Глава 12

Одежда на Луи висела лохмотьями. Все лицо было покрыто синяками и ссадинами, но все это было ничто по сравнению со спиной. Она представляла собой сплошные кровоподтеки. Местами сочилась кровь, но Луп ничего не чувствовал, ничего не замечал. Глаза его были полны ярости. Луи изо всех сил ударил ногой дверь. Она распахнулась. Генриетта стояла у окна. Услышав шум, она повернулась и увидела Луи, взгляд которого упирался в нее. Пытаясь не показать своего испуга и говорить твердо, она указала на дверь.

— Вы ошиблись, это мои покои. Поэтому будьте любезны, подите вон из моей комнаты.

Не говоря ни слова, Луи подошел к Генриетте, схватил за волосы и правой рукой сильно хлестнул по щеке. Проделав все это, он бросил Генриетту на пол, нависнув над ней.

— Лишь бездушное, черствое, отвратительное существо способно на хладнокровное убийство. Берегитесь, Генриетта! Оскорбляя меня, вы вызывали лишь легкое раздражение, пытаясь убить меня, вы вызываете мою ненависть.

— Я не пыталась вас убить, — закричала Генриетта, которую охватила сильная дрожь от ужаса, внушаемого ей Луи.

— Не пытались? — мрачно переспросил Луи. — Я не подозревал, что вы ко всему еще лгунья и у вас нет храбрости признаться в том, что вы пытались меня убить.

— Да, да! Это я надрезала стремена на вашей лошади, я хотела вас убить! Я ненавижу вас, будьте вы про-

кляты! — вскричала Генриетта, ослепленная ненавистью. — А теперь делайте, что хотите.

Она непроизвольно прикрыла голову руками, как бы защищаясь от нападения Луи. Испуганное сердце Генриетты отбивало один стук за другим. Она не знала, что предпримет Луи, и это пугало ее больше всего.

Время шло, но Луп почему-то бездействовал; так как молчанье затягивалось, Генриетта рискнула поднять взгляд на возвышающегося над ней Луи. Выражение его лица буквально потрясло Генриетту Он улыбался. Вернее, это была гримаса, смешанная с улыбкой, а вслед за этим — Генриетта не верила своим ушам — раздался громкий смех. Генриетта сперва с непониманием, а потом почти с участием смотрела на развеселившегося Луи, не без основания полагая, что у Луи помутился рассудок. Она услышала отрывистые слова, которые бормотал Луи сквозь смех.

— До чего я докатился? Пламя адово, я воюю с красивой женщиной… Может, прав был мой дядюшка? А может, нет? Но воевать с женщиной… Проклятие, — по-прежнему бормоча сквозь смех, Луи направился к двери.

— Куда вы? — непроизвольно вырвалось у Генриетты.

Луп перестал смеяться и обернулся к Генриетте. Лицо было слегка искажено гримасой легкой боли, но так как он по-прежнему широко улыбался, вид у него был весьма плачевный и немного комичный.

— Ах, да, — Луи попытался поклониться по-прежнему стоявшей на коленях Генриетте, но тут же охнул и схватился за спину. Голос его звучал почти спокойно.

— Миледи, я должен дважды попросить прощенья у вас за то, что осмелился поднять на вас руку. В свое оправдание могу сказать, что в первом случае я не имел понятия, с кем разговариваю, во втором случае… Не важно. У вас просто дар выводить меня из себя. К тому же я признаю ваше право на месть. Да, если задумаете опять какую-нибудь пакость, можете не церемониться, я целиком в вашем распоряжении.

Не дожидаясь ответа Генриетты, Луи покинул комнату Почти сразу же после его ухода в комнату Генриетты ворвалась Жюли. Увидев стоящую на коленях Генриетту, она бросилась к ней, буквально забросала ее вопросами.

— Я видела графа. Он что-то сказал? Он обидел тебя? Он что, снова осмелился поднять на тебя руку? Что он с тобой сделал? Отвечай, дитя мое. Я напишу герцогу, я напишу королю…

Но тут ее речь была прервана смехом Генриетты. Под изумленным взглядом Жюли Генриетта, держась за живот, долго хохотала. На момент, когда она успокоилась, у Жюли вызывало крайнее опасение её состояние. Генриетта наконец поднялась с колен и, все еще смеясь, обратилась к Жюли.

— Принеси мазь!

— Какую мазь? — Жюли ошеломленно смотрела на Генриетту совершенно не понимая происходящего.

— Какую мазь? Ну ту, которой ты смазывала мои ссадины, — пояснила Генриетта.

