"Филогенез" - читать интересную книгу автора (Фостер Алан Дин)

Глава двадцатая

Пока браконьер по имени Апес снимал лагерь и тщательно заметал все следы пребывания в лесу, его напарник, которого звали Маруко, не сводил глаз c пленников. Впрочем, наблюдал он в основном за Чило, предоставив Десвендапуру свободно бродить по исчезающей стоянке. Когда Маруко казалось, что транкс забрел чересчур далеко, он посылал пленника-человека, веля «вызвать» инопланетянина обратно. Чило подходил и некоторое время бессмысленно размахивал руками перед лицом Десвендапура. Поэт добросовестно продолжал играть свою роль, исполняя распоряжения не прежде, чем Чило заканчивал «переводить» их. Естественно, при этом следуя не жестам человека, а приказам, которые транкс прекрасно слышал и понимал.

Таким образом, браконьеры оставались в неведении относительно способности инопланетянина понимать все происходящее. Если бы у Десвендапура было оружие, он мог бы просто пристрелить обоих. Но в его импровизированном наборе снаряжения имелся лишь небольшой резак. Если бы Десу удалось застать антиобщественных типов врасплох, он, пожалуй, сумел бы и с помощью резака обезвредить одного из них, но никак не обоих. Млекопитающие выглядели слишком энергичными, слишком бдительными, слишком хорошо приученными к постоянной опасности. И вдобавок, хотя они не испытывали никаких подозрений по отношению к транксу, они заметно побаивались инопланетянина. Стоило Десу приблизиться к ним хотя бы на несколько метров, они тут же настораживались и начинали проявлять признаки нервозности.

После очередной такой попытки Маруко приказал Чило:

— Эй, мужик, скажи своему жуку, чтобы он держался от меня подальше. Господи, какой он мерзкий! Однако пахнет приятно. Я понимаю, у тебя тут свой интерес, однако, пожалуй, ты прав: кто-нибудь может выложить за него кругленькую сумму.

Бандит пожал плечами. Ружье он теперь держал небрежно — но не слишком.

— Сам бы я никогда не стал держать разумное существо в клетке, но, с другой стороны, я никогда не понимал и людей, которые заводят животных. Мы с Апесом даже мартышек никогда не держали.

— Тогда чего вы, мужики, занялись таким ремеслом? — полюбопытствовал Чило. Ему действительно было интересно. Однако же он все время краем глаза наблюдал за ружьем браконьера. Если повезет, может, удастся его вырвать… Но покамест Маруко ему такую возможность предоставить не спешил.— В заповеднике полным-полно лесничих и следящих устройств. Неужто стоит так рисковать ради нескольких шкур и кучки перьев?

— Ну, это занятие довольно прибыльное. Во всяком случае, мы с Апесом не жалуемся. Но дело не только в прибыли. Наши предки жили тут на воле, охотились и ловили рыбу, где вздумается. Они брали, что хотели, и тогда, когда хотели. А как создали заповедник и определили его границы, так всех, кто тут жил, выкинули пинком под зад и заставили поселиться на окраине собственной страны. И все ради того, чтобы спасти какие-то там вонючие травки-кустики, каких-то поганых зверей и самое большое устройство по переработке углекислого газа. Можно подумать, на Земле вот-вот кончится весь кислород!

В голосе его звучала горечь.

— Мы с Апесом пытаемся вернуть себе хотя бы часть того, что у нас отняли, вновь заявить свои права на земли предков.

Чило кивнул с серьезным видом.

— Да, я понимаю.

Про себя же подумал: вся эта болтовня — не более чем удобная отмазка, густо сдобренная напыщенной ерундой. Двое браконьеров вновь и вновь пробирались в заповедник не затем, чтобы почтить предков, а затем, что нашли удобный и непыльный, хотя и незаконный, способ заработать себе на жирный кусок хлеба с маслом. А месть за поруганную память давно забытого прадедушки тут абсолютно ни при чем.

Чило всю жизнь приходилось иметь дело с мелким жульем вроде Апеса с Маруко, он, можно сказать, вырос среди подобныхлюдей. Нуда, наверно, им приятнее обделывать свои делишки, думая, что они, дескать, борются за правое дело. Но Чило Монтойю на такое не купишь. Что думает об этом его членистоногий спутник, вор понятия не имел. И узнать мысли транкса не представлялось возможным — по крайней мере, в ближайшее время. Для того чтобы браконьеры оставили Чило в живых, жуку необходимо было продолжать притворяться немым и глухим.

Откуда-то из-за стоянки, из более густого подлеска, послышался шорох. Монтойя прищурился, вглядываясь в заросли.

— А это ваше местечко, оно где?

— Скоро увидишь.

Напарник Маруко тем временем принялся снимать с распялок и аккуратно складывать недосушенные шкуры ягуаров и диких кошек. Покончив с этим делом, он закончил сворачивать лагерь. В конце концов на месте стоянки осталась груда шестов, обвязок и органических отбросов. Все улики были тщательно разбросаны по кустам, где им предстояло сгнить и исчезнуть вместе с любыми доказательствами того, что здесь когда-то останавливались люди.

— Тяжело вам, наверное.

Чило не надеялся, что его попытки завязать с похитителями беседу чем-то облегчат его участь, однако ничего другого он предпринять пока не мог. За неимением лучшего сойдет и это.

— Неужто каждый раз, как вы появляетесь в заповеднике, приходится заново разбивать лагерь?

Маруко только махнул рукой.

— Ничего, дело привычки. Постепенно узнаешь, из какого дерева лучше всего делать распялки для шкур, какие лианы самые гибкие и удобные… А тебе-то что? — он криво усмехнулся.— Никак, решил конкуренцию нам составить?

— Нет, только не я,— Чило покачал головой.— Я парень городской.

— Ну да, само собой. Ты дерешь шкуры с другой дичи.

Как только грузовоз был загружен, пленников препроводили на борт. Чило не увидел в машине ничего особенного. Ему уже встречались закамуфлированные воздушные суда. Однако Десвендапур был просто очарован. Ему впервые пришлось столкнуться вживую с достаточно сложным образцом чисто человеческой техники, и все в машине, от приборной доски до устройства кабины, снабженной кондиционером, выглядело для транкса ново и необычно.

Сесть ему, разумеется, оказалось некуда. Насекомообразному существу проще улечься на пол, чем устроиться на сиденье, предназначенном для человека. Десвендапур предпочел остаться на ногах, балансируя, пока машина почти бесшумно поднялась из своего укрытия, пробив кроны.

Полет по прямой занял бы раза в четыре меньше времени, однако Маруко вилял и петлял, стараясь держаться ниже вершин самых высоких деревьев. Всюду, где только возможно, он шел так, чтобы машина сливалась с кронами, и поднимался лишь тогда, когда рисковал оставить чересчур приметный след в виде сломанных ветвей и порванных лиан. Временами деревья раздвигались и внизу открывались извилистые реки. Тогда машина спускалась еще ниже, летела быстрее и не оставляла следов.

Чило впервые нарушил молчание после того, как впереди появились первые отроги гор, окутанные туманами и низко висящими облаками.

— Ты ведь вроде говорил, что ваше убежище — на самой границе заповедника?

— Так и есть,— ответил Маруко, не оборачиваясь. Его напарник все это время не сводил с Чило глаз и дула ружья.— Если ты знаешь этот район, тебе должно быть известно, что западная граница заповедника проходит прямо по хребту Анд.

Низкие холмы предгорий вскоре сменились крутыми, одетыми зеленью склонами.

— Да, знаю. Но я думал, вы должны жить где-то внизу, чтобы иметь возможность прятаться в лесу.

Маруко снисходительно усмехнулся. Воздушное судно начало подниматься вверх, следуя извивам ущелья.

— Вот и лесничие тоже так думают. Поэтому мы поселились на открытом месте, там, где все голо, холодно и неприютно. Какой дурак станет селиться на голом хребте, у всех на виду? Уж конечно, не браконьер, верно?

— До сих пор ни разу проблем не было,— вставил Апес— Никто даже не пытался проверить нас и нашу хижину.

Он ухмыльнулся, обнажив ровный ряд великолепных, блестящих искусственных керамических зубов. Нынче в моду входили золотистые.

— А если кто спрашивает, мы говорим, мол, ведем наблюдения за птицами.

— И не врем, между прочим! — добавил Маруко. Он явно пребывал в веселом расположении духа.— Мы действительно наблюдаем за птицами. Ну а если они оказываются достаточно редкими, ловим их и продаем.

Когда машина достигла зоны вечных туманов, лежавших на склонах гор ближе к вершинам и окутывавших их плотным серовато-белым одеялом, браконьер переключил машину с ручного управления на автопилот. Прибор для ликвидации повышенной влажности отключился еще некоторое время назад, а система температурного контроля перешла с охлаждения на обогрев. Чило продолжал вести разговор ни о чем, который никого не обманывал. Если бы он что-нибудь предпринял, любой из браконьеров в два счета пристрелил бы его. Чило знал это, и знал, что они знают, что он знает. Но все же лучше болтать, чем тупо молчать или ругаться. Так, по крайней мере, есть шанс ухватить что-нибудь полезное.

А Десвендапур уже ухватил много полезного. Не только путешествие, но и обрывочный разговор, который вели между собой три человека, служили для него неисчерпаемым источником идей и вдохновения. Поэт не мог открыто пользоваться скри!бером — вдруг похитители его присвоят,— и потому сосредоточился на том, чтобы наблюдать и запоминать все происходящее. Его раса много столетий назад отказалась от постоянного напряжения и еле скрываемого возбуждения в пользу любезности и сдержанности. В высокоорганизованном обществе, обитающем под землей, в вечной тесноте, любезность и сдержанность были не только признаками хорошего воспитания — без них транксы просто бы не выжили.

Люди же, по всей видимости, спорят и ссорятся по любому поводу. У Десвендапура просто дух захватывало, когда он видел, сколько энергии они тратят на такие вспышки. Конечно, непрактично, но как впечатляюще! Казалось, у них слишком много сил. Даже самый возбудимый транкс был куда осмотрительнее и консервативнее. Поэтому непрерывные перебранки людей занимали поэта куда больше, чем перспектива угодить в нечто вроде рабства. В конце концов, плен, если до него дойдет дело, наверняка будет не столь ужасен. Зато Десвендапуру представится возможность изучить человечество вблизи. Однако транкс подозревал, что его спутник придерживается иного мнения.

Двум антиобщественным людям нужен был он, а не Чило Монтойя. Да и сам поэт более не нуждался в воре. Десвендапур не раз подумывал о том, чтобы заговорить и показать браконьерам, как хорошо он владеет их языком. Единственная причина, по которой он этого не сделал,— такое признание повлекло бы за собой гибель его товарища. Судя по тому, что Десу было известно о Чило и что рассказал ему о себе сам Монтойя, гибель преступника не станет большой потерей для человечества; однако подобный поступок противоречил моральному кодексу транксов. Десвендапур, конечно, и сам был преступником, но все же не решился бы до такой степени нарушить все обычаи и культурные нормы. Кроме того, он забавлялся, слушая, как новые люди говорят о нем в твердой уверенности, что он не понимает ни слова.

Через довольно долгий промежуток времени грузовоз вынырнул из облаков. Солнечный свет больно ударил по глазам. В лазурной дали вздымались горные пики, достигавшие пяти тысяч метров. Прямо по курсу простиралось каменистое плато с пятнами зелени — покрыты ми травой холмами. Единственным признаком того, что эти места обитаемы, служили несколько разбросанных там и сям крестьянских домиков и длинные полосы фототропического покрытия, защищающего от непогоды картофель и другие культурные растения.

На восточном склоне хребта стоял скромный, неброский домик, соединенный пешеходным переходом со строением побольше. При приближении воздушного судна автоматически поднялись стальные ворота. Маруко вручную завел машину в ангар — использовать автоматическую систему было рискованно, поскольку слабые, но вполне уловимые сигналы могли поймать любопытные лесничие,— и установил ее в центре помещения, когда на приборной панели зажегся соответствующий зеленый огонек. Потом нажал на кнопку, и воздушное судно мягко встало на гладкий, сверхпрочный пол. Позади с грохотом опустились ворота. Загудели внутренние обогревательные панели.

Браконьеры провели пленников по узкому проходу в дом, обставленный небогато, но с комфортом. Войдя внутрь, Апес нахмурился и уставился на инопланетянина.

— Что с ним такое?

Чило, который не обращал на транкса особого внимания — вор старался запомнить все ходы и выходы своей тюрьмы,— обернулся и увидел, что жук дрожит. Ему не потребовалось много времени, чтобы понять, в чем дело.

