"Полураспад" - читать интересную книгу автора (Зорич Александр)

Глава 10. Демосталкеры

Fuck 'em and their law Crack down at sundown Fuck 'em and their law. Their Law, Prodigy

— А что такое силос, Владимир Сергеич? — спросил меня Тигрёнок, когда мы отошли от силосной ямы метров на пятьсот. — Топливо?

— Топливо? — Я не сразу понял, о чем он.

— Ну вроде угля или торфа… да?

Я не смог сдержать гомерического хохота. Меня просто пополам перегибало. Я, конечно, подозревал, что городские школьники — это особый биологический вид. Но чтобы настолько…

— Силос, родной, это такой корм для скотины.

— Корм? Но из чего? Из зерна?

— Нет. Не из зерна. На то она и скотина, чтобы зерно на нее было переводить жалко. Силос — это такое говнище зеленое, вонючее, как туалет в кожвендиспансере. И мерзкое на ощупь, как брюхо псевдоплоти…

— Но этот силос — он из травы, да?

— Да из чего попало. Из ботвы свекольной, измельченных сорняков, капустных листьев, опять же травы…

Потом туда еще сыплют соль, чтоб оно не гнило уже совсем, а как бы образовывало такую новую биомассу, полезную для скотского здоровья.

— Супер… — очарованно откликнулся Тигрёнок.

— Вот именно что супер.

Тем временем мы приближались к центру колхоза «Хиросима».

По всему было видно, что некогда колхоз процветал, был «миллионером», как тогда говорили.

Впереди, слева от нас, сразу за облупившейся бензоколонкой, чванилось белыми колоннами по-своему величественное здание с надписью «Клуб».

Напротив клуба имел место железный павильон, именовавшийся «Кафе «Алёнушка»».

Перед ним стоял павильон-близнец с сохранившимися буквами «Продук…», а за ним была разбита клумба и маячил выкрашенный бронзовой краской памятник советскому воину — плащ-палатка, автомат ППШ, каска со звездой, взгляд сквозь века.

— А неплохо тогда в сельской местности жили… Не то, что сейчас, — грустно заметил Тигрёнок, озирая все это никому не нужное теперь великолепие.

— Зато сейчас на Марс летают, — невпопад заметил я.

— Так то ж китайцы, а не мы, — парировал Тигрёнок.

Вообще он был неглупый, мой спасеныш. И даже шутил иногда в тему.

Поэтому когда прямо перед Тигрёнком в землю впились несколько хищных пуль, я струхнул не на шутку. Это же как обидно, должно быть, погибнуть, когда ты вопреки всему здравому смыслу уже нашел то, что спасет от неминуемого распада души твою любимую девушку!

— Ложись! — заорал я Тигрёнку и, имея богатый опыт в таких вещах, рванул спасеныша за рукав, роняя его носом в пыль.

Главное — определить, откуда стреляют. Без этого невозможно принимать никаких решений.

В нашем случае, к счастью, это оказалось легко.

Нападающие били достаточно неосторожно из темных провалов окон колхозного клуба, и я сразу же засек контрастные вспышки порохового пламени, которые демаскировали их позицию.

Лежать вот так, считай, посреди центральной улицы «Хиросимы», было, мягко говоря, неразумно.

Поэтому я мгновенно прикинул, куда следует драпать.

Я бы с большим удовольствием рванул налево, в лабиринт ржавых конструкций бензоколонки. Но там, если верить моему датчику аномалий, слишком уж кудряво колосились аномалии. В общем, классический вариант «из огня да в полымя». Поэтому пришлось выбрать менее удобный, но зато свободный от аномалий продмаг по правую руку от нас.

Дождавшись паузы между очередями, я за шиворот втянул Тигрёнка в мрачный сарай магазина, воняющий ржавым железом, прогорклым маслом и дохлятиной.


— Что они от нас хотят? — спросил Тигрёнок, когда мы оказались в относительной безопасности.