— Зачем?

— Разве ты не видела спину графа? — вместо ответа спросила Генриетта.

— А-а, — Жюли облегченно вздохнула, услышав что-то вразумительное от Генриетты, — я немедленно займусь нашим гостем.

— Нет, ты принесешь мазь, а все остальное я сделаю сама.

Жюли просто не верила услышанному. Раскрыв рот, она с крайним изумлением смотрела вслед уходящей Генриетте. Вскоре Жюли услышала, как Генриетта деловым хозяйским тоном раздает распоряжения слугам.

Луи с помощью Журдена снял остатки своей одежды и осторожно лег в постель на живот. Журден прикрыл его до пояса ярким одеялом до места, где начинались кровоподтеки. Слуги уже торопливо вносили таз с горячей водой и тряпки. Луи услышал над собой голос Журдена:

— Потерпите, монсеньор. Я найду сведущего лекаря и приведу к вам.

— Не стоит трудиться, — Генриетта вошла в комнату, держа в руках плоскую чашу с каким-то белым веществом, — я сама позабочусь о нашем госте.

Журден смотрел на нее так, словно увидел привидение, и это доставило немало удовольствия Генриетте. Он незаметно удалился, оставив их одних.

Повернув голову в сторону Генриетты, Луи подозрительно посмотрел на содержимое чашки.

— Соль?

— Прекрасная мысль, жаль, она не пришла мне в голову, — Генриетта легко засмеялась. — Хочу объяснить мое появление. Ваша спина в ужасном состоянии, вам досталось больше, чем мне, а я не терплю несправедливости.

— Следовательно, вы решили уравнять наши потери?

— Вот именно! — ответила Генриетта. — А теперь будьте любезны, верните голову в нормальное положение. Я не могу одновременно говорить и что-то делать.

Луи уткнулся носом в подушку, размышляя о внезапном появлении Генриетты.

«Что ещё задумало это чудовище? — думал Луи. — Не собирается же она и в самом деле лечить мои раны. Может, попросить её уйти, сославшись на желание остаться одному? Нет, она подумает, что я испугался. А, к чёрту, пусть делает, что хочет».

Остановившись на этой мысли, Луи наконец расслабился. Болей сильных не было, но раны неприятно ныли. Ему повезло. Могло кончиться намного хуже. Луи почувствовал прикосновение чего-то холодного и мокрого к своей спине. Он попытался перевернуться, но услышал спокойный, но твёрдый голос Генриетты:

— Перестаньте вертеться!

— Если дадите слово, что после вашего сомнительного лечения я проживу ещё какое-то время.

Луи чувствовал, что Генриетта улыбается.

— И вы доверитесь моему слову?

— Целиком и полностью! — без колебаний ответил Луи.

Генриетта не ответила. Намочив чистые тряпки в воде, она выжимала их, а потом очень осторожно промывала раны на спине Луи, очищая их от грязи и кусочков одежды. Обрабатывая раны, она размышляла над тем, что на самом деле представляет собой граф. И делала для себя одно открытие за другим. Он, несомненно, был красиво и отлично сложён. Генриетта начала понимать, почему женщины стремились к графу. Она поймала себя на мысли, что ей нравится касаться тела графа. Возникали странные ощущения, названия которых Генриетта не знала, но, вероятно, что-то подобное испытывали те женщины, которые касались его тела. От последней мысли ей стало почему-то неприятно. Она вспомнила последний разговор. Луи повёл себя непредсказуемо. Он вообще всем отличался от других мужчин. И нельзя было понять, что он совершит в следующее мгновение.

«Кто он, этот красивый граф? Греховодник? Совратитель женщин? Или же в нём скрыто нечто другое? Но что? Если бы я имела возможность побыть с ним некоторое время… Да что это со мной? — одёрнула себя Генриетта. — Я же ненавижу его, и мне плевать на то, что сокрыто у него в его мерзкой душонке. А почему он назвал меня красивой? Он сказал, что воюет с красивой женщиной! Он имел в виду меня. Следовательно, он считает меня красивой?» — эта мысль явно потешила самолюбие Генриетты.

Генриетта не замечала, что давно перестала обмывать раны Луп, а её руки плавно двигались по спине Луп, нежно массируя отдельные места. Если она не замечала, что ласкает его, этого нельзя было сказать о Луи.

— У вас, миледи, очень нежные ручки, но я просто обязан предупредить — если вы не перестанете таким образом касаться меня, то окажетесь на моём месте, а в роли доктора будет выступать ваш покорный слуга.

