Глава 10

Некоторое время спустя Луи уже лежал в своей комнате. С него сняли, а правильнее будет сказать — отодрали всю одежду Во время этих действий Луи стоически терпел боль. Затем его тело тщательно обмыли и смазали каким-то раствором. Эти действия незамедлительно принесли облегчение. Второй раз за этот день Луи совершенно искренне выразил благодарность Журдену. Управляющий и дворецкий со всей предупредительностью и участием отнёсся к его страданиям. Хотя на все вопросы по поводу служанки герцогини он отвечал уклончиво. Становилось совершенно ясно, что Журден покрывает это чудовище.

Странно. Очень странно, — думал Луи, оставшись один в комнате. Он удобно полулежал в постели и почти не чувствовал неприятного жжения. Чувства, которое сопровождало его последние несколько часов.

Почему же он покрывает эту девицу? Не иначе она связана с ним. Возможно, родственными узами. А может, эта девица приходится ему дочерью? Последняя мысль заслуживала внимания. Что-то во дворце было не так. У него создалось чувство, будто он упустил из виду нечто важное. Предоставленный самому себе и не имея возможность двигаться, он с упоением отдался своим мыслям. Следовало разобраться в происходящем. Он должен знать, что происходит, иначе не сможет принять правильного решения. Иначе ему не отвертеться от брака.

«Брак», — Луи поморщился, вспомнив произошедшее в столовой. Руки герцогини, которые сильно дрожали.

Какое счастье, что он находится в своей комнате, больной. Луи меньше всего на свете хотелось бы общаться со своей… «да к чёрту эту старуху, — раздражённо подумал он, — стоит мне о ней вспомнить и хорошего настроения как не бывало». В дверь раздался стук.

— Я болен и никого не принимаю, — раздражённо крикнул Луп.

— Это ваша дорогая невеста, — раздался за дверью жалобный голос.

Только её не хватало. Луп едва не вскочил с постели и не бросился к окну. Усилием воли он подавил это желание.

— Я болен, миледи. К величайшему сожалению, моя болезнь не позволит лицезреть вас. Прошу прощения.

— О, я буду молиться за ваше выздоровление. Кстати, у меня есть мазь. Чудесная мазь. Я ей смазываю…

— Я не нуждаюсь в лекарствах, — поспешно перебил её Луи, благодарю за участие, миледи.

— Вы не позволите помочь вам? Облегчить ваши страдания?

«Если только покончишь с собой, — мысленно ответил Луи, — в таком случае, ты, пожалуй, избавишь меня от страданий».

— Благодарю вас, миледи! Однако я ни в чём не нуждаюсь!

— Будь по вашему! Кстати, я передумала по поводу утреннего разговора. Я прощаю вас. Отныне вы можете видеть меня, когда захотите и проводить рядом со мной столько времени, сколько сами пожелаете.

— Миледи, я счастлив. Однако в данный момент у меня нет возможности принять ваше щедрое предложение.

— Что ж, я буду ждать вашего выздоровления. Прощайте, граф! Вернее, до скорой встречи.

Проклятье! Первое звучало гораздо приятнее! Вслед за этими словами раздалось шуршание платья. Луи различил звук удаляющихся шагов. Посещение герцогини оставило в его душе неприятный осадок. Она становилась назойливой. А такого отношения к себе Луи терпеть не мог. Добавлялось ещё одно неприятное качество к общему образу будущей графини де Сансер. «Будущей графини? — Никогда этому не бывать», — с внезапным отвращением подумал Луи.

Но, ко всему прочему, было в поведении герцогини нечто не совсем понятное. Если не странное. Утром она заявляла, что не желает его видеть. А спустя несколько часов едва ли не преследует его. Почему? Этот вопрос заставил Луи серьёзно задуматься. Он вспомнил всё, что касалось герцогини и, в частности, свой разговор с этой девицей. Пришла ещё одна мысль. А можно ли вообще доверять её словам? Учитывая то, что она сделала с его одеждой. И как вообще она посмела это сделать? И почему она встретила его градом оскорблений? И, что удивительно, она ведь знала, кто находится перед ней. Она знала, с кем разговаривает, и тем не менее… продолжала поносить и оскорблять его.

— Странно, очень странно! — Луи слегка поерзал, устраиваясь поудобнее на постели, и продолжал размышлять, — а если эта девица солгала? Но зачем ей это нужно? Ответ пришёл сам собой. Да затем, что и всё остальное. Она хотела досадить мне. Возможно, желала отомстить за пощёчины. Или существовали иные мотивы, цель которых не вызывала сомнений. Все они были направлены против него. Луи восстанавливал в памяти мельчайшие подробности разговора с этой девицей. Он восстанавливал её образ, пытаясь найти причину странного поведения этого непонятного создания.