— Хороший вопрос! — осклабился я. — Еще хорошо бы знать, кто — «они».

Собственно, от ответа на последний вопрос коренным образом зависели наши дальнейшие действия. Поэтому, не тратя ни секунды, я отбил мессагу Синоптику: «Дай всех радиус 200 метров сельский клуб колхоз «Хиросима».

К счастью, Синоптик ответил быстро. И даже не заикнулся про тройной тариф. Чем укрепил меня в изначально имевшемся подозрении, что тройной тариф он намерен драть только за информашки, в которых фигурируют бойцы клана КПП, «каперы».

«Аноним А-019 и некто Комбат, если ты такого знаешь».

Далее следовал не очень характерный для мессаг Синоптика смайлик.

«Выпимши», — догадался я.

Хорошо некоторым! На часах три десять пополудни, а они уже выпимши. И не в Зоне, а на своей хате, в удобном кресле, с чашечкой теплого куриного бульона, где плавает половинка перепелиного яйца…

Однако из сообщения Синоптика следовало, что возле нас никого постороннего нет.

Но как это нет, если по нам садят из четырех стволов одновременно?!

Вот это антиномии чистого разума, гребаный экибастуз!

Конечно, можно было бы снять этот парадокс, если предположить, что Синоптик попросту ошибся. Или, скажем деликатно, искажает картину. А именно врет.

Но и первое, и второе было совершенно исключено.

Значит, мне требовалось включить свои мозги на полную мощность и попытаться решить этот траханый ребус.

Кто это у нас такой умный, что умеет стрелять, но при этом не является сталкером, мародером, туристом, военным, ученым и вообще человеческим существом?

Предположим, это зомби. Но для зомби эти четверо слишком уж слаженно и метко садят.

Может, это снорки? Смотри параграф «зомби».

Контролеры? Покажите мне того, кто хотя бы однажды видел четырех вооруженных контролеров в одном месте одновременно. Я возьму у него автограф!

Изломы? Смотри параграф «контролеры».

Может, это темные сталкеры? А вот для темных это слабовато. Определенно слабовато!

Эти воспользовались бы гауссовками и отстрелили бы нам с Тигрёнком головы быстрее, чем в них смогли бы зародиться какие-либо вопросы относительно стреляющих.

Значит, остается кто? Правильно, дети. Демосталкеры.

Эта дрянь завелась в Зоне сравнительно недавно.

Скажем, когда мы с Тополем спасали принцессу Лихтенштейнскую, о них только начали ходить первые слухи один нелепей другого. Но потом их начали встречать достаточно регулярно. Встречать — и гибнуть от их происков.

Прошло несколько месяцев, прежде чем сталкеры из клана «Долг» научились эффективно валить этих тварей…

Демосталкер — это нечто среднее между зомби, полтергейстом и, если можно так выразиться, призраком. То есть получается, что это такой небиологический зомби — столь же кровожадный и тупой, как зомби, но в то же время достаточно неуязвимый для обычного сталкерского оружия.

Сколько наших полегло, пытаясь насмерть прострочить демосталкера из стрелкового оружия! Их далеко не всегда брали гранаты! Даже гауссовки были бессильны!

Мы бы так никогда и не узнали, как справляться с этой напастью, если бы не случай с одним из «долговцев» по фамилии Голосовкер.

Этот сын народа Израилева, оставшись один на один с двумя демоисчадиями, растратил все боеприпасы и даже сломал нож. Твари теснили его по узкому коридору заброшенного овощехранилища в тупик, где, по всем законам триллера, несчастным должен был овладеть ценный пушной зверь.

Но Голосовкер и не думал сдаваться! Он вдруг обнаружил, что с ним его верная сигнальная ракетница!

От бессилия Голосовкер собрался уже стрелять по супостату обычной красной ракетой, когда его пальцы вдруг наткнулись в разгрузочном лифчике на малоценный артефакт, который мы зовем «пробкой» за его внешнее сходство с натуральными пробками от дорогих винных бутылок.

