"Охота на ведьм" - читать интересную книгу автора (Сандему Маргит)

1

Ничто не предвещало катастрофы. Казалось, все идет хорошо. Годы текли медленно, один за другим. Лето сменялось осенью, и желтые листья тихо падали в неподвижную воду.

В лодке около Силье болтали и возились дети. Их чистые голоса эхом отдавались на поверхности моря: упрямый, твердый голос Суль[1], спокойный, чуть простуженный Дага[2] и мечтательный голосок Лив*.[3] Старшие дети все время шикали на нее.

Лодка неторопливо скользила по водной глади. Глаза Тенгеля, сидящего на веслах, внимательно следили за детьми. Он всегда боялся, как бы с ними чего не случилось. «Дети хорошо воспитаны, самостоятельны и о них не надо так беспокоиться», — думала Силье, видя озабоченные глаза мужа.

Она прекрасно понимала Тенгеля. Раньше он жил бобылем и даже не смел мечтать о семье. И вдруг у него появились сразу четыре любящих существа.

Силье очень гордилась своей маленькой семьей. Только она одна знала, какой прекрасный человек Тенгель, ставший изгоем общества. И не его вина в том, что у него такая отвратительная демоническая внешность. А дети… У нее сразу потеплело на душе.

Суль — жизнерадостная, подвижная, но в то же время трудная девочка. Она была среди избранных, отмечена печатью рода. Даг — светловолосый мечтатель. И малышка Лив, во всем копирующая старших детей.

«Как же она стала похожа на меня, — удивленно подумала Силье. — Те же вьющиеся каштановые волосы — хотя, пожалуй, они больше отдают в рыжину, чем мои. Такой же застенчивый взгляд и несмелая улыбка. И воображение у нее отлично развито. Всюду ей мерещатся тролли[4], всюду у нее тайны… Вещи живут своей собственной жизнью, с деревьями можно разговаривать… Дитя мое, если ты будешь жить, как я, то жизнь твоя будет интересной и содержательной. Но жизнь жестока и трудна, а ты даже не сможешь защитить себя. Ведь у тебя такая нежная душа».

Силье не решилась обернуться и посмотреть на детей. Дети были так плохо одеты, что от одного взгляда на это убожество становилось больно. Суль давно выросла из своего платья, Даг носил штанишки и курточку, перешитые из старого платья Силье. На Лив было темное платье грубого сукна, сшитое из брюк Тенгеля. Силье шила плохо, и вместо платья получился какой-то бесформенный балахон, над которым зло подсмеивались соседи. Силье, сидящая на корме, даже поежилась от этих воспоминаний.

Они уже расставили сеть и теперь плыли к берегу. Был теплый летний вечер, поэтому детей решили взять с собой, и те были счастливы.

Взгляд Силье скользнул по горам, что со всех сторон окружали долину Людей Льда. Горы купались в красном золоте заходящего солнца. Тут она увидела проход меж двух вершин.

— Знаешь, Тенгель, я часто думаю, как отсюда можно выбраться.

Он отдыхал на веслах. Посмотрев туда, куда был обращен взгляд Силье, сказал:

— Кое-кому удалось перейти через гору. Но я бы не советовал. По ту сторону смельчака ожидает глетчер* .[5] А затем — долгий, изнурительный путь вниз.

— Так ты был там?

— Да, очень давно. И, клянусь, второго раза не будет.

Лодка ткнулась носом о берег; дети вылезли из нее шумно и весело.

— Ну-ка, потише! — прикрикнул на них Тенгель. И этого было достаточно. Дети слушались его беспрекословно. Они любили его, Тенгель был их лучшим другом.

Да, права была Силье — дети полностью изменили Тенгеля.

Домой каждый нес свою ношу. Малышки уже давно поняли, что если хочешь выжить в этой деревушке, затерявшейся в безлюдном краю, то необходимо много работать.

Ветки можжевельника били по ногам, и Лив быстро устала. Тенгель посадил ее к себе на плечи. Суль и Даг шли за Силье.

Суль о чем-то задумалась. Ее живое личико, обрамленное темными кудряшками, приняло сосредоточенное выражение.

— Скажи, а почему я зову тебя Силье, а Даг и Лив называют мамой?

