяина, и он ловко надел на меня перевязь. Прямые ножны оказались с левого бока. Перевязь сидела, как влитая — не жала и не натирала, но я засомневалась — смогу ли сама так же ловко управляться с ней? Возможно, мне придется ходить в ней до конца… Чего? Игры? Или собственной жизни?

Настроение мое вдруг испортилось. То, что некто пытается убить меня таким извращенным способом, не вызывало никаких сомнений. Но кто этот некто? Тот, кто дал Максиму зачарованный диск? И за что он ненавидит меня так, что даже не пытается убить в моем собственном мире, а отправляет для этого в чужой — подальше от родных, друзей…

Я подняла с пола мокасины и завернула их в спортивные брюки, не желая оставлять. Накинула на плечи свою хламиду, словно шаль — отчего-то мне не хотелось расставаться с ней. Грубая ткань была шершавой и тяжелой, но в ней, как в коконе, я чувствовала себя гораздо комфортнее, чем в обтягивающих рейтузах, гусарских сапогах и дурацком камзоле, который не застегнулся на моем брюхе. Не говоря уже о перевязи с — позор! — пустыми ножнами.

Мы вернулись к стойке. Онольгейн подвинул ко мне ранец, я сунула туда брюки и мокасины, и захлопнула крышку. Защелкнулись медные замочки. Привычным со школы движением я забросила ранец за спину — довольно удобно, хотя и тяжеловато!

— А где же Синупрет? — поинтересовалась я. — Я хотела бы с ним попрощаться!

— Он с рассвета яму обводную копает на поле у Янсона Зилака. Вы на восток пойдете как раз мимо — увидитесь!

Варлаф сидел за столом в зале и что-то пил из глиняной кружки. При виде этого я сразу вспомнила то место, о котором так долго мечтала.

— Любезный хозяин, — краснея, спросила я. — А где у вас…отхожее место?

— Какое? — удивился тот.

— Туалет, клозет, сортир, уринал, черт побери, что там еще, а — очко! — внезапно вспылила я.

Варлаф хмыкнул.

— Очко? — обрадовался хозяин. — От выхода налево. Там и умыться можно!

С ума сойти! Фэнтезийный мир, в котором говорят на арго!

— Ну, я поканала! — важно заявила я. — Эй ты, лысый, жду тебя во дворе! А тебе, Онольгейн, спасибо за все и… прощай!

И пока решимость меня не оставила, я поспешила прочь от тепла человеческого жилища, от запахов пищи, от приветливо горящих свечных огоньков — в сырое утро еще неведомого мне мира.

Мы быстро шли на восток. Небо светлело прямо на глазах, и вот уже огромное, неправдоподобно желтое солнце поднялось над нашими головами. Вокруг расстилались поля, перемежавшиеся кудрявыми рощами, уже начавшими терять свои листья-локоны. Вдали можно было разглядеть еще несколько деревень. От нашей дороги отделялись широкие тропки, разрезая поля на дольки. На одной такой развилке мы и увидели Синупрета. Он лежал на расстеленном плаще, рядом стоял кувшин, и валялась недоеденная краюха хлеба. Видимо, он работал всю ночь. Глубокая канава шла вокруг одного из полей. Влага уже начала собираться в нее, и черная земля влажно блестела. Юноша крепко спал. Наверное, он проспит еще немного, затем докопает эту канаву, и пойдет делать еще что-нибудь. Что-нибудь, за что ему заплатят гроши, которые он любовно сложит к другим, тем, которые накопил на свадебный подарок Онольгейну.

Варлаф не собирался останавливаться. Он шел как робот, размеренно и споро, молчал, и не обращал на меня никакого внимания. Пришлось мне схватить его за полу плаща и, уперевшись в землю каблуками, притормозить. Оказалось, что легче остановить бешеную лошадь, чем его. Каблуки продавили в земле глубокие борозды, прежде чем он заметил, что я на нем повисла. Заметил и угрожающе повернулся ко мне.

— Тихо! — зашептала я, роясь в своих лохмотьях. — Видишь того парня?

— Синупрета?

— Да. Ты можешь подойти к нему так, чтобы он не проснулся, и положить вот это?…

Я, наконец, откопала давешний кошель с орочьим золотом и протянула ему. Затем, спохватившись, достала оттуда зеркало и свиток. Увидев свиток, Варлаф сощурился.

— Что это?

— Нашла у командира орков.

— Дай мне!

Я молча протянула свиток. Варлаф развернул его, быстро пробежал глазами. Лицо его помрачнело. Ни слова не говоря, он сунул свиток себе за пазуху и принял у меня тяжело звякнувший кошель.

— Ты хочешь оставить ему эти деньги?

Он был ничуть не удивлен. Я кивнула. Оказалось, удивило его другое:

— Почему ты не хочешь положить их сама? Или ты настолько неуклюжа, что обязательно разбудишь его?

Мы стояли шагах в тридцати от спящего юноши и говорили очень тихо — вряд ли он слышал. Но он вдруг пошевелился, перевернулся на другой бок и… продолжил спать.

Я не стала препираться. Я проглотила оскорбление.

— Сделай так, как я прошу! — сказала я. — Мне кажется, это будет… по правилам!

Варлаф пожал плечами и бесшумно двинулся к Синупреду. Он подсунул кошелек прямо ему под руку, а тот даже не шелохнулся. Затем, так же бесшумно, Варлаф вернулся ко мне. И вдруг застыл, к чему-то прислушиваясь. Я испуганно заозиралась по сторонам. Жаль, что ножны на моем поясе были пусты. Два кинжала лучше, чем один!

— Э! — крякнул Варлаф. — Кажется, я знаю заклинание, вызывающее молнию!

— Вот видишь! — обрадовалась я, но озираться не перестала. — А я, кажется, начинаю понимать ваши правила!

— Надо попробовать! — воин в предвкушении потер руки.

— Не надо! — воскликнула я, и потащила его прочь. — Разбудишь парня. Давай подождем до привала?

Ждать, однако, пришлось долго. Мы шли до обеда, после обеда и до ужина. К слову сказать, обеда не было.

Распаханных полей становилось все меньше. Мы, не останавливаясь, миновали две деревушки. Местные собаки выскакивали, чтобы облаять нас, но, что-то учуяв, с визгом неслись обратно во дворы. Варлаф только удивлено поднимал брови, глядя им вслед. А я догадывалась, чей запах так их пугает.

Теперь вокруг было полно заброшенных пашен — заросших кустами и сорняками. Далекий лес, всю дорогу остававшийся по правую руку, придвинулся угрожающе быстро.

Когда солнце, весь день остававшееся неправдоподобно огромным и желтым, повисло над горизонтом прямо за нашими спинами, я запросила пощады. Мой живот уже давно от голода распевал ораторию, а мои ноги меня покинули — во всяком случае, я их просто не чувствовала!

— Ну, хорошо! — пробурчал Варлаф, когда, исчерпав все разумные аргументы, я легла прямо на дорогу, и осталась лежать. — Дойдем вон до тех зарослей и там устроим ночлег. Вблизи дороги лучше не оставаться.

Мы сошли с утоптанной поверхности на заброшенное поле, перешли его и углубились под кроны маленькой рощи. Здесь обнаружились какие-то давние развалины, под стенами которых весело журчал ручеек.

Варлаф ловко разжег костер, а я впервые увидела настоящее огниво. Затем мы открыли наши ранцы и провели тотальную ревизию запасов.

— До Суммона хватит, — довольно заметил Варлаф. — Если есть два раза в день! — и сурово посмотрел на меня.

Я только вздохнула. Может быть, хоть камзол станет сходиться в конце пути?

— А Суммон — это деревня? — поинтересовалась я.

— Поселок городского типа, — не моргнув глазом, объяснил Варлаф. — Ты там не была раньше?

— Нет, — я грустно покачала головой. — Я много где не была раньше. Вот, например, на Мадагаскаре… И не знаю теперь, буду ли?

— Магада… — Варлаф плюнул через плечо. — Слово чародейское! Зачем сказала?

— Дурак ты! — беззлобно и невпопад ответила я. — Это остров такой, с разными забавными животными. Я вот всегда мечтала лемуров посмотреть.

— Правду говорят, — заметил Варлаф, — говоришь с чародейкой, держи кукиш в кармане. Я половины твоих слов не понимаю!

— Ну и хрен с тобой, — подытожила я. — Иди в молниях потренируйся, авось полегчает!

Варлаф кивнул, поднялся и вышел из развалин. Я прислушалась. В ночных звуках не было ничего угрожающего или подозрительного.

Я тихонько достала из кармана пачку печенья и положила одно из них в рот. После очень вкусной и натуральной пищи, положенной Онольгейном в мой ранец, до боли захотелось родных консервантов, заменителей и ароматизаторов.

Демон запаздывал. Впрочем, меня это не беспокоило — так и должно было быть. Я отложила пачку и вытащила зеркало. В развалинах, освещенных неровным светом нашего костра, поверхность его была темной, словно ничего не отражала. Интересно, так и должно быть? Я посмотрела в глаза своему отражению. Что делать дальше — совершенно не представляю? Как заставить зеркало работать? И вообще, с чего я решила, что оно поможет мне связаться с домом? Только из-за его похожести на зеркало Томы? Мое отражение растерянно мигнуло глазами и нахмурило брови. Я показала ему язык и спрятала зеркало в карман. Чует мое сердце, еще не время! Позже, позже…

Языки пламени горели неровно — их трепали многочисленные сквозняки, насквозь продувавшие развалины. Я встала и пошла вглубь — поискать что-нибудь, остатки старой двери, например, чтобы перегородить дыру в стене — хотя бы с одной стороны! Под ногами хрустели камешки, осколки стекла. Свет еще падал сюда — неровной дорожкой, убегающей за мою спину. Я оглянулась, чтобы поглядеть на огонь — это придавало мне уверенности в себе, как вдруг пол под моими ногами заколебался, затем раздался чудовищный треск, и я провалилась в кромешную темноту.

Ощутимый удар тряхнул мое несчастное тело, упавшее к тому же на какие-то острые обломки. Я потрясенно смотрела вверх — сквозь дыру в полу и отсутствующую часть крыши виднелось черное небо, усыпанное маленькими колкими звездами. Неожиданно раздался глухой удар, и небо расцветила синими лапами змеящаяся линия молнии — Варлаф «прокачивал» свой новый скилл.

В синих всполохах я разглядела небольшую комнату, остатки каменной кладки, кое-где осыпавшиеся на пол. Должно быть, именно на них я лежала, ощущая, как расплываются по моей многострадальной спине багровые синяки. Небо снова вспыхнуло синим. Я перекатилась на бок и оказалась лицом к лицу с… белым черепом. Наверное, я очень громко кричала, потому что горло сразу засаднило, а воздух в легких кончился. Но в это самое мгновение тяжелый удар — гораздо сильнее предыдущего — потряс землю, и стало светло, как днем. Эта молния особенно удалась Варлафу! Я давно уже стояла, вжавшись в стену, и теперь, перестав орать, смогла разглядеть то, на что так неудачно свалилась. На полу, прикованный ржавой цепью за белую кость, лежал скелет. Я упала ему на ребра, обратив хрупкие останки в пыль. Целыми остались кости таза, ноги, и череп с шейным отделом позвоночника. Когда небесные всполохи погасли, кости еще продолжали белеть в темноте. Я протерла глаза — они, и правда, светились, фосфорицировали, как морда собаки Баскервилей. Подумав об этом, я поежилась — вот уж неудачное сравнение! Только ее здесь не хватало! Скелет был хорошо виден в темноте. Его обладатель был очень высок — выше меня головы на две, и астеничен. А череп, продолжающий ухмыляться беззубой усмешкой, оказался вытянут так, что вряд ли мог принадлежать человеку. Очередной кульбит молнии заставил его светиться ярче — должно быть, кости неизвестного как-то реагировали на магическое сияние, окрасившее небо в совсем уж неправдоподобное индиго. Я смогла разглядеть весь подвал — каменное ложе, куски кладки со стен, остатки досок, предательски провалившихся под моими ногами. Что-то блестело отраженным светом под призрачно горящими костями. Я отлепилась от стены и принялась разгребать доски и кости так, словно занималась этим всю жизнь. Пальцы уперлись в нечто холодное и гладкое. Стряхивая с рук пыль и настоящий — надо же! — прах, я потянула на себя и достала длинное узкое лезвие, полыхнувшее зеленью пополам с синевой. Раскрыв рот, я разглядывала невиданной красоты оружие. Это был кинжал, больше похожий на матросские кортики, длинный, узкий, с ручкой, усыпанной драгоценными камнями, с перекрестьем чудесной чеканной работы. На лезвии змеились, переплетаясь, неведомые письмена и завораживающие узоры.

— Эй, чародейка? Ты где? — послышался сердитый голос моего спутника. — В кустик, что ли, пошла?

— Тут я! — крикнула я.

Послышались тяжелые шаги. Черный громоздкий силуэт склонился над дырой в полу. Лицо Варлафа, освещаемое светом костей, выглядело подозрительно усталым, и было покрыто мелкими бисеринками пота.

— Здесь у нас что? — явно передразнивая Озиллу, произнес он. — Тут у нас кто?

— Тут у нас труп, — пояснила я, и подняла руку, показывая кинжал. — И вот это!

Варлаф тяжко вздохнул и спрыгнул вниз. Таз бедняги разлетелся в пыль под его тяжелыми сапогами. Варлаф коротко взглянул на череп, затем взял у меня кинжал, повернул к свету костей и уважительно присвистнул.

— Старая эльфийская работа! — сказал он. — Везет же новичкам!

— Эльфийская? — восхитилась я. — Значит, мы и правда, можем встретить настоящих эльфов?

— Уже встретили, — Варлаф кивнул на останки и вернул мне кинжал. — Ты как сюда попала-то?

— Сверху, — лаконично отвечала я, во все глаза разглядывая то, что еще оставалось от скелета — вот таков оказался первый встреченный мною эльф!

Варлаф снова тяжело вздохнул, зацепился руками за край дыры и, подтянувшись, вылез. Свесившись вниз, протянул мне левую руку.

— Давай, засовывай новую игрушку в свои ножны и вылезай! Надо как следует выспаться — что-то устал я сегодня!

— А! — мстительно заметила я. — Вот как оно дается-то, магическое искусство!

— При чем тут искусство? — удивился Варлаф. — Я просто не ожидал, что новое заклинание придется применить на деле сразу же.

Я без сожаления выкинула в подземной темнице орочий кинжал, а затем схватила его за руку, и он легко вытащил меня. Смысл сказанного им только сейчас стал мне ясен.

— Что это значит? — холодея, спросила я.

Кинжал снова оказался в моей руке — неправильно ограненные камни приятно царапали ладонь, а тяжесть рукояти вселяла уверенность. Наверное, мне действительно повезло с этим кинжалом!

— Пойдем, выйдем во двор, поможешь донести…

И громила, не оглядываясь, потопал наружу.

— Донести что?… — заикаясь, выговорила я ему в спину, и заторопилась следом.

Прямо перед дверями лежали, небрежно побросанные друг на друга, три тела. Они были огромные и мохнатые, ржаво-красного цвета. Вытянутые морды походили на собачьи, но уши были круглыми и толстыми, как тигриные, а между ними поблескивали маленькие острые рожки.

— Что… Что это? — воскликнула я, и спряталась за внушительное плечо Варлафа.

Тот пожал этим самым плечом.

— Это демоны. Демоны Ацуцы, полагаю. Давай, бери того, что поменьше и тащи в подвал.

— За… зачем?

— Ну, поля же вокруг! Наткнется кто, разговоров не оберешься. А ведьме совершенно ни к чему знать, что я разобрался с ее солдатами. Пускай пока думает, что они идут по нашему следу.

Мне стало совсем нехорошо. Значит, эти твари не просто прогуливались в полях, а искали… Варлафа?

— А они зачем тебя искали? — поинтересовалась я. — Ты же, вроде, ей сейчас служишь?

Варлаф снова пожал плечами.

— Не знаю. Может быть, помочь хотели зеркало у орков отбить… — он нехорошо усмехнулся, — или у меня!

Схватив за ноги лежащее сверху тело, Варлаф поволок его за собой и скрылся в темноте развалин. Я услышал глухой стук — останки демона упали на кости эльфа, окончательно превратив их в прах. Варлаф показался на пороге. Он был сердит, кроме того, только сейчас я заметила, что его кожаная куртка сильно разодрана справа. Он явно берег правую руку.

— Ты ранен? — испугалась я. — Надо перевязать!

— Потом. Давай, помоги мне!

Вдвоем мы перетащили тела и скинули в подвал. Затем вернулись к костру. Теперь мне было не очень-то уютно сидеть здесь, зная, что в соседней комнате находится импровизированный могильник. Варлаф снял куртку, и моим глазам открылась багрово-красное месиво, в которое превратилось его плечо.

— Чего уставилась? — буркнул он, словно оправдывался. — Все-таки их было трое…

— Ну конечно, — с готовностью закивала я. — Делать-то что?

— Открой мой ранец и достань шкатулку со дна.

В шкатулке оказался набор бутылочек зеленого стекла, тщательно закрепленных по стенкам шкатулки.

— Красную среднюю, — приказал Варлаф.

Я дрожащими руками достала названное и протянула ему. Он выпил содержимое пузырька одним глотком, отшвырнул его в сторону и лег на спину, подстелив под себя свою куртку. Глаза его закрылись, и в ночи раздался тяжелый храп смертельно уставшего человека.

— Эй, — тихонько позвала я, — а вдруг их было четверо? И четвертый бродит по близости?

Варлаф перестал храпеть, но глаза не открыл.

— Спи! — пробормотал он. — Их было трое… Нельзя управлять бОльшим количеством демонов — таковы правила!

И снова отключился.

«Каковы бы ни были правила, — подумала я, усаживаясь удобнее и кладя кинжал на колени, — а я все же посторожу. Черт, и Демон задержался где-то в пути…».

Варлаф спал, далеко откинув здоровую руку и я, сначала исподтишка, а затем уже в открытую принялась его разглядывать. Мускулистые мужчины всегда привлекали меня. Мне доставляли удовольствие сытые литые тела героев голливудских боевиков, да и в собственных эротических фантазиях рядом с собой я представляла обычно крепкого парня, умеющего постоять за себя. Или за меня. Особняком в ряду моих предпочтений стоял Игорь. Бывший муж никогда не был крепким и мускулистым. Скорее, жилистым, сухощавым. Но в нем меня привлекло иное — стальной трос его внутренней силы ощущался даже на расстоянии. Игорь был опасным человеком, да, добрым, да, справедливым, но смертельно опасным. Он владел таким уровнем магического искусства, до которого было далеко прославленным боевикам Третьего отделения. Он был умен и в интеллектуальном споре не уступил бы даже такому мудрецу, как Олег. Я улыбнулась, вспоминая бледную девочку с горящими глазами, слушающую своего гуру, ловящую каждое его слово, влюбленную в него до безумия. Страшно сказать, когда он уходил, я начинала задыхаться. Я так любила его, что, в конце концов, эта любовь сожгла саму себя…

Спящему напротив мужчине вряд ли были знакомы подобные страсти. Даже во сне лицо его сохраняло мрачное выражение. Морщины не разгладились, сумеречные тени не сделали мягче уродливый шрам и оспины но щеках. У него оказались неожиданно длинные ресницы, густые, черные — я даже подалась вперед, чтобы разглядеть их. Четко очерченные губы кривились во сне. Должно быть, он и там продолжал свой бой.

Я зябко поежилась, посмотрев в темноту дальней комнаты. Там, под полом, лежали: эльфийский прах и три свежеубиенных демона.

— Ну, ты попала, мать! — пробормотала я, продолжая ежиться.

Звук собственного голоса как-то успокаивал.

Я положила кинжал на колени и села прямо, словно институтка на уроке хороших манер, твердо решив сторожить. Костер подернулся золой, угли играли причудливым калейдоскопом, на который можно было смотреть вечно. До рассвета было далеко.

Открыв глаза, я обнаружила, что Варлаф сидит на корточках рядом и жалостно смотрит в мое лицо.

— А? — хрипло поинтересовалась я, понимая — тело затекло так, что шевелиться отказывается.

— Ты дозорничала что ль, бедолага? — с сочувствием спросил герой и сунул мне под нос кружку с каким-то дымящимся напитком.

Я ошалело поводила глазами по сторонам — было еще темно.

— Да ты чего проснулся-то! — возмутилась я. — Я только на минутку отключилась. До утра еще…

— Уже! — констатировал Варлаф, заставляя меня расцепить пальцы, сведенные судорогой на рукояти кинжала, и взять кружку. — Уже утро. Пей и в путь…

— В последний! — пробормотала я, отпивая значительный глоток.

Варлаф споро собирал наши вещички, затаптывал костер. Он был свеж и бодр, словно не его плечо походило вчера на кусок говядины.

Напиток оказался крепким и кисло-сладким. Я с удовольствием выдула всю кружку. Тепло из желудка перекочевало в онемевшие члены. Я потянулась и легко поднялась на ноги.

— А чегой-то мы затемно выходим? — запоздало удивилась я.

— Планы изменились. Следующую ночь лучше провести за крепкими стенами, а не под открытым небом. Что-то уж больно много тварей охотятся за этим твоим зеркалом. — Варлаф внимательно посмотрел на меня и неожиданно переспросил, — Твоим?

— Моим, моим! — поспешно закивала я. — Значит, сегодня мы будем в Суммоне?

— Если пойдем быстро и без остановок — да.

Я представила себе эту пробежку — от рассвета до заката, без маковой росинки, с хорошей спринтерской скоростью, и заорала:

— Я, пожалуй, прямо сейчас костьми слягу! Здесь! Забирай зеркало и топай дальше один. Ты что, Шварценеггер чертов, совсем не понимаешь? Я не героиня, мать твою! Я такой дороги не вынесу!

Он как-то странно сморщился и попросил:

— Не надо меня так нехорошо называть! А идти тебе будет полегче. Надо было мне еще вчера догадаться — дать тебе зелье выносливости. Все равно мне без надобности. Да и срок годности скоро кончается! Давай, иди по своим делам, не теряй время!

Моему возмущению не было предела. Вот только я не соображала, по какому поводу возмущаться — из-за срока годности или из-за «моих» дел?

Мы уже несколько часов шли по дороге, в окружении пустынных полей слева и нехорошо темневшего леса справа. «Сколько же он спал? — думалось мне — Два часа? Три? Вот это способность к регенерации! Даже у нетопырей такого нет. Для восстановления утраченного органа им требуются недели, а то и месяцы.». Я все время прислушивалась к собственным ощущениям — когда же мой организм начнет просить пощады? Но поплохело мне только к полудню. Все это время мы шли быстрым шагом, почти рысью, а тут вдруг мои ноги неожиданно подогнулись и я начала падать. Шедший чуть впереди Варлаф резко развернулся, подхватил меня, и мы оказались с ним лицом к лицу. Я зачарованно уставилась в его темные непонятные глаза. Его рука держала меня на весу так, словно я была тряпкой, перекинутой через нее.

Не отпуская меня, воин скинул ранец на землю, порылся в нем, и достал бутылку с завинчивающейся крышкой. Помогая себе одной рукой и зубами, отвинтил ее, и влил мне в рот давешний кисло-сладкий напиток. И неожиданно убрал руку, поддерживающую меня. Словно мешок с эльфийскими костями я рухнула на дорогу, подняв клубы пыли. А он уже шел дальше, на ходу убирая бутылку с остатками напитка.

Уж не знаю, что подняло меня на ноги — зелье или адская злоба. Я в который раз пожалела об отсутствии Силы. Ноги переставлялись как деревянные. Но с каждым шагом это ощущение становилось все менее заметным.

Варлаф ушел уже далеко — метров на триста. Он, скотина, даже не оглянулся ни разу! Так и шел — легко и размашисто, как человек, привыкший много ходить пешком и не замечающий тяжести поклажи. Но вдруг остановился, будто прислушиваясь, и быстро пошел ко мне. На ходу сбросил ранец и выхватил меч. Ускорил шаг. Побежал.

В придорожных кустах зазмеилось бежево-черное тело. Я бросилась навстречу Варлафу и повисла у него на груди, упершись каблуками в землю. Я висела на нем молча — у него было лицо человека, до которого сейчас не дойдут любые слова. Лицо убийцы.

Демон изящным прыжком перелетел через кусты и, распластавшись на дороге, принялся бить себя по бокам черным хвостом. Глаза его горели совершенно непередаваемым светом.

— Это друг! — мысленно передала я ему. — Не трогай его!

В ответ кот злорадно зевнул. Я ощутила, как напряглись мышцы Варлафа — еще мгновение, я отлечу в сторону, а он прыгнет вперед, и примется уничтожать несомненное зло.

— Он со мной, слышишь? — заорала я прямо в ухо герою, да так, что он подскочил на месте, — Он подчиняется мне! Он тебя не тронет!..

«Несомненное зло» обнажило иглоподобные зубы. На морде явственно читалась насмешка.

Герой перевел на меня непонимающий взгляд. Я отпустила его и, сильно толкнув в грудь, чтобы закрепить сказанное, подбежала к Демону, положила руку ему на голову и принялась гладить вздыбленную вдоль позвоночника шерсть.

Варлаф подумал немного, и убрал меч. Подошел на пару шагов ближе.

— Так это и есть твой демон? — то ли спросил, то ли утвердил он. — Какой интересный экземпляр — я таких никогда не видел!

Демон довольно сощурился и вытянул вперед лапы с выпущенными когтями, коими прочертил в земле глубокие борозды, а затем сел столбом, развернув уши в разные стороны.

Варлаф присвистнул и, кажется, даже обрадовался:

— Что ж, нам это только на руку!

Я пыталась восстановить дыхание. Неизвестно, за кого я больше испугалась — за Демона или за своего попутчика?

— Сделай его невидимым, — посоветовал герой, — а то, неровен час, напоремся на патрульных или обоз какой — разговоров не оберешься!

Честно говоря, я не знала, что и ответить! Признаваться в отсутствии Силы было недальновидно и опасно.