— Он замерз.

— Замерз?! — Маруко недоверчиво фыркнул.— Да тут двадцать три градуса!

— Для транкса это слишком холодно. Он говорил мне, что для него и в джунглях довольно прохладно. К тому же здесь слишком сухой воздух. Чтобы чувствовать себя более или менее комфортно, ему нужна влажность не менее девяноста процентов и температура в тридцать три-тридцать четыре градуса.

— Черт! — выругался Апес— Я щас сдохну!

— Ты — нет. А он — еще как может.

Маруко, недовольно ворча, обратился к системе контроля микроклимата и приказал привести атмосферу в соответствие потребностям транкса.

— Маруко! — протестующе воскликнул его напарник, почувствовав, как влажность и температура начинают расти.

— Не гунди,— оборвал Маруко.— Это ненадолго. На пару дней, пока не заключим сделку. Дольше не потребуется — товар действительно редкий.

Он самодовольно ухмыльнулся, глядя на Десвендапура.

— Ты сделаешь нас богачами, жуткая многоногая тварь! Так что можешь пока пожить с удобствами. Мы перетерпим.

Поэт уставился на антиобщественного человека ничего не выражающими глазами. Он отлично все понял.

— А тебя,— холодно сообщил браконьер второму пленнику,— мы сейчас свяжем.

— Вы не можете так поступить! — воскликнул Чило.— Это… это встревожит инопланетянина. Он убежден, что вы двое — свои. Если вы меня скрутите, он испугается.

— Пусть себе пугается. Если понадобится, мы и его свяжем.

Апес уже полез в ящик за зажимами.

— Вы можете его потерять. Он покалечится, пытаясь освободиться, а то и задушится насмерть.

— Ничего, рискнем.

Оба браконьера приблизились к испуганному Чило. Маруко по-прежнему целился в него из ружья.

— К тому же, если он будет возражать, развязать тебя мы всегда успеем. Так что не создавай лишних проблем ни нам, ни себе.

— Угу,— подтвердил Апес— Считай, тебе еще повезло. По-хорошему, сейчас бы муравьи должны были доедать твои глаза.

Выбора не оставалось. Чило пришлось позволить надеть пластиковые зажимы на свои запястья и лодыжки. Когда браконьеры затянули зажимы достаточно туго, Маруко снял предохранительные полоски, и пластик слипся, намертво спаяв места соединений. Оглянувшись, браконьер увидел, что инопланетянин никак не реагирует на происходящее.

— Что-то твой приятель-жук не особо тревожится! Поэтому расслабься. Скажи ему, дескать, это такой особый человеческий ритуал приветствия.

— Сам скажи! — Чило, обозлившись, забыл об осторожности.

Апес занес руку, но напарник удержал его.

— Ты дашь ему повод заявить, будто мы начали первыми. И потом, не забывай, нам действительно не стоит лишний раз пугать нашу добычу без особой надобности.

Маруко наклонился к крепко связанному вору и заглянул ему в глаза.

— А вот тебя я попугать не прочь. Будешь хорошо себя вести — поедешь бесплатно кататься на суборбитальном. Будешь шуметь — придется нам продать жука без переводчика.

Выпрямившись, он посмотрел на транкса, который в тот момент пристально изучал кухонное оборудование.

— Чего он ест? Он голодный?

Подавленный и несчастный Чило нехотя отозвался:

— Он строгий вегетарианец, мяса просто видеть не может. Он способен питаться многими земными растениями, но какие из них самые питательные, я не знаю. Мне надо спросить. Но, разумеется, сейчас я с ним говорить не могу.

Он предъявил связанные руки.

Маруко скривился. Очевидно, никто из браконьеров не подумал об этом, когда они связывали Чило. Маруко вынул нож и разрезал пластик, стягивавший запястья.

— Ладно, говори. Но как только ты узнаешь все необходимое, мы тебя снова свяжем. И не вздумай шустрить!

Чило развел руками.

— А что я могу? Сказать ему, чтобы вызвал лесничих? Не забывайте, он тут тоже на нелегальном положении.

И, обернувшись к Десвендапуру, вор принялся двигать руками и шевелить пальцами.

Поэт внимательно следил за бессмысленными жестами, после чего принялся отвечать жестами иструк и стопорук. Он заявил, что Чило — «понтик», особенно медлительная и тупая разновидность личинок. А эти двое антиобщественных типов — «пепонтики», или «до-понтики», чей интеллектуальный уровень не дотягивает даже до того, чтобы назвать их тупыми. Разумеется, никто из троих людей не имел ни малейшего представления о значении сложных жестов, зато сам Десвендапур немало повеселился.

Придумать, как ответить,— не на бессмысленное рукомашество Чило, а на действительно важный вопрос антиобщественного человека,— было куда сложнее. Поскольку говорить Десвендапур не мог, следовало найти какой-то другой способ изложить свои требования к питанию. А пока он отвернулся и пошел изучать раковину, предоставив Монтойе выкручиваться самостоятельно.

Лишившись поддержки, Чило принялся импровизировать.

— Прямо сейчас он не голоден, а когда он не голоден, то предпочитает не говорить о еде.

Маруко сердито хмыкнул.

— Ладно, разморозим несколько разных овощей и фруктов, пусть выбирает, что понравится. А мне пора заняться переговорами. Апес, поди разгрузи машину.

Его напарник кивнул и скрылся в коридоре, соединяющем дом с ангаром. Второй браконьер продолжал пристально смотреть на связанного пленника. Глаза его сузились.

— Что-то ты больно много крутишься. Сдается мне, норовишь вывернуться из зажимов. Надо надеть еще парочку тебе на глаза и на рот.

Он мерзко ухмыльнулся.

— Жуку можешь сказать — это тоже часть ритуала.

Он покосился на Десвендапура.

— Я не стану рыться в его мешке, или контейнере, или что там у него на спине, потому как не хочу его тревожить. Что у него нет оружия, я и так знаю: иначе он давно бы попытался использовать его против нас.

Чило кивнул.

— Я ж вам говорил, он занимается исследованиями. Потому и согласился с вами сотрудничать. Он не вооружен.

Это было правдой, насколько знал Чило.

— Вот и прекрасно. Оставим его как есть — по крайней мере, пока.

Браконьер налепил пленнику на запястья новую полосу самозапаивающегося пластика. Через пару секунд руки вора снова оказались крепко-накрепко связаны.

— Чтоб ты не мог с ним «разговаривать» у меня за спиной, пока я работаю, понял?

Маруко сел за стол в дальнем углу комнаты. И спустя несколько минут погрузился в беседу с отдаленными уголками планеты и представителями ряда людей, чьи представления об этике были столь же скудны, сколь раздуты их банковские счета.

Беспомощный Чило молча кипел, а любопытный Десвендапур продолжал исследовать жилище браконьеров. Температура и влажность поднялись до уровня, который поэт находил если не комфортабельным, то, по крайней мере, сносным, поэтому транкс спешил насладиться передышкой, зная, что продлится она недолго. По мере того, как Дес продолжал исследовать комнату и ее обстановку, лицо Чило непрерывно менялось самым причудливым образом. Все эти сокращения лицевых мышц не имели для поэта никакого смысла, однако, судя по их частоте и настойчивости, человек явно чего-то от него хотел.

Разумеется, Десвендапур не мог допустить, чтобы его продали. Конечно, если другого выхода не будет, он вполне сумеет выжить и даже неплохо прожить в плену у людей. Но к такому будущему он особо не стремился. Люди не смогут по достоинству оценить его представлений! Ему необходима транксская аудитория. А потому он, по возможности, должен найти способ вернуться в колонию. Дес сознавал, что самому ему найти такой способ будет сложновато. Следовательно, ему потребуется помощь Чило.

Однако не следует торопить события — и Десвендапур не собирался их торопить. Хотя эти антиобщественные люди явно намеревались нажиться на его существовании, Дес не сомневался: если они решат, что пришелец им угрожает, они не колеблясь убьют его. Чило наверняка тоже это понимает.

Скоро вернулся Апес, покончивший с разгрузкой машины. Он устроился на кухне и принялся готовить обед. Его партнер тем временем продолжал вести по защищенной от прослушивания межконтинентальной связи деловые переговоры. На обоих пленников пока никто не обращал особого внимания.

Столкнувшись с ситуацией, которой никакие курсы и занятия, пройденные Десвендапуром за всю его жизнь, не предусматривали, поэт решил пустить в ход способность, до сих пор ни разу его не подводившую: воображение. Продолжая изучать обстановку, он одновременно мысленно программировал последовательность своих действий, примерно так, как программировал бы длительное выступление, с учетом всех возможных изменений и поправок.

Встревоженный Чило, разумеется, не мог знать, чем занимается транкс, поэтому все больше впадал в отчаяние. Благодаря своей находчивости он сумел выиграть немного времени, но речь ведь шла не о покупке нового переговорника или трехмерки, никто не предлагал ему никаких гарантий, и, если что не так, денег ему назад не вернут! Двое браконьеров явно привыкли действовать, не задумываясь. Любой пустяк, любая неурядица могли вывести их из себя, а тогда — пиши пропало. Махнув рукой на все расчеты и выгоды, они попросту его пристрелят.

Чило понимал сложившуюся ситуацию очень хорошо, потому как двое бандитов смахивали на него. Все они принадлежали к одному и тому же подвиду Homo sapiens, который в любых непредвиденных обстоятельствах не думает, что делать, а просто делает. Да, Маруко и Апес слишком сильно походили на него — а потому Чило боялся их, как боялся бы себя самого на их месте.

Убедившись, что, по крайней мере, прямо сейчас его не пристрелят, он перестал следить за браконьерами и начал наблюдать за странными действиями транкса. Понять ход мыслей инопланетянина Чило не мог, поскольку не мог с ним заговорить. Приходилось довольствоваться догадками. Что транкс думает обо всем этом? А вдруг ему вообще все равно? Самому-то Чило была решительно безразлична судьба транкса, однако в данный момент его собственная шкура целиком и полностью зависела от шкуры… то бишь, панциря членистоногого. Его, Чило, жизнь находилась в руках жука — да, во всех четырех.

Если инопланетянин забудется, отклонится от сценария и заговорит, браконьеры сразу поймут, что переводчик им ни к чему. И тогда Чило станет лишним. А в горах к востоку отсюда достаточно пропастей, куда можно сбросить тело. И он навеки исчезнет среди ущелий, облаков и джунглей. Поэтому он мысленно умолял транкса помалкивать. Даже если их продадут, они, по крайней мере, останутся живы. Это куда более многообещающая перспектива, чем скорая расправа. Кто знает, может, ему даже удастся уговорить покупателей подбросить его прямиком в Гольфито!

Чило пытался не терять присутствия духа. Если только ни браконьеры, ни жук не потеряют головы, все еще может обернуться к лучшему. Ему ведь нужно было на время куда-то скрыться, не так ли? Именно этим он и занимался в девственном тропическом лесу. А где лучше всего залечь на дно — разумеется, после того, как он закончит свои дела с Эренгардтом,— как не в частном зоопарке или коллекции какого-нибудь сказочно богатого воротилы, совершенно незаконно приобретшего редчайший и очень дорогой экземпляр? Чило уже не в первый раз в своей отчаянной, безумной жизни старался мысленно обернуть события в свою пользу. Вон даже жук ему помогает: молчит и делает вид, будто занят изучением предметов в доме.

Чило переоценивал хитроумие Десвендапура. Транкс не делал вид, а действительно изучал все вокруг. Браконьеры не обращали на него внимания, и он пользовался случаем, чтобы разглядеть во всех подробностях каждую вещь, изготовленную людьми. Особое внимание уделяя тому, как люди пользуются своими разнообразными приборами. Один раз человек по имени Апес, сидя на корточках у плиты, поднял глаза и обнаружил, что транкс заглядывает ему через плечо. Человек неуклюже замахал руками, заставляя инопланетянина отойти подальше. Поэт, по-прежнему поддерживавший иллюзию полного незнания человеческой речи, послушался жестов и отступил.

Тем временем Чило, хотя и продолжал нервничать и тревожиться, не зная, что выкинут браконьеры в следующую минуту, на время смирился с пленом. Он послушно позволил Апесу накормить себя и с не меньшим интересом, чем браконьеры, наблюдал, как Десвендапур перебирал предложенные ему размороженные овощи и фрукты. Когда драгоценный пленник был накормлен, браконьеры сели обедать сами. Их застольная беседа сводилась к сальным шуточкам, беспричинным перебранкам и равнодушному обсуждению того, сколько денег они выручат, продав в рабство единственного представителя новой разумной расы. Еду они щедро сдабривали солью, перцем и кетчупом, но разговор их не сдабривали ни этика, ни мораль.