Поскольку больше ничего другого не было, Голосовкер зарядил ракетницу этой самой «пробкой».

И с криком «получите, гады!» нажал на спусковой крючок.

«Пробка», как известно, реагирует на резкие ударные воздействия, громко хлопая и формируя стоячую электромагнитную волну впечатляющей амплитуды.

И — о чудо! То ли электромагнитная волна была причиной, то ли звуковая волна подействовала должным образом, но демосталкеров словно бы контузило.

И два грозных самодвижущихся чучела превратились в два беспомощно копошащихся полуматериальных тюфяка…

В общем, с некоторых пор мы все носили при себе «пробки», на случай встречи с этой новой в наших краях бедой. Ну и сигнальные ракетницы, само собой, тоже.

— Вот оно, наше спасение, — сказал я Тигрёнку, извлекая на свет ракетницу и заряжая его «пробкой».

Спасение-то оно, конечно, спасение. Но несмотря на волновую природу поражающих факторов пистолета системы Голосовкера, стрелять из него следовало отнюдь не по принципу «в сторону цели».

Нет, требовалось вести огонь прицельно и по меркам огневого боя практически в упор, с дистанции не более десяти метров.

Идеально — вообще с трех-пяти.

Тем временем характер стрельбы изменился. К сравнительно беспорядочной трескотне малокалиберных «калашей» АК-74М присоединился приглушенный, но такой зловещий говорок элитной снайперской винтовки «Винторез».

Демосталкеры со снайперскими винтовками… Вот так сюрприз! Лучше бы нам, конечно, обойтись без таких сюрпризов…

Тем более что снайпер каким-то шестым чувством нащупал наше точное положение. То ли попросту видел нас сквозь многочисленные дыры от пуль, наверченные его коллегами в жестяной стене продмага? Так или иначе, он повел огонь достаточно прицельно.

После его третьего выстрела до меня дошло, что, не будь при мне «подсолнуха», моя песенка была бы уже, наверное, спета.

Потому что снайпер, похоже, не мазал. Он бил точно. И если бы не «подсолнух» с его аномальной способностью отводить пули, я был бы уже мертв.

Мертв, итить его двести! И Тигрёнок тормошил бы мое беспомощное тело, что-то жалостное в своем комизме или комичное в своей жалостности причитая («Владимир Сергеич! Что с вами? Вы умерли? Да или нет? Скажите что-нибудь, пожалуйста!»).

Тормошил бы, правда, недолго. До первой пули в голову. Потому что со снайперами шутки плохи.


Эта мысль о Тигренке неожиданно навела меня на решение нашей зловещей тактической головоломки.

Я извлек «подсолнух», который приветливо засиял встречь мне своими лучистыми, колдовскими лепестками.

Я задумчиво повертел его в руках — любуясь и будто бы даже прощаясь. Красивый… Словно ювелиром созданный, а не природой. Бывает же…

— Что с вами, Владимир Сергеич? Вы не ранены? — тревожно поинтересовался Тигрёнок, которого мое обращение к деятельному эстетизму в столь тяжкую годину, конечно, испугало.

— Я тут маневр замыслил, — не отрываясь от созерцания артефакта, пробормотал я. — И притом, нравится тебе это или нет, маневр с твоим участием.

— Что за маневр? — напрягся Тигрёнок.

— Отвлекающий. Берешь «подсолнух», выбегаешь из магазина и шпаришь вперед, в сквер, который разбит за памятником воину-освободителю… А, забыл. Перед тем как выбегать — обязательно надеваешь противогаз, чтобы морду не поело жгучим пухом… Его в том сквере целый питомник, если это уютное слово вообще годится для описания такой мерзости…

— Но они же стреляют! — возмутился Тигрёнок.

— Вот именно. Их огонь должен сконцентрироваться на тебе. Но «подсолнух» отведет все пули, так что для твоей жизни опасности нет.

