"Лихорадка в крови" - читать интересную книгу автора (Сандему Маргит)

13

Ночь была непроглядная, и Виллему не знала, что ей предпринять. Оставаться на берегу было опасно — волны почти лизали ей ноги. Может, начинался прилив?

В любом случае следовало найти более безопасное место.

Дождь прекратился, но было довольно холодно. Промокшая до костей, Виллему начала дрожать.

Она вскочила и стала махать руками, чтобы согреться. Побегала по берегу. Однако от мокрого платья ей становилось только холоднее.

Оставаться здесь было нельзя.

Виллему стала карабкаться на скалу, чтобы хоть немного оглядеть окрестности. Она уже поняла, что оказалась на том самом мысе, который видела, вися на канате. Тогда он представлялся ей черной тенью с южной стороны. Во всяком случае, если каперский корабль шел вдоль берега Бохуслена, это был юг. Видно, она все-таки попала на материк.

Подняться на вершину уступа оказалось не так-то просто. Виллему пришлось снять башмаки и карабкаться по камням босиком, держа башмаки в руке. Наконец она была наверху.

Но уступ был недостаточно высокий. За ним шли более высокие скалы и уступы.

Виллему сдалась — придется ждать здесь до утра. Между камнями была небольшая ложбинка с мягкой прибрежной травой, там же росли несколько кривых сосен. В темноте светились какие-то белые цветы.

Она нарвала травы, потом сняла с себя мокрое платье, которое все равно не сохраняло тепла, легла в траву и травой же прикрылась. Трава почти не согревала ее, но все же это было лучше, чем ничего. С моря дул свежий ночной ветер, и Виллему, вся съежившись, дрожала он холода. «Уснуть мне здесь не удастся, — думала она. Я простужусь, и у меня снова заболит грудь, снова вернется тот недуг, от которого меня много лет назад вылечил Маттиас.».

Мысли побрели своим путем… «Я уже взрослая. Мне двадцать лет. Я замужем за Домиником и жду своего первенца. Но ведь я нисколько не изменилась. Такая же сумасбродная и глупая, как раньше. Ничем не отличаюсь от прежней Виллему, которая доставляла столько тревог и неприятностей своим близким».

Вспомнив все, что произошло в каюте, она помрачнела.

Думать об этом было страшно, объяснить — невозможно.

Нет, лучше думать о Доминике, об их любви. От этих мыслей она почувствовала прилив тепла. Твердое ложе стало как будто мягче, ветер казался уже не таким холодным, Виллему немного согрелась и заснула.

На рассвете ее разбудил крик морских птиц. Она совсем окоченела. Солнце уже взошло, но из-за туч его было не видно.

Нужно было встать, размяться. В такую рань просыпаются только звери и птицы, но ведь где-то за скалами должны жить люди в теплых домах…

Виллему с отвращением натянула на себя сырое платье. И начала пробираться среди камней, уходя все дальше и дальше от моря. Ей хотелось скорей добраться до Гростенсхольма. Если поторопиться, не исключено, что она окажется там раньше других. Вот будет им сюрприз!

Подбадриваемая этой мыслью, Виллему поднялась на самый высокий уступ.

И остановилась, пораженная открывшимся видом.

Да, именно тот мыс она видела с корабля, именно тот берег, но…

Но его от Виллему отделяла широкая полоса моря.

Она была на острове.

Разочарование было еще мучительней, чем голод.

Остров был не маленький, но что толку? Остров есть остров, и на этом острове никаких признаков жилья не было.

Впрочем…

Вдали на берегу среди каменных уступов и скал виднелось что-то похожее на дерновую крышу.

Да, это была крыша, но единственная. Другого жилья здесь не было. Остров выглядел необитаемым.

Однако, если здесь живут люди, у них должна быть и лодка. Отчаиваться пока рано. Утешая себя таким образом, Виллему быстро ступала по камням и траве. На середине острова она увидела возделанное поле.

Спустившись в ложбину между двумя холмами, она потеряла из виду и дом, и направление, в котором следовало идти. Но это ее не смутило. Рано или поздно она все равно выйдет на берег.

Вдруг она вздрогнула. В редком перелеске она различила какое-то движение. Мелькнул и исчез коричневый силуэт крупного зверя.