— К чему это? — медленно начала я, лихорадочно соображая, что же говорить дальше. — Демон… учует чужих гораздо раньше, чем мы их увидим, и всегда успеет скрыться. Так ведь?

Я посмотрела на него. Кот согласно кивнул и потрусил вперед по дороге, по пути едва не задев Варлафа светлым боком. Тот отшатнулся.

— Пойдем! — поторопила я. — Ты сам говорил, нужно дойти до Суммона как можно быстрее.

— А там ты его куда денешь? — подозрительно поинтересовался Варлаф. — В ранец?

— Если я захочу, его никто не увидит! — холодно заметила я, и быстро пошла вперед, пресекая дальнейшие разговоры.

«Тебя никто не должен увидеть! — мысленно приказала я коту. — Особенно в той деревне, куда мы направляемся. Но ты должен знать, что за нами охотятся какие-то твари, в чем-то подобные тебе. Они сильны и быстры, и жаждут нашей смерти. Поэтому будь рядом и будь осторожен!».

Демон раздраженно дернул хвостом, но не оглянулся.

Так мы шли несколько часов. Пару раз кот неожиданно спрыгивал с тракта и исчезал в придорожных кустах. Мы продолжали движение. Через несколько минут либо нас нагонял отряд вооруженных до зубов стражников, скачущих на лошадях, либо из-за поворота впереди показывался бредущий обоз — животные, похожие на мулов нудно тянули доверху груженые телеги. На телегах сидели дородные мужики в ярких рубахах и коричневых безрукавках, улыбчивые женщины, с волосами, забранными под цветастые платки. На поясах мужчин висели короткие мечи в ножнах. А за спиной каждой из женщин я, к своему удивлению, разглядела лук и колчан. Некоторые узнавали Варлафа, радушно приветствовали, звали на телегу. Тот вежливо благодарил, но отказывался — пешком мы шли быстрее, чем медленно двигающиеся постоянно жующие животные.

— А здесь достаточно оживленное движение, — заметила я, провожая глазами очередной отряд стражников, который исчезал впереди за пластами пыли, поднятой конскими копытами. — А я слышала, что Улльская долина — место нехорошее.

— Так оно и есть! — отвечал Варлаф. — Но собственно долина начинается за рекой. А здесь всегда были плодородные земли. Люди держаться за них. Они знают, рядом с чем живут, и не бояться этого. Они поколениями жили здесь.

— А как же те заброшенные земли у леса? — заинтересовалась я.

— Лес — пограничная зона, — пожал плечами герой, — а это место по определению нехорошее. Там то орки, то… еще кто. — Он улыбнулся. — Зато люди самые крепкие! — И я подумала, что он вспоминает Онольгейна.

— Значит, — прервала я его мысли, — Улльская долина — тоже пограничная зона?

— Почему ты так решила? — Варлаф косо взглянул на меня.

— Ну, ты же сам сказал: пограничная зона — место по определению нехорошее. А про Улльскую долину все говорят, что это и есть самое нехорошее место! Так с чем она граничит?

Варлаф не ответил. Я удивленно посмотрела на него и поняла, что он не знает ответа.

— Никто не знает, да? — решила я помочь, — Люди, ушедшие в ту сторону, не возвращались?

— Ты, и впрямь, ведьма! — буркнул Варлаф. — Но ты права — никто не знает. Ходят слухи о запретном культе Черных богов, которым якобы поклоняются на той стороне реки. Я был там дважды — не заходил вглубь, а так, странствовал вдоль русла. Но ничего подобного не встречал. Нечисти там полно — волков-переростков, вепрей, чертенят, болотных грымз, и тому подобных тварей.

Он замолчал, словно посчитал разговор законченным. Но от меня было не так-то просто отделаться.

— Зачем ты идешь туда? — для убедительности провидчески сощурив глаза, спросила я. — Ведь ты не останешься в Суммоне? Пойдешь на ту сторону, в этот, как, как его, Ордустис? И, возможно, дальше?

Варлаф покосился на меня темным глазом. Он по-прежнему широко и неутомимо шагал вперед, словно питался батарейками Энерджайзер, а не человеческой пищей.

— Тебе оно зачем? — поинтересовался он.

Я помолчала, обдумывая ответ. Пришло ли время сказать ему, что и моя дорога лежит гораздо дальше пресловутого Суммона и даже неизвестного мне Ордистиса?

— Ты знаешь что-нибудь о других мирах? — издалека начала я. — О возможностях перехода из одного мира в другой?

Широкий шаг воина неожиданно сбился. Он раздраженно дернул головой, но продолжал идти, не останавливаясь.

— Слышал кое-что, — буркнул он, и я поняла, что уловка с шагом дала ему время, чтобы тоже обдумать свои слова.

— Иногда, — продолжала я, — человек исчезает из своего мира, чтобы оказаться в другом. Это происходит по разным причинам — чей-то умысел, природный катаклизм, пространственная или темпоральная аномалия. Место в сущности бытия, через которое человек попадает в другой мир, люди знающие в моем мире называют проколом. Более распространенное название — портал. В одном случае из десяти в местах, откуда не возвращаются, находится такой портал. Часто он имеет естественную природу — аномальное смещение ткани бытия, которое делает ее в этом месте тоньше, чем везде. Но иногда очень сильный маг или сообщество магов делает такой прокол для собственных целей. Этично это или нет мы сейчас обсуждать не будем… Там, куда ты направляешься, исчезают люди…

— И ты надеешься найти там портал! — задумчиво докончил Варлаф. — Если отбросить смысл несомненно неприличных, упомянутых тобой слов, твою основную мысль я понял. Возможно — одна вероятность из десяти, ты сказала? — что там, действительно портал, но с чего ты решила, что это выход в ТВОЙ мир?

Я пожала плечами. Не могла же я сказать ему, что его, Варлафа, не существует? Что он — герой компьютерной игры, сюжет которой завершается в известном месте в самом дальнем углу Улльской долины? Карта вызывается клавишей TAB, инвентарь можно просмотреть, нажав I — и т. д. и т. п. И что, если из этой игры и есть для меня выход, то он может быть только там! Конечно, это только предположение. Но ничего другого, что позволяло бы надеяться на возвращение, у меня не было. Дурной план лучше, чем никакого. Кроме того, я сама всегда учила Катенка, что слезами горю не поможешь.

Я резко остановилась, натолкнувшись на Демона. Ей-богу, едва не перекувыркнулась через него. Он появился из кустов и остановился как вкопанный поперек дороги, не позволяя мне идти дальше. Его большие уши были направлены в сторону высоких и колючих зарослей, за которыми начинались поля. Я тоже прислушалась. Мне показалось, что оттуда доносится чей-то плач. Детский плач.

Окликнув Варлафа, ушедшего вперед, я свернула с дороги и вломилась в заросли с треском, достойным антилопы гну. Плач стал слышнее. Сердце мое сжалось, потом запрыгало в груди, обдавая жаром. Я не любила и даже боялась детского плача. Сонное хныканье Катенка — иногда дети плачут, не просыпаясь, а после не помнят своих страшных снов — всегда заставляло меня в панике скатываться с кровати и нестись в ее комнату, чтобы прижать к себе теплое вялое тельце, зашептать плач ласковыми словами. Дочка успокаивалась быстро. Иногда ее нужно было выпутать из одеяла, в котором она, ворочаясь во сне, запутывалась, или просто повернуть на другой бок. И она вновь умиротворенно посапывала, и на розовом личике лежали глубокие дрёмные тени, и даже длинные ресницы не дрожали. А я все сидела на полу рядом с кроваткой, не решаясь снять руку с крутого, «папиного», лобика, унимая частое болезненное сердцебиение и быстрый жар — последствия выделившегося в кровь адреналина. Моя мама, когда я рассказывала ей об этом, смеялась. «Все детки плачут по ночам, — говорила она, — скоро ты к этому привыкнешь!». Кате исполнилось два, три… пять. А я до сих пор не могу свыкнуться с тоненьким жалобным плачем в ночной тиши.

Я свернула с дороги, не задумываясь, не оглядываясь, повинуясь извечному женскому инстинкту, активируемому детскими слезами. Понеслась, словно в Катькину комнату.

Варлаф догнал меня в несколько прыжков, и вцепился в плечо, останавливая. Словно клещами сжал!

— Пусть сначала он посмотрит! — кивнул он на Демона.

Коту, однако, подсказка не требовалась. Припадая к земле, он перетекал с места на место, словно живая ртуть, и скоро исчез за стволами деревьев, отгородивших поле.

Я раздраженно дернула занывшей конечностью, но Варлаф не посмотрел на меня — стоял неподвижно, даже как-то расслабленно. Однако я уже знала, что из этого бездвижия он может отправиться как ужинать, так и убивать.

Демон вернулся и потерся головой о мои ноги. Взметнувшийся, будто случайно, хвост, ударил героя по руке. Тот охнул и отпустил меня.

Ускоряя шаги, я двинулась вперед, стараясь не оскользнуться на неровной почве, шедшей в горку. Передо мной был маленький — с человеческий рост — холмик. На его вершине сидел мальчишка в серой рубахе и горько плакал, зло тер грязными кулачками глаза. Иногда он переставал рыдать и принимался ругаться, шумно сморкаясь в рукав своего нехитрого одеяния. В его бормотании я разобрала что-то нелестное о «падали живучей» и «взбесившейся гнилушке».

— Эй, — тихонько, чтобы не испугать, окликнула я, — ты чего ревешь?

Мальчишка быстро обернулся, окинул меня испытующими взглядом, и снова принялся всхлипывать.

— Ду-у-ура рогатая! — провыл он. — Куда поперлась?

Челюсть моя от такой наглости отвалилась, ощутимо щелкнув.

«Ах, ты, засранец!» — услышала я начало собственной возмущенной тирады, которую так и не произнесла. Варлаф вышел на поле — я видела только его голову, а сам он был скрыт пологим склоном земляного холмика. Мальчишка вновь замолчал, с восхищением разглядывая его амуницию.

— Дяденька герой, — честно стараясь не всхлипывать, крикнул он, — помоги мне! С утра за ней гоняюсь — взбесилась она что ли?

Начиная догадываться, я поднялась к нему и села рядом, свесив ноги с осыпающегося бурой землей обрыва. Неподалеку на заросшем пожелтевшей травой поле, паслась рыжая корова. Точнее не паслась, а прогуливалась, если такое можно сказать о корове. Честно сказать, вела она себя довольно странно. То она принималась бегать вприпрыжку, то валяться, болтая копытами, то взбрыкивала, высоко подбрасывая собственную заднюю часть. Один раз она не рассчитала броска и, перекувыркнувшись через голову, рухнула в траву. Мальчишка, увидев это, забыл о собственной гордости, и заревел громче прежнего. К его причитаниям теперь прибавились слова «дяденька» и «помоги».

Варлаф мрачно посмотрел на меня, и приготовился было возвращаться под сень деревьев.

— Ты куда? — удивилась я. — Не слышал, что ли — тебя о помощи просят?

— Ты, что же, — прищурился он, — предлагаешь мне бегать за взбесившейся скотиной?

Не отвечая, я притянула мальчонку к себе, и принялась гладить светлую вихрастую головешку.

— Не плачь, — ласково шептала я, стараясь, чтобы мои слова долетали и до героя, — сейчас этот геройский дяденька скинет свой портфель и приведет твою корову. Как ее зовут?

— Гнилу-у-ушка…

Как же я сразу не догадалась!

— Ему это раз плюнуть! — заверила я его. — Он с тремя демонами один справился, а уж корову-то твою поймать ему как…! — вспомнив, что говорю с ребенком, я осеклась.

Варлаф действительно плюнул, швырнул ранец на землю, и пошел к корове. Заметив его, Гнилушка исполнила зажигательную джигу, стуча всеми копытами разом, и, задрав хвост, поскакала прочь.

Варлаф выругался так, что я поняла только общий смысл, и припустил за ней.

— Во, во! — мальчик сразу успокоился, уютно прижался к моему боку и теперь тыкал растопыренными пальцами в суматошно движущиеся по полю фигурки. — Я вот так с самого утра за ней бегал! Гляди, как галопирует!

Гнилушка, весело подбрасывая рыжий зад, галопировала к дальнему краю поля. Конец веревки, повязанной ей на шею, волочился по земле. Его-то Варлаф и попытался схватить. Сделал длинный прыжок, упал животом на землю, придавливая веревку, но корова резво скакнула вперед, прибавила ходу и исчезла за деревьями на той стороне поля.

Затылок и плечи героя, поднявшегося с земли, были более чем выразительны!

— Тебя как зовут? — поинтересовалась я, следя, как деревья скрывают и его тоже.

— Санни, — сказал Санни, и, подумав, добавил, — Сол.

— Ты наверное голоден, Санни Сол, — скрывая очередную улыбку, вызванную чудным именем мальчика, сказала я, — Раз ты гонялся за коровой аж с утра?

Санни еще подумал, затем с достоинством маленького мужичка кивнул. Пошарил в кармане широких штанов и достал сверток. Развернул тряпицу — внутри оказалась краюха хлеба. Он аккуратно разломал ее на три части и одну протянул мне:

— Ешь, странница!

— Зови меня Виагрой! — едва не прослезившись от умиления, предложила я.

Кусок хлеба оказался смазанным медом. После долгой — с рассвета! — дороги, он показался мне вкуснее всех деликатесов мира! Подобрав последнюю крошку, я расстегнула свой ранец, и одарила моего кормильца лакомствами из онольгейновых запасов.

Слева, вдалеке за деревьями, мелькнул рыжий бок. Гнилушка не желала терять обретенную свободу! Я сыто улыбнулась и откинулась назад, опершись на руки. Санни ел за троих, отчего его щеки раздулись совершенно по-хомячьи. Слезинки его давно высохли, в глазах светился восторг маленького человечка, которому довелось не только поучаствовать в приключении, но и наесться от пуза.

Справа, в кустах снова мелькнуло рыжее пятно, теперь, совсем недалеко от нас. Странно. Только что я видела корову слева, почти у границы поля. Или Гнилушка галопирует с ускорением?

Слева вылетела какая-то птаха и суматошно понеслась через поле, вереща во весь голос.

Сытая одурь мгновенно слетела с меня. Я поднялась. Пока еще неторопливо, словно только лишь для того, чтобы размять ноги. Незаметно сдвинула полу камзола, приоткрывая ножны. Вытянув шею, заглянула за верхнюю линию придорожного кустарника, виднеющуюся в прогалине между деревьями.

На дороге, на том месте, где чуть раньше остановились мы, склонив темно-рыжую рогатую голову, принюхивался к следам на земле демон Ацуцы. Совершенно по-тигриному дернул круглым ухом и вдруг в одно мгновение перемахнул через кусты высотой в человеческий рост. Он то исчезал за деревьями, то появлялся и двигался, несомненно, в нашу сторону.

Кусты затрещали одновременно справа и слева от нас. Они взяли нас в клещи!

Санни перестал жевать и принялся испуганно озираться. В руке его крошился замечательный пирожок Онольгейна с грибной начинкой. Пятый по счету. Пирожка мне, конечно, жалко не было. Но вот что станется с ребенком, если демоны доберутся до нас? На меня надежда небольшая. Варлаф на другом конце поля — даже если заметит демонов, вряд ли успеет добежать. Я мысленно призвала своего Демона. Он был где-то рядом, но где, я не видела.

— Санни, — спокойно сказала я, хотя сердце мое было готово выскочить из груди. Только, кажется, застряло в горле! — Ты знаешь, что такое волшебство?

— Угу! — промычал тот — непрожеванный пирожок мешал говорить.

— Тогда закрой глаза и не открывай, пока я тебе не скажу. Что бы ты ни услышал! Ты мне веришь?

Санни скосил глаза на мой ранец, на всякий случай нащупал следующий пирожок, и послушно закрыл глаза.

Ментальный приказ к атаке уже достиг Демона. Он возник прямо под обрывом и метнулся направо. Шедший оттуда на нас демон Ацуцы уже не считал нужным скрываться — Санни вовремя закрыл глаза!

Мой Демон ударил чужака в грудь. Тот пошатнулся, но продолжал идти на нас, упрямо наклонив рогатую голову. Я отвернулась от них и спустилась с холма, вытащив кинжал из ножен. Из-за спины раздались: знакомый вой сирены «скорой помощи», звуки отчаянной грызни, рев, полный боли и ярости.

Бежево-черная молния взлетела над головой Санни и сшибла в полете второго демона, бежавшего от дороги и намеревавшегося запрыгнуть на вершину нашего сомнительного убежища. Они выли и катались, сцепившись в клубок, всего в нескольких шагах от меня. Я не знала, успеет ли Демон разделаться со вторым, и потому приняла боевую стойку, которой учил меня Макс — расставила ноги, задняя чуть позади, бедро повернуто внутрь, колено передней ноги согнуто. Третий демон Ацуцы уже выскочил из кустов и подходил ко мне, поблескивая глазами. Он остановился в паре метров от меня. Раздумывает? Красуется? Пугает?

Макс учил меня судить о планах противника не по его действиям или выражению лица. «Лицо может быть под маской, — как-то сказал он мне на тренировке, — а руки и ноги могут обмануть. Смотри противнику в глаза, ни на миг не отводи взгляда. Ты поймешь, когда он захочет ударить!». В красных глазах демона Ацуцы не отражалось ничего… Он просто стоял, наклонив массивную голову с таким расчетом, чтобы глянцевые острия изгибающихся рогов приходились мне аккурат в центр грудной клетки. Понимая, что глаза этой твари для чтения намерений не подходят, я покосилась на Санни. Тот закрыл ручонками лицо и покачивался, словно читал молитву. Но что-то подсказывало мне, что пирожок он не выпустил.

Если уклониться от удара рыжего — мелькнула мысль — он ударит Санни в спину! Значит, уклоняться нельзя. Надо выстоять. Интересно, сколько он весит? Килограмм сто? Наверное, все сто пятьдесят!

Вой сирены, переходящий в рокочущий горловой звук, вновь прокатился над полем. Рыжий мотнул головой и, дробно топоча копытами, понесся на меня. Я, кажется, пискнула что-то вроде: «Мамочка!» — и выставила кинжал перед собой.

Со мной, видимо от испуга, приключился странный случай частичной слепоты. Мир сузился. Я перестала различать его краски. Исчез и сам демон. Я видела только его рога — их черные острия приближались с бешеной скоростью, и вот уже оказались в каком-то миллиметре от моей груди. Острие моего кинжала царапнуло его крутой лоб, поросший кучерявой короткой шерстью. Неожиданно тварь подбросило в воздух — рога распороли мне рукав рубашки — и отшвырнуло далеко в сторону.

Я облегченно оглянулась на мальчика. Он сидел, вжав голову в плечи, и изо всех сил закрывал ладошками глаза. Весь его вид говорил о том, что будь у него еще пара рук, он зажал бы и уши.

— Потерпи еще немного, — ласково сказала я.

Мое тяжелое дыхание в сочетании с успокаивающим тоном, кажется, испугало его еще больше. Теперь он уткнулся лицом в колени.

Через мгновение все было кончено. Для того чтобы уничтожить последнего демона, коту понадобилось совсем немного времени. Видимо, он научился убивать себе подобных. Не скажу, чтобы очень обрадовалась этой мысли. Я подошла к демону Ацуцы, чье горло было вырвано. Мой спаситель застыл над телом, прижав уши и оскалившись.

— Притащи сюда остальных, — приказала я ему, — мы сожжем их тела.

Наверное, мой голос дрогнул. Но у любого другого он бы вообще пропал — ко мне обернулась измазанная кровью черная морда: слипшаяся шерсть, красные глаза, выражение которых одно — ярость… В эту минуту это был истинный демон — дитя хаоса. Я на мгновенье забыла о тех временах, когда он, маленький и легкий, скручивался калачиком на моих коленях, или укладывался на плечах, засунув мокрый нос мне в ухо. Я уговаривала себя не бояться, но уговоры были бесполезны. ЭТО существо не подчинялось мне, как и магия, ставшая недоступной в этом проклЯтом мире. Я могла сколько угодно лелеять надежду, что это мой кот, видоизменный перемещением между мирами — но это было не так! Порождение зла, по каким-то своим причинам подчинившееся мне, было столь же чуждо моему миру, сколь и его рыжие собратья, чьей кровью он удовлетворил свой голод. Мгновение Демон мерил меня взглядом, словно подумывая о новом прыжке. Я смотрела на него, не мигая. Будь он котом, я бы никогда так не сделала, ведь для кошки немигающий взгляд означает агрессию. Но этого зверя можно было усмирить только так. Тонкая перегородка, если таковая вообще существовала в его разуме, отделяла его сейчас от безумия дикости, от истинной свободы существа, не подчиняющегося никому и ничему, кроме собственного кровавого голода. Она вибрировала и истончалась, и я видела это в его глазах — ярость или сомнение, голод или признание чужой силы. Я смотрела на него, не отводя глаз, забыв о том, что нужно дышать, не шевелясь, ибо стоило только ему почувствовать мою слабость, неуверенность или страх, и эти двадцатисантиметровые клыки оказались бы в моей плоти. В моем хрупком горле…

Не бывать тому!

Я прищурилась и медленно двинулась вперед, протягивая руку, чтобы коснуться забрызганной кровью холки. Я не позволю чьей-то больной фантазии, породившей этот мир, заманившей меня сюда, отнять у меня друга и верного спутника!

Я коснулась рукой его загривка и сильно сжала. Демон сморгнул, и опустил голову, словно смутился. Затем боднул меня в живот, и изящным прыжком перемахнул через растерзанное тело противника. Скоро он уже тащил второго, сжав зубами одну из лап. А затем принес и третьего. Принес, и отошел в сторону, с интересом следя за мной. Я достала зажигалку и поднесла к клоку красно-бурой шерсти. Зашипело, запахло паленым. Огонек перескочил на соседние тела и загудел, поднимая к небу столб вонючего черного дыма.

Демон проследил за ним взглядом, тряхнул ушами и растворился в придорожных кустах. Наверное, пошел вылизывать шкуру.

Я поднялась на холмик. Через поле, держа вредную скотину за конец веревки, к нам бежал Варлаф. Мне показалось, или его всегда смуглое лицо побелело?

Я помахала ему рукой и повернулась к мальчишке.

— Все кончилось, — нарочито весело заговорила я, — открывай глаза и принимай свою пропажу!

— Что случилось? — закричал Варлаф с поля.

На губах несчастной коровы я разглядела желтую пену. Ай, как нехорошо!

— Что с коровой? — вопросом на вопрос ответила я.

— Белены объелась, — пояснил он, останавливаясь.

Могучая грудь героя тяжело вздымалась. Видно, Гнилушка заставила за собой побегать!

— Горит что? — отдышавшись, спросил он.

— Твои красные друзья, — я невольно передернула плечами, вспомнив их морды, — а ты был слишком далеко!

— Да, — задумчиво кивнул Варлаф, — слишком далеко!

И мы понимающе поглядели друг на друга.

— Эй, малец, — позвал он мальчишку, — прыгай сюда, хватай веревку и веди свою Гнилушку к местной знахарке, пока у нее опять не началось! Отравил кто-то твою корову!

Мы снова переглянулись. Этот кто-то знал, что мы идем этой дорогой. И был уверен, что мы остановимся, чтобы помочь мальчику. Адских посланцев не интересовал Варлаф. Они направились к тому, кто хранил волшебное зеркало. Кто не смог бы защитить себя, так, как это сделал бы герой! Ко мне. Вот только этот кто-то ничего не знал о моем Демоне.

Мальчишка, словно только этого и ждал, сиганул вниз. Низко кланяясь, он принял веревку из рук Варлафа, словно величайшую драгоценность, и, не теряя времени, побежал через поле к крышам деревеньки, виднеющейся за деревьями.

— Воняет-то как! — заметил Варлаф и, запрокинув голову, уставился на меня. — Цела?

Я кивнула и оглянулась на погребальный костер. Языки пламени пылали на удивление ярко и ровно — откуда же тогда этот черный дым? Клубы сместились, словно под дуновением ветра и мне показалось, я увидела длинный нос, прямые узкие губы, большие немигающие глаза…

— Передохнуть бы! — вздохнул Варлаф и, ругаясь, полез вверх по осыпи.

Через минуту он стоял рядом со мной, тоже глядя на дым. Я устало потерла глаза — привиделось что-то. Не удивительно! А когда вновь посмотрела на костер, неприятного лица уже не было. Только ощущение осталось в груди, тоже весьма неприятное — будто кто-то умер.

К вечеру мы добрались до Суммона. Солнце висело над горизонтом, готовясь упасть за край неведомой мне земли. Демон, блеснув глазами, красными как это небесное светило на закате, исчез в зарослях кустарника — пошел охотиться.

Дорога полого пошла вниз. Поля слева давно остались позади, уступив место каменистым грядам, становящимся все выше. Они выросли в скалистый утес, громоздящийся над дорогой, которая огибала его. За поворотом мы с Варлафом остановились, захваченные величественным зрелищем.

Под нами катил неспешные черные воды Улльс, давший свое имя всей этой местности. Дорога уходила налево и вниз, в приречную долину, где, на берегу, посверкивал яркими крышами то ли городок, то ли поселок. Ах, да! Поселок городского типа — сказал Варлаф. На той стороне реки до самого горизонта раскинулись дремучие леса. Словно заплатки на бобровой шубе его расцвечивали кое-где клинья полей, иногда поднимали голову из-за деревьев холмы с облысевшими верхушками, на которых я разглядела останки каких-то развалин. Чем ближе к горизонту, тем холмы становились выше, а развалины значительнее. Холмов было восемь. Казалось, это великаны спят, свернувшись калачиком на матери-земле и склонив головы на мягкую подушку лесного бархата.

Суммон раскидал свои домики до самой воды. Я разглядела причал, у которого покачивались две внушительного вида ладьи. Множество маленьких лодчонок, похожих на греческие каики, сновали вдоль берега. Чем дальше от воды, тем выше и богаче становились дома. Со стороны реки никаких защитных укреплений не было, а вот с других поселок окружал ощерившийся кольями земляной вал.

