"Ветер с востока" - читать интересную книгу автора (Сандему Маргит)

14

— Матушка, — спросил Вендель однажды под Рождество, — должен ли я считать себя женатым человеком или нет?

Кристина оторвала взгляд от тесемок на наволочке и с надеждой взглянула на него.

— Нет, мой друг, тебе не следует считать себя таким. Насколько я поняла, это венчание в ледяной пустыне проходило довольно небрежно.

— Так оно и было.

— А затем они постарались отделаться от тебя. Твоя так называемая супруга не очень-то была заинтересована в продолжении супружества. Или нет?

— Совсем не заинтересована. И я, собственно, никогда не был влюблен. По-настоящему.

— Я только не понимаю, как эта женщина-шаман до такой степени могла тебя околдовать, что ты не устоял перед ее дочерью. Мне кажется, будто все это взято из какой-то сказки.

— О, матушка, вы не знаете могущества шамана! Кроме того, она же сама была из Людей Льда. Но мне она нравилась. Тун-ши, шаман. А еще больше ее муж. Но дочь Синсив была чертовой бабой.

— Не употребляй таких ужасных выражений, Вендель! Но ты определенно можешь считать себя холостяком. Что ты задумал?

— Нет, ничего особенного.

Его мать украдкой взглянула на него и сказала тактично:

— Только будь осторожен, дорогой! Тебе не подобает ухаживать за дворянками.

— Спасибо, я это знаю. На этом я обжегся в Тобольске. Нет, я совсем не думал о дворянках.

Кристина сказала:

— Что бы ты ни задумал, думай быстро! Потому что господин Корфитц уже думает о переезде.

— Куда?

— Это он еще не решил. Возможно, в Гладсакс. Ведь все замки семьи конфискованы королевской властью. Но мы должны переселиться вместе с ними, господа этого категорически хотят.

Взгляд Венделя стал отсутствующим, так что его мать могла бы воздержаться от дальнейших рассказов о том, что все варенье в погребе покрылось плесенью. Он ничего не слышал.

Кристина вздохнула и озабоченно посмотрела, как он потащился из комнаты на своих костылях. Вендель добрался до своей комнаты и с облегчением опустился за письменный стол. Теперь, когда он вспоминал о длинном пути, который прошел таким образом от гавани, где причалил корабль, и через всю Швецию, он не мог в это поверить. Но его желание придти домой было неодолимо…

— У нас опять заботы? — послышался голос Анны-Греты, она всегда была поблизости.

— Да, мы должны переехать. Ты об этом слышала?

— Ну да. Но это же будет не так опасно. Вам будет хорошо и там.

— Но дуб, который я посадил! И все то, о чем я мечтал долгие годы… Я не могу снова это покинуть!

— Ваш самый большой недостаток в том, что вы так сентиментальны, господин Вендель. Вырвите весь этот хлам с корнем, это не так больно, как вы думаете.

Он криво улыбнулся.

— Что ты имеешь в виду, говоря о хламе? Меня? Или дуб?

— Нет, я думала о чувствах. Все, что привязывает вас к этому месту. Будь я на вашем месте, я бы от души радовалась возможности увидеть что-то новое.

— Да, но ты же получишь такую возможность!

— Я ведь не поеду с вами. Я нанята сюда только на короткое время. Госпожа просила меня остаться, пока господин Вендель не освоится. После этого я вернусь домой, потому что я — единственный ребенок на хуторе и должна наследовать его.

Не будет Анны-Греты? Никого, кто бы знал точно, что ему надо? Никого, с кем можно пререкаться?

— Но это же ясно, что ты должна быть с нами, — сказал он, потрясенный. — Я не справлюсь без тебя!

— Надо же! А я-то думала, что вы охотнее всего послали бы меня к чертовой матери!

— Ты знаешь, что это не так. Анна-Грета, ты знаешь, что я калека и ничего собой не представляю, но я нуждаюсь в тебе. Телом и душой.

