"Тайны смотрителя маяка" - читать интересную книгу автора (Биргер Алексей)

Глава II Два местных «экспоната»

Мы продвигались по самому краю тропинки, чтобы, если что, сразу шмыгнуть в кусты. Не потому, что мы чего-то боялись — Топа не дал бы нас в обиду! — но не стоило до поры до времени выдавать свое присутствие.

Мы выбрались на пригорок над берегом. Здесь ивняк кончался, а берег изгибался вовнутрь, образовывая небольшой затончик, со стороны воды почти полностью укрытый от глаз. С берега защитой этому местечку служили деревья, да и вообще вероятность того, что этими местами кто-то пройдет, была очень мала. Жилых домов в этой части острова не было, а грибники и собиратели брусники прошли бы метрах в ста от берега, потому что ближе для них начиналась довольно бесплодная полоса. Словом, наведаться в бухточку мог один человек за несколько дней. Это нас, понимаете, угораздило попасть туда как раз «вовремя».

Мы прильнули к земле и осторожно выглянули с пригорка вниз.

— Фью? — почти неслышно присвистнул Ванька. — Так это ж эти два придурка!

На берегу, у самой воды, мы увидели двух парней, которых отец язвительно называл «местными экспонатами», а Ванька охарактеризовал намного проще. Первый — Мишка Чумов, полный «тормоз» лет шестнадцати-семнадцати. Семейка Чумовых была еще та! Совсем недавно Мишкиного старшего брата посадили. Отец арестовал его за браконьерство, а во время следствия добавились и незаконное хранение и использование огнестрельного оружия и куча других статей. Мишка тогда грозился поджечь наш дом. Это вообще был стиль его семейки, недаром на острове их так и называли — «поджигатели». Чуть что было не по ним — например, кто-то ловил их, когда они обирали чужой огород, ведь они тащили все, что плохо лежит, и угрожал сдать в милицию, — как они с ехидной улыбочкой отвечали: «Ну, сдай. А что потом с твоим домом будет, знаешь?» И люди отступались, потому что страшнее пожара в сельской местности ничего нет, а Чумовы не постеснялись бы выполнить свою угрозу. Они были полностью оторванные, чумные — точно по фамилии, семья их была довольно многочисленной, человек восемь, а со всякими двоюродными и троюродными братьями и дядюшками и за два десятка переваливало, и терять им было нечего. Ну, занялось бы так, что огонь перекинулся бы на несколько домов, в том числе и на их нищую халупу, — они бы нашли, где жить. А если б кого-то из них все же посадили, то уж кто-то из родственничков обязательно подпустил бы обидчику «красного петуха». Их побаивались даже местные крупные бандюги. Еще бы! Ведь если тебе подожгут иномарку или новенький коттедж, то можно потом и грохнуть поджигателя, да что толку? Денег с них не взыщешь, а покупать новую машину или восстанавливать дом — себе дороже. Старший брат Мишки — тот, что сейчас сидел, — как-то стащил новенький радиомагнитофон из машины крупнейшего местного «авторитета» — и то сошло. Мы никак в толк взять не могли, вправду ли Чумовы не боятся смерти, зная, что кто-то из родственничков за них отомстит, или они такие недоумки, что просто не понимают, что их по натуральному могут угробить? Они и жили сегодняшним днем — могли пропить последнее из своей халупы, даже кусок шифера с крыши, а завтра отправиться выглядывать, где можно «свинтить» другой кусок шифера и что-нибудь такое, что можно загнать и пропить.

Как бы то ни было, отец в отличие от местных «крутых» не спасовал перед Чумовыми. Старший Мишкин брат сел надолго и крепко, а вся его родня боялась и близко подходить к нашему дому. В общем, даже Чумовы с их тараканьими мозгами (или, как говорит отец, «с тараканами в мозгах») уяснили себе, что хозяин заповедных лесов и вод, обступающих остров со всех сторон, может вломить им так, что даже они не очухаются.

Вторым «придурком» или «экспонатом», как хотите, был парень постарше, по кличке Шашлык. Кажется, звали его Вовкой, а кличка, наверно, была образована от фамилии Шлыкин. Стали его сперва называть, с юморком, «Шашлыкин» вместо «Шлыкин», а потом сократили до «Шашлык». Я так понимал.

