"Лихорадка в крови" - читать интересную книгу автора (Сандему Маргит)

2

— Ты тоже поднялся сюда? — У Виллему перехватило горло.

— Хотел подышать свежим воздухом. Мне всегда он идет на пользу.

— Мне тоже. Хочешь, я уйду?

— Нет, нет, не уходи! Неужели мы не можем поговорить, как все люди, не…

— Не прикасаясь друг к другу? Ты это хотел сказать?

— Ты угадала.

Виллему смотрела на его длинные, красивые пальцы, которые как-то уж очень нежно ласкали камни. В Доминике всегда ощущалась скрытая чувственность, эта чувственность пронизывала все его существо, хотя и не была заметна с первого взгляда из-за его мужественности и силы. Она притягивала и отталкивала Виллему, и девушка с детским упрямством пыталась противостоять ей.

Вот и сейчас ей было трудно найти естественный тон в разговоре с Домиником. От волнения ее била дрожь.

— Я только что разговаривал с Никласом, — медленно сказал Доминик. — Он тревожится за Ирмелин. Она готова сдаться.

— Как это сдаться?

Доминик поднял на нее желтоватые, как бронза, глаза, оттененные густыми черными ресницами.

— Как бы она не лишила себя жизни.

Виллему вздрогнула:

— Не дай Бог, хотя я ее понимаю.

— Ты тоже думала о чем-либо подобном?

— Много раз! Но мне жаль лишать мир такой выдающейся личности, как я.

Он улыбнулся, и Виллему заметила, что на лице у него появились глубокие складки. Видно, и у него было горько на душе.

— А ты? — прямо спросила она. От волнения она не могла дышать.

Доминик следил глазами за птицей, летевшей в открытое море.

— Конечно, и у меня мелькали такие мысли. Но я согласен с тобой. Мы должны думать о своих близких. К тому же и ты, и Никлас, и я обладаем жизнестойкостью. У Ирмелин, к сожалению, этого нет. Она слабее нас, и мы не должны оставлять ее одну.

— Ты прав. Я постараюсь поговорить с ней.

Ветер растрепал волосы Виллему, они упали ей на лицо, и она откинула их назад. Доминик следил за ее движениями.

— Ты… ты нашла себе другого? — тихо спросил он.

— Нет. Родители иногда заговаривают со мной о том или другом юноше, который на их взгляд должен мне понравиться. Они милые, внимательные, желают нам добра, хотят, чтобы мы были счастливы, но ведь это не в их власти.

— И не в нашей.

— А ты нашел себе девушку?

Виллему было нелегко задать этот вопрос. Одна мысль о том, что рядом с Домиником может оказаться другая девушка, причиняла ей боль. Но Виллему хотела знать правду. Она сжала руки, страшась его ответа.

— Нет, это выше моих сил. Тот, кто однажды был околдован тобой, не смотрит на других женщин.

— Спасибо тебе за эти слова, — грустно сказала Виллему.

— Конечно, мать недовольна. Иногда она в сердцах может даже ударить кулаком по столу. Но она бессильна. Мне жаль моих родителей.

— Мне тоже. Однажды родители пришли ко мне с очередным предложением, и я им сказала, что я только причинила бы зло другому, если б вышла за него замуж тогда, как все мои чувства принадлежат тебе.

Доминик молчал, глядя на раскинувшуюся перед ними Зеландию.

— Что же нам делать, Виллему? — с трудом прошептал он.

Она вздохнула:

— А что будет, если мы уступим нашим родителям и все-таки сочетаемся браком с другими? — спросила она, желая испытать его.

— Нет! — воскликнул он так горячо, что она даже вздрогнула.

Глаза у него вспыхнули, и он шагнул к ней. Виллему отступила.

— Доминик, не подходи ко мне! У меня нет сил сопротивляться тебе, это будет гибельно для нас обоих.

Он овладел собой и отвернулся к стене.