Щеки Анны-Греты залились ярким румянцем.

— Вы пытаетесь сделать из меня непорядочную женщину?

— Нет-нет. Наоборот, я хочу сделать из тебя порядочную женщину. Я прошу твоей руки, ты этого не понимаешь?

— Нет, это невозможно! Если господин хочет, чтобы я грела его в постели, то я охотно это сделаю. Я просто не хотела этого предлагать. Это не подобает, как мне кажется.

Он повернулся на стуле к комнате.

— Теперь поди сюда, — сказал он, и когда она неловко подошла ближе, то обхватил своими руками ее руки. — Да, я одинокий мужчина, и я бы очень хотел делить с тобой постель. Очень, потому что я считаю тебя доброй и понимающей женщиной. Но не это самое главное. Я только что говорил об этом с моей матерью. Думает ли она, что я имею право жениться опять. Она считает, что это безусловно так, только бы я не выбрал девушку из дворян. А я совсем и не думал о какой-то дворянской девушке, я все время думал о тебе, Анна-Грета. Но мне казалось, что я не могу предложить тебе жизнь с мужчиной без ступней. Это означало бы для тебя много тяжкого труда и забот. Однако, прежде чем ты скажешь «нет», я только скажу тебе, как я тебя люблю. Как человека. Твой юмор, бесцеремонность, душевную щедрость. Быть рядом с тобой. То, что я чувствую к тебе, это как любовь старика! Ты понимаешь это? — Она стояла молча и, не мигая, смотрела на него. Вендель пытался убедить ее. — Ты понимаешь, я никогда раньше никого не любил. На расстоянии я грезил о Марии Ског, ты это знаешь. Первый в жизни эротический опыт был у меня с пятью ненецкими девушками, которые для меня не значили ничего, кроме приятной физической близости. Затем у меня была жена, которая была мне навязана и к которой я не чувствовал ничего, кроме кратковременной похоти. Теперь ты видишь! Есть ли во всем этом любовь? — Анна-Грета беспомощно покачала головой. — Это ясно, — продолжал он. — Если ты ко мне вообще ничего не чувствуешь, если видишь перед собой бесконечную череду лет с инвалидом, за которым ты должна ухаживать, то тогда не тревожься обо мне. Потому что мне нужна твоя любовь. Я хочу иметь не экономку и сиделку, я хочу иметь супругу. Которую я могу любить и уважать, жизнь которой попытаюсь облегчить. Она не будет до изнурения работать для меня, мы будем вместе нести эту ношу.

Нижняя губа у Анны-Греты начала дрожать. Но она еще сохраняла свой грубоватый, немного дерзкий тон.

— Вы не должны в это верить, господин Вендель. Вспомните, что я — единственное существо женского пола, которое вы видели здесь в округе. У вас не было выбора.

— Чепуха, — сказал он мягко. — Моя дорогая матушка притащила сюда двух-трех барышень, которые, по ее мнению, подходили мне. Их разговоры чуть не уморили меня. Одна из них давилась словами всякий раз, когда ей приходилось говорить об элементарных вещах, например, о том, что она шла или играла в мяч. И все потому, что она боялась ранить меня. Другая пищала что-то немыслимое, вроде: «О, так страшно потерять обе ноги! Я полагаю, что если бы была только одна… Я полагаю… А как ты надеваешь на нее башмаки?» И: «Правда, что ты жил среди варваров?»

Анна-Грета не могла удержаться от смеха. С легким оттенком отчаяния.

— Анна-Грета, послушай! Семь лет я обходился без физической близости с женщиной. Я мог бы обойтись еще семь лет ради такого. Но мы с тобой хорошие товарищи, не так ли? Не принимать же всерьез твою брань насчет моей интеллигентности и мужской силы суждений? Потому что, если ты не выносишь меня…

Тут она разразилась протяжными рыданиями.