Я вопросительно взглянула на Варлафа.

— Орки! — пожал он плечами и, подумав, добавил, — Изредка.

Дальний берег продолжал притягивать мой взгляд. И хотя гораздо интереснее было смотреть на суету у въезда в поселок, я снова смотрела туда, где из воды торчал дощатый помост причала — пустой, хотя и крепкий. Пара покосившихся избушек, и белесая лента тракта, огибая их, вновь уходит под темные своды молчаливого непостижимого леса. Странно, что люди боятся вод! Океан, когда глядишь на него, не менее величественен и грозен. Но он живет — дышит, шевелится, меняет цвета. А эта темная масса деревьев не шелохнется, не откроет испод, в котором копошится тайная жизнь. Как там говорил Варлаф — волки-переростки, кикиморы, грымзы (а это еще кто такие?)?

Моя рука невольно нащупала рукоять эльфийского кинжала. Шершавая кожа и самоцветы, покрывающие его, дружески царапнули ладонь, вселяя подобие уверенности в успехе нашего предприятия. Увы, весьма сомнительного.

— Ты уже смотрелась в свое зеркало? — неожиданно спросил меня Варлаф.

Я вздрогнула. Надо же, совсем забыла об этом!

— Э-э… — промямлила я, не зная, что говорить.

— Послушай, чародейка, — продолжал он, — Едва мы войдем в Суммон, об этом станет известно Ацуце. И мне придется отвечать перед ней. Я должен знать, что говорить.

— Она пришлет за нами демонов? Опять? — перепугалась я.

Ведь мне придется отослать кота до тех пор, пока мы не переправимся на ту сторону! В поселок ему нельзя — слишком много народа.

— Это вряд ли, — успокоил Варлаф, однако, я не успела вздохнуть с облегчением, — Поверь мне, у нее в услужении достаточно обычных головорезов, которые могут причинить нам массу хлопот. А мне, честно говоря, хотелось бы немного выспаться и отдохнуть перед высадкой на тот берег, вместо того, чтобы сносить головы одну за другой.

Он помолчал и совсем уж невпопад добавил:

— Кажется, я выучил алхимию!

— Привет от Гнилушки! — пробормотала я, лихорадочно раздумывая.

— Я попробую зеркало прямо сейчас! — наконец, решила я.

Порывшись в сумке, я достала его, и отошла в тень утеса, уселась на землю, блаженно вытянув гудящие от усталости ноги, привалилась спиной к морщинистой поверхности камня. Взглянула на Варлафа:

— Предупреди, если кто появится!

Он кивнул, отошел к краю дороги, так, чтобы видеть ее в обоих направлениях, и снова застыл изваянием, разглядывая Улльские леса. «Такие же темные и непонятные, как его глаза…» — подумалось мне.

Отвлеклась…

Я посмотрелась в зеркало. Мое отражение устало взглянуло на меня. Под глазами синяки в пятикопеечную монету, лицо потное, красное, глаза, как у бешеной кошки. А волосы — мама дорогая! За каплю шампуня продала бы душу!

— Варлаф! — жалобно позвала я.

Он полуобернулся, явив мне грубый профиль неказистого лица.

— А ты, правда, можешь теперь сам варить зелья?

Он кивнул. Молча. Ну, прямо Чингачгук на тропе войны!

— Свари мне что-нибудь такое, чтобы я стала красавицей! Ну, волосы до попы, как из рекламы, гладкая кожа, мелкие морщинки исчезают на сто двадцать процентов… — горячо попросила я, и осеклась под его тяжелым взглядом.

Несколько мгновений он разглядывал меня со все возрастающим негодованием, а затем рявкнул так, что у меня заложило уши:

— Не отвлекайся! Солнце садится — а нам еще спускаться к реке. Желаешь провести вечер в компании своих рогатых знакомых? Их твоя красота не заинтересует! А вот мясо…

Я сглотнула и уставилась в зеркало, выпучив от усердности глаза.

— Если тебе это поможет, — проворчал Варлаф, — сварю я тебе такое зелье. На той стороне. Если из Суммона живыми выберемся!

— Спасибо за помощь! — хмыкнула я, и, наконец, перестала валять дурака и попыталась сосредоточиться.

Конечно, была причина, по которой я оттягивала эксперимент с зеркалом. Я боялась. Я ничего не знала ни об этом мире, ни о законах, в нем существующих. Другой мир — другая магия. Или магическое полотно бытия, меридианы и параллели Силы, одинаковы во всех мирах? Кажется, Игорь что-то рассказывал мне об этом. Но это было давно. Пока зеркало лежало в моей сумке, оставалась надежда, что я смогу связаться со своими друзьями. Сейчас эта надежда могла исчезнуть навсегда, вместе с возможностью когда-нибудь вернуться домой, обнять Катьку, зарыться лицом в ее светлые волосенки.

Я сморгнула злые слезы. Не о том я думаю, не о том! Снова принялась смотреть в проклятое стекло, перевела взгляд на рамку. И вспомнила вдруг Томину спальню. Ее волшебное зеркало всегда стояло на тумбочке рядом с кроватью. Насколько я знала, Тома ни разу не смотрела в него ради себя — то ли дань такую платила за обладание древним артефактом, то ли это было ее собственное решение.

Мы подружились с ней еще в институте. Она всегда была чуть не от мира сего, но только когда Игорь ввел меня в круг Посвященных, а затем и Избранных, я поняла, что это действительно так. Тома была ведьмой в девятом поколении и от ее дара, увы, не было спасения. Она пыталась забыть о нем, жить обыденной человеческой жизнью: окончила школу с отличием, поступила в университет на скучный «бумажный» факультет. Бросила его, отучилась на психфаке. Начала работать практикующим консультантом. И неожиданно поняла, что дар больше не мешает ей жить. Наоборот, подпитанный гуманитарным образованием, он усилился, трансформировался в симбиоз с психологией и, в конце концов, оттеснил ее на задний план. Но, самое главное ее открытие состояло в том, что дар помогает ей помогать людям — уж простите за тавтологию! Пресловутые психологические приемы работали не всегда. Проблемы многих людей лежали за гранью понимания человеческим разумом, приученным видеть привычную картину мира.

Тома откопала старые семейные фотографии. Вот бабушка Мария в своей «черной» комнате в Батуми, стоит рядом с тяжелым креслом, облачена в черную хламиду и тюрбан со сверкающим камнем. Вот она же в гробу — на голове черный платок, руки сложены на груди. Но главное — выражение ее лица. Оно было покойным и светлым, и сразу становилось ясно, что жизнь этой женщины прожита достойно и правильно. Как-то Тома передала мне ее слова, произнесенные за несколько часов до кончины: «Одно я знаю — добра я совершила больше, чем дурного, Господь мне свидетель! А за грехи свои я отвечу, и страха потому не знаю! Если пойдешь моим путем, бэбо, не делай людям зла. Но и от него не отворачивайся — врага надо знать в лицо! А захочешь выше подняться — делай добро. И оно тебя стократ поднимет!».

Работа психологом позволила Томе скопить денег на покупку второй квартиры. Именно там была сделана точная копия «черной» комнаты. Обстановка других комнат была роскошна по-восточному, а эта, глухая, оббитая черным бархатом, с черной мебелью и зеркалами, отражающими друг друга, пугала, завораживала и ошеломляла одновременно. Здесь Тома проводила свои обряды, знание о которых ей передала бабушка Мария, ибо ее дочке, Томиной маме, дар оказался недоступен. Здесь она подолгу сидела в темноте и одиночестве, уносясь мыслями в другие миры, постигая иные сущности, учась видеть и использовать то, что другим недоступно. Когда я познакомилась с Игорем, она предупредила меня, что это опасный человек. Ни она, ни я тогда и не подозревали истинного положения вещей. Игорь открыл мою Силу, первоначально питая ее своим знанием, опытом, любовью, наконец. А затем он показал мне настоящую картину мира. И с тех пор жизнь моя круто изменилась. Я вступила в круг Посвященных, не разделяющих науку и магию, не ставящих перед собой вопросов: «Есть или нет?», «Верить или не верить?». Не все они обладали врожденной Силой, не все умели использовать магическое полотно бытия, черпать из меридианов и параллелей Силы, пронизывающих Вселенные. Игорь научил меня всему, что знал сам, и сделал Избранной. Но он ошибся во мне. Как ранее Тома отказалась от своего дара, так и я, познав свою Силу, отступилась от нее, не желая использовать то, о чем я знаю так много, но чего все равно не понимаю! Рождение дочки только укрепило мою решимость. В тяжелый период сомнений и страхов, период, в течение которого мы с Игорем то сходились, то расходились, ругались, мирились, прощались навсегда, я открылась Томе, которая, хотя даром и обладала, но о Кругах ничего не знала. Ей было проще поверить мне, чем кому бы то ни было. Но даже она окончательно уверилась в моей правоте только после того, как я показала ей действие своей Силы на предметы и людей. «Надо же! — сказала она тогда, — Я всю жизнь сомневалась в своем психическом здоровье! Я пошла учиться на психолога, чтобы раскопать в себе тайные причины психоэмоциональной нестабильности, которую мои родственнички называли Даром! Я выучилась и запуталась окончательно, пока твердо не решила, что я не сумасшедшая, раз приношу людям пользу! А где-то есть люди, которые ходят на работу в офисы, где все сотрудники сумасшедшие еще более, нежели я! Где открывают форточки, чтобы сквозняком сдуло астральные сущности, сосущие человеческую энергию. Где в открытую применяют заклинания, а зелья пьют вместо чая или кофе! Почему такой мужик, как Игорь, встретился именно тебе, Кира? Обидно, да?».

С мужиками Тома катастрофически не везло. Плакала ли она по этому поводу в своей спальне, в которой и обои и мебель сохранились еще с тех времен, когда была жива мама? Обои в цветочек, стенка периода первоначального накопления капитала, широкая кровать… Зеленый полосатый плед, ужасно кусачий! Он откинут в сторону. Абиссинская кошка Сонька вытянулась на его краешке, и пытается когтями выдрать страницу из аляповатого журнала, который упал на Томины колени. Моя подруга спит, длинные ресницы вздрагивают во сне, черные волосы раскиданы по подушке. Она похожа на Пандору, еще не ведающую о своей шкатулке. У нее красивое и печальное лицо несчастливой женщины. Красивое, печальное и светлое…

Абиссинка Сонька вдруг зашипела и, вскочив, изогнула спину. Журнал с грохотом свалился с Томиных коленок, полускрытых толстым халатом. Я с изумлением обнаружила, что могу поднять глаза выше — на ее лицо. У нее огромные, как у Соньки, черные глаза. И эти глаза с ужасом смотрят на меня. Ее губы шевелятся, но слов я не слышу. Могу только прочесть по ним свое имя.

— Как мне выбраться отсюда? — кричу я, едва не тычась носом в зеркало. — Как мне вернуться домой?

На лицо мне сыпется пыль. Пытаясь удержать в фокусе ее губы, повторяющие мое имя, я чуть приподнимаю зеркало, и вижу в отражении кромку утеса, из-за которой выглядывает рыжая морда. Бесшумный удар молнии испепеляет демона в мгновение ока, но камень, сброшенный им, уже летит прямо на меня. Забыв о Томе, чье лицо еще можно различить в призрачной дымке внутри рамы, я, как завороженная, смотрю на этот камень. В него ударяет молния, чуть сбив с курса, другая разносит его в клочья. Какая-то темная масса падает на меня — я едва успеваю прижать зеркало к груди, и клубы пыли и мелких камней засыпают меня с головой… Темнота. Тяжесть…

Тяжесть. Жар мужского тела. Я не могу пошевелиться под ним. Не могу дышать. Это пыль забила мне нос и рот! Чтобы чихнуть, мне нужно сделать вдох, но на моей грудной клетке словно лежит стальная плита. Я вновь пытаюсь пошевелиться, и плита вдруг сдвигается. Сыпятся камни и песок — надо же, как много! Ноют пальцы — витой рисунок с рамки зеркала отпечатался на коже глубокими красными полосками.

— Жива? — слышу знакомый голос.

Глаза открыть не могу — слишком много песка на лице. Я киваю и чихаю одновременно. Грубые пальцы расцепляют мои, намертво вцепившиеся в зеркало. Одной рукой я отчаянно тру глаза, другой по-прежнему не отпускаю зеркало. Варлаф перестает его отнимать, откатывается в сторону, садится, как давеча я — опершись спиной о камень утеса. Я промаргиваюсь, отряхиваюсь, кашляю. Противная пыль забилась всюду — за воротник, под камзол, за голенища сапог. Вокруг меня лежат разбросанные куски валуна, щебень. А камешек-то был здоровый!

Варлаф лениво отряхнул колени, вытащил меч, протер ладонью.

— Можешь не отвечать насчет зеркала, — заметил он, — и так все понятно! Интересно, если бы оно было у меня, Ацуца пыталась бы убить меня столь же настойчиво?

Я встала, продолжая отряхиваться. Посмотрела вниз — на веселые крыши города, простите, поселка городского типа.

— Нельзя мне в Суммон! — тоскливо сказала я. — Ты иди один. Если, конечно, не решил отнять у меня зеркало силой и отдать ей!

Варлаф усмехнулся, убрал меч, поднялся. Протянув руку достал из ножен мой кинжал, подул на него.

— Оружие всегда держи в чистоте! — наставительно произнес он. — Все остальное неважно! Планы меняются. Попробуем переправиться на тот берег сегодня.

Он поднял с земли свой ранец, порылся в нем, достал бутылочку.

— Пей. Два глотка. Это позволит тебе не спать до рассвета. А там что-нибудь придумаем. Сейчас спустимся по откосу, смотри под ноги. По тракту в Суммон не пойдем. Когда наступит темнота, украдем лодку и переправимся на тот берег.

Я накрыла его руку своей.

— Почему? — спросила, пытаясь заглянуть в его глаза. — Почему? А как же твоя награда?

Он раздраженно сунул мой кинжал мне в руки.

— После поговорим! Следуй за мной, чародейка!

И, закинув ранец за спину, соскочил с гладкого полотна тракта в густые, понижающиеся к берегу заросли кустарника.

Спуск был крутым. Варлаф, несмотря на свои размеры, умудрялся как-то просачиваться сквозь густую поросль, не издавая ни звука. За мной же сломанные ветви повисали, словно за стадом буйволов. Становилось темнее. Солнце опускалось прямо на глазах. Вот уже только краешек его завис над черной кромкой леса и через мгновение канул камнем в мутные воды Улльса, смешав их напоследок с сукровицей.

Мой Демон был недалеко — я ощущала его присутствие, как ощущают присутствие ребенка в квартире. И вроде бы играет где-то в другой комнате, или спит в своей кроватке, а все равно знаешь, что где-то здесь. Стараясь не сломать ноги, смахивая с лица пот, я стала думать о своей семье. Что им сказали, когда я исчезла? Кто забирает Катенка домой из сада? Как там мама? Как Максим? Он-то знает все — он Посвященный. Я сама инициировала его посвящение, решив рассказать всю правду. Тоскую ли я по нему? Да, тоскую. Но эта осыпающаяся коричневая земля, эти цепкие ветви, пот, заливающий глаза, тяжелое дыхание — гораздо реальнее всего, оставшегося по ту сторону. На мгновение мне показалось, что так было всегда. Я, как самый героический герой, всегда куда-то шла, попадая по пути в переделки, ножны всегда били меня по бедру, а изрядно полегчавший ранец всегда оттягивал плечи. Широкая спина моего спутника всегда мелькала впереди, сквозь заросли кустов с яркими, осенними листьями. И вечером мы разожжем костер и молча съедим то, что найдем в ранцах. И ляжем в круге света, заснув сразу и без снов, как засыпают смертельно уставшие люди. Но слух наш будет чуток, а ладони будут лежать на рукоятях мечей. Возможно, мы пробудимся одновременно, где-то после полуночи. И в преддверии часа Быка (или Волка, как хотите, так и называйте!) откроем глаза, чтобы взглянуть друг на друга. И его взгляд, хотя и останется по-прежнему темным, перестанет быть непонятным! И тогда…

Я налетела на Варлафа, толкнув его в спину так, что он едва удержался на ногах. Прямо передо мной плескалась вода. Мы спустились к реке.

Варлафа не было ужасно долго. Всю ночь я просидела на берегу, не смыкая глаз, сжав в окоченевшей ладони рукоять эльфийского кинжала. Светало, когда позади, наконец, раздался треск ломаемых ветвей. «Наверное, он не нашел лодку! — безрадостно подумала я, — Неужели придется лезть в эту ледяную воду?». Но тут со стороны реки послышался плеск весел. Я вскинулась, каблук заскользил по влажной земле и через мгновение я уже барахталась, накрытая вонючей тканью. Чьи-то грубые руки накинули поверх мешка веревку и затянули так, что я едва могла дышать. Меня подняли и положили в лодку — ее дно покачивалось подо мной, а от воды тянуло холодом.

Я не успела опомниться, как лодка отплыла от берега.

Демон был далеко. Уходя, Варлаф отправил его на тот берег проверить, нет ли там засады. Я не возражала. Ацуца могла догадываться, что мы попытаемся скрыться в лесах и заранее послать туда своих приспешников.

Я лежала тихо — что толку сопротивляться, если их все равно больше? Лодка покачивалась на волнах, кажется, ее сносило довольно сильным течением. Мы пристали к берегу не скоро, но как только лодка ткнулась носом в отмель, меня вытащили на сухое место и поставили на ноги. Я прислушалась — неподалеку разговаривали двое.

— Сто монет, — яростно убеждал низкий голос, — это очень много! Это почти в два раза больше того, о чем мы договаривались!

— Ну, так и я и привел тебе в два раза больше, — насмешливо заметил другой голос, и в моей душе все захолодело, — или ты посмеешь это отрицать? И разве твоя выгода от сделки с Черными богами не будет внушительнее каких-то ста монет?

От раздавшегося клокочущего смеха мои ноги подогнулись, и я упала на землю.

— Так и быть, договорились! — сказал первый голос. — Руки ей связать за спиной и в клетку. Оружие…

— Мой трофей! — бесцеремонно перебил Варлаф — второй голос принадлежал ему. — Провиант и все, что найдется в ее карманах. Кроме твоего зеркала, уважаемая Ацуца!

— Так принеси мне его! — в голосе послышались истеричные нотки. — Выполни до конца свою работу!

— Готовь деньги, — усмехнулся Варлаф. Я представила эту усмешку.

Неужели он предал меня за сто монет? Ну, хорошо хоть не за тридцать! После всего пережитого нами, факт предательства так поразил меня, что более ни одной мысли в моей голове не наблюдалось. Я забыла про Демона, про то, что сейчас лишусь связи со своим миром и, теперь уже наверняка, никогда не попаду домой!

Меня грубо вздернули на ноги, стащили мешок, заломили руки за спину. Подошедший «герой», не глядя в мои глаза, отстегнул ножны с кинжалом, отодрал кошель с зеркалом и неторопливо пошел прочь — к высокой костлявой женщине, одетой в кожаные штаны и куртку с большим количеством карманов. На голове у нее была островерхая шляпа, какие детишки любят одевать на Хеллоуин, а в руках сучковатая палка, отполированная до блеска временем, увенчанная тусклым шаром то ли из камня, то ли из стекла. Она, прищурившись, разглядывала меня, и я узнала это высокомерное, узкогубое и большеглазое лицо. Именно его я видела в дыму от горящих тел демонов.

Меня втолкнули в клетку в человеческий рост высотой, которая стояла на телеге. Я, кажется, приходила в себя после шока, вызванного подлым поступком моего спутника, потому что стала замечать происходящее вокруг, и даже попыталась анализировать увиденное. Телега с моей клеткой была запряжена двумя парами животных, уже виденными в обозах. Вокруг с десяток самого разбойного вида людей готовились выступить в поход. Они проверяли упряжь лошадей, садились в седла. Вторая телега была загружена припасами доверху. К моему удивлению, Варлаф, отдав зеркало и получив явно тяжелый мешочек с деньгами, расчистил себе на ней место и улегся, закинув руки за голову. Наши ранцы он положил себе под голову, а мой кинжал повесил себе на пояс. Через несколько минут, когда обоз двинулся, ведомый колдуньей, умело сидевшей в седле грациозной каурой лошадки, Варлаф уже крепко спал сном младенца и ни следа раскаяния не было видно на его суровом лице. Мне ужасно хотелось плакать, но я решила не доставлять своим врагам дополнительную радость. Поэтому я села на пол клетки, а затем и вовсе повалилась на бок, пытаясь улечься поудобнее. Зелье от сна, данное мне Варлафом, постепенно прекращало действовать. Мои глаза, несмотря на тряску, неудобство позы и немилосердно немеющие руки, закрывались. Я проваливалась в черный сон — без снов, без мыслей, без образов.

Проснулась я только вечером. Меня все не покидало ощущение, что я нахожусь в страшном сне. Знаете, бывают такие кошмары, в которых просыпаешься лишь затем, чтобы оказаться на новой ступени ужаса. Перепуганное сердце требует немедленного пробуждения, трепещет, как птица, заливая жаром тело. Ты, наконец, открываешь глаза, в холодном поту и с чувством облегчения: «Ах, это только сон!». Встаешь, идешь на кухню, водички попить. И вдруг из совершенно реальной микроволновки вылезает абсолютно реальная змея и принимается тебя душить. Или, еще веселее, спящий рядом мужчина оказывается маньяком-убийцей с садистскими наклонностями и долго и со вкусом гоняется за тобой по пустой квартире, разросшейся до угрожающих размеров небезызвестного замка Бран.

Вот и сейчас я проснулась и первым делом поискала глазами Варлафа. Он чистил оружие, сидя у костра. Иуда! Волк в овечьей шкуре! Себастьян Негоро! Я перескакивала по ступенькам своего кошмара, словно девчонка, играющая в классики. Клетки на асфальте были конечны, а этот ужас, похоже, не собирался заканчиваться!

Злость всегда приводила меня в чувство. Я закрыла глаза, принялась мысленно разыскивать Демона, и вскоре ощутила его присутствие. Он был далеко впереди, сытый, полный жажды действия, точнее, жажды убивать. Он становился все более диким, и я ощущала эту перемену все сильнее каждый лишний час, проведенный в этом мире. Итак, мне стоило подумать не только о своей жизни. Может настать момент, когда он попытается поднять лапу не только на другого демона, орка или зверушку. Тогда пути назад не будет. Во всяком случае, для него. Я не могу допустить, чтобы мой друг, верный спутник превратился в убийцу, равному которому, возможно, нет в этом мире. В отличие от некоторых, я не предательница!

Я чуть было не приказала Демону вернуться и порешить моих мучителей к чертовой матери, и тут же пристыдила себя. Каждое новое убийство приближает границу хаоса, из-за которой возврата для него не будет. Да и люди Ацуцы слишком хорошо вооружены, а ее собственную силу видеть в действии мне не приходилось. Возможно, следовало потерпеть еще немного, чтобы познакомиться с ней поближе, разузнать ее планы? Демон не сможет мне помочь только в одном случае — будучи мертвым.

Во время рассуждений о Демоне у меня мелькнула какая-то мысль. Мелькнула, чтобы благополучно заплутать. Пытаясь ее нащупать, я пошевелилась. Боль, пронзившая мое тело, была неожиданной и невыносимой. Я застонала слишком громко. Сидящие у костра повернули головы в мою сторону. Рука Варлафа, плавно шедшая вдоль сверкающего от огненных бликов лезвия меча на мгновение приостановилась… и продолжила движение. Будь ты проклят, прославленный герой!

Несколько человек подошли к клетке и вытащили меня наружу. Я так и стояла, скрючившись в той же позе, в какой спала. Попыталась пошевелить пальцами, но не могла понять, движутся ли они? Это меня напугало.

Подталкивая, меня подвели к шатру, стоящему в кольце огней и напомнившему мне шатер Шамаханской царицы. Зашелестел, откидываясь, занавес и моим глазам предстала Ацуца во всем своем вечернем великолепии. Она сменила дорожный наряд на сиреневое платье, словно кожа змеи облегающее поджарое тело. Вместо черной шляпы волосы были убраны под сеточку, блестевшую алмазными каплями. Лицо ее было ярко освещено. Утром, одетая в кожаный костюм, она показалась мне женщиной лет тридцати пяти, а сейчас я увидела, что ей под пятьдесят. Она была бы привлекательной, если бы не слишком узкие губы и холодное, неприятное выражение лица. Словно жабу гладишь, когда смотришь в ее выпуклые глаза!

— Еще немного и твои руки не спасти! — сказала она, словно пролаяла. — Хочу предложить тебе сделку, чужестранка. Ты клянешься кровью, что не станешь колдовать, а я разрезаю веревку. Идет?

Я подумала и кивнула. Ацуца вытащила из ножен, висевших на ее поясе, кинжал с обсидиановой ручкой и волнистым лезвием, и одним взмахом перерезала путы, стягивающие мои запястья.

— Клянись! — приказала колдунья.

— Клянусь кровью! — послушно пробормотала я, и поднесла руки к глазам.

Пальцы были синими и распухли. Пошевелить ими я не могла. Я осторожно потерла одну руку о другую, и тысячи иголок впились в мои ладони. Еще немного и боль заполыхала в них с удвоенной, нет, утроенной силой. Я стиснула челюсти так, что хрустнула пломба на одном из зубов — не видать этой колдовской вобле моих слез, не слышать стонов! Ах, если бы Максим видел меня сейчас!

Ацуца вытащила из изящного кошелька, подвешенного к поясу, маленькую баночку из белого металла. Зачерпнула немного остро пахнущей мази и, перехватив мои руки, принялась умело их массировать. Зажгло так, что казалось, ничего кроме рук у меня не осталось — обуглилось, свернулось, сгорело заживо! Ацуца коротко поглядывала на меня.

— Надеюсь, — заметила она, — ты понимаешь, что если попытаешься нарушить клятву крови, она сожжет тебя изнутри? Уж не знаю, откуда Варлаф извлек тебя, но законы этого мира, ты, полагаю, постигла?

— Вкратце, — процедила я.

