"На развалинах третьего рейха, или маятник войны" - читать интересную книгу автора (Литвин Георгий Афанасьевич)

Глава 7 Смерть И. В. Сталина

В августе 1951 года я получил в штабе предписание убыть в Москву в распоряжение Главного управления кадров Советской Армии (ГУК). Там по прибытии мне устроили экзамен на знание немецкого языка и, когда убедились, что я достаточно, по их мнению, им владею, направили к генералу. Разговор с ним был довольно долгий. Он расспрашивал о работе в Германии, а затем сказал, что мне предстоит работа военным переводчиком на особых высших курсах, созданных специально для подготовки офицерского состава из немцев. Так я узнал, что ГДР будет иметь свою народную армию. Генерал предупредил меня, что это пока строго засекреченные курсы и что, учитывая мою прошлую боевую деятельность и опыт работы с немцами, меня назначают адъютантом-переводчиком к начальнику курсов, очень опытному и заслуженному человеку. И в заключение сказал: «Я надеюсь, что вы подойдете к такой работе, но окончательно будет решать вашу судьбу там на месте начальник курсов. Получайте проездные документ и командировочное предписание. Желаю успехов на новом поприще!»

В воскресенье я прибыл поездом на станцию Привольская (рядом с городом Вольск) Саратовской железной дороги. Выйдя из вагона, я направился к зданию станции, и тут ко мне подошел младший лейтенант и спросил: «Вы из Москвы?..» Получив мой утвердительный ответ, он пригласил меня в машину.

— Наш генерал приказал мне доставить вас в часть, как говорится, в целости и полной сохранности!

Я, естественно, был удивлен таким приемом. В пути водитель машины заметил, что их генерал хотя и строгий начальник, но очень внимательный к подчиненным.

Прибыв в часть, мой сопровождающий представил меня дежурному. Тот начал обычный в таком случае разговор, но телефонный звонок остановил его от дальнейших расспросов. Дежурный офицер вытянулся и начал четко отвечать в трубку: «Так точно, товарищ генерал. Слушаюсь! Все будет исполнено!»

Положив трубку, он сказал мне: «Звонил командир части генерал-майор Яков Дмитриевич Басилов. Справлялся, как Вы доехали и распорядился вас устроить. Он у нас заботливый. Мы все в части его очень уважаем. Сейчас я вас устрою, а завтра вы ему представитесь и сами убедитесь в правоте моих слов.

На следующий день я пораньше пришел в штаб части. Все было как и обычно в воинских структурах. Ближе к девяти утра начали заходить офицеры для доклада командиру части. Дежурный предлагал всем занять места в приемной. И вот прибыл генерал. Дежурный доложил об обстановке в части и о том, что за время его дежурства никаких происшествий не случилось. Генерал поблагодарил его за службу и взглянул на меня. Я встал и доложил по форме, как это и положено по уставу, о прибытии в его распоряжение. Генерал пожал мне руку, поздравил с благополучным прибытием. Затем предложил пройти в его кабинет. В приемной все офицеры встали, генерал с ними поздоровался и сказал: «Товарищи офицеры, прошу немного подождать. К нам прислан из Москвы адьютант-переведчик. После нашего разговора вас пригласят»…

В кабинете в спокойной беседе я рассказал генералу Басилову о моей предыдущей службе. Генерал внимательно выслушал меня. Я чувствовал, что мой рассказ генералу пришелся по душе. Улыбнувшись, он обратил внимание на мои орденские планки и сказал: «Я рад, что мне прислали Георгиевского кавалера. Я ведь сам в Первую мировую войну, будучи прапорщиком, был награжден на фронте Георгиевским крестом. Теперь в замен их учреждены ордена Славы, и я знаю, что это такое. Эти награды можно получить только на фронте, участвуя в боях».

Затем он кратко рассказал о том, что на курсах обучаются будущие офицеры армии ГДР, и ввел меня в круг моих обязанностей, а потом, как-то для меня незаметно, он начал свой обычный рабочий день с приема сотрудников. Я сидел в его кабинете и делал, если в том была необходимость, заметки. Прием шел быстро. Генерал принимал решения, и офицеры уходили довольные. Один из офицеров, дожидавшийся встречи с начальником курсов, вдруг поднялся и попросил у генерала разрешения удалиться. Оказывается, генерал, давая указания предыдущим офицерам, как бы разъяснил и суть его вопроса. Офицер понял как ему действовать, поэтому и решил не занимать попусту время генерала.

Я выполнял обязанности адъютанта и работал переводчиком, подменяя отсутствующих по разным причинам товарищей. Состав слушателей курсов оказался, можно сказать, пестрым. Здесь были хорошо подготовленные бывшие офицеры вермахта, которые у нас в плену стали антифашистами, были и участники антифашистской войны на стороне республиканской Испании, и солдаты и унтер-офицеры вермахта, которые после войны служили в пограничной полиции нашей зоны. По политическим пристрастиям среди курсантов были и коммунисты, и социал-демократы, и представители других партийных движений. Все имели разное общее и военное образование. Например, племянник немецкого фельдмаршала фон Витцлебена, участник покушения на Гитлера, избежавший смерти — Ион фон Витцлебен до войны учился в академии генерального штаба Германии, а рядовой Фриц Пильц, сын коммуниста, заключенного нацистами в концлагерь, попав на советско-германский фронт перебежал на нашу сторону, стал сотрудничать с представителями комитета «Свободная Германия», на фронте с нашей стороны обращался по радио к немецким солдатам, призывая их сдаваться в плен.

Слушатели курсов были обмундированы в советскую военную форму офицерского состава, но погон они не носили.

На курсах было три группы. В одной готовили общевойсковых командиров, в двух других — танкистов и артиллеристов. Срок обучения составлял один год. Слушателей в город не выпускали по разным соображениям и конечно же из-за секретности заведения, в котором они обучались. Школа располагалась в лесном массиве в зданиях военного городка (бывшего Вольского пехотного училища). Все военнослужащие и вольнонаемные, а также члены их семей были предупреждены о секретном характере работы и о не разглашении тайны. «Тайна» была естественно только для наших людей, разведки других государств безусловно знали ее.

В общем история повторялась. Мне уже тогда было в общих чертах известно о сотрудничестве рейхсвера и Красней Армии в 20-х и 30-х годах. Военно-техническое сотрудничество между Германией и СССР, к примеру, продолжалось с 1922 по 1933 год. Эта тема на протяжении долгих десятилетий была для многих покрыта завесой тайны, что породило впоследствии немало домыслов и кривотолков относительно мотивов участия советской стороны в таком сотрудничестве, его результатов, последствий, правовых и нравственных аспектов.

Вкратце изложу этот вопрос на основании хранящихся документов в российских и германских архивах.

Положение, в котором оказалась Германия и Советская Россия в начале 20-х годов, имело некоторые сходные черты. Обе стороны испытывали серьезные экономические трудности от понесенного военного ущерба, находились в условиях внешнеполитической изоляции. Это способствовало поискам путей к сближению, что в апреле 1922 года привело к подписанию двухстороннего Рапальского договора о восстановлении дипломатических отношений и наибольшем благоприятствовании в торговле. Идя на этот шаг, правительство нашей страны видело в нем средство для раскола враждебного окружения со стороны правящих кругов стран Антанты, которые после провала вооруженной интервенции против молодой Советской Республики не отказались от своих намерений задушить ее блокадой или ликвидировать военным путем. Согласно Версальскому мирному договору, державы-победительницы наложили на Германию значительные военные ограничения. Ей запрещалось иметь такие средства вооруженной борьбы, как танки, авиацию, подводный флот. Ста тысячами была ограничена и численность германской армии — рейхсвера. Ее руководство искало выход из создавшегося положения. Так родилась идея военного взаимодействия с Россией путем организации на ее территории центров рейхсвера. Принадлежала эта идея главнокомандующему генералу X. фон Секту. Через доверенных лиц Сект провел предварительные переговоры с советской стороной, которая согласилась с его предложением.

В Москве исходили из того, что Россия ничем не связана с Версальским договором, и устанавливая военные контакты с Германией, не нарушает норм международного права. Контакты в военной области обещали быть взаимовыгодными. Германский военный опыт мог позволить улучшить вооруженность и боеспособность Красной Армии, подготовку ее командного и технического состава. Для осуществления прямых связей с руководством РККА в германском военном ведомстве создается специальная группа «Зондергруппа-Р» (Россия). В Москву выезжают ее представители во главе с офицером рейхсвера О. П. фон Нидермайером, чтобы на месте определить возможности создания учебных центров, полигонов и военно-промышленных объектов, где можно было бы создавать и испытывать запрещенные Версальским договором виды оружия, готовить кадры. В Москву прибыли представители рейхсвера и авиационной фирмы «Юнкере — Дессау». Переговоры с ними вели Председатель РВСР Л. Д. Троцкий и начальник Полевого штаба РВСР П. П. Лебедев. В результате встреч было выработано соглашение о создании в России производственных структур немецкой военной промышленности, замаскированных под советско-германские предприятия и концессии. В 1Р22 году фирма «Юнкере» приступила к строительству в подмосковных Филях завода по производству металлических самолетов и авиамоторов. С 1924 года завод уже начал ежегодно выпускать по нескольку сот самолетов и скоро стал лидером отечественного самолетостроения. Вслед за «Юнкерсом» начало работать на нашей земле предприятие «Фридрих Крупп» (пушки, снаряды, танки). Затем включилась фирма «БМВ» (танковые двигатели и авиамотор). Фирма «Берсоль» занималась производством отравляющих веществ, а «Карл Вальтер» — стрелковым оружием. Были и другие фирмы.

Параллельно Сект заключает в Берлине с советским представителем Карлом Радеком секретный договор, предусматривающий подготовку германских военных кадров и испытание военной техники для рейхсвера в России. Была достигнута также договоренность о выезде советских военных представителей в Германию для обмена и изучения опыта. Советские боевые корабли получили право захода в немецкие порты. В июле 1923 года в Берлин прибывает нарком воздушного сообщения СССР А. Розенгольц. Его встреча с германским руководством привела к заключению еще одного секретного соглашения — на строительство русской военной индустрии и изготовление военных материалов для Германии. Договорились о создании под Липецком также первого немецкого летно-учебного центра.

У голландской фирмы «Фоккер» были закуплены немцами для этого центра сто истребителей. В качестве обучаемых сначала были летчики кайзеровской армии, которые здесь проходили переподготовку. Затем стали прибывать новобранцы. После окончания школы им присваивали воинские звания, но скрывали, что они летчики. Все, кто направлялся в Липецкий авиацентр, формально исключались из списков рейхсвера, фамилии им изменялись. Делалось это для того, чтобы избежать возможности разоблачений. Погибших во время аварий и катастроф направляли через Ленинград морем в контейнерах с надписью «Детали машин». Родственникам также не сообщалось об истинных причинах их смерти. Испытываемые здесь образцы самолетов легли в основу первых серийных типов истребителей и бомбардировщиков для ВВС третьего рейха — люфтваффе. К 1933 году в Липецком центре было подготовлено 450 летчиков. Многие из них впоследствии вошли в руководящее ядро штаба люфтваффе.

В целях координации работы учебных центров рейхсвера в генштабе был создан специальный отдел «Т-3» с отделением в Москве «Ц-Ме» (центр Москва). Его начальником был назначен майор в отставке Нидермайер. Все офицеры, находящиеся на территории СССР, исключались из списков армии. Нидермайер имел самые широкие полномочия и мог непосредственно обращаться к руководству РККА, включая наркома обороны. Через отдел «Т-3» управлялась и финансировалась целая сеть военно-учебных, испытательных и промышленных объектов, получивших кодовое наименование «секретная военно-техническая лаборатория рейхсвера».

В 1926 году под Казанью была создана танковая школа рейхсвера. Немецкие танкисты носили советскую военную форму без знаков различия. Для обучения использовались советские танки… Эту школу посещал с целью инспекции автор книги «Внимание, танки!», впоследствии генерал танковых войск вермахта Г. Гудериан. Для проведения учений и испытаний военной техники использовался полигон Красной Армии под Воронежем. Совместные учения сводились к артиллерийским стрельбам с использованием самолетов-корректировщиков. Разрабатывались и испытывались, как я уже выше упоминал, и 0В (отравляющие вещества), а также средства защиты от них. Командование РККА рассматривало всю эту работу как вынужденную необходимость, ибо нельзя было исключать, что в случае развязывания новой войны отравляющие вещества могут быть использованы вероятным противником, хотя они запрещались международной конвенцией. Недалеко от Саратова был построен полигон аэрохимических испытаний. Немецкая сторона выделяла технический персонал и самолеты. Расходы оплачивались пополам. Производство отравляющих веществ было налажено на предприятии фирмы «Берсоль» в Иващенкове под Самарой. Производство иприта достигало до четырех тонн в день. Был создан также испытательный полигон «Томка» в Шиханах в районе города Вольска. Здесь определялась степень надежности средств защиты. Командование РККА проявляло повышенный интерес к совместным химическим испытаниям, особенно стрельбе газовыми снарядами из орудий и минометов.

В то же время на верфях Николаева и Ленинграда осваивалось производство подводных лодок для Германии. На реконструированных заводах Тулы, Ленинграда и Златоуста ежегодно стали производиться сотни тысяч артиллерийских снарядов для рейхсвера. Межгосударственный, оружейно-пулеметный трест и фирма «Карл Вальтер» подписали контракт по производству нарезки стволов для пулеметов и винтовок. Примерно 150 миллионов рейхсмарок (около одной трети своего бюджета) расходовало германское военное ведомство на приобретение вооружений и боеприпасов в нашей стране. Подписанный в 1926 году в Берлине германо-советский договор о нейтралитете и ненападении облегчил дальнейшую совместную работу РККА и рейхсвера. Ее активным поборником был полпред СССР в Германии Н. Н. Крестинский. По его настоянию немцам была передана программа расширения сферы двухсторонних военных связей на взаимовыгодной основе. Там же речь шла о систематическом откомандировании на учебу в Германию командиров РККА, установлению прямых связей между флотами и другие вопросы. Начиная с 1927 года в Германию стали направляться на учебу советские военачальники. Они слушали лекции в немецких академиях, решали вместе со слушателями из рейхсвера оперативные задачи, знакомились с работой штабов, посещали учебные центры и полигоны, присутствовали на маневрах. Согласно немецким источникам, «русским предоставлялась возможность знакомиться с уставами армии, всеми тактическими, оперативными материалами и нормативами, направлениями в обучении и практической деятельности, с организационным планированием в осуществлении нелегальных вооружений. Короче говоря, предоставлялся весь материал, который в самом рейхсвере держался в строжайшей тайне».