— Благодарю вас, но я не больна, — Генриетта не прекращала своих движений.

Ответом ей был хохот Луп, который закончился стонами.

— Я имел в виду, что вы окажетесь на спине, — простонал Луп.

— Подумаешь, я столько раз падала. Я вовсе не неженка, если вы это имеете в виду!

— Видимо, мне придётся просветить вас в части, касающейся… Гм, пламя адово, я даже не знаю, как это выразить… Ну, в общем, когда мужчина и женщина занимаются определёнными вещами, женщина, не знаю, почему, но имеет обыкновение находиться внизу, а мужчина сверху… Ой!

Крик Луи был вызван тем, что Генриетта наконец поняла, на что он всё время намекал, и хлестнула по его спине мокрой тряпкой.

— Мерзавец! — она горела праведным негодованием. — Я пытаюсь вам помочь, а взамен благодарности получаю оскорбления. Да как вы смели даже вообразить себе подобное? Или вы думаете, что я похожа на всех этих ваших безнравственных особ, которые при одном вашем виде готовы сделать всё, что угодно? О, я слышала о вас многое, очень многое… Взять хотя бы баронессу дю Рено. Вы подумали, каково ей будет после того, как вы опозорили её? А другие женщины? Вам их мало, теперь вы решили и меня прибрать к рукам? — Генриетта горячилась всё больше и больше. — Да я презираю вас! Вы ничтожество! Будь мне семьдесят лет, я и то отказалась бы выйти за вас замуж, не говоря уже о том… о ваших грязных намёках.

Луи перевернулся на бок, чтобы иметь возможность видеть Генриетту. Её пылающие от гнева глаза, разрумянившиеся щёки и жесты, которыми она сопровождала свою тираду, восхитили его.

«Она выглядит просто потрясающе, когда злится, — подумал Луи, — нельзя давать ей расслабляться».

Генриетта переводила дух, бросая на Луи презрительные взгляды, когда услышала его вкрадчивый голос:

— Господи, сколько слов. Почему бы вам просто не признаться, что вы хотите поцеловать меня?

— Что такое? — Генриетта от возмущения потеряла дар речи на мгновение, но тут же обрела его и бросилась в атаку

— Вы не только безнравственный, но, оказывается, ещё и непроходимый тупица. Какой поцелуй? Я лучше дворовую собаку поцелую или свинью — они мне кажутся более достойными такой чести. И вообще, чем раньше вы уберётесь из моего дворца, тем лучше будет для вас. Вам понятно?

— Прямо сейчас?

Генриетта осеклась, с недоумением глядя на Луи.

— Что прямо сейчас?

— Займёмся любовью, милая!

— Чтоб ты сгорел в аду, мерзкий граф! — Генриетта в бешенстве топнула ногой и вылетела из комнаты, а вслед ей гремел смех Луи.

Несколько дней прошли в относительном спокойствии. Генриетта больше не навещала Луп, но от Жюлп ей было известно, что он чувствует себя хорошо и со дня на день поднимется с постели. Это известие неизвестно почему обрадовало её. Она не могла выносить присутствие графа, но без него Генриетте как будто чего-то не хватало. Слуги втайне благословляли графа, потому что миледи наконец-то оставила их в покое и не придиралась к каждому пустяку, как в прежние времена. Целый день напролёт Генриетту неотвязно преследовали мысли о графе. Как ни пыталась она выкинуть его из головы, он всё время возвращался обратно.

— Да что со мной, — время от времени бормотала Генриетта, — почему этот мерзавец не отстанет от меня?

Единственным выходом, который она видела и который освободит её от наваждения, был отъезд графа. Выгнать графа она не могла, следовательно, необходимо поговорить с ним и попросить его уехать. Попросить? — Генриетту передёрнуло от этой мысли. Она никого никогда не просила, но ради достижения своей цели чего только ни сделаешь. Она зевнула, прикрыв рот ладонью. Захотелось спать. Жюли сидела рядом с ней и что-то вышивала. Увидев, что Генриетта зевает, она посоветовала отправиться ей в постель. Генриетта чувствовала себя настолько уставшей, что даже не стала по своему обыкновению возражать. Она молча поднялась и отправилась наверх.

Чуть ранее Журден осторожно будил Луи.

— Монсеньор!

Негромкий голос Журдена проник в сознание Луи. Прежде чем открыть заспанные глаза, он попытался стряхнуть с себя сонное состояние, владевшее его телом.