Наевшись досыта, Десвендапур отошел от экзотического, однако питательного стола, щедро предложенного ему похитителями, проследовал в дальний угол и небрежно взял правой иструкой и стопорукой одну из винтовок. Апес не сразу заметил, что инопланетянин целится в него.

— Эй! Эй, Маруко!

Нижняя челюсть человека опустилась, и рот остался открытым без всякой видимой цели.

— Черт!

Апес бегал глазами от одного пленника кдругому. Второй браконьер тихонько отодвинулся подальше от стола.

— Эй, Чило! Скажи своему жуку, чтобы положил оружие. Оно заряжено и снято с предохранителя! Скажи ему — он может пораниться. Чего это он, а? Мы ведь его друзья, помогаем ему изучать нашу планету… Давай, напомни ему!

— Я ничего не могу ему сказать,— ядовито напомнил Чило.— Руки-то — вот они!

На сей раз Маруко не колебался. Медленно поднялся со стула и, не сводя глаз c непредсказуемого транкса, попятился туда, где лежал второй пленник. Вынул нож и снова разрезал путы на руках Чило.

Чило, вздохнув с облегчением, принялся растирать затекшие запястья.

— А ноги?

— А ноги-то зачем? — окрысился браконьер.— Ты и ногами тоже разговариваешь?

— Освободи ему ноги,— велел Десвендапур, качнув ружьем.

Рассчитанное на более толстые и неуклюжие человеческие пальцы, оружие, однако, оказалось совсем не тяжелым. Управиться с ним будет проще простого…

— Ладно, ладно, ты только поосторожнее…— Маруко запнулся и во все глаза уставился на инопланетянина. Нож завис в воздухе.— Ах ты, чертов сукин сын!

— Ты умеешь говорить!

И оба браконьера, разинув рты, воззрились на транкса, внезапно обретшего дар речи.

— Не очень хорошо,— признался Десвендапур,— но благодаря практике мой язык в последнее время сильно улучшился. Ноги!

Дуло ружья снова качнулось.

Браконьер медленно опустился на колени и разрезал туго натянутый пластик. Чило с наслаждением потянулся.

Транксу не требовалось переводить взгляд, чтобы увидеть то, что происходит сбоку от него. Фасетчатые глаза охватывали куда большее поле зрения, чем человеческие. А потому, когда более высокий человек осторожно поднялся и сделал шаг в сторону второго ружья, Десвендапур многозначительно перевел дуло на него.

— Я не знаком с результатами выстрелов из данного оружия,— заметил он,— но, мне кажется, понимаю, как оно действует. Я полагаю также, тебе следует отойти вон туда и встать рядом с твоим товарищем.

— Он нам очки втирает! — Маруко начал пятиться прочь от Чило, вставшего со стула, на который вор ненадолго присел, и топтавшегося на месте в ожидании, пока восстановится кровообращение в ногах.— Не может он знать, как стрелять!

— Да? — Апес, предусмотрительно держа руки на виду, медленно обошел стол и встал рядом с напарником.— Тогда поди сам возьми вторую пушку!

Маруко обернулся к жуку с ружьем и заискивающе развел руками, не подозревая, что значение этого жеста транксу непонятно.

— Ладно, значит, ты умеешь говорить. Можешь положить ружье. Мы не причиним тебе вреда. То, что мы его связали,— дружелюбно улыбаясь, он кивнул на Монтойю,— просто такой особый приветственный ритуал, обычай, понимаешь?

— Отнюдь,— ответил Десвендапур на своем пришепетывающем, однако же все более отчетливом земшарском.— Вы забываете — хоть я и не говорил, зато внимательно слушал. И понимал все, что было сказано с тех пор, как вы появились перед нами там, влесу. Я знаю, вы намеревались убить нас до тех пор, пока Чило не убедил вас вместо этого нас продать.

Теперь транксу не понадобилось быть знакомым со всем разнообразием человеческой мимики, чтобы понять выражение, появившееся на лицах браконьеров.

Монтойя, все еще растирающий запястья и потряхивающий ногами, чтобы разогреть застывшие от неподвижности мышцы, подошел к своему спутнику-инопланетянину. Он уже смирился с тем, что его продадут заодно с транксом, и теперь пребывал в положении, в котором не рассчитывал очутиться еще оченьдолго.

— Ну, жук, ты меня снова удивил!

Изящно очерченная голова с золотыми глазами повернулась в его сторону.

— Меня зовут Десвендапур.

— А, ну да.

Он протянул обе руки.

— Теперь давай ружье сюда. Не то чтобы я не верил, что ты умеешь им пользоваться, но, думаю, я стреляю лучше.

Когда поэт любезно передал ему оружие, Чило поинтересовался:

— А кстати, ты действительно умеешь им пользоваться? Ты не врал?

— О, я наверняка смог бы привести его в действие. Спусковой механизм достаточно прост, и, хотя данное оружие рассчитано на человеческие руки, мне оно тоже подходит. Но, конечно, я бы ни за что так не поступил.

— То есть? — Маруко напрягся, не веря своим ушам.

— Разумеется, в прошлом нам тоже приходилось бороться за жизнь, и наши далекие предки непрестанно сражались между собой, однако мы давно стали очень миролюбивой расой.

Его усики выписывали сложные узоры.

— Я мог бы застрелить вас только в том случае, если бы моей жизни угрожала опасность.

— Так ведь угрожала же! — напомнил ему Чило.

Транкс покачал головой, еще больше удивив браконьеров тем, как непринужденно он воспроизводит человеческий жест.

— Опасность угрожала не моей жизни, а только моей свободе передвижения. Несмотря на то что я предпочел бы возвращение в колонию, я вполне мог допустить, чтобы меня отвезли в какой-нибудь другой район вашей планеты. Где я с радостью посвятил бы себя изучению абсолютно новой среды и обстановки.

Маруко растерянно заморгал.

— Так чего ты тогда вообще схватился за ружье?

— Я ведь объяснил: потому, что по многим причинам предпочитаю вернуться в колонию. И к тому же опасность грозила не только моей жизни и свободе передвижения.

И оба усика указали на Чило.

Когда до вора дошел смысл сказанного транксом, его охватила буря противоречивых чувств. Транкс не возражал против того, чтобы его продали. И за оружие схватился не столько ради себя, сколько ради него, Чило. Столкнувшись с такой редкостью, как живое, подлинное чувство, Монтойя не знал, как реагировать и что сказать.

А, ну его к черту!

— Ладно, Десвел… Десвенкрапур. Пошли отсюдова.

Он ткнул ружьем в сторону Маруко.

— Мне понадобится ваша машина. Я же говорил, у меня деловая встреча, не явиться на которую невозможно! Я думаю, что до Панамского перешейка ваша железка дотянет.

Разъяренный браконьер тряхнул головой, однако предусмотрительно не опустил поднятых рук.

— Мы ведь тогда отсюда не выберемся!

— Фигня! — фыркнул Чило, вполне довольный оборотом дела.— Скоро сюда слетятся ваши покупатели со своим транспортом. Конечно,— он широко ухмыльнулся,— они не будут особо счастливы, когда обнаружат, что предложенная добыча решила их не дожидаться.

— Там все в открытом доступе,— сказал Апес— Можешь брать. Мне только надо снять защиту с навигационной системы.

— Ага, черта с два! Тебе надо всего-навсего запустить центральный комп. Ты думаешь, я дам тебе возможность запрограммировать машину на самоуничтожение? Я, слава богу, не такой слабоумный, как вы двое.

Маруко гневно стиснул губы, но промолчал.

— Пошли,— Чило махнул ружьем.— Деспиндо… Дес, иди за мной. Мы подберемся к твоей колонии как можно ближе, и там я тебя высажу.

— К колонии? — черные глазки Маруко сощурились.— К какой колонии?

Чило не обратил на него внимания. Он ждал ответа транкса.

— В моем народе я виновен в самом вопиющем антиобщественном поведении. Меня посадят под арест до тех пор, пока не появится возможность выслать с планеты туда, где меня подвергнут заслуженному наказанию. Поэтому если ты, Чило Монтойя, не возражаешь, я скорее предпочел бы продолжать путешествовать вместе стобой. По крайней мере, еще некоторое время.

— Извини, лупоглазый, не выйдет. Прогулка по джунглям окончена. Теперь мне нужно лететь далеко, иначе я опоздаю на вечеринку. А потом, разве тебе не нужно представлять твои поэмы, сочинения, или как их там, перед твоими собратьями-жуками?

Сине-зеленая голова плавно качнулась из стороны в сторону.

— Боюсь, их пока нельзя счесть достаточно смягчающими обстоятельствами. Я предпочел бы еще некоторое время побродить по лесу, поискать нового вдохновения. Конечно, в один прекрасный день я явлю свои стихи всем ульям. Но не сейчас. Еще рано.

Глаза его светились в лучах искусственного света приглушенным хрустальным блеском.

— Мне еще так много нужно сделать!

— Ну, как знаешь.

Чило равнодушно шевельнул ружьем. Главное — благополучно добраться до леса, а уж там у него будет предостаточно времени решить, что делать с жуком. Двое браконьеров зашагали по проходу впереди него. Маруко оглянулся через плечо.

— Так чего вы там говорили о колонии? Неужто тут, на Земле, есть целая колония таких существ? У нас в заповеднике? Никогда не слыхал ни о чем подобном.

— Заткнись и шагай себе. Я знаю, машина под паролем, но вы должны мне ее запустить.

— Значит, правда! В заповеднике есть опорный пункт инопланетян, а публике ничего не известно!

В голосе браконьера звучало растущее возбуждение.

— И даже не просто опорный пункт: вы сказали «колония»!

Он взглянул на своего напарника.

— Послушай, это же, наверно, величайшая тайна на всей планете! Любая из пятидесяти больших издательских корпораций выложит за такую информацию деньжищи, которых нам с тобой до конца жизни хватит! Новостишка стоит куда дороже одного-единственного живого жука!

Он снова обернулся на Чило. Тот шагал с каменным лицом.

— Что скажешь, мужик?У нас тут есть оборудование, которое позволяет передавать сообщения на весь мир, и притом маскировать источник сигнала. Загоним информацию тем, кто дороже даст, а денежки поделим на троих. Никого не продадут; все останутся довольны. Кредиток хватит на всех!

Чило не ответил. Маруко оживился еще больше:

— Черт побери, да чтобы загнать информацию, ты нам вовсе не нужен! Но заповедник большой, а эта колония, база, или что у них там, наверняка хорошо запрятана. Мы с Апесом то и дело бываем в тех краях и ни разу не заподозрили ничего подобного. А ты знаешь, где она! Корпорация, которая купит сведения, наверняка не захочет долго разыскивать нужное место. Они захотят продать информацию горяченькой, пока какой-нибудь конкурент чего не разнюхал. Ты-то ведь знаешь, где база, точно? — уточнил он заговорщицким шепотом.

— В принципе, да,— соврал Чило.— Я знаю достаточно, чтобы любой, кто в этом заинтересован, смог найти ее быстрее, чем за неделю.

— Ну, так чего ж ты ждешь, мужик! Не упускай своего шанса. Мы будем партнерами. Разбогатеем все трое!

— Сперва вы собирались меня убить,— напомнил Чило ледяным тоном.— Потом собирались продать в качестве говорящей придачи к жуку…

— Эй, мужик, ты что, в натуре обиделся? — удивился браконьер.— Мы ж против тебя ничего не имеем. Дело есть дело. Или ты сам не деловой человек? Тогда было одно дело, теперь другое. Тебе понадобятся наши деловые контакты; нам понадобится твоя информация.

Чило призадумался. Предложение Маруко казалось и впрямь весьма соблазнительным.

— А как насчет ж-ж… насчет Деса? Может, для своего народа он изгой, но он ни за что не согласится выдать свою колонию раньше времени.

— Жука — в жопу! — решительно отрезал Маруко.— Если будет возникать, выпусти ему вонючие кишки, и дело с концом. Он нам все равно больше не нужен. Тебе-то что? Это всего-навсего здоровенный, мерзкий инопланетный таракан!

— Он разумен. Возможно, даже более разумен, чем вы двое вместе взятые. И даже… И даже, возможно, более разумен, чем я сам. Он этот… поэт он.