Находясь в командировках в Германии, армию ее — рейхсвер и принятые там военно-теоретические взгляды, изучали такие тогда известные военные деятели, как Тухачевский, Якир, Уборевич, Корк, Примаков, Путна, Эйдеман и другие. Там же учились Тимошенко и Мерецков — будущие Маршалы Советского Союза. Почти все учившиеся в Германии наши военачальники были в период 1937–1940 годов репрессированы.

Как относились немцы к нашим стажерам видно из секретного доклада начальника генштаба генерала В. Бромберга от 17 ноября 1928 года. Он писал: «Обучение русских командиров по нашим военным методикам является обоснованной ответной выгодой для возможности нашей деятельности здесь (на территории СССР). Связанное с этим усиление Красной Армии в интересах Германии».

С приходом к власти в Германии в январе 1933 года Гитлера, Рапалльский и Берлинский договоры начали денонсироваться, а вместе с ними и военно-техническое сотрудничество. Гитлер не нуждался в военном взаимодействии с СССР, ибо запреты на ограничение вооружений Германии к тому времени играли уже чисто декларативную роль, а вскоре и вовсе были отменены. Гитлеру не нужно было, чтобы СССР продолжал перенимать немецкий военный опыт, поскольку именно его он и считал главным врагом Германии.

Для руководства нашей страны в этих условиях тоже было ясно, как будут в дальнейшем развиваться события. Военное сотрудничество прекратилось. Рассуждать о том, кто больше извлек пользы из совместной военно-технической деятельности — мы или немцы — с учетом последующих событий не имеет практического смысла, хотя новоявленные дилетанты от истории пытаются это делать. Их главная задача, как мы уже успели убедиться, оклеветать наше руководство, и прежде всего И. В. Сталина. Известно, что немцам удалось подготовить у нас несколько сот летчиков, танкистов, специалистов химической войны. Впоследствии они составили костяк инструкторов для массового обучения этим специальностям в вермахте. Немцы смогли разрабатывать и совершенствовать многие средства ведения предстоящей войны в обход версальских ограничений.

Для Красной Армии результаты взаимодействия тоже были весомы. Они способствовали закладке основ современных структур военной промышленности. Была расширена база обучения военно-технических кадров. Боевая и оперативная подготовка в РККА стала осуществляться с учетом современного состояния и перспектив развития германской армии — вероятного нашего противника в новых исторических условиях. Взаимный обмен позволил убедиться в правильности ранее разработанных у нас военно-теоретических взглядов и концепций, сделать вывод о том, что по уровню теории, структуре, организации немецкая армия становилась наиболее боеспособной силой в Европе.

Как известно, Гитлер так и не решился первым применить химическое оружие в годы Второй мировой войны даже в самых критических ситуациях для вермахта на нашем фронте. По немецким сводкам делается вывод о том, что по имеющемуся потенциалу Красная Армия способна применить химическое оружие в полном объеме против немцев в случае их газовой атаки. Гитлер удержался от еще одного преступления только из-за того, что был осведомлен, чем обладает Красная Армия. Это тоже был результат тесного взаимодействия с немецкими химиками.

Гитлер в последние дни войны неоднократно высказывался среди своих сподвижников о том, что «Сталин был и остался сильным, последовательным, не идущим ни на какие компромиссы», а вот мол его «союзники» могут пойти на сговор с Германией — это в их интересах…

Слушатели высших офицерских курсов высказывали свое мнение о подготовке Германии и СССР к прошедшей войне. Одни утверждали, что Сталин все знал о готовящемся нападении Германии, но имел свой замысел: не допустить спровоцированного с нашей стороны нападения, готовился к отражению, но тайно демонстрировал полную беспечность.

Другие ссылались на ноту министерства иностранных дел Германии, Советскому правительству от 21 июня 1941 года, где говорилось, что СССР готовился нанести удар по Германии и ее союзникам с целью установления полного господства коммунизма. До сего времени муссируются слухи о том, что СССР планировал войну против Германии. Особенно об этом рассуждает предатель, бывший советский разведчик Резун (Суворов) в своих книгах «Ледокол» и других. Главная цель этих книг: оклеветать политику И. В. Сталина в то сложное, противоречивое время, в период смертельной угрозы нашему государству.

Кстати, к этому вопросу в свое время обратились два немецких историка-публициста, доктора наук Ф. Круммахер и Г. Ланге. В своей книге «От Брест-Литовска до «Барбароссы» в главе «Планировал ли Сталин войну против Германии» они утверждают, что все это, мягко говоря, досужие выдумки.

Чтобы быть более объективным, предлагаю читателю фрагменты этой главы в моем переводе с немецкого.

Авторы этой книги, должен сказать, достаточно известные в мировом научном мире люди. Доктор Ф. А. Круммахер родился в 1922 году в городе Касселе. После окончания университета долгое время работал доцентом в университете города Франкфурта-на-Майне. В течение ряда лет был главным редактором научно-политического литературного журнала, одновременно выступал в прессе и работал на радио. С 1962 года — редактор по вопросам внутриполитической и исторической документации Второй немецкой телепрограммы. Доктор Гельмут Ланге родился в 1931 году. В университетах Западного Берлина и Тюбингена изучал историю, в том числе русскую и советскую. В 1958 году ему была присуждена ученая степень за работу о советской политике начала 30-х годов. С 1968 года работает на студии Центрального немецкого телевидения. Создал политические документальные ленты о Польше, Чехословакии, Румынии, Югославии. Много путешествовал по нашей стране. В своей книге авторы стараются показать историю немецко-советских отношений, всю сложность возникавших проблем, делают попытку раскрыть подлинные причины Второй мировой войны. В конце своего фундаментального труда, авторы поместили ранее не публиковавшиеся или до сего времени бывшие недоступными документы, что дает возможность взглянуть иными глазами на уже известные события. Свыше 20 лет ведут историки как на Западе, так и на Востоке дискуссию: был ли Сталин подготовлен к немецкому нападению или нет? А так как подлинных документальных источников нет, то возникают различные спекуляции, комбинации, предположения. Многое из этого можно считать предположениями, но все же с 1934 года, когда Гитлер решил покончить с политикой Рапалло{1}, первоочередная цель политики Сталина заключалась в том, чтобы подготовить свою страну к возможному немецкому нападению. Сталин сначала пошел на сближение со странами Запада, а затем с целью выиграть время для решения политических, экономических и военных задач сменил направление и пошел на пакт с Гитлером. Хотя летом 1941 года приготовления были в разгаре, Сталин не верил в немецкое нападение. Он находился в том же заблуждении, что и британские политики-«умиротворенцы». Подобно Чемберлену, который даже представить себе не мог сближение Гитлера и Сталина — двух заклятых «смертельных врагов», властелин Кремля, несмотря ни на что, полагал, что фюрер, трезвый, рассудительный политик, не допустит безрассудства — не нападет на Советский Союз, не добившись окончательной победы над Великобританией.

Зачем ему это нужно? Ведь все важнейшее сырье для ведения войны, которое необходимо Гитлеру, он уже получил, а с момента «блицкрига» («молниеносная победа». — Пер.) на Балканах он все это имеет более чем в достаточном количестве, и поэтому нет смысла сейчас вести войну с Советским Союзом. Сталин, видимо, надеялся дипломатическими средствами и новыми уступками на какое-то время отодвинуть угрозу.

Все свидетельствует о том, что Сталин в условиях агонии немецко-советских отношений предпринял попытку заключения новой сделки с Гитлером. Первым заметным шагом в этом направлении было заключение пакта о ненападении с Японией. Министр иностранных дел Мацуока уже было потерял всякие надежды, ибо Сталин ранее, не долго думая, отвергал все японские предложения. Но 12 апреля, в день вступления в Белград — нового немецкого марша, теперь означавшего новую немецкую молниеносную победу, у Сталина неожиданно изменилось мнение: безопасность Советского Союза на восточных границах стала важнейшим делом. 13 апреля было подписано соглашение.

Соглашение о нейтралитете с Японией (одной из стран, подписавших гитлеровское тройственное соглашение) можно было понимать как и предупреждение: Германия в случае нападения на Советский Союз должна рассчитывать не на участие Японии в этом деле, а на то, что советская сторона сможет использовать все свои силы для обороны, не боясь удара с востока. Так как это соглашение должно было стать предостережением для Гитлера Сталин сопроводил его спекулятивным жестом дружбы. При отъезде Мацуоки из Москвы он появился на вокзале, что само по себе было достаточно необычным, затем перед собравшимися там представителями дипломатического корпуса Сталин положил руку на плечо послу Германии Шуленбургу и сказал: «Мы должны оставаться друзьями, и для этого вы теперь должны сделать все возможное!» — и, обратившись к заместителю военного атташе Гансу Кребсу, который через четыре года станет последним начальником генерального штаба Гитлера и покончит жизнь самоубийством в бункере под рейхсканцелярией, произнес внятно, для всех присутствующих: «Мы должны оставаться друзьями во всех случаях!»

Сталин не знал, что это уже не имело значения, ибо немецкое нападение не зависело больше от поведения Советов, а определялось прежде всего русскими просторами и окончанием периода камуфляжа. С 30 апреля часовой механизм взрывного устройства установлен на 22 июня и уже отсчитывает время. Несмотря на то что Сталин все еще пытался решить вопросы с помощью выплат и действительно делал это, уже ничто не могло изменить хода событий. Поставки сырья в Германию за последние месяцы продолжали осуществляться, правда, с задержками. Они достигли необычайно больших объемов, особенно поставки каучука. В начале мая Советское правительство закрыло дипломатические представительства оккупированных Германией стран: Югославии, Бельгии, Норвегии, а позже Греции. Это означало по меньшей мере признание де-факто оккупационной политики Германии, и даже больше:. Советский Союз открыто признает и готов полностью смириться с его вытеснением с Балкан.

Сталин был уже хорошо осведомлен, о чем свидетельствует беседа с английским послом сэром Стаффордом Крипсом от 1 июня 1940 года, о серьезности положения. К тому же начиная с 1 марта 1941 года он получил ряд предупреждений от англичан и американцев, среди них послание Уинстона Черчилля от 3 апреля 1941 года. Возможно, старый антибольшевик, один из вдохновителей интервенции, а в середине 30-х годов также и поклонник фюрера, замышляет втянуть Советский Союз в «империалистическую» войну, заставить его рисковать ради выгоды англичан?

В конце марта 1941 года начальник разведки Красной Армии генерал Голиков представил доклад относительно агрессивных намерений Германии и сделал следующие выводы:

«1. На основании вышеприведенных высказываний и возможных акций на весну этого года считаю, что выступление против СССР очень возможно после победы над Англией или после заключения почетного для Германии мира.

2. Слухи и документы, из которых следует, что этой весной война против СССР неизбежна, считать фальшивками, изготовленными британскими, а возможно, и германскими разведслужбами».

Так, по крайней мере, писал в своих воспоминаниях маршал Г. К. Жуков, и вполне возможно, что начальник разведуправления Красной Армии составил доклад, хорошо зная, что от него хотят услышать. Но это не значит, что хозяин Кремля не знал о серьезности положения.

В значительной степени решения Сталина определялись ощущением нехватки военных сил и невозможности противопоставить агрессору ничего равноценного. Поэтому он сделал такие выводы, как раньше Невилл Чемберлен, а именно: успокаивать пока Гитлера, не давать повода для войны. С этой целью необходимо было избегать всего, что могло бы расстроить ненадежного партнера, и делать все, чтобы оттянуть вооруженный конфликт.

6 мая 1941 года Сталин взял на себя и обязанности Председателя Совета Народных Комиссаров, до этого формально он был «только» Генеральным секретарем ЦК партии. Теперь он стал руководителем правительства.

Это был театральный жест, который как бы показывал миру сосредоточение всей власти в руках Сталина и давал возможность ожидать далеко идущих последствий. Посол Шуленбург и другие дипломаты в Москве считали, что тем самым обеспечивался и еще раз подчеркивался перед всей общественностью дружественный немцам курс Советского правительства. Это соответствовало сути политики «умиротворения» Сталина и не противоречило, а, наоборот, хорошо согласовывалось с тем фактом, что днем раньше он выступил перед выпускниками военных академий с краткой речью и это могло быть расценено как признак советских агрессивных намерений.