— Ты не должна, Виллему… Не должна выходить замуж за другого. Я знаю, что не вправе этого требовать, но я не вынесу твоего замужества. Ревность — низкое чувство, однако оно неизменно сопутствует любви!

— Я бы чувствовала то же самое, если б ты женился на другой. Мне этого не пережить.

— Мне тоже. Я никогда не прикасался к тебе, Виллему, и видит Бог, мне трудно обуздывать свои чувства.

Что могла сказать на это Виллему? Она так хорошо его понимала! Ее била дрожь.

— Я все отдал бы за то, чтобы обнять тебя, — тихо сказал он. — Но когда я вспоминаю все, что мы сказали друг другу тогда на сеновале, все, о чем писали друг другу в письмах, я понимаю, что это невозможно. Я бы уже не смог выпустить тебя из своих объятий. Ты стала такая красивая. Теперь мне еще трудней отказываться от тебя.

— Не говори так, Доминик! Неужели мы и в самом деле должны отказаться друг от друга? Пусть я рожу ребенка, отмеченного проклятием Людей Льда, меня это не страшит. Я буду любить его, ведь это будет твой ребенок!

— Я тоже не боюсь этого, — взволнованно сказал Доминик. — Я был бы хорошим отцом нашему ребенку, каким бы он ни был. Но я не могу рисковать тобой, Виллему. А вдруг я окажусь причиной твоей смерти? Ты же знаешь, что наш с тобой ребенок либо родится уродом, злым и опасным для людей, либо ты умрешь во время родов. Мы не должны забывать об этом.

— Я готова пойти на риск ради хотя бы недолгого счастья с тобой, Доминик.

— Но я не готов. Ведь тогда мне придется жить без тебя, одному, со своим неизбывным горем и с ребенком, лишенным материнской ласки. Помнишь дядю Таральда, с ним случилось то же самое, и он этого не вынес. Он так никогда и не признал Колгрима. А ведь он даже не любил мать Колгрима, Сунниву. Что же тогда будет со мной? Нет, я слишком люблю тебя, чтобы рисковать твоей жизнью.

Виллему была растрогана.

— И ничьей другой? — она улыбнулась.

— И ничьей другой, — он тоже улыбнулся. — Виллему, я…

Снизу, со двора, кто-то крикнул:

— Виллему! Доминик! Где вы?

— Мать, — прошептал он, хотя снизу их все равно не могли слышать. — Она тревожится, беги вниз!

Он перегнулся через зубчатый бруствер и крикнул:

— Я здесь, матушка! Но я один, Виллему здесь нет!

Анетта подняла голову. Даже издалека было видно, что она испытала облегчение.

Виллему уже мчалась вниз по лестнице.

До Габриэльсхюса еще не дошли слухи о войне, и вся семья безмятежно радовалась долгожданной встрече.

Война оказалась для всех полной неожиданностью.

Датский флот с триумфом вернулся после битвы при Эланде и в сопровождении голландского флота подошел к Истаду в Сконе. Захватить город не представляло никакого труда.

Шведский король Карл, который со своим войском стоял в Мальме, ожидая удара со стороны Эресунда и в то же время готовясь сам захватить Зеландию, подобно тому, как ее захватил раньше его отец Карл X Густав, был как громом поражен. Он направил в Истад большой полк, чтобы остановить датчан, не подозревая, что датская армия готовится переправиться через Эресунд и высадиться возле Хельсингборга.

В Габриэльсхюсе начался переполох. К Тристану и Танкреду прибыл гонец с известием, что они должны тотчас присоединиться к армии в районе Дюрехавена. Доминик оказался в щекотливом положении.

Шведский курьер во вражеской стране! Анетта была в отчаянии и не знала, как они с Микаелом доберутся теперь до Стокгольма — ведь им предстояло пересечь местность, охваченную войной… А их бедный сын!..

Сесилия пришла в крайнее возбуждение. В поместье слишком давно не нарушалось мирное течение жизни. Все понимали, что истинный смысл происходящего не доходит до ее сознания, и что она не отдает себе отчета в том, что ее сын и внук отправились на войну, где им предстоит сражаться с Домиником, внуком Тарье Линда.