Силье взяла ее за руку:

— Это довольно длинная история. И потом, ты всегда звала меня Силье.

Дети слушали с интересом. Суль продолжала допытываться:

— Но другие дети зовут меня и Дага подкидышами. Почему?

Силье похолодела.

— Правда? С какой стати? — Она остановилась. — Что ж, наверно, вы уже достаточно взрослые. Я расскажу вам все, — решительно произнесла она. — Тебе, Суль, уже исполнилось семь, а Дагу скоро будет пять. Лив же только три годика, вряд ли она поймет. Тенгель!

Тенгель остановился. Они стояли на лужайке перед домом.

— Детей назвали подкидышами!

— Что?

— И они хотят узнать правду, — продолжала Силье. — Займись Лив, а я поговорю с ними. Согласен?

Тенгель внимательно оглядел детей. Он колебался.

— Может, так оно и лучше, — наконец сказал он. — Я уложу Лив и вернусь. Нет, Лив, пора, у тебя уже глазенки слипаются.

Все уселись на старые бревна у ручья, где обычно охлаждали молоко. Журчала вода в ручье. Дети приготовились внимательно слушать.

— Что ж, Суль и Даг, я не ваша родная мать. Только Лив моя настоящая дочь. Но ведь это не самое главное, — неуверенно добавила она. — Я старалась заменить вам ваших настоящих матерей. И люблю вас не меньше, чем Лив. Отец тоже в вас души не чает.

Дети сидели молча.

— Как? Тенгель тоже не наш отец? — жалобно пискнула Суль.

— Нет. Он отец только Лив. Ты же всегда звала его Тенгелем.

— Только не я. Я зову его отцом, — сказал Даг.

— Да, но ты попал к нам совсем маленьким. А Суль была уже большая девочка.

Похоже, что ничего не получалось. Силье все свалила в одну кучу. И она снова принялась объяснять:

— Знаете, нам так хотелось, чтобы именно вы стали нашими детьми…

— Но кто же тогда наша настоящая мать? — спросила Суль с едва заметной дрожью в голосе. — Вы нас взяли потому, что хотели только нас?

Как это похоже на Суль. Она продралась через путанные объяснения Силье и спросила о главном.

— Видишь ли, Суль, у вас разные матери. — Объяснить это было трудно, но Силье считала, что лучше всего сказать правду. — Твоя мать, Суль, приходилась сестрой Тенгелю. Так что он твой дядя. А Лив — двоюродная сестра.

Суль сидела неподвижно, думая о чем-то своем:

— А где она сейчас?

— Твоя мать? На небе. Она умерла, Суль. От чумы. Это ужасная болезнь. Тогда же умер и твой отец, и маленькая сестричка Леонарда. Тебе было два года, когда я нашла тебя. Поэтому ты ничего не помнишь. Ты была одна, и я была совершенно одинока. Поэтому не только я была нужна тебе, но и сама нуждалась в тебе. Это твоя мать нарекла тебя Ангеликой.

Суль внимательно взглянула на Силье. Девочка очень гордилась своим именем — Суль Ангелика. И вот теперь она узнала, откуда появилась вторая часть имени.

Силье озабоченно оглядела слишком короткие рукава на платье девочки. Да, долго его не проносить. В некоторых местах материя вытерлась так, что скорее напоминала паутину. Сшить новое? А из чего?

Силье села поудобнее и продолжала свой рассказ:

— Твоя мать, Суль, была очень красива. Просто красавица. С такими же темными, вьющимися волосами, что и у тебя. У нее были выразительные карие глаза.

Девочка по-прежнему молчала; глаза ее наполнились слезами.

— А твои глазки светлее, — торопливо произнесла Силье, — такие зеленые, с желтым отливом.

«Это знак принадлежности к избранным, к Людям Льда, — удрученно подумала она. — Детей я, наверное, уже утомила».

— А моя мать? А мой отец? — с упреком спросил Даг, словно Силье и Тенгель что-то отняли у него.

Ответить на этот вопрос было сложнее. Не могла же Силье рассказать Дагу, что мать оставила его в лесу на верную смерть.