Текст этой речи никогда не публиковался, но ее содержание все же стало известно. Британский журналист Александр Верт узнал о ней через несколько недель, то есть уже после нападения Германии на СССР. Сталин говорил о чрезвычайно серьезной обстановке и о возможности немецкого нападения в ближайшем будущем. А также и о том, что нужно быть готовыми к любой неожиданности. Верт ссылается на «устные русские источники», согласно которым Сталин сказал, что Красная Армия еще недостаточно сильна, чтобы разбить немцев, не хватает вооружения, недостаточна выучка войск, не готовы укрепления в новых пограничных районах. Советское правительство использует все возможные дипломатические средства, чтобы оттянуть вооруженный конфликт с Германией по меньшей мере до осени, а в это время года немцы уже не выступят. Подобная попытка, может, удастся, а может, и нет. «Если она удастся, — утверждает Верт в своей информации (передавая сталинские слова. Пер.), то война с Германией станет практически неизбежной в 1942 году, но будет проходить в более выгодных условиях, так как Красная Армия будет уже лучше подготовлена и вооружена. И в зависимости от международного положения Красная Армия сможет или выжидать немецкое наступление, или сама перехватит инициативу, ибо длительное господство нацистской Германии в Европе является «ненормальным». Это, как уже упоминалось, неточная цитата. То, что действительно было произнесено Сталиным 5 мая 1941 года, остается тайной кремлевского архива. Но из архивов немецкого МИД, известно, что в германском посольстве в Москве в начале июня была получена информация, которая в немаловажном пункте совпадает с версией Верта. 4 нюня посол Шуленбург докладывал в Берлин, ссылаясь на московского представителя «Немецкого информационного бюро», что Сталин в своей речи 5 мая на торжестве в Кремле «сделал вывод о том, что советский военный потенциал на уровне немецкого. Учитывая это, он (Сталин. — Пер.) сформулировал два вывода: 1. советская политика должна учитывать современное соотношение сил; 2. Советские вооруженные силы и военная промышленность, несмотря на определенные достижения, не имеют оснований слишком радоваться и покоиться на лаврах…

У слушателей, как сообщает наш источник, создалось впечатление, что Сталин решил подготовить свое окружение к новому «компромиссу с Германией».

Обе версии, как Шуленбурга, так и Верта, основываются на политической болтливости. Несмотря на различные акценты, они свидетельствуют в совокупности с другими данными, что Сталин весной 1941 года, исходя из трезвой оценки соотношения сил, надеялся, что ему удастся путем различных уступок склонить Гитлера к заключению нового договора, что дало бы время для дальнейшего вооружения страны и возможности попытаться сравняться с Германией в военном отношении. Какие бы надежды ни связывал Сталин с Пактом августа 1939-го, в результате он вновь оказался в том же положении, что и до его заключения, и теперь стремился из него выйти. Дошло ли до фюрера сообщение Шуленбурга о речи Сталина 5 мая, неизвестно, но, вероятно, дошло. В любом случае для Гитлера, который уже давно решил нанести удар, эта речь послужила лишним приглашением к действиям.

Ложь о «превентивной войне»

Сталинская политика «умиротворения» в последние месяцы перед нападением немцев впоследствии и на Востоке, и на Западе подверглась разной критике, как и аналогичные усилия Невилла Чемберлена. Причем область внешнеполитических маневров британского премьер-министра не была так сужена, как у хозяина Кремля, критики которого до сих пор не решили, мог ли Сталин поступить иначе, какие альтернативы существовали в той ситуации, в которой он оказался с августа 1939 года не только в результате своих деяний, но и при содействии других сил. Как и все правители тогдашней Европы, Сталин следовал политике максимально желаемого, что было невозможно н недопустимо: все предостережения он пропускал мимо ушей. «Нас пугают немцами, а немцев Советским Союзом, нас натравливают друга на друга» — так, должно быть, говорил тогда Сталин. Действительно, главное верховное командование вермахта и геббельсовская пропаганда стремились, и небезуспешно, целым рядом обманных маневров создать видимость того, что основной удар в 1941 году будет нанесен не на востоке, а против Британских островов.

После того как стало известно о полете заместителя фюрера Рудольфа Гесса в В Англию, в Москве появились подозрения, что Германия идет на очередную сделку с Англией за счет Советского Союза. Был ли этот шаг 10 мая действительно «срывом» и акцией «сумасшедшего», даже и после серьезных немецких исследований до сего времени остается под вопросом. И хотя пока у ученых нет возможности дать точные ответы, но можно предполагать, что в истории с полетом Гесса речь шла о «последней попытке Гитлера, основанной на расовых, идеологических, внешнеполитических аксиомах и сходных с ними взглядах Англии», «завершить вынужденную» (по его мнению) войну против Великобритании, в которой он не видит смысла, для того чтобы «получить возможность и по политической конъюнктуре начать великую захватническую войну на востоке, которую он считает не только выгодной для себя, но и соответствующей «действительным» интересам Великобритании».

Еще до того как Сталин предпринял новую попытку «успокоить» Гитлера, была осуществлена концентрация войск в советских западных районах. Этот факт был зарегистрирован в ОКБ и затем использован в пропагандистских целях. 22 июня 1941 года Риббентроп заявил перед прессой, что «большевистская» Москва была «намерена ударить в спину национал-социалистской Германии, борющейся за свое существование».

О том, что Сталин не мог строить таких планов, был просто не в состоянии этого сделать, неопровержимо свидетельствуют факты, которые в настоящее время не вызывают сомнений у серьезных историков. Официальная же немецкая пропаганда до последнего дня беспрестанно вдалбливала эту мысль немцам и всему миру, а Гитлер не раз заявлял, что четко обозначился «весь ужасный размах опасности», против которой он очень своевременно принял меры. Тезис о «превентивной войне против большевистской угрозы» был не нов, и впоследствии он еще долго оказывал свое влияние.

Насколько мало мы знаем о достоверных и действительных мотивах и соображениях Сталина, настолько основательно они изучены в отношении Гитлера. Для него, как и для немецкого генерального штаба, понятия о непосредственной опасности со стороны Красной Армии не существовало, по очень обоснованной причине они рассматривали эту самую Красную Армию как противника, с которым удастся покончить без особых затруднений.

Существовало противоречие в аргументации, характерное для антикоминтерновской пропаганды 30-х годов: в соответствии с политическими нуждами «красный призрак» — Советский Союз — представлялся то режимом «преступников», то режимом полностью недееспособным, «населенным низшими расами, разложенными еврейством». Теперь же приукрашенная версия тезиса национал-социалистской «превентивной войны» означала, что Сталин если не в 1941 году, то раньше или позже нападет на Германию и изложенная Вертом версия речи Сталина 5 мая 1941 года могла послужить отправной точкой. Фюрер был в каком-то смысле не совсем не прав, хотя он самоубийственно недооценивал опасность, но в общем-то распознал ее «правильно». Подобные спекуляции, ставящие с ног на голову соотношение причин и следствий, под влиянием «холодной войны» открывают лазейки для того, чтобы перенести на советскую сторону соответствующую часть вины за, вероятно, самое ошибочное решение в новой немецкой истории.

С политической точки зрения это можно понять, но с исторической приводит к заблуждениям и самообману, и это совершенно не означает, что в то время в Кремле самообман не играл значительной роли. Наиболее часто вспоминаемый пример тому — знаменитое заявление ТАСС от 14 июня. Считается, что оно было сделано с подачи Сталина. В то время когда на востоке находилось 150 немецких дивизий в боевой готовности, что составляло три четверти всех немецких сухопутных войск, Молотов приглашает в Кремль немецкого посла, чтобы передать ему текст заявления ТАСС, направленного против слухов о предстоящей вскоре войне между СССР и Германией…

В действительности Берлин не предъявлял Москве требований территориального и экономического характера, но Сталин ожидал их и хотел, по-видимому, просигнализировать о готовности вести на эту тему переговоры.

После того как Гитлер, получив меморандум Сталина в ноябре 1940 года, хранил холодное молчание, заявление прозвучало как крик отчаяния: ну скажите наконец-то, что вы от нас хотите? Мы согласны вести переговоры! 14 июня, в тот же день, когда Шуленбург принял заявление ТАСС, телеграфировал его в Берлин, фюрер собрал еще раз командующих армиями и группами армий в рейхсканцелярии на последнее совещание перед наступлением для того, чтобы «доказать» им военно-политическую необходимость операции «Барбаросса». И на этот раз он повторил старые и привычные аргументы: Англия надеется на Россию, Россия в удобное для нее время будет нас «шантажировать», такая ситуация не должна никогда возникнуть. Еще и сегодня некоторые придерживаются мнения, что дальнейший характер действий Сталина, например, в отношении Японии, с которой он заключил, как и с Гитлером, пакт о ненападении, подтверждает опасения фюрера. Если Сталин, как сказано, не имел намерений нападать на Германию летом 1941 года, то позже он мог бы это сделать, если бы возникли для него соответствующие условия. В действительности имеются разнообразные признаки того, что Сталин все силы направил на то, чтобы иметь возможность противопоставить военному превосходству «Великой Германии» соответствующую военную мощь, и вполне вероятно, что в удобный момент он нашел бы этой мощи применение.

Теперь часто упускают из виду, особенно немецкие авторы, что использование понятия «шантаж» зависит от политической позиции. Если «шантаж» осуществляет своя сторона, то это деликатно называется «политическим давлением». В ситуации лета 1941 года Гитлеру меньше всего приходилось бояться «шантажа» как субъективно, так и объективно. В действительности гитлеровская Германия была достаточно сильной и могущественной, чтобы в течение длительного времени сдерживать возможные советские «попытки шантажа», но не они предопределили решение Гитлера о нападении на СССР. Как это вообще несправедливо — ставить в один ряд вместе с причинами и мотивами, приведшими к нападению на Советский Союз более поздние действия Сталина, которые и были-то вызваны этим нападением и стали возможными только «благодаря» ему.

Фюрер понимал — и для этого имел основания, — время работает против него и его концепции. Он верил, что нужно действовать по принципу «сейчас или никогда!», чтобы завоевать «жизненное пространство на востоке». Он это неоднократно повторял перед высшим командованием вермахта, называл свою цель сразу же после прихода к власти в феврале 1933 года, потом — в ноябре 1937 года, затем — перед нападением на Польшу.

А 14 июня 1941 года он снова высказывает свои намерения, но опирается на лживые аргументы относительно обороны и заблаговременности, ибо он знал из практики, что ничто так не убеждает, как утверждение: мы, мол, не имеем другого выхода!

И в наши дни многие верят в этот обман, подобно тому как поверил один из представителей военно-морского командования, которое пыталось в то время убедить Гитлера отказаться от операции «Барбаросса». Он писал о совещании 14 июня: «Эти аргументы были так убедительны и доказательны, что после доклада никто из присутствующих не сомневался в необходимости военного похода как превентивной войны». Так жертвой «коллективного самообмана» стали высшие военные чины, а скоро и весь немецкий народ. Но он появился не вдруг, ибо корни этого самообмана таились в немецком «постоянном заблуждении», а именно в переоценке собственных сил и недооценке сил противника.

Занавес опускается

17 июня 1941 года Гитлер отдал окончательный приказ о нападении на Советский Союз 22 июня в 3 часа 15 минут. Об этом сроке Сталин был информирован не только Черчиллем. 15 июня он получил подобную информацию от разведчика Рихарда Зорге из Токио. Днем раньше несчастным заявлением ТАСС Сталин практически сигнализировал Гитлеру о своей готовности совершить сделку на определенных условиях. Почему ему не удалось то, что удалось Невиллу Чемберлену осенью 1938 года? Гитлер был не так уж глуп, чтобы создавать себе второй фронт. Об этом он писал еще в «Майн кампф», считая самой большой ошибкой такое положение, допущенное кайзеровской Германией в Первой мировой войне. Как можно было нападать на Советский Союз, не исключив из игры Англию?

Сталин показывал готовность оказать помощь Гитлеру, считая, что фюрер не достигнет своей цели и с советским содействием, которое практически компенсировалось американской помощью Великобритании. До того времени, пока военных средств было недостаточно, должны были действовать политические и дипломатические усилия.

Вечером 21 июня народный комиссар иностранных дел Молотов пригласил немецкого посла в Кремль. Ранее они встречались каждые два дня для обсуждения текущих вопросов. Но с момента, когда Гитлер принял решение, граф фон Шуленбург для Берлина стал вновь столь же малозначимым, как и до августа 1939 года. Молотов начал беседу с протеста против многочисленных нарушений границы немецкими разведывательными самолетами — с конца мая Гитлер дал разрешение вести воздушную разведку территории Советского Союза на глубину 150 километров, на что Советы отвечали соответствующими полетами в обратном направлении. Но это был лишь повод, так как затем Молотов выразил мнение, что в Москве складывается впечатление: «немецкое правительство почему-то недовольно советским правительством». Если речь идет о «югославском вопросе» — Молотов подразумевал вообще Балканы, то это «не является теперь актуальным». Нужно сказать, что Москва считается с реальностями. Почему же Берлин никак не отреагировал на заявление ТАСС от 14 июня и даже не опубликовал его? Слухи о готовящейся войне между Германией и Советским Союзом распространялись все больше, а как телеграфировал в Берлин Шуленбург, «Советское правительство не может объяснить причин немецкого недовольства». Молотов хотел бы знать, «какие причины вызвали современное положение в немецко-советских отношениях». Это было не что иное, как прямо поставленный вопрос о цене новой сделки — просьба о новых переговорах с Германией. Советник посольства Густав Гильгер, свидетель того разговора, вспоминал позже: «Вопросы Молотова ставили посла в весьма щекотливое положение, и ему ничего не оставалось, как заявить, что он не располагает никакой информацией». «В высшей степени неприятно» — это были слова удрученного Шуленбурга — человека старой школы, пытавшегося не допустить катастрофы, позднее ставшего одной из жертв 20 июля 1944 года. Он знал, что нападение на Советский Союз — дело решенное. Посол проявил лояльность и верность присяге, отличавшие поколения немецких чиновников, он следовал указаниям и молчал. 22 июня в 1 час 17.минут он по телеграфу докладывал в Берлин с пометкой «срочно и секретно» о своем последнем разговоре с Молотовым.

Через несколько часов на рассвете вермахт совместно с финскими, венгерскими, словацкими, итальянскими и румынскими войсками силами свыше трех миллионов солдат и офицеров на трехтысячекилометровом фронте от Балтики до Черного моря перешел в наступление. В то время когда передовые части уже переправлялись через пограничные реки, перед рейхсминистром иностранных дел в Берлине стоял посол Деканозов, чтобы принять меморандум немецкого правительства. Было 4 часа утра, когда Риббентроп заявил: «Враждебное поведение по отношению к Германии Советского правительства и серьезная угроза, проявившаяся в движении русских войск на немецкую восточную границу, вынуждает рейх к ответным действиям».