— А вы уверены? Что «подсолнух»… всегда отводит пули? А вдруг он… просроченный? Ну там… с вышедшим сроком годности… или что…

— Со сроком годности все в порядке. Я ведь жив, хотя меня уже минуту расстреливают из снайперки!

Тигрёнок насупился и замолчал. Я видел: ему очень страшно.

— Знаешь что, я не зверь, — вдруг сказал я. — Не хочешь с «подсолнухом» бежать, вместо тебя могу побежать я… Но тут есть одно «но»…

Тигрёнок посмотрел на меня недоверчиво и затравленно. Мол, какое еще «но»?

— Тебе придется сделать то, что в первом варианте должен был сделать я.

— А именно?

— Завалить четырех демосталкеров, которые сейчас стреляют в нас из клуба. Причем валить их придется, всякий раз вручную перезаряжая ракетницу, чтобы снарядить ее очередной «пробкой». Сможешь?

Тигрёнок отрицательно замотал головой.

Не могу сказать, чтобы это стало для меня неожиданностью.

— В таком случае возвращаемся к плану А. Ты бежишь, я занимаюсь демосталкерами.

— Я согласен… Давайте «подсолнух».


Тигрёнок бежал сквозь пули, как человек бежит сквозь ливень. Неприятно, но безопасно.

Тигрёнок кричал.

И кричал он свою фирменную «ёблинмаму», так хорошо запомнившуюся мне с окрестностей Водокачки.

Тигрёнок бежал довольно борзо, что было для меня неожиданностью, ведь впечатления спортсмена-разрядника он, мягко говоря, не производил. Что значит адреналин!

Увы, у меня не было времени досматривать его показательное выступление до финиша в кустах за статуей.

Мне было важно только одно: удостовериться, что горячую плоть Тигрёнка пытаются нащупать и все три «калаша», и роковой снайперский «Винторез».

А удостоверившись, я сразу превратился в наэлектризованный комок мышц и с низкого старта рванул через улицу к бензоколонке, соседствующей с клубом.


Я спрятался за плакатом, призывавшим колхозников повышать удойность КРС (то есть крупного рогатого скота) и урожайность бобовых вкупе с обмолачиваемостью зерновых. Мое дыхание было тяжелым и прерывистым. Но мне достало тренированности для того, чтобы совладать с собой и стать тихим и незаметным, каким и должен быть безжалостный истребитель нежити.

Вопли Тигрёнка наконец-то затихли. Хотелось надеяться, что он благополучно достиг укрытия, а не стал жертвой гравиконцентрата или птичьей карусельки.

Но как бы ни сложилось с Тигрёнком, у меня лично не было других вариантов действий.

Сигнальный пистолет, заряженный «пробкой», приятно тяжелил ладонь.

Короткой перебежкой я достиг пожарного выхода из клуба.

Проржавленная, обильно покрытая жгучим пухом железная лестница вела на второй этаж.

Но мне нужно было на первый. В дверь с табличкой «Посторонним вход запрещен».

Дверь со скрипом закрылась за моей спиной, и я очутился в достаточно просторном кинозале.

Там не было привычных мне, горожанину, рядов однотипных кресел с откидными сиденьями.

Колхозникам кресел не полагалось. В сельском кинозале кино смотрели с лавочек. Или со стульев — разнокалиберных, разной степени потерханности и засиженности.

Я прошел по центральному проходу, бдительно озираясь.

Сквозь прореху в крыше в кинозал попадал дневной свет, он заливал утробу кинозала мертвенно-серым.

Дойдя ряда до пятого, я обернулся к пожарному выходу и посмотрел на экран.

Его уже давно недевственная белизна была покалечена размашистой уродливой надписью, выполненной от руки при помощи строительной кисти и банки коричневой масляной краски.