— Не люблю? Не выношу? Да я же вас так люблю, господин Вендель, как… я… Я могла бы умереть, чтобы дать вам немного радости в жизни. Но вы понимаете, это моя манера — швырять плохие слова в того, кого я особенно ценю.

— Я вполне это понимаю, — сказал растроганный Вендель. — А теперь закрой дверь, побудем немного одни!

Пока она поспешно выполняла его приказ, он доковылял до широкой кровати с балдахином. Анна-Грета, лихорадочно стаскивая через голову передник, остановилась и неуверенно спросила:

— Я должна?..

Вендель, который, собственно, не собирался заходить далеко так скоро, но хотел попытаться завоевать ее терпением и нежностью, спокойно ответил:

— Мне кажется, ты должна.

Потому что ни за что на свете он не хотел ее смутить. Анна-Грета просияла и моментально стянула с себя одежду. С чуть запоздавшим смущением она тотчас же забралась в постель и исчезла под одеялом так быстро, что он едва успел взглянуть на нее.

«Она так же непосредственна, как и те девчонки, — думал он с восторгом. — Но здесь у меня преимущество в том, что я могу с ней говорить. А также в том, что беседа занимательна и возбуждающа».

Удивительно скоро он заметил, что жил много лет как монах. Мысль о пышной наготе Анны-Греты под одеялом оказала на него отличное воздействие. Возбужденный и смущенный одновременно, он сидел к ней спиной и снимал с себя одежду.

— Не могу сказать, как я рад тому, что ты встретилась на моем пути, Анна-Грета, — хрипло пробормотал он. — Я верю, что мы заживем вместе прекрасной жизнью. Когда-то очень давно я мог шутить и жонглировать словами так, как делаешь ты. Затем я об этом забыл. Забыл на многие годы. Теперь я словно освободился из тюрьмы со стенами, сложенными из опасностей и забот. Господи, я впервые смотрю вперед, радуюсь жизни. Потому что ты мне доверяешь. Я могу чувствовать себя уверенно с тобой, не так ли?

— Конечно, господин Вендель… Вендель, я хотела сказать. Нельзя же говорить «господин» мужчине, с которым имеешь интимные отношения.

Вендель засмеялся и упал в ее объятия. О, это было чудесно, она была такой горячей и щедрой женщиной!

— Анна-Грета, я думаю, что серьезно влюбился! Наконец-то. А мне уже казалось, что не смогу испытать такого сильного чувства к какой-либо женщине. О, я буду к тебе добр. Я все сделаю для тебя, моя любимая, любимая!

Она блаженно улыбалась, позволяя ему делать с ней то, что он хотел. Но она остерегалась говорить что-либо о детях. Анна-Грета хотела подарить ему много детей. Но она знала, что перед его глазами постоянно будет маячить тень, которую она не в силах прогнать. Она знала, что ей выпадет много тяжелых минут, когда он будет сравнивать ее детей с тем, которого он никогда не увидит. И она будет тогда чувствовать себя обиженной за своих детей. Но это была цена, которую она должна была заплатить. И она платила ее охотно, чтобы быть с тем, кого она любила больше всех на свете!

Вендель отказался переехать с семьей Корфитца Бека на другое место. Здесь был его дом, и он считал, что они сделали достаточно для рода Корфитца, начиная с далекого прошлого. Кристина не была с ним согласна, она осталась с Беками. Теперь она знала, что Вендель устроил свою жизнь. В более надежные руки, чем руки Анны-Греты, он не мог бы попасть. Ни секунды не раздумывала Кристина о простом происхождении своей невестки. Для нее значение имели человеческие качества. В том, что он остался здесь жить, заключалось другое преимущество: его бабушка по матери Лене имела недалеко свои владения.

Слишком скоро после свадьбы Анна-Грета родила отличного сына, которого назвали Эрьян в честь любимого отца матери. Кристина подождала с отъездом, пока это не случилось. Она сияла над внуком, точно солнце. Вендель сразу окрестил мальчика «лягушонком».

