"Дело лохотронщиков" - читать интересную книгу автора (Биргер Алексей)Глава первая Испорченный вечерПятница, вечер, мы сидим у меня. Мы — в данном случае, мы втроем: я, Лешка и Илюха. Жорик намылился по важному делу — свиданка, видите ли, у него проклюнулась. То есть это он так решил, что свиданка состоится. Жорка уверен в своей неотразимости и за девчонками бегает так, что, можно сказать, за весь наш класс с лихвой отрабатывает. Он с четырех вечера, как нас отпустили собираться, взялся за дело: утюг раздобыл у сестры-хозяйки, свою рубаху белую погладил, ботинки начистил до блеска, пылинки посдувал со своего кадетского мундира. Мундиры у нас классные, что есть, то есть. Очень красивые. Мы все готовились, но поскольку общее построение только в пять, то время имеется, и чтобы собраться не спеша, и потрепаться. Но Жорик, он просто с ума сходил. Вообще-то, насколько мы поняли, девчонка и не подозревала о том, что Жорик назначил ей свидание. Первый раз он увидел ее на «Динамо», куда ездил недели три назад на стадион поглядеть. Ну! Такие песни он об этой девчонке слагал! Выходило, что это вообще не девчонка, а фея какая-то. Он за ней как пришпиленный потащился увидеть дом и подъезд, в который она зашла. Одета она была, по его словам «нормально», никак не празднично, была с рюкзачком, и явно усталая шла. По этим и по другим признакам Жорик сделал вывод, что она идет домой, после занятий, а не в гости. Чтобы убедиться в этом, он в следующую пятницу — или через пятницу, точно не помню — продежурил во дворе ее дома. И опять видел, как она в тот же подъезд входила, приблизительно в семь вечера, в начале восьмого. Еще две недели он промаялся, витая в мечтах, — просто удивительно, до чего этот ловчила, который любого мог вокруг пальца обвести, умеет иногда в поднебесье витать и такие фантазии выдает, которые с жизнью ну ничегошеньки общего не имеют — и вот решил наконец набраться духу и подойти познакомиться. Так что можно представить, как он ждал этой встречи. И вот привел он форму в полный порядок, надел на плечики, повесил, любуясь, чтобы влезть в нее перед общим построением. Тут и заглянул в нашу спальню начальник училища (потому что официально наша школа училищем называется, хоть все мы и зовем ее школой, для простоты, а ее руководителя Осетрова Валентина Макаровича — начальником, а не директором). Заглянул он к нам, прищурился ехидно и говорит: — Это хорошо, Шлитцер, что ты решил впрок о форме позаботиться. — Как это — впрок? — не понял Жорик. — А ты разве забыл, что на эти выходные ты лишен права надевать форму для выхода в город? — Ой… — Жорик так и сел на кровать. — Забыл… Жорик еще во вторник разозлился на Кольку Сухарева… Почему они сцепились, я уж и забыл. По-моему, из-за того, что тот опять вздумал дразнить Жорика. Есть у Жорика, при всей его непрошибаемости, одно слабое место — он к своей фамилии относится очень трепетно и терпеть не может, когда ее хоть как-то искажают. Даже по-дружески, в шутку, назвать его, скажем, «Штирлицем» или «Шмицером» (знаменитый чешский футболист, кто не помнит) и то не стоит. Хотя вроде бы в этом ничего оскорбительного нет, и звучат они даже почетно. А уж назвать его «Швондером», например, или «Шильцером» — это вообще вызвать бурю. Вот Сухарев и брякнул ему что-то вроде: «Ну ты, Шилькенгрубер, куда прешь!» А Жорик поставил свой поднос с обедом — дело за обедом было, в столовой — взял на ложку рисовую тефтелю и, используя ложку как катапульту, метнул тефтелю Кольке Сухареву в лоб. Ну, дежурный педагог — а дежурил тогда на обеде наш физкультурник — тут же и представил доклад. После разбирательства Жорику вынесли