"Предсказанная" - читать интересную книгу автора (Апраксина Татьяна)

ГЛАВА 4. ЧЕТВЕРО У ДВЕРИ, НЕ СЧИТАЯ ГИТАРЫ

Анну трясло крупной дрожью. Она старалась держаться подальше от Вадима и поближе к полуночникам, хотя после недавнего шоу, которое устроил Вадим, уже толком не верила, что Флейтист или Серебряный могут стать надежной защитой. Человек с застывшим бесстрастным лицом, одним лишь движением ресниц заставляющий рушиться целые кварталы — по меркам Анны, это было слишком. И ладно бы кварталы, на архитектурные комплексы изнанки ей было наплевать оптом и в розницу — но в какой-то момент показалось, что силуэт Вадима блекнет и растворяется в сумерках, а его место занимает фигура, слепленная из живого мрака. Такое преображение было уже совершенно и окончательно нестерпимо.

— Вот это и есть цель нашего пути, — сказал Флейтист, указывая на круглое выжженное пятно под ногами.

Анна ковырнула носком ботинка бетон, поражаясь, какая же нужна была температура для достижения подобного эффекта. Должно быть, по площадке размером с детскую песочницу ударила шаровая молния.

— И… где Дверь? — спросила она через пару минут, когда устала обследовать горелую плешь на бетоне. Никакого толка в этих исследованиях не было и быть не могло, как не было ни малейшего смысла во всем пребывании компании в Безвременье.

— Здесь. Вопрос в том, как ее открыть. Этот вопрос нам придется решать, и довольно быстро.

Анна всплеснула руками, хотела уже выругаться, но промолчала. Зябкий ледяной холод пробрался под куртку, заставил то и дело нервно вздрагивать и оглядываться на каждый шорох. Если Вадим случайно оказывался у нее за спиной, Анна с трудом удерживалась от прыжков и вскриков. Было страшно. Казалось, все в порядке — такой знакомый, близкий, обычный… но девушка чувствовала, как от него веет чужой и чуждой силой. Сейчас эта сила просто притаилась, спряталась от бдительных глаз полуночников, но не ушла совсем.

Когда Серебряный подошел к ней сзади и прижал к себе, Анна протестовать не стала.

— Я его боюсь, — шепотом призналась она.

— Есть чего бояться, госпожа моя, — так же вполголоса ответил владетель. — От этого мы и хотели тебя уберечь.

— Я тоже могла стать такой? — поежилась Анна.

— Чем-то вроде, да, пожалуй. Куда страшнее, ибо во много раз сильнее. Но скоро все кончится, мы уйдем отсюда и наступит рассвет…

— И все? Этого достаточно?

— Да, — ответил Гьял-лиэ. — Только дождаться рассвета…

Холодом веяло от его голоса, от каждого слова — и холод был сто крат сильнее того, что терзал Анну. Ее страх был хоть и сильным, но недолгим, сиюминутным. Серебряный же от своего страха промерз насквозь, и уже ничто не могло его отогреть.

— Что с тобой? — спросила она.

— Это неважно, госпожа моя. Надеюсь, что смогу рассказать тебе об этом позже, за бокалом вина… — но даже отголоска подлинной надежды Анна не услышала.

— Если мы успеем, то все ведь будет хорошо?

— Конечно…

Каждое слово все больше вгоняло Анну в тоску. Должно быть, дело было даже не в словах, а в том месте, где они звучали. От черной проплешины тянуло гарью, воздух над ней вибрировал и от этого все суставы неприятно ныли, словно девушка простудилась, сама того не заметив. Объятия владетеля не согревали и не защищали от дурных предчувствий. Вадим сидел на краю пятна, обхватив руками колени и равнодушно смотрел куда-то вдаль, Флейтист запрокинул голову и прислушивался к звукам, доступным лишь ему одному… или просто любовался небом над изнанкой города.

Девушка посмотрела налево, туда, где стояло полуразрушенное здание. В темном провале подъезда поблескивали жадные зеленые глаза, целая куча — Анна насчитала больше десятка пар. Это была уже не Адская стая, а какие-то другие звери, у них глаз было по два на одну морду, но легче от этого не делалось. Серебряный тоже покосился на подъезд, потом показал девушке еще на четыре стаи, прятавшиеся по закоулкам и развалинам. Какой только нечисти тут не было — глаза горели и у самой земли, и на высоте головы Анны, кое-где в неверном свете неба виднелись когтистые лапы, хвосты и оскаленные пасти. Сосчитать число противников не представлялось возможным, но девушка сказала бы, что не меньше сотни.

— Сзади есть еще, — сообщил владетель. — Это еще неважно, это только лишь мелочь, но если пожалуют хозяева…Мне доводилось видеть некоторых из них, и должен сказать, что их сила внушала уважение…

— Прекрати меня пугать, — попросила Анна. — Я и так знаю, что все плохо.

— И хуже всего то, что я не представляю, как открывается Дверь со стороны Безвременья, — повернул к ней голову Флейтист. — Как закрыть ее, я знаю. Обратное же…

Не договорив, он вновь уставился в небо, словно там можно было прочитать подходящий рецепт. Анна смотрела на него с затаенной тоской, гадая, сможет ли командир вытащить их всех отсюда. Спасение было совсем близко — и недостижимо далеко. Все упиралось в одну простую вещь: как открыть Дверь? От Анны ничего не зависело, и это было наихудшей из ситуаций, которые могли с ней случиться. Нужно было ждать, молча и не мешая. Девушка знала, что очень плохо умеет переносить подобные ситуации, всегда ее тянуло встрять, куда не надо и сделать, что нельзя. Так было легче, чем просто бездействовать.