— Посмотрите, матушка, у него внизу на спине — синее пятно. Это — родинка?

— Оно скоро исчезнет. У тебя было похожее, и у меня, и у бабушки Лене. Все Люди Льда рождены с этой отметиной. Это называется монгольским пятном и известно во всем мире. Все, в чьих жилах течет монгольская кровь, имеют его, оно — принадлежность расы.

— Выходит, оно — несмываемое доказательство того, что Люди Льда пришли очень издалека с Востока, — сказал Вендель. — Теперь мы знаем это!

Мальчик стал их любимцем, и Анна-Грета напрасно искала следы утраты в лице Венделя. Он казался совершенно счастливым, словно существовал только данный миг. Она была так благодарна ему за это!

Вендель сам решил, что этот мальчик и все его потомки в будущем должны носить фамилию «Грип из рода Людей Льда». Он обнаружил, что гордился этой фамилией. Ведь и Ульвхедина, и его сына Йона называли «Паладин рода из Людей Льда». Так или иначе они все хотели «закрепить» свое происхождение.

Род сильно разросся и распространился на больших территориях. Родились дети. Поэтому выявление родственников могло стать в будущем, видимо, сложным. Таким образом, прибавление к фамилии «из рода Людей Льда» облегчало это.

Бабушка Лене умерла. Вендель искренне горевал по ней. Но она прекрасно прожила жизнь, вплоть до последних дней. То, что «лягушонок» был назван Эрьяном в честь ее дорогого мужа, очень радовало ее.

Вендель старался, конечно, никогда не показывать своей тоски. Но она была с ним. Сильная, болезненная. Не по Синсив, отнюдь, он был вполне доволен жизнью со своей Анной-Гретой. Не мог бы желать лучшего. Но поскольку он был очень совестливым человеком, то мысли о ребенке часто мучили его. Не всегда. Ведение хозяйства на хуторе и новая работа, которой он занялся, вернувшись домой, занимали его настолько, что он надолго мог о нем забыть. Он начал делать чертежи домов для состоятельных людей в этих краях, он планировал для них реформы в хуторском хозяйстве и находил в этом настоящее удовольствие. Новая работа означала бесконечно много для него, поскольку он ведь не мог работать вне дома. Люди приходили к нему, спрашивали его советов и прислушивались к ним. Анна-Грета видела, как он оживал, и она была так счастлива этим, что чуть не плакала. Втайне от Венделя она навещала соседей и знакомых и без удержу расхваливала превосходство и ум своего мужа. Так, чтобы число посетителей у него росло.

Их хутор процветал. У них появилась возможность нанять работников и купить больше скота. Все удавалось Венделю, и он жил полностью сегодняшним днем. Но порой какая-то незначительная деталь могла снова пробудить в нем воспоминания. Настроение, запах, звук могли вернуть его на заснеженные просторы. Собственно, в его воспоминаниях главное место занимала горная страна Таран-гай. Колдовской лес с флейтистом, который никогда не показывался, громоздящиеся утесы, чарующее лицо Сармика, а также это таинственное… Страшный старик, ползавший по земле и шипевший злобные слова, и ребенок, мальчик, которого они прятали высоко в горах. Благодаря этому мальчику собственный сын Венделя родился нормальным и красивым. Проклятие проявилось в Таран-гае в этом поколении.

Неужели все это было правдой? Теперь все это скрыто густым туманом. Это был не он, неустойчивый юноша, которым манипулировала волевая женщина-шаман. Не он, занимавшийся любовь с насмешливой и равнодушной молодой женщиной и зачавший с ней ребенка. Неужели все это, однако, было грезой? Что это было, что сказал недавно в имении Андрарум заезжий актер? Он что-то продекламировал — стихи испанского поэта. Слова засели у Венделя в мозгу, потому что в душе у него была задета струна. Как это звучало? В памяти всплыли слова:

Но Вендель ошибался. Сны не оставляли в душе таких твердых шипов, какие оставили у него долгие годы в России. Когда у него начиналась ужасная депрессия, то только Анна-Грета могла вывести его из этого состояния. Грубоватые и жестокие внешне, но полные любви, ее слова возвращали его к жизни. К повседневным проблемам на хуторе, к радости, доставляемой сыном Эрьяна, который рос и становился больше с каждым днем.