Лось? Виллему с детства боялась крупных лесных зверей. Ей не хотелось бы жить на острове, где водятся лоси. Медведь тут обитать не мог — ведь кругом открытое море. Других крупных животных она не знала.

Во всяком случае это был не олень, олень гораздо меньше. Значит, все-таки лось.

Она ускорила шаг, добежала до новых скал, быстро вскарабкалась на одну из них — как бы там ни было, а лоси не умеют прыгать по скалам.

Неожиданно для себя Виллему оказалась на берегу, где в защищенной уютной бухте стояла небольшая усадьба.

Дыма над крышей не было. Не было и лодки у берега, и рыбацких сетей.

Все как будто вымерло.

Искра надежды, теплившаяся в душе у Виллему, погасла. Видно, хозяева давно покинули эти места.

И все-таки она осторожно постучала в низкую дверь.

Ей ответил глухой голос. Это были не слова, а нечленораздельный звук, какой издает человек, будучи не в состоянии говорить. То ли стон, то ли мычание.

Виллему приоткрыла дверь и вошла.

В нос ей ударило зловоние.

В комнате стояла кровать, а на ней лежал старик, похожий на скелет. Однако он мог двигаться, он повернул голову и посмотрел на Виллему глубоко запавшими глазами.

— Не троньте меня, — прошелестел жалобный голос. — Разве вы еще не все забрали?

— Добрый день! — приветствовала его Виллему. — Успокойтесь, батюшка, я не собираюсь ничего у вас брать. Просто я бежала с каперского судна, и меня забросило к вам на берег.

Старик задрожал:

— Это сущие разбойники! Они были здесь и все унесли. Ударили меня по голове так, что я не мог подняться. Забрали лодку, корову, все добро. Не оставили ни крошки еды. Лежи, пока не сдохнешь, сказали они мне.

— Вы не умрете, батюшка, — успокоила его Виллему. — Теперь я здесь и все будет хорошо.

— Благослови вас Бог, милая фрекен!

Виллему не стала объяснять старику свое семейное положение, сейчас было не до этого. Следовало обдумать то, что он ей сообщил.

Во-первых, пираты забрали лодку. Это было скверно. Для нее, да и для старика тоже.

Во-вторых, они забрали корову. Так, во всяком случае, он сказал.

— А вы уверены, что они забрали корову? — спросила она.

— А как же! Корова паслась на острове, и они заставили меня сказать, где ее найти. Несчастная моя Куколка! Пошла на корм этим разбойникам!

По впалым щекам старика побежали слезы.

— Сдается мне, что они ее не нашли, — сказала Виллему. — Я видела, как в лесу промелькнул крупный коричневый зверь, и приняла его за лося. Но, думаю, я ошиблась.

— Верно, лосей здесь нет.

— Значит, это ваша корова. Должно быть, они спугнули ее, и она убежала. А найти они ее не смогли.

— Куколка моя, — запричитал старик. — Небось, совсем одичала.

— Давно это случилось?

— Я потерял счет дням.

— Что ж, я примерно представляю себе, сколько вы тут пролежали. Не тревожьтесь за корову, ее я пригоню обратно. Но прежде всего вам надо поесть. В доме есть какая-нибудь еда?

— Не знаю. Я не могу встать, у меня все плывет перед глазами.

— Вы один живете на этом острове? — спросила Виллему, осматривая жилище рыбака.

— Один, совсем один. Жена умерла два года назад, и меня хотели забрать отсюда, но я отказался. Я не оставлю остров. Тут родился, тут и помру. Правда, не хотелось бы умирать в таком убожестве.

— Понимаю вас. Кое-что я все-таки нашла из припасов, тут есть немного муки. Сейчас я сварю вам кашу.

— Как вы добры!

В голове у Виллему мелькнуло воспоминание. Сетер в Ромерике. Там она тоже должна была сварить кашу, и не сумела…

Теперь все было иначе. Теперь она знала, как взяться за дело. Это раньше она терялась перед такой простой работой, так как была непривычна к домашнему хозяйству.

Виллему замерла в задумчивости с поленом в руке. А чем же она тогда занималась? Только и делала, что ухитрялась из одной опасности попасть в другую. А потом с трудом спасала свою шкуру.

Она слышала рассказы о храбрецах, которые возвращались с войны, овеянные славой и осыпанные почестями. Но в мирной жизни они становились беспомощными, как дети, потому что умели только воевать и упиваться опасностью. И больше ничего.