— Монсеньор, мы принесли горячую воду, принесли бадью, как вы приказали. Вы можете самостоятельно подняться?

Луп различил в голосе Журдена беспокойство.

«Следует взять его к себе в услужение», — подумал Луи.

Он с небольшим усилием поднялся. Спина болела, но не так, как в первые дни. Луп начал разминать затёкшее тело, когда снова услышал голос Журдена:

— Я вам нужен, монсеньор?

— Нет, благодарю вас, — ответил Луи, — мне бы понадобились те две горничные, которых я видел на кухне.

— Они ждут позволения войти, монсеньор!

Луи с явным восхищением смотрел на Журдена. Тот стоял, скромно улыбаясь.

— Герцог Орлеанский не понимает, насколько хороши его слуги. В свободное время подумай о переезде, скажем, в Сансер!

— Монсеньор!

Журден низко поклонился и вышел из комнаты, а вслед за этим почти сразу вошли две горничные. Они присели перед Луи, который, ничуть не стесняясь, разделся перед ними донага и полез в огромную бадью, стоявшую посредине комнаты. Под восхищённые взгляды горничных он погрузился в воду, чувствуя приятное блаженство. Луп несколько раз окунулся головой в воду а затем стал приглаживать руками мокрые волосы. Его любопытный взгляд скользил по довольно приятным на глаз очертаниям тел горничных.

— Вы и дальше собираетесь стоять? — поинтересовался Луи.

— А что нам делать?

Луи, улыбаясь, развёл руки, показывая на тело.

— Искупайте меня! Можете не церемониться со мной. Делайте всё, что вам заблагорассудится… Ну же, смелей, — приободрил стоявших в нерешительности горничных Луи.

Отбросив всякую скромность и жеманство, две пары ручек заскользили по телу Луи. Он откинулся назад, предаваясь блаженным ощущениям.

Поднимаясь по лестнице, Генриетта решала: стоит ли навещать графа сейчас или подождать, пока он выздоровеет.

Он болен, вероятно, лежит сейчас в постели и стонет от боли, и она причина того состояния, в котором он находится. Вряд ли уместно говорить о том, что он должен покинуть дворец. «К чёрту уместность! — раздражённо подумала Генриетта. — Пойду скажу, пусть проваливает из дворца. Но это будет выглядеть очень некрасиво, — укорила её совесть. — Рано или поздно ему всё равно придётся уехать. Так что, видимо, придётся сказать сейчас». Приняв решение, успокаивающее её совесть, Генриетта направилась к комнате графа.

Приблизившись к двери, ведущей в комнату графа, Генриетта различила смех.

— Странно, — пробормотала Генриетта.

Она прислушалась. Смех повторился. И, судя по всему, смеялся не один граф. Она явно различала женский смех.

«Это не может быть то, о чём я думаю, — подумала Генриетта, её охватывала злость, — только не здесь, не в моём доме, не у меня под носом, хотя этот мерзавец на всё способен. Неужели…»

Её мысли прервали громкие взрывы хохота и чарующий голосок графа:

— Не беспокойся, милочка, это чудовище наверняка точит свои коготки и строит дьявольские планы.

Генриетта ни на мгновение не усомнилась, что эти слова адресованы ей. Не раздумывая, она распахнула дверь и тут же замерла при виде представившейся сцены.

Обнаженный Луп сидел в бадье, наполненной горячей водой. Справа и слева от него стояли раскрасневшиеся горничные. У стоявшей справа были обнажены груди, платье свисало к полу. Вторая мыла графа, положив одну ногу внутрь бадьи. Нога была обнажена до бедра. На ней… на ней лежала рука графа, и, что ещё хуже, она гладила её. При виде хозяйки горничные застыли в ужасе, словно в одночасье превратились в каменные пзваянья, а Луп — он явно наслаждался моментом. Он даже не перестал поглаживать бедро горничной, при этом не спуская пристального взгляда с Генриетты, которая была, по его мнению, в сильнейшей ярости. Но прежде чем Генриетта обрушилась на них с праведным гневом, раздался невозмутимый голос Луи:

— Желаете присоединиться, дорогая невеста?

— Вон! — изо всех сил закричала Генриетта. Горничных как ветром сдуло. На Луи же её слова

ничуть не подействовали. Он откинулся на спину, открывая Генриетте обнажённое по пояс тело. Пылая яростью, Генриетта подошла к бадье. Её прекрасные голубые глаза метали молнии в Луп.

«Она бы убила меня, если б могла», — подумал Луп.