Маруко расхохотался во все горло. Они как раз вошли в ангар. Грузовоз стоял на том месте, где его оставили, блестящий и неподвижный. Его двигатели были полностью заряжены и ждали лишь ввода пароля и команды на активацию. Чило знал, что на такой машине вполне можно долететь до Гольфито. Или по крайней мере до Гатуна. Там у него имеются знакомые и можно будет спокойно дозаправиться.

Его палец, лежавший на спусковом крючке, едва заметно напрягся.

— Это не смешно. Я тоже, бывало, смеялся, но теперь мне не смешно. И что мне делать? Довериться вам?

— Да, а почему бы и нет? Ведь он может доверять нам, верно, Апес?

— Угу. С чего бы нам дергаться? Ты нам нужен, чтобы показать место тому, кто купит сведения,— сказал второй браконьер. Говоря это, он незаметно отступал влево, к стене, увешанной инструментом.

— Даже не думай!

Дуло ружья дернулось вбок, в спину высокого браконьера. Но как только Чило отвел ружье от Маруко, тот развернулся — и компактным, напряженным, как струна, комком ярости и мышц метнулся на Чило.

Глава двадцать первая

Пытаясь перевести ружье на своего противника, Чило нечаянно нажал на спуск. По ангару прокатилась короткая, узко направленная, очень мощная акустическая волна. Апес растерянно уставился на крохотное, но смертельное отверстие, оставленное акустическим ударом, пронизавшим его насквозь. Он зажал дыру ладонями, но оттуда уже хлестнула кровь, заструившаяся между пальцев. Губы браконьера сложились изумленным безмолвным «О!», он сделал шаг в сторону дерущихся, рухнул на колени и мягко свалился ничком на пол гаража, точно коричневая льдина, падающая с вершины ледника.

Маруко удалось схватиться за ствол ружья прежде, чем Чило успел развернуть его и сделать второй выстрел. Некоторое время они молча и яростно боролись, пытаясь вырвать друг у друга оружие, пока не раздался второй выстрел, от которого задребезжали односторонние стекла в крохотных окошках.

Судорожно дыша, Десвендапур прижался к грузовозу и смотрел на кровавое зрелище, развернувшееся перед ним. Двое людей лежали на полу мертвые, их телесные соки вытекали из разрушенных кровеносных систем. Только один остался стоять. С его руки свисало оружие. Сердце отчаянно колотилось. Тяжело дыша, Чило смотрел на тело Маруко, лежащее у его ног, точно сломанная кукла.

Десвендапур, конечно, читал о кровавом насилии и знал о таких случаях из собственной семейной истории. Это было столкновение, подобное тем, какие случались во времена нападения а-аннов на Пасцекс, когда враги уничтожили большую часть предков Десвендапура. Дес и сам держал в руках такое оружие — но совершенно не собирался его использовать! Собственными глазами подобное варварство он наблюдал впервые.

— Какая… какая дикость! Ужасно!

В его голове уже рождались удивительные новые строки. Десвендапур хотел бы тут же забыть их — но не мог.

Чило перевел дух.

— Что да, то да. Теперь нам не узнать пароль к грузовозу. Мы тут застряли.

Поэт уставился на двуногого своими многочисленными зрачками.

— Я не о том! Я имел в виду, как ужасно, что погибли два разумных существа.

Чило выпятил нижнюю губу.

— Ну, а по-моему, в этом нет ничего ужасного. Эй,— протестующе воскликнул он,— уж не думаешь ли ты, будто я нарочно их грохнул?

Десвендапур боязливо шагнул в сторону прохода, ведущего к дому.

— Да брось! Разговор зашел чересчур далеко, я малость отвлекся, а они попытались на меня напасть.

Инопланетянин не ответил. Чило начал сердиться.

— Слушай, я правду тебе говорю! Они думали, я собираюсь пристрелить их после того, как они запустят машину. А я вовсе не собирался. Само собой, мне хотелось их убить, но все-таки я оставил бы их в живых. Все, о чем я по-настоящему мечтал,— убраться отсюда, чтобы не опоздать на встречу. И, кстати, прежде чем психовать, вспомни, что они тут говорили насчет твоей колонии и всего прочего. Если бы мы их тут оставили, они бы действительно продали эти сведения. Поэтому взгляни надело с такой стороны: мне пришлось убить их, чтобы защитить твоих соплеменников в заповеднике.

— Они могли бы убедить других попытаться найти улей, но без точных координат никогда бы его не нашли. Никогда!

Десвендапур по-прежнему обвиняюще смотрел на двуногого. По крайней мере, обидчивому Чило казалось, будто транкс смотрит на него обвиняюще.

— Ладно, неважно,— бросил наконец вор.— Они убиты, а мы живы. Поверь мне, их смерть — отнюдь не потеря для человечества.

— Смерть любого разумного существа — потеря.

Человек резко произнес несколько слов, смысла которых транкс не понял.

— Не знаю, как насчет человечества в целом, но, сдается мне, ценность каждого из нас все же различна.

Он грубо ткнул стволом труп, валявшийся у его ног. Браконьер Маруко не шевельнулся. Отбраконьерствовал.

Чило подошел к стойке с инструментом, сунул ружье в свободное гнездо — заряжаться, потом задумчиво уставился на застывший грузовоз.

— Я могу попробовать расшевелить ублюдка, но, если эти двое не были полностью уверены, что их никто не разыщет, и не были круглыми идиотами, вариантов пароля может быть более двух миллионов.

Он выглянул в ближайшее окно.

— Ты видал, какая тут местность? Никакого жилья кругом. Одни автоматизированные фермы. Можем попробовать добраться до одной из них…

— Не думаю,— возразил Десвендапур.

— Почему?

Чило, который наконец-то отдышался, вопросительно уставился на транкса.

— Покат ы боролся с нашими похитителями, я слышал голоса из их переговорника. Некто с весьма властным голосом спрашивал, куда делся человек по имени Маруко. Когда ответа не последовало, связь была прервана со словами: «Ничего, ублюдок, скоро увидимся». Я не решился бы интерпретировать последнее высказывание как то, что говорящий вот-вот появится, но, однако, понял его как обещание прибыть в обозримом будущем.

— Да, ты прав. О черт!

Чило лихорадочно размышлял.

— Я и забыл про ихних покупателей. Когда они появятся, лучше, чтобы нас здесь не было.

Он брезгливо уставился на человеческие останки на полу.

— Помоги-ка мне перетащить этих субчиков.

Монтойя стал разыскивать панель с кнопкой, открывающей дверь вручную — Чило знал, что она наверняка должна здесь быть.

— Мы собираемся выполнить некий официальный погребальный ритуал?

Ужас и отвращение, которые вызвало у поэта двойное убийство, не могли помешать ему записать детали того, что обещало быть потрясающе интересным человеческим обрядом.

— Скорее, неофициальный.

Чило отыскал панель с кнопками, поочередно включил уборку, освещение, мойку и наконец нажал кнопку, открывающую двери. Пластиковая заслонка поползла наверх. В ангар хлынул ледяной, очень сухой воздух.

Они вместе дотащили трупы до края ближайшей пропасти и спихнули вниз. Обмякшие куски мертвой плоти скатились по каменному откосу и исчезли в клубах облаков. Десвендапур был разочарован отсутствием каких бы то ни было обрядов. Он-то предвкушал экзотические пляски или песнопения! Но двуногий пробормотал лишь несколько слов, и эти слова, как показалось поэту, не были исполнены особого благоговения или почтения к усопшим.

Покончив с тяжким долгом, они вернулись в опустевший гараж. Десвендапур по мере сил помог человеку отчистить пол от крови. Когда Чило счел дело сделанным, он отступил на несколько шагов, утирая пот со лба и созерцая результаты работы. Десвендапур уже знал, что испускание прозрачной жидкости служит двуногим млекопитающим средством регуляции температуры тела, и сам неоднократно наблюдал это в лесу, однако зрелище пота, стекающего по коже, завораживало его, как и прежде.

— Ну, все! — Чило перевел дух.— Когда явятся покупатели, они не поймут, куда делись их ненаглядные жулики. Они, конечно, увидят, что воздушное судно на месте — тут уж ничего не попишешь,— но вряд ли немедленно решат, что с браконьерами что-то неладно. Искать их, конечно, станут, но с оглядкой и не спеша. К тому времени, как найдут тела — если вообще найдут,— и догадаются искать кого-нибудь вроде нас — вроде меня, во всяком случае,— мы уже будем на полпути к заповеднику. Если двинуть вдоль реки, она выведет меня в Синтуйю, где я сяду на воздушное судно до Лимы. И у меня еще останется предостаточно времени, чтобы успеть в Гольфито.

Чило вернулся к стене и вынул заряженное акустическое ружье из гнезда.

— Дорогая игрушечка, между прочим.

Он покрутил в руках суперсовременное оружие.

— Можно сказать, мы не зря сюда прогулялись. Теперь заберемся в кладовку и смоемся, пока нянька не пришла.

— Не могу.

Чило уставился на инопланетянина.

— Что значит «не могу»? Здесь-то ты точно оставаться не можешь!

Он указал на окно, выходящее на голое плато.

— Типы, которые явятся сюда за покойной парочкой, не задумаются запихать тебя в клетку.

«И никто на этом не заработает ни гроша»,— подумалось ему.

— Я им все объясню. Я скажу, что хочу изучать их,— усики зашевелились.— Быть может, нам удастся достичь взаимного соглашения.

— Да пошел ты со своим изучением знаешь куда!…— взорвался Чило. Транкс заметно дернулся. Монтойя вспомнил, что транксы весьма болезненно реагируют на повышение голоса, и взял себя в руки.

— Дес, ты не понимаешь. Те люди, которые сюда явятся, будут ужасно нервничать, ведь им не удалось связаться с этими двоими. Они прибудут быстро и бесшумно, и первое, что увидят — гигантского лупоглазого жука, бродящего на свободе вместо того, чтобы сидеть в клетке, как полагается домашнему животному. Почти наверняка они не станут задерживаться, чтобы насладиться ароматом роз — или жука, пахнущего, как розы. Они вполне могут разнести тебя на сотню кусков прежде, чем ты успеешь им «все объяснить».

— Но, может, они не станут стрелять, не разобравшись? — возразил Десвендапур.

— Да, ты прав. Может, и не станут.

Чило обогнул транкса и направился к коридору, ведущему в жилой дом.

— Я пошел собирать вещи. Если тебе угодно остаться здесь и доверить свою жизнь толпе жуликов повыше рангом, не имеющих ни малейшего представления о том, как себя вести в случае непредвиденного контакта с инопланетянами,— что ж, бога ради. А я скорее доверюсь обезьянам. Я иду в лес.

Десвендапур остался в ангаре один. Поразмыслив над возможными вариантами — вариантов было немного,— он вскоре развернулся и последовал за двуногим.

— Ты не понимаешь, Чило Монтойя. Дело не в том, что мне хочется остаться тут. Просто у меня нет особого выбора.

Чило, горстями перекладывавший пищевые концентраты из кухонного шкафа в свой рюкзак, даже не поднял головы.

— Да ну? Почему же?

— Разве ты не заметил, что у меня еле хватило сил помочь тебе перенести и сбросить вниз те два трупа? Это не потому, что они были такие тяжелые.— А потому, что здесь, наверху, воздух слишком сухой для моей расы. И, что еще важнее, температура близка к точке замерзания.

Чило остановился и обернулся к инопланетянину.

— Ладно. Я понимаю, проблема серьезная. Но отсюда путь ведет вниз, к заповеднику. Чем ниже мы будем спускаться, тем более жарким и влажным станет воздух, и тем лучше ты будешь себя чувствовать.

Голова в форме сердечка медленно кивнула в знак согласия, иструки и усики понимающе шевельнулись.

— Я знаю, это так. Но возникает один сложный и важный вопрос: достаточно ли быстро наступит нужная влажность и температура?

— Вот тут ничего не могу сказать,— ровным тоном ответил вор.— Я не знаю, долго ли ты способен терпеть.

— Я и сам этого не знаю. Но проверять боюсь. Клянусь крыльями, на которых больше нельзя летать, боюсь.

Из каких-то сокрытых, давно не востребованных глубин души Чило выкопал остатки сострадания.

— Может, мы сумеем соорудить для тебя что-то вроде теплой одежды? Сам я шить не умею, и автоматического портного тут вроде нет, но мы могли бы взять одеяла или что-нибудь похожее… Потому что иначе тебе останется сидеть тут и надеяться — авось ты сумеешь заговорить быстрее, чем они выстрелят. Либо попробовать поискать на плато другое убежище, достаточно далеко отсюда, чтобы они не стали тебя там разыскивать.

