"Страсть под запретом" - читать интересную книгу автора (Кэссиди Карла)Глава восьмаяКак только Талбот вышел, Ричард, с тревогой заглядывая ей в глаза, поинтересовался: — Мы пропустили что-то важное? — Ну что ты! Все просто прекрасно, — непостижимым (даже для нее самой!) усилием воли Элизабет заставила себя беззаботно улыбнуться и умело перевела разговор в другое русло, торжественно объявив: — А сейчас, уважаемые участники, позвольте продемонстрировать вам обещанный приз нашего соревнования — торт-мороженое! Кто хочет кусочек? — Ух ты, здорово! Я, я хочу! — воскликнул Эндрю, прыгая на одной ножке. — И все-таки кто из нас троих выиграл? — Судя по всему, победила дружба, — не удержался от улыбки Ричард и наставительно добавил: — Хорошее настроение сделало победителями всех нас. Вот так-то, дружок. — Папа прав, — многозначительно кивнула Элизабет, раскладывая угощение по тарелкам. — В нашем состязании нет проигравших. Пока отец и сын с аппетитом ели мороженое и увлеченно болтали о разных пустяках, важных и интересных только для них двоих, она налила себе кофе и, присев рядом, попыталась полностью сосредоточиться на их разговоре. Непринужденная атмосфера медленно, но верно успокаивала ее истерзанные нервы, унимала бешеный стук сердца. Но, увы, не в ее власти было забыть чуть хрипловатое прерывистое дыхание Талбота, щекочущее ей лицо, его дерзкие прикосновения к ее шее, груди, спине, плечам… — Эй, мам! — нетерпеливо позвал Эндрю. — О чем задумалась? Папа спрашивает, хочешь ли ты поиграть с нами в боулинг завтра днем. — С удовольствием, — откликнулась она, не испытывая ни малейшего желания оставаться наедине с Талботом ни завтра, ни когда-либо еще… Впрочем, эти предосторожности оказались напрасными, потому что вот уже пять дней подряд он сутки напролет проводил в офисе, возвращаясь домой далеко за полночь. В общем, жизнь более-менее вошла в привычную колею: пока Эндрю прилежно занимался с репетитором, а Ричард пропадал неизвестно где по каким-то своим делам, она либо читала в своей комнате, либо проводила время с Роуз. И, разумеется, Элизабет уделяла максимум внимания сыну и бывшему мужу, ради которых она и приехала сюда: один раз они сходили в боулинг-клуб, два раза — в кино, а потом сразу в кафе. Ричард, казалось, стал другим человеком — чрезвычайно ответственным и внимательным к мелочам. И вот сегодня он организовал конную прогулку в живописнейшем месте у реки, недалеко от Монингвью, чем очень удивил и обрадовал всех без исключения. Субботний день выдался чуть прохладным, но солнечным. Эндрю с самого утра пребывал в приподнятом настроении. Сначала Элизабет не разделяла его энтузиазма, нервничая по поводу того, что Талбот тоже едет с ними, но, очутившись на милой уютной ферме по разведению породистых лошадей, она тут же отбросила все сомнения и тревоги. — А ты умеешь ездить на лошади? — сдержанным официальным тоном поинтересовался у нее Талбот, подтягивая подпруги на боках своего скакуна вороной масти. Не говоря ни слова, Элизабет вставила ногу в стремя и легко вскочила в седло. Ей досталась белая кобылка, а Эндрю посадили на молоденького, но спокойного пегого жеребца. — Итак, вперед! — воскликнул Ричард, первым выезжая из конюшни. Ослепительно яркое солнце не спеша подбиралось к зениту, по небу плыли легкие белоснежные облака, а листва тихо и мелодично шелестела, повинуясь малейшим капризам прохладного ветра. Их лошади неспешно трусили по довольно широкой тропе, фыркая и покачивая головами. — Чудесный денек, не правда ли?! — ни к кому конкретно не обращаясь, воскликнул Талбот. — Согласна, — улыбнулась Элизабет, а Ричард и Эндрю с энтузиазмом закивали. Какое-то время все ехали молча, наслаждаясь пейзажем. Мастерски приноровив бег своего гнедого коня к веселому шагу молоденького скакуна Эндрю, Ричард заметил: — А