Одна из тварей обнаглела окончательно и выбралась из тени на освещенный участок. Анна вздрогнула и с жалким писком попыталась сделать шаг назад. В результате только наступила Серебряному на ногу и едва не споткнулась на ровном месте. Потом девушка заставила себя еще раз посмотреть на существо Безвременья. Второй взгляд дался чуть легче.

Порождение ночного кошмара более всего походило на изваяние пантеры, сделанное из колючей проволоки. Двигался этот чудовищный мобиль почти бесшумно, лишь иногда доносился тихий леденящий душу скрежет: когти царапали асфальт. Глаза напоминали два лимона — и по форме, и по цвету. Анна зажмурилась, потом открыла глаза. Чудище исчезать не собиралось, чувствуя себя вполне уверенно. Длинный шипастый хвост струной вибрировал в воздухе.

Проволочная пантера прохаживалась на границе между светом и тьмой. Тонкие блестящие усы подрагивали, нижняя челюсть поднималась и опускалась, словно монстр пытался мяукать. До Анны не доносилось ни звука, и от этого было жутко; но девушке казалось, что еще хуже было бы слышать голос металлического чудовища.

— Фантазия, с которой создан облик наших оппонентов, достойна искреннего восхищения, — прокомментировал владетель. — Эта тварь знакома мне. Она не опасна, хоть и выглядит удивительным образом…

— Они хотят пройти за нами следом? — спросила Анна. — Так?

— Уверен в этом, и это еще одна часть нашей заботы, — Серебряный кивнул, скользнув щекой по щеке Анны, потом окончательно осмелел и уперся ей в затылок подбородком.

Анна не оттолкнула его, ей было уже почти все равно — лишь бы согреться, лишь бы не чувствовать себя беспомощной и беззащитной под взглядами крупных и мелких хищников, постепенно замыкавших площадку в кольцо. Лишь бы не чувствовать себя хоть как-то связанной с Вадимом, который сидел совсем близко, всего в паре шагов. Он казался сейчас гораздо моложе, чем раньше — мальчишка, подросток, а не взрослый мужчина… и гораздо сильнее. Заострившиеся черты лица, темные провалы глаз, резкая линия скул. Больше похож на полуночника, чем на того Вадима, которого знала Анна. Не человек — черно-белый портрет, игра света и теней. Анну сильнее всего пугала прекрасно знакомая по себе тихая целеустремленность, которую она читала на лице спутника.

Сначала они оба могли шуметь, протестовать и требовать. Даже драться, даже плакать. Потом приходило осознание, что все это — бесполезно, и нельзя больше тратить силы и внимание на мелочи, нужно терпеливо ждать случая и действовать. Один раз, но наверняка. Ровно это сейчас и происходило с Вадимом. Он выбрал цель, выбрал средство и теперь ждал только возможности добиться своего.

Весь ужас заключался в том, что Анна не догадывалась, что это за цель и каковы будут средства.

Сама она точно знала, чего хочет: того же, чего и в первый час попадания в Безвременье. Возвращения домой. До гибели Софьи еще могло казаться, что все происходящее — веселая забава, удивительное приключение. Отпуск с экстремальным туризмом, но в хорошей компании. После тех минут в Замке ста ветров Анна окончательно поняла, что все — абсолютно всерьез. Происходящее даже не игра, а война между мирами, о которых девушка даже не слышала еще несколько дней назад. Она же в этой войне — крепость, которую одни атакуют, другие защищают.

«Война не прогулка…» — пели в старой солдатской песне, ее любил слушать, выведя громкость на максимум, сосед Анны. Тогда эта истина казалась настолько очевидной, что девушка передергивала плечами, удивляясь, кому понадобилось лишний раз подчеркивать столь откровенный трюизм. Теперь оказалось, что этот «трюизм» нужно прочувствовать на своей шкуре, и только тогда он будет осознан.

Реальность происходящего, которая несколько дней подряд ускользала от сознания, теперь навалилась тяжким грузом. Анна затравленно оглядывалась, отводя глаза от очередной твари или стаи тварей. Несмотря на то, что вокруг были широкие просторы, ее вдруг посетила самая настоящая клаустрофобия. Казалось, что чужой мир взял за горло, зажал между стенами. Душно было, тяжело, словно на грудь накидали сырой земли, похоронили заживо…

…Анна встряхнула головой, не обращая внимания на то, что едва не ударила Серебряного затылком в подбородок. Душный давящий страх немного отступил, шарахнувшись за пределы площадки. Девушка глубоко и резко вздохнула, потом поежилась. Наваждение прошло, оставив по себе озноб.

— Мне тут такое померещилось… — пожаловалась она.

— Сие неудивительно, — негромко сказал Серебряный, потом осторожно развернул Анну налево.

Девушка посмотрела в направлении, которое указывал рукой владетель, сперва ничего не увидела, потом поняла, на что нужно смотреть. Опять, как и в случае с проволочной пантерой, первым желанием было отвернуться, зажмуриться, никогда не касаться взглядом очередного ночного кошмара. Потом теплой волной по груди прокатились стыд и гордость, заставили поднять глаза.

Новое порождение Безвременья более всего походило на восставший из гроба скелет какого-нибудь древнего правителя. Кости, местами обтянутые иссохшей желтоватой кожей. Обрывки полуистлевшего одеяния, некогда — алого с золотом. Череп с подвязанной нижней челюстью. При этом роста в монстре было добрых три метра. Двигаться нормальным образом он не мог — связки и сухожилия давно сгнили, а потому величественно парил в полуметре над землей.