Норвежская ветвь семьи сохраняла относительное спокойствие. Их корабль должен был выйти из Копенгагена через неделю, но оставаться в Дании так долго они не могли. На другое утро в Норвегию отправлялась торговая шхуна, и они решили плыть на ней.

Наступило время прощания. Неожиданные события и страх его ускорили.

Хильда предложила Анетте и Микаелу поехать с ними в Норвегию, откуда им было бы легче перебраться в Швецию. Те с благодарностью приняли это приглашение.

Ирмелин наконец разрешили вернуться домой в Гростенсхольм, Хильда не могла больше обходиться без ее помощи. Ни Ирмелин, ни Никлас еще не были готовы к тому, чтобы жить по соседству и потому с них взяли слово избегать встреч друг с другом. Влюбленным сочувствовали, но и рисковать не хотели. Ирмелин же радовалась, что снова вернется домой.

Последнее, что видели норвежцы, покидая Габриэльсхюс, это фигуры двух женщин на крыльце. Старая, сгорбленная Сесилия долго махала им вслед. Рядом с ней застыла прямая, как свеча, Джессика.

Праздник кончился. Гости разъехались. Дочь Джессики навсегда покинула отчий дом. Муж и сын отправились на войну.

Виллему, которая до сих пор держалась стоически, неожиданно переполошила всех.

— Я даже не попрощалась с ним! — горько рыдала она, сидя в карете. — Он уехал прежде, чем я проснулась. Мы не успели и словом перемолвиться, а мне нужно было так много сказать ему!

— У тебя было довольно времени для разговоров, — сказала Габриэлла. — Успокойся, Виллему! Доминик поступил так ради вас обоих. Он сказал нам, что у него нет сил проститься с тобой.

«Он должен был обнять меня на прощание, — с отчаянием думала Виллему. — Я так ждала этой минуты, этого объятия, пусть даже самого короткого. Ни о чем другом я не просила. Но они отняли у меня и эту малость».

— Почему он не поехал через Норвегию, как все остальные? — сердито спросила она.

— Потому что в Швеции сейчас идет война, — терпеливо, как ребенку, объяснила мать. — Он королевский курьер, и у него важная миссия. Шведский король стоит сейчас со своей армией по другую сторону Эресунда. Доминику нечего делать в Норвегии.

— А как он переберется через Эресунд?

— Связь прервана еще не полностью. Он собирался заплатить какому-нибудь рыбаку, который переправил бы его как можно ближе к расположению шведов, а там он мог бы добраться до берега вплавь.

— Но это опасно! — воскликнула Виллему. — Ведь он может утонуть.

— Доминик хорошо плавает, — вмешался в разговор Калеб. — Курьер должен уметь все. Не тревожься за него, Доминик не пропадет.

— Какое безумие, — прошептала Виллему.

— Что именно?

— Война, конечно. Скандинавские страны должны дружить. Смотрите, как война разъединила наш род!

— Да, война всем в тягость, — согласился Калеб. — Во всем виновато это проклятое желание быть лучше других.

Всю дорогу до Копенгагена Виллему сидела как на иголках. Свое нетерпение она старалась передать лошадям. Неужели она не обладает силой внушения? Скорей, скорей, думала она. Может, он еще не покинул Копенгаген? Может, ждет меня у причала, чтобы проститься?

Ну скорее же, скорее…

Копенгаген напоминал большой муравейник. Кругом сновали люди, кто с узлами, кто с нагруженной доверху тележкой, — все спешили припрятать свое имущество понадежнее на случай, если в город войдут шведы. У всех еще было свежо в памяти нападение на Копенгаген, предпринятое Карлом X Густавом.

Но солдаты были спокойны. Они знали, что на этот раз преимущество на стороне Дании. Армия была готова подняться на корабли, которым предстояло доставить ее в Хельсингборг.