Подлинный текст этого меморандума стал известен совершенно недавно, хотя его содержание просматривалось в ноте МИД от 21 июня 1941 года Советскому правительству. В ней еще раз сформулирован тезис о «превентивной войне» как для международной общественности, так и для «домашнего употребления» в Германии. Нужно было обмануть прежде всего самих себя, чтобы оправдать «самую чудовищную завоевательную, поработительную, истребительную войну» современности: «Сим правительство рейха заявляет, что Советское правительство вопреки принятым на себя обязательствам

1. не только продолжает попытки развала Германии и Европы, но и усилило их;

2. внешняя политика становится все более враждебной по отношению к немцам;

3. оно сосредоточило все свои вооруженные силы (!) на немецкой границе и готово к наступлению. Тем самым Советское правительство разорвало договоры с Германией и собирается нанести Германии в ее борьбе за существование удар в спину. Поэтому фюрер отдал приказ немецким вооруженным силам выступить всеми имеющимися в их распоряжении средствами против этой угрозы».

Это была чистейшая демагогия, которая существует и по сей день.

Летом 1941 года, по имеющимся данным, Красная Армия была по известным причинам не готова даже к обороне, а не то что к наступлению. Не было у нее и оперативного плана, который в какой-то мере предусматривал бы стратегическое отступление в случае наступления Германии, а имелся лишь только общий план обороны, предусматривающий удержание пограничной линии до развертывания основной массы советских вооруженных сил. За это можно только порицать Сталина. Затасканные, слабые доводы немецких аргументов о необходимости нападения на Советский Союз не выдерживают никакой критики.

Почти в то же самое время, когда советский посол Деканозов стоял перед рейхсминистром иностранных дел в Берлине, граф фон Шуленбург в сопровождении Густава Гильгера на основании телеграфного распоряжения из Берлина направился к комиссару иностранных дел Молотову для того, чтобы формально сообщить об уже идущем полным ходом немецком нападении. Густав Гильгер эту сцену описал позже так: «Какое-то время продолжалось глубокое молчание. Молотов явно боролся с внутренним возбуждением. Затем он спросил: «Это объявление войны?» Посол реагировал молча, характерным для него жестом, с выражением безысходности он поднял руки вверх. На это Молотов прореагировал, слегка повысив голос. Он сказал, что сообщение посла, естественно, означает не что иное, как объявление войны, так как немецкие войска перешли границу, а немецкие самолеты уже полтора часа тому назад бомбили Одессу, Киев, Минск. И затем гневно сказал, что Германия напала на страну, с которой она заключила пакт о ненападении и договор о дружбе. Этому нет прецедента в истории. Заявление немецкой стороны — пустой предлог. Прецеденты такого рода в истории, конечно, при тщательном ее рассмотрении бывали, и не один раз, но вопрос Молотова, которым он завершил, по выражению Гильгера, свою «филиппику», означал приблизительно следующее: «Верите ли вы, что мы этого заслужили?»

Именно 22 июня 1941 года, в тот же день, что и 129 лет назад, когда Наполеон Бонапарт начал поход на Москву, завершившийся катастрофой, окончательно пала завеса с сомнительного пакта между Гитлером и Сталиным, который мог рекламировать эру договора в Рапалло. Для фюрера этот договор был не чем иным, как временным политико-тактическим шахматным ходом на пути к войне за завоевание жизненного пространства на востоке.

Но это же воскресенье в июне 1941 года означало больше, чем начало конца третьего рейха. Отношения между немцами и русскими нередко омрачались напряжением, а позже искажались идеологами и, наконец, отравлялись пропагандой, но именно в этот день на многие десятилетия, вплоть до наших дней, были разрушены основы этих отношений».

Имеют ли под собой научные основания те раздающиеся время от времени утверждения, что со стороны руководства третьего рейха это была не агрессия, а «превентивная» война, задача которой заключалась в том, чтобы упредить якобы готовящееся вторжение Красней Армии в Германию? Можно с уверенностью сказать, что серьезные научные исследования по истории Второй мировой войны дают однозначный ответ на вопрос, как следует оценивать дату 22 июня 1941 года.

Для большинства ученых в Германии и за рубежом ясно, что война против Советского Союза не была «превентивной». Но справедливости ради надо признать, что есть и другие, прямо противоположные, интерпретации этого периода. Во всех странах Запада, да и в нашей стране есть «специалисты», не способные извлекать уроки из прошлого. Они больше заняты не поисками истины, а поисками оправдания тех страшных преступлений, которые в то время были совершены нацистами. Они стремятся переложить вину на нас: дескать, русские сами виноваты, так как спровоцировали Гитлера своей подготовкой к нападению на Германию.

Немецкая разведка накануне войны активно собирала сведения о структуре Красной Армии, ее вооружении, боеспособности и планах по развертыванию войск. Соответствующие документы сохранились в архивах. Но основное значение в этой связи имеют все же не сугубо военные аспекты или признаки, а наличие информации о политических решениях Сталина относительно нападения на Германию. И можно однозначно утверждать: в тот период, когда Гитлер и командование вермахта начали непосредственную подготовку к войне, ничто не свидетельствовало о чем-либо подобном со стороны Советского Сеюза. Ссылаются на выступление Сталина перед генералами и офицерами в январе 1941 года, в котором он якобы раскрыл свои истинные намерения, но там нет ничего такого, что говорило бы о тайных планах. А зачем было Сталину нападать на Германию? Положение СССР в тот период было весьма прочным: Сталин заключил пакт о ненападении с Германией и развивал с ней экономические отношения, решил вопрос с Прибалтикой, Бессарабией и Буковиной. После военных успехов немцев на западе Европы не мог Сталин готовить нападение на Германию, руководствуясь неясными целями, ибо он не был авантюристом. Нужно смотреть в другую сторону.

Гитлер мало интересовался вопросами о действительных или мнимых намерениях Сталина. Об этом свидетельствуют все документы, которые имеются в распоряжении историков. Он вовсе не исходил из того, что «русские окажут немцам любезность», напав первыми. Генерал-майор Эрих Маркс, который 5 августа 1940 года по заданию Гитлера представил первую разработку генштаба вермахта похода на Восток, писал: «Русские не окажут нам дружеской услуги они не нападут на нас».

Гитлер с самого начала планировал агрессию. Для развязывания войны у него были глубокие идеологические причины, которые он достаточно четко изложил в своей программной книге «Майн кампф», а также весьма важные причины политического и собственно военного характера.

22 нюня 1941 года Гитлер начал войну, в основе которой лежала идеология нацизма, теория «расширения жизненного пространства» и тезис о необходимости уничтожения «расово неполноценных народов». Таким образом, следует отчетливо понимать, что это была идеологически обусловленная, расистская война, направленная на уничтожение Советского Союза. Гитлер однозначно заявил, что война против русских не будет обычной. Ее цель — полное уничтожение противника.

Если бы речь шла о превентивной войне, то Гитлер не ставил бы перед собой такую цель. В этом случае ему было бы достаточно нанести сильный упреждающий удар, уничтожить часть военного потенциала противника и заставить его отказаться от агрессивных намерений. Но для руководителей третьего рейха это была именно тотальная война, война на уничтожение «всех коммунистов до третьего колена», мирного населения.

В случае победы в войне Гитлер рассчитывал «убить сразу нескольких зайцев». Во-первых, расширить «жизненное пространство», которое, по его мнению, было столь необходимо немцам. Во-вторых, получить доступ к природным богатствам СССР, в том числе к украинским черноземам, нефтяным месторождениям и т. д. В-третьих, победа над Россией гарантировала бы отказ Америки от вступления в войну. А это, в свою очередь, создало бы предпосылки для успешной войны против Англии.

Ложь о превентивной войне Германии против СССР нужно всячески разоблачать, ссылаясь на документы. Так думают и честные немецкие ученые, ибо нельзя забывать прошлое, более того, нужно извлекать из него уроки. Главный же из них заключается в том, что прошлое не должно повториться!.

Иосиф Сталин, его личность, характер, стиль руководства, мировоззрение наложили глубокий отпечаток на наше время и поколение. Но мы не имеем права ограничиваться только оценками, ибо необходимо вскрыть механизм причинно-следственных связей, показать диалектику переплетения объективных обстоятельств и субъективных устремлений исторических деятелей, оценить сложные последствия совокупного воздействия этих факторов. Порядочные люди считают, что руководители, добившиеся руководящего поста, приобретают скорее обязанности, чем права. Только это нравственно для политика, но чаще всего бывает наоборот.

Сталин издал брошюру по вопросу языкознания. Когда-то советские языковеды заучивали целые абзацы сталинской брошюры наизусть. И делали, надо сказать, правильно. Четкость и аргументированность сталинской мысли заставляла их правильно понимать проблему. За время перестройки о выступлении И. В. Сталина по вопросам языкознания было написано много вздора, как о его посягательстве на русский язык. На русский язык как раз и посягали изруганный Сталиным академик Марр и его последователи. Марр в конце 20-х и начале 30-х годов постоянно твердил о «речевой революции, части культурной революции, о «смене норм языка», о «созидании новых языков» в результате «октябрьского революционного порыва», призывал «упразднить грамматику» и т. д. Учение Марра во многом представляло собой просто бред. Марр мог, например, всерьез заявлять, что немецкий язык — «преобразованный революционным взрывом… сванский». Это объявлялось «марксизмом в языкознании».

Серьезные языковеды, отказывавшиеся работать в марровском духе, изгонялись с работы, лишались возможности печататься, объявлялись «буржуазными». Многие из них стали жертвами репрессий.

В 1948–1949 годах под флагом борьбы с «менделизмом-вейсманизмом-морганизмом в языкознании» и «космополитизмом» марристы вновь организовали кампанию травли практически всех сколько-нибудь значительных языковедов того времени.

В результате выступления Сталина многие ученые получили возможность нормально работать, а языкознание на короткое время оказалось в центре общественного внимания. Это проявилось в расширении подготовки специалистов, увеличении ассигнований и прочем. Во главе советской филологической науки был поставлен видный русист академик Виктор Владимирович Виноградов, ранее, в 1934 году, арестованный по так называемому «делу славистов», сфабрикованному сионистами, и прошедший тюрьму и две ссылки. Сталин прекрасно понял, что учение Марра, отражавшее конъюнктуру 20-х годов, национальный нигилизм и ожидание мировой революции определенной части населения России, явно не соответствует курсу, направленному на возрождение страны. На примере абсурдных положений марризма можно было осудить чисто классовый подход и интернационализм в языкознании. Один из следователей «процесса славистов» обвинял ученых в том, что они «постулат нации ставят выше класса». Но в 1950 году сам Сталин принял такую же точку зрения, наиболее четко ее выразил в этой же брошюре. Старая русская интеллегенция, патриотически настроенная, рассматривалась Сталиным в военные и послевоенные годы как союзник в проведении нового курса. Развязанная самим Сталиным с началом «холодной войны» антизападная идеологическая кампания с 1948 года стала выходить за установленные свыше рамки: вслед за прозападно настроенными интеллигентами начали прорабатываться и русские патриоты. Поэтому Сталин на примере языкознания счел нужным осудить «аракчеевский режим» и призвать к «борьбе мнений» и «свободе критики» в науке. А возвышение травившегося марристами В. В. Виноградова, автора книги «Великий русский язык» должно было стать примером отношения власти к русской патриотической интеллигенции.

Руководя практической работой Центрального Комитета партии и Советского правительства, Сталин не упускал из виду и теоретические проблемы современности. В 1951–1952 годах в связи с подготовкой учебника политической экономии состоялась дискуссия по экономичееким проблемам. Сталин внимательно следил за ней, знзкомился с материалами и несколько раз с февраля по сентябрь 1952 года выступал в печати по этому поводу. Некоторые из высказанных им мыслей и соображений по экономическим проблемам в настоящее время отвергаются так называемыми «перестройщиками», но в целом работа Иосифа Виссарионовича «Экономические проблемы социализма в СССР» содержит немало обоснованных положений, не утративиших своего значения и сегодня. Взять хотя бы пример экономического развития Китая, где успешно решаются многие задачи.

Сталин не воровал сам, не давал воровать и другим. Он создал систему, что делать это лицам любого ранга безнаказанно было нельзя. Он не был авантюристом и демагогом. Он отдал свою жизнь на службу Отечеству, укреплению его могущества. Он был собирателем, умножителем земли Русской, подлинным государственником.

В последние годы жизни Иосиф Виссарионович Сталин проводит последовательный курс на окончательное устранение с политической арены прежних большевистских кланов, для которых Россия, по завету их идейного вождя Льва Троцкого, так и оставалась вязанкой хорошего хвороста для разжигания костра мировой революции, в результате которой бы на земле исчезли нации, самобытность, язык и культура каждого народа и раз и навсегда утвердилось бы всемирное сионистское правительство.

Есть основания говорить о том, что он готовил разоблачение преступлений еврейских большевиков в период Гражданской войны, коллективизации. По свидетельству бывшего личного секретаря Михаила Шолохова Ф. Ф. Шахмагонова, в 1952 году Сталин просил писателя в очередном издании «Тихого Дона» по новому раскрыть преступную фигуру Свердлова, как организатора истребления русского народа, особенно казачества.

Сталин не был антисемитом. Это подтверждается его отношением к честным труженикам еврейской национальности. Но его ненависть к еврейским большевикам-перевертышам приобретает личный характер. Он был буквально потрясен предательством одного из «бойцов ленинской революционной гвардии», специалиста по грязным делам М. М. Литвинова.