Ацуца поднесла мои руки к глазам и удовлетворенно кивнула. Пальцы порозовели, и я смогла немного пошевелить ими — вот радость!

— Тебя будут кормить, и поить в пути, — сказала колдунья, — но в клетке. По нужде будешь ходить под конвоем.

Я набралась наглости и, с трудом расцепив сведенные судорогой челюсти, обратилась к ней с вопросом, беспокоящим меня уже давно:

— Зачем я тебе?

Она коротко взглянула на меня.

— Хочешь знать?

— Хороший конь стоит пятнадцать монет, — продолжала я, не отвечая на ее вопрос, — ты отдала за меня сто. Зачем я тебе?

— На севере долины, в дне пути от Восьмого холма, есть старинное капище, — выпуклые глаза колдуньи затуманились, словно внутренним зрением она видела его. — Кости, идолы, жертвенные камни… В общем, все как обычно. Необычны лишь хозяева этого места. Долгое время они спали в своих пещерах, и только совсем недавно стали выходить на поверхность. Они пока слабы и их немного. Чтобы стать сильнее, им нужна свежая кровь. ЧУЖЕРОДНАЯ КРОВЬ. Ты будешь неплохо смотреться на жертвенном камне, чужестранка. Конечно, мы тебя отмоем и приоденем. Если ты им понравишься, они примут мое служение. И тогда сила моя возрастет стократ и не будет на этой земле колдуньи, равной мне в искусстве призывания и ведовства!

Языки пламени плясали в ее зрачках, не становившихся меньше от света. Она моргнула и отвела глаза от огня. Тень призрачного величия затаилась на их дне, делая лицо еще более неприятным.

— В клетке мы вернее довезем тебя в сохранности! — продолжила Ацуца. — Мои люди и я могжем постоять за себя даже на просторах Улльской долины! А что может быть ничтожнее и беззащитнее колдуньи, лишенной своего колдовства? Так что, клетка не только твоя тюрьма, но и твой замок, если хочешь. Твоя крепость. Ответила ли я на твой вопрос? Довольна ли ты моим ответом?

Она явно издевалась надо мной. И говорила громче, чем следовало, и косила глазами куда-то за мою спину, и позу приняла поистине королевскую. Весь этот спектакль был предназначен для одного из тех, кто сидел вокруг костра рядом с «моей» телегой. И, как мне не было больно и обидно, я догадывалась, для кого!

После унизительного похода «в кустики» меня вернули в клетку, и снабдили ломтем хлеба и кувшином уже известного мне «айрана».

Варлафа у костра уже не было. Я по привычке поискала его глазами, но нашла только перевязь с мечом, брошенную второпях у входа в шатер… Надо же, как у них тут все быстро!

Во мне все кипело. Я лежала на спине, на полу своей «крепости», и смотрела в темное низкое небо. Там метались какие-то точки — летучие мыши что ли? Воздух был свеж и влажен — мы не зашли еще так глубоко в лес, чтобы он стал тяжелым и неподвижным, отгороженный от ветра стеной древних стволов. Я вспомнила московский ветер. Бесцеремонный и пронзительный, он гонит осенние листья, вобравшие за лето весь солнечный свет. И воздух свежий, но тусклый, словно дышишь только половиной легких. Серые дома, серый асфальт, серые куртки прохожих. Яркое только небо — если не скрыто серым же облачным саваном — и эти самые листья, черт бы их побрал! Я сморгнула слезы. Там мой мир. Пусть серый и обыденный, но мне нужно переживать за то, что происходит в нем. И пусть здешний мир прекрасен и полон чудес, как царство мудрого Салтана, мне нужно стремиться домой, а не страдать от предательства виртуально-брутального героя, чей путь усеян трупами врагов! Не удивительно, что их у него много, если он со всеми поступает, как со мной!

Зашмыгав носом, я привычно полезла в карман куртки за платком. Рука наткнулась на шуршащую упаковку с печеньем и… на зажигалку! Странно. Варлаф не обыскал меня. Лишь отнял кинжал и забрал себе ранец. Удивительная беспечность для столь опытного человека. Или он знал, что Ацуца заставит меня принести клятву крови? Но распространяется ли она на магические предметы, каким он, несомненно, счел зажигалку? Было и еще кое-что. Я, наконец, отыскала в закоулках собственной памяти затерявшуюся давеча мысль! Ацуца и ее люди вели себя так, словно не знали о том, что смерть в лице, точнее, в черной морде моего личного демона бродит поблизости. Варлаф не сказал ей об этом? Сам не принял никаких мер предосторожности? Зная его силу? Или наоборот, они сговорились так вести себя, в надежде, что я прикажу ему вернуться, чтобы спасти меня, и тем самым сама приведу его им в руки?

Слабая надежда затеплилась в моем сердце. И как я ни гнала ее прочь, пытаясь удобнее устроиться на дне клетки метр на полтора, она отчаянно сопротивлялась, цеплялась острым коготком каждый раз, когда я решительно намеревалась от нее избавиться.

Далеко за полночь полог шатра откинулся и на пороге показался Варлаф. Я лежала лицом к шатру и делала вид, что сплю. Мне ужасно хотелось посмотреть на него — мне никогда не доводилось наблюдать предателя, удовлетворенного любовными ласками, в естественной среде обитания. Странно, но удовлетворенным он не выглядел. Лицо его было темно и еще более непонятно. При взгляде на него у меня сжалось сердце, и накатила такая тоска, хоть вой. Не повернув головы в мою сторону, он подобрал свою перевязь, и ушел в лес, не сказав никому ни слова.

Я перевернулась на другой бок и попыталась уснуть. Негромкие голоса подручных Ацуцы мешали мне. Поневоле я стала прислушиваться.

— Хозяйка, небось, спит сладко! — посмеиваясь, говорил один, — После ЭТОГО ей всегда сон надобен. Говорят, колдуньи в постели силу теряют.

— Вранье, — отвечал другой, — после этого сон всем надобен, а не только колдуньям. А вот нам всю ночь глаз не смыкать. Может, скрасим себе вечерок?

— Ты чего! — возмутился третий, — Хозяйка узнает…

— Не узнает, — поддержал первый голос, — у нас будут эти… агрументы!

— Аргументы, балда! — промолвил четвертый, молчавший доселе, голос. — Но ты прав. Кто она без своего колдовства. Да и герой куда-то смылся. Еще неизвестно, может, он присоединился бы к нам, если бы мы ему предложили поучаствовать? Думаю, сейчас самое лучшее время!

Забряцала амуниция. Я уже давно навострила уши, но только сейчас до меня дошел истинный смысл сказанного. Я вскочила на ноги и прижалась спиной к прутьям клетки. Мысли истерично метались — может быть, все это подстроено, чтобы я в отчаянии позвала Демона? Тогда я не буду его звать! Но, Боже мой, что же я буду делать?

Они уже бряцали ключами, открывая клетку. Похоть на их лицах была всамделишная, они похохатывали, подталкивая друг друга, и от них воняло! Как же от них воняло!

Я молчала, наблюдая, как распахивается дверца. Да и что я могла сказать?

— Выходи, подружка, — сказал первый — я узнала его по голосу, — мы будем галантны, если ты нам немного поможешь! Ну, чего встала? Иди сюда…

И он похлопал рукой по своему бедру, словно собаку подзывал.

— Ты лучше иди, — доброжелательно сказал номер четыре — он был самым здоровым из всех, — а то хуже будет!

Совершенно не к месту я вспомнила, как делала прививку Томиной кошке. Абиссинка Сонька была маленькая и изящная. Они держали ее вдвоем — Тома и ее помощница Вика, а я пыталась уколоть песочный бок, извивающийся, словно бешеный угорь на горячей сковородке. Такой дьявольской силы просто не могло быть в легком и тонком теле, но вот поди ж ты! Сонька оказалась сильнее троих человек, а ведь она была куда меньше, чем мы!

Тысячи пузырьков воздуха наполнили покалыванием мои пальцы. Нет, к сожалению, это не было триумфальным возвращением моей магической силы. Это ненависть переполнила меня. Ненависть женщины, которую собираются взять силой. Я поняла, что если меня попытаются вытащить наружу, я буду сопротивляться так, как научила меня маленькая абиссинская кошка — я забуду о собственном достоинстве, о человеческой сущности, о гигиене и санитарии, наконец! Я вцеплюсь зубами в горло первому, вошедшему в клетку, я буду рвать его плоть пальцами, в которых ненависть танцует воздушными пузырьками, я выколю его глаза и…

— Развлекаемся? — раздался спокойный голос Варлафа.

Он неторопливо шел от леса, неся обнаженный меч на плече, словно палку.

— Присоединишься? — осторожно предложил второй.

— Или ты уже ее попробовал? — загоготал первый. Особым умом он явно не отличался.

— Благодарю, — Варлаф остановился чуть позади, — не стоит. И вам не советую.

— Это почему? — ощерился четвертый и чуть выступил вперед.

Он был не выше Варлафа, но значительно шире того в плечах. Варлаф склонил голову на бок и добродушно усмехнулся.

— Не стоит со мной ссориться, — заметил он. — Хозяйке не понравится, если вы испортите ее жертву. Мне, быть может, кликнуть ее?

— Не много ли ты берешь на себя? — осипшим от бешенства голосом спросил здоровяк и внезапно кинулся на Варлафа.

Дальнейшее произошло так быстро, что я не успела ничего разглядеть. Номер четвертый неожиданно взлетел в воздух, перелетел через голову Варлафа, и шмякнулся пятой точкой прямо в огонь. Он заорал так, что спящие у других костров повскакали и заголосили. Вокруг слышался призыв к оружию, ржание лошадей и рев перепуганных быков.

Полог шатра откинулся, и на пороге показалась Ацуца, закутанная в длинную шаль. Она держала в руке свой посох, вершина которого ярко светилась голубым и потрескивала.

— Что здесь происходит? — поинтересовалась она.

Этот низкий голос перекрыл все звуки, и разом наступила тишина.

Варлаф уже успел отобрать ключи у горе-охранников, запереть мою клетку и подойти к Ацуце. Он молча протянул ей связку, обнял ее за плечи, стараясь держаться подальше от посоха, и увел внутрь.

Шепотом кляня любителей клубнички на чем свет стоит, люди Ацуцы успокаивали лошадей, укладывались обратно. Трое охранников понуро уселись вокруг костра. Номер четвертый остался стоять…

Я сползла на дно клетки и свернулась калачиком, баюкая подступающие слезы. Надежда вцепилась в мое сердце всей когтистой дланью — запирая дверцу клетки, Варлаф посмотрел мне прямо в глаза — для нее, глупой, этого было достаточно!

Следующие два дня обоз двигался неуклонно и неутомимо к северу. Мы миновали окрестности Ордустиса — чьи высоченные стены и свет в ночи были видны издалека, прошли мимо четырех из восьми виденных мною холмов с древними развалинами. Каждый раз, приближаясь к холму, Ацуца делала нам знак остановиться, слезала с лошади и, помогая себе своим посохом, взбиралась на вершину холма, чтобы исчезнуть в развалинах на некоторое время. Один раз Варлаф вызвался сопровождать ее, но она рассмеялась, похлопала его по крепкому плечу и ушла одна. Взгляд, которым он провожал ее спину, мне не понравился.

Из нашего лагеря по ночам стали исчезать люди. Охрану стоянок удвоили, но все равно пятеро из двадцати солдат Ацуцы пропали бесследно под низким сплошным пологом древнего леса. В том, что этот лес был древним, сомневаться не приходилось. Достаточно было взглянуть на толщину древесных стволов, на узловатые, покрытые паутиной мхов и лишайников ветви, на густо поросшую белесым мхом почву. В тишине порой раздавались странные крики, которые я никак не могла идентифицировать. Несколько раз, вечером я видела чьи-то любопытно горящие в темноте глазки. Они злобно щурились на свет наших костров и взблескивали зелеными лунными искрами. Так и хотелось крикнуть в темноту: «Мы с тобой одной крови! Славные мы, хорошие мы! Голлум! Голлум!».

Взгляд Варлафа — мимолетный, дремучий, вонзившийся в мое сердце наподобие орочьего кривого кинжала, не давал мне покоя! «Разнообразием мимики» Варлаф превосходил всех моих знакомых, оставаясь для меня до сих пор таким же чужим и непостижимым, как и в начале нашего знакомства. Если он не желал, мне не удавалось прочесть на его толстокожем лице ни строчки — а он и не желал! Но этот взгляд, который он прежде тщательно скрывал от меня — ведь с момента своего предательства он ни разу не посмотрел в мою сторону — взбудоражил и испугал меня одновременно.

На третий день пути на меня навалилась тоска, накрыла похоронным саваном эмоции, убаюкала возбуждение бездействия, знакомое человеку, оказавшемуся взаперти. Тщетно я пыталась прогнать ее с груди, где она уселась серой жабой, изредка шевеля вялыми лапами и прихватывая мое горло слабым удушьем несостоявшегося плача. Тщетно вызывала в памяти воспоминания о дочке и любимом мужчине. Прежде придававшие мне силы, побуждавшие к борьбе, они нынче совсем не трогали меня, являясь призрачными картинами призрачного мира. Эмбрионом лежала я на дне клетки, изредка протягивая руку за куском хлеба, более не борясь со сном и странным оцепенением, охватившим члены. Мысли слабо шевелились в голове, словно больные рыбы проплывали, обмякнув, перед внутренним взором, чтобы исчезнуть в тумане дрёмного забвенья. Пока одна из них не остановилась прямо перед моим внутренним зрением, подпрыгивая и отчаянно размахивая транспарантом с надписью «Тут что-то не так!». Я прогнала ее прочь. Ну, право, что «не так» может быть с человеком, который выходит из клетки два раза в сутки, один раз получает краюху сухого хлеба и кувшин питья, а все остальное время спит, как сурок? Но упрямая мысль возвращалась снова и снова, продиралась через сумерки сознания, мельтешила перед глазами, мешая окончательно погрузиться в сладкую дрему и забыть обо всем… И я сдалась ей. Я вспомнила, что подобное состояние мне, человеку, в принципе, деятельному, совершенно не свойственно! Даже в тот малоприятный период жизни, когда наши с Игорем отношения трещали по швам, я не лежала, обнимая подушку, на диване, а погружалась с головой в работу, пинками выгоняла себя на улицу — с дочкой в театр или кино, на выставки или, на худой конец, в МакДональдс. Все, что угодно, лишь бы не смотреть пустыми глазами в потолок, разыскивая ответ на вопрос, не подразумевающий ответа!

Я присмотрелась к той еде, что мне приносили. «Айран» обладал обычным густо-кислым вкусом и подозрений не вызвал. А вот хлеб — подсохший, с вкраплениями черных зерен, отличался особенным, ни на что не похожим ароматом. Я перестала его есть. Прятала в карманах куртки, а потом, «в кустиках», выбрасывала подальше от глаз моих охранников. К слову сказать, после взбучки, устроенной Варлафом, они даже говорить обо мне перестали, не то, что подглядывать или ощупывать. Да и ключи от клетки Ацуца выдавала им теперь два раза в день.

«Неужели, — думала я еще через день пути, с удивлением ощущая, как спадают обрывки сна, а к сознанию возвращается способность анализировать ситуацию, — кто-то пытался отравить меня? Или дурман, подсыпанный в хлеб, призван лишить меня воли, сделать послушной марионеткой в руках Ацуцы? Как она говорила — «отмоем и приоденем»?». Мне представилась отмытая и приодетая марионетка, которая послушно ложиться на жертвенный камень, лицом вверх, чтобы увидеть, как упадет с неба странный кинжал с обсидиановой ручкой и распорет нежную оболочку души. Мы как раз подъезжали к очередному, кажется шестому холму с развалинами на вершине. Раздались крики погонщиков, скрип колес усилился и смолк — обоз остановился. Ацуца ловко спрыгнула с седла, и заторопилась наверх — уже темнело. Отчего-то она не захотела ждать утра, чтобы подняться на холм.

Хотя ясное зрение и вернулось ко мне, я продолжала делать вид, что слабею с каждым часом. Я лежала на дне клетки, свернувшись калачиком и зажмурив глаза. Заходящее солнце окрасило небо красным. Его было гораздо больше на небе, чем голубого или серого. Размышляя о сторонах света, я вдруг почувствовала, что холодею. И как это раньше не приходило мне в голову? Обоз Ацуцы двигался почти в том направлении, в каком следовало идти мне, если я хотела достичь места, откуда никто не возвращался! Мы, правда, немного отклонились к западу, следуя заброшенной и сильно заросшей дороге, пролегавшей от холма к холму. Но сейчас я была ближе к точке перехода, чем когда бы то ни было! Если, конечно, таковая действительно существовала.

Бежать! Эта мысль забилась во мне лихорадкой, учащая дыхание и заставляя сжимать пальцы в кулаки. Бежать при первой возможности, которая скоро должна мне представиться — во время вечернего похода в пресловутые кустики. Как только я отойду достаточно далеко, я призову Демона и то, что у меня нет ни припасов, ни оружия, перестанет меня беспокоить.

Небеса над моей головой остывали. Когда Ацуца вернулась с холма, ее помощники уже разложили двойное кольцо охранных костров, весело потрескивающих в темноте, и выдали мне вечерний паек. Я, давясь, выпила айран, пользуясь тем, что охранники занялись приготовлением ужина, рассовала отравленный хлеб по карманам и снова улеглась на пол, лицом к шатру. Из-под полуопущенных век я наблюдала за лагерем. Мое волнение неожиданно улеглось, уступив место «козлиному», как говаривала моя мама, упрямству. Я убегу сегодня — чего бы мне это ни стоило! Я хочу свободы!

Варлаф сидел спиной ко мне. На привалах он раскладывал свой костер почти у границы света и тьмы, ни с кем не переговаривался, не шутил, приглашений к чужим кострам не принимал. Варил что-то в походном котелке, иногда пробовал, недовольно качал головой. Вставал, уходил в лес, не опасаясь темноты, положа меч на плечи, словно дубину. Возвращался, неся какие-то травки, добавлял в варево. Затем снимал котел с распорок, отставлял в сторону — остывать, и уходил в шатер Ацуцы, где его ждал хороший ужин и ее жаждущее любви, немолодое, но крепкое тело.

Вот и сейчас он поднялся, подвигал онемевшими плечами и пошел к ней — ни взгляда в мою сторону! Я провожала его глазами, зная, что больше не увижу. Мне до сих пор было больно — словно я потеряла друга, а, возможно, кое-что большее! И отчего это люди тоскуют по тем, кто их бросает?

Полог шатра упал, скрыв Варлафа от моих глаз. Я судорожно вздохнула и зажмурилась, загоняя слезы обратно. Если он посмеет погнаться за мной — будет убит моим личным сиамским Демоном. Возможно, зрелище его разорванного горла и ярко-алой, артериальной, крови успокоит мою душу, приглушит тоску?

— Вставай! — услышала я грубый голос одного из охранников. — Пора облегчиться!

Я пробормотала что-то неразборчивое и перевернулась на другой бок.

— Помоги, слышь! — сказал охранник другому. — Надо ее вытащить и на ноги поставить. Быстро она спеклась!

— Хозяйка знает, что делает, — ответил второй голос.

Ага! Значит, все-таки марионетка, а не труп!

Загремели ключи, заскрипела дверца. Меня под белы рученьки вытащили наружу и доволокли до кустов. Я спотыкалась и порывалась улечься спать прямо на земле. Меня трясли за плечи и легонько шлепали по щекам. К тому моменту, как мы ушли с поляны, это возымело действие. Я, хотя и покачивалась, но стояла прямо и понимала последовательность действий.

«Кустики» в этот раз представляли собой густые заросли темно-вишневых блестящих веток, обсыпанные, явно не по сезону, пурпурно-алыми цветами, похожими на бальзамин. Охранники завели меня вглубь, а сами встали по периметру, держа оружие наготове. У двоих в руках покачивались взведенные арбалеты.

Я нарочито громко зашелестела одеждой, присела на корточки, пытаясь разыскать лаз в плотной стене зарослей. Вдруг ветви бесшумно сдвинулись и мне явилась зеленая черепахоподобная морда с маленькими красными глазками. Эти глазки под низко нависающими надбровными дугами уставились на меня с непередаваемым выражением голодного удава и удовлетворенно мигнули. Голова исчезла, оставив чернеющую дыру прохода в кустах. Но я уже забыла о своем намерении сбежать, и вознамерилась издать некое подобие ультразвука. В тот же миг просвистел воздух над моим ухом, и один из охранников начал тяжело оседать на землю. Он успел спустить тетиву — арбалетный болт стартовал в небо.

Я упала на землю и, более не оглядываясь, поползла в раздвинутый чьими-то сильными руками лаз. За спиной раздались крики и звон оружия. Воздух наполнился свистом.

Я ползла, не поднимаясь, довольно долго. Звуки боя за спиной и не думали стихать. Сочтя, что обо мне в такой суматохе хоть на несколько минут да забудут, я поднялась, благоразумно прячась за толстым древесным стволом. Высунула голову, выбирая направление и собираясь со спринтерской скоростью рвануть в темноту леса. И застыла. Прямо на меня бежала когорта тяжеловооруженных орков. Заметив меня, они радостно заревели и прибавили шаг. Вот тут уж я завизжала и рванула обратно. Нырнула в давешний лаз, споткнулась обо что-то, и упала прямо на труп одного из моих охранников — в его горле торчала уже знакомая мне духовая стрела. За кустами слышался рев — преследовавшие меня орки пытались взять лагерь Ацуцы в клещи.

Не медля, я вернулась на поляну, сочтя зло в человеческом обличье меньшим. Телеги были перевернуты и превращены в редуты. Часть людей Ацуцы, спрятавшись за ними, спешно натягивала тяжелые доспехи. Другая отстреливалась из луков и арбалетов, поливая темноту за границей света дождем стрел.

Положение людей казалось невыгодным — их позиция была ярко освещена кольцом охранных костров, в то время как орки прятались за древесными стволами в темноте леса. Но, кроме моих охранников, более ни одного человека Ацуцы не лежало на земле. Стрелы летели в обе стороны, не прибавляя трупов ни с той ни с другой стороны. Спрятавшись за грудой тюков с провиантом, неподалеку от шатра Ацуцы, я огляделась и поняла причину этого. Чуть впереди, не прячась и не уклоняясь от стрел, стояла она сама, держа в высоко поднятой руке свой пугающий посох. Верхушка его светилась оранжевым, словно злой глаз. Стрелы падали на землю, не долетая до наших позиций. Но она еще не знала про второй отряд орков! Я вспомнила их зеленые рыла, кривые желтые клыки и красные глазки, полные ненависти — живописная картина получилась. И их много! Их чертовски много — раза в два больше, чем людей! Сейчас они вывалятся на поляну, и тут такое начнется!

Я завертела головой, как Катенок в магазине игрушек. Прятаться на поляне было решительно негде, кроме…

Пригибаясь к земле, я метнулась прямо к шатру Ацуцы, подползла под одну из стенок и оказалась внутри. Опасения, что Варлаф тоже может быть здесь, не сбылись. Шатер был пуст. У его дальней стены лежала развороченная постель, рядом низкая скамья, а на ней… мое зеркало! Я бросилась к нему, прижала к груди, баюкая, словно ребенка. Сейчас я вылезу с другой стороны шатра и ускользну прочь!

Многоголосый рев пригвоздил меня к земле. Я услышала звон оружия и такой грохот, словно два паровых молота танцевали тустеп. А вслед за тем — о, ужас! — я ясно различила приближающиеся быстрые шаги. Я пискнула от отчаяния и нырнула прямо в самое нутро расхристанного ложа любви, с головой укрывшись одеялом и не дыша.

В шатер зашла Ацуца и, следом за ней, тяжело дышащий Варлаф. Обоих я узнала по голосам. Они негромко и взволнованно переговаривались.

— Нашел ее? — спросила колдунья.

— Нет. Но ее охранники убиты. Все четверо. Она может быть у орков.

— Попробуй выяснить, пока мои люди сцепились с ними.

— Хорошо.

Варлаф вышел.

— Ну, сейчас я вам устрою! — бормотала Ацуца, явно роясь в вещах.

Раздражение ее становилось все сильнее. Она швыряла какие-то безделушки, которые, падая на землю, раскалывались со звоном, перебирала тряпье, ругаясь, на чем свет стоит. Верхушка посоха шипела и плевалась, как разгневанный кот. Ацуца что-то искала и никак не могла найти. К сожалению, я догадывалась — что!

Неожиданно, она дернуло одеяло за край, и стащила его с меня. Мгновение, мы с изумлением смотрели друг на друга. Она перевела глаза на мои руки, увидела зеркало, и лицо ее потемнело.

— Ах ты, дрянь! — прошипела она и вскинула высоко свой посох, рассыпающий вокруг яркие искры. — Сейчас я немного проучу тебя. Как раз, чтобы ты успела выздороветь к концу нашего путешествия!

С верхушки посоха сорвался желтый шар и метнулся в мою сторону. Я перекатилась, вскочила на ноги и попятилась к задней стене шатра. Прелестный серебряный кубок попал мне под каблук. Я потеряла равновесие, и полетела на пол, выставив вперед руки, инстинктивно пытаясь укрыться от шара, метившего в лицо. Жар обжег пальцы, а ярчайшая вспышка света на мгновение лишила меня зрения. Какой-то нечеловечески страшный крик потряс шатер до самого основания. Когда я вновь обрела способность видеть, то, как была на четвереньках, попятилась назад. И пятилась до тех пор, пока не уперлась спиной в стену.

У входа стоял Варлаф и молча смотрел на меня. В его глазах плясала смерть, дико взмахивая косой, и разевая беззубый рот. Его пальцы сжимали рукоять меча, направленного острием в мое сердце. Но что-то задержало удар. Опустив взгляд, я разглядела причину. На полу без движения лежала Ацуца, придавленная собственным посохом. Слабый огонек едва теплился в его верхушке. Колдунья была полностью обездвижена, но ее глаза — большие, выпуклые, своевольные, еще жили на лице, на котором не осталось ни кровинки. Начиная догадываться, я посмотрела на свои руки — они были покрыты черной копотью по локоть. Чеканная рамка зеркала оплавилась, а само оно — о, ужас! — рассыпалось в пыль.