Пожалуй, трехметровый скелет был бы смешон, и Анна от души повеселилась бы — но от него тянуло тлением, душной и темной замогильной тоской, диким страхом погребения заживо, гнилой кровью на пальцах, уставших царапаться в крышку гроба…

— Что это еще за Дьябло доморощенное?

— Не ведаю, — мрачно ответил Серебряный. — С подобным обличием еще не сталкивался…

— В смысле — обличием?

— Число порождений здешних земель ограничено, а вот число обликов, которые они могут принимать — нет, — разъяснил владетель.

— Это для нас чем-то важно?

— Пожалуй нет, ведь силы, присущие им, не изменяются… — но прозвучало это не слишком уверенно.

Коренные обитатели Безвременья не торопились нападать, видимо, опасаясь отпора сродни тому, что уже дал им Вадим. Им требовалось время, чтобы сообразить, что второго такого шоу не будет, а пока что разномастные твари держались поодаль, удерживая кольцо, но не рискуя приближаться.

Анна попыталась найти взглядом источник света. В небе, на высоте метров пяти, парил огонек, больше похожий на круглый клубок мохера. Отдельные пушистые нити света, казавшегося то серебристым, то золотистым, выбивались из клубка и плавали в воздухе вокруг основного источника.

Помимо этого девушка обнаружила, что светится и вся компания, включая ее саму. Не защищенные одеждой участки тела испускали легкое сияние, которое не резало глаза, но было достаточно ярким. Руки Анны светились теплым желто-оранжевым светом, лицо Флейтиста — холодным бело-голубым, напоминающим оттенок лапы дневного света. Она покосилась на руки Гьял-лиэ на своих плечах. Тот же холодный зимний оттенок. Потом Анна посмотрела на Вадима и озадачилась.

То, что исходило от его лица и рук, тоже, конечно, можно было назвать светом. Только Анне больше казалось, что это — некое иное излучение. Более всего оно походило на голубовато-синие вспышки сварки или свечение медицинской кварцевой лампы, которой ее потчевали в детстве в кабинете физиотерапии. Этот свет ничего не освещал, только заставлял глаза слезиться.

— Зачем это? — удивилась девушка.

— Защита, — не поворачиваясь, ответил Флейтист.

Анну посетила слегка хулиганская мысль. Она вскинула руку к самому краю освещенной площадки, туда, где в воздухе суетилась какая-то летучая погань. Как она и ожидала, с ладони сорвался узкий светлый луч, слабенький и быстро рассеявшийся, но до мелких тварюшек, кишевших в воздухе, он все же долетел. В короткий миг, пока луч еще не погас, Анна увидела плоские морды и широкие кожистые крылья с когтями на концах. Теперь стало ясно, что за шелест и писк доносятся из темноты. Воздух кишел летучими мышами. Вопреки утверждениям, что человек их слышать не может, Анна всегда различала звуки, которые издавали охотящиеся летучие мыши. Она не боялась их, как не боялась ни крыс, ни змей, ни лягушек, но летучие мыши Безвременья едва ли отличались таким же робким и покладистым нравом, как их родственники из Полудня.

— Когда все это на нас навалится… — задумчиво начала Анна.

— Будем надеяться, что это не случится никогда, госпожа моя, — ответил Серебряный.

— А чего они ждут?

— Мне неведомо… — вздохнул полуночник, отошел от Анны на пару шагов и принялся беседовать с Флейтистом на их наречии, то и дело бросая на девушку и Вадима резкие короткие взгляды.

До Анны доносились отдельные слова — певучие и переливчатые, совершенно удивительно звучащие здесь, в душном сумраке чужого опасного места. Словно два ручейка журчали поблизости, заставляя надеяться на лучшее, предвкушать глоток чистой воды и свежего воздуха. Девушка подошла поближе к спутникам — просто чтобы слушать, как они говорят. Одних звуков их речи было достаточно, чтобы слегка приободриться.

Судя по интонациям, ни до чего вдохновляющего они не договорились. Каждая следующая фраза Гьял-лиэ звучала все выше и резче, каждый ответ Флейтиста — все короче и тише. Она не понимала ни слова, но прислушивалась просто так, и вдруг удивилась: ведь понимала же еще недавно и Одноглазого, и Господина Посланника, и разношерстую толпу гостей. Серебряный называл ее Говорящей-с-Полуночью.

— Вы специально от меня шифруетесь? — сердито спросила Анна.

— Не только, — Флейтист кивнул в сторону Вадима. — Но и тебя тревожить понапрасну у меня желания нет.

— Вообще-то именно так я сильнее дергаюсь. Оттого, что ничего не знаю и не понимаю. Имейте совесть, расскажите, в чем проблемы, а?

Оба полуночника совершенно одинаково усмехнулись.

— Проблемы, Анна, абсолютно во всем, — чуть склонив голову набок, сказал Флейтист. Сейчас стоять рядом с ним было очень неуютно, словно видеть себя в перекрестье прицела. Темные непроницаемые обычно глаза вдруг стали светлее, вспыхнули изумрудной кошачьей зеленью, но это был холодный и хищный оттенок. — Твоя идея была почти хороша…

— За чем же дело стало?

— Эта Дверь была закрыта со стороны Полуночи, и закрыта весьма крепко, так, что мы вдвоем едва ли сможем открыть ее. Если же сможем открыть, то не сможем удержать, и вся эта толпа, — он взмахнул рукой, очерчивая границы площадки. — отправится следом за нами. И, напоследок — нас будут встречать, и отнюдь не с поддержкой, ибо примут за очередную попытку Безвременья проникнуть…

— Хорошо, — перебила монолог Анна. — Если все так плохо, то давай пойдем куда-нибудь еще и поищем другой способ.

— Поздно, — пожал плечами Гьял-лиэ. — Нас не выпустят отсюда, и, к тому же прежний способ для нас отныне недоступен.