Вот его послужной список. Литвинов Максим Максимович (1976–1951) государственный и партийный деятель, дипломат. Настоящая его фамилия Валлах-Филькенштейн. Член партии с 1898 года. Участник революции 1905–1907 годов. С 1918 года на дипломатической работе. В 1930–1939 годах — нарком иностранных дел СССР.В 1941–1946 годах — заместитель наркома иностранных дел СССР и одновременно посол СССР в США. Член ЦК ВКП(б) с 1934–1941 год. Депутат Верховного Совета СССР в 1937–1950 гг. С 1946 года на пенсии. Советская разведка получила от агентов работающих в госдепартаменте США полную запись беседы Литвинова с одним американским журналистом, работавшим на Управление стратегических служб США. Литвинов говорил: «Что с этим Советским правительством у вас, американцев, ничего не выйдет. Они на таких позициях стоят, что не смогут с вами договориться о чем-то серьезном. Посол СССР в США объяснял американцам, как следует бороться с советским правительством: «Внутренних сил нет для этого, потому что у народа танков нет, а у правительства есть, у народа нет авиации, а у правительства есть, у народа нет артиллерии, а у правительства есть. У правительства — свои партийные офицеры, и в таком количестве, что народ что-нибудь изменить по своей воле, если он не согласен, не может. Тут только внешние сили помогут, то есть поход войной. Только внешнее вмешательство может изменить положение в стране».

Это рассказывал В. М. Молотов. Фактически это был акт государственной измены человека высокого государственного ранга. Как рассказывал другой член сталинского Политбюро А. И. Микоян, в последние годы войны, когда Литвинов был уже фактически отстранен от дел и жил на даче, его часто навещали высокопоставленные американцы, беседовавшие с ним на разные политические темы. В одной из таких бесед американцы жаловались, что Советское правительство занимает по многим вопросам неуступчивую позицию, что американцам трудно иметь дело со Сталиным из-за его упорства. Литвинов на это сказал, что американцам не следует отчаиваться, что неуступчивость эта имеет пределы и что если американцы проявят достаточную твердость и окажут соответствующий нажим, то советские руководители пойдут на уступки. Эта, как и другие беседы, которые вел у себя на даче Литвинов, была подслушана и записана. О них доложили Сталину и другим членам Политбюро.

«Я, — сообщает Микоян, — тоже ее читал. Поведение Литвинова у всех нас вызвало возмущение. По существу, это было государственное преступление, предательство. Литвинов дал совет американцам, как им следует обращаться с Советским правительством, чтобы добиться своих целей в ущерб интересам Советского Союза. Сперва Сталин хотел судить и расстрелять Литвинова. Но потом решил, что может вызвать международный скандал, осложнить отношения между союзниками, и он до поры до времени отложил исполнение возмездия, но не забыл о нем, как кто-то так посчитал. Он вообще не забывал таких вещей. Он решил привести свой приговор в исполнение без лишнего шума, тихо. И Литвинов погиб в автомобильной катастрофе. Произошло это уже в 1951 году…»

Во время войны наиболее приближенной фигурой к Сталину был Маленков, деливший свою близость к Сталину с А. С. Щербаковым. Второй ряд политиков высшего эшелона составляли: Молотов, Берия, Вознесенский, Каганович. В третьем ряду стояли Андреев, Ворошилов, Жданов, Калинин, Микоян, Хрущев. Бее они были членами Политбюро, и только Маленков, Вознесенский и Берия кандидатами в члены Политбюро. Как утверждал Молотов, Хрущев, Маленков и Берия во время войны были приятелями. Сразу же после войны расстановка сил в высших эшелонах власти изменяется. Хотя Берия, Маленков и Вознесенский становятся членами Политбюро, их роль, особенно Маленкова и Берия падает. Самым близким к Сталину лицом становится Жданов. Он в эту пору занимает второе место в государстве. Маленкова отправляют работать в Среднюю Азию, Берия отстраняют от курирования органов безопасности и сосредоточивают только на деятельности Комиссии по атомной энергии. На должность министра госбезопасности вместо ставленника Берии Меркулова по рекомендации Жданова назначается Абакумов, бывший руководитель военной контрразведки «СМЕРШ». Он находился с Берия в натянутых отношениях. Хрущева понижают в «табели о рангах», он переводится с поста первого секретаря ЦК Компартии Украины на менее значимую должность — Председателя Совета Министров этой республики. Министром вооруженных сил становится Булганин. В Совете Министров СССР Жданов делает ставку на Вознесенского, а в Центральном Комитете партии на секретаря ЦК А. А. Кузнецова, ответственного за подбор и расстановку руководящих кадров. Вплоть до внезапной смерти Жданова в 1948 году такая расстановка сил имела стабильный характер. В высших эшелонах власти послевоенной России национальное движение русского народа осуществлялось под видом борьбы за чистоту партийных рядов, за правильный классовый подход. Выдвигая на передний план привычную марксистско-ленинскую фразеологию, оппоненты на самом деле преследовали свои скрытые цели. Как и до войны, продолжалась жестокая схватка двух непримиримых сил — русской национальной и антирусской западнопоклоннической — космополитической. Ни та, ни другая силы не смели обозначить свои цели открыто. В послевоенный период Сталин начинает подбирать кадры руководителей, которыми он хочет заменить своих прежних соратников, сместив их с высоких государственных постов. В 1947 году он (по воспоминаниям Микояна) выдвинул идею о том, чтобы каждый член Политбюро подготовил из среды своих работников пять-шесть человек, которые могли бы их заменить. Конечно, члены Политбюро, боясь потерять власть, под разными предлогами начали саботировать это предложение, тем не менее формировение нового кадрового состава пошло на русской основе. Рядом со старой сплоченной, преимущественно космополитической руководящей элитой возникает новая, составленная из молодых людей, хорошо проявивших себя в годы войны.

Центром создания кадров нового руководства становятся Совмин Российской Федерации и Ленинградский обком и горком партии. Душой нового руководящего слоя был Н. А. Вознесенский, председатель Госплана СССР, член Политбюро ЦК ВКП(б). Образуется сплоченная группа лиц, куда входили член Оргбюро, секретарь ЦК партии А. А. Кузнецов, председатель Совета Министров РСФСР М. И. Родионов, кандидат в члены ЦК, первый секретарь Ленинградского обкома и горкома П. С. Попков, второй секретарь Ленинградского горкома Я. Ф. Капустин, председатель Ленинградского горисполкома П. Г. Лазутин.

С 1946 по 1948 год Ленинградская партийная организация подготовила для России около 800 человек новых русских руководящих кадров. П. С. Попков стал членом Президиума Верховного Совета СССР, и другие ленинградцы были выдвинуты на работу в центральные партийные и государственные органы.

Имеющиеся в распоряжении историков материалы дают представление о реальной расстановке национальных русских и космополитических сил в высших эшелонах власти. Условно говоря, к «русской партии» в высшем руководстве принадлежали следующие лица: сам Сталин, кандидат в члены Политбюро А. С. Щербаков (умер в 1945 г.), члены Политбюро А. А. Жданов и Н. А. Вознесенский, секретарь ЦК А. А. Кузнецов, руководители ленинградской партийной организации. Им противостояла группа влиятельнейших руководителей — члены и кандидаты в члены Политбюро Маленков, Берия, Каганович, Микоян, а также ряд колеблющихся деятелей партии и государства, как правило женатых на еврейках: Молотов, Андреев, Ворошилов. В конце 40-х годов вплоть, до смерти Жданова, шансы русской партии на политическое руководство страной были очень велики. Такое положение вызывало у космополитической части руководства чувство тревоги и ненависти к «русской партии». Смерть Жданова в 1948 году резко изменила расстановку сил в высшем эшелоне власти. Фаворитом Сталина, как и во время войны, вновь стал Маленков. Вместо отстраненного по ложному доносу Кузнецова ключевой пост секретаря ЦК по подбору и расстановке кадров получил Хрущев. К альянсу Маленков — Хрущев присоединяется и Берия. Объединившись, они становятся самой влиятельной в государственном аппарате силой. Как в последствии подтверждал Каганович, за два-три года перед смертью Сталина сложился прочный политический союз Хрущева, Берия и Маленкова. Особенно тесная дружба существовала между Берия и Хрущевым. В это время Сталин впадал в крайности, сказалась страшная усталость. Особенно его глубоко потрясла смерть Жданова. Он умер 31 августа 1948 года. Нет сомнения, что он умер не своей смертью, о чем имеются достаточные свидетельства. Смерть Жданова нарушила хрупкий баланс в расстановке сил. Антирусская группировка в руководстве страной получила преимущество. Лица, входящие в нее, были опытны в аппаратной борьбе, лучше знали поведение и настроение Сталина, а значит и могли им в известном смысле управлять.

Берия, Хрущев и Маленков пытаются представить Сталину, что «русские» в составе руководства подготавливают его отстранение от власти. В качестве доказательств Сталину сообщают факты о самостоятельной экономической политике, проводимой российскими организациями, об искажении итогов выборов в конце декабря 1948 года в Ленинградской объединенной партийной организации, фальсификации государственной отчетности, а также о намерениях некоторых руководителей РСФСР создать компартию России (намерения эти не шли дальше разговоров). На этой основе возникает так называемое «ленинградское дело», которое можно назвать «русским делом», ибо посредством его была разгромлена большая часть новых русских кадров, пришедших после войны на замену старым еврейско-космополитическим функционерам. Многие документы «ленинградского дела» были впоследствии уничтожены Маленковым. О деталях дела приходится судить только по косвенным свидетельствам. По всей видимости, дело началось с доноса, подписанного Маленковым и Хрущевым. В 1957 году, во время заседания июньского пленума ЦК КПСС, выяснилось, что Маленков изъял из «ленинградского дела» многие документы. Он заявил, что уничтожил их как личные документы. И то, что ему позволили сделать это, означало, что так было нужно и Хрущеву, который сам, дорвавшись после смерти Сталина до архивов, уничтожил массу документов, где проявлялась со всей очевидностью его гнусная роль в истреблении честных людей за время так называемых «чисток».

На основании указанного доноса в феврале 1949 года Политбюро принимает постановление «Об антипартийных действиях членов ЦК ВКП(б) тт. Родионова М. И, и Попкова П. С.», в котором говорилось, что их «противогосударственные действия явились следствием нездорового, небольшевистского уклона, выражающегося в демагогическом заигрывании с Ленинградской организацией, охаивании ЦК ВКП(б), представить себя в качестве особых защитников Ленинграда, в попытках создать»…

Решением Политбюро А. А. Кузнецов, М. И. Родионов и П. С. Попков снимаются со всех постов. Для разборки их дела создается комиссия в составе Маленкова, Хрущева и Шкирятова (человек Берия). Допросы обвиняемых вели не следователи, а члены партийной комиссии. Имея целью уничтожить все русские кадры в высшем руководстве, члены партийной комиссии уже на первом этапе «привязывают» к этому делу председателя Госплана СССР Вознесенского. Как вспоминает Н. К. Байбаков, в качестве компромата против Вознесенского была использована докладная записка председателя Госснаба СССР М. Т. Помазнева о занижении Госпланом СССР плана промышленного производства на 1-й квартал 1949 года. С этого момента начинается организованная травля Н. А. Вознесенского.

Назначенный в Госплан на должность уполномоченного ЦК ВКП(б) по кадрам Е. Е. Андреев летом 1949 года представил записку об утере Госпланом за период 1944–1949 годов ряда секретных документов. В записке на имя Сталина, составленной Берия, Маленковым и Булганиным, было сказано: «Товарищ Сталин, по Вашему указанию Вознесенского допросили и считаем, что он виновен».

9 сентября председатель Комитета партийного контроля, член комиссии по «ленинградскому делу»… представляет Политбюро решение КПК: «…предлагаем исключить Н. А. Вознесенского из членов ЦК ВКП(б) и привлечь его к судебной ответственности».

Сначала Сталин был против ареста Вознесенского и Кузнецова, но Маленков и Берия сумели представить дело так, что арест необходим. В 1949 году проходят массовые аресты руководящих русских кадров в центре и на местах, в том числе секретарей обкомов и председателей исполкомов. В Ленинграде, Москве, Крыму, Рязани, Ярославле, Мурманске, Горьком, Таллине, Пскове, Новгороде, Петрозаводске и в других городах по приказу Маленкова арестовываются люди, преимущественно выдвиженцы Жданова, бывшие в 40-е годы в руководящем звене Ленинграда, их жены, родственники, друзья или просто сослуживцы. Только в Ленинградской области арестовываются свыше двух тысяч человек. Одним из первых был арестован (а впоследствии убит) первый секретарь Крымского обкома партии П. В. Соловьев, энергично выступавший против создания на территории Крыма еврейской республики. Маленков лично руководил ходом следствия и принимал в допросах непосредственное участие. Ко всем арестованным применялись незаконные методы следствия, мучительные пытки, побои и истязания. Антирусская группировка Маленкова — Хрущева Берия превратила следствие по «ленинградскому делу» в сплошную череду пыток и издевательств над русскими кадрами.

Сразу же после заседания военной коллегии 30 сентября 1950 года, по показаниям свидетелей, «были не расстреляны, а зверски убиты Н. А. Вознесенский, А. А. Кузнецов, П. С. Попков, М. И. Родионов, Я. Ф. Капустин и П. Г. Лазутин. Всего было расстреляно около 200 человек, а остальные, несколько тысяч человек, были приговорены к длительным срокам заключения или отстранены от активной деятельности и назначены на низкие должности.

Развязав руки антирусской группе Маленкова — Берия — Хрущева, позволив ей расправиться с ведущими русскими кадрами в руководстве страной, Сталин таким образом подписал себе смертный приговор, ибо потерял опору для проведения твердой и последовательной национальной русской политики. Являясь главой Русского государства, он обрекал себя на неизбежное одиночество и гибель. Самые способные и энергичные, проверенные войной русские руководители были истреблены, требовались годы, чтобы воссоздать подобную плеяду. Но для этого Сталин уже не имел ни времени, ни сил.

