"Ищущий убежища" - читать интересную книгу автора (Найт Бернард)Глава вторая, в которой коронер Джон начинает расследованиеСвершилось чудо: дождя не было до самого полудня, когда должен был начаться опрос свидетелей, собравшихся перед широкими воротами пристроенного к церкви амбара, где обычно хранили десятину. Ворота стояли нараспашку, чтобы собравшиеся могли обозреть лежащее на грубых похоронных носилках тело убитого мужчины. Из церкви принесли единственный имевшийся в деревне приличный стул и поставили его в нескольких ярдах от входа. Это был простой стул с высокой прямой спинкой, который хранился в маленькой часовенке на случай приезда епископа Эксетерского — испытания, которого епископу до сего часа удавалось избежать. На епископском кресле величественно восседал сэр Джон де Вулф. Перед ним неправильным, рваным полукругом выстроилась разношерстная толпа, состоявшая примерно из тридцати мужчин разного возраста — от совсем еще сопливых юнцов до страдающих от артрита стариков. Единственное, что объединяло их всех, — это чувство недоумения и благоговейного боязливого почтения по поводу нововведенного «коронерского допроса», — кто знает, чего от него ждать? С интересом, к которому примешивалась озабоченность, смотрели они на восседавшую на стуле хищную фигуру. Коронер казался им черным и страшным, почти демоническим посланником из внешнего мира, которого никто из них воочию не видел. В свою очередь, Джон отнюдь не ощущал себя мессией— ему было холодно, он промок, а за возможность погреться у огня и нормальный обед он готов был убить кого угодно. Главными его чертами были прямолинейность, практичность и отсутствие воображения. В отличие от своего шурина шерифа, его не переполняло ощущение собственной значимости; единственным его желанием было верой и правдой служить королю, По сути, Джон был простым человеком, начисто лишенным хитрости, коварства, утонченности или романтизма. Им двигала преданность своему монарху, королю Ричарду; в глубине души он жил в соответствии с кодексом чести и верности с тех пор, как долгих двадцать лет назад стал воином. Теперь, когда Джону перевалило за сорок, и он стал слишком стар для сражений, подвернулась возможность послужить королевству Ричарда Львиное Сердце. Джон ухватился за нее и был преисполнен решимости приложить все силы для поддержания королевского закона. В то время как другие, более умудренные умы понимали, что ноги колосса — то бишь, короля — по меньшей мере частично сделаны из глины, Джон де Вулф воспринимал монарха в том же свете, в каком некоторые воспринимают религию: нечто, чему нужно поклоняться и подчиняться со слепой верой. Впрочем, сейчас, сидя на неудобном и жестком епископском стуле, он не думал ни о чем подобном, а мечтал поскорее оказаться в уюте и тепле таверны «Буш» в Эксетере с кувшином доброго эля в руке, поскорее убраться из этой жалкой деревушки с ее болотистыми землями и промокшими обитателями. Открыл заседание величественный Гвин. Его громоподобный голос, наверное, можно было услышать даже на болотах: — Все те, кто могут содействовать королевскому коронеру в исполнении его обязанностей, должны немедленно предстать перед ним! Собравшиеся нетерпеливо переминались с ноги на ногу, ожидая, что же произойдет дальше. Деревенские женщины, не допущенные к участию в мужском собрании, сгрудились поодаль и перешептывались, прикрывая рты ладонями, радуясь неожиданному развлечению, прервавшему монотонное течение жизни. — Первонашедшие — те, кто обнаружил тело, — выйти вперед, — приказал коронер. Подталкиваемый локтями соседей, от толпы неохотно отделился юноша с курчавыми светлыми волосами и неловко поклонился коронеру в знак почтения. Его мучила жуткая