Интересная история была у этого Шашлыка. Совсем недавно он перед такими, как Чумовы, нос драл и щедрой рукой дарил десятки на самогонку. Дело в том, что он был двоюродным братом крупного местного «авторитета» по кличке Конь. Этот Конь контролировал свой кусок Города, а вообще-то специализировался на улаживании разборок. Он и его «бойцы» выступали тогда (не безвозмездно, конечно), когда кто-нибудь обращался к ним с просьбой уладить дело «по справедливости»: долг там взыскать или приструнить конкурента, который нечестными способами перебивает право на аренду кафе или оптового склада…

Разумеется, под крылышком Коня Шашлыку жилось как у Христа за пазухой. Сам-то Шашлык был бестолковый балбес и умел только денежки прогуливать и проматывать, но в Коне родственные чувства были сильны, поэтому он и на жизнь хорошо отстегивал своему братцу, и в обиду никому бы его не дал. Если Шашлык начинал задираться и качать права, люди спешили уйти, самого-то Шашлыка можно было сделать одним ударом, но ведь потом Конь приехал бы разбираться…

А потом Коня убили. Насчет того, кто это сделал, слухи ходили разные. Одни говорили, что Конь подгадил московской мафии, у которой были кое-какие свои интересы насчет транзита товаров через наш город. Мол, увлекся и наехал взыскивать долг на один железнодорожный склад, который лучше было не трогать, а с московской мафией шутки плохи, ее сила против силы «авторитета» небольшого городка — это разница в весовых категориях наподобие Слона и Моськи. Другие утверждали, что Коня прибрал Степанов — крупнейший босс города, владелец главного рынка, который он создал из отреставрированных и модернизированных торговых рядов восемнадцатого века (даже стеклянный купол возвел над четырехугольником внутреннего двора, образуемого красивыми галереями с рельефными колоннами) и других точек, буквально «заводов, газет, пароходов», потому что и два завода у него теперь имелись, и одну из местных газет он контролировал, и старый экскурсионный пароходик приобрел, поставив на причал возле центральной пристани и превратив в очень толково отделанное бар-кафе, работающее почти круглосуточно. Ведь туристские теплоходы приставали в нашем городе в любое время суток. Степанов давно разошелся с криминальным бизнесом вроде рэкета, с которого начинал, и старался жить «по закону», но уж очень он не любил, когда ему нагло переходили дорогу. Тут в нем «взыгрывало ретивое». А Конь вроде бы возомнил, что с самим Степановым может справиться…

В общем, в один прекрасный день к Коню подошли на улице двое очень вежливых молодых людей и завели с ним вполне дружелюбный разговор о «деловом предложении». Охрана сначала напряглась, но молодые люди держали себя очень скромно, да и на вид казались слабаками, не представляющими опасности. И вот когда охрана расслабилась, молодые люди выхватили невесть где спрятанные легкие автоматы и изрешетили и самого Коня, и всех тех охранников, у кого рука дернулась за пистолетом. Потом они очень спокойно удалились. Все так обалдели, что даже не подумали их задерживать. Убийцы, естественно, словно в воздухе испарились. Как ни искали, не смогли установить, кто они такие, как прибыли в наш город и как уехали.

После этого для Шашлыка наступили трудные дни. Он-то привык жить на широкую ногу, да еще имея надежную «крышу», и до него не сразу дошло, что лафа кончилась. Сначала он занимал деньги направо и налево — в основном у бывших дружков Коня, — и какое-то время ему давали, по старой памяти. Но потом ему намекнули, что вообще-то долги надо отдавать. Он страшно удивился, решив, что это шутка. Но когда его в первый раз избили, выбив при этом два зуба, даже ему стало ясно, что шуткам хана. Ему удалось как-то рассчитаться с основными долгами, отдав все, что можно было отдать, в том числе массивный золотой перстень с печаткой, который некогда подарил ему Конь. С тех пор он болтался по городу и окрестностям, готовый стибрить все, что плохо лежит, клянча у знакомых сигареты и все больше сближаясь с местным отребьем.

— Докатился Шашлык! — прошептал я. — Вместе с Чумовыми ворует, это ж надо!

Топа продолжал порыкивать. И Мишку Чумова, и Шашлыка он терпеть не мог. Да, Топа разбирался в людях, это точно!