Транкс сделал отрицательный жест.

— Если уж мне придется идти, лучше направиться туда, где климат заведомо лучше здешнего.

Он повернулся и указал на унылый пейзаж за окном.

— Я не дойду и до первой долины прежде, чем суставы у меня начнут каменеть от холода. И не забывай, одна нога у меня сломана.

— Зато остальные пять здоровы! Ну ладно, думай сам.

И Чило снова принялся шарить в шкафу.

— Что бы ты ни решил, я помогу тебе, насколько получится — если на это не потребуется больше времени, чем я могу себе позволить.

В конце концов Десвендапур решил: хотя он теперь уже гораздо лучше говорит на человеческом языке, он все же владеет им недостаточно хорошо, чтобы рискнуть встретиться с клиентами убитых браконьеров. Он успел на опыте убедиться, насколько люди склонны к насилию и поспешным действиям в случае непредвиденных ситуаций. Те, кто прилетят сюда на розыски пропавших браконьеров, не знают, чего ожидать, и действительно вполне способны разрядить в него свои ружья прежде, чем он успеет объясниться.

Какое бы наказание ни ждало его по прибытии в колонию, смертной казни у транксов не существует. Весь вопрос в том, сумеет ли он добраться до благословенного тропического леса. Но, по всей видимости, у него не оставалось другого выхода, кроме как попытаться. По крайней мере, двуногий явно был уверен в успехе. Приняв решение, поэт принялся набирать припасы для себя из того, что имелось в жилище браконьеров, время от время прибегая к помощи человека, чтобы разобраться во множестве разноцветных коробок и пакетов.

Набив мешки припасами, человек и транкс занялись решением другой проблемы: как утеплить существо, чья анатомия в корне отличается от анатомии прямоходящего млекопитающего. Использовать одежду убитых оказалось невозможно: на Десвендапура ничто не налезало. В конце концов решили по возможности обмотать ему грудь и брюшко несколькими легкими одеялами, предназначенными для альпинистов. Увы, своими согревающими свойствами одеяла были обязаны по большей части нагревательным элементам, работавшим от энергии, распространяемой индукционной катушкой, которая стояла посреди единственной спальни. Вне здания и зоны действия катушки элементы бездействовали.

— Это самое большее, что я могу сделать,— сказал наконец Чило своему хитиновому спутнику. Вору не терпелось уйти.— Ничего лучшего тут не сыскать. Здесь все работает на электричестве. Естественно, они привезли сюда вещи, которыми можно пользоваться на месте. Будь мы в городе, там, пожалуй, нашлись бы старомодные, более толстые одеяла.

Он коротко кивнул в сторону ближайшего окна.

— Но я даже не знаю, далеко ли до ближайшей деревни. По дороге сюда не видел ни одной.

— Я тоже,— признался Десвендапур. Закутанный в одеяла, которые человек кое-как примотал веревкой, транкс представлял собой весьма забавное зрелище и сознавал это. Поглядев на себя в отражающую поверхность, Десвендапур вытащил скри!бер из кармана, теперь скрытого под импровизированным одеянием, и принялся декламировать.

Чило, подтягивавший ремень на своем рюкзаке, покосился на него с отвращением.

— Слушай, ты хоть когда-нибудь перестаешь сочинять? Завершив строфу, излучавшую мощное физиологическое чувство, транкс поставил прибор на паузу.

— Для такого, как я, прекратить сочинять — значит умереть.

Человек издал ворчание — один из самых первобытных звуков — и активировал дверную панель. Пластиковая дверь поползла вверх. Ледяной, жутко сухой воздух жадно хлынул в теплое помещение, быстро вымывая остатки благоприятной атмосферы. Десвендапур плотно сомкнул жвалы, чтобы смертельный холод не мог проникнуть в организм через пищеварительную систему. В таких случаях очень полезно не испытывать необходимости открывать рот, чтобы дышать. Двуногий прорезал в одеяле, окутывавшем грудь транкса, две длинных, узких щели, чтобы дать воздуху доступ к спикулам. Легкие Десвендапура судорожно сжались от соприкосновения с ледяной атмосферой. Он неуверенно шагнул вперед, стараясь не дрожать.

— Пошли. Чем скорее мы двинемся вниз, тем скорее доберемся до более теплого и влажного воздуха.

Чило ничего не ответил, только коротко кивнул, и они зашагали прочь от ангара.

Они нашли нечто вроде тропы, протоптанной, очевидно, какими-то зверями. Какими именно — Чило не знал, и его это не интересовало. Тропа была узкая, идти по ней они могли только гуськом. Возможно, ею нередко пользовались и сами браконьеры, спускавшиеся по ней в горный лес, уникальную экосистему на полпути от плато к джунглям, населенную редкими животными. Ламы такую тропку протоптать не могли — однако бродячие хищники вроде ягуара или очкового медведя, любившие ходить одним и тем же путем на протяжении многих поколений, способны были проторить дорогу в жесткой горной растительности.

Чило, чувствовавший себя в холодном горном воздухе куда лучше своего спутника, легко мо гбы его обогнать, но шестиногий транкс шагал по узкой тропке куда увереннее человека. В то время, как Монтойе приходилось внимательно глядеть под ноги и тщательно выбирать, куда ступить, Десвендапур шел себе и шел, поэтому практически не отставал.

В середине дня они остановились поесть у подножия небольшого водопада. Вокруг порхали огромные бабочки с крыльями, отливающими металлом; в пышных папоротниках, свисающих над мелодично журчащим потоком, роились мошки. Чило был бодр и полон сил, однако его спутник, очевидно, чувствовал себя куда хуже.

— Давай, жук, выше усы! — сказал Чило транксу.— Мы очень неплохо продвинулись.

Жуя полоску восстановленного мяса, он кивнул на облака, печально ползущие под ногами.

— Ты и сам не заметишь, как мы дойдем до мест, где царит жуткая жара и сырость.

— Этого я и боюсь.— Десвендапур весь сжался, пытаясь как можно лучше укрыться тонкими одеялами, которые висели на нем слишком свободно.— Что, когда мы туда дойдем, я уже ничего не замечу.

— Такой пессимизм свойствен всем транксам, или это твоя личная особенность? — поддразнил Чило.

Поэт безуспешно попытался подобрать под себя ничем не прикрытые ноги.

— Нам не свойственна человеческая способность приспосабливаться к самым суровым климатическим условиям. Мне трудно поверить, что ты можешь чувствовать себя хорошо в таком жутком месте.

— Ну, надо признать, тут и впрямь довольно прохладно. Но когда мы спустимся с высокого плато и окажемся в лесу, в воздухе для тебя будет достаточно влаги.

— Да, давление воздуха стало уже получше,— признал Десвендапур.— Однако тут все еще холодно, так холодно!

— Ешь, ешь свои овощи! — посоветовал ему Чило. Сколько раз в детстве матушка говорила ему то же самое? Чило улыбнулся воспоминанию. Однако улыбка не продержалась долго. Да, она ему так говорила — если только не била и не приводила домой очередного «дяденьку». «Дяденьки» сменялись раз в неделю или около того. Монтойя помрачнел и встал.

— Ладно, идем. Будем спускаться до тех пор, покаты не почувствуешь себя лучше.

Поэт с радостью поднялся, стараясь не стряхнуть с себя кое-как прикрученные одеяла и не перегрузить поврежденную ногу.

Но лучше ему не стало. Чило просто глазам своим не верил: состояние транкса ухудшалось с каждой минутой. Вскоре после привала инопланетянин начал спотыкаться.

— Со мной все… все в порядке,— проговорил Десвендапур в ответ на вопрос человека.— Мне просто нужно отдохнуть одно времяделение.

— Нет! — Чило был непреклонен.— Никакого отдыха. Здесь ты отдыхать не будешь.

Транкс уже начал опускаться на брюшко, но Чило подхватил его и поставил на ноги. Гладкий, жесткий хитин конечности транкса на ощупь оказался просто ледяным.

— Черт, да ты холодный, как эти камни!

Транкс устремил на него золотистые фасетчатые глаза.

— Мой организм кон центрирует тепло внутри, чтобы защитить жизненно важные органы. Я все еще могу идти. Мне нужно только отдохнуть, набраться сил.

— Ты будешь «отдыхать» очень долго, и тогда силы тебе больше не понадобятся,— мрачно ответил Чило.

А собственно, какая ему разница? Ну, помрет этот жук, и что с того? Он вполне может спихнуть тело с края узкой тропы в вон в ту пропасть, и богатые приятели убитых жуликов никогда его не найдут. В одиночку Монтойя сможет двигаться гораздо быстрее. Скоро он выйдет к реке, а оттуда уже недалеко до оплота цивилизации под названием «Синтуйя». Номера отеля с кондиционерами, нормальная еда, противомоскитные экраны, воздушное судно до Лимы или Икитоса, потом до Гольфито, встреча с Эренгардтом… Стоит перевести деньги — и франшиза его. Богатство, положение в обществе, хорошие костюмы, терновый джин, дорогие девки… И все будут его уважать. Его, Чило Монтойю!

Ему обещали это. Надо только протянуть руку и взять. Стоит ли возиться с жуком, пусть даже очень большим и разумным, когда впереди такие перспективы? До сих пор транкс не приносил ему ничего, кроме хлопот и проблем. Нет, конечно, он спас Чило жизнь там, в доме браконьеров, но, с другой стороны, ведь если бы они никогда не встретились, Монтойя не оказался бы в такой опасной ситуации! И, мало того, огромное членистоногое — еще и преступник, изгой среди своего собственного народа! Ладно бы Чило спасал какого-нибудь инопланетного святого или, на худой конец, крупного дипломата!

Конечности Деса снова подогнулись, он опустился на землю и съежился под своими одеялами. Даже усики его сложились, свернулись в тугие спирали, чтобы уменьшить потери тепла. Чило молча смотрел на него. Впереди манила тропа — узкая, протоптанная в дерне тропка, ведущая к широкой дороге, вымощенной золотом. Если повезет и тропа не оборвется, к ночи он будет внизу, а к завтрашнему вечеру придет в Синтуйю. Чувствовал он себя превосходно, и по мере того, как спускался все ниже, возрастающее содержание кислорода придавало ему новые силы.

Чило сделал пару шагов по тропе, обернулся, посмотрел через плечо.

— Пошли. Мы не можем останавливаться здесь, если хотим спуститься с гор до наступления темноты.

— Постой, погоди еще секунду! — взмолился транкс.

Голос его был еще более шелестящим, чем обычно.

Монтойя нетерпеливо ждал, глядя на непроницаемую пелену облаков, вечно окутывающую зеленые склоны.

— А, черт!

Он развернулся, подошел к инопланетянину, распластавшемуся по земле куском сине-зеленого льда, из-под которого торчали ноги. Чило перевесил рюкзак на грудь, повернулся к транксу спиной и наклонился.

— Давай. Вставай и забирайся. Дорога-то под горку. Ноги в руки!

— Ноги в руки? — почти прозрачная защитная мигательная перепонка дрогнула.— Что это значит?

— Да скорей же! — Чило спешил и злился на себя, ему было не до дурацких вопросов.— Клади свои верхние конечности мне на плечи, вот сюда.— Он похлопал себя по плечам.— И держись крепче. Я тебя немного пронесу. Когда мы спустимся пониже, станет теплее, и вскоре ты снова сможешь идти сам. Вот увидишь.

— Ты… ты меня понесешь?

— Не понесу, если ты будешь так сидеть, шипеть и чирикать! Вставай, черт тебя подери, пока я не раздумал!

Холодные, жесткие руки вцепились ему в плечи. Ощущение оказалось странным и жутковатым, как будто на спину к нему карабкался огромный краб. С помощью всех четырех верхних конечностей транксу удалось как следует уцепиться за верхнюю часть туловища человека. Посмотрев на себя, Чило увидел тонкие пальцы, сомкнувшиеся у него на груди под рюкзаком. Транкс держался крепко, но при этом как-то ухитрялся не сдавливать ему грудь. Инопланетянин был достаточно плотен, но не сказать чтобы чересчур тяжел.

Чило решил, что ненадолго его хватит, тем более дорога шла все время под гору. Главная опасность состояла не в том, что он рухнет под весом жука, а в том, что споткнется или поскользнется на неровной тропе.

Изогнувшись и посмотрев назад и вниз, Чило увидел четыре остальных конечности инопланетянина, висящие свободно вдоль его собственных ног. В нос ударил изысканный аромат транкса. И, окутанный благоуханием, Чило продолжил спускаться.