простуда, из носа текло, как из родника. Тело юноши прикрывала грубая сорочка из дерюги, перехваченная вместо ремня веревкой, а голые руки и лицо были испещрены царапинами, оставленными колючками ежевики. Некоторые царапины до сих пор кровоточили. — Сообщи свои имя и возраст писарю. Томас устроился на табурете для дойки по правую руку от Джона, разложив перед собой на маленькой скамейке пергамент и чернила. Перо забегало по пергаменту. — Сердик, тутошний, из этой деревни, сэр, — пробормотал допрашиваемый, шмыгая носом. — Англичанин, так вот, — уточнил он, в чем не было необходимости, ибо с таким именем он не мог быть ни нормандцем, ни кельтом. — Твой возраст, юноша? — Семнадцать… кажется, — неуверенно произнес парень. Коронер Джон не обратил внимания на приглушенное хихиканье, донесшееся из женских рядов. — Теперь о трупе — расскажи, как ты его нашел. Парень крепкой мускулистой рукой утер нос. — Я, значит, это… спускался к нижнему лесу, надо было нарезать лозы в ивняке. Ну вот, я шел по тропинке, что возле ручья, тут смотрю — лежит кто-то, голова в воде, на нашей стороне. Перо писаря яростно металось над бумагой. Коронер принялся выяснять подробности: — В какой время это произошло, юноша? — Да сразу после рассвета, сэр. Я чуток перекусил и сразу вышел. Я в деревне первый просыпаюсь. — И что ты сделал? — проскрежетал Джон. Сердик снова провел рукой под носом и звучно сплюнул на землю: — Я побежал назад в деревню. Тут Небба встретился. Я ему все рассказал, мы вернулись к ручью поглядеть на мертвеца. А потом вдвоем пошли искать Ральфа. Джон попытался выяснить подробности — как лежало тело, какие раны заметил свидетель, — но ничего нового добиться не удалось. Он разрешил парню вернуться в толпу крестьян, что тот и сделал с заметным облегчением. Следующим свидетелем был мальчонка, который предыдущим вечером пас свиней. Его вывела вперед мать, невероятно уродливая женщина внушительных размеров. Схватив упирающегося мальчишку за плечи, она вытащила вперед и поставила перед епископским стулом. Мальчонка с широко открытыми от страха глазами едва мог связать несколько слов, и единственное, что удалось выдавить из него, — это клятвенное заверение в том, что накануне вечером, когда он бегал по окрестностям в поисках отбившейся от стада свиньи, тела в ручье не было. После того как мать уволокла несчастного мальца, Джон повернулся к старосте: — А кто такой этот Небба, о котором упомянул свидетель? Явно испытывая неловкость, Ральф переступал с ноги на ногу на пропитанной дождем земле: — Он не из нашей деревни, коронер. Болтается тут с месяц-два. — Давайте его послушаем, — коротко приказал Джон. В толпе собравшихся зашумели, зашевелились, несколько человек повернули головы, глядя в сторону зеленой лужайки. По ней быстро шел, удаляясь, человек, которого коронер заметил чуть раньше за спинами остальных. Гвин крикнул, чтобы тот вернулся, а когда мужчина не отреагировал на приказ, направился вслед за ним. В тот же миг мужчина сорвался на бег, однако тягаться с длинноногим Гвином ему было не под силу. Несмотря на бычью конституцию, на коротких дистанциях корнуоллец демонстрировал завидную проворность, и не успел беглец преодолеть и пятидесяти ярдов, как Гвин нагнал его. Сжав, словно клещами, шею беглеца, он поволок мужчину назад, в круг зрителей. Тот тщетно царапал пятками землю. Расчистив себе путь сквозь толпу крестьян, Гвин вытолкнул мужчину в центр полукруга перед Джоном. Джон уставился на беглеца: — Это еще что такое? Ты почему пытался бежать, мошенник? У тощего Неббы были спутанные светлые волосы и усы. Грязная рваная туника доставала до колен, подпоясан он был поношенным ремнем некогда добротного качества. Лицо его