"Собрание Сочинений в двух томах. Том Первый. Стихотворения" - читать интересную книгу автора (Елагин Иван)

ОТСВЕТЫ НОЧНЫЕ

* * * Напротив, на стене, мои соседи Висят в тяжелых рамах под стеклом. Вот женщина задумчивая, в пледе, А вот студент за письменным столом. Поодаль две скучающих девицы Бессмысленно в стекло уткнулись лбом. И через год мой каменный альбом Открою я на этой же странице. * * * Здесь дом стоял. И тополь был. Ни дома, Ни тополя. Но вдруг над головой Я ощутил присутствие объема, Что комнатою звался угловой. В пустом пространстве делая отметки, Я мысленно ее воссоздаю: Здесь дом стоял, и тополь был, и ветки Протягивались в комнату мою. Вот там, вверху, скрипела половица И лампа вбок была наклонена, И вот сейчас выпархивает птица Сквозь пустоту тогдашнего окна. Прошли года, но мир пространства крепок, И у пространства память так свежа, Как будто там, вверху, воздушный слепок Пропавшего навеки этажа. Здесь новый дом построят непременно, И, может быть, посадят тополь тут, Но заново отстроенные стены С моими стенами не совпадут. Ничто не знает в мире постоянства, У времени обрублены концы, Есть только ширь бессмертного пространства, Где мы и камни — смертные жильцы. * * * Снова дождь затеял стирку Крыш, деревьев, кирпичей. Дни ложатся под копирку Антрацитовых ночей. А во сне — в ночном походе, — На путях каких — Бог весть, День наш в сонном переводе Мы пытаемся прочесть. Ночью каменноугольной, Ночью грузной и большой, Пробираясь, точно штольней, Нашей узкою душой. Там в скитаньях непрестанных На мгновенье зажжены На мятущихся экранах Зашифрованные сны. Все удачи, все печали, Всё, что было позади, Всё, что за день настучали Ундервуды и дожди. Но рассвет, войдя в квартиру, Выхватит издалека, Возвратит дневному миру, Сны срывая по пунктиру Телефонного звонка. * * * Комары толклись у водоема, Где-то птица крикнула в листве, И закат прошел, как Монтигомо, Перья пронося на голове. Уходя по золотым канавкам, С темнотой еще ведя войну, Запустил он в небо томагавком Мстительно блеснувшую луну. И когда, стеной ночною заперт, Он замел последние следы, Вместе с ним ушли на Дальний Запад Краснокожей осени сады. * * * Мне не знакома горечь ностальгии. Мне нравится чужая сторона. Из всей — давно оставленной — России Мне не хватает русского окна. Оно мне вспоминается доныне, Когда в душе становится темно — Окно с большим крестом посередине, Вечернее горящее окно. * * * Отпускаю в дорогу, с Богом! Отдаю тебя всем дорогам, Всем обманывающим и сулящим, По которым мы жизни тащим. Отдаю и реке, и саду, И скамье, где с тобой не сяду, И кусту отдаю, и оврагу, И траве, где с тобой не лягу, И предутреннему перрону, Где, прощаясь, тебя не трону. Отдаю всем заливам синим, Где мы в воду камней не кинем, Всем перилам и всем оградам, Где с тобой не застынем рядом. Отпускаю в дорогу с Богом! Отдаю тебя всем дорогам, Всем тревожным привалам нашим, На которых свистим и пляшем, На которых поем и плачем… Всем удачам и неудачам. Отдаю тебя на поруки Ветру, счастью, дождю, разлуке — Тем, что будут с тобой повсюду Там, где я никогда не буду. Отдаю тебя службам жадным, Лифтам, лестницам и парадным, Коридорам и кабинетам, Разговорам, кивкам, газетам. Папкам, подписям и печатям. Так мы порознь жизнь растратим За казенным и за поденным Сумасшествием телефонным. За столами и за дверями С именами и номерами… Отдаю тебя всем соблазнам, Встречам легким, веселым, праздным, И печальным горячим встречам В час, когда защититься нечем. * * * Вселенная! Так вот твоя изнанка!.. Едва рванули ткань твою по шву — И поднялась гигантская поганка Откуда-то из ада в синеву. И зарево ударило по тучам, Полгорода внизу испепеля. Так вот каким заправлена горючим Несущаяся в космосе