— Ты только держись! — сердито бросил он своей неподвижной ноше.— Когда станет потеплее, тебе получшает.

— Да…

Чило почувствовал, как у самого его плеча шевельнулись четыре жвалы, и его едва не передернуло.

— Когда станет потеплее. Не знаю, как тебя благодарить.

Знакомые слова в произношении инопланетянина казались странными и непривычными.

— И постарайся пока не трепаться,— добавил Чило.

Поэт послушно умолк.

Постепенно человек приспособился к добавочному весу и зашагал быстрее. Ближе к вечеру скорость спуска существенно возросла. Слава богу, транкс, верный своему слову, молчал. Он даже не спросил, когда они остановятся перекусить. Такое поведение инопланетянина вполне устраивало Монтойю.

К тому времени, как затуманенное солнце начало валиться за Анды, в сторону Тихого океана, они, по расчетам Чило, находились уже на полпути к джунглям. Завтра к полудню окажутся у подножия гор, где станет слишком жарко и влажно для человека, а для транкса — в самый раз.

— Пора слезать! — объявил Чило своему пассажиру.

Транкс медленно отцепил лапы одну за другой от груди человека и плюхнулся наземь.

— Без твоей помощи я бы так далеко не ушел.

Крепко придерживая одеяла иструками и стопоруками, поэт выбрал бревно, которое должно было служить ему постелью этой ночью, и кое-как оседлал его всеми четырьмя ноголапками. Гнилое дерево оказалось сырым и неприятно холодило незащищенное брюшко.

Чило, сам не зная почему, решил подбодрить спутника.

— Ну, здесь-то тебе должно стать получше. Тут все же теплее, тебе должно быть уютнее.

— Да, теплее,— согласился транкс— Однако не настолько тепло, чтобы я мог чувствовать себя уютно.

— Потерпи до завтра,— сказал Чило. Он опустился на колени рядом со своим рюкзаком и достал оттуда одну из бездымных зажигательных палочек, которые позаимствовал в логове браконьеров. Вообще-то такие палочки предназначались для разведения костров, но в отсутствие сухих дров придется зажечь несколько штук и сложить из них костерок. Что поделать, искать сухой хворост в тропическом лесу — все равно, что искать орхидеи в тундре.

Возясь со своим незамысловатым ужином, Чило обратил внимание, что транкс не двигается с места.

— Ты разве не собираешься есть?

— Не хочется. Слишком холодно.

Усики транкса наполовину развернулись, но все еще напоминали спирали.

Чило покачал головой, встал и принялся рыться в мешке инопланетянина.

— Для расы, покоряющей космос, вы не слишком-то выносливы.

— Наша раса развилась и до сих пор предпочитает жить под землей,— даже сложные жесты транкса, обычно такие изящные, выглядели сейчас какими-то вялыми.— Трудно научиться приспосабливаться к неблагоприятным климатическим условиям, когда тебе не приходится с ними сталкиваться.

Чило пожал плечами и залил водой сублимированные фрукты. По крайней мере, добыть воду для восстановления сублимированной пищи в горном тропическом лесу труда не составляет. Сейчас, с наступлением вечера, капельки воды уже начали оседать у него на коже и одежде. Так что, невзирая на одеяла, им все же предстоит пережить по крайней мере одну холодную, сырую ночь на крутом склоне горы. Однако горячая еда и питье должны помочь путешественникам справиться.

Несмотря на то, что Дес не проявлял особого интереса к пище, он все же поел, только медленно и неохотно. Расправляясь с собственным ужином, Чило все поглядывал на спутника.

— Ну как, получшало? — спросил он, когда оба покончили с едой.

Чрезвычайно интересно было наблюдать, как жук чистит иструками жвалы. Это зрелище напоминало Чило богомола, обирающего последние кусочки добычи со своих острых, как бритва, челюстей.

— Да, как будто получшало.

Стопорука выписала в воздухе непонятный узор, в то время как иструки продолжали выполнять гигиенические процедуры. Чило вдруг подумал, что иметь четыре руки очень и очень неплохо.

— Этот жест,— пояснил Десвендапур,— выражает самую сердечную благодарность.

— Вот такой, да?

Чило замысловато выгнул руку, пытаясь повторить жест.

Инопланетянин не стал смеяться или критиковать неуклюжую попытку.

— Верхнюю часть движения ты воспроизвел верно, однако нижняя должна выглядеть вот так.

Он показал. Чило еще раз попытался воспроизвести сравнительно несложный жест.

— Так лучше,— сказал Десвендапур.— Попробуй еще раз.

— Я и так делаю все, что могу!

Бормоча себе под нос, Чило развернул руку еще замысловатее.

— Просто у меня от плеча до запястья три сустава, а у тебя-то четыре!

— Ну да, так достаточно похоже.

Стопорука вытянулась и отдернулась назад под строго определенным углом.

— А этот жест обозначает согласие.

— Стало быть, теперь мне придется учиться кивать рукой? — чуть заметно улыбнулся Чило.

Урок продолжался до тех пор, пока совсем не стемнело. Им пришлось ограничиться лишь простейшими жестами. Дело было даже не в том, что Чило оказался недостаточно гибок, просто для более сложных жестов требуется две пары рук, и от этого никуда не денешься. Несмотря на искреннее желание вора учиться, ему оказалось нелегко сообразить, что он может улечься на спину и дрыгать в воздухе всеми четырьмя конечностями, точно перевернутая черепаха.

Наступило утро, пасмурное, прохладное и влажное. Чило зевнул и перевернулся в своем спальнике. Ночью было сыро и довольно холодно, но не слишком. Температура здесь все-таки значительно выше, чем на плато наверху.

Чило потянулся и сел, высунувшись из-под одеяла. Поглядев направо, он увидел, что его спутник-инопланетянин еще спит, съежившись под своим импровизированным одеянием, плотно прижав все восемь конечностей к груди и брюшку.

— Пора двигаться! — безжалостно объявил Чило. Он встал и почесался.— Пошли! Если будем идти достаточно быстро, к вечеру окажемся внизу. Я сейчас размочу тебе брокколи или еще какой-нибудь зеленой дряни.

Из всех земных фруктов и растений, которые перепробовал транкс, он особенно одобрил брокколи. С точки зрения Чило, это лишь подчеркивало, насколько велика пропасть между их расами.

Транкс не отозвался, ни словесно, ни изящными, теперь уже более или менее понятными жестами. Чило подошел к нему и потыкал носком сине-зеленое тело.

— Давай, Дес, проснись и пой! Тем более петь — твое любимое занятие.

С виду транкс выглядел в точности как обычно. Все тот же сине-зеленый металлический блеск, исходящий от надкрылий и конечностей, головы и шеи. Многочисленные зрачки фасетчатых глаз, каждый из которых, величиной с мужской кулак, отражали утренний свет множеством золотых зайчиков. Однако все же что-то было не так. Чило дол го не мог понять, в чем дело, пока до него, наконец, не дошло.

Он не чувствовал знакомого аромата.

Запах исчез. Тонкое цветочное благоухание, постоянно сопровождавшее транкса, пропало бесследно. Наклонившись, Чило принюхался, но пахло лишь чистым горным воздухом. Потом человек заметил, что, кроме запаха, исчезло и еще кое-что. Он наклонился и боязливо толкнул транкса обеими руками.

Инопланетянин, жесткий, как будто замороженный, повалился на бок. Одеяла всколыхнулись, будто темные крылья. Теперь они стали погребальным саваном. Окаменевшие ноги и руки остались согнутыми в прежнем положении, поджатыми и тесно притянутыми к телу.

— Дес! Давай, поднимайся, некогда мне тут нянчиться со всякими жуками. Вставай!

Он опустился на колени, взялся за одну из рук и осторожно потянул. Рука не разгибалась, транкс никак не реагировал. Чило ухватился обеими руками и потянул сильнее.

Раздался резкий сухой треск. Верхний сустав сломался, и иструка осталась в руках испуганного Чило. Из переломившейся конечности начала сочиться кровь, темно-красная с зеленым отливом. Ошарашенный Чило выпрямился и отшвырнул обломок конечности в сторону. Однако и на эту ампутацию инопланетянин никак не отреагировал. Чило был ошеломлен. Он понял, что Десвендапуру уже все равно.

Он плюхнулся наземь, не обращая внимания на сырость травы и холод земли, и тупо уставился на инопланетянина. Чило не верил своим глазам. Жук сдох…

«Нет,— поправился он.— Поэт умер. Как же его… Десмельпер… Дрешенвер…

«Твою мать!» — выругался он. Он так и не научился выговаривать имя спутника. А теперь, наверно, и никогда не научится, поскольку владелец имени больше никогда не сможет объяснять ему тонкости транксского произношения. Чило вдруг пожалел, что невнимательно слушал рассказы инопланетянина. И еще о многом он пожалел.

Ну, очень жаль, но, в конце концов, это не его вина. Жизнь любого разумного существа зависит в том числе и от превратностей судьбы. И если жизнь транкса закончилась тут, на холодном и сыром склоне центральных Анд, это не означает, что Чило Монтойя обязан последовать за ним. Судьба ведет его дальше, сперва в Гольфито, а оттуда — на теплое местечко в Монтеррее. Его совесть чиста.

Что до жука, он, Монтойя, ничем ему не обязан. Черт побери, Дес вообще не с этой планеты! И если погиб здесь — лишь из-за собственных действий, предпринятых по доброй волей в здравом уме. В том, что все закончилось так печально, Чило не виноват, и вообще никто не виноват. Шел; не дошел; погиб в пути. Чило не раз видел, как такое бывает, только с собственными сородичами. Подумаешь. Ничего особенного.

Отчего ж у него так погано на душе?

«Не будь смешным»,— говорил он себе. Он сделал для инопланетянина все, что мог — также, как и инопланетянин для него. Им обоим не о чем жалеть и не за что извиняться. Если бы двум разумным существам пришлось предстать перед судом, оба могли бы искренне утверждать, что вели себя друг с другом по справедливости. И к тому же, если бы все вышло наоборот, и это он, Чило Монтойя, лежал сейчас в траве мертвый и неподвижный, что стал бы делать транкс? Конечно, вернулся бы к собственному народу, а его оставил гнить позабытым и позаброшенным.

Потому Чило Монтойя могспокойно отправляться дальше.

Но колебался. Остановить его было некому. Поблизости не маячили свидетели, с упреком следя за ним из глубин тропического леса. Единственное, что его удерживало, исходило откуда-то из глубины его существа, хотя откуда именно, Чило понять не мог. Это было неразумно, а Чило Монтойя определенно являлся человеком разумным. Все, что он когда-либо видел и знал, все, что привык считать самим собой, требовало взять вещи и идти своей дорогой. Опустить голову и шагать вперед, бросив ставший ненужным лагерь. Прийти в манящую Синтуйю, снять комфортабельный номер в гостинице, заказать билет на воздушное судно — и получить наконец заветную франшизу. Вся его жизнь тянулась непрерывной цепью несчастий и неудач. До сих пор.

Решительно стиснув зубы, Чило закатил тело вместе с одеялами в густой темно-зеленый кустарник. Так его не увидят сверху, а тропический лес постепенно его ликвидирует. Хотя здесь, в поясе вечных облаков, не было особой опасности, что кто-то что-то заметит сверху.

Чило рывком поднял рюкзак, закинул на спину, проверил ремни и, не оглядываясь, зашагал вниз по тропе. Но не успел пройти и нескольких шагов, как споткнулся о что-то твердое. Выругавшись, Чило собрался было пинком отшвырнуть с дороги сучок, как вдруг увидел, что это вовсе не сучок. Под ноги ему попалась та самая рука, которую он нечаянно отломал у мертвого транкса.

Сейчас, отдельно от тела, она выглядела искусственной. Эти жесткие, изящные пальцы не могли принадлежать живому существу. Изысканная, узкая и в то же время функциональная рука теперь была не нужна своему бывшему владельцу — а уж ему, Чило, и подавно. Он наклонился, подобрал ее, повертел в руках, равнодушно отбросил через плечо и зашагал дальше.

Миновав очередные заросли, он вышел на поляну — и остановился. Тропический лес цветет непрерывно круглый год. И впереди вздымалось дерево, подобное полыхающему пожару на фоне зеленого камня. Раскидистый зонтик, усеянный ярко-алыми цветами. Колибри висели над цветами, упиваясь обильным нектаром, а ослепительно-голубые бабочки-морфы порхали меж ветвей, подобно чешуйкам некой фантастической лазурной рыбы. Чило долго стоял и смотрел на дивное зрелище. Потом, сам не зная почему, развернулся и пошел назад.