«Люди не ночуйте здесь это один сплошной…». Кто именно сплошной — ад, кошмар или песец, — история умалчивала. На слове «сплошной» предостережение интригующе обрывалось.

Что заставило умолкнуть заботливого автора надписи, оставалось только гадать — шальная пуля, случайно свалившаяся на голову псевдоплоть, а может, обширный инфаркт миокарда…

Ночевать в кинозале я не собирался. Но мысленно поблагодарил его, анонимного добряка-писаку. Побольше бы таких предостережений, глядишь, и нашего брата-сталкера на ерунде гибло бы поменьше…

По возможности бесшумно я достиг двери на противоположной от выхода стене. К счастью, в двери имелись несколько вертикальных щелей. Вполне возможно — след давнего удара когтистой лапы кровососа средних размеров.

На расстоянии четырех шагов за дверью я увидел спину демосталкера с винтовкой «Винторез».

Черт возьми, со спины он ничем не отличался от обычного сталкера! Свободные штаны, измазанные грязью берцы, коричневая куртка с капюшоном, накинутым на голову…

Я едва поборол искушение прошить его из «Калашникова».

Но разум все-таки возобладал.

Я вскинул ракетницу и выстрелил в проклятое существо сквозь дверь, благо деревянная дверь электромагнитному импульсу была не помеха.

«Пробка» издала свой фирменный оглушительный «бабах».

Сквозь щель я увидел, как осело наземь тело демосталкера.

Громыхнула упавшая винтовка.

Я перезарядил ракетницу и вошел.

Демосталкер лежал на куче сопревших журналов «Здоровье», глядя глазами, начисто лишенными глазных яблок, в прохудившийся, с плесневелыми перекрестьями дранки, потолок.

— Первый нах, — тихонько пробормотал я.

Хотя искушение взять у мертвого (обездвиженного? выключенного?) демосталкера снайперскую винтовку было велико, я все же воздержался от этого акта трофеесобирательства. А вдруг она после демосталкеров какая-то «законтаченная»? И фонит какими-нибудь бешеными нейтронами?

Основным вопросом текущего момента был такой: отреагировали ли оставшиеся трое демосталкеров на звук выстрела пистолета системы Голосовкера?

Я прислушался. Если судить по звукам стрельбы — редкие короткие дежурные очереди явно в том же направлении сквера возле памятника воину-освободителю, — демосталкеры не насторожились.

В ту минуту я был готов полностью согласиться со своим старым приятелем Кабулом, по вероисповеданию мусульманином, который в вечерней молитве любил благодарить Аллаха, всемилостивого и всеблагого, за то, что Он сотворил тварей Зоны такими беспредельно тупыми…


Следующим помещением оказался зал игровых автоматов, древних, как говно плезиозавра.

Я едва сдержал вопль восторга, когда вошел в него.

Мать моя женщина! «Морской бой»!

Скармливаешь автомату монетку, становишься на ящик из-под помидоров, прижимаешь свою мордашку к перископу из низкосортной резины и давай давить на гашетку с целью изничтожения вражеских линкоров, крейсеров и транспортов, с вызывающей вальяжностью проползающих по горизонту…

А здесь у нас что? «Футбол»!

Ряды красно-синих футболистов, нанизанных на никелированные вертящиеся штыри. С гладкими розовыми ногами и ничего не выражающими, какими-то итальянскими рожами.

А это? Это «Охота»!

Как жаль, что винтовка, из которой положено бить по жестяным зверям, вырвана с мясом каким-то анонимным идиотом. Поймал бы — голову отвинтил!

Мои затянувшиеся ностальгические восторги едва не стоили мне жизни.

На пару мгновений я запоздал с идентификацией демосталкера на фоне всего этого великолепия. Впрочем. оно и неудивительно, ведь данный экземпляр в отличие от предыдущего не походил на человека совершенно.