Неужели и она похожа на них? Не дай Бог!

Виллему развела в очаге огонь и повесила котел на крюк. Счастье, что пираты оставили хотя бы котел! Впрочем, они не польстились на него, потому что он был старый, весь во вмятинах.

Пока вода закипала, Виллему занялась стариком. Это была неприятная работа — старик несколько дней пролежал, не вставая. Виллему действовала осторожно и бережно, не показывая вида, что ее мутит от запаха провонявшей постели. Но от старика пахло не только человеческими испражнениями, от него еще исходил застарелый рыбный запах. Виллему удалось отыскать для старика чистую рубаху, она сменила на кровати соломенную подстилку, проветрила дом.

Потом вымылась сама. Старик блаженно улыбался, лежа в чистой постели. Будь он чуть посильнее, он ни за что не позволил бы этой красивой молодой девушке возиться с ним.

— Вы просто как ангел! — восторженно сказал он.

— Вот уж на кого я меньше всего похожа, — засмеялась Виллему. — Я обычная замужняя женщина и жду своего первого ребенка. — В ее голосе звучала гордость.

— Ох, какое несчастье! — вздохнул старик.

— Напротив! — возразила Виллему, хотя прекрасно поняла, что старик имел в виду.

Каша поспела. Похвастаться своим кулинарным искусством Виллему не могла, однако сумела приготовить кашу достаточно жидкой, чтобы старику было легче ее глотать. Она кормила его с деревянной ложки, и он ел медленно и благодарно.

Наконец он вздохнул и поднял на нее глаза:

— Я вижу, сударыня, что вы из благородных? У вас такое богатое платье да вы и сама красавица…

Виллему улыбнулась:

— Мой отец — норвежский помещик, а муж — курьер шведского короля.

Старик попытался, не вставая, отвесить ей глубокий поклон, он был потрясен до глубины души.

— И вас захватили пираты?

— Да. Но для капитана это не прошло даром. А мне удалось бежать. Пойду попробую найти вашу корову. Наверное, плохо, что она так давно не доена?

— Конечно, плохо. Но разве вы сами не хотите сначала поесть?

— Спасибо, я поем. Но с моей стороны нехорошо есть вашу пищу, у вас у самого мало.

— И слышать этого не хочу! — гордо сказал старик. — Нас теперь двое. Я благодарю Бога, что уже не один.

Каша явно пошла ему на пользу. Старик оказался на удивление сердечным. Виллему принялась за еду.

— Батюшка, неужели никто никогда не приезжает сюда вас проведать? — спросила она.

— Давно уже не приезжали. Бывало, иной рыбак мимо проплывет, только, по-моему, с тех пор, как жена умерла, тут никого не было. Привыкли, что я люблю жить отшельником. К тому же на нашем берегу почти никто и не живет, надо ехать дальше на север, а там я никого и не знаю.

У Виллему упало сердце.

— Но мне непременно надо попасть на берег. Моя семья тревожится за меня. И мой ребенок… Нет ли на острове еще какой-нибудь лодки?

— Нет, они забрали единственную, какая у меня была.

Виллему закусила губу, потом встала:

— Ладно, пойду за коровой. Найдется у вас какая-нибудь веревка?

— У рыбака всегда веревка найдется. Поищите в сарае на берегу. Если только эти разбойники не унесли с собой и веревку.

«Как они могли обобрать такого беспомощного человека, — возмущенно думала Виллему, направляясь к сараю. — Ведь они богачи по сравнению с ним! Ударили по голове и бросили без сознания». Очевидно, это были те же пираты, что захватили и ее. Такая жестокость была вполне в их духе.

Но капитан поплатился за все, и эта мысль немного утешала ее.

Веревка в сарае нашлась, и Виллему пошла за коровой. Она не имела ни малейшего представления о том, как следует подходить к одичавшей корове. На том месте, где она ее видела, коровы не оказалось, Виллему позвала ее, но все было напрасно. Коровы нигде не было. Хотя следы ее виднелись повсюду.

Наконец она набрела на корову, которая паслась на небольшом лужке. Корова задумчиво поглядела на Виллему и пошла прочь.

Преследовать ее было трудно, от Виллему потребовалось много сил и смекалки, но часа через два ей удалось незаметно заманить корову в щель между двумя утесами. Корова оказалась покладистой и покорно приняла свою судьбу. В конце концов Виллему заперла ее в маленьком хлеве.