наказание, правда, достаточно мягкое: лишить права выходить из школы в форме в выходные дни. Может, такое наказание выбрали, учитывая, какой он пижон — вроде ничего особо страшного и обидного, а для него чувствительно. — Забыл, — повторил Жорик. — Ведь уже несколько дней прошло… А может… — Никаких может, — сурово отрезал Осетров. — Если наказания отменять по желанию провинившегося, то это будет не школа разведчиков, а… — и он, хмыкнув, закончил неожиданным, — бурная парижская жизнь! Он вообще мужик невредный, и незлой, и справедливый, наш начальник, и всегда может сказать что-то с юморком, вот как сейчас. Но на то он и начальник такой школы, чтобы не допускать никаких послаблений дисциплины. Спорить с ним бессмысленно. — И все-таки, — попробовал заикнуться Жорик. — Понимаете, сегодня день особенный… — У вас все дни всегда будут особенными, кадет Шлитцер, — ответил Осетров. — Если увижу вас на построении в форме, то решу, что в выходные дни вы решили остаться в училище и никуда не выходить. И он пошел дальше. — Вот те на, — Жорик сразу скис как капуста. — Ребята, что же мне теперь делать… — Да, хреново… — протянул Илюха. — Вот не повезло. — Ступай в город не в форме, а в обычном прикиде, — предложил я. — Что еще остается? — Да у меня и прикида пристойного нет, — горестно вздохнул Жорка, — чтобы к девчонке подойти не стыдно было, факт. Сейчас он был в спортивном костюме, как и мы все (обсуждался вопрос, чтобы и повседневную форму у нас ввести, кроме парадной, но от этой идеи отказались: поскольку нам, когда мы станем взрослыми, больше предстоит ходить в гражданском, то решили к форме нас не приучать особо, а ввести одинаковые костюмы спортивного типа). Еще у Жорки имелась сумка с вещами, в которых его отправили из детдома — понятно, что там ничего шикового и быть не могло. — Возьми мои джинсы и куртку, — предложил я. — Мы ведь с тобой приблизительно одного роста и комплекции. — Да и мои вещи надеть можешь, — сказал Алешка. — Я-то собирался их надеть, а не форму, потому что форма мне вроде как ни к чему, только запачкать можно, мотаясь по городу. Но действительно мы с Андрюхой можем пойти в форме, а из наших вещей соберем тебе полный комплект. И все нормально будет. — Да что вы понимаете! — возмутился Жорик. — В джинсах подойти к девчонке, даже дорогих и фирменных, всякий дурак может! А вот подойти в полной форме, в нашей форме, по которой сразу видно, что ты соплей не возишь, это ж совсем другое! — По-моему, ты не совсем прав, — сказал рассудительный Лешка. — Разве тебе так важно, чтобы ее покорила твоя форма, а не ты сам? Вспомни всякие сказки о принцах, которые переодевались свинопасами, или истории про миллионеров, которые переодевались бедняками. Мне кажется, если ты привлечешь ее внимание в самом обычном виде, а потом вдруг предстанешь перед ней в форме, будет только лучше. — Спиши слова, — сказал Жорик. — Ты так красиво загнул, что это наизусть знать надо. Ты только об одном забыл. Есть старая пословица: «По одежке встречают, по уму провожают». Вот я и хочу, чтобы меня встретили по одежке. А уж чтобы меня проводили по уму — этого я добьюсь!.. Ладно, парни, делать нечего, снаряжайте меня! Вот мы его и «снарядили», и на построении Жорка был в Алешкиных джинсах и ботинках и в моей вельветовой куртке и белой водолазке, и выглядел он очень даже ничего. Так, что фея вполне могла дрогнуть. День стоял прекрасный, солнечный и теплый. Трудно было поверить, что еще не май, что до мая далеко. И с трудом верилось, что мы почти год отучились. Ранняя и хорошая весна наступила в этом году. Мы все вместе добрались до города, а там разбежались. Жорик отправился караулить