— Мальчики, я вас просто обожаю! — Анна сердито оскалилась. — Друзья, давайте все умрем! К чему нам жизни трепетанье…

— Вы не поняли, мисс… — улыбнулся Флейтист. — Мы ищем способ и найдем его. Самостоятельно, дорогая Анна. Тебя же прошу не мешать.

— А что мне делать? — удивленно спросила девушка.

Полуночники дружно фыркнули, и это был весьма выразительный ответ. Куда более содержательный, чем длинная суровая и насмешливая отповедь.

— Поняла, — кивнула Анна.

Понимание ее, тем не менее, не пригодилось и не успело принести никому пользы. Именно в этот момент, словно восприняв ее кивок, как команду «В атаку!», свора монстров ринулась в атаку.

Основной удар пришелся по слуху. Визг, рев, скрежет, рычанье, писк и лязганье обрушились водопадом звуков, заставили Анну вскинуть руки к ушам. Страха пока еще не было, только холодное удивление тому, как же громко и противно звучит все это сборище.

Потом она вспомнила, что ближе всех к темноте сидел Вадим, и в панике обернулась к нему.

Огонек в небе заметался, уворачиваясь от атаки летучих мышей. Девушка сначала не поняла, кому он мешает, но через мгновение увидела, что свора не рискует вступить на освещенную часть площадки. Лучи света пугали тварей, и не только пугали — Анна видела, как некоторые в сумятице попадают под них и лишаются конечностей. Те просто таяли, без каких-то спецэффектов. На летучих мышей свет действовал так же, но они валили кучей, видимо, надеясь сбить на землю и уничтожить его источник.

Анна вскинула руку, вспоминая, как ей удалось метнуть в мышей луч света, но на этот раз волшебство не удалось. Вадим уже стоял в центре площадки, брезгливо стряхивая с рук какие-то черные хлопья. Все с ним было в порядке, не считая странного выражения лица. Там не было ни испуга, ни удивления. Только легкая брезгливость и слегка капризное недовольство, словно его отвлекли от важных размышлений.

Потом музыкант закончил отрясать прах с рук своих и перешел к делу. Пара легких движений кистью — и свора летучих мышей вспыхнула в воздухе синим пламенем, похожим на пламя спиртовой горелки. Легкие прозрачные языки огня разъедали призрачную плоть порождений Безвременья. Вадим же, хлестнув по ним то ли светом, то ли напалмом, вновь замер неподвижно.

Только тут в дело включился Флейтист. Результат его вмешательства был куда эффектнее и опаснее для свор уродов. Два широких взмаха левой рукой — и две трети периметра площадки расчистились. Тварей Безвременья словно корова языком слизнула.

Те, что уцелели, заверещали втрое громче, так, что Анна вновь схватилась за уши. Но страх ее покинул начисто: оказалось, что всю эту когтистую, шипастую, клыкастую свору можно разметать вот так — в пару жестов, не изменившись в лице.

Порождения Безвременья закончили визжать и притихли, видимо, обдумывая следующую атаку.

Анна подошла к Вадиму вплотную, заглянула ему в лицо. Все тот же чужой и странный черно-белый портрет, пятна света, пятна тьмы, образующие узор, лишь слегка похожий на человеческие черты. Девушка преодолела неприятный липкий страх перед загадочным непонятно чем, в которого превратился бывший любовник и прикоснулась к его руке.

Пальцы моментально закололо, словно кожа Вадима была наэлектризована.

— Что ты с собой сделал? — ошеломленно спросила Анна.

— Тебя это уже не касается, — глядя мимо девушки, ответил музыкант. — Ты сделала свой выбор.

— Оригинально, блин! Это когда же это я?

— Недавно, — бесстрастно ответил Вадим. — Не отвлекай меня.

— А, то есть, надо было позволить тебе и дальше, да? — Анна понимала, что сейчас не время и не место для объяснений, но знала, что этот разговор должен состояться.

Иначе все прочие усилия бессмысленны.

Иначе можно просто закрыть глаза и шагнуть в темноту, в объятия тварей.

— Я бы помог вам выбраться.

— Вам? А сам что? Тут бы остался?!

— Почему нет? — отсвечивающие кварцевой синевой глаза на мгновение скользнули по лицу девушки.

— Вадим, ты же человек! Ты… ты предатель паршивый! — Анна почувствовала, что подходящие слова комом теснятся в горле, а с губ слетают какие-то не те, неправильные. — Ты с ума сошел?

— Нет, я не сошел с ума. Я и не сомневался, что ты не поймешь. Люди не любят, когда кто-то выбирает иной путь…

Анна ошеломленно уставилась на черно-белую игру теней и бликов. Поймала взгляд Вадима, изумившись тому, как мало там осталось близкого и человеческого. Потом представила саму себя со стороны — кожа светится, глаза вытаращены, волосы растрепаны. Натуральная ведьма, и тоже не слишком-то много человеческого. Пора было прекращать глупый пафосный спектакль по чужому сценарию.

— Вадим, солнышко, — она положила ему руки на плечи. — Очнись, пожалуйста. Очень тебя прошу! Какой иной путь, о боже мой, ну что за бред, а? Это же натуральный гадючник бесформенный…

Полуночники, замерев, стояли рядом с ними бдительной стражей, не позволяя ничему помешать разговору.

Лед в глазах человека постепенно оттаивал, уступая место боли и недоумению. Анна мгновенно уловила самое начало этой перемены, прижалась к Вадиму всем телом, обняла его за шею.

— Извини меня, милый, я испугалась, но ты же понимаешь, только не туда, я тебя прошу… — слова сейчас были не важны, только звук голоса, тон просьбы, прикосновения.