выражало, скорее, дерзость, чем страх. — Просто, не хочется иметь дело с законом. Что я сделал? Посмотрел на какой-то труп, когда этот недоумок позвал меня, вот и все. Гвин, который по-прежнему придерживал за плечо беглеца, неожиданно схватил его за правую руку и поднял так, чтобы показать ее коронеру. Подавшись вперед, Джон увидел, что на руке не хватает указательного и среднего пальцев. Культи были затянуты старыми шрамами. — А-а, мастер-лучник, и где же, интересно, ты их лишился? — проскрипел коронер. Если попавшему в плен лучнику не перерезали горло сразу же, а позже ему удавалось избежать виселицы, то ему отрезали те два пальца, которыми он оттягивал тетиву, чтобы стрелок не мог больше заниматься своим смертоносным искусством. Небба прищурился, но не дал ответа, и Гвину пришлось тряхнуть его за плечо так, что тот щелкнул желтыми зубами. Отвечай, когда тебя спрашивает коронер, будь ты проклят! В Лемане, в восемьдесят восьмом, — промямлил недовольно Небба. Брови коронера удивленно поползли вверх, и шрам на лбу искривился: — Ты воевал на стороне старого короля? Речь шла об одной из последних битв Генри II, в которой непокорные сыновья монарха, Ричард и Джон, объединив усилия с Филиппом из Франции, разбили армию отца, а заодно и его сердце. Небба кивнул головой: — Оттого-то я и не хотел с вами связываться. Вы же люди Ричарда. Удивленный, Джон коротко хохотнул, что с ним бывало крайне редко. — Глупец, неужели ты полагаешь, что я могу обидеть человека только за то, что он хранил верность Генри? Я не испытываю гордости по поводу того, что Ричард замахнулся на собственного отца, даже при том, что его к таким действиям подтолкнуло потакание старика всем капризам Джона. Толпа молча взирала на них, не понимая, собственно, о чем говорят Небба и коронер, однако и Томас, и Гвин прекрасно понимали, что Небба вовсе не деревенский простолюдин. Скорее всего, это солдат, который скрывается от правосудия. Сэр, об убитом я знать ничего не знаю. Я всего-то и сделал, что посмотрел, как он лежит лицом вниз в этом проклятом ручье. И раньше ты его никогда не видел? Никогда. Не знаю, как зовут его, откуда он, ничего не знаю. И хочу одного — чтобы меня оставили в покое. Джон смотрел на Неббу, и подозрительность, присущая коронеру, боролась с уважением к солдату, искалеченному в сражениях за короля. — Ты не отсюда родом? У тебя странный акцент. Небба встряхнул грязными кудрями: — А безродный я. Нет у меня дома. Вот, забрел сюда, работаю в поле за кормежку, сплю в коровнике, а когда надоест, дальше отправлюсь. Как и Гвин, коронер подозревал, что Небба — беглый преступник, которому невмоготу стало почти животное существование, в лесу и который решил попробовать вернуться к нормальной жизни, даже рискуя оказаться в конечном итоге обезглавленным. Небба ответил на еще несколько вопросов, но упрямо утверждал, что ему ничего не известно о найденном в ручье трупе. Какое-то время коронер не отставал, однако в глубине души он не понимал, какое отношение может иметь бывший лучник к смерти молодого нормандца, если не рассматривать в качестве причины грабеж. Но если и остановиться на грабеже, то почему тогда, рассуждал Джон, убийца остался в деревне, а не сбежал? Он жестом подозвал Гвина и пробормотал ему на ухо: — Ну, что ты о нем скажешь? По всему видать, беглец, скрывается от закона. Гвин тоже испытывал невольное сочувствие к воину, которому так не повезло в жизни. — Тут и думать нечего — конечно, он из лесных обитателей, ни при лорде, ни при поместье. Будь у нас желание, башку ему снести — ничего не стоит, да только что от этого проку? В девонских лесах такие, как он, тысячами бродят. Джон кивнул. Как обычно, мысли его друга и помощника в точности совпадали