— И что я могу сказать об этой девице? — пробормотал Луи, — первое — что она несомненно красива и на редкость хорошо сложена. Второе. Эта девица смела. Её смелость граничит с дерзостью. И её не пугают последствия. Это очевидно, и поэтому весьма необычно. Третье. Она разговаривала со мной как с равным. Она ни в чём не уступала мне. Даже наоборот, пыталась меня унизить в разговоре. О чём это говорит? — Луи незамедлительно ответил на свой вопрос, — да всё просто. Эта девица непомерна горда. Она горда как… — на этом месте своих размышлений Луи запнулся.

Его задумчивое лицо изменилось и в данный момент выражало крайнее изумление. Затем он внезапно расхохотался.

— Проклятье, как можно быть таким болваном? Конечно же, она горда как… герцогиня. Этим и объяснялось её вызывающее поведение. Это всё объясняло. В том числе и её изменчивое поведение. И её описание мнимой герцогини.

Луи вновь расхохотался, вспомнив разговор в озере. До чего же изобретательна эта девица! Столь изощрённо оклеветать себя! Это мало кому под силу.

Луи пришёл в превосходное состояние духа. Чёрт, да всё складывается просто прелестно. Эта мегера доставила ему ни с чем не сравнимое удовольствие, одурачив его. Такое мало кому удавалось. Ну что ж, честь ей и хвала, — весело думал Луи, — однако, как все оскорблённые, — я — несомненно — получил право реванша. И, как мне кажется, он состоится очень скоро.

Луп в третий раз громко расхохотался. Теперь он был во всеоружии.

Журден, вошедший в комнату, с недоумением смотрел на веселье графа. Что могло произойти за то короткое время, пока его не было?

— Монсеньор желает чего-нибудь? — Журден поклонился.

— Благодарю тебя, мой друг. В данную минуту я нуждаюсь лишь в уединении.

Журден снова поклонился и собирался выйти, когда услышал голос графа.

— Нашли ту девицу, что смазала мою одежду мёдом?

— Нет, монсеньор, — отвечая, Журден избегал прямого испытующего взгляда Луи, направленного на него.

— Удивительно. Вы управляете дворцом, всеми слугами, и тем не менее не в состоянии найти девицу, которая оскорбила вашего гостя. Высокородного дворянина. Довольно странно. Если только вы не покрываете её?

Журден резко покраснел при этих словах. Заметив это, Луи незаметно улыбнулся. Его предположение подтвердилось. Вполне понятным становилось поведение Журдена. И не могло не вызывать уважения. Луи решил прийти на помощь Журдену. Он видел, что поставил его в затруднительное положение своим вопросом.

— Забудьте всё, Журден. Эту девицу, происшествие с моей одеждой… и принесите лучше бутылочку вина. У меня появился веский повод слегка повеселиться.

Журден не мог скрыть облегчения.

— С огромной радостью, монсеньор. Всё, что вы пожелаете!

После его ухода Луи подложил руки под голову и вытянулся на постели. На губах появилась свойственная ему улыбка. О чём он думал в эту минуту? Конечно же, о герцогине Орлеанской. И о том, каким способом будет приятнее всего отыграться. И о том, что у затеи его величества появились все необходимые предпосылки для того, чтобы треснуть по всем швам. Безнадёжное дело переставало быть безнадёжным. Появился просвет. Яркий просвет, а следовательно, и реальная возможность избежать ненавистного брака.

Что же касается самой герцогини Орлеанской… она и не подозревала о том, что её игра раскрыта и она разоблачена. Генриетта со всей тщательностью готовилась к предстоящему ужину. Она обдумывала все свои слова, выражение, с которым будет их произносить. Она снова и снова осматривала одежду, в которой собиралась предстать перед графом. В общем, она была полностью готова к очередному унижению графа. Оставалось лишь одно препятствие — граф мог не появиться на ужине. Ну что ж, если он настолько слаб, что не в состоянии справиться с несколькими болячками… она сама поднимется к нему в комнату. Именно. Она ничему и никому не позволит помешать планам мщения.

Граф сполна заплатит за все унижения, которым она подверглась по его вине.

Вопреки обыкновению, Генриетта настояла на том, чтобы и Жюли присутствовала на ужине. Она нуждалась в присутствии человека, который мог видеть её триумф. Жюли не сомневалась в том, что Генриетта сможет отомстить, как она всё время и говорила ей. Она не нуждалась в доказательствах, ибо прекрасно знала мстительный нрав Генриетты, которая никому и ничего не прощала. Жюли не хотела присутствовать на ужине. Она начинала чувствовать симпатию к графу. Он ей нравился, несмотря на все свои непростительные выходки. Однако ей всё же пришлось пойти. Всё её просьбы разбивались о категоричный ответ Генриетты, состоящий из двух слов: «Ты пойдёшь!»