Я медленно поднялась на ноги. Прошла мимо Варлафа и вышла наружу. Достала из кармана зажигалку и подпалила полог шатра Ацуцы. В моей голове не было ни единой мысли. Затем я села на землю, не сводя глаз с останков волшебного стекла. Ослепшее зеркало смотрело на меня поджаренным оком. Связь с моим миром утрачена навсегда. Меня хотят убить и те и эти. Я больше никогда не увижу свою девочку…

Я сидела на земле, обхватив руками колени, и рыдала, размазывая слезы по грязному лицу. За спиной трещал огонь, заглатывая полотнища шатра с жадным гудением. Раздался треск — это подломились опорные столбы. С шумом и жаром шатер рухнул, погребая под собой содержимое.

Вокруг шел бой не на жизнь, а на смерть. Люди Ацуцы были хорошо обучены и серьезно вооружены, но орков было больше, и они явно недостаточно ценили свои жизни. Над моей головой просвистела стрела, а я продолжала безучастно сидеть, не делая попыток спрятаться или бежать. Мне казалось — мир кончился, осталась только почерневшая оплавленная рамка.

Рядом кто-то присел, глухо и тяжело кашляя. Я покосилась на него и с удивлением увидела Варлафа. Он был живой и относительно здоровый, только весь покрытый копотью и пеплом. Искры кое-где еще тлели на его одежде. Он ладонью прибил их и, криво усмехнувшись, посмотрел на меня. Я опустила голову. Я понимала, что сейчас он убьет меня — я прочитала свою смерть в его глазах в тот миг, когда он вошел в шатер и обнаружил лежащую у моих ног обездвиженную ведьму. Мне хватило бы, даже если бы он ударил меня своим мечом плашмя, а не острием.

— Будь ты проклята, чужестранка! — отдышавшись, заговорил он. — Это я должен был убить ее!

Я не поверила своим ушам. Точнее, сначала я просто не услышала его. Я уже представляла, как меч прославленного героя разрубает меня надвое, прибавляя мой труп к тем, что усеяли его путь.

Рядом что-то взревело. Варлаф поднялся, коротко ударил, подтащил к нашим ногам тело орка, чьи широченные плечи укрыли нас словно щит. И снова присел рядом. Взял мои руки в свои, вложил в них эльфийский кинжал. Только тут я заметила, что рядом с ним лежит посох Ацуцы, верхушка которого крепко замотана какой-то тряпкой. Я изумленно посмотрела в его осунувшееся лицо. И как я раньше не замечала, что он похудел?

— Прощения просить не буду! — рявкнул он, отворачиваясь. — Даже и не думай!

С все возрастающим изумлением пыталась я поймать его взгляд, который он, как и прежде, прятал от меня. Наконец, я подняла руку и дотронулась до его щеки, заставив поднять голову. Мне показалось, или его темные заросшие щеки окрасил румянец?

— Ты не предавал меня? — тихо спросила я. — На все была причина?

— Была, — глухо признался он. — Мы не прошли бы мимо холмов. Пробуждение Черных богов вызвало к жизни силы, сокрытые в древних развалинах. Злые духи, охраняющие их, пропустили бы только того, кто обладал одним из семи древних артефактов. Ацуца обладала сразу двумя. Посохом и черным кинжалом. Тем самым, которым она собиралась пустить тебе кровь на жертвенном камне в урочище Черных богов. Я услышал об этом случайно, пока ждал ее аудиенции в тот день, когда мы решили переплыть реку. Не было времени возвращаться и делиться с тобой моим планом. К тому же, ей уже доложили, что я жду ее. И я отдал ей и тебя и зеркало. Представил все так, словно я специально привел тебя к ней. Я сказал ей, что ты могущественная волшебница, и что, изучив тебя, она сможет забрать твою силу и воспользоваться твоими знаниями. Но ей нужна была твоя кровь. Чужеродная кровь существа из другого мира. Ведь Боги дали бы ей силу бОльшую, чем ты!

Слушая его, я ощутила, словно в моем сердце забурлил кипяток, возвращая ему силу и цвет. Словно ледяная рука, доселе сжимавшая его, растаяла, открыв доступ жару, жизни, радости бытия, которые окрасили мир яркими красками, исчезнувшими в ту минуту, когда Варлаф предал меня.

— Была и другая причина, по которой я не предупредил тебя даже тогда, когда ты оказалась в клетке, — продолжал он. — Ацуца была умна. Она легко отличила бы настоящие эмоции от поддельных. А твоя ненависть ко мне была неподдельной! — Он улыбнулся, глядя на меня. — Я даже пожалел, что ты поклялась на крови не использовать свою силу! Было бы на что посмотреть!

— Не на что там было бы смотреть! — буркнула я, убирая свою руку от его лица и отворачиваясь. — Неприглядная получилась бы картина!

— Догадываюсь, — со смешком согласился он. — Я намекнул ей, что у меня дело в этой части Улльской долины. Она была не против причислить меня к своим людям. За время в пути я постарался убедить ее, что она не разочаруется.

«И как часто ты убеждал ее? — хотелось съязвить мне. — Пять, шесть раз за ночь?». Он так спокойно, с усмешечкой, говорил об этом! Мне уже не было больно, нет, я была в бешенстве! Действительно, жаль, что моя сила не при мне! Тратясь на дорогие лекарства, этот герой-любовник еще долго вспоминал бы свое постельное приключение!

Я с удивлением взглянула на внезапно замолчавшего Варлафа. Он снова смотрел перед собой, и глаза были огромные, темные, пугающие.

— Когда мы были с ней вместе, — с трудом, словно язык отказывался повиноваться ему, произнес он, — я увидел…

Чья-то рука прижала к моему лицу приторно пахнущую ткань. Теряя сознание, я успела увидеть, как вскинулся и грузно осел на землю мой собеседник. «Кто мог подкрасться к НЕМУ незамеченным? — было моей последней мыслью. — Кто это может быть?». А затем наступили темнота, тишина и бездвижие.

Мягкое тепло, ласковый свет и голоса, журчащие и переливающиеся, как струи весенних ручьев… Ах, я наверное, в раю? Орочья шипастая стрела вонзилась в мою плоть, разорвав ее связь с душой, отпустила, наконец, странницу домой, заставила покинуть эту юдоль, столь же полную горя и ненависти, как и та, откуда я родом? Почему же я не могу пошевелиться? Отчего не разведу прозрачные крылья и не полечу любоваться горним миром?…

Я приоткрыла глаза и тут же зажмурилась от яркого света. Неподалеку горел костер, подобного которому я прежде не видела. Языки пламени величиной в человеческий рост цвели так ровно и ярко, что наводили на мысль о колдовстве. Тихая мелодичная музыка — лесные флейты и колокольца — пели на разные голоса, и в такт им огонь волновал собственные одежды, изгибался, стелился по земле, не обжигая сидящих вокруг людей. Людей? Я не была в этом уверена. Пламя ярко освещало их неестественно длинные фигуры, неправдоподобно пышные волосы, слишком тонкие руки, слишком чуткие пальцы. Когда они говорили друг с другом, то, поворачиваясь в профиль, позволяли мне разглядеть нечеловечески огромные, чуть раскосые, глаза, мерцавшие, как звездное небо в безлунную ночь. Боже мой, кто же это? Неужели инопланетяне добрались и сюда? Или программа WINDOWS опять совершила непоправимую (или какую там еще?) ошибку, и перебросила меня в очередной мир?

Осознав это, я дернулась, и тут обнаружила, что лежу прямо на земле, укрытая по шею какой-то тканью, на ощупь похожую на мой любимый флис. Именно она не давала мне пошевелиться, мягко и в то же время с силой удерживая члены в одном положении. Я даже мизинцем не могла двинуть!

Я отчаянно завертела головой, пытаясь определить собственное местонахождение. Надо мной все так же нависал глухой мрачный свод древнего леса, в котором то загорались, то потухали враждебные искры чьих-то глаз… Чертенята? Болотные грымзы?

Совершив крайнее насилие над собственными шейными позвонками, я извернулась так, чтобы видеть доселе невидимую мне область и, к своему крайнему изумлению, обнаружила там Варлафа. Он преспокойненько сидел у другого костра, пил что-то из своей «походной» кружки и слушал высокий голос одного из «пришельцев» — так я окрестила про себя неведомый мне народ. Неужели опять продал? Разумеется, из благих побуждений, ведь нам осталось еще несколько километров пути?

Я отчетливо ощутила, как мои уши навострились. Высокий голос, которым говорил собеседник Варлафа, был гармоничен и красив, но мне показался неприятным. А когда я вслушалась в то, что он говорил, то он и вовсе перестал мне нравиться.

— Уничтожив ее, мы в очередной раз запрем двери этим выскочкам из преисподней! — звенел голос, словно натянутая струна, по которой били серебряным молотком, — Другого выхода я не вижу! Видишь ли ты, прославленный герой, нечто, недоступное моему взору?

— Ты мог бы отпустить ее со мной, о, благородный Вибрукаль! — миролюбиво заметил Варлаф, осушив свою кружку. — А я дал бы тебе слово, в котором не сомневаются ни люди, ни орки, ни эльфы, что доведу ее до МЕСТА, ОТКУДА НИКТО НЕ ВОЗВРАЩАЕТСЯ, и прослежу, чтобы и она не вернулась тоже!

«Вот оно, — подумалось мне, — благородство истинного героя! А если в этом самом месте ничего нет? Вымысел? Фуфел? Зона аномального вранья? И никто туда не ходил, и потому никто и не возвращался! И что тогда останется прославленному — проломить мне голову, чтобы исполнить данное благородному кому-то там слово, в котором не сомневаются ни люди, ни орки, ни…» — на этом месте мысль моя споткнулась и покатилась кувырком. Я дернула шеей, заработав себе грыжу межпозвоночного диска, и с утроенным вниманием принялась разглядывать «пришельцев». Этот удлиненный череп я уже видела! Правда, он был голой белой костью, а у этих головы покрыты роскошными белокурыми волосами. Я более не сомневалась — судьба свела меня еще с одним народом, имя которого гремело на страницах фэнтезийных романов. Этими книгами я зачитывалась и до сих пор. Отчего же благородные эльфы не выказывают своего благородства по отношению ко мне? Впрочем, мое пожелание было тут же исполнено!

— Нам всем будет спокойней, если она умрет у нас на глазах! — заметил эльф, сидящий рядом с Варлафом. — Мы можем сделать это быстро и безболезненно, не задев ничьей гордости, не осквернив ничьей чести…

При этих его словах, «одеяло», укутывающее меня, придвинулось ближе, подарив мне ощущение уютного домашнего тепла. Я боролась с ним, как могла. Уснуть навсегда, представляя себя лежащей на собственном диване, с Демоном, свернувшимся в ногах горячим тяжелым комом, с шумом телевизора и льющейся воды с кухни, на которой Макс готовит ужин, а Катенок под его присмотром рисует что-то в тетрадке с дельфинами на обложке…

— Нет! — неожиданно громко воскликнул Варлаф.

Я вздрогнула и открыла глаза. Где я? Ах, да, опять! Чащоба, искры, эльфы-убийцы… Так на чем я остановилась — уснуть навсегда не входило в мои планы!

— Мне надо подумать, — уже спокойнее сказал Варлаф, и протянул кружку, чтобы ему налили еще дымящегося напитка из блестящего кувшина. — Если мои уважаемые собеседники не возражают, я пройдусь по лесу и подумаю над вашими словами, ибо они мудры. Но вы должны понять меня — эта женщина не была мне врагом, она не сделала мне ничего плохого! Обречь ее на смерть просто из-за факта ее существования будет для меня непросто. Дадите ли вы моей совести время до рассвета? С первым лучом солнца я сообщу вам свое решение!

Сидящие у костра переглянулись и одновременно кивнули головами. Но, к моему удивлению, Варлаф не спешил уходить. Серебряноволосый Вибрукаль уже поднялся на ноги, когда заметил, что тот продолжает сидеть, выжидающе глядя на него.

— Что-то еще? — недовольным тоном топ-менеджера поинтересовался он.

— Дай мне слово, благородный эльф, — вкрадчиво сказал Варлаф, подчеркнув интонацией прилагательное, — что единственным, что случится с моей спутницей до моего возвращения, станет простой сон, восстанавливающий силы и здоровье. И ничего больше!

Серебристая копна волос раздраженно колыхнулась. Вибрукаль помолчал, снова тряхнул волосами, словно их тяжесть мешала ему, а затем в затейливых и витиеватых выражениях поклялся сохранить меня до утра живой и здоровой.

Варлаф поднялся. Словно напоминание о решенном, поставил кружку на тот камень, на котором сидел, и ушел в темноту леса, ни разу не взглянув в мою сторону.

Я уже привыкла. Я даже не стала размышлять, предал ли он опять или лихорадочно ищет для меня лазейку в законах этого мира, так до конца мной и не познанных. Я лежала и любовалась восхитительными бутонами огня, распустившимися на поляне, пышными шевелюрами эльфов, на локонах которых играли отблески пламени, низким звездным небом, проглядывавшим сквозь ветви, на котором я не узнавала ни одного созвездия. Меня охватили тоска и острое чувство потери. Тоска оттого, что прекрасное не будет вечным. Чувство потери — потому что я вдруг ощутила, что совсем скоро, так или иначе, но навсегда покину этот мир, чтобы оказаться… где?

Волшебное эльфийское одеяло заботливо стерло слезу, стекшую по моей щеке. Я закрыла глаза, но перед ними все еще плясали языки мудрого пламени и кружились созвездия, названий которых я не знала. Их водоворот затягивал меня внутрь. Там было темно, тепло и сонно…

— Мы убьем ее сами! Нельзя доверять эльфам! — Рычал кто-то вдалеке, вытягивая из сонного омута.

Еще не открыв глаз, я ощутила удивительную легкость и силу во всем теле. Словно не было пути, полного тягот, полуголодной диеты, бездвижного лежания в клетке.

Шум, раздававшийся вокруг, был мне знаком — звон оружия. Паровой молот на этот раз танцевал вальс — приближался, откатывался, размечая квадранты, восставал против звенящей дирижерской палочки. Рев смешался с высокими мелодичными голосами. И там и тут крики ярости перекрывали шум толпы, гудение пламени грозило поглотить вселенную.

Одеяло почти наползло мне на глаза, поэтому, когда я их открыла, мне пришлось замотать головой, чтобы освободить себе обзор. Коренастые, в покрытых шипами доспехах, черепахомордые орки волна за волной накатывали из леса на эльфов в сияющих разноцветных кольчугах, которые держали круговую оборону меж метущихся по земле костров. Костры тоже не оставались без дела — выстреливали огненными языками в зеленую толпу.

Чьи-то руки довольно грубо затормошили меня. В свете огней сверкнуло знакомое мне лезвие эльфийского кинжала, и одеяло вдруг освободило мое тело. Варлаф — а это был он — рывком поднял меня на ноги и повлек за собой — к моему ужасу прямо в сторону очередного орочьего отряда, появившегося из-за зарослей. Однако они, вместо того чтобы изрубить нас на куски своими огромными топорами, неожиданно расступились, образуя коридор, уводивший с поляны под спасительную сень деревьев. Варлаф сунул мой кинжал мне в руку, и мы побежали меж злобных рыл, щелкающих зубами вослед. За спиной Варлафа я с удивлением заметила его походный ранец, под мышкой он держал посох Ацуцы, все еще завернутый в тряпку, а на поясе его, супротив меча, был подвешен и кинжал с обсидиановой ручкой.

Мы бежали на восток — совсем не в ту сторону! Я пыталась остановиться, чтобы сказать ему об этом, но он только мотал головой, и тащил меня прочь. Так продолжалось до тех пор, пока шум боя не утих вдали, а я не уткнулась в мягкий бежевый бок… моего личного Демона! Он показался мне куда крупнее, чем раньше. Жесткие мышцы ходили под лоснящейся шкурой. Кривые клыки, явно выросшие и заострившиеся, еще сильнее выползли из-за верхней губы. Длинный раздвоенный язык с жаром облизал все открытые части моего тела. Демон урчал так вызывающе громко, что Варлаф даже шикнул на него, после чего забросил меня на его спину. Сам пристроился сзади, заключив меня в кольцо мощных рук. Спина подо мной зашевелилась и зазмеилась. Я забыла обо всех вопросах, стремясь «удержаться в седле», в то время как Демон длинными прыжками летел по воздуху, кажется, вовсе не приземляясь, чтобы оттолкнуться. Варлаф держал меня крепко, но у меня ежесекундно возникало ощущение, что я неумолимо выползаю из его объятий. Меня вдруг охватил такой же ужас, как однажды в Парке культуры. Мы пошли туда с Игорем, когда только начали встречаться. В тот день мы катались на жутком аттракционе под названием «Воздушный корабль». Люлька с сидящими в ней людьми переворачивалась вниз головой, чтобы зависнуть на мгновение, как раз достаточное, чтобы вспомнить о ненаписанном завещании. Крепеж, державший мои колени, неожиданно щелкнул и ослаб. А корабль только начал свое движение вверх! Забыв слова, я орала как резанная. Все остальные дружно и весело вторили мне, не понимая, что я кричу не без причины! Впереди меня сидел какой-то иностранец, облаченный в цветастое пончо. Вздымаемое ветром, оно хлопало и билось крыльями огромной птицы, и все пыталось залепить мне лицо толстой тканью. Помню, я подумала, как несправедливо провести последние минуты под вонючим покрывалом! Игорь, сидевший рядом, коротко взглянул на меня, и, с неожиданной для его сухощавой фигуры силой, взял меня за шкирку и вдавил в сидение. После чего сделал какое-то неуловимое движение свободной рукой, и крепеж сжал мои колени до боли. Но мне все равно казалось, что я выползаю из-под него. Я проорала все три минуты, все три оборота корабля вокруг своей оси. Когда я — зеленая, на подгибающихся ногах — сошла с помоста на земную твердь, то твердо решила, что ноги моей не будет на аттракционах страшнее «Ромашки». Корабль этот после убрали. Говорили даже, что кто-то разбился насмерть, но это, конечно, неправда.

Мы «скакали» около часа. Затем Демон остановился, и Варлаф снял меня, почти бездыханную от ужаса и попытался поставить на ноги. От ближайших кустов к нам с опаской — наверное, из-за Демона — приближались трое каких-то коричневых остролицых человечков, одетых в лохмотья. Их желтые злобные глазки, хохол жесткой щетины между острых ушей и совершенно поросячьи рыльца живо напомнили мне африканских бородавочников.

— Давай-давай, иди-иди, геро-о-о-ой! — проскрипел один из них, наиболее омерзительного вида. — Великая Педилина ждет тебе! Веди-веди чужую сладкую плоть!

Я возмущенно обернулась к Варлафу и повысила голос. Присутствие Демона, лениво улегшегося у моих ног, придало мне сил.

— Кому ты теперь продал меня? — спросила я, потрясая кулаками. — Кто эти ожившие пеньки?

— Пеньки-пеньки? — возмущенно заголосила троица. — Чтоб тебе, сладкая плоть, черви при жизни поели-поели!

— Тьфу на вас! — гаркнул Варлаф, и они отпрянули, прижав острые ушки. — Ведите к вашей Педилине, и не тявкайте!

— Ты поговори-поговори! — огрызнулись все трое. Но повернулись к нам спиной и рысью поспешили за кусты.

— Кто это? — поспешая за ними, снова спросила я. — Куда ты привел меня?

— Эльфы тебя убили бы, — не отвечая на мой вопрос, тихо сказал Варлаф, — они уже все решили. Если бы я стал им мешать, они убили бы и меня, а вот этого я никак допустить не могу!

— Сволочь! — искренне прошипела я. Он не обратил на реплику никакого внимания.

— Я обратился к их вечным противникам — оркам. И привел один довод в подтверждение того, что тебя лучше оставить в живых. Они не смогли его опровергнуть. Они помогут нам дойти до места. По крайней мере, защитят от эльфов.

— Значит, чтобы спасти меня, ты предал эльфов? — восхитилась я. И нежно добавила:

— Иудушка!

Мы пролезли сквозь кусты и оказались в самом буреломном буреломе, в каком мне приходилось оказываться. Повсюду валялись огромные, вырванные с корнем древесные стволы. Из ям под ними поднимались дымки, пахло жареным, точнее, горелым, и повсюду кишмя кишели коричневые твари, подобные нашим провожатым. При виде нас они радостно подскакивали, облизывались и поминали сладкую плоть. Мою, надо полагать. Я нервно водила носом, и даже гадать боялась, чем пахнет из их то ли нор, то ли землянок.

За кольцом поваленных деревьев стали появляться расчищенные участки. На них стояли шатры из шкур животных, похожие на индейские вигвамы, а еще дальше нам встретились целые избы, построенные исключительно… из костей. Не берусь судить, но в большинстве кости, кажется, были человеческими. Здесь всем заправляли орки, точнее, орчихи. Толстые, складчатые, с двумя, а то и тремя парами отвисших грудей, они были облачены в кожаные фартуки. Огромными черпаками они помешивали что-то бесформенное в котлах, выставленных прямо на улицу, шугали коричневых, которых я так и не поняла, к кому следует относить — к чертенятам? Или грымзам?

— Варлаф, — спохватилась я, — ты так и не сказал мне, кто наши провожатые?

— Гоблины, — коротко ответил он, и ускорил шаг, завидев самую толстую и безобразную орчиху, из всех мною виденных.

Я открыла рот. Надо же! Еще и гоблины!

Орчиха сидела на крыльце огромного двухэтажного строения, трогательно подперев тройной подбородок одной рукой и почесывая голый живот другой. Четыре пары жирных грудей нависали друг на друга, словно кожные складки с исключительно запущенным целлюлитом. Завидев нас, она молча подвинулась и похлопала заскорузлой ладонью по костяному кружеву ступеньки рядом с собой. Очевидно, приглашала садиться.

Я лихорадочно оглядывалась в поисках котла, в котором меня, наверняка, соберутся сварить. Представлять себе этот бой за свою шкуру последним я уже не спешила — практика показывала, что в этом мире каждая минута ощущалась последней минутой существования, на самом деле таковой не являясь.

Варлаф неторопливо поднялся по лестнице и сел рядом с орчихой. А меня, ощутимо дернув за руку, усадил на ступеньку ниже. Демон расхаживал у основания лестницы взад и вперед, напоминая мне тигра в клетке. Орчиха с интересом следила за ним взглядом, одобрительно качая головой, отчего ее подбородки тряслись как мятное желе. От этого сравнения меня затошнило, и я отвела глаза.

— Приветствую и благодарю тебя, Великая Мать Отигла! — заговорил Варлаф.

— Не делать вид, что ты меня уважать! — усмехнулась орчиха, обнажив кривые желтые, как у Демона, клыки.

Варлаф пожал плечами.

— Я тебе благодарен, Педилина, за то, что спасла наши жизни, вот и все!

— Понять можно, — кивнула орчиха. — Эта человеческая самка — та самая? Какая грязная! Такую и есть не хочу!

— А тебе никто и не предлагает! — огрызнулась я, на всякий случай не теряя Демона из виду.

— Наглые — самые вкусные! — авторитетно заявила Педилина. — Мясо адреналин выделять, вкус появляться!

Я от неожиданности подавилась. Пока я кашляла, а Варлаф хлопал меня по спине, Великая Мать Отигла лихо свистнула, засунув два пальца в рот, и две молоденькие орчихи принесли по грубо сработанной глиняной тарелке, на каждой из которых дымился кусок чьей-то сладкой плоти.

— Поесть! — заботливо пояснила Педилина, не отводя от меня живых красных глаз. — Потом идти к тайному месту. Мой сын Холюс Буато провожать до последнего холма. Дальше — одни. Нам дороги нет. Эльфам дороги нет.

— Не вздумай отказаться от угощения, — прошипел Варлаф, низко наклоняясь ко мне и продолжая оглушительно стучать по моим несчастным лопаткам, — хоть кусок, но откуси, чтобы она видела. Иначе живыми нам отсюда не выбраться!

Я с ужасом воззрилась на тарелку, которую заботливая орчиха сунула мне прямо в руки. Кусок бурого мяса был полит чем-то серым, пахнущим дымом и — совсем немного! — тухлятиной. Я закрыла глаза и попыталась представить, что являюсь героиней дурацкого телевизионного шоу, в котором участники едят тараканов, червей и прочую белковую гадость. Пускай это будет червь, там, на тарелке. Таракан, это уж как-то слишком! Мне нужно только быстрее проглотить его, не чувствуя вкуса.

Варлаф с хрустом разжевал хрящик. Я слышала, как его челюсти размалывают мясо. Не открывая глаз, я прикоснулась губами к обжигающему куску и, давясь, откусила и проглотила что-то, по вкусу напоминающее испанский хамон. После чего с достоинством отставила тарелку и только после этого открыла глаза. С этого момента — если, конечно, удастся вернуться домой — всегда буду носить с собой активированный уголь!

Демон одним прыжком перемахнул все ступени, и с жадностью заглотал все оставшееся от моей трапезы. После чего вылизал тарелку так чисто, что орки могли бы ее не мыть. Впрочем, я засомневалась, моют ли они посуду вообще, или просто вылизывают дочиста? При этой мысли проглоченный мною кусок запросился наружу. Я побледнела и прижала руки к животу.

Варлаф поставил пустую тарелку рядом с собой и взглянул в глаза Педилине. Минуту они молча мерили друг друга взглядами, затем орчиха усмехнулась своей кривой усмешкой, и снова свистнула. Опасливо приседая, к крыльцу приблизилась уже знакомая нам троица гоблинов.

— Проводить их к моему сыну! — приказала Педилина, и в голосе ее прозвучали нотки, достойные королевы Виктории, — Не забыть — не обед ведете!

— Незабыть-незабыть! — закивала троица. — За нами идите, гости-гости…

— Прощай, Великая Мать Отигла! — Варлаф поднялся и повел мощными плечами, словно демонстрируя отличную физическую форму.

