"Моя сто девяностая школа" - читать интересную книгу автора (Поляков Владимир Соломонович)ПУШКИН, ЛЕРМОНТОВ И ЯМеня вызывали в учительскую. Я уже понимал, в чем дело. Я знал, что меня не будут хвалить. И я представлял себе, что мне там скажут. Я даже знал те слова, что я там услышу. Так и произошло. Наша классная наставница Любовь Аркадьевна встретила меня без приветливой улыбки, закрыла дверь учительской и сказала: – Я вызвала тебя, чтобы серьезно поговорить. "Начинается!" – подумал я. И началось. – О чем ты думаешь? Почему ты так плохо учишься? Что тебе мешает? – Мне ничего не мешает, – сказал я. – Отчего же ты так небрежно готовишь домашние задания? – Я их готовлю, – сказал я. – Но плохо. Вчера ты не ответил Марии Владимировне, на прошлой неделе ты подал пустой листок Вере Павловне, а на уроке пения ты разговаривал, а когда все пели "Мы кузнецы", ты только открывал рот, Людмила Александровна была вынуждена приостановить урок и сделать тебе замечание. – Она только и знает, что делать замечания. – Она знает и многое другое, но ты не даешь ей возможности спокойно вести урок. – Я не могу петь. У меня нет голоса. – Как же ты тогда болтаешь на уроках? – У меня голос не для пения. – Ты музыкальный мальчик. Ты ведь учишься дома музыке, я слышала, как ты в концерте играл "Веселого крестьянина" Шумана. Зачем ты говоришь неправду? – То на рояле. А петь я не могу. – Ты просто не хочешь. Мария Владимировна сказала, что ты не можешь решить простейший пример на сложение и вычитание. – На сложение могу, а на вычитание у меня не получается. – Значит, надо подтянуться. Попроси Марию Владимировну, она тебе поможет. – Мне уже ничто не поможет. У меня нет способностей к арифметике. Если хотите знать, Пушкин тоже не любил арифметику. А он стал великим русским поэтом. – С чего ты взял, что Пушкин не любил арифметику? – Я где-то читал… – Ну, допустим. Но зато Пушкин любил и отлично знал историю и географию. Он, между прочим, грамотно писал, знал превосходно французский язык, латынь и греческий… – Так ведь то был Пушкин. А я не Пушкин. – Что же ты на него ссылаешься? Я понял, что лучше мне молчать. – Вчера вы с Черновым напихали в карман Марии Германовны бумажки. Зачем вы это сделали? Видишь, ты даже не можешь объяснить. А что это за хулиганство на уроке немецкого? – Какое хулиганство? – Ты уже забыл? Ты подложил под стул Екатерине Петровне пробку от пугача, и, когда Екатерина Петровна села на стул, пробка выстрелила, и Екатерина Петровна так испугалась, что у нее было плохо с сердцем. – Я потом извинился. – Старый человек, у нее больное сердце. Как так можно? – Я извинился. – Извиниться проще всего. А нельзя не хулиганить в классе? – Наверно, можно. – Так вот: нужно это раз и навсегда прекратить. И надо серьезнее относиться к домашним заданиям, нужно быть внимательней на уроках, не болтать, не думать ни о чем постороннем и слушать объяснения педагога. Если чего-нибудь не понимаешь, надо спросить и записать. Я тебя вызываю в последний раз. В следующий раз я вызову твою маму. – У меня мама больной, нервный человек. – Ну, тогда вызову отца. – Папа тоже нервный. – Щади их нервы. И не ссылайся больше на Пушкина. Пушкин тебе не поможет. – А Лермонтов? – спросил я. – Он тоже не любил математику… – Где ты это прочел? – Я слышал. – Мне кажется, ты не то слушаешь. Вытри штаны, они у тебя все в мелу. И чтобы больше жалоб на тебя я не слышала. Да! Чуть было не забыла: мне сказали, что вчера ты курил в уборной… – Пушкин тоже курил, – сказал я. – Но Пушкин еще написал "Евгения Онегина", И хватит ссылаться на Пушкина. Если я увижу тебя курящим или услышу, что ты курил, я поставлю на педсовете вопрос о твоем пребывании в школе. Можешь ты мне обещать, что больше я тебя вызывать не буду? – Как это я могу обещать? Это вы можете обещать, что не будете вызывать. Любовь Аркадьевна махнула на меня рукой и сказала: – Иди, я не могу с тобой разговаривать. "Раз разговаривает, значит, может", – подумал я и вышел из учительской. Навстречу мне шел Леонид Владимирович. – Что? Попало? – спросил он. – Попало, – сказал я. – Такова жизнь. Она складывается из горестей и радостей. Знаешь, что я тебе посоветую? – Что? – Не забывай о том, что с каждым днем ты становишься старше, и чем дальше, тем труднее наверстать упущенное. Играй и озорничай на перемене, в свободное время, а в классе – учись. Он для этого и существует. – А Пушкин? – Что Пушкин? – Он ведь озорничал на уроках. Я сам читал. – Сперва озорничал, а потом понял, что надо серьезнее относиться к ученью, и перестал. Это было убедительно сказано, и я ответил: – Я тоже потом пойму и перестану. – Только нужно, чтобы это "потом" пришло скорее, а то может быть поздно. И еще мой тебе совет: не ссылайся на великих людей. У тебя нет для этого никаких оснований. |
|
|