земля. Еще в поту мы эту землю пашем, Еще и воздух не отравлен весь, Но с той поры грохочет в сердце нашем Тоски и гнева взрывчатая смесь. ИЗ УГЛОВОГО ОКНА Внизу, в пространстве, осажденном Домами с четырех сторон, Неслись пожарные со звоном И заворачивал фургон. Там люди толпами спешили, И в узком уличном плену Ползли гуськом автомобили, Как аллигаторы по дну. И там, в автомобильном гуде, Там, в разноликой суете, Пространство распинали люди На этом уличном кресте. И одержим каким-то трансом, Я услыхал в секунду ту, Как изможденное пространство Оплакивало пустоту. * * * Дождь бежал по улице на цыпочках, Дождь бежал то тише, то слышней, Дождь бежал, асфальт вечерний выпачкав Масляными красками огней. Под ногами, точно в черном озере, Светофора вспыхивал рубин. Отсветы неоновые ерзали В темноте асфальтовых глубин. Точно все огни земные плакали В бесконечных прорезях дождя. Ночь под землю уносила факелы, Улицы с собою уводя. Вот он, город мой неузнаваемый, Город каменной моей судьбы, Под тобой оранжевыми сваями Световые движутся столбы. Я и сам о том уже не ведаю, Что ищу я в шуме городском, За какими отсветами следую И в пространстве двигаюсь каком. Я уже не ощущаю хлесткости Наискось летящего дождя. Где-то рядом, в вертикальной плоскости, Плоский сам, проскальзываю я. Может быть, из всех объемов вынутый В измереньях двигаясь иных, Я теку, в асфальте опрокинутый, Отсвет — среди отсветов ночных. * * * Небоскребы упрятались в марево. Зажигали огни самолеты. В отдалении сумрак вымарывал Городского пейзажа длинноты. Понемногу окрестности вызаря Из какой-то заоблачной зыби, Как угарный экран телевизора, Задымилась луна на отшибе И опять, не звана и не прошена, Тень моя обозначилась рядом, И скользит удлиненно и скошенно По ночным мостовым и фасадам. Тень моя, отщепенцем ты кажешься Между грузной стеной и цистерной, В этом мире объема и тяжести Что ты делаешь, призрак двумерный? Я и сам, обтекаемо-выгнутый, Закругленный и мягкий в овале, Как попал я сюда, где воздвигнуты Эти каменные вертикали? Эти кубы, параллелепипеды, И углы, и бетонные плиты! Тень! С тобой из орбиты мы выбиты, Тень! В чужую орбиту мы вбиты. Тень! Нам кто-то с тобой позавидовал, Нам, которые криво летели. Нас втолкнули в темницу Эвклидову, За решетки прямых параллелей. * * * Пробегают такси по соседнему парку, И рекламная осень пестра и шумна. Пролетающий лист, как почтовую марку, Ветер лепит с размаху на угол окна. Я не думал о вас. Ваше русское имя На туманном стекле написалось само. Я и осень моя со стихами моими С этих пор адресованы вам, как письмо. * * * Нежность, видно, родилась заикой — Ей слова даются тяжело. Ей бы медвежонком в чаще дикой На заре обнюхивать дупло. Ей бы грызть заостренный и горький Лист брусничный, да лежать во мху, Слушая, как ветер на пригорке Треплет тонкоствольную ольху. А ее просили сесть в гостиной, И была хозяйка с ней мила, Оттого, что нежность чинно-чинно, Очень хорошо себя вела. Столь необычайное смиренье Даже озадачило кота: Кот изобразил недоуменье Знаком вопросительным хвоста. Кот нашел, по-видимому, странным То, что нежность так себя ведет: Кот в любви был старым ветераном, Помнил, что такое нежность, кот. Знал, что не унять ее томлений, И умел он на своем веку Ткнуться мордой в милые колени, Ухом почесаться о щеку. Исчезают, как в водовороте, Выплески однообразных дней. Вы, наверно, так и не придете На свиданье с нежностью моей. * * *He скучно ли на темной дороге?А.Грин Всю ночь мигает вывеской отель, И дождь шуршит в каменьях и железе. Я понял всё. Вы — Биче Сениэль, А я искал смеющуюся Дэзи. Мой мир для вас был темною стеной, А мне сказать хотелось вам так много, И думал я, что вам вдвоем со мной Не будет скучной темная дорога.