Старик был доволен. Теперь корову следовало подоить. Виллему была благодарна родителям, которые заставляли ее работать на усадьбе. В том числе и доить коров. Она помнила, как сердилась, когда ей приходилось выжимать молоко из коровьих сосков на глазах у работниц.

Теперь ей это пригодилось. В первый день ей не удалось выдоить ни капли — корову не доили слишком давно, вымя у нее набухло, один из сосков был поранен, и молоко вообще чуть не пропало. Но уже на другое утро дело пошло на лад, и постепенно корова раздоилась. Для Виллему и старика это было большое подспорье.

Старик лежал в постели и ладил рыболовную снасть. А Виллему ставила мережу, рваную сеть и ловушки. Кроме того, она со скалы ловила рыбу на удочку.

Ей везло. Они были с рыбой. С приходом осени поспели овощи и ячмень, посеянный стариком. В лесу было много ягод. Виллему, в общем-то не любившая рыбу, радовалась любому разнообразию в их пище. Она собирала ягоды и коренья, косила сено и ячмень, пекла, солила, выжимала сок. Старик со временем оправился и стал помогать ей. Он оказался не без причуд, как все старые и одинокие люди, и они с Виллему иногда ссорились, правда, это случалось не часто.

Каждый день Виллему поднималась на скалы, высматривая суда или лодки. Один раз она видела корабль, другой раз — шхуну. Корабль был тот самый, каперский, он плыл по фьорду, но Виллему не стала привлекать внимание каперов к острову. Шхуна выглядела более миролюбиво, но сколько Виллему ни кричала, ни махала руками, никто на борту не заметил ее. Каждый раз она с разочарованием возвращалась к своим делам.

По ночам Виллему думала о Доминике. Звала его. Однако не знала, слышит ли он ее призывы.

Если б у нее была лодка! Или хотя бы какой-нибудь крохотный плот! Она было решила построить плот, но нашла лишь одно подходящее бревно, и бросила свои попытки.

В ноябре Доминик неожиданно приехал в Гростенсхольм.

Там все еще надеялись, что Виллему вернется домой. Калеб и Никлас ездили к шведской границе Бохуслена в надежде хоть что-нибудь узнать про нее. Они даже пересекали границу, но нигде им не удалось получить сведения про Виллему. В конце концов их изгнали из Швеции, потому что Гюльденлёве уже вернулся в Норвегию и они больше не могли рассчитывать на поддержку норвежской армии. Они возвратились домой ни с чем.

Когда приехал Доминик, вся семья собралась в Линде-аллее.

Доминик молча выслушал их рассказ, они были в отчаянии и упрекали себя в трусости.

— Виллему жива, — сказал Доминик.

— Не может быть! — хором воскликнули все родственники.

— Она жива, — грустно повторил Доминик. — Ведь вы знаете, что мы с ней наделены особым даром: я улавливаю ее мысли. Даже когда между нами версты, она может передавать их мне, хотя принимать мои не может.

Все с тревогой ждали, что он скажет еще.

— Она приходит ко мне по ночам, — продолжал Доминик. — Во сне. А может, я в это время бодрствую, даже не знаю.

— И что она делает? Что говорит? — воскликнула Габриэлла.

— Слов я не слышу. Я понимаю только общий смысл и чувства. Она посылает мне чувство покоя. Передает, что я не должен за нее тревожиться, что ей хорошо. Просит нас всех подождать, сейчас она не может вернуться к нам, так во всяком случае я толкую ее послания. Но она ни в чем не нуждается, это я чувствую особенно ясно. И еще она передает что-то, чего я не понимаю. Что-то про лед…

— Лед? — удивился Бранд, который уже совсем оправился после поездки в Данию. — Люди Льда?

Доминик пожал плечами:

— Не знаю, не могу сказать. Как бы там ни было, я сейчас же отправляюсь в Бохуслен искать Виллему. Может, эти сигналы станут более понятными, если я окажусь ближе к тому месту, где она находится.

Его никто не отговаривал от поездки. Все понимали, как для него важно поскорее найти Виллему. Они и сами мечтали только о том, чтобы она нашлась. Узнав, что она, по-видимому, жива, они вновь обрели надежду.