— Твоя мать, — начала Силье с едва заметной улыбкой. В это время из дома вышел Тенгель и направился к ним. Трава на лужайке была мокрая от росы. Он подошел и сел рядом. Даг тотчас же вскарабкался Тенгелю на колени. Теперь он знал, что у него есть отец.

— Твоя мать, Даг, была хорошая женщина, — продолжала Силье. — Дворянка. Баронесса. Мы не знаем, жива она или нет, не знаем мы и, как ее зовут и где она. Но однажды она оказалась в большой нужде и потеряла тебя. Мы не знаем, как это случилось. Просто я нашла тебя…

Ребенок потянулся к Силье всем тельцем.

— Была страшная ночь. Стоял такой мороз, что снег скрипел под ногами. Небо над Тронхеймом сияло огнями. Все мои близкие умерли от чумы, и я осталась одна-одинешенька. Боже, как я страдала от голода и холода. Я устала. Жить было негде. И тут, Суль, я нашла тебя… около трупа твоей матери. Ты мне очень понравилась, мне захотелось помочь тебе, и я взяла тебя. Ты не хотела уходить от матери… Но если бы ты там осталась, то тоже умерла бы. Ты понимаешь меня?

Суль кивнула.

— Сивер умер. Его прятали всю зиму. И Инга. И Свейн тоже. Потом их хоронили, — сообщил Даг серьезно. По его манере разговора чувствовалось, что он принадлежит к высшему обществу.

Тенгель кивнул.

— Да. Зима была суровая. Теперь вы знаете, что такое смерть.

Дети что-то согласно пробормотали и тут же опять повернулись к Силье.

— А что это за хутор Тронхейм? — задал вопрос Даг.

— Хутор? Нет, это не хутор. Это большой город там, за горами.

— Где там?

— За горами.

Мальчик требовательно посмотрел на Силье:

— Разве там, за горами, что-то есть?

Тенгель и Силье обменялись испуганными взглядами. Да, тут они явно что-то упустили!

— За горами находится огромный мир, — неуверенно проговорил Тенгель. — Но об этом мы расскажем вам в другой раз. А сейчас слушайте Силье.

Над морем начал стелиться туман; мимо пролетела гагара. Было уже довольно поздно, но никто не думал об этом. Стояло теплое лето, и на улице было так хорошо!

Силье с тревогой посмотрела на Тенгеля. Что это с ним случилось сегодня? Да нет, пожалуй, не сегодня, а в последнее время. К чему он постоянно прислушивается, и почему в глазах у него страх? Она хорошо изучила своего мужа и знала, что тот очень раним. Тенгель выглядел так, словно что-то было ему непонятно. И это немного пугало Силье.

Она отвела глаза и продолжила прерванный рассказ:

— И вот мы пошли дальше — ты, Суль, и я. И нашли маленького Дага. Он тоже был очень, очень одинок.

Силье решила но упоминать о его возрасте. Не могла же она рассказать, что у него даже не были обрезаны остатки пуповины. Нет, он никогда не узнает о том, какое преступление совершила его мать!

— Между прочим, Суль, это ты услышала плач Дага. Так что Даг должен быть благодарен тебе.

Дети оценивающе оглядели друг друга — словно встретились впервые. Их маленькие, грязные ручонки соединились в рукопожатии.

«Даг и Лив почти всегда вместе. А Суль немного грубовата. Да и вообще она какая-то странная. Но все трое любят друг дружку, в этом нет никакого сомнения. Да и нелегкая жизнь сближает их», — промелькнуло в голове у Силье.

— И так мы шли и шли. Дага я, конечно, несла на руках. Мы не знали, что делать. И тут нам встретился Тенгель.

Силье вздрогнула, когда воспоминания об этой ночи нахлынули на нее, и попыталась отогнать их. Кругом виселицы, палач, ужасающая вонь от сжигаемых на кострах трупов…

— И Тенгель решил позаботиться о нас, — тепло сказала Силье. — Он дал нам все, в чем мы нуждались. С тех-то пор мы и живем все вместе — нашей маленькой семьей из пяти человек.

Тенгель грустно улыбнулся. Он не стал рассказывать о своем одиночестве — более глубоком, чем у остальных. Их одиночество было чем-то внешним, наносным, а его — как сильная боль в груди, пронзающая все существо.