зимой мы с тобой непременно вернемся сюда, чтобы вылепить гигантского снеговика. Как тебе такая идея, сынок? — Отлично придумано! А потом мы напишем заявку в Книгу рекордов Гиннесса и непременно прославимся. Элизабет (и не только ей одной) было отрадно видеть, что в его карих глазах — в последнее время немного грустных и настороженных — наконец-то появилась надежда и уверенность в своих силах. Вот они вчетвером лихо промчались по усыпанному полевыми цветами лугу навстречу счастливому будущему, гостеприимно распахивающему им свои объятия… По крайней мере, ей так хотелось в это верить! Талбот скакал чуть впереди брата и племянника, и Элизабет впервые могла, не таясь, полюбоваться его гордой посадкой в седле. В его движениях было столько аристократического шарма, что любая женщина, не колеблясь ни секунды, согласилась бы умчаться с ним хоть на край света. Ну почему, почему, глядя на него, она не могла оставаться спокойной и сдержанной?! Кто бы объяснил, зачем ей нужны все эти эмоции и переживания, тем более по отношению к мужчине, с которым у нее, увы, нет будущего? За грустными размышлениями Элизабет и не заметила, как перед ними вырос величественный холм. После непродолжительного совещания было решено подняться на вершину, откуда наверняка открывался чудесный вид на реку и ближайшие строения. Едва они остановили разгоряченных лошадей и спешились, чтобы немного размяться, Ричард попросил его выслушать. — В первую очередь я хотел бы поблагодарить вас за то время, которое мы так замечательно провели все вместе, — начал он. — Вы не представляете, как это важно для меня! Знаю, я никогда не был примерным братом, заботливым мужем или требовательным отцом… — Ричард… — Нет, Талбот, дай мне закончить! Но, поверьте, я высоко ценю ваши усилия и, наверное, никогда не смогу сполна отплатить вам тем же… — Ну что ты! — мягко возразила Элизабет, с трудом сдерживая слезы. — Мы ничего не требуем взамен… — Потому что любим тебя, — закончил ее мысль Эндрю, обнимая отца. — Спасибо вам, мои дорогие, — растроганный Ричард взъерошил сыну волосы. — У меня для вас есть новость! Лечащий врач очень настаивает на скорейшем удалении опухоли, и я, поразмыслив, выбрал для операции понедельник. Смелый поступок, не правда ли?! Как видите, ваши старания не пропали даром. — Тебе совсем не обязательно нам что-то доказывать, — проникновенно заметил Талбот, пряча растущую тревогу за легкой улыбкой. — Мы любим тебя таким, какой ты есть. — Да-да, ты самый лучший папа на свете! — Вы меня совсем захвалили! Ей-богу, неловко… Кстати, забыл вам сказать: мне придется уехать в Канзас-сити. Только там есть все необходимое оборудование для такой сложной операции. — Прекрасно. Остановишься у нас. — Спасибо за приглашение, Элизабет. Очень мило с твоей стороны. — Пап… — смущенно протянул Эндрю. — Не люблю быть назойливым, но, понимаешь, мне очень надо… Как ты думаешь, на ферме есть… или придется бегать в кусты? — Поехали! Спросим у хозяев… А вы никуда не уходите, ждите нас здесь! — уже трогаясь с места, добавил он. Ричард и Эндрю ускакали, а Элизабет осталась наедине с Талботом. И вновь, вопреки здравому смыслу, ее сердце учащенно забилось. — Похоже, завтра утром мы втроем уезжаем обратно в Канзас-сити. А ты наконец сможешь отдохнуть в тишине и покое, — изо всех сил стараясь не выдать своего волнения, заметила она. — С чего это ты вдруг решила, что я не рад вашему приезду? — удивился и даже немного обиделся он. — Нет-нет, что ты. Я имела в виду совсем другое. — Признаюсь честно: мы с Роуз будем скучать. Без вас наше с Ричардом холостяцкое жилище быстро станет пустым и… одиноким. Неожиданное признание Талбота одновременно удивило, обрадовало и испугало Элизабет. Возможно, потому что после неожиданных откровений Ричарда ее одолевали похожие чувства. Элизабет