— Хорошо, — ответил через пару минут бессвязных уговоров Вадим. — Вы правы… скорее всего, правы.

В голосе его Анна услышала и отголосок сожаления, и тоску по чему-то непонятному ей, чужому и неизвестному. Горечь раскаяния, едкая соль понимания того, что сделанное было ошибкой. И — вопреки этому всему — острое сожаление, печаль о чем-то, что могло бы случиться, но уже не случится никогда, никогда…

Все дальнейшее завертелось пестрой яркой ярмарочной каруселью.

Серебряный отодвинул Анну от Вадима — не слишком грубо, за плечи, но резко и неожиданно, на середине слова и прикосновения. На ее место шагнул Флейтист, Анна не видела, что именно происходит между двумя музыкантами, но слышала непонятные слова Флейтиста:

— Отдай мне эту боль…

И ответ Вадима:

— Я встану рядом с тобой.

Потом, взяв в охапку, Серебряный уволок Анну еще на пару шагов от них, отпустил, в руках его откуда-то возник здоровенный факел, пылавший алым пламенем.

— Что ж, коли так, то мы с тобою, госпожа моя, будем стоять на страже, — пиратская ухмылка до ушей, веселым кошачьим азартом горящие глаза.

Факел он сунул Анне в руки, сказав нечто вроде «прикрывай мне спину», и развернулся к границе света и тьмы. Девушка хотела спросить, от кого прикрывать, но моментально разобралась сама — точнее, разобралась свора Безвременья. Все уцелевшие твари и невесть откуда взявшиеся новые с воем и ревом ломанулись во вторую атаку.

С задорным звонким шипением Гьял-лиэ очертил на земле круг, мгновенно вспыхнувший серебристым светом. Втолкнул в него Анну, вошел сам. Точка была выбрана вполне удачно: отсюда полуночник мог видеть почти всю площадку. Лишь небольшой участок за спинами Вадима и Флейтиста был недосягаем, но туда Серебряный переместил клубок-осветитель, и сделал с ним что-то еще, после чего тот налился нестерпимой яркостью софита.

Анна встала поудобнее, огляделась. Настроение вдруг скакнуло в запредельный позитив. Рука об руку со страхом шел азарт, и эта гремучая смесь действовала лучше наркотика. Все происходящее возбуждало. Сумятица странных запахов, необычные звуки, вспышки света… казалось, есть два выхода: либо сойти с ума, либо встроиться в происходящее, стать его частью.

Спина к спине в самом настоящем побоище — может быть, не то, о чем Анна мечтала, не то, что видела во сне, но все же лучше, чем уныние бездействия и беспомощности. Первой настырной твари, которая попыталась подобраться поближе, девушка сунула в морду факел, и та отпрыгнула. Вторая и третья решили действовать хитрее и попытались прыгнуть одновременно с разных сторон. Анна извернулась, взмахнув факелом в воздухе так, что клочья белого пламени полетели во все стороны. Помесь кошки с крокодилом и нечто вроде лохматого таракана-переростка попятились, уворачиваясь от огня.

Таракану не повезло — пламя попало ему на спину, и он с мышиным писком бросился в темноту, сбивая с ног сородичей. От него шарахались, вскоре в стае образовалась куча-мала, еще на каком-то чудище загорелась шерсть. Эффект Анне понравился, и она решила и впредь пользоваться факелом именно так. Думать, как пламя ухитряется вести себя подобным образом, было некогда.

Паузу она использовала с толком — повернулась направо, туда, где Вадим и Флейтист вытворяли нечто непонятное. Двое стояли в метре друг от друга, и воздух между ними вибрировал, искрился и мерцал. Одного взгляда на взвесь искр было достаточно, чтобы почувствовать слабость и тошноту, потерять равновесие. Радужная завеса в воздухе казалась чем-то противоестественным и опасным. А двое сумасшедших ковырялись с ней, словно пытались вылепить что-то оформленное из беспорядочного искрящегося хаоса. Девушку начало мутить, и она отвернулась. Подобные испытания ее не прельщали. Лучше уж было разогнать пару сотен монстров, напиравших на нее с Серебряным.

Владетель старался, как мог. Если очередная тварь подбиралась слишком близко к колдовавшей вовсю парочке, ее тут же отшвыривало, словно невидимая рука отвешивала увесистый подзатыльник или брала за шкирку. Другим доставались ожоги от ярких лучей света, бивших из ладоней Серебряного. Минут через пять господа Безвременья осознали всю тщетность подобных попыток и вторая волна атаки откатилась, причинив вреда еще меньше первой.

Мелкая и средняя пакость убралась в темноту, зализывать раны и подсчитывать потери. Теперь наступила очередь больших боссов. Анна откуда-то знала это, хотя и не видела теперь ничего за пределами освещенного участка, уж больно ярко светил волшебный фонарь. Логика подсказывала, что если мелочь не справилась, то за дело возьмутся ее хозяева. Этой атаки Анна боялась куда сильнее, чем нападения кусачей и царапучей мелочи: было заранее ясно, что трехметровый скелет или проволочная пантера факела не испугаются. Да и в запасе у них, наверное, были не только клыки и когти. Кстати о когтях… девушка посмотрела на свои штаны и сердито махнула факелом в темноту. Пара удачливых зверушек все же ухитрилась располосовать штанины джинсов от колена до самого конца. Некогда крепкие и прилично выглядевшие джинсы, пережившие все приключения, превратились в лохмотья. Над щиколоткой когти зацепили и кожу, но не слишком сильно, глубоких ссадин не было.

