"Парадиз Ланд 2-1" - читать интересную книгу автора (Абердин Александр)

       Зазеркалье. Россия, поселок Танга на трассе        Чита - Улан-Удэ. Понедельник, 29 июня, полдень.        Двадцать третий день.

       Эрато пришлось ждать Митроху почти до половины первого, просидев все это время на солнцепеке, на пыльном и жестком валуне, лежавшем неподалеку от шоссе, разбитого колесами сотен и тысяч тяжелых грузовиков. Несколько раз она покидала тело своей куклы, от которого была всего в паре метров. В первый раз она пролетела над дорогой и нашла караван из четырех грузовиков стоящим в полусотне километров от поселка. Водители занимались тем, что, отогнав три грузовика от дороги и ловко вскрывая контейнеры, воровали из них все, что только им приглянулось.

       Поняв, что они задержатся, муза перелетела на темную сторону планеты Земля и щедро одарила своими поцелуями нескольких поэтов. К её огромной радости Вячик в эту ночь был дома и спал один, что позволило ей тихо присесть на его диван, нежно погладить поэта по небритой щеке и поцеловать этого парня не только в лоб, но и в губы, сильно пахнущие табаком. От этого поцелуя он застонал и попытался обнять её, но муза Эрато уже унеслась прочь, тихо смеясь и радуясь тому, что в сознании поэта тотчас проросли новые стихи, целый венок сонетов, к написанию которого он давно готовился.

       После того, как муза посетила Вячика, настроение у неё значительно улучшилось, ведь что ни говори, но после встречи с Зиной Васильчиковой её просто трясло от гнева. Благодаря Создателю Алексу, которому все-таки не было дано пользоваться своим даром в полной мере, она не только имела способность видеть души всех существ, включая даже душу самого Создателя, но и полностью читать их мысли. Правда, только с Алексом ей не повезло, он сумел заранее подготовиться и после того, как муза получила от него этот волшебный дар, она так и не смогла пробиться в его сознание, хотя ей было очень любопытно узнать, что же он думает о ней.

       На словах он был восхищен ею и клялся, что возлюбил её всем сердцем, но было ли это так на самом деле, она, увы, не знала. Впрочем, его пламенно-золотая, страстная душа в этот момент горела очень ярко и даже испускала целые снопы искр, что уже было очень убедительным доказательством того, что этот хитрый тип не врал ей. Во всяком случае, ей было с чем сравнивать, ведь костер души ангела Уриэля тоже был таким же ярким, но при этом Эрато еще и видела то, как в его сознании зарождаются пылкие признания в любви и душа при этом тоже сыпала искрами, словно бенгальская свеча.

       Поэтому-то она и была так поражена, когда увидела, как светла и невинно чиста душа Зины Васильчиковой. Она сверкала, словно заснеженная горная вершина, освещенная яркими лучами солнца и по ней то и дело пробегали радужные сполохи, а ко всему радужному Эрато, получив полное знание высшей магии, уже успела проникнуться уважение и особо почитала такие сигналы. Именно это заставило её срочно связаться с Уриэлем. Она считала, что эта девушка от рождения должна была стать Создательницей и увидела для себя в её сияющей душе, окруженной радужным свечением, знак высшей силы.

       После встречи с девушкой, помня о том, что она прочла в мозгах гнусного ублюдка Митрохи, Эрато пришла в ярость. Заодно ей хотелось добраться и до того подонка, из-за которого Зина приехала в Читу, но это она могла сделать и позднее, внушив какие-нибудь мысли одному из тех типов, вместе с которыми он сидел в колонии. Сейчас для неё главным было только одно, встретиться с Митрохой и отдать ему на поругание свою безропотную куклу, сидевшую с потерянным взглядом на гранитном валуне.