никогда не считала себя сильной женщиной, но жизнь с раздражающим постоянством вынуждала ее играть эту роль — ради Эндрю и Ричарда, ради того, чтобы они не теряли уверенность в завтрашнем дне, которую она сама, к сожалению, уже очень давно не испытывала… — О, Талбот… — вот и все, что она смогла сказать в ответ, глядя ему прямо в глаза и отчаянно борясь с захлестывающей ее сентиментальностью. Талбот смотрел в ее прекрасные темно-голубые глаза, полные слез, и не знал, что предпринять. С одной стороны, он чувствовал, что она нуждается в нем ничуть не меньше, чем он в ней, но и отрицать тот факт, что одно-единственное неосторожное прикосновение может повлечь за собой серьезные последствия, было бы глупо. В конце концов, правильное решение пришло само собой, на уровне интуиции. Талбот нежно, как брат сестру, обнял ее. И тут Элизабет, совсем по-детски уткнувшись лицом в его теплую байковую рубашку, неожиданно расплакалась. — Ну-ну, не надо плакать. Успокойся. Этот кошмар скоро закончится, обещаю… — умоляюще шептал он, поглаживая ее по голове, но слезы все катились и катились по ее щекам, а изящные плечи чуть вздрагивали от едва сдерживаемых рыданий. — Прости. Прости, пожалуйста, — всхлипывала она. — Я не хочу… оно само… рвется наружу… — Пустяки! Тебе не за что извиняться, — тихо отвечал он, крепко держа ее в своих объятьях, желая разделить с ней все сомнения, печали и тревоги. Постепенно ее рыдания становились все тише и тише, вот, уже совсем успокоившись, она сделала шаг назад — и он послушно разжал руки: — Ну как? Стало легче? — Да, спасибо. Но мне все еще страшно… — Я уже говорил тебе, что при одной мысли о том, что нам всем еще предстоит пережить, меня просто бросает в дрожь? — В прошлый раз ты выразился лаконичнее, но, думаю, суть от этого не меняется… — заметила Элизабет и, бесконечно удивляясь собственной смелости, нежно погладила его по щеке. — Твоя неожиданная поддержка тронула меня до глубины души. Правда-правда! А у тебя есть кто-то, кому можно поплакаться в жилетку в такие минуты? — Увы, нет, — вздохнул Талбот. — Но, может быть, ты… захочешь стать таким человеком? И не дожидаясь ответа, он робко поцеловал ее в губы. Это было так нежно, так трогательно, что Элизабет томно застонала, мгновенно отрезав все пути к отступлению: так могла поступить только страстно влюбленная женщина! Его поцелуй становился все более требовательным, и она охотно отвечала ему с отнюдь не меньшим пылом, умоляя его не останавливаться. Сильные, но ласковые руки Талбота поглаживали ее спину, опускаясь все ниже и ниже, пока наконец не проскользнули под легкий пуловер, где его пальцы с восторгом ощутили бархатную мягкость ее дивной кожи. Когда же он начал круговыми движениями ласкать ее грудь, Элизабет лишь еще теснее прижалась к нему, недвусмысленно демонстрируя всепоглощающее желание отдаться ему здесь и сейчас… Даже сквозь плотную ткань бюстгальтера Талбот почувствовал, как набухли и напряглись ее соски. И, разумеется, совершенно потерял голову! Он жаждал овладеть ее телом прямо здесь, на холме, презрев все условности и неотвратимые печальные последствия их обоюдного безумия… И вот когда они, дрожа всем телом в предвкушении долгожданного единения, уже лежали на траве, откуда-то издалека, из реального мира, донеслось бодрое ржание лошадей. Талбот и Элизабет мгновенно пришли в себя, словно их с головой окунули в ведро с ледяной водой. Он торопливо вскочил на ноги и помог встать ей. Прекраснее женщины он еще не встречал: густые светло-русые волосы развеваются на ветру, чувственные губы чуть припухли от недавних поцелуев, а в бездонных глазах до сих пор не погасло пламя страсти… Глубоко вздохнув, Талбот кое-как справился со своими эмоциями и, нервно проведя рукой по растрепанным волосам, поспешил прояснить один щекотливый вопрос: — Бессмысленно отрицать очевидное. Мы только что убедились, что между нами существует поистине вулканическое сексуальное влечение. Каждую ночь я представляю себе, как мы с тобой занимаемся сексом! Но, прошу, не воспринимай мои слова как признание в любви или что-то подобное. Доверительные отношения с братом и, в первую очередь, его здоровье для меня важнее любой интрижки… Элизабет молчала, но взгляд ее был красноречивее слов: боль, стыд, обида сменяли друг друга как в калейдоскопе. Но обстоятельства вынуждали его быть жестоким. Ради их же блага, в конце концов! По крайней мере, он очень на это надеялся… — И поскольку, оставаясь наедине, мы оба теряем над собой контроль, после того как Ричарда прооперируют, нам лучше не встречаться, — закончил он, вскакивая в седло и пришпоривая коня. — Извини. Прощай… Упругий ветер звонко свистел у него в ушах, без конца повторяя ее имя: Элизабет, Элизабет, Элизабет. Несмотря на многочисленные ссоры и конфликты, Талбот всегда искренне восхищался ее внешними данными и пусть и с некоторой неохотой признавал все неоспоримые достоинства ее характера. Поразительно, как быстро юная, милая, немного вздорная девушка превратилась в восхитительную женщину, в одночасье ставшую желанной, неотъемлемой частью его скучной размеренной жизни! Заскочив домой, Талбот быстро принял душ и уехал в офис, где и провел остаток дня в полном одиночестве, без конца ругая себя за пылкость и невольное (а может, сознательное?) потворство их обоюдному безрассудству. Время пролетело незаметно. Наступившая ночь неожиданно напомнила ему печальную историю о пятилетней девочке — такой беспомощной, напуганной, по роковому стечению обстоятельств лишившейся сразу и дома, и любящих родителей. Сердце его тоскливо сжалось от боли и сострадания, а губы — увы, напрасно — звали ее: Элизабет, Элизабет, Элизабет… Прекрасно понимая, что от проблем надолго не спрячешься (даже за самыми надежными дверями), и для того чтобы они наконец перестали его преследовать, их придется как-то решать, Талбот попрощался с охраной и вышел на улицу. Его автомобиль в одиночестве стоял на том же месте, что и десять часов назад. Искренне посочувствовав верному «стальному другу», чье существование было, по большому счету, столь же безрадостным, как и личная жизнь его владельца, он сел в машину. Опустив стекло и сделав радио погромче, чтобы энергичные бодрящие звуки рок-н-ролла заглушали все мысли о той единственной, с кем он хочет, но, увы, не может быть рядом, Талбот пристегнулся и завел мотор. Дорога домой заняла рекордно мало времени, так как в столь поздний час на улицах Монингвью было тихо и немноголюдно. Остановив машину у крыльца, он сразу обратил внимание, что в гостиной до сих пор горит свет. Терзаемый необъяснимым предчувствием, он поднялся по ступенькам и, на удивление бесшумно открыв дверь своим ключом, проскользнул внутрь. В темном холле раздавались приглушенные голоса Элизабет и Ричарда. Талбот хотел было пройти мимо и подняться к себе, как он поступал всю неделю, но что-то его удерживало. А разговор тем временем продолжался. Слов, конечно, он не разбирал, но интонация была весьма интригующая… После непродолжительной борьбы любопытство неожиданно одержало верх над разумом, настойчиво советуя ему немедленно выяснить, что происходит в гостиной. Неслышно ступая по паркету, он подошел ближе и, осторожно заглянув в комнату через узкую щель между дверью и косяком, долго не мог поверить своим глазам: Ричард и Элизабет стояли обнявшись и завороженно (по крайней мере, так ему показалось) смотрели друг на друга! Вот он нежно погладил ее по щеке, а она улыбнулась ему в ответ… У Талбота перехватило дыхание, а сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди, когда он с ужасом и восторгом осознал одну простую и гениальную истину: |
||
|