— Сволочи, — мрачно сказала Анна. — Крокодилы и паразиты…

Штаны вдруг стало неожиданно сильно жалко. Рюкзак она где-то потеряла, куртку можно было смело выбрасывать, любимые ботинки тоже не выдержали испытаний экстремальным туризмом. Путешествие по Безвременью ничего ей не дало, только ограбило, пусть и по мелочи — не такая уж ценность шмотки, — но тем не менее хотелось выставить местным господам счет за все потерянное и испорченное. И второй — за потерянное время и моральный ущерб. Впрочем, Анна подозревала, что подобной контрибуции от Безвременья не дождешься. Унести бы ноги, не поломав — вот самая лучшая награда героям.

Вадим и Флейтист продолжали свое невозможное строительство. Теперь между ними возникла призрачная арка, сотканная из ветра и тумана, зыбкая и полупрозрачная. Смотреть на нее было по-прежнему невозможно, и Анна повернулась к Серебряному, который вдруг начал казаться островком реальности в спятившем мире.

— Лихо мы их, а? — подмигнула она недобро улыбающемуся полуночнику. — Погань мелкая…

Гьял-лиэ ответил ей шальными ртутными бликами, прыгавшими по радужке, взлохматил челку. Оскалил мелкие острые зубы в ухмылке, молча кивнул.

Каждый жест отдавался в сердце Анны легким хрустальным звоном, словно владетель прикасался к невидимым и ей самой неведомым струнам. Это была не любовь и даже не обычная приязнь, а совсем иное чувство — тот резонанс общности, что иногда возникает между двумя, делающими общее дело.

Забылись прежние распри и неприязнь, сейчас они были — напарники, двое, но почти одно целое, доверяющие друг другу спины.

— Приготовься, — почти беззвучно сказал Серебряный. — Сейчас начнется.

Началось же на мгновение позже, спустя тот длинный и безумный миг, в который мир застыл, боясь сдвинуться с места. Они стояли рядом, глядели друг другу в глаза и понимали, оба понимали, что этот момент никогда не повторится, он случился один раз, вопреки всем законам мироздания. Полдень и Полночь сошлись лицом к лицу, рука к руке и были совершенно прозрачны и доступны друг для друга.

Анна видела его насквозь — страх и силу, древнюю замшелую тоску по теплу и кровавый азарт танца на краю пропасти. Острые грани серого камня и колючий блеск серебряных лезвий, а между ними — солнечную рябь бликов на поверхности ручья. Видела источники его силы и почти смогла назвать истинное имя, но не решилась заглядывать так глубоко. Она знала, что сама открыта так же — настежь, без барьеров, со всеми своими тайнами и секретами, желаниями и мечтами…

Показалось — раскололись ночные небеса, и на мгновение воссияло солнце, освещая двоих, застывших у Двери Полуночи. Безжалостные слепящие лучи, обжигающие и сплавляющие два тела, две чуждые друг другу судьбы воедино. Было больно и радостно, словно Анна рождалась вновь — второй раз и впервые, оставив четверть века за плечами, отряхнув прах с ладоней.

«Так, как мы стояли — никто еще и никогда…» — метнулась сумбурная мысль, а потом стало не до того. Она лишь много позже узнала, что случилось, почему они с Серебряным оказались открыты друг для друга, и почему шальная сила, покорная ее воле, вдруг захлестнула ее, словно океанский прилив.

Пришла вторая волна, не имеющая ничего общего с прозрачной и чистой силой океана. Темная, удушливая, воняющая гниением и разлагающейся плотью. Анна знала, кто выступил против них — тот самый скелет в лохмотьях ало-золотых одежд. Сейчас он уже не прощупывал незнакомых странных соперников, а бил в полную силу.

Падая на колени, она понимала, что захлебывается слюной, что желудок отказывается слушаться и грозит вывернуться наизнанку. Следом за вонью пришел страх. Должно быть, скелет состоял из концентрированных детских кошмаров. Боязнь темноты и «того-что-стучит-за-окном», ледяная паника перед тенью от рубашки на стуле, вязкая липкая дрожь рассказов о «черной-черной руке».

Нужно было подняться, не позволить запугать себя, взглянуть в пустые глазницы гигантского черепа. Сделать все, что угодно — рассмеяться или плюнуть врагу под ноги, только не сдаться, не уступить ему дорогу. Анна раскинула руки крестом, напряженные руки опирались на воздух, на полное ничто, на голое упрямство, но его сейчас было достаточно.

Упрямство обретало силу заклятья.

Гордость преодоления самых заветных страхов становилась магией.

Презрение к собственной слабости превращалось в источник могущества.

Анна встала в полный рост и сделала шаг вперед, по-прежнему крестообразно держа руки, но медленно выворачивая ладони к скелету. Между пальцами собиралось жгучее злое тепло. Она была готова не только защищать, но и бить в ответ.

Право мести — за Софью и боль в глазах Флейтиста, за собственный страх и бессилие, за дни ужаса и беспомощности.

Фоном мелькнуло удивление, страх перед собой. «Откуда у меня столько силы? Не делаю ли я ту же ошибку, что и Вадим?».

Теплым ветром, скользнувшим по щеке, пришел беззвучный ответ Флейтиста: «Нет, девочка, ты молодец…».

Безвременье дрогнуло, удивившись ее дерзости — Анна ощутила это сиюминутное колебание, как толчок при землетрясении.

Противник сомневался, но долго это продлиться не могло. Девушка застыла натянутой струной, надеясь на одно: спутникам хватит этих секунд на то, чтобы завершить свое действие.

Серебряный стоял за ней, в полушаге, так, что Анна знала, что он в любой момент успеет ее прикрыть. Невидимую стену между скелетом и колдовавшей парочкой они держали вместе. Каждый по-своему, каждый — пользуясь своей, особенной силой. Но — вместе рядом.