В гавани царила неразбериха. Виллему и ее родные не сразу нашли шхуну, уплывавшую в Норвегию. Потом начались переговоры со шкипером. Они были не единственные норвежцы, которые хотели вернуться домой, к тому же плыть через Каттегат было небезопасно.

А в водах Бохуслена всегда промышляли каперские суда. Война была на руку каперам. Во время войны богатые люди обычно переправляли свои богатства в соседние страны, и каперы могли рассчитывать на хорошую добычу.

— Я боюсь за старого Бранда, — сказала Габриэлла, пока они ждали на набережной. — Для него это непосильное испытание.

— Бранд справится, — успокоил ее Калеб. — Он вынослив, как сосна. Хуже с Анеттой. Она не привыкла путешествовать в таких условиях. Все остальные, мы трое, Микаел, Андреас, Эли, Никлас, Маттиас и Хильда, все вытерпим. Даже ты, Габриэлла, хотя ты на вид такая хрупкая.

Виллему больше не слушала их. Тревога сжигала ее, и ей было не с кем поделиться своим страхом за Доминика. С безразличным видом она стала прогуливаться по набережной, хотя сердце у нее бешено стучало. Может, она увидит его, если обогнет ту гору бочек?

— Не уходи далеко, Виллему! — крикнул Калеб. — Нас в любую минуту могут позвать на судно.

— Я здесь! — откликнулась Виллему.

Наконец она возле бочек. Грузчики на малопонятном ей копенгагенском диалекте крикнули, чтобы она не стояла у них на пути. Виллему повиновалась, обогнула бочки, и ей открылась другая часть гавани.

Здесь было так же много людей и так же много судов.

Но Доминика не было нигде.

Зато стоял артельный грузчиков с большой тетрадью в руках. Виллему подошла к нему. Никто из семьи не мог ее сейчас видеть.

Ей следовало спешить.

— Извините, сударь, — проговорила она, робко взмахнув ресницами.

Артельный нетерпеливо повернулся к ней — перед ним стояла красивая девушка в голубом летнем платье, ветер трепал рыжеватые кудри. А какие у нее были глаза! Они обладали какой-то таинственной властью. Совсем недавно он видел у кого-то точно такие же глаза.

Артельный сразу смягчился. Вежливо поклонившись, он на некоторое время забыл суету, шум и крики, царившие у причалов.

— Простите, сударь, что тревожу вас, я хотела узнать, не ушел ли сегодня в Швецию какой-нибудь из кораблей?

Маленькие глазки на красном обветренном лице не могли оторваться от скромного выреза ее платья. При тонкой талии грудь у нее была красивая и высокая. Перед Виллему невозможно было устоять!

— В Швецию? Верно, сегодня утром ушел один корабль, думаю, других кораблей больше не будет.

Виллему потеряла последнюю надежду. Но может, Доминик еще не попал в Копенгаген?

— Скажите, сударь, а не было ли с ними случайно моего брата? По моей речи вы, конечно, слышите, что я норвежка. Нас с братом разлучили еще в детстве и вот наконец-то мы нашли друг друга. Но теперь между нами встала эта проклятая война.

— Ваш брат? Ага, теперь припомнил, где я видел такие же сверкающие желтоватые глаза! Точно, сего дня я видел человека с такими же, как у вас, глазами! Но в остальном он был совсем не похож на вас, сударыня.

— Да, мы с ним не похожи, он темноволосый, а я белокурая.

— Верно. Значит, это был он. Только он не уплыл в Швецию.

Сердце Виллему бешено заколотилось. Значит, он все еще в Копенгагене? Как же его найти?

Артельный поклонился:

— Мне очень жаль, но его забрала стража.

— Что?

— Молодые люди его возраста должны сейчас быть в армии, и стража захотела проверить его бумаги. Я находился поодаль и не слышал, о чем они говорили. Но стража увела его с собой.

— Куда?