Однажды Вендель получил письмо от своего дальнего родственника Доминика.

«Дорогой друг!

Мы не часто встречали друг друга. Но, возможно, ты слышал о Виллему и обо мне? Что я в дни моей молодости был чрезвычайно чуток к настроениям и другим человеческим трудностям. Я потерял почти все от этой способности тогда, когда мы выполняли наши поручения. Но не все.

Меня долго терзали душевные муки, которые, как я понял, исходили от тебя, мой родственник. Потому что они начались тогда, когда ты вернулся в Швецию. А их характер указывал прямо на то, что ты пережил. Поэтому я теперь хочу написать и рассказать тебе кое-что о том, что я чувствую.

В твоем сердце наступит мир. Я не знаю точно, о чем идет речь, но ты должен это узнать! Утешает ли это тебя? А тот, кто принесет тебе это знание принадлежит твоей собственной крови. Я не думаю, что речь идет о твоем недавно родившемся сыне — впрочем, поздравляю с ним — но надвигается что-то опять на Людей Льда. Это нечто, пугающее меня; когда эти мысли приходят ко мне, то я холодею от страха. Именно этот факт говорит мне, что это произойдет в моей собственной семье. Но я не уверен.

Чувствуешь ли ты смятение или облегчение от всех этих пророчеств? Я думаю, что тебе не стоит бояться. Что касается тебя, я совершенно спокоен.

Нет, беспощадное проклятие проявится, пожалуй, в другом месте. И я думаю, что знаю, где. Ты понимаешь, мы получили среди Людей Льда поколение с яркими дарованиями. Твое собственное поколение. Не знаю, как обстоит с твоим разумом, но у нас есть два блестящих светила. Я думаю, они оба в опасной зоне.

Нет, теперь это становится слишком запутанно. Виллему шлет…»

Дальше в письме речь шла о будничных вещах. Вендель долго сидел с письмом в руках.

«Ты должен узнать…»

Дай Бог, чтобы он был прав! Доминик обычно не ошибался, он слышал об этом. И он должен был сидеть тут в бездействии и только ждать!

Вошла Анна-Грета. Черты лица ее смягчились после того, как она стала матерью. Ей было столько же лет, как и ему, теперь тридцать, но на ее лице не было тех морщин страдания, какие были у него. Его жена, умная и крепкая, прекрасно справлялась с задачами хозяйки хутора. Лишь когда их навещали слишком самоуверенные люди, ее врожденная склонность «сбивать с них спесь» брала верх. В свое время Венделю случалось с трудом усмирять ее. Собственно, у них не было особой потребности в общении с такими людьми. Со временем они сами выбрали себе друзей.

Вендель стал счастливым человеком. Потеря ступней больше не мучила его, он научился принимать данность и находить выход. Он также научился скрывать от Анны-Греты свою грусть. О ней знала только темная, тихая ночь. Она слышала его беззвучный шепот: «Ты мерзнешь, малыш? Хорошо ли они ухаживают за тобой? Завертывают ли тебя в мягкие шкуры, втирают ли в кожу сало, чтобы она переносила холод? Если ты когда-нибудь спросишь о своем отце, удивишься, почему он не с тобой и не заботится о тебе… Он так этого хочет, ты должен это знать».

Тут Вендель глубоко вздохнул, чтобы избавиться от тяжести в груди. Вендель, один из многих в роду…

Слова Доминика утешили его, но он не смел положиться на них. Он еще не знал, что было двое, кто мог дать покой его измученной душе: исследователь и его сын.