Первая встреча с Силье и Суль запомнилась той же болью, ведь вначале и они отступили, увидя его лицо. Забыть об этом невозможно. Он вспомнил, как увидел преданные, беззащитные глаза Силье. Его потянуло к ней, захотелось защитить ее чистоту — неужели для того, чтобы потом втоптать в грязь? Нет, он несправедлив к себе. Он действительно хотел защитить Силье, заботиться о ней. Однако вел он себя весьма сдержанно. Оттаял только тогда, когда к своему величайшему удивлению понял, что он ей нравится.

О, это было прекрасное время, полное тоски, боли и надежд; время, когда они привыкали друг к другу, проверяли свои чувства. Тенгель не верил своему счастью — ведь он считал, что ему никогда не жить с женщиной! Но разве можно было устоять перед Силье?

Он прислушался к разговору. Воспоминания промелькнули так быстро, что он не упустил нить беседы.

— И вот у нас появилась Лив. Помнишь, Суль? — продолжала Силье.

— А как же. Ведь ты тогда так долго болела.

— Суль, если хочешь, то зови нас мамой и папой. Мы считаем, что мы твои родители.

Девочка немного подумала.

— Конечно, я могла бы, — сказала Суль немного капризно. — Но мне это было бы непросто. Я привыкла звать вас Силье и Тенгелем!

— Я тебя понимаю. Хорошо, что мы можем говорить с тобой откровенно, как друзья. Меня это очень радует.

Повинуясь душевному порыву, Суль подошла и села на колени Силье. Крепко обняла ее. Силье улыбнулась Тенгелю. Ну вот, теперь их признали за родителей.

Даг задумчиво и серьезно смотрел на своих названных родителей. У него было типично аристократическое, с гонкими чертами, лицо.

— А моя мать ищет меня? — пискнул он. Боже, как трудно было ответить на этот вопрос. На помощь пришел Тенгель:

— Об этом нам ничего неизвестно. Когда тебя нашли, твои вещи были помечены меткой — короной барона. Потому-то мы и решили, что ты барон. Мы пробовали найти твою мать, Даг. Наверно, она умерла.

— От чумы?

— Вероятно. Скорее всего потому ты и остался один. Что твой отец умер, мы знаем точно.

Лучше всего ответить именно так. Все указывало на то, что мать Дага была незамужней женщиной и ребенок появился на свет в результате случайной связи. Казалось, Даг удовлетворился полученными объяснениями.

— Мои настоящие родители умерли, — с трепетом произнес он.

— И мои, — из глаз Суль выкатилась слезинка. Ей нравилось чувствовать себя несчастной.

— Надеюсь, вы останетесь с нами? — негромко спросила Силье.

Оба торжественно кивнули.

— Родители у других детей все время бранятся. Словно терпеть не могут друг друга, — медленно, подражая взрослым, сказал Даг. — Вы же совсем другие. Вы ужава… увжа…

— Уважаем друг друга? — предположил Тенгель. — Это на самом деле так.

Его любящие глаза с теплотой и нежностью смотрели на Силье.

В эту ночь Силье долго не могла уснуть. Она зажгла одну из драгоценных смоляных лучин и достала свой дневник. Этот дневник много лет назад ей подарил Бенедикт, художник. Она исписала уже почти все страницы. Но вряд ли ей удастся когда-нибудь купить себе новый.

«Сегодня дети узнали правду о своих родителях…» — неумело выводила она.

Дописав, Силье погасила лучину и вышла на улицу. Лето было в разгаре. И как обычно, в это время долина была залита загадочным, волшебным светом. Все вокруг изменилось: над морем спустился туман, на полях, видимо, играли эльфы; крик гагары казался криком утопленника, а может быть, и водяного или заблудшего дитя. Ветер что-то шептал траве и старым покосившимся домам. Мир был словно наполнен сказочными существами. Они кружились и летали вокруг Силье.

Вдали проскакала лошадь. Может, она тоже заколдована?