— Авось, увидимся! — прищурилась орчиха, оглядывая его.

Мы двинулись вниз по лестнице и, клянусь, я услышала, как она с болью добавила:

— Сколько мяса уходит!

От ее свистящего шепота холодок прошел по моему позвоночнику, а волосы зашевелились на голове. Я вцепилась одной рукой за локоть Варлафа, другой — за холку Демона, и пошла между ними, затравленно озираясь. Гоблины, трусящие впереди, поминутно оглядывались, словно проверяли, идем ли мы за ними? Но я видела, как жадно горят их мерзкие глазки, какие тягучие слюни они сглатывают. Они о чем-то чирикали между собой. Я прислушалась и различила: «Гости-гости, пошли в гости, гости-гости, пришли в гости, гости-гости, вы сладкие кости! Были гости, стали кости, сла-а-адкие кости!».

Сопровождаемые гоблинским рэпом, мы уходили все дальше от центра столицы орков, от костяного дворца, на крыльце которого, в позе Аленушки, восседала Великая Мать Отигла, печалясь об ушедшем мясе…

— Объясни мне, — тормошила я Варлафа, пока мы выбирались из бурелома, — почему ты так странно называл ее?

Поселение осталось позади. На пути нам попадались только гоблинские посты, которые пропускали нас, не останавливая, но провожая долгими тоскливыми взглядами. Наши провожатые при приближении к каждому такому посту принимались громко выкрикивать:

— Необед, необед!

Думаю, это был пароль.

— Она — верховная жрица Отиглакука, — пояснил Варлаф, — и глава всего клана.

— Отиглакук, — наморщилась я, вспоминая, — это бог орков?

Варлаф кивнул.

— А разве главой клана не должен быть вождь? — удивилась я. — Самый злой и сильный из всех орков?

— Во время военных кампаний так и есть, — согласился Варлаф. — Но он отвечает только за тактику, а Великая Мать за стратегию и тылы.

— Матриархат, как я сразу не догадалась! — хихикнула я. Оказывается свирепые орки — подкаблучники!

— А зачем ты заставил меня съесть… — я не закончила, вновь ощутив сильнейший приступ тошноты.

Варлаф покосился на меня. Вряд ли я могла ожидать от него большего сочувствия!

— Трапеза означает завершение сделки, — объяснил он. — Люди в таких случаях пожимают друг другу руки, эльфы обмениваются плащами, а орки…

— …Дегустируют всех вышеперечисленных, — пробормотала я. Такая вот ратификация договора!

— Необед, необед! — в очередной раз заголосили наши провожатые.

С поваленных стволов нам навстречу поднимались пятеро здоровенных орков. Шестой, самый здоровый из всех, мною виденных, стоял чуть позади, лениво опираясь на огромную секиру с двумя лезвиями.

— Варлаф, враг мой! — громогласно приветствовал он нас. — Не ожидать видеть тебя! Жаль, что ты не обед! Может быть — она?

— Холюс, враг мой! — усмехнулся мой спутник, положа руку на рукоять своего меча. — Жаль огорчать тебя, но сегодня ты останешься без сладкого.

— Вы знакомы? — удивилась я.

— Если это можно назвать знакомством, — буркнул Варлаф.

— Нам идти быстро-быстро! — командирским тоном сказал Холюс. — К вечеру седьмой холм миновать! Вы, трое, вперед бежать, враг будет — говорить.

— Они что же, — возмутилась я, кивая на возбужденно залопотавших гоблинов, — с нами пойдут?

Не нравились мне эти желтоглазые хрюльники, ох, не нравились!

Орк, не отвечая, смерил меня тяжелым взглядом — словно прикинул, за сколько укусов он сможет меня проглотить — отвернулся и пошел вперед. Ступал он, к моему удивлению, совершенно бесшумно. Остальные орки, построившись по два, двинулись за ним. Мы с Варлафом пристроились сзади. Демон замыкал шествие. Троица гоблинов обогнала отряд, и скоро исчезла за деревьями, занявшись рекогнисценировкой местности.

Варлаф на ходу стащил свой ранец, порылся в нем и достал бутылочку с пенящейся зеленой жидкостью.

— Выпей! — тоном, не терпящим возражений, приказал он.

Я и не думала возражать. Напиток был сладким, с горчинкой и пах осенними цветами. Я отдала ему бутылочку, и он бережно убрал ее обратно. И то верно — где в лесу брать тару для зелий? Только с собой и таскать!

К вечеру мы достигли седьмого холма. И хотя шли мы быстро, не останавливаясь и не делая привалов, я с удивлением отмечала, что больше не чувствую изматывающей усталости. Даже ноги не болели. То ли исцеляющий сон под эльфийским плащом придал мне сил, то ли зелье Варлафа.

Варлаф что-то коротко сказал Холюсу на странном, хрюкающем языке, схватил меня за руку и поволок на лысую вершину холма, явно торопясь успеть до захода солнца. Оставшиеся позади орки застыли зловещими гротескными фигурами, в которых угадывалось некое напряжение. Ни один из них не сделал даже попытки последовать за нами. Я вспомнила, что Ацуца тоже посещала холмы до восхода солнца и приказывала разбивать лагерь еще задолго до темноты. Развалины, стоявшие вкруг и ощерившиеся, точно собачьи зубы, вырастали над нами, являя крошащиеся, высверленные ветром черные бока.

Демон, который всю дорогу рыскал вокруг не хуже гоблинов, неожиданно объявился, и следовал за мной неотступно, раздраженно молотя черным хвостом по сухой пыльной земле.

Мы, словно дети взявшись за руки, вошли в каменный круг и оказались скрыты от любопытных глаз. Варлаф еще на пороге предусмотрительно сдернул тряпку с посоха Ацуцы, и теперь глаз в его навершии злобно заполыхал, словно сердился, что его так долго отставляли в неведении. А мой спутник будто забыл, зачем пришел сюда. Сделав шаг внутрь, он остановился, оглядываясь и продолжая цепко держать мою руку. Он не подозревал, что причиняет мне боль. Я удивленно воззрилась на него, потом дернула руку, но он не отпускал. В движении его головы было что-то неестественное — так люди двигаются в трансе, не сознавая того. И у него было такой вид, словно он забыл, что нужно делать с палкой, которую держит в руке. А ведь он, и, правда, в трансе — осенило меня! Это место выключило его, как надоевшую программу. Между тем тени сгустились. Демон, беспокойно круживший по развалинам, переместился ближе ко мне и остановился, жадно втягивая сырой воздух дрожащими ноздрями. Он весь вытянулся в одну линию, направление которой я проследила и, не мешкая, двинулась туда. Пол был усыпан обломками стен, остатками кирпичной кладки, похрустывающей под ногами, но ближе к середине помещения становилось чище, словно мусор отсюда специально сдвигали к стенам. Я вышла на расчищенное место и обнаружила воронку в полу, в дне которой виднелось «сливное» отверстие. Бурые потеки явно указывали на то, ЧТО туда сливали. Мне стало нехорошо.

Варлаф продолжал, как заведенный, крутить головой, обшаривая комнату пустыми глазами. Вдоль моего позвоночника пробежал холодок. Сумерки, клубившиеся за камнями, сдвинулись, уступая место черноте настолько глубокой, что в ней растворялись все очертания. Свет посоха больше не был яростным — от потускнел и помрачнел, мерцал, словно злая звезда Талцетл в небе чужого страшного мира. Чужого… Возможно, поэтому магия этого места не действует на меня. Чего не скажешь об ужасе!

Демон тихонько зарычал.

Не сознавая, что делаю, но страшась не успеть, я бросилась к Варлафу. Я выхватила посох из его рук (еле вырвала!) и кинулась назад — к воронке. Мне показалось, что из «сливного» отверстия раздается свистящий шепот, произносящий мое имя. Зажмурившись, я со всего размаху всадила посох основанием в отверстие воронки. Красный свет шара с его навершия внезапно взорвался тысячью осколков, изгоняя вспышкой голоса и тени. Варлаф шагнул вперед, едва не упав, а я ясно увидела, как светящаяся сфера накрыла нас и через мгновение исчезла. Но я продолжала ее ощущать.

Варлаф подошел ко мне. Коротко взглянул на воронку, на искрящийся в ней посох.

— Если бы не ты, — негромко заметил он, — я бы погиб. Надо же, я думал, достаточно просто иметь один из артефактов, чтобы миновать эти холмы! Ошибся…

Я пожала плечами.

— Всего не предусмотришь. Я чужая в этом мире, возможно…

— Нет, — перебил он, — дело в другом. Ты — колдунья. Твои способности получены тобой при рождении, а мои — нет. Подобные места подчиняются только людям, у которых магия в крови.

— Как же ты намеревался дойти до назначенного места, если догадывался об этом? — изумилась я. — Еще до того, как мы встретились?

— Я и не догадывался, — улыбнулся он. — Узнал только сейчас. Я ведь и намеревался идти севернее — через Ордустис. Там магия холмов слабеет. Правда, тот путь длинее. Но без тебя я бы был на месте вовремя.

Я фыркнула и отыскала глазами Демона. Он лежал совсем близко от воронки и блаженно жмурился.

— Давай останемся здесь на ночь? — повинуясь внезапному порыву, предложила я. — Мне не хочется оставаться рядом с нашими чУдными провожатыми ни одной лишней минуты!

— Давай, — неожиданно легко согласился Варлаф, и скинул свой ранец на землю.

Затем стащил свою куртку, разложил ее между камней.

— Иди, садись. А я пока придумаю что-нибудь с ужином. У нас немного еды осталось. Завтра придется поохотиться.

Завтра! У меня сжалось сердце. Завтра мы достигнем восьмого холма, а там уже и до МЕСТА, ОТКУДА НИКТО НЕ ВОЗВРАЩАЛСЯ недалеко. И я больше никогда не увижу этого человека! Не услышу хриплого недружелюбного голоса, не посмотрю в темные глаза!..

Да что за Санта-Барбара, в самом деле! Ведь дома меня ждет Максим… и Катенок!

— А у меня есть дочка, — выпалила я, задыхаясь от нахлынувших чувств, — ей шесть с половиной.

Варлаф внимательно посмотрел на меня.

— Да не волнуйся, доведу я тебя до МЕСТА, — неожиданно ласково сказал он, — я обещаю!

И уж совсем невпопад добавил:

— У меня тоже…

— Что — тоже? — не сразу поняла я.

— Дочка. Ей уже двенадцать.

Я открыла рот, но так ничего и не сказала. Мысль о том, что у героев могут быть жены и дети, как-то не приходила мне в голову! Каждый иногда мечтает обрести истинную свободу — от предрассудков, опостылевших действий, совершаемых ежедневно. От обязанностей. От ответственности. А я-то все еще продолжала думать, что в этом мире это сделать гораздо проще, тем более, герою. По определению — одинокому, независимому, свободному человеку. Ошиблась! Да и к чему она привела бы, эта свобода, обрети мы ее, наконец? Не к хаосу ли?

Прилаживая на место отвисшую челюсть, я продумывала следующий вопрос. Варлаф в это время разложил на камнях ломти хлеба, вяленое мясо, достал глиняную флягу, отвинтив крышку, понюхал. Удовлетворенно крякнул, сделал порядочный глоток и протянул флягу мне.

— А кто ее мать? — как можно деликатнее спросила я, и присосалась к горлышку, чтобы скрыть блеск в глазах — симптом распирающего любопытства.

Варлаф усмехнулся. В усмешке не было горечи — немного иронии, немного раздражения.

— Она — хорошая женщина! — сказал он. — У нее собственный бордель в Родуине. И дело поставлено отлично. Я когда бываю там, всегда захожу, — он снова усмехнулся, но теперь это была его обычная усмешка — нехорошая, жесткая, холодная, та самая, которой я успела вволю налюбоваться за совместно проведенное время.

— Так вы не… — я вернула флягу и неопределенно покрутила пальцами.

Но Варлаф понял.

— Нет. Это была красивая история, которая закончилась к взаимному удовлетворению.

— А ты всегда был героем? — усаживаясь удобнее, заинтересовалась я.

Наступила, возможно, моя последняя ночь в этом удивительном мире, и мне хотелось, чтобы она была долгой и спокойной. Мне хотелось есть черствый хлеб и жесткое мясо, любоваться на искры, которыми выстреливал посох в темное небо, и слушать грубой голос, внезапно готовый к откровениям. Я не собиралась упускать этот шанс. Когда мужчина говорит, женщине следует превратиться в овеществленное внимание!

Варлаф улыбнулся, устраиваясь на камне напротив. Что-то я раньше не замечала у него таких улыбок, только недобрые усмешки, от которых холодело в желудке как от стального лезвия. Ради этой, новой, улыбки я была готова на все!.. Да что со мной такое, в конце концов?

— В моем мире героями рождаются, — начал рассказывать он. И ни малейшего сомнения не услышала я в его голосе — то ли эта ночь сблизила нас, то ли приближающееся расставание, — но до четырнадцати лет я был героем бесполезным. Видишь ли, мои ноги не слушались меня. Я лежал дома, на широкой лавке, которую мне смастерил отец, и смотрел в окно. И так все четырнадцать лет. Родители мои были добрые люди, они любили меня, и других детей не имели. Однажды к нам в дом забежала бешеная лисица. Отец и мать были в поле, но прибежали на крики соседей. Я оторвал ей голову. Ужасно испугался, что они будут ругать меня за грязь, которую развел — кровищи-то было! А они плакали и обнимали меня. Мне в ту пору только исполнилось семь. По совету знающих людей отец отвез меня к знахарке. Она была сильной ведьмой, славилась на всю округу. И вот тут-то все и началось…

Он смотрел мимо меня пустыми глазами, но теперь я знала, что они обращены внутрь. Этот взгляд пробивал неповоротливые пласты памяти, возвращая его далеко назад.

— Она сказала, что помочь мне бессильна. И не взяла с отца денег, хотя он умолял ее придумать что-нибудь. А потом неожиданно взбесился наш дворовый пес. Он сорвался с цепи, когда мать собиралась кормить его, и бросился к дому. Она видно все поняла, потому что успела ухватить его за задние ноги, и тогда он набросился на нее. Я видел все из окна, но ничего не мог сделать, только звал отца, а он все не шел…

Я тихонько вытащила флягу из его побелевших пальцев, чтобы он не раздавил ее.

— После ее смерти отец занемог. Он подолгу сидел напротив меня, разглядывая собственные ладони так, словно в них отражалось ее лицо. Однажды вечером, после ужина, он внимательно посмотрел на меня и сказал: «Жизнь уходит из меня, сынок, не по моей воле. Под твоей лавкой лежит мой меч. Когда-то он попил людской крови. Может, за это я плачу сейчас, а может, и нет! Теперь засыпай. А я еще посижу с тобой». Когда утром я открыл глаза, он был уже мертв.

К нам приходила одна женщина из деревни, помогала родителям ухаживать за мной. Несмотря на почти полную неподвижность я рос крупным ребенком — поди поворочай такого борова! Она была мне хорошим другом. И когда родителей не стало, предложила мне переселиться к ней, ведь, когда она вечером уходила к себе домой, я оставался в пустом доме — одиноким и неподвижным. Но я отказался. Слова отца не шли у меня из головы. Я перестал спать по ночам. Садился и клал отцовский меч перед собой. Он был в отличном состоянии — отец часто доставал его, полировал, показывал мне разные выпады и удары. Ночь проходила за ночью, а я все ждал чего-то, чего и сам не понимал. Наступило полнолуние. Луна стояла высоко, когда из леса вышли четверо волков и направились прямо к дому. Я следил за ними из окна. Их вела волчица — длинноногая, черная, она двигалась с такой уверенностью, будто прежде уже бывала здесь. Все происходящее представлялось мне сном. Я забыл про страх, про то, что недвижим, я просто следил, как они подходят к дому, блестя глазами, как по одному поднимаются на крыльцо. Последней на него взошла волчица. Она еще оглянулась — совершенно по-человечески, словно проверяла, не видит ли кто? А потом дверь начала открываться. Соседка, уходя, всегда запирала меня на ключ. Заперла и на этот раз. Но я слышал, как скрипит, поддаваясь неведомым мне усилиям, замок.

Я судорожно сглотнула и снова приникла к фляге. Мне уже не хотелось слушать продолжение — рассказ Варлафа казался мне страшнее всего, виденного в этом мире!

— Они вошли, не торопясь, как хозяева, — продолжил он и, отобрав у меня флягу, сделал порядочный глоток. — Они ничего не боялись. Волчица стояла в дверях, и в ее глазах я ясно различал торжество и насмешку. Это не были глаза волка. Это были глаза человека. Не простого человека — ведьмы. И тут я все понял. И она, следя за моим лицом, поняла это. В ту же минуту ее спутники бросились на меня. Один метнулся под стол, чтобы вцепиться в ноги, но боли я не ощущал, и потому оставил его напоследок. Когда я расправился с первыми двумя, то раскроил его череп простым ударом кулака. Мы остались с ней один на один. Она кружила по комнате и ее пасть нагло усмехалась. Она подкрадывалась ко мне на длину меча и тут же отпрыгивала прочь. Я давно уже отшвырнул стол в сторону, и в эти смертельные поддавки мы играли с ней до рассвета. Один раз, только один раз она оказалась медленнее меня, и я ударил ее лезвием меча под правую лапу. Волка такой удар бы убил, но она была заколдована. Прихрамывая и огрызаясь, она поспешила прочь и скрылась в лесу с первым криком петухов. Волк порвал мне ноги — я истекал кровью, но слабости не чувствовал. Только ненависть. Жгучую ненависть и жажду мести.

Пришедшая утром соседка нашла меня в луже крови — моей и волчьей. Мои пальцы намертво сжимали рукоять меча. Меня перенесли к ней в дом, а мой сожгли. На всякий случай. День и ночь она выхаживала меня. Я выздоравливал очень быстро, раны затягивались буквально на глазах. Когда она сняла повязки, я спустил ноги на пол и сделал первый шаг. Потом второй. Потом потребовал, чтобы мне принесли отцовский меч. Когда я почувствовал, что достаточно окреп для долгого пути, я простился с моей спасительницей, оставил ей землю и имущество, принадлежавшее моей семье, и ушел оттуда навсегда. Если так можно сказать, я встал на след раненой волчицы, и он привел меня в дом той самой знахарки, что отказалась лечить меня. Но ее там уже не было — она бежала, страшась моей мести. Для меня долгое время оставалось загадкой, отчего она так возненавидела меня? И лишь много времени и дорог спустя, встретив очень могущественного колдуна, я узнал от него, что она нагадала себе смерть от руки человека. А когда увидела меня, то поняла, что это я и есть. Я искал ее больше двадцати лет, — помолчав, продолжал он. — Она своим колдовским искусством не раз меняла обличье, скрылась так далеко, насколько могла. Я много раз терял след, последний раз, надолго. И вдруг встретил ее… Благодаря тебе!

Фляга неожиданно треснула в его ладонях и раскололась. Красная жидкость обагрила камни. Вокруг меня уже давно все кружилось, как в калейдоскопе. Видимо, напиток только казался легким. Волки с горящими глазами, старуха-ведьма, шамкающим ртом произносящая заклятья, Черные неведомые боги…

Варлаф вдруг опустил лысую голову на руки, покачнулся и простонал, словно задыхался:

— Это я должен был убить ее, не ты!

То ли от посоха отлетела очередная волна искр, то ли перед глазами моими вспыхнули они сияющей завесой — я все поняла.

— Ацуца? — то ли спросила, то ли закричала я, а от лишь кивал, не поднимая лица.

Протянуть к нему руки? Обнять лысую голову, прижать к груди… Целовать глубокие морщины на грубой коже, касаться губами уродливого шрама через левую щеку. Стать покорной и податливой, как глина. Залечить то, что было…

— Она и не подозревала, что я так сильно изменился. Не ожидала, что я не только оправлюсь после той ночи, но и смогу ходить. Что буду столько лет и так далеко от дома искать ее! — бормотал Варлаф. — Да и я, встретив, не узнал ее. Совсем. Столько лет ненавидел, столько лет представлял себе, как убью ее, чего бы мне это не стоило! А, увидев, даже не подумал, что эта женщина — та! Взялся выполнить ее задание — найти украденную вещицу. И только в шатре, когда мы были вдвоем, я увидел старый шрам. Она так и не сумела свести его — видно, моя магия ненависти в этом случае оказалась сильнее! За прошедшие годы Ацуца стала очень сильна. Сильнее всех, кого я знал. Я догадывался, что убить ее может только очень мощный артефакт, подобный ее посоху или обсидиановому кинжалу. Но было еще кое-что. Ведьмы, достигшие такого могущества, могут и после смерти мстить, являясь призраком и тревожа людей. И только одно может навсегда упокоить их. Не догадываешься?

Он пристально посмотрел на меня. Я с трудом покачала головой. Я еще отдавала себе отчет, что с неприличной жадностью разглядываю его губы, но сознание уже покидало меня, просясь в сон, и голос Варлафа звучал издалека.

— Чужеродный огонь. Огнь очищающий, чья природа здешней чужда, упокоит навсегда душу черную, в прах развеет плоть и кости, и поглотит силу, напитавшуюся кровью человеческой, — явно процитировал он. — Ты подожгла шатер…

— Я хотела сжечь вас обоих! — кажется, крикнула я. — Я ненавижу тебя до сих пор, Варлаф! Иди же ко мне, сукин ты сын!

Но вместо крика с моих губ сорвался лишь неразборчивый шепот. Он наклонился ближе, чтобы разобрать мои слова и последнее, что я помню, были его глаза — темные, глубокие, и, как всегда, непонятные. Сон накрыл меня эльфийским плащом. Где-то в стороне урчал, словно мотор Хаммера, пригревшийся Демон.

Утром, под шелест слабого дождичка, мы спустились с холма. Бок о бок, не глядя друг на друга, как давние любовники. Хотя ничего такого между нами не было. Кажется.

Встречающие, в лице гоблинов и орков, сбившись в колоритную кучку у основания холма, глядели на нас с нескрываемым сожалением. Причем если сожаление первых происходило из-за невозможности употребить нас к завтраку, то вторые явно рассчитывали на то, что мы пропадем бесследно в древних развалинах, пожранные злыми духами. Однако, по мере нашего приближения, выражение их лиц менялось. Теперь на них было написано такое явное изумление, что я даже испугалась. Гоблины, показывая на меня пальцами, оживленно залопотали-захрюкали. Я тут же вспомнила, что что-то подобное промелькнуло после пробуждения и на лице Варлафа, и он все утро прятал от меня глаза. Я-то решила, что он смущен моей неуклюжей попыткой домогательства!

Мы подошли. Троица гоблинов, повинуясь хрюканью Холюса, тотчас замолкла и потрусила к лесу — разведывать наш дальнейший путь. Сам Великий Вождь — как я определила для себя г-на Буато — наблюдая за нашим спуском с холма, явно прикидывал, какая приправа ко мне лучше подойдет — черный перец или орегано? Но, дождавшись нас, он развернулся и, не говоря ни слова, неспешно двинулся прочь. За ним, в полном молчании построился его черепахомордый отряд. Я вопросительно взглянула на Варлафа, но тот моего взгляда то ли не заметил, то ли не пожелал заметить. После вчерашнего возлиянного откровения (или откровенного возлияния?) он был молчалив и, как я уже говорила, чем-то смущен. Мне хотелось думать, что он не жалеет о том, что поделился со мной своими воспоминаниями. То есть, думать мне совсем не хотелось — голова была непривычно тяжелой, и меня продолжало клонить в сон. К моему счастью, только этим похмелье и ограничивалось. Я ни к месту вспомнила несчастного Алика Зельцера, который пропился, проигрался и утонул. Какая-то мысль, связанная с его именем, промелькнула и пропала, испуганная тяжестью моего черепа.

Лес стал непроходимым. Орки своими боевыми секирами рубили толстые, в руку толщиной, мочалки мхов, связывающие деревья. Под ногами хлюпало и булькало. Я, в который уже раз, мысленно поблагодарила старину Онольгейна, одарившего меня амуницией своей покойной жены. Я подтянула сапоги до самых бедер и крепко завязала ремешки — вода мне была более не страшна. Впрочем, как и холод. Под сводами ЭТОГО леса было зябко. В былые времена мне хватило бы пятнадцати минут, чтобы заработать прелестный ринит или ангину. А сейчас, к собственному удивлению, я бодро шагала следом за Варлафом, не обращая внимания на стылую воду до колена и неподвижный воздух, становящийся все холоднее. Скоро на листьях появилась изморозь, а из наших ртов повалил пар.

Откуда-то сбоку неожиданно вынырнули гоблины и тоненько заскулили. Холюс тут же остановил отряд коротким рыканьем и внимательно выслушал их перебивающие друг друга голоса. Варлаф прислушивался и на глазах мрачнел.

— Что-то не так? — забеспокоилась я.

— Впереди полно эльфов, — перевел он. — Путь к восьмому холму закрыт.

— Не верю! — возмутилась я. — Выход должен быть!

— Слишком много эльфийского мяса! — я вздрогнула и обернулась — Холюс подкрался ко мне неслышно, и теперь возвышался надо мной как зеленая скала с желтыми кривыми клыками. — Больше, чем мы съесть!

— Он хочет сказать, — философски пояснил Варлаф, — что их больше, чем мы можем убить.

— Непройти-непройти! — согласно запищали гоблины. — Холм в круг взять-взять! Смотреть днем и ночью!

Я потихоньку подвинулась ближе к Варлафу. Взгляд Холюса — кровожадно-добродушный, не сказать, чтобы пугал меня, но как-то смущал.

— Что делать хочешь, чужое мясо? — поинтересовался орк, поигрывая своей секирой.

Я почувствовала крайнее раздражение. Дорога домой, казавшаяся такой ясной, снова поворачивала в неведомую сторону.

— Тебя, зеленая морда, вежливости не учили? — неожиданно для себя самой рявкнула я. — Какое я тебе мясо? Ты мной отравишься — у тебя метаболизм другой! Хочешь попробовать?

Холюс прищурился. Желтые клыки клацнули, и рот растянулся в ухмылке.