Зарубежные оценки деятельности И. В. Сталина — в день его 70-летия (21 декабря 1949 г.) — очень характерные. Например, английская газета «Обсервер» писала в этот день следующее: «70-летие Сталина отмечается в зените величия Советского Союза, распространившего свое влияние на многие страны Европы и Азии. Многочисленные здравицы зарубежных коммунистов в его честь оправданны; по образцу и подобию СССР и ВКП(б) созданы «народно-демократические» страны, которые вместе с СССР открыто противостоят, западному альянсу.

…Сталину подчиняется огромная страна с колоссальными ресурсами. Его воле, его логике, его авторитету трудно что-либо противопоставить. Сегодня СССР располагает атомной бомбой и активно развивает промышленный потенциал. Если же учесть, что континентальный Китай тоже находится в орбите сталинской идеологии, нетрудно предвидеть последствия подобной ситуации для Запада. Многие обозреватели сходятся во мнении, что Сталин с конца 1930-х годов проводит великодержавную, а не большевистскую политику, что он отказался от идеологии мировой революции и пытается совершить то, чего не могла или не успела сделать династия Романовых. И именно такой политике Сталин подчиняет мировое коммунистическое движение — оно (кроме Югославской компартии) становится важным союзником великодержавных интересов СССР. Однако достойная преемственность власти и авторитета Сталина более чем сомнительна. Его коллеги по ЦК поют ему гимны, но никто из них не способен вести дело так, как ведет его Сталин. За роль преемника в Кремле, по некоторым данным, давно началась ожесточенная схватка, и ее первые жертвы — Кузнецов, Жданов, Родионов (ленинградцы), Вознесенский, а также Молотов, отстраненный от «первых ролей» из-за сомнительных дел и связей своей жены, Полины Жемчужиной — Карп»…

А вот что писала газета «Ди Вельт», ФРГ в тот же юбилейный сталинский день: «Сталину удалось за сравнительно короткие сроки выдвинуть СССР в число великих держав. И неважно, какими средствами это было достигнуто. Как бы сегодня ни осуждали деспотизм и всевластие Сталина, остается фактом то, что именно он олицетворяет собой мощное государство, победившее едва ли не всех своих врагов… 70-летие Сталина неотделимо от всего происходящего с некогда отсталой и не имевшей перспектив Россией в момент смерти Ленина. Пожалуй, ни одно государство в мире не может сравниться с достижениями СССР, руководимого Сталиным. Даже часть Германии ныне подчиняется его интересам, точнее — интересам СССР. Для своей страны Сталин сделал неизмеримо больше, чем ее монархические правители. Но что будет после него?..»

В арсенале политической борьбы Сталина было главное оружие — это знания. В отличие от большинства политических лидеров, интеллект его находился на таком уровне, который позволял ему не прибегать в важнейших вопросах к помощи спичрайтеров — тех, кто пишет речи для первых лиц государства Он по своим знаниям превосходил этих лиц. Важнейшие документы он писал сам. Несмотря на свою колоссальную работоспособность и феноменальную память, он все же просто физически не мог охватить все, и вся и в этом его трагические ошибки при принятия решений по судьбе отдельных людей. Этим умело пользовались изощренные интриганы из группы Маленкова — Берия Хрущева, подталкивающие его на конфликт с остальными членами Политбюро.

После ареста Жемчужиной, уличенной в тесных связях с сионистским подпольем, Сталин потерял доверие к одному из самых доверенных людей Молотову. В марте 1949 года он смещает его с поста министра иностранных дел. Он не мог простить ему такую удивительную близорукость, когда в течение нескольких лет в его доме происходили сионистские собрания. Вместе с Молотовым пост министра внешней торговли теряет и Микоян. Позже, на Пленуме ЦК в конце 1952 года, Сталин открыто выступил против Молотова и Микояна. Он объявил их заговорщиками. Молотова он обвинил в том, что тот уступил перед шантажом и давлением со стороны империалистических кругов, подразумевая, что его жена имела отношение к сионистскому заговору и тайным связям с Голдой Мейер.

Начав в 1951 году чистку в грузинской партийной организации, руководители которой были уличены во взятках, Сталин имел окончательную цель устранить Берия. Возникло так называемое «менгрельское дело». Берия был менгрельским евреем. В 1952 году министр государственной безопасности Грузии Рухадзе при поддержке министра государственной безопасности СССР Игнатьева выступил с обвинением по адресу Берия, что он скрывал свое еврейское происхождение и тайно готовил заговор против Сталина в Грузии.

На XIX съезде КПСС Сталин настаивает на изменении функциональной роли партии в государстве, освобождении от ее непосредственной опеки многих хозяйственных вопросов, которые должны решаться в правительстве. По предложению Сталина несколько изменилась кадровая политика, создавалась новая структура руководства партии: вместо Политбюро возник Президиум ЦК, состоявший из двадцати пяти членов и кандидатов, в составе которого появилось много новых имен. Сталин совершенно очевидно подготавливал полное обновление системы управления партией и государством. После окончания съезда на Пленуме ЦК, где избирался Президиум ЦК, Сталин жестко заявил, что партия менее едина, чем кажется, и что следует искать новые формы управления страной — старые не оптимальны.

Предложив свой состав Президиума ЦК, Сталин настаивал также избрать и бюро в более узком составе, не объявляя об этом публично. В избранном бюро уже отсутствовали Молотов и Микоян, но были включены новые деятели, особо никак себя не проявившие, — Сабуров и Первухин. Все это еще раз свидетельствовало, что Сталин намечал новую чистку высшего руководства, в результате которой в составе Президиума ЦК останутся только новые, недавно введенные туда люди, а все старые, связанные «с пламенным революционным прошлым», будут удалены. Однако реально он этого уже не мог сделать, ибо фактически ему не на кого было опереться. Новый министр МГБ СССР Игнатьев, поставленный на место арестованного Абакумова, был человеком Маленкова и исполнял указания последнего.

Сталин открыто высказывает свое недовольство Берия и уже не скрывает враждебных чувств к нему, ибо хорошо понял его гнусную роль в истреблении «русской партии». Устранение Абакумова произошло в результате интриг Берия, который не мог ему простить вытеснение своих кадров из МГБ, тем более оно осуществлялось с согласия и при участии секретаря ЦК партии А. А. Кузнецова. Абакумов входил в ту обойму государственных деятелей, которые были уничтожены по «ленинградскому делу». На Берия и Маленкова Абакумов хранил компрометирующие документы.

Новая волна репрессий в отношении активистов сионистского подполья ожидалась в связи с так называемым «делом врачей». Дело имело под собой серьезное основание в загадочной смерти ближайшего соратника Сталина А. А. Жданова. Электрокардиограмма Жданова констатировала инфаркт миокарда. Однако кремлевские врачи упорно настаивали на диагнозе «функциональное расстройство на почве склероза и гипертонической болезни». И вместо того, чтобы лечить больного от инфаркта, лечили его от гипертонии, став, таким образом, виновниками его смерти. Сейчас уже не определить, было ли это задумано самими врачами или главную роль здесь сыграл Берия. Уход Жданова из жизни, как я уже выше упоминал, изменил соотношение сил в политическом руководстве в пользу еврейских большевиков и сионистского подполья.

Заведующая кабинетом электро-кардиографии кремлевской больницы Л. Ф. Тимашук, имевшая непосредственное отношение к лечению Жданова, открыто обвинила руководство больницы в неправильном лечении и смерти Жданова, написав об этом Сталину. Еврейские врачи кремлевской больницы стали преследовать Тимашук, заставляя отказаться от сделанного ею правильного диагноза, а когда это не получилось, уволили ее. В 1952 году, отталкиваясь от диагноза болезни Жданова Тимашук, следственные органы под руководством Ремина выявили серьезные нарушения в организации лечения членов правительства и других лиц, принадлежащих к высшим эшелонам власти. В январе 1953 года в газетах было опубликование сообщение ТАСС: «Арест группы врачей — вредителей».

«Некоторое время назад органами государственной безопасности была раскрыта террористическая группа врачей, ставившая целью, путем вредительского лечения, сокращать жизнь активным деятелям Советского Союза. В числе участников этой террористической группы оказались (дальше шло перечисление фамилий врачей)… Преступники признались, что они, воспользовавшись болезнью товарища А. А. Жданова, неправильно диагностировали его заболевание, скрыв имевшийся у него инфаркт миокарда, назначили противопоказанный этому тяжелому заболеванию режим и тем самым умертвили товарища А. А. Жданова…

Установлено, что все эти врачи-убийцы, ставшие извергами человеческого рода, растоптавшие священное знамя науки и осквернившие честь деятелей науки, состояли в наемных агентах у иностранной разведки. Большинство участников были связаны с международной еврейской буржуазно-националистической организацией «Джойнт», созданной американской разведкой якобы для оказания материальной помощи евреям в других странах. На самом же деле эта организация проводила под руководством спецслужб» широкую шпионскую, террористическую и иную подрывную деятельность в ряде стран, в том числе и в Советском Союзе. Арестованный Вовси заявил следствию, что он получил директиву от организации «Джойнт» об истреблении руководящих кадров СССР через врача в Москве Шимелиовича и известного еврейского буржуазного националиста Михоэлса. Другие участники террористической группы — Виноградов В. Н., Коган М. В., Егоров П. И. (оказались давнишними агентами английской разведки). Следствие будет закончено в ближайшее время».

13 января 1953 года в газете «Правда» была напечатана статья без подписи. Это была последняя статья И. В. Сталина, озаглавленная «Подлые шпионы и убийцы под маской профессоров — врачей».

«Органы государственной безопасности, — сообщается в статье, — раскрыли террористическую группу врачей, ставивших своей целью путем вредительского лечения сократить жизнь активным деятелям Советского Союза. Врачи-вредители работали по заданию американской и английской разведок. Они были завербованы через международную еврейскую буржуазно-националистическую организацию «Джойнт», выдающую себя за благотворительную организацию. Враги народа, правые оппортунисты, тем больше размножаются, чем больше социализм имеет успехов. Некоторые люди делают вывод, что теперь уже снята опасность вредительства, диверсий, шпионажа. Но так думать и рассуждать могут только правые оппортунисты, люди стоящие на антимарксистской точке зрения «затухания» классовой борьбы. Они не понимают или не могут понять, что наши успехи ведут не к затуханию, а к обострению борьбы, что чем успешнее будет наше продвижение вперед, тем острее будет борьба врагов народа. В СССР эксплуататорские классы давно разбиты и ликвидированы, но еще сохранились носители буржуазных взглядов и буржуазной морали — живые люди, скрытые враги нашего народа.

Некоторые наши советские органы и их руководители потеряли бдительность, заразились ротозейством. Органы государственной безопасности не вскрыли вовремя вредительской, террористической организации среди врачей. Но история уже знает примеры, когда под маской врачей действовали подлые убийцы и изменники Родины, вроде «врачей» Левина, Плетнева, которые по заданию врагов Советского Союза умертвили путем умышленно неправильного лечения великого русского писателя М. Горького, выдающихся деятелей Советского государства В. В. Куйбышева и В. Р. Менжинского. Советский народ с гневом и возмущением клеймит преступную банду убийц и их иностранных хозяев. Презренных наймитов, продавшихся за доллары и стерлинги, он раздавит, как омерзительную гадину. Что касается вдохновителей этих наймитов-убийц, то они могут быть уверены, что возмездие не забудет о них и найдет дорогу к ним, чтобы сказать им свое веское слово».

Берия, имевший большой опыт закулисной политической борьбы решился пойти на последний шаг. К концу 1952 года он разными грязными методами (клеветой, доносами и т. п.) устраняет из окружения Сталина преданных ему людей — начальника охраны генерала Н. С. Власика и многолетнего личного секретаря А. Н. Поскребышева. После этого ничто уже не могло остановить заговорщиков.

В последний день февраля 1953 года Сталин вызвал в Кремль Хрущева, Маленкова, Берия и Булганина. После беседы Сталин предложил поехать на Ближнюю дачу поужинать. Сталин был в хорошем расположении духа и много шутил. Разошлись гости около 6 часов утра 1 марта. Через какое-то время после ухода «соратников» Сталин упал без сознания и пролежал без медицинской помощи 12–14 часов.

Когда прибыли врачи, состояние больного было безнадежным, и, не приходя в сознание он умер вечером 5 марта. Смерть при таких обстоятельствах сразу же породила много толков о том, что Сталин стал жертвой заговора.

«Я тоже держусь такого мнения, — говорил Молотов, — что Сталин умер не своей смертью. Ничем особенно не болел. Работал все время… Живой был в очень». Он же рассказывал, что Сталин боялся быть отравленным. Молотов допускал, что Сталина отравила группа заговорщиков, вероятнее всего Берия Маленкова — Хрущева. Когда он умирал, были моменты, корчило его. Не исключаю, что Берия приложил руку к его смерти. Из того, что он мне говорил, да и я чувствовал…На трибуне Мавзолея 1 мая 1953 года делал мне такие намеки… Хотел, видимо, сочувствие мое вызвать. Сказал: «Я его убрал». Вроде посодействовал мне. Он хотел сделать мое отношение к нему более благоприятным: «Я вас всех спас!» Хрущев едва ли помог. Он мог догадываться. А возможно… Они все-таки были близки. Маленков знает больше. Больше, больше».

Каганович, когда его попросили прокомментировать слова Молотова, сказал, что это вполне возможно. Бывший начальник охраны Сталина Власик также с полной убежденностью считал, что «умереть Сталину «помог» Берия».

Версию убийства разделяли дочь Сталина Светлана и сын Василий.

Для большей части простых людей внезапная тяжелая болезнь, а затем смерть Сталина стали большим личным горем. Во многих случаях любовь народа к нему была неподдельна и безгранична. Смерть Сталина потрясла всех. Жизнь в стране как бы остановилась. На похороны в Москву приехали сотни тысяч людей. Многие не могли сдержать слез. Умер один из величайших деятелей мировой истории, сыгравший решающую роль в спасения России от геноцида еврейских большевиков, а человечество от тирании «нового западного порядка».