— Вместе рядом! — повторила Анна вслух, как боевой клич.

Онемевшие губы плохо слушались, но в двух словах было столько упрямства, бесшабашной наглости и уверенности в собственном всемогуществе, что Безвременье дрогнуло еще раз. Она сама знала, что долго это не продлится, но, выжимая из себя самые последние запасы сил, обеспечивала друзьям возможность открыть путь к спасению.

Стоять живым щитом было тяжело, почти нестерпимо трудно, но — восхитительно прекрасно. Анна готова была умереть прямо сейчас, на пике сил и возможностей, в точке фокуса собственной нужности. Фаустовское «прекрасное мгновенье» не значило ничего; до этой минуты не существовало на свете ничего, ради чего стоило бы останавливать время.

Сейчас не стоило тоже, хоть и хотелось. Дверь еще не была открыта. В полубреду противостояния, в рвущем разум на клочья азарте собственного всемогущества Анна все же помнила о том, зачем превратилась в щит, кого и для чего охраняет от всего, что может случиться…

Она знала, по какой цене будет платить за это всемогущество потом, когда все кончится. Может быть, даже жизнью: напротив стояли уже трое, и каждый пытался проломить стену, а Анна давно тратила те запасы сил, что можно расходовать лишь однажды.

Потом она будет обычной московской девчонкой, боящейся темноты и хулиганов, не способной отвесить даже зарвавшемуся наглецу пощечину и лишний раз поспорить с шефом. Если выживет, если они вырвутся, все четверо — так все и будет. Пятьдесят лет тихой, скромной, обычной жизни. Никаких чудес. Никаких разговоров с деревьями и лифтами — все, что составляло ее силу, тратилось сейчас на сопротивление, на оплату прихоти «стать щитом» для тех, кого она любила и уважала, кому была благодарна.

Удушливый запах кладбищенской земли — скелет.

Истошный визг лезвия пилы, напоровшейся на гвоздь — проволочная пантера.

Темное, тупо и мощно давящее на плечи облако пыли — еще один гость программы, которого Анна обозвала «мантикоброй»: пурпурно-красное крылатое львиное тело, из гривы которого торчала неожиданно тонкая змеиная голова, раздувавшая черный чешуйчатый клобук.

Девушка их всех не особенно интересовала, впрочем, как и Серебряный. Веселая тройка пыталась прорваться не к ним, а Флейтисту и Вадиму. Анна усмехнулась — ей плевать было на то, что там желают аватары Безвременья, плевать с самой высокой здешней многоэтажки. Они с полуночником не собирались никого пропускать, и баста.

Четвертая фигура, шагнувшая навстречу из теней, радикально отличалась от всех предыдущих, и поначалу Анна подумала, что Безвременье решило от тупой силовой атаки перейти к дипломатическим средствам. Высокий стройный мужчина, темно-рыжие волосы падают на плечи, закрывают лицо. Голова чуть наклонена вперед, так что черт не разобрать.

Тонкие руки пианиста или художника скрещены на груди. Спокойная, уверенная улыбка. Он молчал, просто глядя на парочку, стоявшую рядом друг с другом. Анна вдруг ощутила, что Серебряного рядом — нет. Он оставался за спиной, так близко, что можно было протянуть, не глядя, руку и нащупать его предплечье. Но отныне щит девушка держала в одиночку. В спину ей били волны ледяного страха.

Холод — казалось, что воздух звенит и колючими кристаллами снега выпадает на землю.

Бессилие — не было больше единства, оно было смято и отброшено, словно лист бумаги.

— Кто это? — не оборачиваясь, спросила Анна. — В чем дело? Гьял-лиэ?

Голос прозвучал слишком громко, хоть девушка едва-едва двигала губами, и только так она поняла, что уже несколько минут над площадкой висела мертвая тишина.

Напарник молчал, как и нежданный гость. Стоять против него в одиночку оказалось занятием не для слабонервных. Чуть позже Анна поняла, что рыжеволосый не атаковал, не делал совершенно ничего — замер неподвижно, внимательно разглядывая ее. Просто Серебряный устранился, и теперь вся ярость тройки прежних противников была направлена на девушку.

— Кто ты? — крикнула она, пытаясь понять, что происходит, почему она брошена и предана, и вынуждена стоять в одиночку против всего Безвременья.

Рыжий усмехнулся, вскинул голову. Узкое породистое лицо, привлекательное — только что-то недоброе и подловатое во взгляде. «Глаза подлизывающегося хорька…» — подумала Анна. Потом одернула себя. Ничего дурного ей незнакомец еще не сделал.

Та же бездна в глазах, что у Флейтиста и Серебряного. Тот же ореол воплощенного чуда, что и у обоих полуночников. До Анны вдруг дошло, что ни у кого из созданий Безвременья не было этой едва уловимой ауры. Стоявший перед ней был подданным Полуночи. Предатель? Иллюзия?

И почему вдруг потянуло со спины холодом?

— Я пришел не за тобой, девушка. — Голос звучный, мелодичный — льется, как колокольный перезвон поутру. — Он же ответит за себя, если решится.

— Пошел ты на…! — забыв о всякой куртуазности манер, ответствовал Серебряный, и Анна мысленно присоединилась к нему.

Что бы ни натворил владетель, он был свой, и на все рыжие укоры совести Анна хотела плевать точно так же и с той же высоты, что и на желания аватар Безвременья. Своих сдавать нельзя, это она знала точно, с самого детства.

