"Пищевая цепочка" - читать интересную книгу автора (Ночкин Виктор)Глава 18— Чего ты еще придумал? — спросил Рожнов, когда Слепой увел его в темный угол склада. В голосе капитана сквозило недоверие. — Знаешь, твои штучки, может, и хороши где-то там… — «Долговец» сделал неопределенный жест рукой. Сталкеры, которые издали пожирали глазами капитана и Слепого, тут же зашевелились, Расписной склонился к Грибнику, эти двое стали шептаться — должно быть, пытались угадать, что сказал Рожнов. — Ну, там, у вольных бродяг, — продолжал капитан. — А мы — «Долг», у нас все должно быть по закону. И поединок устраивать я не позволю. Это не закон, а самая настоящая анархия. — Ну и что? — Слепой ухмыльнулся. — Ты даже не выслушал меня, а уже споришь. Может, то, что я предложу, не так уж страшно? — Знаю я твои штучки, наслышан. — Вот ведь, — притворно удивился Слепой, — все знают обо мне! Наверное, и анекдоты рассказываете, когда я отвернусь, а? Пришел сталкер Слепой в бар «Сто рентген»… Ладно, ладно, давай серьезно — и с самого начала. Что произошло ночью? — Ну что, бухие сталкеры уснули, кто-то из них обчистил рюкзак жирного… — А с чего вы все решили, что это был один из восьмерки? На склад мог войти кто угодно. — Они бухали допоздна, ночью движение по базе прекращается. Да и вообще… как-то странно, если бы чужой. Представь себе: другой сталкер сидит неподалеку, ждет, пока на складе угомонятся, потом лезет… причем знает, в чьем рюкзаке сегодня праздник. Нет, это маловероятно, да и слишком рискованно. Если бы один из них проснулся, увидел чужого… Нет, нет, вряд ли. Не входил чужой. — Правильно, чужой ждал снаружи, ему вынесли хабар, а в рюкзак Пузыря лазил один из этих. Они взяли хабар, скинули кому-то снаружи… Это несложно устроить. Улучил момент посреди пьянки, послал мейл: подойди туда-то, затаись и жди. Это не случайный прохожий, а? У вора есть сообщник снаружи, но вор здесь. И потом, прикинь: толпа начала собираться раньше, чем эти долговского координатора вызвали. — Слепой кивнул в сторону подозреваемых. Те переминались с ноги на ногу, ожидая конца разговора. — А это ты к чему? — недоуменно нахмурился Рожнов. — К тому, что кто-то пустил слушок о краже. Кто-то снаружи. Нужен был шум, чтобы тебе захотелось скорей решить дело, хотя бы и поединком. — И какой вывод? — Очкарик наверняка не виноват. Ну разве что виноват в том, что бухает не в меру, а после не слышит, когда ему в рюкзак чужой контейнер суют. — Это я и сам понимаю. Но ты его хочешь на поединок угнать? Против этого бандита? Да ты погляди на Расписного! Это даже не поединок, у Очкарика никаких шансов. — Ну да. Я думаю, Грибник с Расписным заодно, они и есть воры, но хабар не при себе носят. Ты же велишь после поединка следить за ними, верно? И на выходе обыск велишь устроить?… Я так и думал… Грибник, конечно, тоже это понимает. Значит, хабар они передали сообщнику, который пойдет с базы сразу после них. Ты его возьмешь на КПП. Есть, конечно, вариант, что это не Грибник с Расписным… Но, по крайней мере, на Арене никого зазря не пристрелят, разве этого мало? Ну ладно, хватит разговоров. Я думаю, твой парень уже на Арене побывал и сговорился, чтобы нам приготовили сцену. Тебе останется только потолковать с Арни, чтобы бойцам выдали пистолеты с холостыми патронами. — А-а… — Рискованно, я знаю. Но в случае чего вали на меня. Если обман откроется, скажешь: Слепой во всем виноват. Пусть меня выгонят отсюда с позором и запретят впредь являться на территорию «Долга». Я, знаешь ли, буду только рад. Не нравится мне у вас, скучные вы все. — Значит, ты хочешь… — Да брось, Рожнов, ты все равно ничего лучше не придумал. Значит, давай попробуем по-моему. Потом Слепой радостно сообщил сталкерам, что уже уломал капитана, и все дружно побрели со склада наружу. Там бойцы «Долга» заставили толпу освободить дорогу и запретили плестись следом. Но у Арены тоже было людно. Арни с шутками и прибаутками объявил, что в его театре антракт, так что недовольные зрители как раз расходились, когда Рожнов привел группу подозреваемых. Арни Слепому никогда не нравился. Этот парень, распоряжавшийся