В это трудно поверить, но туловищем демосталкеру служил сгусток чего-то, более всего походившего на крепко спрессованное пшено. Да-да, пшено, я не сошел с ума, друзья! А роль конечностей, в которых некроорганизм сжимал АК-74, выполняли туго скрученные куски грязной засаленной парусины. Лишь ладонь и пальцы с розовыми пластинами сравнительно ухоженных ногтей были у него вполне человеческими.

Кошмар наяву, честное слово…

Так вот: этот многосоставной кошмар неким образом обнаружил мое присутствие и, резко развернувшись, вскинул автомат, изготовившись стрелять.

Меня спасло то, что «пшенный человек» был всё-таки достаточно неуклюж. И, вскидывая ствол, задел переключателем видов огня окованный железом угол игрального автомата «Баскетбол».

В итоге переключатель видов огня встал в положение «на предохранитель». Спусковой крючок щелкнул впустую. Драгоценная секунда была потеряна, и щелчок «пробки» в моей сигнальной ракетнице положил конец существованию этого мерзостного монстра…

Покинув зал игровых автоматов, я вступил в холл.

Ну или как оно называлось в СССР, понятия не имею.

Это было достаточно просторное помещение с высокими окнами (разумеется, по большей части разбитыми) и мягкими, обитыми велюром диванчиками (по большей части выпотрошенными, с пружинными внутренностями наружу), каждый из которых должен был наглядно демонстрировать преимущества колхозного строя перед мелкособственническими фермерскими хозяйствами.

Холл был густо увешан портретами передовиков колхозного производства. Доярками с изрядными формами, обветренными механизаторами в кепках и опрятными управленцами: парторгом, главным агрономом, зоотехником и, конечно, председателем — Прокопенко Гаврилой Тарасовичем.

Но на этот раз, помня свой промах в зале игровых автоматов, я не дал себе расслабиться и засмотреться на выцветший красный нос Гаврилы Тарасовича.

Я сразу же атаковал.

Поразив выстрелом в спину левого демосталкера — их было двое в этом холле и обоих я даже не успел толком рассмотреть, — я прыжком ушел назад, в зал игровых автоматов.

И очень вовремя.

Второй демосталкер уже поливал свинцом то место, где я был секунду назад.

В висках бешено стучала кровь. Я выбивал импровизированным шомполом из каленой проволоки предыдущую «пробку» из ствола сигнальной ракетницы и сразу же нащупывал следующую в кармашках разгрузки.

И какой же у меня в голове расцвел, извините за выражение, когнитивный диссонанс, когда я обнаружил, что «пробок» у меня больше нет!

— Брат, а у тебя патроны вообще остались?! — громко крикнул я, обращаясь к демосталкеру.

Не спрашивайте, на что я рассчитывал. Ответом мне послужила длинная, не по-человечески расточительная очередь из «Калашникова», которая завершилась характерным сухим щелчком досылателя над пустым магазином.

Тут же я сорвал с плеча свой бессменный «а-ка сорок седьмой» и, отважно ворвавшись в холл, обрушил на исчадие ада густой поток раскаченного свинца.

Для понимания моих действий принципиально важно знать, что: — каждая четвертая пуля в магазине была зажигательной; — демосталкер на восемьдесят процентов состоял из соломы.

Да-да, по сути, это было соломенное чучелко! Развоплотившееся, охреневшее, никчемное и одержимое внушенной ему Хозяевами Зоны жаждой разрушения.

И оно запылало! Гигантским огненным факелом!


Не успел я воссоединиться с Тигрёнком — да я вообще ничего не успел, только выйти из клуба, — как вновь услышал щелчок затвора. Музыка Зоны, так ее за ногу.

— Оружие на землю, руки за голову, говори, как зовут, — произнес бесцветный голос за моей спиной.

«Не демосталкер. Те так складно чесать не умеют. На счастье всем нам».

Я положил рядком пистолет системы Голосовкера и автомат, поднял руки и назвался.

— Комбат, значит? Тот самый, который принцессу немецкую… того… спас? — В голосе послышались нотки теплоты.