Никлас хотел поехать вместе с Домиником, но Доминик предпочитал ехать один, считая, что так он привлечет к себе меньше внимания.

В Бохуслене он долго искал Виллему. И хотя она по-прежнему иногда посылала ему сигналы, ему не удалось найти никаких следов, которые привели бы его к ней. С тяжелой душой Доминик вернулся обратно в Гростенсхольм. На войне он был ранен пулей в шею и теперь получил на всю зиму отпуск. Он мог оставаться в Норвегии, пока Виллему не подаст вес точки о себе.

Если только она когда-нибудь подаст ее!

— По приметам зима будет холодная, — сказал старик, когда наступил декабрь.

— Хорошо бы! — обрадовалась Виллему. — Значит, море замерзнет?

— Возможно. Вообще-то оно замерзает не каждый год. Уж и не помню, когда оно замерзало в последний раз. Но будем надеяться. Вам понадобится опытная повитуха, когда придет ваше время.

Опытная повитуха — это еще полдела, подумала Виллему. Но старику о своих опасениях не рассказала. Он продолжал:

— Я решил забрать корову и податься с вами на материк. Поэтому я тоже жду, чтобы лед встал. Когда вы уедете, мне будет здесь совсем одиноко, а я уже стар. Да и о корове следует подумать. Если я вдруг помру, кто ее выпустит из хлева? Это не годится, моя Куколка не заслужила такой участи.

— А у вас есть на материке родные? — спросила Виллему.

— Когда-то в Танумс Хеде у меня жил брат. Он помоложе, чем я, надеюсь, он еще жив. У него большая семья. Может, кто из племянников приютит меня.

Виллему кивнула:

— Мне будет спокойнее, если я буду знать, что у вас на материке есть крыша над головой.

Они одновременно посмотрели на фьорд, в котором бушевали осенние штормы.

Январь…

Виллему уже не могла бы скрыть свою беременность. Каждый день она с надеждой смотрела на фьорд, но морозы все не начинались.

Они ударили только в феврале. Покрытые инеем камни и стебли сверкали и искрились, будто алмазные. Старик и Виллему держали теперь корову в доме, так и ей, и им было теплее. От мороза потрескивали бревна. Спать приходилось, не раздеваясь.

— Гляньте-ка! — воскликнул старик однажды утром, когда они поднялись на утес. — Возле берега лед уже встал. И у нас и на материке.

— Но середина-то фьорда еще не замерзла, — возразила Виллему. — Господи, только бы теперь не началась оттепель!

На другой день полоска открытой воды сделалась немного уже. Они начали укладывать вещи.

— Господи, — молился старик, сложив руки, — пусть еще немного постоит этот мороз! Не дай льду растаять!

День за днем они наблюдали, как полоса льда становится шире, а полыньи сужаются.

Однажды утром Виллему прибежала к старику:

— Смотрите! — взволнованно крикнула она. — Фьорд замерз!

— Узкие протоки пока что остались. Подождем еще дня два.

— Но у нас нет времени ждать! Вдруг ночью начнется оттепель?

— Нет, оттепели не будет. А вот снег может выпасть.

— Не дай Бог! — взмолилась про себя Виллему. Но снега не было. И через два дня весь фьорд сверкал, как натертый воском пол.

Старик глубоко вздохнул.

— Ну, все ли у нас готово? — торжественно спросил он.

— Еще бы, давно готово! — воскликнула Виллему.

Через час они уже шли по широкой и пустынной ледяной равнине.

Наверное, по снегу идти было бы легче, думала Виллему. Ей было страшно смотреть сквозь лед в бездонную воду. Да и корова не так бы мучалась. Им пришлось привязать ей к копытам дощечки с шипами и завязать глаза. Они продвигались вперед медленно, ведя с двух сторон корову и помогая ей идти. Виллему дрожала в легком плаще, который сшила себе из старого одеяла.

Старик шел с трудом. Он ни разу не оглянулся на свой остров. За спиной он оставил всю прошедшую жизнь.

Виллему ликовала: скоро она будет дома! Наконец-то после месяцев ожидания она снова тронулась в путь. Ребенок уже давно начал шевелиться и часто напоминал о себе. Иногда она вспоминала, что ребенок может родиться отмеченным печатью Людей Льда, но гнала эти мысли прочь.