Земля под ногами дрогнула. Уже почти привычно, и Анна не слишком удивилась, почувствовав очередной толчок, очередное колебание почвы под ногами — словно та становилась на миг болотисто-зыбкой, грозилась засосать в себя, удушить, но чуть позже уступала чужой воле и обретала своеобычную плотность. Однако на сей раз все развивалось иначе. Девушка и пискнуть не успела, а уже летела комком удивленной беспомощной плоти, едва понимая, что происходит.

Серебряный, поняла она, оказываясь в шаге за Флейтистом, пытаясь дотянуться, схватить его за куртку, но не успевая…

…полуночник отшвырнул ее себе за спину, к колдовавшей парочке. Сам же остался прикрывать спину. Впереди Анна увидела провал, из которого били цветные — радужные — лучи света.

Черный силуэт входившего первым в Дверь Флейтиста…

Радужная подсветка — ошибка, опасность…

Мгновение паники: опасность была с обоих сторон, и едва ли не опаснее был открывшийся проем Двери, из которого били радужные молнии.

Приземляясь на бетон, Анна поняла, что не успевает. Площадка под ее ногами ходила ходуном, вздыбилась рытвинами, и едва успев встать на ноги, Анна упала на колени. Некого было звать на помощь — Флейтист, вскинув руки, отражал очередной залп молний, Вадим держался у него за плечом, Серебряного Анна не видела: глаз на затылке в конструкцию тела, увы, не входил.

Плотный красный луч хлестнул по щеке. Анна успела зажмуриться, и в глаз луч не попал, но больно ожег кожу от лба до подбородка. Девушка прижала руку к лицу и изумилась выносливости Флейтиста, по которому такие лучи лупили десятками, если не сотнями. Он шел — медленно, с трудом делая шаг за шагом, что-то крича на неизвестном Анне наречии Полуночи, но — шел.

Дверь — арка, сотканная из кровавого дыма — была совсем близко, и все же казалась недостижимой. Анна все никак не могла подняться на ноги, бетон под ногами бился в неистовой судороге, не позволяя удержать равновесие. Девушка пыталась подняться, но дважды падала на четвереньки. Должно быть, она что-то кричала — в горле трепетал комок ужаса и боли, но двое открывших Дверь не слышали…

…а может быть, слышали, но плевать хотели на ее перепуганный вопль или вой.

Может быть, в эту Дверь каждый должен был войти сам.

Идти не получалось, значит, нужно было ползти — на четвереньках, царапая ногтями бетон и срывая ногти в мясо. Преодолеть злосчастную пару метров, не позволить площадке оттолкнуть себя вниз. Анна ползла, и ей казалось, что она держится за бетон не только ногтями, но и зубами. На них скрипела крошка, которую девушка считала бетонным крошевом, не зная еще, что это — ее собственные зубы.

По десятку сантиметров — вперед, наплевав на безжалостные лучи, на боль в пальцах, на обожженное лицо. Там была Дверь, выход наружу, спасение.

Флейтист был уже внутри, Анна слышала его голос, хоть и не понимала слов. Бомбардировка разноцветными лучами прекратилась, и девушка рванулась вперед, осмелилась подняться с колен. Бетон вспучился под ногами, превратился в вязкий и липкий зыбучий песок. Дна у него не было, и Анна почти тонула, лишь руками цепляясь за что-то твердое. Невесть откуда нашлись силы, она подтянулась, перебрасывая тело через край пропасти. Дверь от площадки отделял высокий порог, Анна поняла, что придется подняться в полный рост, чтобы его преодолеть.

Она оказалась неожиданно узкой, эта клятая Дверь, ровно такой, чтобы войти, развернувшись боком, и Анна уже занесла ногу над порогом, когда ее вдруг грубо толкнули в плечо, со стороны Двери. Она изумленно вскинула глаза, и опешила, уже падая назад, на площадку…

…скользя на спине в бездну…

…осознавая, что теперь точно не успеет.

Дверь уже закрывалась — таяла в воздухе, пульсируя серым и синим, словно по красным силуэтам бежала живая кровь, и сердце, которое толкало ее, не справлялось с нагрузкой.

Анна проводила взглядом дорогого и любимого, пытаясь понять одно — ради чего у нее отобрали последний шанс вернуться, отшвырнули, как кутенка. Что могло заставить Вадима сделать это?

Ответ на вопрос — все, на что она могла надеяться за мгновение до падения в пропасть, к когтям и клыкам тварей Безвременья, и ответ был ей дан.

Вадим вернулся за гитарой.

Именно за ней он тянулся, ухватившись за выступ бетона, а проклятый инструмент послушно скользил ему навстречу, протягивая гриф, как утопающий — руку, и две эти руки встретились.

Места Анне — третьей и лишней — не нашлось.

Подхватил ее, рывком поднимая с земли, Серебряный, он же толкнул вперед, к проему Двери, Вадима, ударил девушку в спину так, что она закашлялась, и, сгибаясь пополам и давясь воздухом, она влетела в Полночь. Вадим, сжимая в объятьях гитару, следом. Оба упали, распластываясь по полу, ощущая под руками холод и неподвижность камня, чувствуя, что в безопасности.

Избитое тело, наверное, лишилось последних сил, но Анна все же сумела развернуться. Ей нужно было знать, что с Серебряным, успел ли он прорваться. Полуночник стоял на пороге в ослепительном ореоле белого света, и девушка протянула к нему руку, вкладывая в последний порыв всю себя.

Серебряный сделал шаг вперед.

Анна закричала: он стоял лицом к Безвременью.

Вспышка кроваво-красного цвета. Дверь закрылась, растаяв в воздухе — осталась лишь стена из серого бетона, покрытая пятнами плесени.

Тьма обморока пришла, как наркоз, избавляя от нестерпимой душевной боли.