свою принцессу, а мы, выйдя по пути в Коломенском и погуляв там, двинулись ко мне домой. Всю дорогу на нас бросали удивленные, а порой и восхищенные взгляды. Ведь мы были в отличной, красивой, с иголочки форме. Илюха Угланов тоже надел форму, чтобы нам с Лешкой соответствовать. Но нам эти взгляды были до лампочки, а порой и досадны: мы думали о том, что Жорику, которому форма была бы сейчас нужнее всего, приходится обходиться без нее. Впрочем, добравшись до моего дома, мы обо всем забыли и развеселились. Родители, которые уже привыкли к тому, что иногда мы приезжаем ко мне домой всей компанией, приготовили нам четыре спальных места в моей комнате. Вот мы сидели и болтали о том о сем, Лешка взял с полки две или три книги моего брата — толстенный том «Работа с Windows для начинающих», старое издание книги «Как это произошло? Популярное изложение теории относительности», и еще что-то — и внимательно их проглядывал, а мы с Илюхой складывали паззл и решали, включить какой-нибудь фильм на видео или нет. Дело уже после ужина было и та часть гуляша с картошкой, что была оставлена для Жорика, совсем остыла. — Интересно, куда он запропастился? — сказал Илюха. — Уже начало одиннадцатого. — Да, странно, — согласился я. — Вряд ли незнакомая девочка согласилась бы отправиться с ним гулять допоздна. — Сделайте поправку на Жоркино обаяние, — сказал Лешка, не отрывая взгляда от страницы, которую в тот момент изучал. — Он вполне мог заболтать девчонку. Может, она его и чай пить пригласила. — Сомневаюсь, — отозвался я. — Сомнительно, — согласился Лешка. — Но я бы отпустил на эту вероятность процентов тридцать из ста. А тридцать процентов — это вполне значительная величина, чтобы с ней не считаться. — А мне все равно тревожно, — сказал Илюха. — Мы ведь знаем Жорика. Как бы он не отмочил что-нибудь такое, за что можно из школы вылететь. Его ж заносит на поворотах. Иногда он сам не может с собой справиться. А если что-нибудь случилось, то во всем эта тефтеля будет виновата! — сделал он неожиданный вывод. — Почему? — удивясь малость, спросили мы. — Да потому что если б он в форме был, то ходил бы на цыпочках, пылинки с себя сдувая, и уж точно ни во что бы не вляпался! — объяснил Илюха. — В нем бы такая тормозная система сидела, которая любые попытки разогнаться заклинивала бы! А так собственных сил ему может и не хватить, чтобы затормозить, если у него вдруг неожиданный поворот возникнет. Очень дельное было объяснение. Впрочем, Илюха Муромец только казался тугодумом и порой выдавал такие хорошие мысли, что закачаешься. Хотя себя он особо умным не считал, говоря, что больше берет старательностью. «У меня башка — как старинный мельничный жернов, — как-то объяснил он. — Огромный такой и каменный. Если его долго и старательно вращать, то в конце концов мука посыплется. Вот я его и вращаю, и иногда что-то получается». — Да, — задумчиво согласился Лешка. — Надо отучить его обижаться на всякую ерунду, потому что иначе он вечно будет влипать в истории. Наверно, он как в детском доме огрызаться привык, так до сих пор не может от этой привычки избавиться. — Да ладно вам! — сказал я. — Чего о плохом-то думать. Жорик — парень верткий, он выкрутится! А скорее всего, он ходит по Москве и мечтает, и переваривает каждое слово: что он ей сказал, что она ему ответила, и можно ли будет после всего этого к ней еще раз подойти. Только бы под машину не угодил, пока витает в облаках. И тут зазвонил телефон. Я выскочил из комнаты, торопясь, чтобы первым взять трубку. Мне пришло в голову, что если это Жорик, то звонить он может по одной-единственной причине: влип в неприятности. И конечно, лучше, чтобы