Вот характерные высказывания западной прессы на смерть И. В. Сталина:

«Нью-Йорк таймс» от 6 марта 1953 г.:

«Со Сталиным завершилась целая эпоха в мировой истории. Он заставил Запад уважать мощь новой России и постарался вывести ее в число великих держав…»

Лондонская «Обсервер» от 5 марта 1953 г.:

«Сталин создал величайшую в мире империю, распространил ее влияние в Европе и Азии. Для многих смерть Сталина — это чуть ли не конец света! Его личность буквально пронизала все поры экономики, политики и повседневной жизни граждан СССР. Но маловероятно, что можно будет сохранить в неприкосновенности и, тем более, приумножить оставленное Сталиным. Его приемники, вместе взятые, даже отдаленно не могут сравниться со Сталиным…»

Парижская «Фигаро» от 6 марта 1953 г:

«Пирамида тотальной, великой империи лишилась своего вдохновителя, своей «животворящей» вершины. Вряд ли кто-либо из приемников Сталина сможет составить ему конкуренцию. И вряд ли клятвенные речи сталинского окружения означают отказ новых лидеров СССР от кардинальных нововведений… Но сохранится ли СССР в будущем без Сталина?».

Югославская «Борба» от 6 марта 1953 года:

«Мало кому удавалось успешно противодействовать диктату и авторитету Сталина. Сталин похоронил ленинизм в 1930-х годах, марксизм — еще раньше. Но тем не менее Югославия, выстояв в полемике и конфронтации со Сталиным, считает его великой исторической личностью, оказавшей существенное влияние на политическое развитие не только СССР, но и всего мира».

Из интервью У. Черчилля 6 марта 1953 года:

«Сталин умер, оставив Россию мощной державой, оснащенной независимой экономикой и современным оружием. Нельзя не признать выдающихся заслуг Сталина в наращивании военно-политического могущества послеленинской России, в росте ее влияния в Европе и мире в целом, разгроме германского и японского фашизма».

Из интервью генералиссимуса Чан Кайши. Тайвань, 7 марта 1953 г.:

«Сталин был первым среди равных в союзнической коалиции. Послевоенная внутренняя и внешняя политика сталинского государства обусловлены прежде всего стремлением Сталина укрепить державный статус России, обеспечить ее глобальные интересы… Благодаря Сталину и помощи СССР Китай выстоял в первые годы войны с Японией (1937–1941). И благодаря Сталину китайская компартия не только избежала разгрома, но и захватила власть в континентальном Китае. Однако и капитуляция Японии была бы невозможна без побед Красной Армии во главе с генералиссимусом Сталиным. Так или иначе, но история Китая с 1930-х годов во многом связана с политикой Сталина и СССР».

Из интервью Шарля де Голля от 6 марта 1953 г.:

«Сталин имел колоссальный авторитет, и не только в России. Он умел «приручать» своих врагов, не паниковать при проигрыше и не наслаждаться победами. А побед у него больше, чем поражений. Сталинская Россия — это не прежняя Россия, погибшая вместе с монархией. Но сталинское государство без достойных Сталину преемников обречено».

Из выступления Мао Цзедуна на траурном митинге в Пекине 7 марта 1953 г.:

«Кончина товарища Сталина — невосполнимая утрата для всех свободолюбивых народов. Под руководством Сталина народы СССР построили великую независимую державу, победили внутренних и внешних врагов. Поэтому для свободолюбивых народов пример СССР и КПСС, руководимых Сталиным, имеет историческое, а также практическое значение… Лучшая память Сталину — это воплощение его заветов, изучение и понимание его неутомимой деятельности. Быть соратником и учеником великого Сталина — значит быть по-сталински принципиальным и беспощадным к внутренним и внешним врагам Отечества, значит отстаивать независимость государства во что бы то ни стало, не жалея собственной жизни»…

И. В. Сталин в те годы, когда еще был жив Ленин, ничего не мог сделать в том сионистском окружении «пламенно революционной гвардии», чтобы провести в жизнь свое понимание государственного устройства нашей Родины; Россия, как основа, а остальные республики ее автономии. К сожалению, тогда возобладал ленинский план создания СССР, отторгнувший Россию, как основу государства и этим самым заложил гарантию нынешнего развала страны, а то что Сталин не исправил в последствии такое положение явилось его большой ошибкой и теперь нашей трагедией.

Да, ошибки вождей дорого обходятся людям. Русские это особенно чувствуют на себе. Но видит Бог, Сталин не хотел злой доли русскому народу. Он. грузин всегда считал себя русским и гордился этим. И не случайно он поднял тост за русский народ по случаю Победы в Великой Отечественной войне, и не случайно он же на XIX саезде партии в своем выступлении призвал коммунистов поднять знамя национальной борьбы, которое буржуазные деятели выбросили за борт мировой истории. Фактически это был призыв к консолидации русской нации и к объединению вокруг — нее всех остальных наций и народностей России.

Как бы по-разному мы не относились к Сталину, факт остается фактом: тридцать лет он находился во главе правящей партии и четыре года был Верховным Главнокомандующим многомиллионной воюющей армии. Говоря словами поэта, «тут ни убавить, ни прибавить, — так это было на земле»… Конечно, при Сталине выносились безжалостно суровые приговоры судов даже по такому поводу, как пресловутый колосок, унесенный с поля (печально знаменитый закон от 7 августа 1932 года) или двадцатиминутное опоздание на работу. Был такой указ в предвоенные годы, не говоря уже о массовых репрессиях 1937–1938 годов, а еще ранее и «кровавый террор», и зверства ЧК.

Так как в партийных организациях, Главпуре Красной Армии, органах НКВД, министерствах и других учреждениях Советской власти почти все руководящие посты занимали лица еврейской национальности или родственно связанные с ними люди, несмотря на их ничтожный процент от общего числа населения страны, нужно считать виновным за это не только Сталина, но и этих «пламенных революционеров».

Нам с детства вдалбливали, что посчастливилось родиться в самом справедливом обществе. И многие из нас этому верили, ибо другой жизни мы не знали. Вступая в пионеры, клялись верности делу Ленина — Сталина. Верили, что лучезарная даль коммунизма почти рядом, стоит лишь поднапрячься. И сам режим постоянного сверхнапряжения мы привыкли считать обыденным, нормальным. Полуголодное существование чуть ли не изобилием. И с этой верой было нелегко расстаться. Но мы также знали, что капиталистический строй несправедлив. Теперь же в этом многие убедились лично на практике. Это жестокий, грязный, отвратительный строй, при котором торжествуют нечестные, неумные, недобрые, не злые, не глупые, не подлые, не высокие и не чуткие люди. Там торжествуют богатые. И только они. Никого не волнует, в какой грязи, крови или чистоте и розовых кустах они собрали свои богатства. Этот строй плох. Совершенно четко то, что капиталистический строй совершенствуется, активно используя, учитывая все уроки социалистического эксперимента. А по чьей вине нам не удалось достичь еще лучших успехов? Еоть над чем нашим людям подумать, ибо русский народ, который нельзя одолеть силой, нынче пытаются прикончить в его собственной постели ложью, беспардонным обманом. Теперь будто в чужом пиру похмелье. Вспомните, каким было то наше время; сколько в людях было жизни, добра, человечности, трудолюбия, а не одной лишь зависти и алчности новых капиталистов. История любой измены начинается с измены самому себе, своим идеалам, своим словам.

Я хочу жить на Родине, которая была и есть одна и которой не присягают дважды. Это мое человеческое право, законное и неотъемлемое. Это святое право каждого из нас — жить и умереть в той стране, где родился и которую любишь до боли, которая дана тебе от рождения сотнями предшествующих поколений, через раздоры, смуту, кровь, веками шедших навстречу друг другу, чтобы ты вместе с жизнью в один прекрасный день получил шестую часть земли, свою Родину, которую сейчас топчут враги рода человеческого. Сейчас мы тонем в болоте повального невежества и темноты духовной. Победитель, победив под руководством Сталина злейшего врага, вдруг сам оказался побежденным. Память былого — это ожоги сердца! Русская пословица гласит: «Кого преждевременно хоронят, тот живет дольше».

Иосиф Виссарионович Сталин — крупнейшая фигура нашей и мировой истории. Споры о нем еще долго будут идти и продолжаться. Ненавистники и грабители России уже сделали свое черное дело: под флагом разносно лживой критики его работы, замалчивания его достижений разрушили мощную державу — Союз Советских Социалистических республик, который сплачивала великая Русь. Но знайте, что 'ни один народ в мире, кроме русского, как в силу исторической специфики, так и по национально-психологическим особенностям, так не близок к идеалам бескорыстия, соборности, любви к людям, справедливости — идеалам, лежащим в основе коммунистической, сродни христианской, нравственности и морали. А натура рано или поздно возьмет свое!

Один из главных организаторов антисоветского похода стран Антанты интервенции в 1920–1921 годов, он же инициатор «холодной войны» против нас Уинстон Черчилль, через шесть лет после смерти Сталина произнес следующее:

«Большое счастье для России, что в годы тяжелых испытаний ее возглавлял гений, непоколебимый полководец И. В. Сталин. Он был выдающейся личностью импонирующий нашему жестокому времени того периода, в который протекала вся его жизнь. Сталин был человеком необычной энергии, эрудиции, несгибаемой воли, резким, жестоким, беспощадным как в деле, так и в беседе, которому я, воспитанный в английском парламенте, не мог ничего — противопоставить. Сталин обладал большим чувством юмора и сарказма, а также способностью выражать свои мысли. Сталин и речи писал только сам. В его произведениях всегда звучала исполинская сила. Эта сила была настолько велика в Сталине, что он казался неповторимым среди руководителей всех времен и народов.

Сталин произвел на нас величайшее впечатление. Его влияние на людей неотразимо. Когда он входил в зал Ялтинской конференции, все мы, словно по команде, вставали и, странное дело, почему-то держали руки по швам. Он обладал глубокой, лишенной всякой паники, логической и осмысленной мудростью, был непревзойденным мастером находить пути выхода из самого безвыходного положения. В самые критические моменты несчастья и торжества оставался одинаково сдержан, никогда не поддавался иллюзиям. Сталин был необычайно сложной личностью. Он создал и подчинил себе огромную империю. Это был человек, который своего врага уничтожал руками своих врагов, заставил даже нас, которых открыто называл империалистами, воевать против империалистов. Сталин был величайшим, не имевшим себе равных в мире, диктатором. Он принял Россию с сохой и оставил ее оснащенной атомным оружием. Нет, чтобы мы ни говорили о нем, таких история и народы не забывают».

(Британская энциклопедия. Речь произнесена Уинстоном Черчиллем 23.12.1959 года в палате лордов по случаю 80-летия И. В. Сталина).

А вот, как считались с мнением И. В. Сталина, наши высокопоставленные деятели.

В 1946 году я вместе с моим начальником полковником Мосуновым был в г. Веймар в командировке. Мы зашли к уполномоченному нашего Военно-воздушного отдела СВАГ подполковнику Краснобаеву, кабинет которого находился в здании СВАГ земли Тюрингия. Вдруг офицеры засуетились: к ним приехал Командующий 8-й гвардейской армии, герой обороны Сталинграда генерал Василий Иванович Чуйков. Встречать его вышел начальник администрации генерал-майор Колесниченко, человек боевой, смелый, потерявший на фронте руку. Чуйков был в хорошем настроении, беседовал с офицерами. Среди них был майор (фамилию его я не помню), Герой Советского Союза. Чуйков подошел к нему и спросил:

— Где получили Героя?

— В Сталинграде, товарищ генерал?

— В какой армии?

— В прославленной 62-й, товарищ Командующий!

— Рад видеть вас здесь, сталинградцы все могут. Нельзя забывать, то что мы пережили, защищая город Сталина!

— Верно, товарищ Командующий, я все время помню, как вы огрели меня палкой, а потом…

Раздался дружный хохот присутствующих. Этот майор обладал чувством юмора и рассказывал, как он, будучи комбатом вел бой за один объект в Сталинграде.

Он послал две роты в обход объекта атаки и блестяще выполнил боевую задачу, за что и был представлен Чуйковым к званию Героя. Но, в то время, когда его роты обходили противника, к нему на КП вскочил разъяренный Василий Иванович Чуйков и огрел его палкой: почему отсиживаешься в блиндаже?.. Вперед, с атакующими, высотку взять любой ценой! Комбат побежал за наступающими и задача была выполнена, а дальше понятно. Василий Иванович тоже смеялся я сказал следующее, что я помню и по сей день: «Верите, товарищи офицеры, мне все время в Сталинграде казалось, что ясли я на долго засну и не буду все время среди войск, то солдаты не выдержат бешеного натиска фашистов и мы сдадим Сталинград, а ведь мне лично Иосиф Виссарионович приказал, Сталинград удержать любой ценой, что я и старался делать…

Второй раз я видел Чуйкова, когда он прибыл неожиданно на разбор корпусных учений в городе Стендал. Тогда он занимал должность заместителя Главнокомандующего Группой войск в Германии.

Командир 79-го стрелкового корпуса генерал-лейтенант Никитин, бывший преподаватель Академии Генштаба недавно прибывший из Москвы, проводил разбор учений в Доме офицеров. Зал был полностью занят офицерами. Как обычно выступали руководители и подводили итоги. В вестибюле Дома офицеров раздался громкий голос Чуйкова, который кого-то там распекал за какую-то провинность, а затем вошел в зал.

Командир корпуса как положено доложил Чуйкову, и работа продолжалась по плану. Василий Иванович все время перебивал докладчиков, выражал неудовольствие. Обстановка была напряженной и хотя мы все глубоко уважали Чуйкова, но чувствовали неудобство за нашего командира корпуса. И вдруг, командир корпуса отдал команду:

— Товарищи офицеры! Перерыв на пятнадцать минут!

Встали по команде «смирно». Ведь комкор не спросил разрешения у старшего по должности и званию. Чуйков взбесился: Кто вам разрешил? И тут среди мертвой тишины зала комкор сказал:

— Товарищ Чуйков! Я сегодня, немедленно доложу товарищу Сталину, как вы себя ведете перед собранием офицеров корпуса!