       За то короткое время, что муза провела вместе с Зиной, она успела впитать в себя все, что должно было очень скоро ей помочь выдать свое физическое тело за эту девушку. Ведь ей нужно было не только создать её точную копию, но еще и наделить свою куклу всеми необходимыми знаниями, которые помогли бы Эрато подменить Зину. Музе, которая уже успела хорошенько познакомиться с творением Создателя Ольгерда и даже пообщаться с мастером Бертраном, хотелось теперь узнать, на что способны эти негодяи, так как она не только собиралась убить Митроху и шестерых его приспешников, но еще и изловить их жалкие, тухлые и зловонные чернильные душонки. Они были настолько ничтожны, что даже не смогли преуспеть в своем зле.

       Эрато прекрасно понимала, что из неё никогда не выйдет первоклассного охотника за черными душами, ловкого и изощренного в своем искусстве, но её все равно охватывал азарт при одной только мысли, что она сможет сделать эту планету хоть чуть-чуть чище. А еще она радовалась тому, что отдала девушку с такой чистой и прекрасной душой в заботливые и нежные руки своего возлюбленного. Мысль о том, что в то время, как Митроха будет торжествовать и радоваться, наслаждаясь, якобы, мучениями этой девушки, сама она в это время будет получать куда большее и тысячекратно более возвышенное наслаждение в объятьях Уриэля.

       Думая об этом, муза парила на километровой высоте и зорко осматривала окрестности. Она уже несколько раз заглядывала через крошечное магическое зеркало в покои своего ангела и сердце её переполнял восторг, когда она видела, что вытворяют Зиночка и Уриэль в его кабинете. В тот момент, когда она вновь взглянуть на них и посмотреть на то, зачем девушка уложила ангела на его золотой письменный стол, вдали показалась колонна из трех синих грузовиков "Вольво", возглавляемая красным "Мерседесом".

       Эрато, невидимая и неосязаемая для всех людей, легким ветерком скользнула вниз к дороге и влетела через лобовое стекло в просторную кабину "Мерседеса". Семен Митрохин сидел за рулем и с мрачным видом уверенно гнал мощную машину вперед. Его напарник, Юрий Головин, по кличке Головня, здоровенный парень двадцати семи лет от роду, сонно клевал носом и лишь изредка поглядывал на дорогу. В чисто прибранном и прохладном салоне тягача громко играла музыка и пахло дезодорантом, но музе чуть не сделалось дурно от грязных и вонючих душ этих двух негодяев.

       В трех других автомобилях, ехавших позади, собрались подонки ничуть не лучше этих двух и среди них был только один нормальный парень, который ехал в последнем автомобиле на пару с самым старшим из всей этой банды. Игорю Маслову, недавно купившему седельный тягач "Вольво", по сути ничего не оставалось делать, как примкнуть к бригаде Митрохи, иначе он остался бы без работы. Ведь у него не было ни кунга, ни платформы-контейнеровоза, а без них его мощный грузовик был ничем не лучше какого-нибудь "Жигуля".

       Пожалуй, Игореха Масленок был единственной проблемой музы, так как ей не хотелось причинять вред этому добродушному парню, который уже три года как был женат, любил свою жену и мечтал построить свой собственный дом. У Эрато имелось множество способов для того, чтобы вывести его из игры и она вовсе не считала эту проблему неразрешимой. Зато все остальные подельщики Митрохи были самым настоящим дьявольским отродьем и за этой небольшой колонной стелился длинный шлейф черных миазмов зла.

       Сидя на передней панели, Эрато смотрела на Митроху и просто поражалась тому, какой отпечаток наложила эта мерзкая душонка на тело человека. Ему было всего тридцать два года, но из-за больших залысин он казался старше. Семен Митрохин был довольно высок ростом и широкоплеч, но грудь имел впалую и был сутул. Лицо у него было загорелым, но с неприятным землистым оттенком и маленькими, злыми, постоянно бегающими, глазками. Но особое отвращение музы вызывал его отвратительно хлюпающий и какой-то утиный нос, сломанный кем-то еще в колонии.

       Благодаря дару своего любовника Алекса, Эрато быстро смогла постичь все тайны души этого ничтожного человека и вскоре поняла, что это была уже её третья черная реинкарнация. Вообще-то, её удивило то обстоятельство, что из всех семерых негодяев только у Головни была перворожденная душа, но он был таким первостатейным мерзавцем, что душа его была уже сейчас черна, как смоль, и смрадом своим могла поспорить с выгребной ямой какого-нибудь деревенского нужника. Музу просто поразило до глубины души то, что тяга к злу и насилию, происходившая из глубины их черных душ не только собрала этих разных людей вместе, но смогла в считанные месяцы вконец испоганить душу молодого парня, - Юрия Головина.

       Головня с его пудовыми кулаками, был правой рукой Митрохи, труса и редкостного подлеца, способного продать кого угодно. Они уже все обговорили между собой и согласовали план действий на тот случай, если Зина попадется в их лапы. Поэтому сразу после того, как выйдя из-за поворота Митроха увидел вдалеке девушку с черной курточкой и сумкой в руках, сидевшую в неудобной позе на грязном, придорожном валуне, он громко и радостно сказал своему напарнику:

       - А вот и эта сучара, Головёха. Хватай её за шкуру и быстро тащи в кабину, чтобы не сбёгла.

       Тот мигом проснулся и весело откликнулся:

       - Ага, щас я её сграбастаю. Она и мявкнуть не успеет. - Затем, заискивающе посмотрев на Митроху, он попросил его срывающимся от волнения голосом - Митрич, а можно я того, первым её оттрахаю, пока вы ей все тадало не раздолбали?

       Шоферюга ответил ему голосом, полным злорадства:

       - Да, мне-то что, Головня, забирайся на спальник и трахай эту дуру во все дыры аж до самого вечера. Нам ведь нужно будет сначала добраться до Хилок-реки, там у моста есть хороший съезд к воде. Вот там-то мы и кончим эту сучару, а то она уже стала клинья кое к кому подбивать. Но сначала отдерем хорошенько, доставим девахе удовольствие напоследок.

       На этом их короткая беседа закончилась. Митроха сбросил газ и затормозил. Головне даже не пришлось вылезать из кабины, так как та, кого они приняли за Зинку-молдованку, сама подошла к машине и, глядя на парня измученными, покрасневшими глазами, влезла внутрь. Стоило ей только подняться в кабину, как Митроха, одарив безропотную и покорную куклу Эрато ненавидящим взглядом, громко рявкнул на неё злым голосом:

       - А ну-ка, быстро заголяйся, шалашовка, и лезь на спальник, доставь Голавлику удовольствие.

       Муза попыталась пробудить в этом негодяе хоть что-то человеческое и потому заставила свою куклу попросить его жалобным голосом:

       - Степочка, я есть хочу, дай мне хоть хлеба корочку.

       Но не тут-то было. В этом мерзавце не было ничего человеческого и он грубо заорал:

       - Полезай на спальник, сучара! Отсосешь у Головни, вот и будет тебе и завтрик, и обед, и даже ужин, лярва!

       Кукла вздрогнула всем телом и, тихо плача, стала быстро раздеваться. Как только она легла на узкий диванчик, Головня, злорадно улыбаясь, перебрался назад и, быстро снимая с себя одежду, грозно рыкнул:

       - Перевернись жопой кверху, шалава! Нечего на меня свои мокрые зенки пялить.

       Как только кукла перевернулась на живот и уткнулась лицом в подушку, Митроха, убрав с руля одну руку, протянулся к ней и вцепился своими жесткими, корявыми пальцами в упругую ягодицу, до крови царапая кожу куклы своими обкусанными ногтями. Та жалобно вскрикнула и заплакала еще громче, а этот бессердечный и грубый садист радостно загоготал и сказал глумливым голосом:

       - Эт, точно, жопа у этой стриженной дуры действительно классная, не то что голова.

       Вот именно с этого самого момента и начался какой-то дикий кошмар. Под громкие звуки музыки Головня жестоко насиловал беспомощную девушку, да, еще всячески издевался над ней. Было видно, что это доставляло ему огромное, хотя и очень уж сомнительное, удовольствие, как и то, что силы его не убывали. Правда, в последнем была, в основном, заслуга музы Эрато, которая добавила ему мужской силы, а отнюдь не тех двух таблеток виагры, которые он тайком проглотил перед тем, как открыть дверцу автомобиля.

       Чувствуя себя настоящим половым гигантом, он заставлял то безропотное и безмолвное существо выполнять самые мерзкие его прихоти, чем так распалил Митроху, что часа через три тот не выдержал и, усадив Головню за руль, сам полез на спальник. Эрато и его превратила в неутомимого зверя, но никак не настоящего мужчину и изысканного, нежного любовника. Тут уж была бессильна даже магия. Зато она была вполне довольна тем, что черная душа этого негодяя проявила себя в полной мере. Уже теперь у неё было достаточно оснований для того, чтобы предать его телесную оболочку лютой и мучительной смерти, а затем низвергнуть его мерзостную душу в ад.

       Однако самое страшное началось тогда, когда машины съехали с дороги к речке Хилок. Митроха, выбравшись из "Мерседеса", велел Головне и еще двум своим водилам проехать вдоль берега реки километра полтора, а Игорю Маслову предложил остаться на шоссе. Объяснил он все это тем, что ему нужно провести беседу со своими шоферюгами. До этого Митроха точно так же отсек его в тот момент, когда они потрошили морские контейнеры с китайским барахлом.

       Игорь не стал по этому поводу ни возражать, ни вообще удивляться чему-либо, хотя и подозревал, что дело здесь, явно, нечистое. Он, правда, не видел того, как в "Мерседес" Митрохи подсела плечевая, а потому решил, что эти жулики решили поживиться еще чем-нибудь. В любом случае к своему контейнеру он их и близко подпускать не собирался, а того типа, которого Митроха определил ему в напарники, он даже к магнитоле не подпускал, не говоря уже о том, чтобы доверить этому уроду руль. Поэтому, посмотрев вслед удаляющимся машинам, он устроился в кресле поудобнее и вскоре задремал.

       Видя это, Эрато не стала насылать на него сон и быстро перенеслась вперед, в кабину головного автомобиля. Отъехать далеко от шоссе Митрохе не удалось и они встали на берегу речки всего в каких-то семистах метрах от шоссе. Семеро весело гомонящих мужчин выбрались из машин и вытащили на берег, покрытый галечником, обнаженную девушку. Громко матерясь и осыпая куклу Эрато грязными, похабными прозвищами, они, для начала, заставили её выкупаться в бурной, холодной речке.

       Сами же они, тем временем, разогревались спиртным, после чего принялись издеваться над этим безропотным, трясущимся от боли и ужаса, существом. Их жертва не делала даже робких попыток защититься и уж, тем более, убежать от своих мучителей, что только раззадоривало их и буквально удесятеряло силы этих подонков. Вскоре они уже не насиловали ту, которую считали Зинкой-молдованкой, а медленно и планомерно убивали её, подвергая жестоким издевательствам.

       Когда же Митроха приказал Тимохе Скворцову задушить её, то кукла, наконец, предприняла попытку спастись. Она громко и страшно закричала, вскочила на ноги и побежала прочь от своих мучителей, прямо к шоссе. Уже изрядно пьяные негодяи, поначалу, опешили, а затем бросились за своей жертвой вдогонку. Больше всех горячился Головня.

       Испуганный женский крик моментально разбудил Игоря и он открыл дверь, высунулся из машины и стал внимательно вслушиваться в темноту. Услышав ещё один крик, уже более слабый, он включил фары и увидел в их свете обнаженную окровавленную девушку, которая быстро бежала по камням к шоссе, а за ней гнались полуголые бандиты Митрохи, а впереди всех несся громадными прыжками Головня. Коротко выругавшись, Игореха быстро выхватил из-под сиденья их семейную реликвию, - обрез трехлинейки, доставшийся ему по наследству от прадеда-кулака и бросился негодяям наперерез.

       Пробежав еще несколько десятков метров, девушка упала, но здоровенный амбал Головня не смог добраться до неё, поскольку натолкнулся, словно на каменную стену, на здоровенный кулак Игоря Маслова. Игореха служил в морпехе и умел вырубать и не таких лбов. Свалив на камни Головню, он бросился к Митрохе, который бежал следом. Увидев перед собой силуэт этого крепкого парня, этот подонок обоссался от страха еще до того, как тот наотмашь врезал ему по черепу обрезом.

       Остальные подонки, гнавшиеся за девушкой, в запале бросились было к Игорю, но стоило тому выстрелить по ним, и выстрелить прицельно, ранив одного из этих ублюдков в ногу, они, тотчас, громко матерясь, помчались обратно, к своим машинам, бросив своего раненого приятеля. Первым желанием Игоря было догнать и основательно избить их, но, вспомнив об упавшей девушке, он побежал к ней.

       Бедняжка громко стонала и дрожала всем телом, грязным, исцарапанным и избитым, изожженным, окурками. Подхватив девушку на руки, Игореха со всех ног бросился к своей машине. Достав из салона одеяло, он бережно укутал в него избитую девушку, усадил её на пассажирское сиденье и погнал машину в Хилок, до которого было всего несколько километров. Видя, что девушке стало совсем худо, он притормозил и дал ей попить воды. Крепко вцепившись в пластиковую бутылку, она принялась жадно пить воду и парень немного успокоился. Это внушило ему надежду на то, что, может быть, все ещё хоть как-то обойдется.

       Подъехав на большой скорости к посту ГАИ, он громким голосом спросил сержанта где у них в Хилке больница. Тот поинтересовался у него зачем она ему и, узнав в чём дело, тут же сел за руль "Жигуленка" и, включив мигалку, поехал впереди грузовика. Попетляв по пыльным улицам города минут пятнадцать, они подъехали к старому, трехэтажному корпусу местного роддома. Когда они вносили девушку в приемный покой, она уже то и дело теряла сознание. Как раз в это же самое время мимо поста ГАИ, который покинул сержант, на огромной скорости промчались три мощных грузовых автомобиля и в этом тоже была воля музы, уже начавшей свою охоту за черными душами.

       Эрато была просто покорена благородством обоих этих парней, настоящих мужчин и рыцарей, которые пришли на помощь девушке. Сержант милиции, увидев что девушка находится в руках врача, попытался было сесть за руль и поехать на поиски мерзавцев, изнасиловавших её, но муза сделала все возможное, чтобы его машина не завелась. Махнув рукой на свою колымагу, он вернулся в больницу и тотчас позвонил в отделение милиции, чтобы его коллеги сняли показания с водителя, доставившего девушку в больницу и это был последний звонок телефона в эту ночь.

       Через полчаса в больницу приехали два милиционера и стали расспрашивать Игоря Маслова о том, что произошло, и тот обстоятельно рассказал обо всем, что он видел. То и дело матерясь, пожилой капитан записывал его показания, а когда он поставил последнюю точку, дверь открылась и худой, невысокий и морщинистый старик в белом халате, испачканном кровью вошел в ординаторскую и, закурив, хрипло сказал:

       - Все, Сергей Петрович, принял Господь Бог душу этой бедняжки. Отмучилась она на этом свете. И что же это за скоты учинили над ней такое? Это же фашисты какие-то, а не люди.

       Игорь бессильно уронил голову на свои широкие ладони и глухо застонал:

       - Убью этого гада...

       - Ты мне это брось, парень! - Строго одернул его милицейский капитан - Мы сами их повяжем и спровадим куда надо.

       Находясь всего в двух шагах от этих добрых и сердечных людей, муза Эрато, не зная чем ей их отблагодарить, сотворила мощное магическое заклинание, которое должно было отныне отгонять от них все злые наветы и всячески привлекать к ним удачу. А еще она основательно подлечила старого бурята, врача-гинеколога, чьи руки приняли столько младенцев, да, ещё печень капитана милиции, весьма основательно подорванную местным самогоном и дешевым китайским спиртом, ну, и вообще добавила ему здоровья, чтобы он мог дожить до глубокой старости мужчиной полным бодрости и сил.

       Дождавшись того момента, когда труп её куклы, которую она сама же и лишила жизни, был перенесен в морг, муза забрала его и умчалась далеко вперед, туда, где она смогла бы встретиться с семью подонками. В морге она оставила почти точную копию тела Зинки-молдованки, но теперь никто не смог бы опознать в нем эту девушку. В милицейских сводках её труп теперь должен был пройти, как неопознанный.

       Выйдя на крыльцо больницы, мужчины сели на ступени, облицованные щербатым рыжим кафелем и закурили. Водитель милицейского "Уазика" пытался связаться с ближайшими городами, расположенными вдоль трассы по рации, но волна гуляла, а из динамиков доносился один лишь сплошной вой, да, еще и жуткий свист. Убедившись, что все бесполезно, водитель беспомощно развел руками и возмущенно воскликнул:

       - Товарищ капитан, просто чертовщина какая-то! Еще час назад с братом, что в Улан-Удэ служит, спокойно по рации разговаривал, а сейчас ни с Новопавловкой, ни с Тангой связаться не могу. Надо по телефону связываться.

       Капитан отмахнулся и сердито сказал:

       - Пробовал уже. Гробанулся телефон. Ехать надо, а то эти сволочи за ночь черт знает куда уехать смогут.

       Игорь оживился и предложил капитану:

       - Сергей Петрович, так давайте тогда на моей "Вольвухе" поедем, я сейчас платформу сброшу, мы их мигом догоним.

       Его поддержал моложавый лейтенант:

       - Товарищ капитан, Игорь дело говорит. Вы на вашем чахлом "Уазике" больше ста не поедете, а у него все-таки машина, а не драндулет какой-нибудь.

       Так они и порешили. Лейтенант с сержантом ГАИ поехали на его "Жигуленке", который на этот раз взял, да, и завелся с пол-оборота, в сторону Танги, а капитан вместе со своим водителем пошел к седельному тягачу. Машинально он потер рукой свой правый бок, но, вместо того, чтобы привычно выругаться, вдруг, с изумлением отметил, что его печень совершенно присмирела. Удивленно крутя головой, он молча дождался когда Игорь отцепит платформу и, проверив свой пистолет, залез в кабину после своего водителя.

       Как это ни странно, но капитан внезапно почувствовал себя так, словно он сбросил разом годков эдак двадцать. Единственное, о чем он сейчас мечтал, это нагнать этих ублюдков и перестрелять их всех к чертовой матери, если они дадут к тому хоть малейший повод. А еще он клял себя последними словами за то, что не смог организовать операцию "Перехват", отчего эти негодяи имели теперь возможность уйти от возмездия.

       Вся его надежда была теперь только на то, что Игорь не станет жалеть своей машины и будет ехать очень быстро. Капитан не учитывал только одного, - муза Эрато уже все спланировала и организовала так, чтобы у тех зверей, которых она взялась загнать в свою ловушку, возникла надежда на спасение, которую она собиралась превратить в самое горькое для них разочарование. Так что тем троим отважным и смелым мужчинам, которые бросились в погоню за преступниками, предстояло всего лишь стать свидетелями их страшной смерти.

       Муза вовсе не собиралась обставлять все так, словно их гибель была случайной. Наоборот, она хотела одного, - сделать их смерть ужасным предостережением всем тем, кто отваживается поднимать руку на женщину. Поэтому она собиралась оставить на память об этом кое-какие материальные следы и пустить в народе слух о том, что сама душа невинно убиенной девушки покарала своих убийц и предала их такой лютой смерти, что не приведи Господь оказаться на их месте.