— В Замок, надо думать, по крайней мере, они ушли в том направлении. Туда помещают всех военнопленных благородного происхождения, а вид у него был самый благородный.

Королевский курьер… Конечно, они арестовали его!

— Бедный брат! Его сердце всегда принадлежало и принадлежит Норвегии, он совершенно не опасен для Дании. Надо уладить это недоразумение. К кому мне следует обратиться?

Первый раз в жизни Виллему пустила в ход женские чары, чтобы добиться своего. Она даже удивилась, насколько это оказалось легко, впрочем, раздумывать ей было некогда.

Артельный почесал в затылке. У него за спиной грузчики громко выражали нетерпение.

— Думаю, вам следует сходить к полковнику Кроне. Если только он еще служит, ведь он уже в летах.

— И он находится в Замке?

— В Замке или где-нибудь поблизости.

Виллему достала кошелек и положила в руку артельного несколько монет.

— Благодарю за помощь, — с очаровательной улыбкой произнесла она. — Может, я еще успею спасти своего несчастного брата. Это точно был последний корабль, который плыл в Швецию?

Артельный наклонился к Виллему и шепнул ей на ухо:

— В полночь будет еще один, последний. Но это тайна!

Виллему еще раз поблагодарила артельного и поспешила вернуться к своим, она была очень взволнована и крепко сжимала руки, чтобы унять дрожь.

Сказать родным правду она не могла. Тетя Анетта не вынесла бы такого потрясения. Приходилось действовать на свой страх и риск.

Родные уже начали тревожиться за нее.

— Мама, — медленно проговорила Виллему. — Я все время думаю о бабушке. Не могу забыть, как она стояла там на крыльце, одна… В стране, где началась война. Она такая старая. Боюсь, что я никогда больше не увижу ее. Ирмелин уехала, и теперь бабушке не с кем будет слово сказать. Она так просила меня остаться! Наверное, мне следовало уступить ее просьбе. Я только что разговаривала с двумя благородными людьми, они вместе с женами едут в сторону Габриэльсхюса. Я могла бы вернуться туда вместе с ними.

— Ты хочешь вернуться в Габриэльсхюс? — Габриэлла была и растрогана, и огорчена. — Дитя мое! Калеб, что ты на это скажешь?

Калеб прикусил губу:

— Почему ты не сказала об этом, пока мы были еще там? Конечно, Виллему будет хорошо в Габриэльсхюсе… И ее желание идет от чистого сердца… Пожалуй, нам следует отпустить ее.

— Матушка, конечно, будет очень рада… — с сомнением заметила Габриэлла.

Обсудив все «за» и «против», родители наконец согласились, чтобы Виллему осталась в Дании. Она подавила вздох облегчения.

Виллему отказалась брать свои платья, которые были упакованы вместе со всеми вещами, — она возьмет с собой только самое необходимое, — однако она осмелилась попросить у отца немного денег.

— Чудесно, что ты захотела остаться с бабушкой, — грустно сказала Габриэлла. — Но ты уверена, что на тех людей, с которыми ты поедешь, можно положиться?

— Совершенно уверена. Они будут ждать меня у Северных ворот.

Наступил последний миг расставания, шхуна отошла от причала. Виллему стояла на набережной и махала, пока судно не скрылось из глаз. Наконец она опустила руку.

Она была одна в Копенгагене.

Виллему пришла в Замок, и ее сразу же проводили к полковнику Кроне. Это был пожилой человек с нездоровым цветом лица, собачьими глазами и безвольным чувственным ртом. Он устало смотрел на нее, пока она излагала ему свою просьбу.

— Сударыня, но ведь он курьер шведского короля! — медленно проговорил полковник Кроне. — Мы не можем выпустить такую особу.

— Я все понимаю, — кротко вздохнула Виллему. — Но может, вы могли бы сделать исключение? Ведь вы обладаете такой властью! Я готова заплатить, сколько потребуется… Простите меня, я вовсе не хотела сказать, что вы продажный человек. Но я в таком отчаянии, мне нужно любым способом выручить брата.