с его собственными. — Не исключено, что он пытается стать вольным; может, хочет обосноваться в Эксетере и провести год и один день за городскими стенами. Крепостные и деревенские жители могли получить свободу, сбежав из своих поместий и проведя в городе год и один день, при этом не попавшись в руки своего господина. Иные преступники прикидывались крестьянами в бегах, и некоторым из них даже удавалось разбогатеть и занять видное положение. Если таковыми были планы Неббы, коронер не испытывал желания мешать их исполнению, по крайней мере при отсутствии доказательств причастности бывшего лучника к убийству. Джон отпустил мужчину, и саксонский лучник мгновенно растворился в толпе. Коронер заерзал на жестком стуле, понимая, что расследование зашло в тупик. Гвин жестом велел церковному старосте Ральфу выступить вперед. В знак уважения к происходящему староста смыл грязь с лица и собрал длинные волосы в пучок, связав их кожаным шнурком. — Тот парнишка — Сердик — и Небба позвали меня, когда обнаружили труп. Я прихватил с собой пару человек, и мы вытащили тело из воды. Потом перенесли его сюда, в амбар, а я сообщил обо всем управляющему поместья в Нортон Холле. Коронер Джон кивнул, встряхнув длинными черными кудрями, ниспадавшими на шею. — А что за история с этим Неббой? Откуда он взялся? Староста, казалось, избегал взгляда Джона: — Да он, похоже, хороший человек, сэр. Появился в деревне во время страды, искал работу. В обмен, кроме еды да крова, ничего не просил. А нам лишняя пара рук не помеха, и управляющий лорда позволил ему перезимовать у нас. Не так уж и часто поместье предоставляет приют чужаку, разве что проходящим мимо странствующим ремесленникам. Надо полагать, ворованное или награбленное серебро перешло из рук в руки в качестве взятки, но Джон чувствовал, что, хотя он и может приволочь лучника на допрос шерифу, вмешиваться во внутренние дела деревни не стоит. Он помолчал, давая возможность писарю занести сказанное на пергамент. — И ты не имеешь ни малейшего представления, откуда взялся покойник, так надо понимать? Ральф встряхнул связанными в конский хвост волосами: — Откуда, сэр? Только я вот думаю, что покойник не умер в том месте, где его нашли, — слишком он гнилой-то, вот в чем дело. Если б он валялся там неделю или сколько там прошло с тех пор, как его убили, мы б его обязательно увидели. Попомните мое слово, это из соседней деревни его нам подкинули. Клянусь! Толпа зашевелилась: кто-то, расталкивая соседей, локтями пробивал себе путь. — Врет он все! Мы его раньше не видели, так что пусть не заливает! Из толпы вывалился крупный краснолицый мужчина в выцветшей голубой тунике, отпихнул в сторону Ральфа и яростно уставился на Джона. Заячья губа придавала дополнительную свирепость его и без того грубым чертам. — Судя по всему, ты из Данстоуна? — спросил коронер. Мужчина утвердительно закивал: — Меня зовут Саймон, я церковный староста Данстоуна. Вы посылали за мной, коронер. Только мы и слыхом ничего не слыхивали об этом деле. Просто Вайдкоум не хочет платить штраф, вот и валит все на нас. Я так и знал, что этот паршивец Ральф чего-нибудь такое выкинет, так и знал! Джон усмехнулся про себя. Обычная история для деревень — даже принадлежащих к одному и тому же поместью, — когда дело касается штрафа, каждый пытается переложить ответственность на плечи соседа. Ральф громко возмутился, отвергая обвинения старосты соседней деревни: Так его же не было там прошлым вечером, Саймон! И как это получается, что наполовину разложившийся труп оказался вдруг в ручье на нашей стороне, а? Не знаю, и знать не хочу. Твои проблемы, ты и решай. Только не надо на Данстоун кивать, вот и все. — А почем я знаю, может, ты сам или