— Не хочешь? — пока не исчез кураж, продолжала я. — Тогда, будь добр, зови меня по имени. Для тебя и твоих изумрудных друзей я — госпожа Виагра!

Краем глаза я заметила, как Варлаф сделал неуловимое движение, поправляя меч. Он стоял прямо за моей спиной, уперев широко расставленные ноги в землю, и ничего в этом мире не могло бы сейчас сдвинуть его с места. Ни с одним мужчиной прежде я не испытывала такого восхитительного чувства абсолютной защищенности!

— Жалко, что есть тебя нельзя! — проворчал Холюс. — Но я слово дать Великой Отигле, что тебя до места довести, — и помолчав, добавил с насмешкой, — госпожа Виагра! Думать, что делать будешь. А пока — привал.

Я повернулась к Варлафу, с лица которого еще не сошло изумленное выражение.

— Хорошо, что мы разделили с Педилиной трапезу! — покачав головой, заметил он. — А не то сейчас бы нас с тобой делили. Для трапезы!

Я его не слушала — искала лихорадочно выход.

— А что будет, если мы пропустим этот холм? — тихо спросила я. — Если пойдем прямо туда? Ведь, насколько я поняла, эльфы перекрыли нам дорогу только к холму. Они ждут нас там, значит, подходы к МЕСТУ, ОТКУДА НИКТО НЕ ВОЗВРАЩАЛСЯ, свободны?

Варлаф задумался. Я жадно смотрела в его лицо. Оттого, что он сейчас мне ответит, зависело многое.

— У нас почти не осталось времени, — вздохнул он. — Черные боги ждут кровавой жертвы, и никто не знает, что случится, когда они ее не дождутся! Да и мне нужно торопиться… — Он прикусил язык, но было поздно. Я смотрела на него так, что он понял — от меня теперь не отвяжешься!

— Ну, хорошо, хорошо! — с досадой пробормотал он, и, взяв меня под руку, оттащил подальше от орков. — Я не говорил тебе, для чего мне нужно к этому проклЯтому месту. Мой заказчик, могущественный чародей, приказал мне встретиться с кем-то в этом самом Месте и кое-что передать.

— Что? — жадно спросила я.

— Я не знаю. Догадываюсь только, что это волшебная вещица страшной силы!

— Ты не знаешь, как она выглядит? — удивилась я. — А как же ты ее передашь?

— Конечно, знаю! — поморщился Варлаф. — Но я не знаю, что это такое. Ничего подобного я прежде не видел. И показать ее тебе не могу — таково условие. Мне нужно быть на месте завтра в полночь. Иначе контракт будет разорван, вещица бесследно исчезнет, а я потеряю все полученные магические способности! Если мы, минуя восьмой холм, будем идти всю ночь, то окажемся там уже завтра около полудня.

— Прекрасно! — фыркнула я. — Ты сплавишь меня неизвестно куда, и преспокойненько дождешься своего посетителя! Этот план мне подходит. В какую сторону идти?

Неожиданно Варлаф положил руки мне на плечи и заставил взглянуть себе в лицо.

— Что с тобой? — мягко спросил он. От этой мягкости у меня затряслись колени, до того она была непривычна! — Ты сердишься, что я не рассказал тебе раньше?

— Я была с тобой достаточно откровенна с самого начала, разве не так? — парировала я. — Не скрывала, что из другого мира и так далее и тому подобное!..

— И так далее и тому подобное…, - повторил он.

И посмотрел мне прямо в глаза. И сжал мои плечи. И притянул к себе, обняв всего на мгновенье. Оттолкнул. Отпустил.

— Прости. Прежде я никогда никому ничего не рассказывал. Не доверял. Со мной такое впервые! Мне нужно время…

— У нас нет времени! — крикнула я. Ну что же они такие тупые, эти прославленные герои! — Нет, и не было!

Я отошла прочь, не дав ему возможности сказать что-либо, и направилась к Холюсу, чтобы поставить его в известность относительно наших дальнейших планов. Он внимательно выслушал, покивал и заявил:

— Ночь идти, почти бежать! Понятно. Тогда сейчас немного отдыхать, а потом до утра идти. Ложись, спи, здесь безопасно. Эльфы далеко.

Но спать мне не хотелось. Равно как и видеть пресловутого героя с каменным сердцем! Я нырнула в заросли и отправилась на поиски ручья с чистой водой. С самого пробуждения я не умывалась. Да и голову не мешало помыть, что-то волосы стали подозрительно тяжелы, наверное, от грязи!

Демон пристроился рядом. Боднул пару раз, указывая верное направление — понял, что я ищу. Скоро послышалось веселое журчание, и в камнях, под кроной огромного дерева, я увидела долгожданный родник с кристально чистой водой. Струйка стекала с камней в маленькое озерцо, в котором отражался кусочек голубого неба, едва видимый в хитросплетении древесных ветвей.

Я расстегнула камзол, заметив про себя, что нынче он прекрасно сидит на мне, не в пример началу путешествия. То ли моя талия превратилась в осиную, то ли ткань растянулась? Опустилась на колени на берег озерца, глубоко вздохнула, собираясь макнуть голову в воду. Свой кинжал воткнула в землю рядом с собой. На всякий случай. Я наклонилась над водяным зеркалом и… подавилась собственным вздохом. На меня глядело бледное, прекрасное, волшебное лицо незнакомки, с ярко-оранжевыми, как ягоды рябины, пышными кудрями. Ни единой морщинки на лице, глубину синих глаз не передать словами, красный чувственный рот приоткрыт в изумлении — она, видимо, тоже удивилась, увидев меня. «Неужели, русалка? — осенило меня. — Или водная нимфа? Или все-таки болотная грымза?». Нимфа (она же грымза) захлопнула рот одновременно со мной и взмахнула длиннющими ресницами, по-видимому, совершенно не знакомыми с тушью в 500 процентов объема. Подумав про грымзу, я, на всякий случай, нащупала кинжал и, улыбнувшись, помахала им перед носом у незнакомки. Пускай знает, что я за дружбу между народами, при условии сохранения ядерного потенциала! К моему удивлению, она тоже подняла руку и погрозила мне своим оружием. При этом мило улыбаясь. МЫ СДЕЛАЛИ ЭТО ОДНОВРЕМЕННО! Я в бешенстве швырнула кинжал куда-то вверх и схватилась за голову. Поднесла к глазам густые, блестящие, тяжелые ЯРКО-ОРАНЖЕВЫЕ пряди. Для верности, дернула их с такой силой, что на глазах показались слезы, и снова уставилась на свое волшебное отражение. Я прекрасна, спору нет! Но как я вернусь в Москву с таким колором?! Ей-богу, сейчас найду кинжал и зарэжу этого топорного колдуна-самоучку!

— Ярковато получилось, — послышался смущенный голос, и из зарослей вышел Варлаф. — Я все ждал, когда же ты заметишь! Понимаешь, ягоды птичника еще не созрели, а времени ждать у меня не было…

Я разъяренно обернулась.

— Ну, придумал бы что-нибудь! Неужели нельзя было обойтись без этих самых ягод?

— Можно, — кивнул он, — тогда ты стала бы альбиносом. Если хочешь, я могу переделать? У меня осталось немного эссенции…

Я стушевалась. Внимательно поглядела на него. В глубине глаз притаилась улыбка или мне показалось? Он, что, шутит?!

— Когда же ты варил это зелье?

— Во время пути с Ацуцей, на привалах.

Я вспомнила, что он, действительно, часто уходил один в лес, а, возвращаясь, варил что-то в своем походном котелке, не принимая приглашений от других костров. Это окончательно убедило меня в том, что предавать меня он не собирался.

Ладно. По возвращении в Москву придумаю что-нибудь. Может, Тома поможет? Она тоже мастерица варить зелья. А если вернуться мне не суждено, тогда какая разница, с каким экстерьером лежать в гробу?

Я подошла к Варлафу, напоследок оглянувшись на свое отражение. Он откровенно любовался творением рук своих. Пригладил мои растрепавшиеся волосы, провел ладонью по щеке. Ладонь была грубая, тяжелая и теплая. Неуловимым движением она нырнула под мои кудри, крепко обхватив затылок. В моем желудке захолодело. Нет, не только удовлетворение от проделанной работы вижу я в его взгляде. Здесь и сомнение, и…?

Варлаф неспешно потянул меня к себе. Я по привычке закрыла глаза, но спохватилась — что же я делаю? Мне нужно видеть этого человека, смотреть на него до последней моей минуты в этом мире, впитывать каждый жест, запомнить каждую черту внезапно смягчившегося лица! Я обвила руками его шею и тут… что-то, ломая ветви, с хрустом обвалилось сверху прямо в воду.

Мы шарахнулись друг от друга, словно кошки, облитые кипятком. Одним прыжком Варлаф оказался в воде, тыкая острием меча тело, лежащее на воде лицом вниз. По воде расплывалось маслянистое пятно.

Я оглядывалась, лихорадочно ища взглядом свой кинжал.

Варлаф потыкал еще немного, потом убрал меч в ножны и перевернул труп. Тот уставился в лесной полог прекрасными незрячими глазами. Роскошные волосы нимбом покачивались вокруг удлиненного черепа. Из его горла торчала, переливаясь драгоценными камнями, рукоять моего кинжала.

Отдых не получился. Мы снова бежали по лесу, бок о бок с орками, двигавшимися на удивление слаженно и бесшумно. Нам не удалось установить, подал ли выследивший нас эльф сигнал своим собратьям, а проверять это на собственной шкуре никто не желал. Поэтому мы покинули привал и начали марш-бросок в северном направлении. В полночь, как сказал мне Варлаф, духи восьмого холма будут ожидать явления артефакта. Что случится, если они его не дождутся, он не знал. «Боюсь даже предположить!» — буркнул он. Боится? Он? Наверное, дела наши плохи.

Стараясь не сбить дыхание и не споткнуться о корни, я держалась из последних сил. Я запретила себе думать о Катенке, которую могу никогда не увидеть, о Максиме, бывшем так далеко, что мной завладели мечты о другом мужчине, об Игоре, о том, сможет ли он воспитать дочь, случись что со мной… Но запреты переставали действовать. В моей душе нарастала паника. Я гадала, была бы она сильнее, не свались в воду тот несчастный эльфийский юноша с моим кинжалом в горле. О том, что я убила человека, я тоже старалась не думать! Но, как я уже говорила, запреты не действовали.

Внезапно Варлаф толкнул меня на землю. Воздух тоненько запел. Стрелы с зеленым оперением дождем посыпались на нас. Один орк упал, другие, пригнувшись, бросились врассыпную. Их командир, наоборот, выпрямился во весь свой огромный рост. Его и так не привлекательное лицо исказила гримаса ярости. Стрелы падали вокруг него, не причиняя ущерба. Он взглянул на нас и прорычал только одно слово:

— Бегите!

— Увидимся еще, враг мой! — сказал Варлаф, и добавил, — Спасибо!

— Мы вестИ, мы вестИ! — запищали неведомо откуда взявшиеся гоблины.

Холюс обернулся.

— Нет. Вы уходить прочь. Отвлеките часть их на себя. Заманите…

Куда следовало заманить несчастных эльфов, я не расслышала, потому что Варлаф схватил меня за руку и потащил за собой. Немного в стороне, среди древесных крон змеилось тело моего демона. Его охватил гнев и жажда убийства — я ощущала это стуком крови в своей голове, зудом в клыках, сухостью в глотке и слепой яростью, застящей глаза, и потому строго настрого запретила Демону отставать он нас. Эльфы были людьми, как никак. Достаточно одной невинной души на моей совести. Стоит только отпустить бешеную кошку на охоту, как душ, разлученных с телами, станет несколько десятков.

Дальнейшее бегство казалось непрекращающимся кошмаром. Древесные стволы слились в единую стену, как полоски разметки на дороге, если смотреть на них из окна быстро едущей машины. Я не заметила наступления ночи, потеряла из виду Демона, ослепла от пота, заливающего лицо. Я ощущала только руку Варлафа, схватившую мою до боли, и тяжелое, толчками рвущееся изнутри дыхание, которого становилось все меньше. Когда оно окончилось совсем, я с размаху рухнула на землю и… уснула.

Разбудил меня аромат жарящегося мяса. Еще не открывая глаз, я протянула руки, и кто-то сунул мне обжигающий жирный кусок. Это заставило меня окончательно проснуться. Я села, пошатываясь, разлепила глаза и вцепилась зубами в чью-то неудачливую плоть. Надо же так опуститься! О том, чтобы помыть руки или разглядеть хотя бы, что я ем, даже не было речи!

Варлаф сидел напротив и смотрел на меня с привычной усмешкой. Судя по его довольному виду, он уже поел и отдохнул. Демона нигде не было видно.

— Он принес нам поесть, и ушел на охоту, — ответил Варлаф на мой невысказанный вопрос, — мы далеко ушли. Не беспокойся…

— Я не беспокоюсь, — с набитым ртом отвечала я. — А сколько сейчас времени?

— Взгляни на небо. Видишь ту звезду на севере? С ней рядом другая, поменьше? Когда большая будет над верхушкой вон того дерева, наступит полночь. У нас есть еще немного времени…

Он не договорил. Я оторвалась от мяса и уставилась на него.

— А потом что? Опять бежать?

Он пожал плечами.

— Посмотрим.

Я действительно посмотрела. Над костром на распорках было растянуто что-то, напоминающее большую летучую мышь. С нее с шипением сбегал сок. Так вот во что я вгрызалась с таким аппетитом!

Варлаф по-своему истолковал мой взгляд. Достал нож, потянулся к жаркому.

— Хочешь еще?

Я подумала и кивнула. Мне уже все равно! В мире, населенном людьми с именами, подобными ассортименту «Аптеки 36,6», даже летучие мыши весьма неплохи! Вот только смерть ходит за мной по пятам и никак не желает отставать. Самое плохое, что я не могу различить ее лица под куколем. А самое страшное, что и в моем мире существует некто, желающий мне зла. Кто-то, обладающий мощным интеллектом и глубокими знаниями, кто-то разработавший и осуществивший эту комбинацию. Это его лицо я обнаружу когда-нибудь под маской смерти. Если не умру раньше.

Мысли об аптеке вернули меня в обыденное русло. Я обеспокоено подумала, дают ли Катенку витамины каждый день, и какие купить, когда она слопает банку нынешних? Среди образов аптечных стеллажей уставленных лекарствами, появился вдруг совершенно тут лишний — маленькая фигурка Варлафа. Она забавно расхаживала по стеклянным полкам, тыкая мечом в коробочки и баночки с крупно написанными на них названиями лекарств.

Я заморгала и открыла глаза. Кажется, я вновь уснула, с куском мяса в руках и еще одним — непрожеванным — во рту. Так и подавиться недолго. Но какой странный, однако, сон! Присниться же такая глупость! Варлаф среди коробок выглядел так же нелепо, как… Тут я действительно подавилась. Да так, что прославленный герой, вскочив, принялся молотить меня по спине своей огромной лапищей. Когда в мои легкие, наконец, проник воздух, рассыпавшиеся из черепной коробочки мысли быстро запрыгнули обратно и выстроились в верном порядке. Ну конечно! Почему я раньше не заметила этого? Не оттого ли, что это было слишком очевидно?

Варлаф нависал надо мной, подняв руку — размышлял, следует ли продолжить ломать мой позвоночник?

— Почему? — вскричала я, едва отдышалась, — Почему ты не сказал мне, что тоже из другого мира?

Он пошатнулся, как от удара, и отступил на шаг, так и не опустив рукИ. Буря эмоций пронеслась по его лицу — от изумления до ярости. Непривычное к таким переживаниям, оно смешно подрагивало и кривилось. Кажется, даже уши его что-то такое выражали! Он открыл было рот — возразить, сказать, что я сошла с ума, обругать, наконец, но вместо этого молча вернулся на прежнее место. Лицо его вновь стало непроницаемым и мрачным — как в начале нашего путешествия.

— Господи, — понизив голос, продолжала я, — это же очевидно! Твое имя не такое как у жителей этого мира. Они не осознают этого — они созданы с такими именами. Но ты — другой!

— Значит, вот как ты узнала? — сощурился он. — Что же такого в моем имени? И если узнала ты, значит, может узнать кто-кто еще?

Я покачала головой.

— Только если он будет оттуда же, что и я. Я вряд ли смогу тебе вразумительно объяснить. Просто, поверь мне на слово!

Он помолчал, раздумывая. Потом фыркнул:

— Раньше я бы убил того, кто предложил бы мне поверить на слово колдунье! Но ты — другое дело! Наверное, ты очень сильна! Даже Ацуца не узнала меня, а мое имя было не тем, под которым она помнила меня! Оно ничего ей не сказало!

— Ацуца! — я задохнулась, — Она тоже чужая?

Варлаф пожал плечами.

— Я не знаю, откуда она родом! Она могла быть чуждой и моему родному миру, и этому, и другим, в которых ей довелось побывать. Вот почему она так стремилась служить Черным богам. Бежать от них ей, видимо, было не по силам. Да она и не хотела никуда бежать отсюда! Этот мир казался ей безопасным, я сгинул где-то за границей миров, и уже двадцать лет она ничего не слышала обо мне! Она решила служить им, обмануть их, предложив другого пришельца вместо себя на алтарный камень. Сведения, полученные от них, возможно, помогли бы ей скрыться где-нибудь еще. Или стать сильнее настолько, что они перестали бы представлять для нее угрозу.

— Значит, ты оставил свой мир, ради того, чтобы найти ее? — уточнила я.

Глупый вопрос. Это и так было понятно.

Варлаф неожиданно усмехнулся.

— Не так-то это было просто! Оставить свой мир! Лет десять я потратил только на то, чтобы найти кого-то, кто укажет ориентиры!

— Но ты же нашел?

— Нашел. Путь указал маг-недоучка, выгнанный своими коллегами из гильдии за какие-то прегрешения. Я заставил его все рассказать мне. Чтобы уесть своих бывших коллег, он создал два артефакта. Они работали только при условии, что при применении первого второй физически должен был существовать в любом из миров. Ацуца выменяла первый у него на что-то, о чем он наотрез отказался говорить. Видимо, она напугала его, потому что про второй он ей не сказал. Или решил подстраховаться. Меня не это интересовало. С помощью первого артефакта она переместилась сюда. Может быть, она подумывала о возвращении. У нее было много времени, чтобы найти обратный путь и дождаться моей смерти. Ведь пророчество, как ей казалось, ясно указывало на меня, как на причину ее гибели! Но, в отличие от меня, она могла ждать очень и очень долго!

Я слушала, затаив дыхание. Жареная летучая мышь уже попахивала горелым.

— А второй?

Варлаф нехорошо ухмыльнулся и скинул тушку с распорок. Она упала в траву у его ног, продолжая дымиться. Впрочем, и его и мой аппетиты удалились рука об руку в глухую лесную чащу.

— Второй у него выменял я…

— На что? — я живо заинтересовалась.

— Я сделал ему предложение, от которого он не смог отказаться. — Варлаф сжал губы, показывая, что тема закрыта.

— О! — только и смогла сказать я.

Мы помолчали.

— Ты его уничтожил? — наконец, не выдержала я. — В смысле, артефакт?

Варлаф удивленно поднял глаза.

— Зачем? И как же, по-твоему, я оказался здесь?

Я молчала, обдумывая его слова.

— А где первый артефакт? Принадлежащий Ацуце? — тихо спросила я.

Он отвел взгляд.

— Если бы у меня было два артефакта, я бы нашел кого-то, кто помог бы мне правильно настроить их. Ради этого несколько лет я странствовал по этому миру, выполняя любые задания встреченных магов, колдунов или ведьм, стремясь узнать поближе их и их возможности. Одновременно искал Ацуцу. Я уже говорил тебе — она изменила возраст, обличье, имя… Я знал, что рано или поздно наши пути пересекутся — или она призовет меня для какого-нибудь поручения, или я узнаю о ней от других…

Варлаф неожиданно замолчал и уставился в огонь. В глазах его заплясали язычки пламени, они казались нечеловечески огромными и где-то в самой глубине, за семью замками, за бронированными дверями и бетонными стенами притаилось… страдание!

— Знаешь, — равнодушно сказал он, — я думал, что когда ее не станет, испытаю облегчение, даже радость! А оказалось — перегорело. Моя ненависть сожгла все. Моя жизнь, оказывается, превратилась в долгую дорогу без начала и без конца… А теперь и без цели!

Я невзначай сморгнула слезы. Самым верным было бы сейчас, встать, отвернуть его лицо от огня и заставить смотреть на себя. Собственными зрачками вытянуть из него эту боль — боль, на которую обрекают месть и жажда крови!

Я тряхнула головой. Я не могла видеть его таким — это неправильно! Он — сильный, добрый, мужественный, надежный — не может быть таким потерянным и одиноким!

— У тебя есть цель! — ухватившись за первую пришедшую в голову мысль, заторопилась я, — Вернуться домой. Ты сказал — если бы их было два… Значит, где один — ты знаешь? Просто надо найти другой?

Он вздохнул и подбросил веток в костер. Улыбнулся.

— В том-то и дело, моя добрая госпожа, что артефакт остался только один.

Он поколебался мгновение, а затем, словно в омут прыгал, снял с шеи медальон на толстой цепочке, с которым не расставался, и кинул мне. Сдерживая дрожь в руках, я щелкнула замком, подняла тяжелую, украшенную самоцветами крышку, и глазам моим предстало… зеркало Ацуцы!

— А! — невразумительно сказала я.

— Можешь воспользоваться им, если тебе нужно, — равнодушно бросил Варлаф и, поднявшись, тяжело ушел в темноту леса.

Я растерянно смотрела ему вслед. Желал ли он, чтобы я бросилась за ним? Вряд ли. Его каменное сердце, наверняка, и не подозревало, какая буря разыгрывается в моей душе каждый раз, когда он оказывается поблизости от меня. Хотел ли в одиночестве выпустить на волю черную птицу ненависти, исклевавшую его изнутри, подобно орлу, клевавшему печень Прометея? Да, пожалуй. Что ж… Оставим его наедине с собственными воспоминаниями и займемся своим будущим. Итак.

В глубине стекла заклубилась муть. То ли это зеркало было лучше настроено, то ли пользовались им нечасто, но связь с зеркалом Томы установилась сразу. Странно, что в ее комнате было темно. Лишь горели, подрагивая многочисленные огоньки свечей, да слышались далекие голоса. Ну конечно! После того раза Тома, наверняка, не расставалась с зеркалом, чтобы иметь возможность ответить на мой призыв, вот и сейчас взяла его в свой «черный» кабинет для приема посетителей.

— Тома! — замогильным голосом позвала я. — Тома, Тома, выходи из дома!

Послышался женский вскрик и стук упавшего тела. Затем изображение поплыло, и лицо моей лучшей подруги, бледное до синевы, испуганно уставилось на меня огромными восточными глазами.

— Кто ты, дух, вызывающий меня! — стараясь говорить уверенно, произнесла она.

Я не успела ответить. Ее глаза стали еще больше, а щеки еще бледнее — в рябиновокудрой незнакомке она признала свою лучшую подругу.

— Я жива, — не терпящим возражения тоном продолжила я. — У меня мало времени. Как мне отсюда выбраться?

Она сглотнула. Откуда-то снизу раздался стон. По всей видимости, у ее ног лежала испугавшаяся до смерти клиентка. Тома повела на нее глазом, как бешеная лошадь, и вновь вгляделась в мое изображение в зеркале. Глаза ее жадно подмечали светящуюся гладкую кожу, нежный румянец на щеках, сногсшибательный цвет волос, поволоку в прекрасных глазах. Но, самое главное, она убеждала себя, что это действительно я — живая и здоровая и даже не потерявшая чувства юмора!

— Я недавно говорила с Олегом, — дрожащим голосом сказала она, — он говорит, что шансов вытащить тебя почти не осталось. Программа, запустившая тебя в другой мир, начала самоуничтожение. Если ты не вернешься в течение двадцати четырех часов, ты останешься там навсегда!

Новость не свалила меня с ног. Чего-то подобного я и ждала. У меня с самого начала не было времени на поиски, и я чувствовала это. Возможно, то, что времени хватило лишь на дорогу в эту часть Улльской долины, доказывало мою правоту относительно МЕСТА, ОТКУДА НИКТО НЕ ВОЗВРАЩАЛСЯ?

— Я попробую Тома! — твердо сказала я. — Как Катя?

— С ними все в порядке. Но, Кира…

Она запнулась, словно задумалась — стоит ли говорить? Мое сердце сжалось.

— Что?

— Я гадала на картах. На тебя и… твоего спутника. У тебя ведь есть спутник?

— Есть.

— Так вот. Смерть идет за вами по пятам. И может нагнать вас там, куда вы направляетесь. Тебе обязательно нужно туда идти?

Изображение поплыло и поблекло. Я в ярости затрясла зеркало, словно испортившийся приемник. Томины губы шевелились, но я не слышала более ни звука. На мгновение яркость вернулась к ее лицу, и я с трудом разобрала слова по движущимся ярко накрашенным губам:

— Один…из…вас… должен… погибнуть…

Еще пару минут я с оторопью смотрела в ее глаза, полные муки и страха за меня, но затем пелена скрыла их, и зеркало вновь стало зеркалом.

Когда Варлаф вернулся, я еще продолжала сидеть, глядя в огонь. Оброненное зеркало лежало рядом, погрузившись во влажный мох и поблескивая оттуда глазами самоцветов словно живое.

Мысли испарились из моей головы. Я молча смотрела, как Варлаф затаптывает костер и застегивает свой ранец.

— Надо идти, — почти ласково сказал он. — Вставай!

Я нащупала проклятое стекло и с трудом поднялась на ноги.

— Вот, возьми, — медленно сказала я. — Ты был прав — без второго оно не работает.

— Жаль! — он повесил его обратно. — Что ж… В путь. Только вот…

— Что?

— Заплутали мы, кажется! Орки вели нас в обход, а эльфы и вовсе сбили с пути. Надо понять, где мы находимся. Поднимемся повыше, определим по холмам.