ЧЕРНОВИК Что такое зыбь? Мелким почерком ветер писал по воде. Что такое зыбь? Промчался ветер, в травах просвистя, И заводь зябко сжалась от испуга. Ты — судорог и сумерек дитя — Вечерняя озерная кольчуга. Что такое зыбь? И вдруг мне показалось, что вода Несет гигантских пальцев отпечатки. О, это дело рук Твоих, Господь. Ты уличен. Ты создал этот мир. СКРИПАЧ Звуки тончайшей выточки Соскальзывали с плеча, Как будто тянул он ниточки Из солнечного луча. Лежала на скрипке щека еще, Дрожала еще рука, И звук всплывал утопающий За соломинкою смычка. И ноту почти паутинную Он так осторожно сужал, Что скрипка казалась миною, Которую он разряжал. * * * Еще рассвет. Еще туманный хаос. Еще, передрассветно колыхаясь, Деревья — еле видимые в дымке Похожи на рентгеновские снимки Еще рассвет. Но из туманных грядок Весь город выпадает, как осадок. Выходят, как из мутного раствора, И памятник, и выступы собора. И дом обозначается за домом, Чтоб стать на небе каменным изломом, Чтоб стать на небе четкой и упрямой Извечной городской кардиограммой. * * * Над мальчишкой крепким и румяным На скамейке суетится мать. Вырастет и станет хулиганом, Будет грабить, жечь и убивать. А быть может (колесом раздавлен!), Мальчуган поселится в раю, Будет Богом в ангелы поставлен, Чтобы жизнь замаливать мою. * * * Я это молчание выбил, как пробку, И залил бумагу лиловым вином… Веселого месяца тонкую скобку Повешу над самым высоким окном! И только рукою взмахну я надменно, И город столпится у этой реки, — Смотри — на балконах стоят джентльмены И к звездам бросают свои котелки! И небо прожектором залито синим, И, кажется мне, я по крышам иду. Какая-то женщина в платье павлиньем По небу ночному летит, как по льду! И рвутся ракеты, и гаснет каскадом За красной струей золотая струя… Ну что ж, ты довольна своим маскарадом, Ответь мне, бессонная совесть моя? Мы все столковаться с тобой не умеем, Я спорил с тобою до боли в висках, Водил по театрам, таскал по музеям И скрипками мучил в ночных кабаках! Мне все в этом мире казалось забавой, Зачем же, и мир от меня заслоня, Прощальные слезы ирландки картавой, Как капельки лавы, сжигают меня. * * * Пятнадцать тысяч ночей Меня приходили проведать, И всё до последней звезды Они приносили мне. Пятнадцать тысяч ночей — Земное богатство моё. Хочешь, тебе отдам Всё до последней звезды? Вот черного мрамора ночь В белых прожилках звёзд, — Ты выстроишь из неё Сонные города. А хочешь вокзальную ночь, Железнодорожную ночь, Забившую в прорезь моста Заклепанный болт луны? Возьми океанскую ночь, Ночь плавающих звёзд, Ночь шатких, черных зеркал, Вздохов соленых ночь. Я дам тебе белую ночь В городе над Невой. И ты ощутишь звезду, Как ощущают укол. Есть еще у меня Ночи — ты их не тронь — Ночи, когда я хотел Понять, что такое смерть. Такие ночи темней Каменноугольных шахт. * * * Снова смерть дала мне повод Убедиться и понять, Что земную жизнь, как провод, Надо где-то