Башмаки ее были слишком тонки для такого мороза, и она обмотала их тряпками, волосы у нее давно уже отросли и были спрятаны под шалью, оставшейся после жены рыбака.

Время от времени лед у них под ногами издавал низкий певучий звук. Добравшись до середины фьорда, они пошли осторожнее. Здесь легко было и провалиться.

Ветер кусал уши и щеки, полетел первый мелкий, сухой снег. Снежинки острыми иглами впивались в лицо, залетали под воротник, в рукава. Старик и Виллему шли, согнувшись, чтобы защитить лица от ветра и снега.

Что это было, видение? Или сон? Который она видела когда-то давным-давно?..

Люди Льда. Смутные воспоминания. Маленькое селение в тундре. Узорчатый стяг — символ племени, развевающийся по ветру. Люди, изгнанные из дома. Идущие по замерзшей земле, через метели, бураны и лед.

Ее предки, остатки которых попали в Норвегию. И среди них — могучий колдун, олицетворение зла. Тенгель Злой.

Она брела теперь так же, как в свое время те несчастные. Вот когда она по-настоящему поняла, что они пережили. Может, некоторые из их женщин тоже ждали детей? И тоже боялись их потерять? Ей-то осталось идти всего ничего, скоро она будет на твердой земле. Если, конечно, выдержит лед.

Шаг за шагом. Медленно-медленно. Час за часом. День был на исходе.

Ослепленные блеском льда, они видели, что берег уже совсем близко. Но они знали, что между льдом и берегом всегда остается полоска воды — приливы и отливы мешают ему коснуться земли. У себя на острове они положили между землей и льдом дверь и перевели по ней корову. Здесь двери уже не было.

— По-моему, там будет лучше! — Виллему неуверенно махнула рукой.

— Куколка моя, — бормотал старик. — Не бойся, мы не дадим тебе упасть в воду.

Они развязали корове глаза. Действительно, в том месте, которое высмотрела Виллему, полоска воды оказалась совсем узкой. Виллему изо всей силы тянула корову вперед, старик подталкивал ее сзади. Общими усилиями им удалось перетащить бедную скотину на берег. Но там Виллему почувствовала, что ей не следовало так напрягаться. У нее заныла спина, и она испугалась за ребенка, хотя до родов было еще далеко. Ребенок должен был родиться только к весне.

Имена для него были давно готовы. Если родится девочка, Доминик просил назвать Кристиной, в честь его любимой тетки Марки Кристины. Как назвать мальчика, они еще не решили, но это должно было быть имя, похожее на имя Калеб.

Впрочем, для мальчика у Виллему было заготовлено другое имя. Но пока она держала его в секрете. Не хотела она обращаться к ребенку и по имени Кристина, чтобы не искушать судьбу. Разговаривая с ним, что бывало довольно часто, она называла его Карл-Ингрид. Это была ее самая надежная связь с Домиником.

Словно в счастливом угаре, Виллему шла рядом со старым рыбаком. Наконец-то она была на материке! Ей не хотелось обижать старика, выказывая свою радость, ведь ей так хорошо жилось у него на острове. Но она ликовала от сознания, что каждый шаг приближает ее к дому!

Виллему часто думала, каково пришлось Доминику на этой войне. Не ранен ли он… Продолжать эту мысль ей было страшно. Она даже не знала, кончилась ли уже война или еще идет.

Наконец они вышли на дорогу. Судя по всему, это была главная проезжая дорога между севером и югом. На обочине стоял дом. Они так замерзли и устали, что попросились на ночлег. Хозяева объяснили им, в какой стороне находится Танумс Хеде. До него было совсем близко, но идти следовало на юг, тогда как путь Виллему лежал на север. Утром Виллему в последний раз подоила Куколку, тепло простилась со старым рыбаком и пошла в ту сторону, где лежал ее дом.

Сперва ее немного подвез крестьянин, который направлялся в Шее. Потом она могла рассчитывать только на себя.

Хорошо, что отец успел перед расставанием дать ей денег. Она могла позволить себе останавливаться в трактирах, есть, отдыхать. Беременность оберегала ее от посягательств мужчин. Они просто не проявляли к ней интереса. А иногда по-рыцарски подвозили ее в повозке или позволяли немного проехать верхом на их лошадях.

Так Виллему добралась до Норвегии и шла уже по Эстфоллу. Хоть и медленно, но с каждым днем она приближалась к дому!