Волей-неволей ей пришлось отправиться в столовую. Вернее, сопровождать Генриетту, выряженную в чёрную одежду на ужин. Жюли видела всё, что творила Генриетта. Она знала обо всём. Генриетта ничего от неё не скрывала. И тем тяжелее ей было становиться невольной участницей этого обмана.

Когда они вошли в столовую, граф уже находился там. Вопреки обыкновению он стоя приветствовал появление Генриетты. Граф выглядел просто великолепно. На нём был великолепный камзол, отделанный драгоценными камнями. Рубашка с высоким воротником. Ажурная, с многочисленными кружевами. Нижняя часть одежды была под стать камзолу — элегантная, плотно облегающая стройную фигуру графа. Слегка откинутый край камзола открывал взорам рукоятку шпаги, что висела на его поясе. Рукоятка была отделана серебром и изобиловала затейливыми узорами. Всё одеяние графа было белоснежного цвета. Оно составляло разительный контраст с одеждой Генриетты. И, что более важно, одежда тонко подчёркивала мужественную красоту графа. Его лицо, глаза, из которых струился мягкий, обволакивающий свет. И в глубине которых застыла незаметная улыбка.

Жюли не могла оторвать глаз от него. Когда ей это удалось, она незаметно посмотрела на Генриетту. Она как никто другой знала свою воспитанницу и видела, что граф и на неё произвёл неизгладимое впечатление. Так продолжалось очень короткое время. Наконец Генриетта встрепенулась, словно вышла из некоего оцепенения. Она медленно прошла к своему креслу и обратилась жалобным голосом к Луп:

— Дорогой граф, вы не могли бы помочь мне? В ответ Луи послал обворожительную улыбку.

— Миледи, если вы ещё не заметили, я только и жду этой милости. В прошлый раз я вёл себя непростительно. Однако в этот раз я не дам повода сетовать на моё невнимание.

Луи подошёл к Генриетте и оказывая всяческие знаки внимания помог ей занять место за столом. После всего этого он, к удивлению Жюли, и ей оказал знаки внимания. А уж после всего этого занял своё место за столом напротив Генриетты. По знаку Журдена слуги начали подавать блюда.

Жюли была покорена поведением графа и всякий раз, поднимая на него глаза, благодарила взглядом. Что же касается Генриетты… начало ужина прошло вовсе не так, как она планировала. Она была уверена, что граф по-прежнему будет избегать её, но… этот человек, по всей видимости, был совершенно непредсказуем. Что, несомненно, ставило Генриетту в очень непростое положение. Но Генриетта была не из тех, кого пугают незначительные трудности. Она не раздумывая бросилась в атаку.

— Дорогой граф! Прежде всего, позвольте сказать вам слова благодарности. Вы, безусловно, очень мужественный человек, если решили принять предложение моего отца. Тем более зная о постигшей меня трагедии, — Генриетта пыталась говорить жалобным голосом, и у неё неплохо получалось. Во всяком случае, со стороны всё выглядело именно так, как она говорила.

— Признаюсь, я и не надеялась обрести супруга. Я считала себя проклятой, несчастной, брошенной всеми. Я считала, что жизнь моя погублена навеки. Ведь согласитесь, граф, никто не согласится жениться на отвратительной, уродливой, больной женщине.

Закончив первый монолог, довольная собой и своей речью Генриетта бросила из-под вуали торжествующий взгляд на Луи. Тот сочувственно покачал головой.

— Вы, несомненно, правы, миледи! Кто согласится жениться на отвратительной, уродливой, больной женщине? Я повторяю ваши слова, — счёл нужным добавить Луи и продолжал уже совершенно другим голосом, — но вы, миледи, можете отныне не беспокоиться. Ваша судьба решена. Я принял окончательное решение, — Луи послал Генриетте обворожительную улыбку, — вы станете графиней де Сансер.

— Вот как! — Генриетта явно не ожидала подобных слов и не смогла скрыть удивление в голосе, — можно узнать, чему или кому я обязана такой милости?

— Видите ли, миледи, — вздыхая, отвечал Луи, — я должен признаться вам кое в чём. Не так давно одна из ваших служанок рассказала… подробно рассказала о всех ваших страданиях, — Луи, не видя лица Генриетты, чувствовал, что она в это мгновение торжествующе улыбается.

— Так вот, миледи, — продолжал Луи, — после того как я узнал о ваших страданиях, мне стало не по себе. Как я, граф де Сансер, брошу в беде отвратительную, уродливую, больную женщину?

Из-под вуали раздался раздражённый голос:

— Не могли бы вы перестать употреблять эти слова? Все знают о моём несчастье, так что не стоит лишний раз напоминать об этом. Тем более, что это не совсем этично.