«До чего же здесь красиво, — подумала Силье. — Но как я все это ненавижу! У меня такое чувство, словно меня тут заперли. Да, я люблю Тенгеля, люблю детей, но всем сердцем желаю выбраться отсюда. Люди здесь совсем чужие. Подумать только, они зовут моих детей подкидышами! А Тенгеля — колдуном, дьяволом и, вообще, неизвестно кем. Разве он сделал им что-то плохое? Он никогда не пользовался теми тайными силами, какими, я знаю, обладает. Он стал просто изгоем. Благодарю тебя, Боже, что не все от него отвернулись!

А вот Элдрид, наша лучшая подруга, кузина Тенгеля, уезжает из долины! Ее муж решил попытать счастья в большом мире. Он очень надеялся, что его участие в мятеже было забыто. Ах, если б и наша семья тоже могла уехать! Мы словно заживо гнием здесь.

О том большом мире, что за горами, нам почти ничего неизвестно. Из-за неурожайных лет мы не смогли, как обычно, выйти отсюда и помочь Бенедикту и его людям. А мне так хотелось хоть разок взглянуть на короля… Но он совсем не бывает в Норвегии…

Я и сама чувствую, как речь моя становится все беднее и начинает напоминать речь Людей Льда. Мы пробовали хоть немного учить Суль и Дага тому, что знаем и помним сами.

Тенгелю тоже не терпится уйти отсюда, он говорил об этом не раз. Но он не смеет рисковать нашими жизнями и жизнями наших детей. Мы не успеем выйти отсюда, как они нас схватят. Мой любимый будет приговорен сначала к пыткам, а потом к смерти. Тенгелю и Суль не удастся скрыть того, что они потомки первого Тенгеля, злого духа Людей Льда!»

Она тяжело вздохнула.

Зимы… Силье и боялась, и ненавидела их. Промерзает все, даже еда. Вечный страх голода… В последнюю зиму они ужасно голодали. Непонимающие глаза детей, которые вставали и ложились голодными. На Рождество они празднично украсили единственную буханку хлеба…

А что, если впереди не одна такая зима? Она не додумала мысль до конца, почувствовав, как трудно стало дышать. Силье готова была бежать отсюда куда угодно, только бы не думать ни о чем, только бы знать, что близкие в безопасности.

Она несколько раз судорожно вздохнула.

Или, например, когда дети болеют. Силье всегда ужасно боялась что они вот-вот умрут, и пыталась защитить их, как могла.

А грохот льдин по весне, с началом ледохода. Весенние вечера навевали грусть и тоску…

Силье вздрогнула, когда Тенгель осторожно прикоснулся к ней.

— Ты все еще не спишь. Что случилось? — тихо спросил он.

— Нет… ничего, — уклонилась она от ответа.

— Не хочешь, не говори. Наверно, мечтаешь об отъезде?

— Тенгель, ты не думай, я никогда ни о чем не жалела.

— Но теперь тебе тесно тут, как и мне.

Силье сделала нетерпеливое движение рукой.

— Если бы мы не должны были жить здесь, я бы всей душой полюбила эту долину, — убежденно произнесла она. — А если бы мы жили здесь только летом, было бы вообще замечательно. Но что меня раздражает и бесит больше всего, так это то, что у нас нет выбора. Я… я одновременно люблю и ненавижу эту долину, Тенгель.

— Мне хорошо знакомо это чувство. Когда я бываю там, за горами, мне не терпится вернуться обратно. Но приезжая, я мечтаю об отъезде. Да…

Он замолчал.

Силье нежно взглянула на него.

— Ты нервничаешь. И уже не первый день. А потом, ты отказался пасти скот Элдрид, хотя она и предлагала. И это дало мне некоторую надежду. Что происходит, Тенгель?

— Не знаю, — успокаивающе произнес он. Ночной ветер играл его темными волосами. — Я не знаю, что. Разве ты никогда не слышала жалобную песнь ветра? И крики травы, когда ее шевелит ветер? Разве ты не слышишь вздохи домов?

— Нет, я не слышу всего этого, — улыбнулась она. — Но Суль, по-моему, слышит. Она стала какой-то раздражительной, да и вид у нее совершенно отсутствующий.

— Знаешь, меня мучает предчувствие какой-то беды. Если бы я только знал, откуда она надвигается.