я перехватил этот звонок, чем чтобы родители всполошились. Ну точно, это был Жорик, и голос у него звучал странно, будто он орех за щеку засунул. — Привет, Андрюха… — Жорик? Где ты?.. — Это кто? — окликнула мама из комнаты, где они с отцом смотрели телевизор. — Это меня!.. — отозвался я. И повторил, потому что Жорик примолк. — Жорик, где ты? Что с тобой? — Я, понимаешь, не смогу сегодня приехать, — ответил он. — То есть ничего страшного, но вы меня не ждите. Не хочу твоих родителей своим видом пугать. Тут уж я испугался: — Да что произошло? — Ничего особенного. Просто я «красивый» очень, понимаешь? И еще ну, твою куртку и Лехины джинсы я ну, нет, не совсем испортил, но все равно, они сейчас в плохом виде. Но ничего, я их в порядок приведу, все нормально будет. А с вами мы встретимся завтра, лады? — Слушай, да что стряслось? — чем больше я выслушивал его путаные и жеваные объяснения, тем больше у меня мурашки бегали. Да и голос у него был странный. — Да говорю ж, ничего такого. Ну, подрался я, в общем. И на рожу стал красивый, и одежду малость извозил. Но к завтрему пройдет. Я нашел, где заземлиться, чтобы в порядок привестись. Так что нам лучше встретиться завтра… Вот, мне подсказывают, что вы можете прямо на квартиру подъехать. Адрес запишите: Петровско-Разумовский проезд, дом двадцать восемь, квартира… Я, схватив ручку, лежавшую рядом с телефоном, записал на отрывном листочке все, что он мне продиктовал. — Так что со мной все в порядке, — закончил он. — За мной тут и уход, и забота, спасибо всем. Но вы лучше приезжайте завтра пораньше, как сможете. Да, вот еще… Лучше вам не в форме быть, а в чем-нибудь обычном. А своим предкам объясни, что я у других друзей задержался и они предложили мне переночевать, чтобы я не уходил на ночь глядя. Понял? — Чего тут не понять? — ответил я. — Но, может, хоть в двух словах объяснишь?.. — Говорю тебе, все объяснения — завтра! Пока! — и он бухнул трубку. Я тоже положил трубку, в недоумении и растерянности. — Это не Жорик твой звонил? — окликнула мама. — Он самый! — ответил я. — Он задержался у других друзей. Может, завтра к нам переберется. А может, на все выходные у них останется. — Его право! — отозвалась мама. И с этим я вернулся в комнату. — Ну что? — накинулись на меня Лешка и Илюха. Я вздохнул: — С Жориком что-то стряслось, но не очень страшное. По тому, что он мне сообщил, в районе «Динамо» он успел крепко подраться, ему и физиономию здорово разукрасили, и наши шмотки пострадали, в которые он был одет. Он сумел где-то заземлиться, где и переночует, и одежду ему в порядок приведут, и физиономию, чтобы он не очень пугал своим видом. Просит завтра с самого утра быть вот поэтому адресу. И чтобы не в форме. — Очень интересно! — сказал Лешка. Лешка и Илюха так внимательно разглядывали листочек с адресом, как будто он был зашифрованным посланием, которое они надеются разгадать и узнать нечто очень важное. — Из всего этого можно сделать несколько выводов. Во-первых, раз он подрался в районе «Динамо», то скорее всего, он подрался из-за этой девчонки, из-за «феи» своей. Из-за чего еще ему в драку ввязываться было, верно, если его только эта девчонка и интересовала? Во-вторых, кто еще мог пригреть его на ночь, кроме этой девчонки и ее родителей? Никто. А раз они не только оставили его на ночь, но и взялись привести в порядок его и его одежду — значит, он выручил девчонку, и теперь они считают себя ему обязанными. Сходится? — Все сходится, — согласился я. — Я и сам об этом думал, потому что логичней некуда. Илюха почесал в затылке. — Это нормально, — сказал он. — Ведь по всему этому выходит, что он дрался правильно