— Пятнадцатиминутный перерыв, — произнес Чуйков тихо.

Я видел побледневшего Чуйкова, но он, наверное, и сам понял, а Сталина он знал: такие выходки тот никому не прощал и ему тоже не сдобровать.

После перерыва разбор проходил спокойно. Чуйков выступил с краткой речью и пожелав успехов в работе уехал, демонстративно подчеркнуто пожав руку комкору. Офицеры долго вспоминали этот случай и обычно говорили, что товарищ Сталин не позволяет грубить подчиненным. Даже Чуйков это понял мгновенно, когда ему об этом напомнил наш умница — комкор.

Мне рассказывал офицер из личной охраны Сталина о его отношении к стяжателям.

Как-то Сталин вызвал к себе известного полярника, начальника Главсевморпути И. Д. Папанина, который сделал себе дачу, по тем временам роскошную, используя служебное положение. Папанин знал заранее по какому вопросу его вызывает Сталин и, как человек весьма сообразительный, немедленно в тот же день передал дачу детскому саду, что было естественно, ибо не хотел менять дачу на тюремные нары, а то и хуже. Сталин об этом тоже знал. И вот их разговор, по рассказу очевидца. Папанин вошел в кабинет Сталина. Тот не поднимаясь из-за стола спросил:

— Как ваша фамилия?.. Я спрашиваю, как ваша фамилия?

— Я Папанин!

— Вы не Папанин, вы — дерьмо!.. Вы передали дачу в детский сад?

— Так точно, товарищ Сталин!

— Вон отсюда и запомните на всю оставшуюся жизнь!

Папанин вышел, моля Бога за такое «милое и обходительное отношение, ибо хорошо знал, как Сталин расправляется с такими «несознательными»

А вот еще один рассказ работника охраны: «Дело было в 1949 году. Всем известно, что Сталин не терпел роскоши, одевался скромно, носил простые костюмы, сапоги, военную шинель, долго донашивал старую одежду. Полуботинки носил, что называется «до дыр». Выходные туфли у Сталина имелись только одни. Еще довоенные. Кожа уже вся потрескалась. Подошвы истерлись. В общем дышали на ладан. Всем было страшно неловко, что Сталин ходил в них и на работе и на приемах. В них же он бывал в театре и других людных местах. Вся охрана решила сшить новые туфли. Ночью Матрена Бутузова (прислуга на ближней даче в Кунцево) поставила их к дивану, а старые унесла. Утром Сталин позвал Орлова (охранника) и спокойным, мягким голосом спросил:

— Где мои ботинки?

— Товарищ Сталин, ведь вы — Генеральный секретарь нашей партии, Генералиссимус, глава правительства! Вы же постоянно находитесь в общественных местах! Каждый день принимаете иностранных послов и гостей.

— Лучше верните мне ботинки, — прервал его Сталин.

Что было делать. Ботинки вернули и он продолжал носить их до последних дней своих».

Он беспощадно наказывал расхитителей, а многие поплатились жизнью за свою жадность. Доставалось за это и очень уважаемым Сталиным людям, особенно генералам за «трофеи» из Германии, в том числе и Г. К. Жукову.

Когда Сталин умер, то встал вопрос в каком его костюме хоронить. Ничего подходящего в его гардеробе не оказалось. Пришлось отдать в чистку его военную форму, в которой он ходил многие годы, и в таком виде проводить его в последний путь.

Дорогой читатель! А теперь подумай, почему его так ненавидят бывшие «борцы» с привилегиями.

Последний год жизни был трудным для И. В. Сталина. Его дочь Светлана Аллилуева писала о том времени, когда видела своего отца незадолго до его смерти: «В последнее время отец жил особенно уединенно, поездка на юг осенью 1951 года была последней. Больше он не выезжал из Москвы и почти все время находился в Кунцево… Я была у него 21 декабря 1952 года, в день, когда ему исполнилось семьдесят три года. Тогда я и видела его в последний раз. Он плохо выглядел в этот день. Повидимому, он чувствовал признаки болезни, может быть, гипертонии, так как неожиданно бросил курить и очень гордился этим — курил он, наверное, не меньше пятидесяти лет. Очевидно, он ощущал повышенное давление, но врачей не было».

Из воспоминаний охранника А. Т. Рыбина: «Сталину пошел семьдесят четвертый год. Сказывалась постоянная гипертония. Раз на ходу чуть не упал от головокружения. Порой с трудом поднимался по лестнице на второй этаж в свой кремлевский кабинет. И как-то невольно пожаловался Орлову:

— Чертова старость дает о себе знать…» 28 февраля вместе с «соратниками» он посмотрел в Кремле кинокартину. Потом предложил всем членам Политбюро приехать на дачу. В полночь прибыли Берия, Маленков, Хрущев и Булганин. Гостям подали только виноградный сок, приготовленный Матреной Бутузовой. Фрукты, как обычно, лежали на столе в хрустальной вазе. Сталин привычно разбавил кипяченной водой стопку «Телиани» которой хватило на все застолье. Мирная беседа продолжалась до четырех часов утра уже 1 марта. Гостей проводил Хрусталев. Потом Сталин сказал ему:

— Я ложусь отдыхать. Вызывать вас не буду. И вы можете спать. Подобного распоряжения он никогда не отдавал. Оно удивило Хрусталева необычностью. Хотя настроение у Сталина было бодрым… С утра все занимались положенными делами. В полдень заметили, что в комнатах все еще нет никакого движения. Это насторожило. Но заходить без вызова к вождю не полагалось. А соответствующего сигнала по-прежнему не было. Наконец полседьмого вечера в кабинете вспыхнул свет. Все облегченно вздохнули, полагая, что сейчас последует приглашение. Однако не дождались его. Охрану стала охватывать тревога: происходило явное для Сталина нарушение распорядка дня. Пусть даже воскресного. В десять тридцать охрана окончательно убедилась в скверности положения. Лозгачев послал Старостина в кабинет. Но тот уклонился. Дескать, раз ты старший, то иди первым. Пока препирались, привезли свежую почту из ЦК. Это давало возможность войти на законном основании. Твердым шагом Лозгачев направился в большую столовую, где Сталин, мог отдыхать, но не заметил его в темноте. Миновал одну, другую комнату. Пусто. Из приоткрытой двери малой столовой лился свет. Заглянув туда, оцепенел… У стола на ковре лежал Сталин, как-то странно опираясь на локоть. Рядом стояли бутылка минеральной воды и пустой стакан. Видамо, Сталин еще не потерял окончательно сознание, но говорить уже не мог. Заслышав шаги, он чуть приподнял руку, словно подзывая. Бросив почту на стол, Лозгачев подбежал, выпалив:

— Что с вами, товарищ Сталин?

В ответ послышалось непонятное «дз-з-з». По внутреннему телефону Лозгачев позвал Старостина, Тукова и Бутузову. Они мигом прибежали. Лозгачев спросил:

— Вас, товарищ Сталин, положить на кушетку?

Последовал слабый кивок головы. Все вместе положили больного на кушетку, которая оказалась короткой. Пришлось перенести Сталина в большой зал на диван. По пути стало видно, как он озяб. Наверное, лежал в столовой без помощи несколько часов. Бутузова тут же распустила ему завернутые по локоть рукава нижней рубашки. На диване Сталина тщательно укрыли пледом. Лозгачев сел рядом ждать врачей. А Старостин немедленно позвонил о случившемся Игнатьеву. Но всемогущий шеф КГБ робко предложил обратиться к Берия. Посколько того все просто не переваривали, а потому предпочитали с ним даже не разговаривать, Старостин разбудил Маленкова. Как и следовало ожидать, этот безвольный человек не сделал ничего конкретного. Лишь через полчаса торопливо сообщил, что не нашел Берия, и предложил искать его самим. Наконец, объявился, приказав:

— О болезни Сталина никому не говорите и не звоните! Все-таки Лозгачев, не покидая больного, продолжал ждать помощь. Только в три часа ночи подъехала машина. Думалось, это «скорая»! Наконец-то можно передать больного врачам, переведя дух, избавившись от гнетущей бездеятельности. Но это явились «друзья» — Берия с Маленковым. Задрав голову и поблескивая очками, Берия прогромыхал к Сталину. У Маленкова скрипели новые ботинки. Сняв их, пошел в носках. Оба встали поодаль от дивана. Вдруг Сталин захрапел. Может, увидел их, да так выразил свое отношение. Кто знает…

Однако Берия отреагировал сразу, бросив Лозгачеву:

— Ты что панику наводишь? Видишь, товарищ Сталин крепко спит! Нас больше не беспокой и товарища Сталина не тревожь!

Лозгачев стал доказывать, что больному необходима медицинская помощь. Но Берия перебил его грязным сквернословием. С тем «друзья» покинули зал.

Встретив Старостина, Берия устроил ему разнос:

— Кто вас, дураков, к товарищу Сталину приставил? Вы недостойны работать у него! Я еще вами займусь!

Наконец они уехали. Часы отбивали уходящее время. И все очевидней становилось: врачи не спешат на помощь. Лишь в половине восьмого приехал Хрущев, утешив:

— Скоро будет медицина. Около девяти часов действительно появились врачи во главе в профессором Лукомским. Руки у всех от волнения тряслись так, что не могли снять с больного нижнюю рубаху. Пришлось разрезать ее ножницами. Осмотрев Сталина, врачи установили диагноз: инсульт с кровоизлиянием в мозг. Принесли кислородную подушку, сделали уколы камфоры, приложили пиявки. Наверное, предлагали применить еще что-то, действующее сильней, потому что Берия нагонял страху:

— А вы гарантируете жизнь товарищу Сталину, гарантируете?!

Кто же был на такое способен, если даже здоровые люди не имели сейчас гарантии выйти отсюда. 2 марта вызвали Светлану и Василия. Тот сразу где-то выпил и с порога закричал:

— Сволочи, загубили отца!

Некоторые члены правительства на него ощетинились. А Ворошилов стал урезонивать:

— Василий, успокойся. Мы принимаем все меры для спасения жизни товарища Сталина…

Наконец о болезни вождя узнала страна. На даче все чаще раздавались звонки доброжелателей, предлагавших свои услуги. Некоторые клятвенно уверяли, что поднимут Сталина. Звонили профессора даже из демократических стран. Один был особенно настойчив. Туков позвал к телефону Берия. Тот завопил в трубку:

— Ты кто такой? Провокатор или бандит? Скажи свое имя! Я с тобой расправлюсь!

Поняв, с кем имеет дело, профессор предпочел замолчать.

Члены Политбюро поочередно дежурили у постели больного. Иногда он пытался открыть глаза или шевельнуть губами, но сил не хватало. 5 марта стал падать пульс. Берия подошел к нему с просьбой:

— Товарищ Сталин, скажи что-нибудь. Здесь все члены Политбюро. Ворошилов оттащил его за рукав, говоря:

— Пусть к нему подойдет обслуга. Он. лучше ее узнает. Пока охрана протискивалась через тесное кольцо членов правительства, Сталину сделали какой-то сильнодействующий укол. От него тело вздрогнуло, зрачки расширились и минут через пять наступила смерть. Оказывается, подобный укол, способный поднять или окончательно погубить больного, полагалось делать лишь после согласия близких и родных. Но Светлану и Василия не спросили. Все решил Берия. Затем он, Маленков, Хрущев и Молотов поднялись на второй этаж. Сразу начался дележ государственных должностей. Деликатный Молотов предложил это решить после похорон. Нетерпеливый Хрущев шуганул его матом. Обиженно махнув рукой, Молотов уехал»…

Смерть Сталина вызвала великую скорбь советского народа и печаль эту испытывало подавляющее большинство, даже многие из тех, кто был в свое время «раскулачен», переносил голод и холод, находившиеся в заключении по навету.

Похороны Сталина привели к трагедии в столице. Советские органы правопорядка не имели тогда никакого опыта в управлении большими массами людей, охваченных паникой или иными бурными проявлениями чувств. К тому же свирепый глава этих органов Берия думал в те дни только о захвате власти, на все прочее ему было наплевать. В итоге похороны Сталина омрачились жертвами.

После устранения Сталина борьба за власть в стране и в партии усилилась и со временем обитатели Кремля будут стремиться лишь к устранению друг друга, а не к укреплению нашего государства. Взаимная грязная возня высокопоставленных коммунистов — соперников уже никогда не прекращалась, поскольку в их среде не было и не предвиделось такой личности как Сталин. Когда он умер во всем мире признавали его огромный вклад в укрепление могущества СССР и разгрома фашизма в Европе и японского милитаризма в Азии, его вклад в уничтожение колониальной системы и создании стран народной демократии, а также в укреплении позиций коммунистических партий во всех странах мира. Таков был мировой авторитет Сталина в дни его кончины.

До 1961 года набальзамированное тело Сталина находилось в Мавзолее, рядом с телом В. И. Ленина. По решению XXII съезда КПСС останки его были захоронены рядом с Мавзолеем у Кремлевской стены. Позднее на могиле был установлен бюст…

И сегодня идет долгая битва у его надгробия. Величайший стратег-геополитик XX века Иосиф Виссарионович Сталин вместе с нами честными и думающими людьми нашей Родины, болеющими за свое Отечество. Он нас предупреждал и предупреждает сегодня; «Будет и на нашей улице праздник, если наши люди отрешатся от беспечности и поднимутся на защиту своих прав, своей земли, на спасение своей Родины!»

Придет время и будет опубликовано его Завещание, которое он передал на хранение перед своей смертью — единственному человеку, кому он доверял Юрию Жданову, бывшему своему зятю, сыну А. А. Жданова. Как хотелось бы, чтобы это завещание мы все-таки успели прочитать. Это единственное, что осталось нам — фронтовикам ждать в этой жизни.

Эту главу мне хотелось бы завершить словами Александра Вертинского, которые он посвятил Сталину: