"Тайна Полтергейста" - читать интересную книгу автора (Недоруб Сергей)

Глава 18 Литера

Теплые руки отца нежно подхватили ее и поставили совсем рядышком с мраморным львом.

— Вот так, малышка. — Папа потрепал дочку по взлохмаченной головке. — Сейчас.

Он отошел подальше, с улыбкой оценив картину. Девочка стояла с ромашкой в одной тоненькой ручке, возложив другую ладошку на каменную гриву льва.

— Улыбайся, — подбодрил ее папа, слегка наклоняясь и поднимая фотоаппарат.

Вспышка.

Девочка подошла к двери, обнимая любимого плюшевого мишку. Папа и мама о чем-то спорили, и это ее беспокоило. Поднявшись на цыпочки, она прижалась ухом к замочной скважине.

— Она очень плохо выглядит, — говорил папа. — На фотографии особенно заметно.

— Перестань, — сказала мама с испугом в голове. — Это просто плохое освещение.

— Завтра я отведу ее к доктору. Мне это не нравится.

Девочка побрела в свою комнату. Она не знала, что такое "освещение", и не хотела к доктору. Усевшись на кровать, она сильнее обняла плюшевого друга и опять стала покачиваться.

От этого ее тело болело меньше.

Она шла по парку, держа папу за руку. Дорожка перед ними была прямой и красивой. Папа смеялся, открывал ей красоту каждого листика, объяснял, почему идет дождь и светит солнце. Они купили целую кучу булочек и скормили их голубям. Они болтали обо всем, кроме школы, и она была этому очень рада. Им редко выпадали такие дни. Даже когда папа был не на работе, на которой обычно пропадал по несколько месяцев, не появляясь дома, — даже тогда дни, подобные этому, случались очень редко.

Она сидела у папы на коленях, разглядывая непонятное драже, высыпанное ей на ладошку. Слушала о том, что теперь эти конфетки можно есть каждый день и даже нужно. На вкус они были не очень приятные, но папе так редко удавалось принести ей конфеты. Она послушно ела их каждый день, чтобы не расстраивать его.

К тому же он и так был чем-то расстроен.

В эту ночь она заснула рано и не слышала, как отец в гневе разбил фарфоровую вазу, подаренную бабушке. Она теперь спала очень крепко, потому что сильно уставала к концу дня.

— Папа, я заболела? — спросила она прямо, когда они гуляли по парку в очередной раз.

Он взял ее на руки и заботливо посмотрел в глаза.

— Да, ласточка моя, — сказал он. — Но это пройдет. Через неделю ты ляжешь в больницу, и я буду приносить тебе персики каждый день.

— Не хочу в больницу. — Она упрямо поджала губки. — Я хочу ходить в школу. Там все мои друзья,

— В больнице у тебя тоже появятся друзья, — утешил ее папа. — Там много других детей. У тебя появятся новые, хорошие друзья.

— Если ты хочешь этого, папа…

— Хочу, ласточка. Послушай меня, и все будет хорошо.

Она ничего не ответила, просто обхватила его шею руками.

Папа выполнил обещание. Он и в самом деле приходил в больницу каждое утро и подолгу ждал, когда закончится сеанс под капельницей.

Но других детей там почти не было. Она лежала в палате совсем одна, подолгу глядя в потолок или рассматривая пустующие застеленные кровати. Лишь в палате напротив жили двое мальчишек, с которыми иногда доводилось сталкиваться в коридоре. Каждый раз она смеялась, глядя на их пухлые щеки, усеянные непонятными синими точками.

Смеяться она перестала, когда однажды в зеркале увидела такие же следы на своем лице.

— Что это такое, папа? — спрашивала она, крутя персик в руках.

Папа осторожно присел на край постели и погладил ее по волосам, густым и волнистым.

— Такое иногда бывает, ласточка, — ответил он, о чем-то беспокоясь. — Это из-за твоей болезни. Потерпи немного, малышка. Скоро я заберу тебя домой, и ты снова станешь такой, как раньше.

Она улыбнулась и прижалась к нему. Папа поцеловал ее в лоб, проведя рукой по голове.

Ласточка не заметила, как изменилось лицо папы.

Она не знала, что прядь ее волос осталась у него в руке.

Доктор в белом халате поставил подпись на какой-то бумаге и вручил лист взволнованным родителям одного из мальчишек.

— Острая, — произнес он с сожалением.

Мальчик посмотрел на девочку, сидящую напротив. Слез со стула и ушел с родителями. Его друг болтал ногами, внимательно глядя на врача.

— Острая, — сказал доктор, протягивая другой листок его матери, которая закрыла лицо уголком накинутого на голову платка. Она вывела сына в коридор, и дверь за ними захлопнулась.

Папа медленно встал, глядя на доктора. Увидев лицо врача, он все же подошел к столу и принял третий бланк.

— Хроническая, — услышала девочка странное слово.

Папа чуть не смял бумажный лист в кулаке. Подойдя к дочери, он поднял ее на руки.

— Пойдем, ласточка, — сказал он. — Еще несколько дней в палате, и ты вернешься домой.

Она ничего не ответила. Ей очень хотелось домой, и ради этого она была готова на все. Даже вытерпеть в палате еще несколько дней.

Она не знала, что теперь одиночество только усилится — обоих мальчишек забрали по домам. Она кусала маленькие пальчики от горькой мысли, что так и не успела с ними подружиться.

— Папа! — рыдала она. — У меня кровь идет из зубов!

Отец опять прижал ее к себе. Его грудь вздымалась и опускалась все чаще. Объятий было явно недостаточно. Девочка продолжала плакать, зарывшись в его плечо, не обращая внимания на то, что от этого кости начинали болеть еще сильнее. Она не понимала, что с ней происходит. Папа часто пытался ей это объяснить, и она уже запомнила его слова наизусть. Но все равно не понимала их значение.

В тот вечер они вышли в парк позже обычного. Стояла ранняя осень, но она все равно носила теплую курточку, поскольку ее знобило, и шапку, скрывающую остатки волос.

— Девочка моя, — начал отец. — Я хочу, чтобы ты знала. Я тебя очень люблю.

— Я тоже люблю тебя, папа, — ответила она честно, ни секундочки не задумываясь.

Он присел перед ней и посмотрел в лицо.

— Выслушай меня очень внимательно, — сказал он. — Твоя болезнь оказалась сильнее, чем все мы думали. И я решил бороться с ней по-настоящему. Но для этого мне нужна твоя помощь.

Она кивнула.

— Я сделаю все, что ты хочешь, — сказала она. — Я очень хочу выздороветь.

— Тогда забудь все, что было раньше. Забудь о своей болезни, ласточка. С этого дня твоя жизнь начинается заново. У тебя будет новое имя.

— Новое имя? — Она раскрыла большие, красивые глаза.

— Да. Имя, которое будем знать только мы двое, да и твои самые близкие друзья, если захочешь. Я буду звать тебя Литера.

— Литера, — повторила она.

— Теперь все, что произойдет с тобой, будет относиться к Литере. Ты можешь наполнить свою жизнь любыми мыслями и событиями. Любыми, какими захочешь. Чем станет история Литеры — решать только тебе.

— Как здорово! — сказала она с восхищением. Папа поцеловал ее в порозовевшую щеку.

— Теперь все будет по-другому, — сообщил он. — Это не Литера будет сидеть и тихо болеть, а другая девочка. Литера будет бороться с болезнью и победит ее.

— А что будешь делать ты?

— А я, — вздохнул папа, — снова уеду на работу.

— Зачем? — Девочка встала на месте, и отец повел ее к выходу из парка.

— Ну, ты же не одна будешь бороться с болезнью. Я буду тебе помогать. Надо зарабатывать деньги на твое выздоровление. Хорошо?

— Хорошо, папочка.

Они шли домой, и девочка крепко держалась за руку самого сильного человека в мире.

"Я — Литера, — восторженно думала она. — Литера, Литера…"

Тянулись долгие, однообразные дни.

Литера не думала о болезни. Болезнь этого не заслуживала. Литера больше не собиралась отдавать ей ничего из того, что было в ее власти. Свое время, настроение, мысли, мечты. Папа был прав: девочка, грустно смотрящая в зеркало и думающая только о том, что больна, осталась в прошлом. У Литеры больше не имелось ни времени, ни желания удалять какому-то недугу больше сил, чем это было необходимо.

Она ходила в школу, помогала маме готовить обеды, сама убиралась в комнате. Литера настолько привыкла принимать таблетки каждый день, что уже перестала замечать, что делает это. Со временем она самостоятельно научилась пользоваться косметикой и создавала себе такую внешность, какую только могла пожелать.

И уже могла спокойно произносить "хроническая лейкемия".

День сменял день, неделя неделю, счет пошел на месяцы. Папа все не возвращался, и никакие расспросы не помогли выведать у мамы, когда он вернется. Литера подолгу любовалась снежинками за окном, в то время как ее сверстники проводили время за компьютерами. Она их жалела.

Весна наступила, принеся с собой тревогу. Отец все еще не появлялся и перестал присылать весточки. Литера все ждала звонка в дверь.

И однажды звонок раздался.

Открыв замок с замиранием сердца, она удивленно посмотрела на двух подростков, стоявших на пороге.

— Привет, — неуверенно произнес тот, что повыше ростом, долговязый.

— Вы к кому? — спросила Литера, высунув лишь голову. — Чего вам надо?

Другой парень застенчиво переминался с ноги на ногу.

— Извиниться, — ответил он.

— За что?!

— За то, что мы не успели с тобой подружиться…

Их звали Фармер и Уотсон. Литера никогда не произносила их настоящие имена. Любые обычные имена были слишком шаблонны.

Им не пришлось долго бороться за свое здоровье — острая форма лейкемии уже давно поддавалась излечению в отличие от хронической. Мальчишки были здоровы уже через пару лет после выписки из больницы. Однако они не забыли о девочке, коротавшей вечера в соседней палате в полном одиночестве, без надежды на исцеление. Найдя Литеру через программу взаимной поддержки онкологических больных, они решили навестить ее.

Литера приняла их в свой мир, обрадовавшись, что наконец-то нашлись друзья, которые способны понять ее полностью. И они в самом деле оказались настоящими друзьями. Отзывчивыми, понимающими ценность простых вещей, вроде умения жить, не думая о возможном скором конце. По отношению к остальному миру оба парня так и не смогли социально обустроиться — каждый из них занимал единственную строчку в списке знакомств другого.

Долгое время Литера старалась отучить их от некоего чувства вины, выражавшегося в осознании того факта, что им удалось вылечить себя, а ей нет. Юная девушка ни на секунду не ставила под сомнение свою уверенность в том, что однажды будет здорова, и эта вера в собственные силы поддерживала Фармера и Уотсона в их делах. Трое друзей стали одной тесно сплоченной компанией и свято верили в незыблемость своего союза. С завидной энергией все трое занялись самообразованием.

Свободные от тягот и проблем обычного подросткового мира, они с жаром окунулись в прекрасный мир наук, искусств и творчества. Их привлекали математика, литература, музыка, живопись. Не забыли они и о спорте.

Фармер настоял, чтобы все трое одновременно пошли на курсы автовождения. Литера с хохотом дала себя уболтать, прекрасно понимая, что у нее нет никаких шансов на собственный автомобиль. Однако, буквально впервые сев за руль, она поняла, что одной мечтой у нее теперь больше. Хватило всего лишь нескольких дней, чтобы поразить себя и других своей жаждой скорости. Она догадывалась, что за этим крылось — стремление ко все большей активности, к битве с болезнью.

К тому времени Фармер и Уотсон окрепли и возмужали, Литера же выросла в эффектную молодую девушку. Их отношения сохранили морально высокую планку, их всех по-прежнему больше интересовали книги, чем отношения с противоположным полом, хотя никакого стеснения на личном фронте никто из них не чувствовал. Они просто осознавали, что в своем возрасте не способны всерьез одарить потенциального любимого человека нужной защитой. Каждый день приходилось наблюдать, как вокруг них молодые люди обоего пола тонут в омуте непонятных отношений, половых связей и всплесков жалости к себе. Трое друзей единогласно решили отложить головную боль по этому вопросу до лучших времен.

Литера уже давно перестала ощущать себя больной, вместо этого приобретя уверенность, что многие из тех, кто считает себя здоровым, на самом деле в чем-то больны, и наоборот. Ее собственный недуг перешел в длительную стадию ремиссии, и девушка уже долго не ощущала никаких признаков болезни.

Для полного счастья ей не хватало лишь возвращения отца. Время его отсутствия уже насчитывало годы. Каждый месяц Литера бежала к почтовому отделению, чтобы получить денежный перевод. Ее не интересовали банкноты — сам факт перевода говорил о том, что папа в этом месяце добыл деньги, а значит, все еще жив и здоров и продолжает бороться за нее.

Каждый вечер ее внимание обострялось. Она знала, когда прибывает единственный поезд, на котором папа мог вернуться домой, и в какое конкретно время он может позвонить в дверь, Литера ждала его, с ногами забравшись на диван, с книжкой в руках, и верила, что однажды папа вернется.

И дождалась.

Литера долго думала о том, как это произойдет, однако и представить себе не могла, до чего же прекрасным будет этот миг! Отец вернулся в день ее выпускного бала. В роскошном вечернем платье Литера вышла на сцену арендованного школой ресторана, произведя фурор и вызвав овации всех сидящих в зале родителей. Приняв из рук директора аттестат о среднем образовании, она с радостной улыбкой повернулась к залу и увидела папу.

Отец появился на выпускном вечере, он даже не зашел домой. В своей военной форме, стройный, подтянутый, мужественный. Он стоял возле входной двери, поставив спортивную сумку рядом с собой. Его глаза блестели от счастья.

Литера подошла к нему и прильнула к груди, наслаждаясь его объятиями и сильными, заботливыми руками, не потерявшими былой хватки. Не в силах произнести ни слова, они оба сели за праздничный стол и долго сидели, взявшись за руки. Глаза отца приобрели чуть заметный оттенок усталости, а на голове прибавилась пара десятков седых волосков, но в остальном это был все тот же папа, тот неповторимый, который ушел несколько лет назад, и тот единственный, кого Литера ожидала увидеть.

Отец танцевал с ней весь вечер, грациозно передвигаясь по сцене. Подобно магниту, они притягивали к себе восторженные взгляды выпускников и их мам, впечатленных чарующей картиной. Всего пару раз папа отпустил ее на танец с другими мальчиками, но это не было его ограничением — просто нашлось всего лишь двое юных смельчаков, набравшихся храбрости попросить у статного военного разрешения потанцевать с его прекрасной дочерью. Оба раза он передавал им Литеру с уважительной улыбкой и неотрывно наблюдал, как его ангел танцует с молодыми людьми, после получения аттестата готовыми к покорению мира. И оба раза по возвращении дочери он одаривал парней крепким рукопожатием, заряжая их энергией на весь оставшийся вечер.

Отец был дома целых два месяца. Несколько дней подряд он ходил по больницам и что-то выяснял, приходя домой в состоянии глубокой задумчивости. Четыре раза он брал с собой дочь, заставляя ее проходить уже почти забытые медицинские тесты. На ее вопросы он отвечал уклончиво, но в один из дней поговорил с дочерью более откровенно.

— Литера, — сказал он. — Я понимаю, что тебе не хочется думать о том, что ты все еще больна. Ремиссия длится уже долго, но может смениться новым периодом упадка. Когда я уходил, то полагал, что есть шанс вылечить тебя с помощью денег. Теперь у нас денег более чем достаточно для любой операции, но… Все врачебные исследования показали, что в твоем случае болезнь неоперабельна.

Литера обняла его сзади за шею.

— Не переживая так, папа, — стала она утешать его. — В детстве я бы долго ревела в подушку. Но не сейчас. Я старалась воспитать Литеру такой, чтобы она тебе понравилась. И я не буду сильно печалиться. Ты теперь с нами, все идет хорошо. Пусть все так и остается.

Отец мягко пожал ее запястье и грустно улыбнулся.

— Присядь, девочка, — попросил он. — Мне нужно кое-что тебе рассказать.

Литера уселась рядом с ним.

— Что? — спросила она. Папа прижал ее к себе.

— Мне нужно столько тебе рассказать, — повторил он. — О том месте, где я служил все это время. О Зоне…

Литере понадобилось много времени, чтобы адекватно воспринять все услышанное. Она впервые слышала о Зоне, о втором взрыве, о том, что ее отец все эти годы был на контрактной службе, охраняя Барьер, выстроенный вокруг зараженной аномальной территории. О сталкерах. Но больше всего ее морально выпотрошило уведомление отца, что он снова уходит и опять неизвестно, на какое время.

У него был план. Если не удается вылечить дочь с помощью денег, то остается одно средство — артефакты Зоны. Для этого ему понадобится вновь отправиться на Барьер, тут же порвать с армией и податься в сталкеры. Он обещал вернуться сразу же, как найдет артефакт, способный излечить Литеру от лейкемии.

Чтобы Литера окончательно перестала сомневаться в ее словах, отец достал маленький контейнер, который привез с собой. Открыв его, он показал Литере загадочные предметы, светящиеся и подскакивающие в углублениях.

— Это и есть артефакты, — сказал он. — Я оставляю их здесь. На всякий случай добавлю описание и инструкции по применению. Я не буду учить тебя пользоваться ими, ласточка. Слишком уж это опасно. Но если в твоей жизни случится что-то такое, от чего может спасти только чудо, — достань эту коробку и… Но сто раз подумай, прежде чем воспользоваться. Эти предметы того же разряда, что и магия. Помни об этом.

На следующий день он повел ее в автосалон.

— Я не могу допустить, чтобы моя дочь не получила никакого подарка, — заявил он. — Ты уже взрослая, Литера. Моя маленькая ласточка выросла, и ей пора расправить крылья.

Литера мокрыми от счастья глазами разглядывала мощные, красивые автомобили. У нее будет собственная машина! От счастья она и в самом деле была готова расправить крылья и летать.

Они весь день любовались предложенными вариантами. Отец не спрашивал у нее, какой автомобиль ей понравился больше других, но зорко следил за реакцией дочери.

К концу дня он снова подвел ее к месту, где стоял синий "Додж-Вайпер". Литера со счастливой улыбкой посмотрела на папу, открывающего ей дверцу.

— Садись, ласточка, — сказал он уверенно и, когда она села в удобное водительское кресло, бросил ей на ладонь ключи. — Время летать!

Отец ушел через неделю, покончив со всеми формальностями, связанными с машиной, и еще некоторыми делами.

— Береги себя, дочка, — произнес он. — Помни, что я люблю тебя больше жизни.

Они долго стояли, обнявшись.

— На этот раз я постараюсь вернуться поскорее, — сказал папа. — Чтобы не забывать о тебе ни на миг, у меня будет фотография.

Литера взглянула на карточку.

— Ну, папа, — с укором сказала она, глядя на фото девочки с ромашкой, стоящей возле мраморного льва. — Здесь же я совсем маленькая! И выгляжу плохо!

— Ты всегда была прекрасна, — убежденно произнес отец. — Я знаю, что теперь ты сможешь постоять за себя, и запомню тебя такой — сильной и энергичной. Но мне нужно постоянно помнить, что есть и другая сторона Литеры. Иначе я не буду иметь стимула, чтобы видеть в тебе маленького ребенка, которого нужно вылечить любой ценой. Я все еще твой папа, а ты все еще нуждаешься в моей помощи.

— Лучший в мире папа, — поправила Литера, пряча лицо у него на груди. — Лучший…

Прошел год.

Болезнь вернулась с новой силой. Но душа Литеры уже была неподвластна никаким недугам. Короткий приезд отца вдохнул в нее новые силы на несколько лет вперед. Она все так же проводила время с Фармером и Уотсоном, игнорируя любовные отношения с кем бы то ни было. Теперь она уделяла больше времени достаточно серьезным занятиям вроде уроков стрельбы у одного из знакомых Фармера. К моменту своего совершеннолетия Литера уже стреляла вполне пристойно и к тому же получила право гонять на "Вайпере" в открытую, не опасаясь законов.

И продолжала глотать таблетки, блокирующие рост бластов в крови.

Это была ничем не примечательная ночь.

— У меня есть жена и дочь, — послышался знакомый голос. — Ты не знал? А не положено было.

Литера дернулась во сне.

— Достаточно, — произнес кто-то неизвестный. — Пора заканчивать.

Снова темнота и тишина.

Литера проснулась от приступа боли, охватившего все ее тело, вцепилась в одеяло и издала отчаянный крик. Ее дыхание перехватило, очертания комнаты расплылись. Что-то начало разъедать кожу на лице. Девушка вцепилась ногтями в щеки, разодрав их до крови. Комната исчезла, превратившись в грязное помещение, пропитанное запахом смерти.

Исхудавший парень с горящими глазами наклонился над Литерой, протягивая непонятный голубоватый шар.

— Держи, — сказал он. — Просто подумай о ней.

Литера закашлялась. У нее было такое чувство, что с лица содрали кожу. Послышался чей-то стон в дальнем углу.

— И что? — спросил один из склонившихся над Литерой мужчин. У него было разбитое лицо, пронзительные глаза с болью смотрели прямо на девушку.

— Его самый дорогой человек исцелен, — сказал высокий незнакомец в плаще. — А он еще проживет какое-то время.

Литера стала задыхаться. Сдавленный хрип вырвался из ее груди.

— Выйдите. Оба. И Эльфа заберите.

— Папа? — прошептала Литера — Папа…

Человек, который произнес последние слова, начал поднимать пистолет. Литера в ужасе смотрела в черное дуло, над которым виднелись глаза убийцы.

— Папа! — отчаянно закричала девушка, и громыхнул выстрел.

Литера упала с кровати на пол. Крупная дрожь охватила все тело, и девушку вырвало. Она вжалась в ковер, судорожно дергаясь. Громкое дыхание сопровождалось всхлипываниями каждый раз, когда воздух выходил из ее груди. Рыдания охватили ее, и неописуемый ужас навсегда поселился в ее сердце.

Она поняла, что папа не вернется домой.

Его только что убили.

Литера даже не сразу осознала, что полностью излечилась от лейкемии. Вера в могущество отца всегда перевешивала любые другие аргументы. Конечно, он нашел артефакт и исцелил Литеру. Иначе и быть не могло.

Но отец уже никогда не сможет насладиться плодами своего труда.

Ясно одно — человек, убивший отца, должен быть уничтожен.

— Я Литера, — сказала себе девушка, садясь за руль "Вайпера". — Я сама творю свою историю.

Взревев мотором, хищный автомобиль взял курс в сторону Чернобыля.

На поиск убийцы ушел не один год. Взятки, слухи, методичное расследование. Все, что было у Литеры, — это устное описание нужного человека. А выяснить ей удалось очень мало: что отец все это время провел в Зоне практически отшельником, тесно общаясь лишь с двумя друзьями. Бывший "свободовец", празднующий в ближайшем селе свое расставание с Зоной, рассказал некоторые подробности и, в частности, описал их внешности.

Уже на середине его рассказа Литера поняла, что все-таки отыскала своего человека.

Выложив все, что знал, "свободовец" полез за обещанной наградой — доступом к телу. Через минуту он лежал на земле, катаясь от дикой боли в известном месте. Перешагнув через него, Литера вернулась к автомобилю.

Она узнала все, что требовалось.

Сталкер Борланд.

Литере пригодились навыки, полученные в годы юности. Тщательно собирались и анализировались все слухи, касающиеся привычек и увлечений Борланда, а также его поведения в Зоне. Было очень странно, что все они характеризовали сталкера исключительно с положительной стороны. Это могло указывать лишь на то, что к списку его заслуг можно приписывать предательство.

За одно это уже можно было убить.

Имелась и одна проблема. Судя по датам, Борланд бесследно исчез на следующий день после убийства отца. Литера не могла допустить мысли, что он погиб. Вероятнее всего, он покинул Зону из страха. Литера сменила место поисков и продолжила расследование, сделав упор на завышенное эго бывшего сталкера. Конечно, он не сменит кличку. Конечно, он не завяжет с автогонками. Конечно, он рано или поздно выявит себя.

Литера ничуть не удивилась, когда Борланд все же нашелся в Крыму.

Она даже не думала о том, что в чем-то могла ошибиться.

Выдвинув нижний ящик стола в своей комнате, Литера начала копаться в нем, пока не нашла контейнер. Девушка раскрыла его и, усевшись на диван, принялась изучать инструкции, испытывая дикую тоску уже от одного взгляда на почерк отца.

Нужный артефакт она подобрала быстро.

"Закрытие солнца", — было написано от руки на листке бумаги. — Артефакт, вызывающий гравиконцентрат направленного действия, более известный как "воронка". Активируется в непосредственной близости от мишени. Способы лечения не выявлены".

Литера захлопнула крышку контейнера и поднялась.

Ей предстояло путешествие в Крым.

Борланду было недостаточно просто умереть. Его гибель должна быть изощренной.

Вливаться в тусовку стритрейсеров, как выяснилось, было не обязательно. Капитан пришел в восторг от ее машины и сразу подписал ее на участие в открытии гоночного сезона. Поинтересовавшись, кто еще будет участвовать, Литера услышала три имени. Одно из них наполнило ее взгляд ледяным холодом.

Всего на мгновение ее немного смутило, что жизнерадостный Капитан, оказавшийся очень милым парнем, отзывался о Борланде с настоящим уважением.

Всего на мгновение.

Четыре машины выстроились на старте.

Борланд пытался разглядеть Литеру. Но тонированные стекла полностью скрывали ее. Девушка, поддавая газу, одной рукой раскрыла контейнер и вытащила "закрытие солнца". Артефакт осветил салон машины приятным фиолетовым светом.

Одной из звезд стритрейсинга предстояло погаснуть навсегда.

Литера активировала артефакт на финальном круге, после того, как агрессивно сбросила с хвоста двух остальных гонщиков. "Ламборджини" мчалась справа от "Вайпера", враг Литеры находился в какой-то паре метров. Девушка глубоко вздохнула и вцепилась в руль. Глубокая ненависть застилала ей глаза.

Она беззвучно прошептала формулу: "Пусть закроется солнце для человека, виновного в гибели моего отца…"

Литера не поняла, что только что произошло. Пространство впереди машины всколыхнулось, по воздуху словно прошли колебания. Голуби разлетелись во все стороны, и одного из них сплющило, вывернув наизнанку.

Артефакт сработал замечательно, вызвав направленную "воронку".

Но не перед Борландом.

Перед ней самой…

Борланд поравнялся с Литерой и поворотом рулевого колеса оттеснил ее в сторону от аномалии. Борт "Ламборджини" со скрежетом оставил несколько длинных царапин на "Вайпере", помяв машине крыло и сломав зеркало. Синий автомобиль пропахал цветочную клумбу и остановился.

Литера ударилась лбом о руль, разбив бровь. Она отчаянно застонала, и ее внимание привлекла страшная сцена. С тихим свистом, полностью заглушённым ревом двигателей, гравиконцентрат втянул в себя "Ревентон", пролетевший сквозь аномалию в мгновение ока. Углепластиковый корпус "Ламборджини" лопнул, подобно скорлупе, и полторы тонны карбона и стали впечатались в дорожное покрытие.

В страхе оглядевшись по сторонам, тщетно пытаясь что-то рассмотреть из машины, Литера завела мотор. Это удалось ей лишь с четвертой попытки. Она умчалась с места аварии, пытаясь понять, что произошло.

"Почему "воронка" стала ловить меня, а не Борланда?…"

"Зачем он спас меня?!"

"Ответь мне, папа!!!"

Только в эту ночь, проведенную без сна на кухне безумно дорогого номера частного отеля с бутылкой коньяка под шум ночного курорта, Литера впервые осмелилась спросить себя: а нет ли здесь чьей-то безумной ошибки?

Утром она пошла в больницу. Узнать, где именно лежит разбившийся в эту ночь гонщик, было нетрудно — весь город сплетничал об этом событии недели. В палату к Борланду ее не пустили. Она хотела просто посмотреть на него, почувствовать истину.

Но, получив отказ персонала, неожиданно отдалась охватившим ее слезам. Впервые за много месяцев.

В спешке выбежав из больницы и чуть не столкнувшись с Капитаном, Литера запрыгнула в стоявшую за другим крылом здания машину и тем же вечером умчалась из приморского города домой.

Человек, по ее вине угодивший в аномалию, получил заражение крови.

ЗАРАЖЕНИЕ КРОВИ!!!

Литера сидела на краю ванной, прижавшись щекой к холодному кафелю, и слушала монотонное капанье воды из крана. Ее ногти бессильно царапали стенку.

Это было просто невозможно.

Инструкции отца не могли лгать. Она все сделала правильно. Дала приказ артефакту уничтожить того, кто виновен в смерти папы.

При чем тут она сама? Неужели это она хотела, чтобы папа умер?

Неужели она спровоцировала его на это?

Неужели папа погиб из-за нее?

Фармер и Уотсон все поняли. Без колебаний они согласились идти с ней в Зону, чтобы найти там артефакт, способный излечить человека.

Литера просто обязана была сделать то же, что сделал отец для нее самой.

Она творила историю собственного имени.

Встретив торговца, она воспользовалась тем, что ее друзья утрясали какие-то вопросы с настройкой своих аккаунтов в сталкерской сети. Литера кое-что спросила у Падишаха.