— Бесчестный негодяй! Мерзавец! Жалкое ничтожество! Греховодник! Мерзопакостное животное! Чудовище! Ненасытная свинья! Трус!

Генриетта выговаривала слова, словно давала пощёчины.

— Последнее — совершенно незаслуженно, — заметил Луи.

— Как ты мог? Как ты осмелился? В моём доме заниматься подобной гнусностью, и с кем? С моими собственными слугами? Вы мне омерзительны, граф! Я требую, чтобы вы немедленно покинули мой дом…

Луи сделал попытку встать.

— Не сейчас, — закричала Генриетта, — вы ко всему ещё и безмозглый идиот. После того, как я уйду отсюда, вы немедленно покинете дворец. Я никому не позволю очернить доброе имя моего отца. Особенно вам.

— Вы закончили? — спокойно поинтересовался Луи, он водил ладонью по воде и следил за Генриеттой.

— Нет!

Генриетта размахнулась, собираясь влепить ему пощёчину, но Луи был начеку, он перехватил руку Генриетты, а вслед за этим дёрнул её на себя. Издав испуганное восклицание, Генриетта прямо в платье плюхнулась в воду. Луп сразу же воспользовался положением и пристроил её у себя на коленях, а затем повернул лицом к себе. Генриетта сделала несколько попыток вырваться, но Луи держал добычу крепко.

— Отпустите меня, вы, человек без чести и совести! — закричала Генриетта, тщетно пытаясь освободиться от рук Луи.

— И не подумаю, — спокойно ответил Луи, — вы слишком грубы, миледи, и до тех пор, пока не измените ваших дурных манер, я буду обращаться с вами соответствующим образом.

— Дурных манер? — Генриетта едва не задохнулась от злости. — И это говорите вы — мерзкий, развратный человек!

— У меня есть маленькие слабости, — согласился Луи.

— Маленькие? — передразнила его Генриетта.

— Именно, — ответил Луи, делая вид, что не замечает иронии в её словах, — в отличие от вас я прекрасно воспитан, я пока не упоминаю нелицеприятный набор слов, которые вы используете. Хочу только заметить — я буду всячески искоренять из вас дурные наклонности… Перестаньте вертеться, Генриетта, я не отпущу вас до тех пор, пока не выскажусь до конца.

— Прекрасно, — непокорно заявила Генриетта, — попробуйте объяснить своё грязное, непростительное поведение.

— Возможно! Но вначале я должен понять, что именно вас рассердило?

— Неужели вы настолько тупы? Вы мой жених. Ведёте себя неподобающим образом, бросая тень на мою честь.

— Но вы же отказались выйти за меня замуж, — напомнил ей Луи.

— Это не имеет значения, — Генриетта гордо вскинула подбородок, — я имею в виду положение, в котором вы здесь находитесь, и положение, в котором против воли оказалась я благодаря вам и моему отцу. Учитывая всё это, вы ведёте себя крайне возмутительно, и чем раньше вы уберётесь, — заметив осуждающий взгляд Луи, Генриетта поправилась, — уедете отсюда, тем лучше будет для всех.

Генриетта ожидала возражений, всего, что угодно, но неожиданно для неё Луи согласился.

— Хорошо! Я предлагаю вам следующие условия для перемирия. Я постараюсь вести себя примерно, с вашей точки зрения, по крайней мере, во дворце, в обмен вы позволите провести три недели рядом с вами, в течение которых я постараюсь убедить вас выйти за меня замуж.

— Ни за что!

— Выслушайте до конца, — попросил Луи и, видя, что Генриетта не отвечает, продолжал:

— Если по истечении трёх недель мне не удастся убедить вас выйти за меня замуж, я покину этот дворец и никогда более не потревожу вас своим присутствием. Что скажете, миледи?

— А вы сдержите слово?

139

— Миледи, — Луи укоризненно покачал головой, — что бы вы ни говорили или думали, я человек чести.

— Я принимаю ваше предложение, — с важным видом произнесла Генриетта, — а теперь вы наконец отпустите меня?

— Миледи, — Луи разжал объятия, давая Генриетте возможность выбраться из бадьи, что она незамедлительно и сделала.

— Граф, — она чопорно присела и покинула комнату.

— Прекрасно! — воскликнул после её ухода довольный собой Луи. — Дело сделано. Остаётся подумать, чем себя занять эти три недели. Впрочем, о чём думать — эта злючка приносит мне не сравнимое ни с чем наслаждение, когда начинает сердиться. Держись, милая! — закричал Луи, уходя с головой под воду.