— Ты разрешил Элдрид взять весь наш скот в надежде, что она сохранит его для нас? — осторожно спросила Силье.

— Наверно, — мысли Тенгеля были где-то далеко. — Не знаю, почему я так сделал. Да, я сказал ей, что мы последуем за ними…

— О, Тенгель!

— Знаешь, молоко мы можем брать у новых соседей, что переехали в дом Элдрид. Так что скот нам ни к чему, — быстро проговорил Тенгель.

— Да, они хорошие люди. Но их дети… Ведь и они, и другие в долине издеваются над нашими малышами, — сказала Силье с затаенной болью в голосе. — Они всячески их обзывают — ты сам слышал сегодня вечером. Чужим детям не разрешают играть с нашими. Это очень больно.

Тенгель стиснул зубы.

— Они боятся Суль. У меня в детстве были те же проблемы. Я был вечным изгоем, нагоняющим на всех страх.

— Но Суль опасна, — тихонько возразила Силье. — Ты помнишь, что она сделала с той соседкой, что обидела Лив?

— Не говори об этом. — Его передернуло. — В Суль таятся зловещие силы.

— Она сделала игрушку — копию нашей соседки и держала ее над огнем. Девчонка в тот же день страшно обожглась о раскаленные угли.

— Да, но потом я обезвредил куклу, — подавленно ответил Тенгель. — Но как она до этого додумалась? — Он глубоко вздохнул. — Знаешь, что я обнаружил?

— Нет. Ты пугаешь меня.

— Суль часто исчезает. Ты знаешь, куда она ходит? К старой Ханне.

— О, нет. Только не это! — потрясение прошептала Силье. — Да, Ханна всегда любила Суль. И Лив, которой помогла появиться на свет. А когда мы приносили еду ей и Гримару, она всегда звала их «девочки мои». А на Дага внимания не обращает.

— Девочки очень много значат для Ханны, — это меня и радует, и пугает. Но мне не нравится, что Суль ходит туда одна.

— Ты думаешь, старая колдунья обучает… Суль?

— Боюсь, что так. Ханна сразу поняла, какие силы таятся в девочке.

— Нет, это слишком ужасно!

Тенгель погладил жену по плечу.

— Моя маленькая Силье, во что я втянул тебя?

— Замолчи! Ты сделал меня счастливой. Я безумно скучаю по тебе, даже когда мы расстаемся на несколько часов.

— Ты стала моей в шестнадцать лет. Сейчас тебе двадцать один. Мучаешься с нами уже много лет. Но ты предназначена не для изнурительной работы в доме бедняка.

— По-моему, я не жаловалась. Я знаю, что плохая хозяйка, но что поделаешь, если дети быстро вырастают из одежды и обуви. Я постоянно чувствую себя виноватой. Но ведь новую одежду негде достать. И я ужасно устаю от домашней работы. Я ее просто терпеть не могу. Меня мучает и то, что я не могу сшить детям одежду. А ведь я умею ткать. Но после этой страшной зимы во всей долине не осталось овец, а значит, нет и шерсти. Суль все дразнят за то пальто, что я сшила в прошлом году. К тому же я все время забываю стирать детскую грязную одежду и… Ну вот, я и начала жаловаться. Довольно об этом!

В его мягкой улыбке читалось понимание и полная беспомощность. Губы Тенгеля скользили по волосам жены.

— Думаешь, я тебя не понимаю? Я знаю, как тебе хочется что-то создать самой. Может быть, что-то нарисовать? Знаю, что у тебя есть дневник. Ты открываешь его, только когда все ложатся спать.

— Откуда ты знаешь? — испуганно воскликнула она.

— Я даже знаю, где он спрятан. Не бойся, я не буду его читать. Но остерегайся других. Если молодая женщина ведет дневник, то она определенно слуга Дьявола! И тебя могут даже сжечь на костре как ведьму!

— До чего жесток этот мир! И как нам спокойно тут, — немного удивленно произнесла она, словно только что поняла это. И быстро добавила: — Не страшно, если б ты даже и прочитал дневник. Я перелистывала его сегодня ночью. Каждая страница полна любви к тебе и детям.

— Тебе нравится писать?

