"Моя сто девяностая школа" - читать интересную книгу автора (Поляков Владимир Соломонович)

"МАСКАРАД"

Это был культпоход. Всем классом мы пошли в Александрийский театр на "Маскарад" Лермонтова.

Так называлась пьеса.

Весь театр был красный в золоте. Красной была обивка кресел и барьеров лож. Золотом сияли спинки кресел, орнаменты на ложах и ярусах. Всюду горели свечи в золотых бра, и весь театр сиял и сверкал. А если добавить черные костюмы мужчин и разноцветные платья женщин в партере и в ложах бенуара, мерцание серег, колец, браслетов и блеск начищенных туфель, можно представить, что это было за зрелище!

Мы сидели в ложе второго яруса, как в лодке. Почему "как в лодке"? Потому что нас качало от этого обилия света, от мелькания драгоценных камней, от шелеста разговоров в зрительном зале. На сцене – любимые артисты Ленинграда – Юрьев, Вертинская, Тимме.

Я не буду вам рассказывать содержание. Вы, наверно, проходили "Маскарад" в седьмом классе и, конечно, помните, как господин Арбенин положил яд в мороженое своей жене Нине Арбениной. Сделал он это из ревности, и Нина Арбенина умерла, а он рыдал, и весь зал переживал это происшествие.

– Мне теперь почему-то совсем не хочется есть мороженое, а до этого "Маскарада" я могла за раз съесть четыре порции, – сказала Ира Дружинина. – А вообщето я могла бы и пять…

– А я десять, – сказала Тая Герасимова.

– А я и сейчас могу съесть двенадцать, – заявил Финкельштейн.

– Значит, ты толстокожий человек, – заметила Таня Чиркина, – тебя ничем не проймешь.

– Я вообще не верю в эту ревность, – сказал Финкелыытейн. – Отчего люди ревнуют? Оттого, что думают, что жена им изменяет. А если бы я думал, что моя жена мне изменяет, сказал бы ей сразу "ауфидерзейн!" – и ушел бы на все четыре стороны. Пусть делает все, что угодно, она мне не нужна.

– Значит, ты ее не любишь, – сказала Чиркина.

– А чего я ее буду любить, если она меня не любит? Такая любовь меня не устраивает.

– Думаешь, это так просто: взял и разлюбил! Сердцу не прикажешь, – сказала Берестовская. – Я когдато в детстве была влюблена в одного мальчика, а он любил одну мою подругу, и я узнала, что он был с ней на "Коте в сапогах", так я целую неделю спать не могла, до того мучилась и переживала.

– Женщины не стоят того, чтобы из-за них мучиться, – вмешался Коля Гурьев. – Надо и о себе подумать.

– О чем вы спорите? – спросила подошедшая к нам Любовь Аркадьевна.

– О ревности, – сказал я.

– Ревность – это результат мучительных сомнений. И возникает она в человеке от его подозрительности и неверия. Арбенину внушили, что Нина ему изменяет. Он доверился Неизвестному, который шантажировал его. Убеждена, что Арбенин по-настоящему не уважал Нину, иначе бы он не поверил обозленному Неизвестному. Он унизил свою жену ревностью и конечно же унизил этим чувством и самого себя. Из ревности люди часто калечат жизнь и себе и другим. Но я думаю, что вам еще рано об этом думать.

– Почему? – воскликнул Навяжский. – Мне, например, уже скоро будет пятнадцать лет. Когда мне сделается восемнадцать, я, возможно, выйду замуж.

– Не выйдешь замуж, а женишься, – поправила его Маруся Мошкович.

– Ну женюсь. Почему же мне рано думать? Лучше обдумать все заранее.

– А ты уверен, что будешь ревновать? – спросила Любовь Аркадьевна.

– Не знаю, – ответил Навяжский. – Но если ревнует такой человек, как народный артист Юрьев, то мне сам бог велел.

– Ревнует не Юрьев, а герой пьесы, которого он играет, – поправил Лебедев.

– Все равно. Ревнует умный, образованный человек; значит, мне образование тоже не поможет.

– Арбенин не учился в нашей школе, – сказал Розенберг. – И самое главное, он не читал Лермонтова и вполне мог не знать, что собой представляет это страшное чувство. Я убежден, что, если бы Арбенин учился в нашей школе и ему бы преподавала наша Мария Германовна, он никогда бы не стал ревновать и никакая баронесса и никакой Неизвестный не смутили бы его покой.

– И вот что я вам скажу, – заявил Старицкий, – давайте купим по порции земляничного мороженого и съедим его за здоровье Михаила Юрьевича Лермонтова, пока не закрыли буфет.