боями на Арене, хотя и выглядел добряком, на самом деле отличался изрядным цинизмом. Сохраняя непроницаемое выражение добродушной курносой физиономии, он провожал на смертельные бои отчаявшихся парней, мог и подлянку устроить, к примеру, подсунуть пистолет с наполовину снаряженной обоймой, а то и вовсе «калаш» с парой патронов — Слепому говорили о таких номерах. Сколько бы в историях об Арене ни было выдумок, но рассказчики сходились в одном: что Арни способен на грязные шутки. К тому же Слепого раздражала манера Арни вечно потирать ладони, поэтому он предоставил переговоры Рожнову. Тот тоже большого энтузиазма не испытывал, и кстати, задача была не из простых: разбитной Арни мог растрепать любой секрет, следовало убедить его придержать язык. Пока капитан толковал с распорядителем в соседней комнате, все маялись, Очкарик поминутно вздыхал, видно было, что ожидание дается ему с трудом. Даже Расписной не выпендривался. Наконец на пороге появился Арни — ухмыляющийся и потирающий ладони, как всегда. — Ну, — бодро осведомился здоровяк, — кто у нас больной? Кому процедурки прописаны? Ты?… Или ты?… А, Расписной! Здорово, здорово… Я же тебе говорил, что если подсел на Арену, то не соскочишь. Помнишь, говорил, что ты еще вернешься? С кем тебе сегодня встречаться? Вот с этим? Ну, мужики, у вас и шуточки… Расписному трех таких нужно, чтобы хоть какой-то интерес был. Может, ему автомат дать? Как тебя, мужик?… Очкарик? А, ну да, я бы и сам мог догадаться… Очкарик, дать тебе автомат? Два! Два «калаша»! Чтоб интерес был! — Уйми сквозняк, — посоветовал развеселившемуся Арни Рожнов. Капитану происходящее было очень не по душе, и потому хотелось скорее покончить с этим делом. — У нас не развлечение, так что интереса не требуется. Дашь по «макарову», как договорились. — Ну ладно, — посерьезнел Арни. — Значит, так. Кто в процедурке не участвует, пройдите, что ли, на трибуны. Сидеть там тихо, не орать, бойцам советов не давать, не то сами на Арену у меня выйдете, там и будете прыть показывать. Ясно? Вот и валите. А вы, куски мяса, скидывайте снарягу. Заберу ваши манатки на ответственное хранение. У меня, как в швейцарском банке, ничего не пропадет. Процентов, правда, не набежит, не надейтесь, проценты только тем, кто… — Заткнись, а? — попросил Рожнов. Сталкеры, не участвующие в поединке, ушли, остались лишь бойцы, Арни и Слепой с Рожновым. Пузырь тоже задержался. Когда участники сбросили снаряжение и остались в грязных свитерах, Арни без смущения охлопал обоим карманы — проверил, нет ли оружия, — потом предъявил два ПММ: — Выбирайте. Расписной с Очкариком переглянулись, протянули руки, снова настороженно покосились друг на друга… Наконец каждый взял по стволу. — Повторяю, ближе трех метров не сходиться, стрелять издали. Иначе у Очкарика шансов нет. Если патроны выйдут, прекращаем бой, оба невиновны, — зачастил Слепой. Он хотел отвлечь парней, чтобы те не слишком разглядывали оружие Арни. Патроны у обоих были холостые, но знать бойцам этого не полагалось. — Очкарик, за мной. Рожнов, ты Расписного выводи. Когда Слепой с Очкариком выходили из помещения, позади тихо заговорил Пузырь: — Расписной, слушай… ты, это, не убивай Очкарика, а? Если убьешь, мне ж никто хабара не вернет. — Ну, это уж как получится, — ухмыльнулся сталкер, при этом его шрамы растянулись, придавая лицу странное выражение. — На Арене, знаешь, не до расчетов, там все очень быстро получается. — Слушай, я серьезно, — тянул Пузырь. — Я тебе из хабара, если найдется, премию… Дверь захлопнулась, и о размерах премии Слепой не узнал. Очкарик поплелся за Слепым, они прошли длинным коридором, который вел к противоположной стороне знаменитой Арены. Шагали молча. Посередине прохода Слепой остановился и взглянул в глаза подопечному: — Очкарик, скажи честно, не брал хабар Пузыря? — А ты мне поверишь, что ли? Если скажу, что не брал, отпустишь? — Нет, брат, уже ничего не изменить, поединок начнется через минуту. Просто скажи правду. Брал или нет? — Нет, конечно… Слепой протянул руку: — Держи. — Что это? — Кетчуп из долговской столовки. Когда начнется бой, лезь на