кто-то из данстоунцев его и прикончил, — окрысился Ральф. Рыча от злости, тяжеловесный Саймон сделал шаг вперед и замахнулся на Ральфа, который отскочил подальше от кулаков разгневанного старосты-соседа. Джон кивнул Гвину, и корнуоллец положил конец зарождающейся драке очень просто: толкнул Саймона назад в толпу кулаком размером с небольшой телячий окорок. Раздумывая над следующим своим шагом, коронер машинально поскреб длинный подбородок, на котором пробивалась темная щетина. Он решил, что ни одному, ни второму церковному старосте доверять не стоит, и занес их в мысленный список подозреваемых, куда, кроме того, входил и Небба. — Вы оба утверждаете, что ни Вайдкоум, ни Данстоун ничего не знают о жертве. Но, как бы там ни было, даже в такую дождливую погоду, тело не могло быть выброшено на берег ручьем, потому что он слишком маленький. А убийцы вряд ли вернулись бы через десять дней для того, чтобы перенести тело. Значит, один из вас не желает говорить правду. Повисла тяжелая тишина. — Посему я определяю обеим деревням штраф в размере десяти марок, если только в ходе расследования не появится какое-нибудь объяснение. По толпе пробежал ропот. Марка составляла две трети фунта, больше тринадцати шиллингов. Десять марок — весьма тяжкое бремя, огромные деньги для любой крошечной деревушки, и Фитцральф, их лорд, вряд ли захочет заплатить хотя бы часть суммы. Единственное утешение состояло в том, что штраф подлежал уплате только после его утверждения королевскими судьями, а генерал Эйр прибудет в Эксетер не раньше, чем через год. Тем не менее не таков был Саймон, чтобы молча смириться с наказанием: — Коронер, наши люди в этом подлом убийстве не замешаны — ни данстоунцы, ни жители Вайдкоума. В здешних лесах полно разбойников, — прищурившись, Саймон оглянулся в поисках Неббы, но того уже и след простыл. — Они крадут наших овец и птицу, и так год за годом. Загляните в леса вокруг Спичвика и Бакленда — кого там только нет: беглые преступники, отщепенцы, сбежавшие от хозяев крепостные. И с какой стати мы должны расплачиваться за зло, которое они творят? Присяжные забормотали что-то, соглашаясь со старостой, однако никто не выказал желания в открытую возразить коронеру. Ральф, осмелевший после речи старосты из соседнего села, тоже подал свой голос: И на болотах злодеев полно, и спасения от них нету. Живут они за счет воровства да грабежа — и убийством не побрезгуют, если случай подвернется. Вот-вот, вроде Неббы, который только что тут распинался. Откуда он взялся? Ясное дело, от закона прячется, откуда ж еще? Чем не убийца, а? — предположил Саймон. Ральф попытался отстоять Неббу, и в результате вспыхнула новая потасовка, и опять Гвину пришлось вмешаться, растолкать драчливых соседей в стороны, а самому встать между ними. Джон де Вулф длинным пальцем указал на обоих церковных старост. — Штраф на ваши деревни наложен не за убийство, потому как доказательств нет. Вы оштрафованы за то, что пытаетесь обмануть меня и мешаете мне выполнять мои обязанности, за то, что не устроили погоню намного раньше. Один из вас знал о трупе до того, как юноша обнаружил его в ручье. Даже если убийцы — разбойники, не думаю, что они стали бы держать смердящее тело две недели, а потом принесли и сбросили его под самой деревней. Кто-то из вас пытается свалить вину за убитого на другого. Ответа, похоже, ни у кого не нашлось, и, поскольку больше свидетелей не было, коронер с облегчением поднялся с твердого епископского стула и вошел в амбар. Присяжные нерешительно последовали за ним, все еще недовольно бормоча что-то себе под нос насчет несправедливости и огромного штрафа; за ними засеменили женщины и детвора. Томас подхватил свои принадлежности и