— По крайней мере, вы откровенны.

Полковник встал и подошел к окну.

— Нет, я не продажный человек, — сказал он, не оборачиваясь к Виллему. — Но я понимаю, что вы принимаете близко к сердцу судьбу этого молодого человека. Вы сказали, что он ваш двоюродный брат?

— Да. В его жилах течет также и норвежская кровь, и он очень благородный человек. Предательство чуждо его природе. Поэтому, если вы выпустите его на свободу, он никогда не сообщит шведам о том, что здесь видел. Так же, как не раскроет вам и того, что знает о военных приготовлениях шведов.

— Другими словами, он человек чести?

— Безусловно!

— И вы готовы сделать все, чтобы освободить его из плена?

— Все, что понадобится!

Полковник помолчал. Потом обернулся и взглянул на Виллему, его глаза так внимательно осмотрели ее с головы до ног, что она вспыхнула.

— Ваш брат будет освобожден при одном условии: вы должны оказать мне услугу.

Виллему чуть не задохнулась. Ей было трудно поверить в такую удачу. Она готова на все! Решительно на все!..

— Можно положиться на вашу скромность?

— Да, извольте!

Полковник снова помолчал.

— Какую услугу, господин полковник? — осторожно спросила Виллему.

Полковник Кроне не знал, с чего начать.

— Я… понимаете, я человек одинокий… И немолодой. Женщины уже давно не балуют меня своим вниманием. Но тем не менее мне необходимо женское общество. Вы меня понимаете?

— Боюсь, не совсем.

— Я… я большой ценитель женской красоты. Мое слабое здоровье не позволяет мне теперь ухаживать за красивыми женщинами. Вы, фрекен Элистранд, обладаете редкой красотой. Я никогда не видел такой женщины. Ваш кузен в полночь покинет Копенгаген с последним судном, которое пойдет в Швецию, если вы сегодня вечером придете ко мне домой и составите мне компанию.

Щеки Виллему пылали. Она ждала, что ей предложат стать предательницей, шпионкой, но на такой исход она не рассчитывала! Она не предполагала, что полковник потребует от нее столь интимных услуг!

— Сударь, я вас умоляю! — Виллему с трудом подыскивала слова. — Я должна сохранить целомудрие до свадьбы!

Полковник нетерпеливо взмахнул рукой.

— Ваше целомудрие останется при вас. Я вас не трону.

— Тогда, я не совсем понимаю…

— Я уже сказал вам, что здоровье не позволяет мне наслаждаться благосклонностью женщин. Единственное, чего я хочу, это видеть вас. И чтобы вы оказали мне некоторые совершенно невинные услуги.

Виллему испугалась. Чувство приличия заставляло ее крикнуть «нет».

— Прежде женщины не давали мне проходу, — продолжал полковник усталым голосом. — Я был неутомимым любовником. Теперь я стар, безобразен, разгульная жизнь пошатнула мое здоровье. Однако желания до сих пор не покидают меня. Итак, фрекен Элистранд, согласны ли вы доставить мне радость сегодня вечером?

Виллему почувствовала дурноту. Ее большие испуганные глаза не отрывались от полковника.

— Уверяю вас, я не причиню вам никакого вреда, — повторил он.

«А моя честь? — думала она. — Смогу ли я уважать себя после этого? Как я буду смотреть людям в глаза? И в чем состоят эти невинные услуги?»

Она вспомнила о Доминике.

Легко представить себе, что его ждет в плену у датчан. Сколько уже лет графиня Леонора Кристина провела в заточении в Голубой Башне? Скоро тринадцать? А Доминик? Неужели и его ждет такая же судьба? Неужели ему суждено состариться за тюремными стенами в этой вражеской стране?

У нее была возможность спасти его.

За его спасение можно было уплатить любую цену.

Виллему глубоко вздохнула, пытаясь избавиться от комка, застрявшего в горле.

— Я согласна на ваши условия, — с трудом проговорила она.