и по делу. То есть неприятностей в школе у него не будет. А то ведь за драку на улице и исключить могли бы… — Или, наоборот, похвалить, если человек дрался за справедливость, — сказал Лешка. — Мне кажется, тут ближе второй вариант. — Угу, — согласился я — Потому что без веских причин никто бы не оставил на ночь в своем доме незнакомого пацана, неизвестно откуда взявшегося. Если бы он подрался перед носом у девчонки только для того, чтобы показать ей свою удаль, она бы фыркнула и ушла. Он как-то очень здорово ее выручил, факт. Но как — мы все равно до завтра не узнаем. Поэтому предлагаю ложиться спать, утро вечера мудренее. Друзья согласились со мной, и мы легли. Но какое-то время нам не спалось. — И почему не в форме приезжать? — проворчал Илюха. — Драку он, что ли, хочет продолжить, взяв нас в подмогу? А предупредил для того, чтобы форма не пострадала? Если за хорошее дело подраться, то всегда пожалуйста.. — Мне кажется, тут другое, — отозвался Лешка. — А что еще может быть? — спросил Илюха. — Вполне возможно, он попросил быть не в форме, потому что форма может кого-то спугнуть, — ответил Лешка. — То есть, — я приподнялся на локте, — он хочет, по-твоему, чтобы мы подобрались поближе к тем, с кем он сцепился, и выяснили, кто они такие? — По-моему, да, — сказал Лешка. — Я исхожу из того, что, раз родители девочки предложили ему остаться на ночь и отнеслись к нему душевней некуда, то значит, их дочке действительно угрожала серьезная опасность. А против серьезной опасности, против такой опасности, к которой взрослые относятся, на полном серьезе, даже сила четырех ребят — все равно не сила. Поэтому, мне кажется, у Жорки какая-то хитрость на уме… Ладно, чего гадать? Завтра все узнаем. — И Жорку в обиду не дадим… — буркнул Илюха, поворачиваясь на другой бок, носом к стенке. Осетров. …Стоп! Здесь напрашивается первый вопрос. Вам сразу стало ясно, что произошло ЧП. О любом ЧП надо немедленно докладывать начальству школы, то есть мне лично. Почему не доложили? (Пауза.) Карсавин?.. Карсавин. Мы не знали… ну, не знали масштабы этого ЧП. Нам надо было узнать их, эти масштабы, прежде чем докладывать. А вдруг все оказалось бы мелочью какой-нибудь… Осетров. В работе контрразведчика мелочей не бывает. Иногда постесняешься доложить о какой-нибудь «мелочи» — и сгоришь. Кроме того, вы сами пришли к выводу, что дело, скорее всего, серьезное и опасное, поэтому ссылки на «может быть, мелочь» звучат странно… Конев? Конев. Честно говоря, не подумали… Осетров. Не подумали, вот как? А что в уставе сказано? (Пауза.) Завтра буду гонять вас по уставу, и, если хоть слово кто-то из вас не так ответит, будете учить и учить, пока от зубов не начнет отскакивать. Есть правила, от соблюдения которых в будущем может зависеть ваша жизнь, и этими правилами пренебрегать нельзя. …Угланов? Угланов. Так вдруг Жорику опять нагорело бы? Не хотели друга закладывать. Осетров (после паузы). Не буду комментировать. Возможно, Угланов сказал то, что всеми тремя вами двигало, честно сказал. Допустим, так. Но ты, Шлитцер, почему ты сам сразу не доложил? Ведь ты бы никого не закладывал… кроме самого себя? Шлитцер. Не хотел раскрываться. Осетров. То есть? Шлитцер. Ну, я не мог позвонить и доложить так, чтобы меня никто не услышал. А ситуация… В общем, я подумал, что нельзя, о этой самой ситуации, засвечиваться перед посторонними. Осетров. Но ведь друзьям ты позвонил? Шлитцер. Друзьям — это не начальству с рапортом. Друзьям — это нормально, это кто угодно звякнул бы. Осетров. Хитер ты, Шлитцер, хитер… Только хитрость твоя, она… Ладно, продолжайте. Думаю, и так вам все ясно, можно не договаривать. |
||
|