заземлять. Слишком много было молний, Ударяющих в пути, В глубь кладбищенских безмолвий Надо молниям уйти. И очистившись от гнева, Наконец смирясь во всём, Мы сверкающее небо В гроб с собою унесём. * * * Хлопочет сердце где-то в глубине. Как моль в шкафу, оно живет во мне. От жизни, как от старого сукна, Осталась только видимость одна. Всё перетлело, чтобы жить могло Заносчивое маленькое зло. * * * Сколачивали тучи в складчину В горах вечернюю грозу, Весь потемневший и взлохмаченный, Лес беспокоился внизу. И там, где камни наворочены, Там, над дорогою кривой, Осины сбились у обочины, Тряся испуганной листвой. По небу отсветами плещется Жар-птицы молнии перо. Пошло трещать, земля-помещица, Твое зеленое добро! И над бобровою запрудою, Ворвавшись в мертвый бурелом, Как будто палицей орудуя, Прошел многоэтажный гром! И вновь, вверху, собравшись с силами, По тучам с грохотом полез, И наконец, ударив, выломил Ворота всех семи небес. И сразу, через все пробоины, Сверкая, зыблясь и галдя, Пошли, колоннами построены, Косые полчища дождя. ИЗ РИЛЬКЕ Всё это там, где крайний ряд лачуг И новые дома, что узкогрудо И робко выступают из-под спуда Лесов, чтоб видеть, где начнется луг. Весна всегда там теплится чуть-чуть, В бреду подходит лето к этим доскам, Неможется деревьям и подросткам, И осень лишь повеет чем-нибудь Далеким, примиряющим: зарю Там нежно плавит вечер на равнине, И брезжит стадо, и пастух в овчине К последнему прижался фонарю. * * *Моей жене Деревца горят в оконных рамах, Как пирамидальные костры. В застекленных параллелограммах Блещут свечи, бусы и шары. Посмотри, вверху над небоскрёбом Встала Вифлеемская звезда. Даже небо кажется особым, Сделанным из голубого льда. Мы пойдем бродить с тобой без толку За веселой цепью огоньков, Всю тебя осыплю я, как ёлку, Золотым дождем моих стихов. Вот он снежный, уличный, старинный, Радостный рождественский уют. И витрин высокие камины Заревом прохожих обдают. Вот и ты застыла изумленно, Бронзовым окном поражена, Точно там не звери из нейлона, А блистает клад с морского дна. Закипает вечер снегопадом Светятся снежинки на бегу. У окна стоят с тобою рядом Ангелы босые на снегу. * * * В горячей и пыльной столице Ты книгу Толстого открой. И вдруг с типографской страницы Запахнет землею сырой. Как будто проходим мы лугом, Как будто мы полем идём, Как будто он вспахивал плугом Вот этих страниц чернозём. Бродильные крепкие соки, Пахучие соки земли, Вот в эти толстовские строки Тяжелым составом вошли. Пускай они кажутся грубы, Но плотно друг в друга войдя, Сколочены фразы, как срубы Одним топором без гвоздя. Толстому ль вколачивать ровно Искусства заржавленный гвоздь. Он слов непокорные бревна С размаху сбивал на авось. Героя по-своему строя, С него он соскабливал грим, Что толку в типичном герое, Он должен быть неповторим. Зачем приукрашенность Анне, Наташе к чему ореол? Толстой их не вывел в романе, А просто на землю привел.