— А лодку они в скупку поволокут, факт! — прошептал Ванька.

Шашлык и Чумов сидели на большой алюминиевой лодке, которую они вытащили на берег, и курили сигарету без фильтра — одну на двоих, аккуратно передавая ее друг другу после каждой затяжки. Что Ванька имел в виду, мне было понятно с полуслова.

С тех пор как в нашем городе открылись пункты приема лома цветных металлов, владельцы чего-либо алюминиевого дрожали за свою собственность. По берегу уже лодок двадцать свинтили. Еще бы, ведь на пунктах за алюминий давали семь рублей за килограмм, а алюминиевая лодка весит больше двухсот килограммов. Полторы тысячи рублей — сумасшедшие деньги для наших мест! Лодки обычно выдерживали где-нибудь от недели до месяца, потом резали на такие куски, чтобы лодку нельзя было опознать, и волокли в скупку. Кроме лодок, обдирали алюминий с крыш беседок, воровали кастрюли и тазы, а также охотились за другими ценными металлами. Один ворюга погиб, когда залез на столб высоковольтной линии и попробовал срезать несколько пролетов проводов — ведь это ж медь! Но его смерть не остановила других. Прошло совсем немного времени, и одно из дальних городских предместий (практически деревня, включенная в черту города) осталось без электричества: воры обрезали целый километр проводов с линии, подающей электроэнергию.

Как только городские власти не пытались бороться с этим безумным разгулом воровства! Милиция совершала регулярные рейды, и, если в скупке обнаруживалась хоть одна краденая вещь, скупщиков лишали лицензии. Но это не помогало. Лицензия оформлялась на новых, «незапачканных» людей, и все возвращалось на круги своя. В конце концов решили просто закрыть эти пункты. Но и это не помогло. Появились подпольные пункты. Подпольные скупщики давали дешевле — скажем, не семь рублей за кило, а пять или даже четыре, — а потом гнали грузовики туда, где пункты приема продолжали работать. Иногда в какой-нибудь крупный город за двести — триста километров от нас. Милиции удалось задержать один такой грузовик.

Мы знали про все это, потому что про это знали все, — об этом непрестанно говорила вся округа.

Словом, было понятно, откуда у Шашлыка и Мишки Чумова взялась алюминиевая лодка и что они собираются с ней делать.

— Может, напустить на них Топу и задержать их? — предложил Ванька.

Топа энергично завилял хвостом, полностью поддерживая это предложение.

— Подождем, — шепнул я в ответ, — посмотрим, что они будут делать. А главное, посмотри туда.

Чуть в стороне от «экспонатов» и их добычи лежала на песке старая деревянная лодка, перевернутая вверх дном. Днище у лодки сгнило наполовину, в нем виднелась большая дыра.

— Наверно, именно ее имел в виду смотритель маяка, — добавил я. — Починить ее нам по силам, в сарае найдем подходящие доски, напилим до нужной длины, наколотим, потом проконопатим… Нормально поплывет!

Ванька стал внимательнее рассматривать деревянную лодку. В это время Шашлык докурил сигарету так, что и окурка почти не осталось, и с сожалением бросил микроскопический окурок на песок.

— Ну? — спросил Чумов.

— Палки гну! — отозвался Шашлык. — Ждем до вечера.

Тон у него был властным, почти надменным. Видно было, что ему приятно ощущать себя боссом хотя бы над Мишкой Чумовым. А Мишка принимал его лидерство. Ведь у Шашлыка мозгов было чуточку поболее, чем у Мишки, да и старше он был.

— А можа… — неуверенно заикнулся Мишка (он часто глотал окончания слов, вот и теперь у него получилось не, «может», а «можа». — А можа, распилить его быстренько, сдать, да и дело с концом?

— Ни в коем разе! — уверенно возразил Шашлык. — Тут дельце покрупнее светит…

— Ну да, светит… — проворчал Мишка. — Только до вечера дожить надо… Жрать охота, да и похмелиться тоже… И курить… А к вечеру мы бы что другое придумали.

— Что ты придумаешь? — огрызнулся Шашлык. — И гляди, какое тут идеальное место для старта! Другую посудину еще перегонять надо будет!