контейнер, будто хочешь Расписного сверху подстрелить. — Он заметит. Он уже на Арене дрался, все номера знает. — Ну и хорошо, он выстрелит, ты упадешь. Падать станешь с другой стороны от него, чтоб Расписной не видел, как ты уляжешься и кетчупом обольешься. Патроны холостые. — А у меня? — В голосе сталкера, который до сих пор выглядел понурым и смирившимся с судьбой, прорезалась неожиданная сила. — И у тебя. Условия по-прежнему равные. Лежать будешь без дураков, неподвижно, как труп. Тебя как жмурика и унесут. Ну, готов? Все понял? Тогда идем… Стоп! И учти, если тебе повезет и этот день переживешь, никому ни слова! Будешь врать, что был ранен, упал, ударился головой… оклемался в лазарете… В общем, ты меня понял? — Слушай, Слепой… если я… если в самом деле… если… — То ты за меня в огонь и в воду и в Четвертый энергоблок? — Ага. — Все вы такие, — буркнул Слепой и зашагал к выходу на Арену. — Обещаете чего ни попадя, лишь бы стакан водки не налить за спасение. Очкарик заторопился следом, бормоча что-то о цистерне водки. Слепой не слушал, он обдумывал, как быть дальше если все выгорит. У выхода на Арену Очкарик нацепил очки, дужки были стянуты резинкой. Вид у парня сразу стал потешный, и Слепой понял, почему тот обычно ходит без очков — чтобы не выглядеть смешным. Подручный Арни, сохраняя непроницаемое выражение лица, отворил дверь и кивнул Очкарику — проходи. Слепой кивнул, чтобы ободрить парня, тот тяжело вздохнул и шагнул в проем. За его спиной гулко захлопнулась дверь, и Слепой побрел на трибуну. Когда он занял место за решетчатым ограждением, Арни уже завел свои привычные разглагольствования: — Сегодня у нас необычный бой! Духи Зоны почтили своим присутствием это скромное, но повсеместно прославленное заведение! Сегодня духи помогут нам восстановить справедливость и укажут виновного! Итак, встречайте! Сегодня на Арене наш старый знакомый Расписной, знаменитый тем, что взасос целуется с кровососами… Его противник пока что не так знаменит, но, как утверждают, уже успел прославиться ловкостью рук… В динамиках булькнуло, раздались скрежет, щелчки, и затем — не в микрофон, но вполне разборчиво — Рожнов произнес: — Заткнись, я сказал. Просто дай сигнал к началу и заткнись. — Итак, мы начинаем… — как ни в чем не бывало сообщил Арни. — Пошли! Да пребудет с вами сила! Слепой подошел к сетке, огораживающей зрительское место. Он впервые наблюдал поединок. Отсюда, с верхнего яруса, Арена была хорошо видна — длинное помещение, бывший цех. Тут и там в живописном беспорядке были расставлены контейнеры и ящики. Участники в ожидании сигнала переминались с ноги на ногу — каждый со своей стороны. Когда Арни велел начинать, они двинулись навстречу друг другу. Очкарик бросился к контейнеру, прижался к холодной поверхности и медленно пошел вправо, потом передумал и обогнул препятствие слева. Двигался он довольно уверенно, но, едва Слепой перевел взгляд на Расписного, как стало очевидно: вот фаворит. Покрытый шрамами сталкер точно знал, что делать. Похоже, он не забыл расположения укрытий и смещался короткими перебежками — так, что Очкарик никак не мог его заметить. Он затеял обход по правому флангу. Тем временем близорукий сталкер нашел подходящую груду ящиков и стал взбираться на ржавый контейнер. Осторожно прилег, потом, выставив руку с пистолетом, приподнялся. Расписной будто ждал этого — вынырнул из-за укрытия с оружием наготове. И тут же раздались хлопки выстрелов. Очкарик повалился на спину, с грохотом покатился вниз. Потревоженные ящики задребезжали и обрушились на упавшего сталкера. Тот дернулся в последний раз, инстинктивно отталкивая упавшую тару, и замер. Зрителям был виден свитер, заляпанный красным. — Готов! — бодро объявил Арни. — Расписной, на выход. Ты победил. Если передумаешь бродяжить и захочешь начать снова, милости просим на Арену. Расписной хотел было подойти взглянуть на побежденного, но Арни с шутками и прибаутками велел ему выматываться — мол, нужно продолжить прерванные поединки. Слепой побежал на Арену поучаствовать в выносе тела. Ассистент Арни то ли был не в курсе дела, то ли просто оказался