Глава двадцать вторая

Новое место работы не особенно нравилось Шэнон, однако оно было повышением по сравнению с материалами о туризме и восстановлении лесов, которыми она занималась раньше. По крайней мере, в Икитосе есть куда пойти и чем развлечься, и жители города могут укрыться от тягостной жары и духоты хотя бы в магазинах, оборудованных кондиционерами. Шэнон знала — ей достался не самый плохой вариант. Компания могла бы поручитьей освещать тропические исследования. То есть неделями жить в джунглях с учеными, которые будут снисходительно отвечать на твои вопросы, но всем своим видом демонстрировать, что ты отрываешь их от куда более важных дел. Да, назначение в окружной офис в Икитосе — лучше, гораздо лучше.

Кроме того, это еще давало возможность делать нечто большее, чем просто передавать новости. В дебрях большого города и его пригородов разыгрываются такие человеческие трагедии, каких в джунглях днем с огнем не сыщешь. Взять хотя бы ту, которая подвернулась ей сегодня утром. На широких просторах заповедника пытались затеряться многие подонки и отбросы общества, но рано или поздно автоматические следящие устройства обнаруживали их и беглецы попадали в руки лесничих.

Единственное, чем сегодняшний случай отличался от других, так это тем, что данный субъект обвинялся не в каком-нибудь мелком мошенничестве, хулиганстве или браконьерстве. Он разыскивался за убийство. В Икитосе случалось всякое, но убийство было редкостью. Продвинутых правоохранительных технологий вкупе с угрозой полного, а не частичного промывания мозгов обычно хватало, чтобы предотвратить большую часть возможных убийств.

Однако вовсе не убийство сделало данный случай лакомым куском для журналиста. Убийца утверждал, что у него якобы есть «потрясающий сюжет». И Шэнон сделалось интересно посмотреть, действительно ли рассказчик так же безумен, как его рассказ.

У дверей комнаты для свиданий стоял охранник; и неудивительно — ведь внутри находился человек, обвиняемый в тяжком преступлении. Шэнон уже просканировали на предмет наличия оружия и прочих запрещенных предметов. Она предъявила охраннику свое удостоверение личности, тот кивнул и нажал на кнопку. Стальная дверь ушла в стены, охранник отступил в сторону и пропустил Шэнон.

Одинокий человек, сидевший по другую сторону стола, выглядел не особенно многообещающе. Шэнон подумала, что, возможно, она только попусту потеряет время. С другой стороны, делать ей сейчас все равно было практически нечего. Она достала и включила записывающее устройство, предварительно убедившись, снят ли чехол и чистый ли объектив. Специальный пыле- и грязеотталкивающий пластик блеснул в свете тусклых ламп под потолком.

Короткая вспышка привлекла внимание заключенного. Он поднял голову, и Шэнон смогла разглядеть его получше. Надо сказать, ее мнения о парне не изменилось к лучшему. Как и взгляд, которым заключенный уставился на нее.

— Я ждал репортера, а мне прислали красотку! — заключенный мерзко ухмыльнулся.— Может, попросим того копа затемнить окно?

Он кивнул на дверь.

— Как насчет того, чтобы помалкивать и не пялиться, а просто отвечать на мои вопросы? — резко ответила она.— Иначе я уйду, а вы можете развлекаться сами с собой, пока вами снова не займутся следователи. Они-то ваших сумасшедших историй слушать не станут!

Игра в «крутого мужика» немедленно закончилась. Заключенный отвернулся и, неловко перебирая пальцами, словно он не знал, куда девать руки, пробормотал:

— Сначала вы должны помочь мне вернуть мои личные вещи.

Ее выщипанные и подкрашенные бровки сошлись к переносице.

— Какие личные вещи? В досье сказано — когда вас обнаружили в лесу, на вас была только одежда.

Заключенный наклонился впереди понизил голос до заговорщицкого шепота:

— Когда я понял, что лесничие меня засекли, я зарыл рюкзак. А без моих шмоток вы не поверите ни слову из того, что я скажу.

— Я вообще сомневаюсь, что поверю хоть одному вашему слову, потому какая разница? И что же такого было в вашем несчастном рюкзаке, чтобы прятать его от лесничих? Наркотики? Драгоценные камни?

Он снова ухмыльнулся, на этот раз самодовольно.

— Доказательства. Доказательства моего сюжета.

Шэнон печально покачала головой и выключила записывающее устройство. Нечего зря перегружать ячейки памяти.

— Да нет у вас никаких доказательств! Ни в каком-то таинственном закопанном рюкзаке, ни где бы то ни было. Ваша история просто безумна. Такого не бывает.

Заключенный плотно стиснул губы, но ухмыляться не перестал.

— Тогда зачем вы сюда приперлись?

Она неуверенно пожала плечами.

— Ну, потому, что это звучало несколько по-другому, чем остальная сумасшедшая чушь, которой обычно заполняются пробелы в выпусках вечерних новостей. И я подумала, вас можно будет привести в пример того, как некоторые преступники пытаются увильнуть от законного возмездия. Но пока мне просто скучно. Ничего нового я не услышала.

— Отыщите мой рюкзак, и вы увидите до черта нового.

Шэнон тяжело вздохнула.

— Я ознакомилась с соответствующей информацией. Никаких транксов в заповеднике нет. В этом полушарии вообще нет транксов. Их присутствие на Земле, как и присутствие всех прочих представителей недавно обнаруженных разумных рас, ограничено одной-единственной орбитальной станцией, оборудованной соответствующей техникой. Особо важные личности, в ранге эйнта или даже выше, иногда бывают на планете, под строгим наблюдением, но их не выпускают за пределы официальных зданий в Ломбоке или Женеве. Даже если бы один из них и очутился здесь каким-то образом, он бы попросту не выжил.

Заключенный снова наклонился к ней и настолько понизил голос, что Шэнон была вынуждена тоже наклониться к нему, чтобы разобрать слова. Эта близость ее раздражала. Несмотря на санобработку, которой подвергли подозреваемого — как и всякого нового заключенного,— от него по-прежнему сильно несло заповедником и его собственным малоприятным запахом.

— Вы совершенно правы. Один бы точно не выжил. А вот соответствующим образом подготовленная и экипированная группа — еще как.

Шэнон закатила глаза и отвернулась. Хватит с нее этого убийцы и его жалких фантазий.

— Ну да, теперь вы попытаетесь меня убедить, будто где-то в заповеднике бродит даже не один, а целая группа транксов? И никто ее до сих пор не заметил? Вы, Чило Монтойя, должно быть, принимаете меня за слабоумную! Если лесничим удается отлавливать даже людей-одиночек, таких, как вы, изо всех сил старающихся остаться незамеченными, неужто вы думаете, они не заметили бы транкса? А уж тем более целую группу инопланетян?

— Если бы транксы не вылезали из-под земли и им вдобавок содействовали люди — да, не заметили бы,— отпарировал Монтойя.— И потом, я не старался остаться незамеченным. Сперва старался, а потом перестал. Мне, наоборот, было нужно, чтобы меня подобрали.

Шэнон неуверенно нахмурилась. Ее раздражение улеглось — ровно настолько, чтобы позволить пробудиться хотя бы слабому интересу.

— Из-под земли?То есть вы хотите сказать, в заповеднике под землей нелегально действует группа транксов?

Губы заключенного опять сложились в самодовольную улыбочку.

— Нет, не группа. Улей. Колония.

Его тон сделался вызывающим.

— В заповеднике не десяток и не два транксов. Их там сотни. И они явились не затем, чтобы глазеть на цветочки или ловить бабочек. Они там живут. И размножаются.

Шэнон пристально уставилась на него, на тощего, самовлюбленного человечишку, который сидел, сложив руки на груди и нагло ухмыляясь. Он не отвел глаз. Ей захотелось встать и уйти, но она сдержалась.

— И в вашем рюкзаке есть то, что может доказать это из ряда вон выходящее заявление?

— Ага, так значит, моя «сумасшедшая» история все же годится для вечерних новостей?

Теперь он дразнил ее. Но Шэнон на такое не поймаешь.

— Дайте мне координаты вашего рюкзака, и мы посмотрим, что там. Если там и вправду что-то есть. Если он вообще существует, этот ваш рюкзак.

— О, еще как существует! — Монтойя мельком покосился на дверь.— Но сперва нам надо заключить нечто вроде соглашения. Официально, при свидетелях.

— Соглашения? — Шэнон подобная идея не обрадовала. Суммы, выделявшиеся бюро на ее расходы, были весьма и весьма ограниченными. Икитос — вовсе не Париж.— Какого еще соглашения?

Монтойя расслабился — кажется, впервые с того момента, как она вошла в комнату.

— Ну, вы же не думаете, что я собираюсь поделиться с вами сюжетом века исключительно по доброте душевной?

На миг его взгляд сделался отсутствующим, голос понизился до шепота.

— Должен же я как-то возместить свои расходы. Я ведь уже опоздал к назначенному сроку. Я, считай, отказался от франшизы. Ради этого.

Он покачал головой, словно бы удивляясь.

— Должно быть, я и впрямь сошел с ума. Да, и еще одно: все будет изложено так, как я скажу. Хочу иметь право участвовать в подготовке материала.

Шэнон уже готова была расхохотаться, но увидела, что заключенный не шутит.

— Значит, мало того, что вы убийца, вы хотите стать еще и журналистом?

Он опустил глаза.

— Убийство в Сан-Хосе произошло случайно. Я так и скажу на суде.

Он снова улыбнулся, хитро и всезнающе.

— Слушание, разумеется, будет закрытым. Вот увидите. Я слишком много знаю, а правительство не любит, когда люди, знающие слишком много, бегают на свободе и болтают направо и налево. Но дело стоящее. Я обещаю.

Шэнон выпрямилась и включила записывающее устройство.

— Ладно, забудем о пустяках. Так почему вы считаете, будто способны самостоятельно изложить сюжет?

Монтойя сложил губы трубочкой и послал ей воздушный поцелуй. Шэнон с отвращением отшатнулась.

— Надо понимать, вы уже приобрели мой сюжет?

Рюкзак оказался на месте, на удивление далеко к югу. Он был зарыт в небольшом углублении между корней двух фиг-душительниц. Именно там, где и говорил Монтойя. Впрочем, сам по себе данный факт ничего не означал. Присутствие вполне узнаваемого и действующего транксского прибора тоже ничего не доказывало, кроме того, что владелец рюкзака мог иметь доступ к каналам продажи контрабандных товаров — а это не большая сенсация. Зато кусок руки транкса — другое дело. Рука оказалась довольно свежей и весьма тщательно упакованной, поэтому даже не начала разлагаться, несмотря на пребывание в агрессивной среде тропического леса. Все вместе могло служить если не доказательством, то, по крайней мере, подтверждением истории, рассказанной заключенным.

В следующий раз Шэнон наведалась к Монтойе не одна. С ней пришли двое комментаторов из ее компании, а также морщинистый и седовласый главный редактор.

Заключенный встретил их любезно, но настороженно. На столе между ними лежал обломок конечности инопланетянина и прибор, вынутый из зарытого рюкзака. С виду обе улики казались нетронутыми, хотя на самом деле их подвергли самому тщательному исследованию на предмет установления подлинности. Подлинность была доказана. И теперь исполненным любопытства представителям прессы оставалось выяснить, как эти удивительные предметы попали в столь неподходящие руки — к мелкому преступнику, чье прежнее местожительства находилось далеко на север от Панамского перешейка.

Одна из журналисток подвинула прибор через стол в сторону Чило.

— Мы знаем, что этот предмет сделан инопланетянами, но не понимаем, для чего он служит и как действует.

— Я знаю. Это скри!бер. Я же вам говорил: Дес был поэтом. Это не значит, что он просто кропал стишки. У транксов поэзия — искусство, которое сродни театру. Я знаю, потому что он пару раз выступал для меня.

На его лице появилась скупая, печальная улыбка.

— Я, правда, мало что понял. Я ведь не понимал ни слов, ни жестов. И он еще все время стрекотал и присвистывал. Но, Боже мой, до чего же это было прекрасно!

Репортерша, задавшая вопрос, едва не расхохоталась, но ее напарник предостерегающе сжал ее руку. Он наклонился вперед и понимающе сказал:

— Меня зовут Родриго Монтеверде, я из парламентского округа. Мне не доводилось видеть таких представлений, о которых вы говорите. Но я разговаривал с людьми, которые их видели. Ваши описания совпадают.