— А то бы быстро сволокли эту фиговину к деду, уж рублей восемьсот он бы нам точно отстегнул, — продолжал ныть Мишка. — По четыреста на брата, охренеть можно! И тогда даже не надо будет вечером затеваться…

— Ага, дед нам большое спасибо скажет, если мы к нему среди бела дня припремся! — язвительно возразил Шашлык. — И потом, пойми ты, дурья башка, что нам светит намного больше четырехсот рублей на рыло. И к тому же сегодня лодку вообще толкать нельзя. Минимум неделю ей надо отстаиваться, если мы решим ее сдавать.

— А я бы прямо сегодня и толкнул… — мечтательно проговорил Мишка.

— Вот и попался бы! И хорошо, если милиции. Если мы сегодня лодку погоним, то, думаешь, дед не догадается, чья она? Да он нас самих сдаст, чтоб ему не вломили за соучастие!.. Ладно, пошли. — Шашлык встал. — У, гад! Будет знать, как с меня долги требовать! — И он вдарил по лодке ногой, вымещая на ней свою злость на ее хозяина.

— Ты потише, — испуганно сказал Мишка. — А то кто услышит…

— Да кто нас тут услышит! — отмахнулся Шашлык. — Чудик ты, Мишка! То готов лодку опрометью к деду волочь, то лишний звук издать боишься! Пошли!

Он вынул весла из уключин и запрятал их в кусты, а потом пошел прочь, не глядя, идет ли за ним Чумов. Чумов поколебался, с сожалением посмотрел на лодку, а потом рысцой поспешил вдогонку.

Не знаю, кому повезло больше, им или нам, что они направились в противоположную от нас сторону, к дороге на пристань и к деревеньке Лучники возле пристани — основному поселению на острове. Мы выждали, пока они исчезнут в дальнем перелеске, а потом спустились в бухточку.

Я отпустил Топу, и он сразу принялся обнюхивать всю землю вокруг. Он все еще был недоволен, что ему не дали попробовать на зубок двоих «экспонатов», но порыкивать перестал. Кажется, он вычитывал по следам что-то очень интересное.

— Классная лодка! — сказал Ванька, осматривая добычу Шашлыка и Чумова. — Почти катер… Ну да, вон отверстия для стоек под навес и ветровое стекло, а вон место для установки мотора. Наверно, когда на ней смонтирована брезентовая каютка да на моторчике идешь, это вообще шик получается!.. — Он повернулся ко мне. — А «дедом» они называют хозяина одной из подпольных скупок, факт..

— Факт, — согласился я. — И есть другие занятные факты. Они поперли эту лодку у какого-то бандюги, и если он теперь выяснит, кто это сделал, то им не позавидуешь!

— Почему ты так решил? — спросил Ванька.

— По нескольким причинам. Во-первых, — я стал загибать пальцы, — сейчас, когда лодки уводят не глядя, хоть на минуту оставить лодку без присмотра может лишь тот, кто знает: его-то имущество никто не тронет, чтобы потом плохо не было! Во-вторых, Шашлык упомянул, что этот человек вышибал из него долг и, надо полагать, вышиб, раз Шашлык такой злой! А долги из Шашлыка вынимали очень крутые ребята. И в-третьих, Шашлык упомянул, что если «дед» узнает, чья это лодка, то сдаст их этому человеку, чтобы самому не влипнуть, и это будет намного хуже, чем если их поймает милиция! Складываем все вместе и получаем: они умыкнули лодку у сурового мужика, перед которым робеют скупщики краденого и который запросто в землю урыть может.

— Точно! — восхитился Ванька. — Я бы, конечно, и сам до всего этого додумался, но ты молодец, что первым сообразил, — добавил он.

— Но ведь и это еще не все, — сказал я. — Кажется, Шашлык понимает, что владелец лодки оповестит все подпольные скупки и ему станут докладывать обо всех, кто приносит куски алюминия, похожие на разрезанную лодку. И, услышав про Шашлыка с Чумовым, владелец лодки сразу сообразит, кого трясти.

Поэтому Шашлык хочет выдержать лодку подольше, а сегодня использовать ее для какого-то дела…

— Ну да! — кивнул Ванька. — Он ведь говорил, что отсюда удобно стартовать. Но куда? То, что они затевают вечером какую-то пакость, это явно. Знать бы какую… Может, вечером мы тихо улизнем и проследим за ними?