хорошим актером — ухватил недвижимого Очкарика за ногу, поволок к выходу и передвигался так сноровисто, что Слепому стало страшновато — не разбили бы мнимому покойнику башку. Поэтому он подскочил, взял залитого кетчупом сталкера за руки и вдвоем с «долговцем» вынес за дверь. Потом скомандовал: — Бросай! — Чего бросай? — удивился служитель Арены. Выходит, он был не в курсе. — У нас для трупаков каморка под лестницей. Сейчас схожу проверю, выкопали могилу или нет. Потом зароем. Очкарик не имел инструкций, как вести себя после схватки, и на всякий случай лежал тихонько. — Рано ему в могилу, — объявил Слепой. — Сперва нам предстоит над трупом надругаться как следует. Смотри, сейчас я приступлю к сеансу некромантии. Очкарик, воскресни! И пистолет отдай. Покойник завозился на полу и медленно встал, протянул оружие Слепому. Парень из «Долга» попятился, краски покидали его лицо, он потянул из-за плеча автомат. — Не стреляй, — предупредил Слепой, — его пули все равно не берут. Вот смотри! И разрядил в грудь Очкарику обойму холостых патронов. «Долговец» глядел на обоих совершенно очумело. — А что теперь? — Очкарик стянул заляпанные кетчупом очки и стал старательно протирать стекла. — Теперь тебя не должны видеть, пока не найдем хабар Пузыря. Ну и видок у тебя, охренеть можно. Знаешь, как однажды сталкер Петров опрокинул на себя кастрюлю борща? Идет по лесу, весь в красных потеках, как в крови, идет и ругается… Тут из кустов к нему самка кровососа, облизывается: «Ух, какой у тебя вид, красавчик… возбуждающий!» — Борщ?… — промямлил «долговец». До него уже начало доходить. — Кетчуп, — пояснил Слепой. — И гляди, никому ни слова! Если что, Арни в курсе. Так что помалкивай, ага? Пятью минутами позже за ними зашел Рожнов. Оглядел вымазанного Очкарика, потом обернулся к Слепому: — Что теперь? Я велел парням следить за Расписным и Грибником. Ну и за остальными тоже. — А Пузырь как? — Ему сказали, что Очкарик спекся. Он уже хабара своего не ждет, пошел в «Сто рентген». Ему сегодня за счет заведения обещано. Ну, утешить как бы… — Я думаю, наши голуби, Грибник с Расписным, не больше часа здесь пробудут. Покрутятся немного, чтобы это не выглядело слишком вызывающе, а потом свалят. Рожнов кивнул: — На выходе их обыщем, конечно. — Они ж не дураки, все разыграли ловко, значит и хабар не при них, новый обыск они наверняка учли. Скорей всего, барахло Пузыря окажется у того, кто пойдет следом. Чтобы с Грибником за вашим КПП встретиться и отдать. — Следом? А не перед ними? — Может, и перед ними, но я все же думаю — после. Тот, кто выйдет первым, может и сбежать с хабаром, а? А так Грибник с Расписным его снаружи дождутся, и он никуда не денется. Я бы на их месте именно так и сговорился. — Ладно, я пошел готовить встречу. Очкарик, сиди здесь и носа не высовывай, понял? Близорукий сталкер только вздохнул. Пока Слепой вершил правосудие на долговской базе, пока Тварь поднималась по пищевой цепочке и пока бригада во главе с Сержем пробивалась к Свалке, Курбан с Эфиопом не сидели сложа руки. Они искали тайник. Начали с остатков строения — подняли прогнившие доски пола. Эфиоп обнаружил несколько позеленевших медяков разного достоинства в основном 1961 года. Парню понравилось, он всякий раз порывался показывать находки старшему. Курбан ругался и велел не отвлекаться на мелочи. Его старые монетки не радовали, он жаждал найти богатый хабар. Когда с полом покончили, Курбан велел Эфиопу под ставить плечо и тщательно обследовал остатки перекрытий. «Отмычка» напрасно отговаривал и показывал подножие стены — мол, там нет следов, никто не приставлял лестницу или какую-нибудь опору, но Курбан был непреклонен: — Ты этих ребят не знаешь. Они хитрые, и Слепой этот — балагур вроде, шутник, да? А на самом деле тоже хитрый! Уж ты мне поверь, я сразу его раскусил — себе на уме парень, что-то скрывает… Давай. К стене! Эфиоп, вздыхая, встал под стеной, подставил сцепленные ладони и помог приятелю взобраться наверх. Тот, ругаясь и поднимая клубы пыли, облазил закоулки и укромные местечки среди рассохшихся досок и гнили. Ничего не нашел и сполз вниз. Следом