— Те транксы выступали для официальных лиц,— невозмутимо заметил главный редактор.— Пару раз их выступления показывали по трехмерке. Он мог просто видеть запись.

Шэнон осторожно пододвинула к заключенному кусок отломанной конечности.

— А как насчет этого? Что это такое?

Монтойя опустил взгляд, посмотрел на сине-зеленые пальцы. Внутри у него все перевернулось, и грудь пронзила острая боль, но внешне он остался все таким же равнодушным.

— Это? Это останки моего друга.

Он поднял глаза, улыбнулся Шэнон, потом перевел взгляд на седовласого. Заправлял всем явно седой.

— Я предлагаю вам самый потрясающий сюжет за последнюю сотню лет. Он вам нужен, или мне поговорить с какой-нибудь другой информационной корпорацией?

Главный редактор остался невозмутимым, но в уголке его губ возникло нечто, похожее на улыбку.

— Нужен, конечно,— если за вашим предложением стоит что-то действительно серьезное. Весь вопрос в том, что нужно вам?

Он кивнул в сторону репортерши.

— Мисс Шэнон сообщила мне ваши требования, но в подробности не вдавалась.

Все глаза выжидающе уставились на заключенного. Чило наслаждался всеобщим вниманием. Оно давало ему возможность чувствовать себя кем-то… кем-то важным.

— Вот так-то лучше! Ну, во-первых, я хочу, чтобы меня отмазали от всего, что на мне висит, и что на меня еще повесят.

— Я так понимаю, вы совершили убийство.

Тон Шэнон был сух, как пыль. Чило ей не нравился. Он это знал. Но это его не волновало. Важно было одно — она увидела возможность создать великую сенсацию. Он, Чило, не единственный, для кого слово «великий» имеет значение. Большая часть мира до сих пор держится на этом.

— Я вам уже говорил, все вышло случайно. Старому идиоту приспичило разыгрывать из себя крутого, он бросился на меня и схватился за пушку. Никто не пришьет мне умышленное убийство. Подвергните ментальному сканированию его вдову, и увидите, что я говорю правду.

— И тем не менее,— неумолимо продолжал главный редактор,— по вашей вине погиб невинный человек.

— Замните дело,— сказал Чило резким тоном, не допускающим возражений.— Я же знаю, на что способна пресса. И пусть не только все обвинения будут сняты, но и мое досье ликвидировано. Я хочу начать жизнь заново. С чистого листа.

— Чтобы иметь возможность замарать его снова? — вздохнул редактор.— В принципе, то, о чем вы просите, реально. Дорого, сложно, но реально. Особенно если подтвердятся ваши слова насчет вдовы. Что еще?

— И некоторое количество кредитов на мой счет. Насчет суммы я пока не решил. Можем обсудить потом детали вместе.

Его тон сделался задумчивым и печальным:

— Вы мне, наверно, не поверите, но, позволив себя поймать, я пожертвовал кучей денег. Вы просто не можете себе представить, какой кучей. Более того: я пожертвовал карьерой.

— Как благородно с вашей стороны!

Пока редактор говорил, все три репортера строчили в блокнотах.

«Заметки!» — подумал Чило. Что мы, в сущности, собой представляем, как не набор чьих-то чужих заметок? И, когда мы умираем, вся наша дальнейшая судьба зависит от того, какие заметки остались о нас у других людей. Если мы не потрудились сделать кое-какие записи сами…

— И еще одно,— Чило подвинул скри!бер инопланетянина к Шэнон.— Я хочу, чтобы все, что здесь записано, было опубликовано. Я не знаю, что значит «опубликовано» в данном случае и как вы все провернете, ведь это не похоже на человеческую поэзию. Но я хочу, чтобы это было сделано. Я хочу, чтобы все было опубликовано и распространено. И среди транксов, и тут, на Земле.

— Распространено? — насмешливо переспросила Шэнон.

— Послушайте, я, конечно, человек бедный, но не тупой. Я хочу, чтобы искусство Деса… ну, обрело известность. Чтобы его могли видеть все.

— Но ведь нам, людям, оно ничего не скажет,— заметил другой репортер.

— Может, и не скажет. Но, как бы то ни было, транксам придется ознакомиться с ним, хотят они того или нет. Когда оно будет опубликовано, транксы не смогут не обращать на него внимания. Это действительно большое, серьезное произведение. Великая вещь.

Он зажмурился. Крепко зажмурился.

— Куда более великая, чем все, что я смогу сделать за всю свою жизнь.

Открытая враждебность и презрение, которые испытывала к нему Шэнон, впервые сменились неуверенностью.

— Откуда вы знаете, если вы ничего не понимали?

— Я сужу по тому, как Дес в это верил, по тому, как он об этом говорил, по тому, как он мне это показывал. Хотя я почти ничего не понимал. Я знаю, потому что он пожертвовал всем, чтобы попытаться достичь чего-то важного. Я сам не художник и не артист. Я не умею ни лепить, ни рисовать, ни плести световые картины, ни даже писать как следует. Но я понимаю истинную страсть, когда встречаюсь с ней.

Он внезапно просиял.

— Да! Вот что было в Десе: он был страстен! Эта штуковина,— он похлопал скри!бер,— полна страсти, и я хочу, чтобы она выплеснулась наружу, чтобы все могли ее видеть.

Главный редактор впервые несколько оживился.

— Почему? Почему вас волнует, что будет с произведениями какого-то малоизвестного инопланетного поэта? Вы не интересуетесь искусством. Оно для вас ничего не значит. И он тоже ничего не значил для вас.

— Я не знаю. Быть может… быть может, дело в том… мне всегда казалось, что следует стоять на своем, даже если остальное общество с тобой не согласно, и не следует умирать просто так, без всякого смысла. Я знал многих, кто умер бессмысленно. Я не хочу, чтобы такое случилось со мной, и не хочу, чтобы такое случилось с Десом.

Он пожал плечами и отвернулся к единственному окну, слишком узкому, чтобы через него можно было протиснуться. За окном лежал город, а за городом — джунгли.

— Хотя, наверно, со мной такое все равно случится. Во мне-то нет ничего особенного. Никогда не было, и, вероятно, никогда не будет. Но я позабочусь о том, чтобы с ним такого не произошло.

Репортеры почтительно ждали, пока редактор взвесит и обдумает слова заключенного. Поразмыслив, тот снова обернулся к Чило.

— Хорошо. Мы выполним ваши требования. Все требования. Разумеется, при условии, что ваши радужные рассказы не окажутся мыльным пузырем.

Расслабившийся Чило откинулся на спинку стула. Несмотря на то что компания нашла рюкзак со всем его неоспоримо инопланетным содержимым, Монтойя все же до самого конца не был уверен, что репортеры на это купятся. И, судя по всему, он вскоре сможет снова спокойно ходить по улицам. Погибший транксский поэт стоил ему карьеры, но зато приобрел для него свободу.

Однако предусмотреть того, чем обернется для него свобода, Чило не мог. Он рассчитывал на свободу — но не на славу.

Служащие компании принялись обшаривать указанный им сектор джунглей, и не прошло нескольких недель, как улей был обнаружен. Сенсация мирового масштаба! Скандал разразился жуткий. Оказавшись выставленными на всеобщее обозрение, представители колонии и их тайные союзники-люди волей-неволей ввязались в дело, исход у которого мог быть только один.

Когда вся тщательно выверенная дипломатия рухнула, представители людей и транксов стали пытаться собрать хотя бы обломки. Им поневоле пришлось форсировать развитие межрасовых связей и внести предложения, которые изначально предполагалось внести лишь много лет спустя. Первые договоры между людьми и транксами оказались составлены — и подписаны — лет на двадцать-сорок раньше, чем замышляли дипломаты. Обеим расам просто ничего не оставалось, как разбираться с непредсказуемыми последствиями. Потому что в противном случае мог произойти разрыв официальных отношений, грозивший перерасти в открытую вражду.

Колонию в дельте Амазонки сохранили — но лишь при условии, чтобы людям срочно предоставили возможность организовать аналогичную колонию на родной планете транксов Ульдом, в дополнение к значительно меньшему поселению на Ивовице. Для колонии избрали место на возвышенности, которую двуногие вскоре привыкли называть Средиземным плато. Для транксов эта местность являлась слишком сухой и холодной. Неожиданные события вынудили людей и транксов столкнуться лицом к лицу, и вскоре обе расы обнаружили друг у друга такие точки соприкосновения, каких официальная дипломатия вовек бы не нашла. И были предприняты первые робкие шаги для преодоления отвращения, которое обе расы испытывали к внешнему виду друг друга.

А что же Чило Монтойя? Он, в сущности, хотел лишь спокойно вернуться в свой мир трущоб, где он родился и вырос, но уже при деньгах. Однако внезапно обнаружил, что из мелкого уличного воришки превратился в пионера первого межрасового контакта. К подобной широкой известности он вовсе не стремился, но когда стала известна роль беглого вора во всем этом деле, у него попросту не осталось выбора. Чило Монтойю осаждали репортеры, жаждущие взять интервью, он попал в программы мировых новостей, ему постоянно напоминали о том, как мало он знает, задавая вопросы, на которые он не мог ответить, и спрашивая его мнение о предметах, о которых он отродясь не имел никакого мнения. Ему все время приходилось торчать на виду у любопытного света, не имея возможности ни на миг укрыться от назойливого внимания. Его постоянно гоняли, шпыняли, допрашивали, цепляли, он сделался притчей во языцех и предметом умных рассуждений, и вскоре уже начал жалеть, что ему пришло в голову зашибить деньжат на случайном знакомстве с инопланетянином.

Измученный и загнанный безжалостными средствами массовой информации и толпой, падкой на негодяев, Чило умер куда раньше, чем мог бы,— и публика, любящая сотворять себе мелких кумиров, посмертно облагородила его образ. Похороны его были безумно роскошными, репортаж о них транслировали на всю планету, а также на все прочие планеты, принадлежащие людям и транксам. Сам Чило, вероятно, пожалел бы о такой куче денег, угроханных совершенно впустую.

Однако, по крайней мере, памятник, который возвели над его могилой, выглядел и вправду величественно.

Транксы вели себя скромнее. Весьма консервативное транксское учреждение, ответственное за представления, в обычной ситуации предпочло бы проигнорировать произведения поэта, прославившегося в первую очередь своими антиобщественными поступками, однако шумиха, которую люди подняли вокруг этих произведений, вынудила транксов оценить их по достоинству. Ибо стихи покойного Десвендапура были проникнуты воистину всепоглощающей силой и страстью.

Так и вышло, что Чило Монтойе, совершенно того не желавшему, досталась вся слава, к которой стремился преступный поэт Десвендапур. Чило посулили чудовищную сумму за его мемуары, и он с грехом пополам справился с ними, разумеется, не без помощи целой армии литературных негров. В изложении Монтойи история его знакомства с транксом-диссидентом приобрела трагически-героический оттенок. И даже несколько поэтичный, поэтому позднейшие поколения знали только, что причиной ускоренного развития транксско-человеческих контактов послужили убийца и поэт, но кто из них был кем — несколько подзабылось.

Итак, робкие, сдержанные попытки установить официальный контакт разлетелись вдребезги, и отношения между расами в одночасье продвинулись чуть ли не на полвека вперед — вопреки, а не благодаря усилиям благонамеренных, трудолюбивых и многоумных официальных лиц.

Впрочем, это не первый подобный случай. Историю зачастую творят именно совершенно незначительные личности, всецело сосредоточенные на своих мелких повседневных интересах и совершенно не интересующиеся тщательно продуманными планами высоких особ. Оно и к лучшему.

Если бы человечество предпочло завязать отношения с другой разумной расой, которая вступила с ними в контакт, вместо того чтобы закрепить официально сотрудничество с транксами, Содружество вполне могло бы и не возникнуть.

Что же касается двуличных а-аннов, когда они узнали, что транксы, их вечные соперники за овладение пригодными для жизни планетами, вступили в союз с обладающими значительной военной мощью, но совершенно непредсказуемыми людьми, их охватило возмущение, граничащее с яростью. Все стратагемы, рассчитанные на то, чтобы воспрепятствовать созданию такого союза, оказались бесполезны. И правительство императора обратилось за советом ко всем, у кого имелись какие-либо идеи насчет возможного выхода из создавшейся ситуации.

И, разумеется, лорд Гуудра Ап и барон Кеекиль ИН оказались тут как тут с готовым предложением…