бросился вдогонку. Когда крестьяне широким полукольцом окружили похоронные носилки, Джон приблизился к убитому, сцепив пальцы рук за спиной. Высокий и сутулый, он смахивал на педагога, собирающегося прочитать студентам лекцию об анатомическом вскрытии. Он принялся перечислять свои находки, зная, что шустрое перо писаря зафиксирует все на пергаменте: — Я, Джон де Вулф, рыцарь, назначенный волей короля Ричарда коронером в графстве Девон, осмотрел в деревне Вайдкоум третьего дня ноября тысяча сто девяносто четвертого года труп неизвестного мужчины, найденного вчера в ручье между этой деревней и Данстоуном, — коронер склонился ниже, не обращая внимания на исходящее от трупа зловоние. — Убитому, судя по виду, лет двадцать пять — тридцать, телосложение крепкое, роста среднего. Светлые волосы, давно не стриженные. Светлые усы. Бороды нет. Глаза впалые, цвет определить не представляется возможным. — Джон сделал знак Гвину, и тот поднял руки трупа. — Руки не крестьянина и не ремесленника. Но и не мягкие, как у придворного, — добавил он с ноткой сарказма. Гвин, которому помогал Ральф, принялся раздевать труп, а коронер продолжал описание: — Одет в зеленую с золотым тунику, под ней — нижняя рубашка и льняная сорочка. Черные бриджи, шерстяные чулки на шнурках. Плаща нет, несмотря на время года… — — … Кожаный пояс, с тисненым узором, левантийского стиля. Пустые ножны для меча, изогнутые — также с Востока. Кинжал на месте — в ножнах на ремне за спиной. При этих словах Гвин извлек кинжал — добротное, но ничем не примечательное оружие. Следов крови нет, — буркнул он, возвращая кинжал в ножны. Сапоги для верховой езды, также с тисненым узором на коже, намой взгляд, из Яффы или Акры. — Джон редко мог удержаться, чтобы не похвастаться своими знаниями Леванта. — Ступни перебинтованы, значит, он опытный наездник, привычный к долгим путешествиям. На сапогах следы шпор, но сами шпоры отсутствуют. — Гвин, уже привыкший к процедурам коронера, по очереди снял с трупа тунику, рубашку и сорочку для осмотра. В каждой обнаружился аккуратный разрез длиной приблизительно в дюйм, примерно под лопаткой. Кроме того, обнаружились резаные раны на левом предплечье и в верхней части правой руки. Одежду, которая источала смрад отставшей от тела покойника кожи и сочившихся из трупа жидкостей, свернули и передали на попечение деревне вместе со строгими указаниями: постирать и хранить до тех пор, пока не найдутся родственники погибшего. Толпа придвигалась все ближе и ближе, разглядывая лежащий на похоронных носилках голый, с вздувшимся от газов животом, труп. — Лицо и руки сильно загорели, хотя загар уже сходит. Имеются следы разложения, которое достигло такой степени, что, учитывая время года и погоду, позволяет заключить: смерть наступила неделю, возможно, две недели назад. Гвин снова поднял руки мертвеца, и Джон продолжил: — Глубокий порез кожи и мышц на левой руке между запястьем и локтем, рана длиной в три дюйма ниже правого плеча. Получена во время битвы на мечах, левая рука была поднята для защиты, по правой ударили, чтобы покалечить атакующую руку. — Гвин ткнул толстым пальцем в левую руку, чтобы коронер не забыл. — И еще раны на пальцах и ладони, полученные при обороне, когда защищавшийся схватился за лезвие. Джон подождал немного, давая возможность писарю догнать их, и велел Гвину перевернуть покойника лицом вниз. Безжизненные руки свисали, словно плети, по бокам носилок, и теперь все увидели запекшуюся кровь под кожей на спине и выделяющийся более темным цветом узор разлагающихся вен, отчетливо проступающий на фоне бледно-зеленой кожи. Коронер подчеркнул важность разреза на одежде, указав на колотую рану под лопаткой, из которой сочилась