— Да. Я в это время отдыхаю. Когда я читала свои записи, сама удивлялась, какие стройные у меня получаются предложения.

— Почему странно? Ты очень хорошо говоришь. Совсем не так, как другие в долине. Правду говоря, мне бы очень хотелось почитать.

Она радостно улыбнулась:

— Там ужасный беспорядок. Я ведь пишу, что думаю. Тенгель, милый, что ты делаешь?!

Его руки занялись своим делом. Он тихонько засмеялся и сильнее прижал ее к стене.

В Силье вновь пробудилась надежда. Особенно после того, как Тенгель поведал ей о своих думах и о желании покинуть долину.

Он потерся щекой о лоб Силье. Тенгель не носил бороду, и Силье прекрасно знала почему. Будучи на шестнадцать лет старше ее, он не хотел подчеркивать разницу в возрасте.

— Надо бы пойти навестить Бенедикта, — сказала она. — Я о них очень беспокоюсь.

— Да, конечно, — отстраненно пробормотал Тенгель. — Если бы я только знал, как лучше поступить. Уйти отсюда или все же остаться. Нам же некуда идти, и ты это знаешь не хуже меня.

Она дрожала и вибрировала под кончиками его пальцев. Он словно посылал ей какие-то импульсы. Она никак не могла насытиться им, человеком, что был для всех изгоем. Не только потому, что от природы в нем было очень сильно развито мужское начало. Да она и не сразу это обнаружила. Силье достаточно было только посмотреть на Тенгеля, как она уже начинала возбуждаться и желала лишь одного — полностью раствориться в нем.

Ей пришлось напрячь всю свою волю, чтобы спросить:

— А Бенедикт? Мы разве не сможем пожить там?

— Я не знаю даже, жив ли он. Не поедем же мы к этой ужасной Абелоне. Силье, поверь, мне очень хочется увезти вас отсюда, но я не могу рисковать.

Силье глухо ответила:

— Я не переживу еще одну такую зиму.

— Я знаю. И думаю об этом.

Его губы ласкали ее лоб, виски…

— Что мы делаем? — едва шевеля губами, пробормотала Силье. Ей стало трудно дышать. — Мы уже не молоды. Давно женаты. Но тут, на природе, все по-другому…

Она взобралась на невысокую каменную ограду, что шла вдоль дома. Теперь они стали одного роста. Высоко подняла юбки. Руки Тенгеля, ищущие и горячие, сомкнулись у нее на бедрах. Он долго целовал ее.

— Как хорошо, Силье. Это совсем на тебя не похоже. В последние годы ты стала такой… сдержанной, — прошептал он, трепеща. Тенгель был рад, что она так активно отвечала на его ласки.

— Да, вероятно. — Она удивилась, что муж ничего не понял. Прижалась к нему еще крепче… — Мне не хотелось тебе отказывать, но я так боялась…

Тело Тенгеля двигалось осторожно и неторопливо.

— Я знаю. Ты боялась снова забеременеть. Я и сам до смерти этого боюсь.

— Рождение Лив запомнилось мне как самое ужасное событие в жизни, — шепнула она. — Второй раз я этого не переживу.

— Но мы же так осторожны… С тобой все в порядке?

— Нууу… — протянула она в сомнении, поцеловав своими влажными губами Тенгеля в шею. Все было как и раньше. Он еще сильнее вжал ее в стену и посадил на небольшой уступ, приподняв ноги. Она обвила ими бедра Тенгеля.

— Моя самая большая радость в жизни пригвоздила и распяла меня, — смущенно прошептала Силье.

— Угу, — растроганно и счастливо подтвердил он.

Силье прикрыла глаза. Говорить не хотелось. А Тенгель все смотрел на нее. Она улыбнулась ему — мягко и беззащитно. Теперь он полностью овладел ею. Давно она не отдавалась ему так, как сейчас. Тенгель не понимал, почему.

Но он больше не мог ни о чем думать. Темная стена расплывалась перед глазами, по телу побежали мурашки; в нем проснулась неудержимая страсть.

— О, Силье! Силье! Моя любимая Силье, солнышко ты мое!

Элдрид уехала. Взяв весь свой скарб, они с мужем покинули долину, растворившись в одной из расселин ледника. Ушли в незнакомый, негостеприимный мир.