за Курбаном со стены осыпался мусор, что вызвало новый приступ ругани. Потом Курбан обошел руины вокруг, высматривая следы. Нигде свежевыкопанной земли или иных признаков тайника не нашлось. Эфиоп уже пару раз завел разговор, что они здесь напрасно время теряют, а припасов маловато. Курбан прервал жалобы «отмычки», хлопнув себя по лбу и выкрикнув: — Ага! — Чего? — Костер! Вот оно что! — А чего костер-то? — Эфиоп захлопал ресницами. На всякий случай бросил взгляд на кострище, ничего не понял и снова спросил: — Чего костер-то? — Консервы он какие жрал? Слепой какие консервы жрал? — Курбан улыбался, он был страшно доволен собой — Как это какие? Ну, вот те, которые… Я ж еще банку нашел. — Банка с саморазогревом! — торжественно объявил Курбан. — А костерчик-то Слепой зачем жег? — Зачем? — Не тупи, копай! Давай разгребай угольки, копай под костром! Он нарочно костер разводил, чтобы тайник скрыть, а хабар — под углями. Эфиоп вздохнул и приступил к работе. Он старательно разгреб золу, отшвырнул в сторону обугленные косточки, которые обнаружились среди пепла… и нашел пакетик из-под растворимого кофе. Посмотрел на торжествующего Курбана и не рискнул показать находку. Это стоило ему лишних полчаса работы — пришлось копать глубоко, чтобы убедить напарника, что гениальная догадка неверна. Так, в бесплодных поисках, прошел день. Ночевать сталкеры решили среди руин — какое-никакое, а все-таки убежище. Раз настил с пола сняли, можно развести костер под стеной. Те доски, что посуше, пошли на дрова. Когда стемнело, округа наполнилась странными звуками. Ветерок шумел кронами деревьев у края поляны, завывал в разворошенном мусоре над головой — среди обломков кровельного настила. В костре трещали сырые дрова, выстреливали ворохами искр, рыжие сполохи бродили по стенам из пористого кирпича. Эфиопу стало не по себе. — Может, все-таки уйдем отсюда? — робко предложил парень. — Место какое-то… нехорошее… — Не глупи. — Курбан растерял прежний задор, но его упрямство не уменьшилось. — Это место нехорошее, потому что мы в Зоне. Здесь хороших мест не бывает. Но бывает хабар. Сам посуди — парень сюда пер из этакой дали, а зачем? Поел консервов, да и потопал прочь, так? — У нас жратвы маловато. Снова в костре среди углей треснуло сырое полено, искры закружили в дымном хороводе. — На охоту сходим завтра вечером или послезавтра, если до тех пор хабар не сыщем, — решил Курбан. — Здесь места глухие, значит, и дичь должна быть. — Должна быть, — согласился блондин. — Даже странно, что никого не слыхать. И собак нет. — По собакам соскучился? — скривил лицо Курбан. — Лучше молчи, а то и впрямь накличешь. Рядом болотце должно быть, во всяком случае на карте обозначено. У воды всегда зверье водится. Вот и сходим туда. Но лучше бы найти хабар Слепого и убраться отсюда быстрей. — Он передвинул поудобнее автомат на коленях и добавил: — А спать будем по очереди. Я первым, потом ты. Завтра пойдем по кругу около развалин, будем искать. Тварь, затаившись среди умирающих псевдоплотей, сперва не двигалась — она быстро, насколько могла, вырабатывала нервную ткань. Зоны деления клеток работали на полную мощность, температура тела Твари в этих точках поднялась до шестидесяти градусов. Гибкие отростки пронизали тела убитых мутантов. Эти щупальца мягко обволакивали органы, необходимые Твари, или обретали твердость стальных лезвий — тогда они, будто нож, входили в податливую плоть. Тварь брала, что ей требовалось, и отбрасывала лишнее. Потом, несколькими часами позже, закончились запасы в пищеварительном тракте чернобыльского пса, который по-прежнему служил Твари источником строительного материала. Она вытянула собачью шею к округлому боку псевдоплоти и впилась зубами. Твари снова требовалось много пищи. Двенадцать часов тяжелого труда — и ее тело изменилось до неузнаваемости. Тварь приобрела новые органы, при помощи которых рассчитывала существенно продвинуться к цели. Но сперва новому телу нужно было набрать массу, туловище чернобыльской собаки оказалось теперь слишком легким. Тварь решила задержаться у растерзанных, изуродованных туш мутантов… |
||
|