— Миледи, прошу прощения, — Луи театрально приложил руки к груди, — меньше всего на свете я желал обидеть вас. Ведь вы и без того глубоко несчастны. Я уж не говорю о трагедии, которая вас постигла. На чём я остановился? Ах, да… — Луи снова тяжело вздохнул, — именно ваши несчастья и заставили меня решиться на этот брак. Не позднее завтрашнего дня я извещу вашего отца о моём решении и обращусь с нижайшей просьбой к его величеству о разрешении сочетаться браком с его племянницей.

— Ну стоит ли так торопиться, граф? Вы ведь ещё совсем не знаете меня!

— Миледи, а вдруг с вами произойдёт несчастье? Вдруг вы не выдержите тяжести своих недугов и оставите нас? Я не могу допустить этого. Поэтому настаиваю на немедленной свадьбе. Следующая неделя, например, меня бы вполне устроила.

— Следующая неделя? Да вы не в себе. И что это вас так сильно беспокоит моё здоровье?

— Видите ли миледи… нет, думаю, не стоит об этом говорить.

— Нет уж, договаривайте, раз уж начали. Журден и Жюли, единственные присутствующие

при этом разговоре, успевали только переводить растерянные взгляды с герцогини на графа.

— Хорошо. Раз вы настаиваете, я выскажусь откровенно.

— Интересно послушать!

— Не секрет, что вы тяжело больны, миледи! Даже если б вы не были укутаны с ног до головы в чёрную одежду, вас выдаёт необычная худоба.

— Вы закончили, граф?

— Нет, миледи! Я только начал! На ногах у вас язвы. Даже если б я не знал об этом, ваша неуверенная походка — лучшее тому доказательство.

— Ах ты… я хотела спросить — вы закончили? Надеюсь, это всё?

— Нет. Но осталось совсем немного. Ко всему прочему, мне известно, что вы лишились определённой части своего тела. На этот факт с точностью указывает ваше… прошу прощения, телосложение. Глядя на него, сразу понимаешь, чего не хватает.

— Я очень надеюсь, что на этот раз вы закончили!

— Осталось совсем немного, миледи. Прибавьте ко всему ваше неумение улыбаться. Посудите сами, миледи, мне каждый раз придётся догадываться, какие чувства испытывает моя супруга. Это совершенно нелёгкий труд, согласитесь.

— Да закончишь ты когда-нибудь? — Последнее, миледи. Исходя из сказанного, я собираюсь предъявить вашему отцу новые условия сделки.

— Какие условия? Какая сделка?

— Ваш отец предложил мне кругленькую сумму в качестве приданого. Я согласился, не имея ни малейшего понятия о телесном состоянии моей будущей супруги. Однако сейчас, реально оценивая ваше телесное состояние и ясно представляя все ваши болезни… я считаю вправе удвоить сумму приданого.

— Ну всё… с меня достаточно …

Генриетта встала так резко, что кресло едва не опрокинулось. Не оглядываясь, она буквально выскочила из столовой. Журден и Жюли смотрели на Луи, не понимая его поступка. Они ничего не понимали до тех пор, пока Луи не поднялся с места и не подмигнул обоим.

— Неплохо получилось? — вслед за этими словами раздался весёлый смех. Пока Луи хохотал, на лицах Жюли и Журдена начало появляться осмысленное выражение.

— Вы всё знаете, монсеньор?

Луи, всё ещё улыбаясь, посмотрел на Журдена.

— Для меня не составило большого труда понять, почему та девица ушла от праведного наказания. Я понял, что вы покрываете её. Объяснение могло быть только одно. Да к тому же непомерная гордость герцогини явно бросалась в глаза. Это одни из некоторых соображений, которыми я пользовался, открывая истинное лицо Генриетты.

Луи встал с кресла, собираясь покинуть столовую.

— Вы оба всё знали и скрывали правду. Будет лишь справедливо, если вы и впредь будете это делать.

Луи покинул столовую в прекрасном расположении духа. Реванш состоялся. Надменная герцогиня получила по заслугам. Следовало отметить это событие. По этой причине он не долго думая решил отправиться в небезызвестную харчевню «Кабан и Утка».

После его ухода Жюли и Журден некоторые время молчали. Оба улыбались, вспоминая прошедший ужин. Журден первым нарушил молчание.

— Видно, на этот раз нашей миледи придётся нелегко. Она встретила очень достойного соперника. Его так просто не одолеешь.

— Не знаю, как вы, Журден, но я на стороне его милости. Ему под силу сладить с Генриеттой. Я надеюсь на это.

Журден кивнул головой, молчаливо соглашаясь с кормилицей герцогини. Вскоре и они разошлись. Положение резко менялось. Если прежде все обитатели дворца знали об обмане герцогини и втайне осуждали её, то сейчас… благодаря Журдену они узнали, что всё обстоит с точностью до наоборот. Буквально все обитатели замка затаили дыхание в ожидании последующих событий. Это была самая настоящая дуэль между графом и герцогиней.