сукровица. На грубых дубовых носилках уже образовалась внушительная лужица. Гвин склонился ниже, чтобы получше рассмотреть рану; кончики его усов почти коснулись трупа. — Кинжал это, никакой не меч, — раздался голос рядом с ним. — Обоюдоострый, судя по тому, какие острые края у раны. И когда кинжал выдергивали, его еще вниз рванули. Видите, вот от нижнего края тянется неглубокий разрез? Это был Небба. Он незаметно присоединился к толпе, и Гвин повернулся, недовольно посмотрев на человека, осмелившегося оспорить монополию познаний в области ран, принадлежавшую ему и коронеру. В толпе тех, кто стоял достаточно близко, чтобы их слышать, послышалось перешептывание. — Кинжалом в спину. Подло, — важно произнес Саймон из Данстоуна. Ральф посмотрел на него подозрительно, но промолчал, дабы не давать повода для очередной ссоры. Коронер приблизился, чтобы произвести осмотр и вынести собственное заключение. Он неодобрительно поджал губы: — Значит, он погиб в нечестном бою, тут можно не сомневаться. Он сражался с противником, который наступал спереди, получил в схватке две раны, и в этот момент кто-то всадил ему нож между лопаток. Тогда он повернулся и схватился за лезвие, отсюда порезанные пальцы и ладонь. Больше, как казалось, ничего важного не было, и, велев Томасу занести в записи покрытое густыми волосами родимое пятно на трупе, Джон вернулся к неудобному епископскому стулу. Толпа хлынула за ним и снова выстроилась полукругом. — Расследованию не остается ничего другого, как провозгласить жертву мертвой, а личность убитого — неустановленной. Очевидно, никто не может предъявить доказательств того, что установленные королем Англии законы были соблюдены, а потому на деревню Вайдкоум дополнительно налагается штраф за произошедшее убийство в размере десяти марок. Ответом стал общий стон толпы, на которую свалилось дополнительное бремя. — Я не имею возможности прийти к выводу о том, где произошло убийство; кроме того, я не знаю, всю ли правду сообщили мне жители деревни. В отношении некоторых из вас меня терзают очень серьезные подозрения, однако без дополнительного расследования я пока ничего не могу сказать. — Коронер бросил осуждающий взгляд на обоих старост. — И все же деревня Вайдкоум сохранила труп и незамедлительно послала за королевским коронером, как того требует закон. Тот же закон требует, чтобы я, если таковая возможность имеется, назвал имя усопшего, если оно неизвестно, и определил, где он провел ночь накануне смерти. Ни то, ни другое я пока сделать не в состоянии, а посему расследование временно прекращается. Джон повернулся к писарю. — Томас, смотри, не упусти ничего, записи нужно будет передать шерифу, к тому же они пригодятся во время следующего приезда судей. — Коронер поднял руку в знак того, что официальная часть закончена. — В случае если со временем появится дополнительная информация, мы соберемся на этом же месте снова в назначенный мною час. — И, оглядев убогую деревню, добавил так, чтобы его никто не слышал — Не приведи, Господь. Поднявшись со стула, Джон распорядился, чтобы Ральф, управляющий и приходской священник похоронили убитого на церковном кладбище со всеми причитающимися почестями и поставили у изголовья могилы деревянный крест. — Кем бы ни был убитый, он все-таки джентльмен, воин и почти наверняка принимал участие в крестовом походе, а потому заслуживает, чтобы ему отдали дань уважения. С этими словами коронер зашагал прочь от крестьян — туда, где стояли стреноженные кони приезжих. За высокой фигурой Джона де Вулфа следовали Гвин и Томас. Не прошло и нескольких минут, как троица отправилась по тракту в обратный путь, к столице графства Эксетер, до которого было около шестнадцати миль. |
|
|