И тут же, поддавшись непонятному порыву, выложила свою историю вплоть до мелочей.

Падишах слушал ее, иногда поглаживая свой толстый живот. Новенькое оружие для троих, купленное на деньги Литеры, безошибочно подсказало коммерсанту Кордона, что перед ним лакомый кусочек. Он с энтузиазмом утешил бедную девочку, заверив ее, что не о чем волноваться, что сталкер Борланд — редкостный мерзавец, выродок, недостойный топтать не только Зону, но и Большую Землю. Что он наверняка придет в Зону и будет отравлять воздух здешним бродягам своим пребыванием, а затем, когда узнает, кто разбил ему машину и попортил кровь, найдет Литеру и зверски убьет. Не прошло и получаса, как напуганная девушка заключила договор на устранение Борланда по факту его прибытия в Зону.

Устраиваясь с друзьями на ночлег, Литера долго думала о том, кем же является Борланд — другом или врагом. Первая ночь в Зоне, полная тоски и отчаяния, все перемешала в ее изможденной душе. Получив от Падишаха электронное сообщение, что Борланд пришел в Зону и отправился к Агропрому, Литера выскользнула из палатки под ночной ливень, прижимая к себе снайперскую винтовку…

После первого же выстрела ее чуть не стошнило. Литера поспешно убежала обратно, сходя с ума от страха перед тем, что едва не убила человека. Под утро она, понимая, что сама никогда не решится на убийство Борланда, вышла в сталкерскую сеть и поискала наемников. Единственным, кто отозвался достаточно оперативно, был Меченый.

Через несколько часов она встретилась с Борландом лицом к лицу. Литере хватило нескольких минут, чтобы убедиться в том, что этот сталкер не только не виновен в смерти папы, но и, наоборот, безумно сожалеет о его гибели.

Однако радоваться было нечему. Борланд все еще был облучен — по ее вине.

Литере не оставалось ничего иного, кроме как сопровождать сталкера в его поисках, надеясь на то, что ему удастся найти средство к спасению. Она убедилась, что репутация Борланда полностью соответствовала тому, кем он был в действительности.

Но открыться она не могла. Ужас того, что Борланд узнает всю правду, давил на нее, ставя на грань помешательства. Все, что Литера могла делать, — это помогать сталкеру идти и дальше по ложному пути. Охотиться за Призраком и верить, что Коалиция его главный враг.

Взломать сталкерскую сеть раньше Уотсона ей удалось достаточно тяжело, но все же она соображала чуть быстрее своих друзей. После встречи с Меченым Литера скачала себе его файлы и успела ознакомиться с исповедью Призрака задолго до того, как это сумел сделать Уотсон. Слать Борланду письма от имени Клинча она решилась в тот момент, когда поняла, что у Призрака действительно должен быть "целебный ветер". Тот самый артефакт, которым папа спас ей жизнь.

Она не знала, что письмо датировано прошлым годом и Призрак давно мертв, а артефакт бесследно исчез. Глубоко раскаиваясь в том, что неосознанно заставила Борланда двигаться на другой конец Зоны совершенно впустую, девушка дала волю эмоциям и разрыдалась над останками погибшего сталкера, прильнув к тому, кто так напоминал ей отца и кто теперь стал ей самым близким человеком на Земле.

К Борланду. К человеку, которого еще совсем недавно она мечтала убить.

После того как Борланд ушел через ночные болота разбираться с Ястребом, в душе Литеры все окончательно рухнуло. Еще прошлой ночью она записала все, что с ней случилось за последние годы, в память своего компьютера. Дневник должен был послужить письмом Борланду и новой отчаянной попыткой освобождения. Сняв с себя халат лежащего без сознания Доктора, и облачившись в комбинезон, Литера со слезами на глазах попрощалась со своими друзьями, встретив ту реакцию, которую и желала увидеть, — молчаливое понимание.

Из последних сил она побежала за Борландом, не переставая рыдать, мечтая лишь об одном — догнать его и уговорить остановить свою безумную гонку за призраками прошлого. …Литера уже не чувствовала боли. Остатки сил ушли на то, чтобы вытащить КПК и засунуть его за пояс Борланду. Затем она медленно прикрыла глаза, чувствуя, как ее уносят руки сильного человека.

Уносят вдаль, за пределы пространства и времени.

К папе.