Мне вдруг явственно привиделись песочные часы. В верхнем отделении почти не осталось песка.

— Сделаем по-другому! — предложила я, заставляя себя думать о чем-то еще, кроме Томиных слов, — Пошлем Демона разведать дорогу!

Варлаф, подумав, кивнул.

— И то верно! Но на месте мы не останемся, и не надейся! Пойдем в том направлении, что и раньше. А твоя зверюга, когда вернется, укажет точнее.

Я послала мысленный приказ Демону и получила в ответ странное ощущение — словно меня погладили по хребту, вдоль шерсти. Дома именно так я гладила строптивого кота, кусавшего мои руки всякий раз, когда я прекращала нравившийся ему массаж.

Варлаф взял меня за руку и повел прочь.

Видение песочных часов по-прежнему преследовало меня. Какая-то часть сознания удерживала в поле зрения проклятый механизм и скрупулезно отсчитывала песчинки. Внезапно я осознала, что чем бы не кончилась эта история, больше никогда не побываю под пологом этого древнего леса, не увижу злые красные искры неведомых глаз в кронах деревьев, не вдохну застоявшийся воздух Улльской долины.

— Варлаф! — прошептала я ему в спину. — Варлаф…

Услышал ли он мольбу в моем голосе, или мои слова, наконец, совпали с велением его сердца, но он резко развернулся ко мне и прижал к груди, впившись сведенными судорогой губами в мои.

Мир закружил вокруг меня детской каруселью. Я не забывала о себе, своей семье, своем мире, нет. В данный момент я просто не подозревала об их существовании!

Мой герой! Сейчас он мог делать со мной, что хотел! Сжигаемая страстью я сама взошла бы на алтарь Черных богов, если бы они обещали мне несколько минут рвущего душу и сердце забытья в кольце его сильных рук.

Но нам снова помешали!

Из соседних кустов неожиданно выкатился самый мелкий из давешних гоблинов, и заверещал, испуганно вращая глазами.

— Эльфы идут-идут! Прямо сюда! Убивать вас будут! За мной бежать-бежать!

Отлепившись друг от друга, задыхаясь от тяжести обрушившихся эмоций, мы целое мгновение смотрели друг другу в глаза. Наши дышащие зрачки видели одно и тоже, мы понимали и принимали опасность, но не могли отвести взгляды. Несбывшееся наслаждение тоскующей болью разливалось по моему телу.

Маленький поганец вновь заверещал, и пнул Варлафа в лодыжку. Тот пришел в себя, сунул мне в руки посох Ацуцы, сомкнул свои пальцы-клещи на моей руке, и потащил меня вслед за шустрым остроухим провожатым.

Ей-богу, я так много бегала в этом мире, что даже перестала задыхаться! И в очередной раз дала себе обещание, что, если вернусь домой, буду бегать по утрам.

Впереди в темноте воздвиглись какие-то развалины. Подбежав, я поняла, что ошибалась — это были огромные валуны, вставшие на нашем пути. Узкая щель между ними чернела как-то негостеприимно. Гоблин нырнул прямо в нее, но притормозил, и выглянул наружу, маня нас за собой.

Варлаф отпустил мою руку и протиснулся за ним, не оглядываясь.

Внезапно, мне стало тревожно. Я прибавила шагу, заглянула в черноту расщелины и в нерешительности остановилась.

Было тихо. Слишком тихо. Словно Варлаф, канул не только в темноту, но и в неведомую глушь. Мои опасения зашевелились с новой силой. Я предусмотрительно выхватила кинжал, и вдруг почувствовала как от ужаса шевелятся волосы на голове — кто-то стоял за моей спиной!

— Варлаф! — закричала я, оборачиваясь и выставляя перед собой кинжал, вспыхнувший зеленоватым сиянием.

Еще мгновение, и подкрадывающийся сзади гоблин полоснул бы меня кривым ножом по почкам! Он злобно усмехнулся — блеснули клычки — и со всего размаха ударил.

Я вовремя выставила кинжал. Наши клинки скрестились, разбросав вокруг сноп искр. Несколько попали на сухую траву у подножия валунов. Трава загорелась мгновенно, словно была облита керосином.

— Варлаф! — снова закричала я.

Звуки, раздававшие позади меня — в расщелине, спокойствия мне не прибавили! Я слышала тяжелое дыхание и хрип, словно кого-то душили.

Взвизгнув, я отбила очередной гоблинский удар, метивший мне в ноги. Для верности я махнула посохом, как дубиной, отгоняя говнюка подальше. Он хрюкнул и канул во тьму.

Опасаясь поворачиваться спиной к проходу в расщелину, я продвигалась боком, пока не наткнулась на нечто большое, ворочающееся, визжащее и хрипящее. Забыв об осторожности, не осмеливаясь ослушаться собственного страха, чьи огромные глаза увидели что-то уж совсем ужасное в этом пятне черноты, я одной рукой сдернула тряпку, скрывающую навершие посоха Ацуцы, а другой изо всех сил толкнула чудовище вперед — к выходу из расщелины, подальше от себя.

Свет залил все вокруг ярким светом. В его всполохах я осторожно выглянула наружу, и увидела поваленного на землю Варлафа, который пытался сбросить с себя двух гоблинов. Третий, заманивший нас в ловушку, уже успел обежать валуны по наружной траектории, и теперь пританцовывал вокруг, пытаясь пырнуть его своим ножом. Но Варлаф, которого душили в четыре руки гоблины, прыгнувшие на него с вершин валунов, бдительности не терял, и время от времени лихо дрыгал ногой, видимо, желая дать ему пинка.

Забыв об осторожности, я выскочила наружу, размахивая эльфийским кинжалом. Мелкий гоблин отреагировал на его появление, как собака на палку. Он оскалился и, внезапно бросившись ко мне, неожиданно укусил за запястье. От боли и изумления я выронила кинжал, и отшатнулась назад, упершись спиной валун. Кровь брызнула из перекушенной вены. Нехорошо блестя глазами, гоблин наступил ногой на кинжал. Раздался хруст, и мой сказочный артефакт развалился на две части.

— Обед-обед! — заметил гоблин и медленно направился ко мне, поигрывая ножом.

— Ужин-ужин! — деловито поправил его товарищ, продолжая душить Варлафа.

Мелкая слезинка скатилась по моей щеке — мне было безумно жаль кинжала. Ей-богу, до слез расстроилась! Ну, погоди же, мелкостный ублюдок!

Не обращая внимания на льющуюся кровь, я перехватила посох поудобнее и попривычнее — так, как держала обычно штангу пылесоса — и со всего размаха ткнула навершием, точно головней, гоблину в живот. Не ожидавший от меня активных действий, он удивленно воззрился на серебряную паутину, неожиданно образовавшуюся в центре его мохнатого живота. Она быстро росла, захватывая новые участки грязной шкуры, пока, наконец, несчастный не превратился в лужицу серебристого металла, в которой еще пару секунд плавали трогательные волосатые уши. Потом исчезли и они. Его визг не успел смолкнуть, как боевые товарищи унеслись со всех ног прочь, оглашая тьму леса испуганным верещанием.

Варлаф тяжело поднимался с земли. Видно, как не малы и хлипки с виду были твари, а силу имели лошадиную!

Отчетливо тянуло дымом. За валунами что-то громко трещало, и я догадывалась, что — горели кусты.

Страдающие вопли нарушили спокойствие леса. Следом за ними мы услышали вой машины скорой помощи. Мда! «Последний негритенок поглядел устало, Он пошел повесился, и никого не стало!».

Через пару мгновений объявился Демон, ткнул меня ушастой головой в грудь. Дрогнул черный кожаный нос — он учуял мою кровь. Зрачки расширились, заполнившись темнотой.

— Варлаф, — тихо позвала я. — Стой на месте! Не-под-виж-но…

Мы с Демоном смотрели друг другу в глаза. Прошла минута, другая. Треск ветвей из-за валунов усилился. По земле поползла серая дымная пелена. Очень осторожно я положила другую, не искалеченную руку, на голову Зверя. И сжав, потрепала за уши.

Демон моргнул, словно только что проснулся, и вдруг принялся старательно вылизывать мою рану. Я напряглась невольно, пока не поняла, что он пытается помочь, а не следует своим инстинктам убийцы.

Варлаф одним прыжком оказался около меня. Вытащил из ранца кусок полотна, осторожно, но настойчиво, оттолкнул Демона, туго перетянул мое запястье. Не сговариваясь, мы посмотрели на небосвод — прямо над нашими головами в поднимающейся дымке пожара, тускло светила слабая полуночная звезда. Время пришло.

Земля дрогнула. Из-за темной стены леса, со стороны холмов, приближалось к нам нечто, ведущее ужас на коротком поводке.

Прозвучавший из-за леса рык заставил подскочить даже Варлафа.

Мы более не произносили слов. Варлаф закинул меня на спину Демону, шлепнул, его, как лошадь, по крупу и метнулся следом. Разноголосый рев толкал нас в спины. От ужаса я едва дышала. Впервые с тех пор, как мои ноги ступили на землю Улльской долины, я действительно пожалела о том, что здесь оказалась! Земля затряслась размеренно и неумолимо, словно кто-то огромный, нет — гигантский, следовал в нашем направлении, ускоряя шаг. Над последним холмом полыхало зарево. Ему отвечало зарево пожара за нашими спинами. Огонь ревел, пытаясь охватить нас кольцом. Из-под земли вырывались фонтаны пламени, рассыпая вокруг фейерверки. Это было очень красиво, но я не любовалась представлением. Черный бог (или боги?) приближался.

Демон несся, как стрела, выпущенная опытным убийцей. Он не метался, выбирая направление, он знал точно, куда следует бежать. А я? Была ли я так в этом уверена?

Зверь остановился так резко, что я полетела на землю. Лизнув меня раздвоенным жарким языком, он бросил на меня косой взгляд и ввинтился в расцвеченную всполохами пожара стену огня, окружившую поляну, на которой я оказалась. В центре ее бил родник, над которым возвышался черный камень в половину человеческого роста высотой. Я едва успела отметить его странную форму, как на поляну вывалился тяжело дышащий Варлаф.

— Где он? — крикнул он.

— Убежал, — не задумываясь, ответила я, — он попробует отвлечь преследователя…

— Нет! — не дослушав, рявкнул Варлаф — Где мой клиент?

Я с трудом поднялась и, прихрамывая, направилась к роднику — приложить пригоршни прохладной воды к разгоряченным щекам. Черт с ним, с Черным богом, умирать, так умытой!

И остановилась в удивлении. Камень был гладким, блестящим цилиндром, стоящим на торце. На другой стороне была то ли выжжена, то ли выбита идеально ровная окружность. Меня пронзила догадка — вот он, алтарь, на который хотела возвести меня Ацуца. А в углубление она лила бы мою кровь, смеясь от удовольствия… Сволочь!

Варлаф лихорадочно оглядывался. Но ярко освещенная поляна была пуста. В свете пожара никто не укрылся бы в окружающих зарослях.

— Неужели опоздал! — воскликнул Варлаф.

Он раздраженно порылся в своем ранце, вытащил незнакомый мне кожаный мешочек и высоко поднял его над головой.

— Где бы ты ни был, маг! — закричал он. — Смотри — я выполнил твой приказ! Сейчас полночь, и я ожидал увидеть того, кого ты обещал прислать. Но никого нет на этой поляне, кроме…

Я перестала умываться и медленно обернулась к нему. Он с все возрастающим изумлением разглядывал меня, словно видел впервые.

— Подойди! — приказал он, и от его голоса у меня ослабли колени.

Я не осмелилась ослушаться. Стирая тыльной стороной ладони холодную воду со щек, придвинулась бочком и остановилась, выжидательно глядя.

Варлаф снова посмотрел на небо, словно еще ожидал услышать ответ неведомого, но могущественного мага-работодателя, а затем, ни слова не говоря, сунул мне в руки кожаный мешок. От изумления я выронила его, и отступила назад. Наклонилась, чтобы поднять и вернуть обезумевшему герою — в самом деле, он что, с ума сошел, такое вытворять? А когда разогнулась, так и осталась стоять с открытым ртом.

Варлафа подняло в воздух и окутало голубым сиянием, словно мантией. Он не пытался сопротивляться. Глаза его были закрыты, а на лице проступило… блаженство.

И вот тут-то в моей рябиновокудрой голове что-то сместилось. Я бросила посох Ацуцы, словно простую палку, и дрожащими пальцами, путаясь в шнурках, развязала мешок. На ладонь выпала плоская черная коробка, украшенная по центру зелеными самоцветами. Ломая и так уже изрядно обломанные ногти, я открыла ее, и уставилась на то, что лежало внутри. В зеркальной поверхности этой круглой вещицы плавали огни пожара, кривясь оранжевыми усмешками.

Раздался глухой удар — это Варлаф спустился с небес на землю и, подойдя ко мне, заглянул через плечо.

— Может быть, ты объяснишь мне, что это такое? — спросил он. — Я никогда прежде не видел ничего подобного.

Я молчала. В моей голове проносились сотни догадок — одна невозможнее другой.

— Ну, ты-то должна это знать? — не унимался герой. — Ведь это ты — мой загадочный клиент!

Я продолжала тупо молчать.

— Эй! — Варлаф осторожно, словно хрусталь боялся разбить, дотронулся пальцами до моего подбородка и заставил посмотреть себе в глаза. — Ты не представляешь, ЧТО я знаю теперь! Надо же, какой, оказывается, интересный мир окружает этих самых магов и колдуний!

— Ты получил Дар! — с трудом разлепив губы, подтвердила я. — А я получила билет в один конец. Вот только куда?

— Не понял! — удивился Варлаф и, протянув руку, вознамерился потрогать мое приобретение.

Я удержала его.

— Не смей! Заляпаешь! Это можно только вот так держать, за края…

— Так ты все-таки знаешь, что это такое? — обрадовался он. — Расскажи?

Я перевела взгляд с него на кромку леса. Что-то странное происходило там — верхушки деревьев покачивались и исчезали, словно по лесу продвигалась бригада сумасшедших лесорубов. Земля под ногами гудела, как колокол. Что-то приближалось к нам, сминая лес и насилуя землю собственной невыносимой тяжестью. Что-то большое и черное…

Варлаф насторожился, как старый пес, выхватил меч, закрывая меня собой. Покосился на пустые ножны.

— Где твой кинжал?

— Его сломал гоблин…

— О боги!

Он отцепил от пояса кинжал Ацуцы и сунул в мою свободную руку.

— Другого оружия у меня нет, извини.

Взгляд его упал на то, что я осторожно — чтобы не заляпать — держала в другой руке.

— Думай! — неожиданно рявкнул он на меня, так громко, что я присела.

— О чем?

— Я не собираюсь здесь погибать! Думай, как использовать эту штуку! Ведь не мальчишка с улицы мне ее дал!

Я покрутила ее — и так, и этак, любуясь оранжевыми всполохами, отражавшимися в зеркальной поверхности. Нет, это было не зеркало! Это был Verbatim DVD+R 8Х.

Жар волнами затапливал поляну. Он ударял в нас снаружи, заставляя обливаться потом и задыхаться. Он жег меня изнутри, плавил мозг. Мысли хаотично метались в черепной коробке — это броуновское движение, казалось, сейчас взорвет ее. Вот теперь я осознала любимый писательский штамп про «лихорадочные рассуждения». На поляне не было идолов — Ацуца ошибалась. И уж конечно не было Pentium Quad…

Она не к добру вспомнилась мне — Хохочущая Ацуца, пронзающая меня обсидиановым кинжалом — его рукоять вмерзла в мою ладонь верхушкой айсберга, чужеродной, дикой, страшной. Моя кровь дымилась бы от его прикосновения в разъезжающейся красной ухмылке пореза… Все еще дымясь, она лилась бы на черный алтарь. Стояли бы за ее спиной Черные боги (или бог?), загадочно блестя глазами в ночи? Или они, не дожидаясь, пока душа покинет меня, рвали бы на части мою плоть, спеша утолить древний голод? А может быть, приближались со стороны леса, от Восьмого холма, опрокидывая многовековых древесных гигантов, распугивая чертенят, болотных огоньков, грымз — как сейчас.

Не оборачиваясь к лесу спиной, я отступила к алтарю. Две окружности — каменная и зеркальная — наложились в моем сознании друг на друга. Конечно, здесь не было Pentium Quad, но, возможно, здесь было кое-что помощнее!

Дрожащей рукой я опустила диск в углубление алтаря. Он подошел идеально. Зеркальная поверхность начала мутнеть, и тут страшной силы удар бросил меня на землю.

Чтобы это ни было — оно приближалось! Огненное зарево в той стороне завинтилось и раздалось сияющими крыльями. Сквозь гудение пламени явственно слышался треск ломаемых деревьев.

Варлаф удержался на ногах. Он подобрал с земли брошенный мной посох, и держал, словно злой факел. Но он не смотрел в сторону леса. Он смотрел в мою сторону, мимо меня, на алтарь, с которого поднималась черная стремительная воронка, со свистом засасывающая воздух. Ее раструб поворачивался в разные стороны, словно принюхивался. Она искала кого-то… Она искала меня!

Я бросилась к Варлафу и вцепилась в отвороты его куртки.

— Не отдавай меня, слышишь! Я не хочу тебя оставлять!

С ужасом я увидела, как полосы дыма, мелкие камешки и листья поползли в сторону алтаря. Меня словно дернули за камзол — раз, еще!

Его лицо стало прежним — непроницаемым, темным, тяжелым. Только где-то в глубине зрачков…

Внезапно он бросил на землю и посох и меч, обнял меня так, что кости мои хрустнули, и впился поцелуем в губы. На меня пала тишина. «Полный колпак» — любимое заклинание Игоря. Не гудело пламя, не трещали деревья, не ревело нечто в темноте ночи. Только усиливающийся ветер тащил меня прочь от того, ради которого я пошла бы сейчас на смерть!

Ноги мои оторвались от земли. Ловя последние капли тепла с его губ, я закричала от страха, что сейчас навсегда потеряю его.

— Не отпускай меня, только не отпускай! — кричала я, но мои слова пропадали, втянутые жадной утробой воронки.

Варлаф, продолжая обнимать меня, вдруг поцеловал в лоб — как дитя. И…раскинул руки.

Я завизжала. Ураганный поток подхватил меня и в мгновение ока поднял в воздух. Я еще видела, как он проводит дрожащей рукой по своим губам, словно запирая на них тот, последний поцелуй, как поднимает с земли меч и посох, как отворачивается, чтобы более не оглядываться. Как стоит, крепко уперев широко расставленные ноги в землю, и ничего в этом мире не может сейчас сдвинуть его с места.

Ни с одним мужчиной прежде я не испытывала такого восхитительного чувства абсолютной защищенности! Черный бог (или боги?) не остановит мой исход из этого мира, ибо будет задержан на границе миров. Я спасусь, а ОН?…

В последний момент перед тем, как исчезнуть в черном раструбе, я увидела, как бежево-черная тень выскочила на поляну и остановилась рядом с ним. Моим героем.

И я вывалилась прямо в клубы дыма. Не иначе — ад! — решила я, и очень удивилась, разглядев близкие стены, гудящие серверы, мерцающие экраны мониторов и повскакавших с мест людей. Кто-то, растолкав их, бросился ко мне и обнял, ничуть не стесняясь.

— Родная моя! — сказал Макс, и голос его как-то странно прервался. — Слава Богу!

Очумев от мгновенного перехода из одной реальности в другую, но еще более от клубов вонючего сигаретного дыма, я только сейчас стала более менее различать лица окружающих. Оказалось, что большинство мне знакомо. Тут был Огарев, директор Департамента порядка, несколько боевиков Третьего отделения, много малознакомых мне компьютерщиков из Отделения технической поддержки и… Олег. Он смотрел на меня молча, так, словно мы расстались минуту назад. Но от этого взгляда мое сердце почему-то испуганно за скакало в груди, а голову сдавил обруч боли, несомненно, нервной этиологии. Только сейчас я осознала, что все позади! Что меня обнимает и целует, не смущаясь посторонних, собственный муж, что вокруг стрекочут и гудят компьютеры, а не демоны и орки, что за спиной не пыхтит, приближаясь, смертельная опасность в лице так и оставшегося мне неведомым Черного бога (богов?), дорогу которому сейчас преградил Варлаф. Боже мой! Варлаф бросил меня в смерч, догадываясь, что тот унесет меня в родной мир, а сам остался, прикрывать мое отступление. Как он там? Сжимает ли гудящий злой силой посох Ацуцы, смотрит ли в темные заросли, ожидая прихода неведомого гостя? Что с ним теперь будет?…

Я очнулась оттого, что Максим тряс меня за плечи.

— Да очнись же! — почти кричал он. — Все кончилось, слышишь? Ты дома, среди своих! Очнись!

Я снова взглянула на Олега. То есть, оказалось, что я так и не отводила от него взгляда. Он едва заметно улыбнулся, и я почувствовала неимоверное облегчение.

— Очнулась я, очнулась! — забормотала я, с силой растирая лицо ладонями.

— Слава Богу! — повторил Огарев. — У нас четыре сервера полетело, пока мы пытались тебя вытащить. Честно говоря, так и не знаю, как ребятам это удалось?

— Мы и сами не знаем! — подал голос Вадим Олейников, один из компьютерщиков, и все облегченно заулыбались. — Ты нам как-то помогла, да, Кира?

— Я? — удивилась я, и вспомнила блестящий диск, бережно уложенный мною на алтарь. — Я — нет!

Я повернулась к Максиму и погладила его по лицу. Лицо было темное и заросшее. Наверное, с тех самых пор, как я пропала, он дневал и ночевал здесь. А кстати?…

— А кстати, — поинтересовалась я. — Сколько я отсутствовала?

— Шесть полных суток и двадцать три часа! — не задумываясь, ответил Вадим. — Я это точно знаю, потому что ровно столько времени назад я вышел на работу и… до сих пор не вернулся!

Смех стал громче. Я внимательно взглянула на Вадима — надо же, какие, оказывается, есть шутники в Седьмом отделении! Тот подмигнул мне, широко улыбаясь.

— Ты когда оклемаешься, подруга, — заявил он, — расскажи нам, что с тобой приключилось, а? Мы прямо сгораем от нетерпения!

Он уже стал меня раздражать. Впрочем, это было на руку — раздражение всегда приводило меня в рабочее состояние.

— Так! — сказала я. — Все, кроме Станислава Вадимовича и Олега Николаевича могут разойтись по местам. Макс, где моя дочь?

Максим не успел ответить.

— Она у твоей мамы, — подал голос «Олег Николаевич». — Игорь или я заезжаем к ней каждый день. Ты в командировке в Мексике. Подарки я уже купил.

Максим и я пораженно уставились на него. Огарев только хмыкнул и повернулся к компьютерщикам.

— Слышали приказ героини? — трубно возвестил он. — По местам. Все, кроме тех, кто переработал эту неделю. Эти — домой. Отоспитесь, дальше сообразим. Кто захочет, может в отпуск пойти. Ну, чего встали? Очнитесь тоже!

Толпа стала неохотно расходиться.

Мы с Максом переглянулись. Я выбралась из его объятий и, подойдя к Олегу, поцеловала в щеку.

— Спасибо! — с чувством сказала я. — Только откуда ты знал, что я вернусь сегодня?

— Я и не знал, — пожал он плечами. — Не сегодня так завтра, не завтра, так…

Он внезапно замолчал. А я вдруг поняла — пропади я на месяц, на год, на десятилетие, он все равно не стал бы сомневаться в моем возвращении. Он бы ждал — терпеливо и дотошно, как делал все и всегда, покупал новые подарки, или слал Катенку ласковые письма от моего имени, а может быть, наколдовал телефонный разговор будто бы со мной. Он — зануда и аккуратист, интеллектуал, сильный маг, любитель гольфа и горных лыж, Формулы 1 и кровавых компьютерных игр — мой друг. И этим было все сказано.

Я боднула его лбом в плечо, смаргивая слезы, и вернулась к Максу. Взяла его под руку.

— Можно мы пойдем домой? — вежливо спросила я Огарева.

Все-таки, он был здесь начальством.

— Идите. Как сказал Вадим — оклемаешься, заходи! Поговорим. Надо понять — что с тобой случилось?

Мы попрощались и вышли. Пока стальная коробка лифта несла нас наверх, мы молчали, разглядывая друг друга, словно видели впервые. Но когда сырой московский воздух плеснул нам в лицо, оцепенение спало. Мы обнялись, целуясь жадно и торопливо, и были в этих поцелуях жажда жизни и боязнь потери, тоска длинных чужих ночей и страх за другого.

— Стой, стой! — задыхаясь, прошептала я, отодвигая от себя Максима.

Он помотал головой, словно отгоняя наваждение, и, крепко обняв, повел меня к машине, стоящей дальше на набережной.

— Домой? — спросил он, заводя мотор.

Я помотала головой. Уродец Петр на другой стороне реки смотрел в сумеречную московскую даль и кажется, видел другой город.

— Отвези меня к маме! — попросила я. — Надо забрать Катенка.

Максим молча кивнул и включил поворотник. Я покосилась на него. У него было усталое и очень разочарованное лицо. Конечно, он переживал и боялся за меня. Конечно, он соскучился. Наверное, он надеялся хотя бы недолго побыть со мной вдвоем. Но я не могла себе позволить этого. Материнская жажда гнала меня прочь от постельных утех с любимым мужчиной, в объятия маленьких горячих рук, в привычный запах детской. Глядя на жуткий памятник, исчезающий за поворотом, я почувствовала слабый укол грусти. Максим, по-своему, любил мою дочь и дружил с ней. Но, как ни крути, Катька была не его ребенком. Вот если бы рядом был Игорь, он не стал бы меня осуждать. Он и сам стремился бы к ней больше всего на свете — я знала это так же точно, как и то, что солнце встает на востоке!

— Макс… — тихо сказала я и погладила его по щеке.

Он поймал мою руку и поцеловал ладонь.

— Все в порядке, Кира, я понимаю!

Но, не отрываясь, он продолжал смотреть на дорогу. Только на дорогу.