Я задумался:

— Вряд ли у нас получится. Они пойдут по воде, поэтому нам надо будет держаться подальше. Ведь они будут все видеть на километр вокруг… Правда, темнота, да еще если туман упадет… Но тогда мы их потеряем, если хоть чуточку от них отстанем. А подходить вплотную опять же нельзя. Словом, как ни крути, а лажа получается. И Топа не сможет взять их след на воде…

— Это верно, — со вздохом согласился мой братец. — Эх, если бы ты, Топа, мог чуять след в воде… Ой, смотри, по-моему, он унюхал что-то очень важное!

Топа, изучив все вокруг, теперь тщательно исследовал алюминиевую лодку. Вид у него был очень сосредоточенный — если бы он был человеком, мы бы сказали, что он задумчиво хмурится на пороге какого-то озарения.

— Ты что, Топа? — спросил я.

Топа вильнул хвостом, потом сунул голову через борт лодки и стал тщательно обнюхивать лодку изнутри. Казалось, он вот-вот покачает головой и скажет: «Ну и ну!»

— Да, лодка, похоже, и впрямь совсем не простому человеку принадлежала… — сказал Ванька. — Эх, Топа, если бы ты умел говорить!

Топа виновато глянул на Ваньку: извини, мол, не умею, — и продолжил обследование.

— Послушай! — Я хлопнул себя по лбу. — Ведь если Топа запомнил запах хозяина, то мы сможем установить, чья это лодка.

— А где мы будем искать? — спросил Ванька.

— Понятно где! Вокруг гаражей и котельной! Все местные крутые в основном тусуются там?

— Отправляться на берег? Сегодня уже не успеем, — прикинул Ванька, глядя на солнце. — А с этой лодкой надо что-то решать уже сейчас.

— А что решать? — сказал я. — Давай перегоним ее в другое место и спрячем. Когда мы найдем ее хозяина, то просто скажем, что видели лодку там-то и там-то. Он приедет за ней и заберет ее. Закладывать Шашлыка и Чумова мне как-то не по нутру.

— Ну да! — сказал Ванька. — Если хозяин лодки не прибьет их насмерть, то они потом на нас отыграются. А мне не нравится ни то, ни другое… И куда мы ее перегоним?

— Осмотрим берег и решим, — сказал я.

Пятнадцатиминутной прогулки вдоль берега нам хватило, чтобы найти подходящее место: в соседней бухточке ветви растущих у самой воды ив образовывали густой шатер. Загнать лодку под этот шатер — и ее никто не разглядит ни с воды, ни с берега.

Мы вернулись за лодкой, столкнули ее в воду, достали из кустов весла и перегнали лодку в соседнюю бухту, где привязали к стволу самой ближней к воде ивы. Лодка исчезла под свисающими ветвями, спрятанная ими даже еще лучше, чем мы надеялись. Потом мы вернулись и стали осматривать деревянную лодку с раздолбанным днищем.

Она оказалась не такой гнилой, как мы боялись. Я нашел в кармане кусок веревки и снял размеры дыры, завязывая на веревке узелки.

Нормально! — сказал я. — На самом деле работы будет немного. Вечером нарежем доски по размеру, а завтра прикатим сюда с досками, гвоздями, дегтем, краской и прочим.

— Прикатим? Хочешь сказать, поедем на велосипедах?

— Ну да. Тащить весь груз на себе будет не очень приятно, а с тачкой мы тоже замучаемся на всех этих кочках, камнях и ухабах.

— Я не о том, — сказал Ванька. — А если Фантик захочет с нами пойти? Ведь у нас всего два велосипеда!

— Ну, повезем Фантика на багажнике… Хотя нет, оба багажника будут заняты. Ну, тогда поведем велосипеды в руках — это все равно будет намного легче, чем тачку катить!

— Так и сделаем, — одобрил Ванька. И хихикнул: — Представляешь, как вечером эти два придурка будут метаться по берегу? А завтра мы вернем лодку хозяину. И все равно не понимаю… — Он подошел к самой воде. — Почему это самое удобное место? Дальний берег — вон он, еле виден, да и ничего интересного для воров там, по-моему, нет. Может, они должны с кем-то встретиться на воде?

— Не наша забота! — сказал я. — Пойдем лучше к смотрителю маяка. Прошло уже намного больше часа.