— Я, да. — Я усмехнулся. Местной знаменитостью мне давали побыть редко — у сталкеров плохая память.

— Это точно Комбат. Мы его вчера с Водокачки видели, — добавил другой голос, пониже и поавторитетней. — Одного взять в толк не могу. С ним же какой-то малец вроде вертелся навроде отмычки… Где твой отмычка, Комбат?

Я быстро прокачивал ситуацию.

«Дела так себе. Если они меня вчера видели с Водокачки, значит, это «каперы». А про «каперов» нам известно что? Что больно жадны они до ценного хабара. А ценный хабар у нас где? Правильно, в рюкзаке у Тигрёнка, которого они приняли за моего отмычку. Только бы Тигрёнку хватило сообразительности посидеть там в скверике еще хотя бы десять минут! Пока я не закрою вопрос с этими хищными кентами!». Думая так, я отвечал:

— Это не мой отмычка был. Да и вообще он не отмычка. Турист. Недоумок такой… опривеченный. Я его вчера из петли Мёбиуса вытащил. — Я всегда имел в виду, что самая лучшая ложь делается из правды, поэтому врал по минимуму. — Довел до границы Дюн… И сдал военсталкерам с Янтарного.

— А здесь ты чего делаешь?

— Да вот тут наводочку дали одну. Старовата, но шансы есть. Проверю наводочку и на хату потопаю.

— А можно вопрос не по теме? — спросил третий голос.

— Можно. Только разрешите я к вам повернусь и руки опущу. Глупо как-то говорим, не по-людски.

— Валяй.

Я повернулся. Действительно, «каперы». Действительно, трое. Атос, Портос и Арамис… Мушкетеры, твою дивизию.

У одного из «каперов» рюкзак был необычного для Зоны типа «карандаш», а в нем явно находилось что-то очень высокое, габаритное.

«Капер» с загадочной ношей выглядел наиболее компетентным, серьезным. Так сказать, Атосом.

Двое других были обычными «середнячками». Ни особых успехов, ни особых провалов… Сколько таких по Зоне лазит — мама не горюй!

— Так что за вопрос? — сказал я, потихоньку овладевая ситуацией.

— Что ты в Зоне вообще ловишь, если ты тот самый Комбат? Ведь ты, говорят, до хренища капусты тогда с гражданских взял! На всю жизнь хватить должно было!

Поскольку на этот вопрос я уже отвечал раз сто, у меня кристаллизовалось несколько замечательных отмазок. Первую попавшуюся из них я и использовал.

— Питаю страсть к азартным играм. Красиво пожил… Спустил деньжата все в Сочах.

— Что, вот так все и спустил? — спросил меня самый молодой из троицы. Арамис, так сказать, хотя по смыслу даже скорее д'Артаньян.

— Да. Чеки из казино, извините, предъявить не могу. Не захватил с собой почему-то.

— Ладно. Это все очень интересно, — сказал старшой «каперов» изменившимся голосом, и я сразу же внутренне напрягся, — но что у тебя с хабаром?

— С какой целью интересуетесь? — обнаглел я.

— Купить хотим. По хорошим ценам!

— Купи-ить?

Я был бы искренне удивлен — с каких это пор в Зоне трое вооруженных мордоворотов покупают хабар у одного невооруженного, да еще и «по хорошим ценам», — но про «каперов» слышал разное. Так что, может, старшой и не врет…

— Купить. Но не продать ты не можешь. Вот в этом и трюк, понимаешь?

— Чего ж тут непонятного.

— Поэтому показывай контейнер. И рюкзак тоже.

Меня, конечно, сильно злила такая постановка вопроса. Я бы с большим удовольствием отмудохал их совковой лопатой. Да вот беда: совковой со мной не было. Только саперная.

Короче говоря, показал я им контейнер. Пустой контейнер престарелого лузера.