Когда они уезжали, Силье плакала. Вечером спросила у Тенгеля:

— Почему ты не захотел забрать скот? Он ведь наш.

Дети играли на улице, Тенгель чинил сеть, а Силье убирала со стола после ужина. Он вздохнул:

— Ты ведь не любишь, когда я говорю об этом.

— А вот теперь хочу услышать.

— Как хочешь, упрямица ты моя. Внутри меня в тот момент все словно взбунтовалось.

— Взбунтовалось? А, понимаю. Что-то в тебе было против, когда Элдрид спросила, не хочешь ли ты забрать скот.

— Да. Причем так сильно, как никогда ранее. Поэтому я и сказал нет.

— Но ты хочешь уехать из долины?

— Мне надо бы сначала уехать одному. Я должен найти место, где мы смогли бы устроиться. Но, милая, куда мы поедем? Нас, потомков Тенгеля Злого, гонят отовсюду. Боже, как это все ужасно!

— Я понимаю тебя, — тихо сказала Силье, взглянув на него украдкой.

Неужели он так ничего и не понял? Не понял, что с ней происходит?

И в то же время в душе она надеялась, что он ничего не заметил. Но как же она боялась! Как переживала! Больше всего ее страшило, что Тенгель может узнать обо всем. Ведь сказал же он после очень трудных родов Лив: «Никогда! Больше никогда! Если это случится еще раз, Силье, то я вытравлю плод. У меня есть порошок. Все произойдет быстро и безболезненно. И даже не проси меня больше о ребенке!»

Теперь у Силье появилась привычка тщательно рассматривать еду в своей тарелке — не подсыпал ли Тенгель туда порошок. Но он, скорее всего, ничего не подозревал. Ничего не заметил он и прошлым вечером, когда они любили друг друга у забора. Он так и не догадался, почему Силье отдалась ему так беспечно, без внутреннего напряжения.

Наверно, она просто сошла с ума, потому и решила оставить этот пока еще маленький комочек человеческой жизни. Комочек этот, возможно, станет продолжателем рода Тенгелей — таким же чудовищем, как Ханна или Гримар, или как та женщина у озера. Силье видела ее однажды — когда та возвращалась от Элдрид с сыром и яйцами. После этой встречи она долго не могла прийти в себя. Даже в самом страшном сне вряд ли приснится такое ужасное, злобное и неприятное существо.

Не так давно эта женщина умерла. Теперь Силье понимала, как повезло Тенгелю и Суль. На них наследство Тенгеля Злого не сказалось так ярко. Хотя все равно почти все называли Тенгеля ужасным и отвратительным. Только одна Силье смотрела на него другими глазами.

Но риск был не только в этом. Силье, скорее всего, просто не переживет вторых родов — этого-то и боялся Тенгель. Да и в первый раз она выжила только благодаря Ханне.

А если чудовище, которое она должна будет произвести на свет, будет обладать необычно широкими, квадратными плечами, то ей просто не разродиться. Мать Тенгеля умерла от родового кровотечения. А вот роды Суль прошли нормально — новорожденная оказалась на редкость хорошо сложенной. Однако и она была отмечена печатью рокового наследства. Она обладала магическими силами, о чем свидетельствовали желтоватые кошачьи глаза. Не надо было долго гадать, чтобы определить, из какого она рода.

И вот теперь Силье хотела уехать из долины Людей Льда, уехать в Трёнделаг[6], как раз туда, где идет охота на Людей Льда!

Элдрид ничего не грозит, ведь она обычная женщина. Несмотря на свою принадлежность к роду Тенгеля Злого, она не входила в число избранных. Лив тоже была обычной девочкой. А что сказать о ребенке, которого Силье носила под сердцем?

Ребенку должно быть уже около четырех месяцев. И скрывать от Тенгеля беременность становилось все труднее. К счастью, Силье чувствовала себя хорошо, не то что в первый раз. Было как-то легче. Но пройдет еще немного времени и все тайное станет явным.

Прошло два дня. Неожиданно к ним в гости пожаловал Гримар — человек, никогда не покидавший своего хутора. Силье очень испугалась. Что бы это значило?