— Тю-ю… — разочарованно протянул д'Артаньян. — Ну ты даешь! Третий день по Зоне шаришься, а в контейнере даже «вертячек» нет… Хоть бы «волчьи слезы» какие подобрал.

— «Волчьих слез» у вас, похоже, у самих полрюкзака.

— Это ты о чем? — не понял тот «капер», которого я определил в Портосы.

— О том, что по виду у вас в «карандаше» лежит дурища килограмм на семьдесят. Как такую можно носить без антигравитационных артефактов — ума не приложу! А значит, «волчьи слезы» у вас имеются.

— Да где там семьдесят! — возразил старшой. — Там и пятнадцати нет. Кстати, знаешь, что лежит в рюкзаке?

— Откуда мне.

— Надгробие.

— Надгробие?

— На том краю «Хиросимы» Королек пять дней назад гробанулся. Слыхал о таком?

— Племянник Сидоровича, у которого пальцы сросшиеся на ногах?

— Он.

— Так вот нет его больше. Несем ему памятничек на могилу.

— Это что-то новое. С каких пор сталкеры памятники друг другу в Зоне ставят?

— А с таких пор, что Шива с Макаром думку имеют, откуда демосталкеры берутся. Считают они, что над «Хиросимой» особая блуждающая аномалия ходит, которая силу витальную из растений да зверья всякого в людские останки переносит. И начинают эти останки потом шляться по Зоне да по нашим садить… будто нам зомбей со снорками мало.

— А надгробие что? Крест животворящий? — спросил я.

— Не крест. Восьмигранник. Шива это вычислил на научной основе. Конструкция у надгробия такая, что витальную силу оно над покойничком рассеивает, не дозволяя тому матрицироваться и в демосталкера превращаться.

— Шива еще говорил, — прибавил Портос, — что демосталкеры эти не просто так появились. А что козел из «Наутилуса», профессор какой-то зарубежный, их специально разводит, чтобы нашему брату-сталкеру тяжелей было хабар таскать.

«Какой такой профессор? С какого такого «Наутилуса»?». Но от вопросов я воздержался. Из опасений, что вот-вот появится Тигрёнок. Тогда вся моя игра в бедную сиротку без грамма хабара будет разоблачена. И придется продать «подсолнух» за тридцать целковых.

И ладно бы «подсолнух»! Главное — «ножницы»! Их потерю Тигрёнок точно не переживет! Начнет блажить, орать…

Тут-то они его и пришьют. Запросто так. Как у нас это водится. Зона, дескать, брат.

— Ладно, Комбат. Интересно побазарили. Но пора и честь знать, — сказал старшой «каперов» так, будто это я, я их остановил и вопросами закидываю.

С этими словами они все как по команде развернулись и, не говоря ни слова, двинули на запад, прочь от клуба, в направлении на Дюны.

Я подождал пару минут, сидя на ступенях клуба и делая вид, что старательнейшим образом перешнуровываю свои высокие армейские ботинки. Удостоверившись, что «каперы» скрылись из виду, я пошел искать Тигрёнка…

…И обнаружил его сидящим за постаментом памятника воину-освободителю. Он рисовал обломком кирпича какие-то схемы.

— Во дает! Я тут воюю, я твой хабар спасаю… А ты, оказывается, художествами занимаешься!

— А чем ещё заниматься? — оправдывался Тигрёнок. — Я увидел, что вы с этими тремя типами разговариваете, и подумал, что мне, наверное, торопиться не следует. Вот я и решил пока прикинуть, а не съездить ли мне на студенческую конференцию по робототехнике в город Харьков… А если съездить, то с каким роботом? Ну не с Тентаклем же? Надо нового проектировать. Вот я и начал… Чего время-то терять?

«Хоть он и чайник, но интуиция у пацана что надо», — подумал я с одобрением.

— Ну, это… Светило робототехники… Надевай свой рюкзак и почесали. До Грибного Леса нам идти еще часов пять. Там заночуем.